Текст книги "Сингапурская история - из 'третьего мира' - в 'первый' (1965 - 2000)"

Автор книги: Ю Куан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 60 страниц)

Прибыв в Гонконг для участия в конференции в июне 1999 года, я встретился там со многими обеспокоенными людьми, включая некоторых старых друзей и нескольких новых знакомых. Их анализ переживаемых проблем отличался ясностью, но решения этих проблем они не видели. Они указывали на то, что в заключительный период своего колониального господства англичане ослабили бразды правления. Не желая вступать в конфронтацию с населением и вызывать его протесты в результате проведения правительством непопулярных мер, они предпочитали уступать давлению различных групп населения. Так произошло, к примеру, в случае с водителями такси, которые угрожали забастовкой, когда правительство объявило о своем намерении запретить использование дизельных автомобилей в качестве такси для снижения уровня загрязнения воздуха. Это приучало людей сопротивляться жестким мерам, проводимым правительством, и отвергать их, организовывая протесты. Теперь же, когда Гонконг стал частью Китая, глава администрации города не обладал достаточным политическим весом, чтобы противостоять подобным действиям. В отличие от британских губернаторов, которые, как что-то само собой разумеющееся, получали поддержку от Законодательного совета, Дун Цзянь-хуа столкнулся с членами Законодательного совета, ни один из которых не чувствовал себя обязанным поддерживать его политику. Официальные лица его правительства также не располагали мандатом, полученным от избирателей, что помогло бы им отстаивать свои взгляды в том случае, если они вступали в спор с избранными членами Законодательного совета.

Попытка Паттэна укрепить демократически избранный Законодательный совет потерпела неудачу, – Законодательный совет, избранный, когда Гонконг еще находился под колониальным управлением, был распущен. Среди интеллектуальной элиты Гонконга существуют глубокие разногласия относительно путей дальнейшего развития города и того, как заставить работать существующую систему управления. Старая система управления, которую использовали англичане, ослабела и не способна справиться с новой политической ситуацией. С одной стороны, существует группа деловых людей, прагматиков и профессионалов, которые хотели бы установления нормальных рабочих отношений с правительством в Пекине. Поэтому они отчаянно сопротивлялись проводившейся Паттэном политике. С другой стороны, существует группа ученых, представителей средств массовой информации и специалистов, которые выступают за то, чтобы использовать сильную, основанную на конституционных мерах, систему защиты против любых притеснений со стороны Китая. Эти люди ратуют за организацию поддержки со стороны международного сообщества, особенно со стороны США, для оказания давления на Китай с целью добиться от него невмешательства в дела Специального административного района Сянган. Прагматики не желали ввязываться в политическую драку самостоятельно, вместо этого обращаясь за поддержкой к политикам, на которых они вряд ли могли положиться в отстаивании своих интересов перед Пекином. Это была трудная ситуация, в которой немногие были готовы к тому, чтобы взять ответственность за руководство городом на себя. Ведь сделать это означало бы смириться с реальностью, а именно: интересы Гонконга могли быть соблюдены лишь в том случае, если бы его лидеры завоевали доверие пекинского руководства.

Население Гонконга должно уладить существующие противоречия между различными социальными группами. Политики, играющие на стороне профсоюзов и рабочих, должны договориться с такими работодателями как Ли Кашин (Li Ka Shing); руководители и специалисты должны достичь соглашения с низкооплачиваемыми служащими относительно того, кто и какие налоги должен платить, кто и какие субсидии получать на здравоохранение, образование и жилье. Только после того, как удастся сбалансировать эти различные групповые интересы, жители Гонконга смогут подняться над тем, что их разделяет, сформулировать свои коллективные интересы и бороться за них, но только в качестве Специального административного района Китая. Эта задача является вдвойне сложной, ибо жители Гонконга не считают себя китайцами. Те из них, кто родился в материковом Китае, называют себя китайцами Гонконга, те же, кто родился в колонии, называют себя жителями Гонконга. Когда правительство Специального административного района предложило поднять над городом китайский государственный флаг и ежедневно исполнять во всех школах национальный гимн, 85% родителей были против этого. С другой стороны, во время десятой годовщины событий на площади Тяньаньмынь примерно 50,000 человек собрались на поминальную службу со свечами в руках. Я подозреваю, что они более опасались того, что могло случиться с ними в Гонконге, чем повторения того, что произошло на площади Тяньаньмынь. Напротив, когда разъяренные китайцы в Китае протестовали против бомбардировки американцами китайского посольства в Белграде в 1999 году, лишь горстка жителей Гонконга провела символическую демонстрацию у консульства США.

Одним из спорных решений, принятых Дун Цзянь-хуа, было обращение к Всекитайскому собранию народных представителей с просьбой о пересмотре решения гонконгского суда последней инстанции. Основной Закон Гонконга предоставлял право въезда и проживания на территории Гонконга детям жителей Гонконга, рожденным в Китае. Суд постановил, что дети жителей Гонконга, включая незаконнорожденных детей, а также дети родителей, родившихся в континентальной части Китая и впоследствии получивших право на проживание в Гонконге, имели право постоянно проживать в городе. Жители Гонконга были встревожены, когда правительство сообщило, что более полутора миллионов человек получат право на проживание в городе. В марте 1999 года государственный секретарь Гонконга по вопросам юстиции обратился за разъяснением этого положения Основного Закона к постоянному комитету ВСНП по делам Гонконга. Постоянный комитет разъяснил, что правом постоянного проживания в Гонконге обладали только дети, у которых в момент их рождения хотя бы один из родителей являлся жителем Гонконга. Юристы, ученые и средства массовой информации отнеслись к этому решению критически, опасаясь, что правительство, тем самым, создало прецедент для вмешательства ВСНП в их судебную практику. Но большинство людей не интересовалось юридическими тонкостями и поддержало действия правительства.

21 октября 1999 года, выступая на лекции, посвященной четвертой годовщине Института политических исследований Гонконга (Hong Kong Policy Research Institute), научного учреждения, выполняющего некоторые разработки по заказу правительства Специального административного района, я говорил о том, что проблемы переходного периода оказались сложнее, чем ожидалось. Поддерживаемый американскими и британскими средствами массовой информации губернатор Паттэн преподал Гонконгу интенсивный курс демократии и соблюдения прав человека. Цель этого курса состояла в том, чтобы "выгравировать" в умах людей принципы свободы слова, особенно свободы прессы, всенародных выборов с участием максимально широкого круга избирателей, "Билле о правах", защищающего основные фундаментальные права человека, понятие о верховенстве закона и независимости судебной системы. В конечном итоге, англичане хотели передать под юрисдикцию Китая такой Гонконг, в котором демократические изменения стали бы уже необратимыми. Это привело к тому, что многие в Гонконге полагали, что экономика позаботится о себе сама, что достаточно только обеспечить соблюдение прав человека и демократических норм, и все будет хорошо. А получилось все по-иному.

Как и жители любой другой страны, жители Гонконга обнаружили, что их наиболее насущными потребностями являлись выживание и благосостояние. Люди были разочарованы тем, что старая система, при которой каждый напряженно работал для собственного блага и практически каждый добивался успеха, больше не работала. Настроение и позиция людей изменились. Они должны были двигаться вперед. Поскольку предвыборная политическая деятельность не влекла за собой никакой ответственности, Законодательный совет превратился в место для политической рекламы с целью завоевания голосов избирателей на следующих выборах. Поскольку политические лидеры не несли ответственности за выполнение своих предвыборных обещаний, то эти обещания никогда и не подвергались проверке.

У Гонконга было два возможных пути вперед. Во-первых, законодатели могли занять более реалистичную позицию и начать работать в рамках Специального административного района Сянган, являвшегося частью Китая, тем самым, заявив о своем признании приоритета национальных интересов Китая. В этом случае Пекин, вероятно, позволил бы партии большинства придти к власти после 2007 года, когда конституция должна быть пересмотрена. В противном случае, Пекин возьмет упрямых политиков измором. До 2007 года у людей есть время, чтобы определиться, по какому пути следовать. Старый Гонконг уже стал историей, а его будущее зависит от того, каким образом народ Гонконга будет защищать свои групповые интересы.

В течение часа, отвечая на вопросы собравшихся в международном конференц-зале 1,200 представителей средств массовой информации, деловой и политической элиты Гонконга, я высказал очевидное: если Гонконг станет просто еще одним китайским городом, то он не представляет для Китая никакой ценности. Гонконг представлял интерес для Китая ввиду наличия в городе развитых общественных институтов, управленческих знаний, высокоразвитого финансового рынка, одинаковых правил игры для всех, а также благодаря космополитичному образу жизни в городе, использующем английский язык для ведения бизнеса. Это то, что делает Гонконг отличным от других городов Китая.

В Гонконге сталкиваются две противоположные тенденции. Чтобы быть полезным Китаю, город должен научиться работать с китайскими официальными лицами и понимать их образ мышления, а также экономическую и социальную систему страны, которая отличается от их собственной. Тем не менее, нельзя позволить, чтобы эти факторы стали оказывать определяющее влияние на Гонконг, иначе, он превратится просто в еще один китайский город. Он должен сохранить присущие ему характеристики, которые сделали его незаменимым посредником между Китаем и внешним миром, как это было во времена британского господства. Я ожидал, что мои жесткие заявления повлекут за собой критику со стороны средств массовой информации, но отношение аудитории было теплым, а средств массовой информации на следующий день – мягкой. Их сообщения заставили различные группы населения задуматься над выбором, который перед ними стоял. Они оказались в ситуации, совершенно отличной от той, которую предвидел Крис Паттэн, – "тяжелая рука" Китая совершенно не ощущалась. Напротив, мрачное настроение самих жителей Гонконга не позволяло им двигаться вперед, не давало поставить практически достижимые в новых обстоятельствах задачи и работать над их выполнением. Когда городом управляли британские официальные лица, у людей в Гонконге не было необходимости в том, чтобы действовать дружно и согласованно. Они были великими индивидуалистами и талантливыми предпринимателями, готовыми идти на большой риск, чтобы обеспечить высокое вознаграждение для себя и своей семьи. Теперь же, когда они столкнулись с серьезными альтернативами будущего развития, они обязаны сделать свой выбор в качестве особой группы китайской нации. В настоящий момент существует глубокая и широкая пропасть между стремлениями жителей Гонконга, желающими сохранить свою комфортную жизнь в процветающем городе с помощью демократической системы, и надеждами китайских лидеров, желающими видеть Гонконг не только безвредным, но и полезным для Китая.

На протяжении следующих 47 лет обе стороны должны стремиться к сближению друг с другом. Это может оказаться не таким сложным делом, как опасаются многие жители Гонконга. До того, как Китай и Гонконг станут единой страной в рамках одной общественной системы, вырастут еще два поколения людей. Если те перемены, которые произошли на протяжении жизни одного поколения людей после смерти Председателя Мао, будут продолжаться в том же темпе, то слияние Китая и Гонконга не должно быть таким уж трудным делом.

Глава 35. Тайвань: иная ипостась Китая.

Внешняя изоляция, в которой оказался Тайвань, побуждала его развивать связи с Сингапуром в первые годы нашей независимости. С другой стороны, мы также стремились не оказаться в полной зависимости от Израиля в вопросе подготовки наших вооруженных сил. Первоначальные дискуссии между нами начались в 1967 году. Правительство Тайваня прислало высокопоставленного представителя, который встретился с тогдашним министром обороны Сингапура Кен Сви и мною. К декабрю того же года Тайвань уже направил нам предложение об оказании помощи в создании военно-воздушных сил. Мы были очень заинтересованы в том, чтобы готовить наших летчиков и морских офицеров на Тайване, так как Израиль не мог нам в этом помочь. Министерство обороны Тайваня оказывало нам большую помощь, но время от времени они намекали нам, что, если их министерство иностранных дел узнает о помощи, оказываемой Сингапуру в оборонной сфере, то потребует взамен дипломатического признания в той или иной форме. Мы дали ясно понять, что по этому вопросу мы не сможем пойти на уступки.

Когда в 1969 году Тайвань открыл в Сингапуре "Торговое Представительство Китайской Республики" (Office of the Trade Representative of the Republic of China), то между нами была достигнута четкая договоренность, что этот обмен торговыми представительствами не являлся формой взаимного признания государств или правительств. Мы не хотели оказаться втянутыми в дебаты, касавшиеся требования руководства Китайской Народной Республики (КНР) считаться единственным полномочным правительством всего Китая, включая Тайвань. Когда в ООН проходило голосование по резолюции о приеме КНР в члены организации, делегация Сингапура проголосовала в пользу Китая, но воздержалась при голосовании по резолюции об исключении Тайваня из членов ООН. Наша политика должна была оставаться последовательной: мы считали, что существует "единый Китай", а воссоединение КНР и Тайваня является их внутренней проблемой, которую они должны разрешить между собой.

Развитие связей между Бюро национальным безопасности Тайваня (БНБ National Security Bureau) и министерством обороны Сингапура привело к тому, что Тайвань предоставил в наше распоряжение несколько летных инструкторов, техников и механиков, чтобы помочь наладить работу подразделения, занимавшегося обслуживанием самолетов. Когда в мае 1973 года директор БНБ Тайваня предложил мне посетить остров, чтобы встретиться в Тайбэе с премьер-министром Тайваня Цзян Цзинго, сыном президента Чан Кай-ши (Chiang Kai-shek), я согласился. Премьер-министр Чан и его русская жена встретили Чу и меня в аэропорту и отвезли нас в наши апартаменты в "Гранд-отеле". (Прим. пер.: в 1925 – 1937 годах Цзян Цзинго находился в СССР, где был известен под превдонимом "Николай Елизаров". Он окончил Университет трудящихся Востока, а затем работал в Свердловске на "Уралмашзаводе" в отделе кадров и редактором многотиражной газеты. Там он и познакомился с Фаиной Вяхревой, работавшей на заводе токарем и ставшей впоследствии его женой. В 1937 году супругам было разрешено вернуться в Китай). На следующий день мы полетели вместе с ним на "Боинге-707", предназначавшемся для официальных лиц, на авиабазу, где он устроил для нас длившиеся полчаса показательные полеты и воздушные бои. Затем мы вместе поехали на машине на расположенный на озере Сан Мун (Sun Moon Lake) курорт, где провели два дня, стараясь познакомиться друг с другом поближе.

Во время ужина в Тайбэе я встретился с министром иностранных дел, министром финансов, министром экономики, начальником Генерального штаба и директором БНБ Тайваня, и, таким образом, познакомился с ближайшими доверенными лицами и помощниками президента. Кроме хороших личных взаимоотношений с Цзян Цзинго, в основе наших отношений лежало то, что мы оба были антикоммунистами. Коммунистическая партия Китая была его смертельным врагом, а Коммунистическая партия Малайи (КПМ), которая была связана с КПК – моим смертельным врагом, так что у нас было общее дело.

Он плохо говорил по-английски, а его китайский язык (Mandarin) было тяжело понимать из-за сильного акцента, присущего уроженцам провинции Чжэцзян. Он понимал меня, когда я говорил по-английски и, используя мои знания китайского, мы смогли общаться без переводчика. Это было критически важно в налаживании личных контактов, которые позже переросли в хорошие личные отношения. Я рассказал ему о ситуации в Юго-Восточной Азии, о том, что соседи рассматривали Сингапур как "третий Китай", после КНР и Тайваня. Мы не могли отрицать наличия расовых, культурных и языковых связей с Китаем, но мы также боролись против малайских коммунистов, и это обнадеживало наших соседей на предмет того, что Сингапур не являлся "троянским конем" коммунистического Китая.

Позднее, наш торговый представитель в Тайбэе сообщил, что у премьер-министра Тайваня сложилось хорошее впечатление о Сингапуре и обо мне, – он был доволен, что ему удалось встретиться со мной. Одно обстоятельство, бесспорно, помогло нам: нас сопровождала наша дочь, которая тогда была еще молодой студенткой-медиком. Она получила образование на китайском языке и свободно говорила на нем. По ее поведению было сразу видно, что она – китаянка. Это оказало решающее воздействие на то, как Цзян Цзинго воспринимал меня, мою жену, мою дочь, и помогло нам определиться в отношениях между Сингапуром и Тайванем. В ходе последовавшего обмена письмами между Цзяном и мною завязалась близкая дружба.

Ни в Сингапуре, ни на Тайване в средствах массовой информации ничего не сообщалось о моем визите. Это было сделано по моей просьбе, чтобы избежать излишнего внимания и недовольства на международной арене.

Когда я снова посетил Тайвань в декабре 1974 года, премьер-министр Цзян Цзинго проявил личную заинтересованность в составлении программы моего визита. Он приказал выстроить для церемониального марша почетный караул, состоявший из моряков и морских пехотинцев, как это принято при встрече глав государств. Все это проходило безо всякой огласки. Он также лично сопровождал меня во время осмотра достижений Тайваня, включая строительство автомагистрали "Восток-Запад", пролегавшей через труднодоступные горные районы.

Во время этого визита я поднял вопрос о подготовке наших вооруженных сил на Тайване, потому что в Сингапуре для этого просто не было места. Мы уже обсуждали этот вопрос с тайваньскими военными за несколько месяцев до того. Цзян Цзинго отнесся к нашей просьбе с пониманием. К апрелю 1975 года мы достигли соглашения о проведении вооруженными силами Сингапура учений на Тайване под кодовым названием "Старлайт" (Exercise Starlight). Это соглашение, первоначально заключенное сроком на один год, позволило нам проводить учения пехотных, артиллерийских, бронетанковых частей и подразделений коммандос, рассредоточенных по всей территории Тайваня, на соответствующих полигонах. При этом мы платили только за то, что потребляли, и ничего сверх того.

У Цзян Цзинго было светлое, округлое лицо, он носил толстые роговые очки и был довольно полным. Он был спокойным, тихим человеком, разговаривал мягким голосом. Цзян не выдавал себя за интеллектуала, но обладал практичным умом и острым "социальным интеллектом". Он хорошо разбирался в людях и окружил себя заслуживавшими доверия людьми, которые давали ему честные, зачастую нелицеприятные советы. Он всегда тщательно обдумывал сказанное, не раздавал обещаний походя. Цзян Цзинго не мог свободно путешествовать заграницей, поэтому я был для него дополнительным источником информации о развитии ситуации в Америке и окружающем мире. Он задавал острые, продуманные вопросы об изменениях на геополитической сцене. Во время каждого моего визита на Тайвань он сопровождал меня в моих поездках по острову на протяжении трех-четырех дней. Так было до тех пор, пока в середине 80-ых годов состояние его здоровья не ухудшилось. Во время свободных дискуссий со мной Цзян Цзинго проверял на мне свои взгляды и оценки политических событий, сформировавшиеся у него в результате чтения информационных отчетов. Он остро чувствовал свою международную изоляцию.

В период с 1973 по 1990 год я посещал Тайвань один-два раза в год, почти всегда останавливаясь по пути в Гонконге. Наблюдать за экономическим и социальным прогрессом китайцев на Тайване, экономика которого ежегодно росла на 8-10%, было поучительно и вдохновляло меня. Начав с развития трудоемких производств, основанных на использовании дешевой рабочей силы: сельского хозяйства, производства текстиля, одежды, спортивной обуви, – Тайвань продолжал настойчиво двигаться вперед. Сначала на Тайване занимались пиратским переизданием дорогостоящих учебников по медицине, юриспруденции и другим дисциплинам, которые затем продавали по смехотворно низким ценам. К 80-ым годам эти учебники уже издавались по лицензии, на качественной бумаге и в твердых переплетах. К 90-ым годам Тайвань производил микросхемы, компьютерные платы, персональные компьютеры, портативные компьютеры (notebook) и другие высокотехнологичные продукты. Подобный прогресс я наблюдал и в Гонконге, – и в экономике, и в плане повышения благосостояния. Быстрый прогресс двух прибрежных китайских общин очень вдохновлял меня, я извлекал для себя полезные уроки и считал, что раз они смогли добиться этого, то и Сингапуру это тоже будет по плечу.

Китайцы на Тайване, свободные от смирительной рубашки коммунизма и централизованной плановой экономики, стремительно двигались вперед. На Тайване, как и в Гонконге, практически не было системы социального обеспечения, но, с началом проведения всенародных выборов в начале 90-ых годов, в этой сфере произошли изменения. Оппозиция в Законодательном собрании оказывала на правительство давление и заставила его ввести систему медицинского, пенсионного и иного социального обеспечения, что привело к тому, что государственный бюджет стал сводиться с дефицитом. В течение 90-ых годов, ввиду наличия в Законодательном собрании воинственной оппозиции, правительству было сложно ввести новые налоги, чтобы сбалансировать государственный бюджет. К счастью, тайваньские рабочие все еще относятся к своей работе лучше, чем их западные коллеги.

Цзян Цзинго и его министры больше всего гордились успехами в развитии образования. Каждый ученик на Тайване заканчивал, по крайней мере, девятилетнюю общеобразовательную школу, а к 90-ым годам примерно 30% учащихся заканчивали университет. Министр финансов Тайваня К.Т.Ли (K. T. Li) жаловался на "утечку мозгов". Начиная с 60-ых годов, из 4,500 выпускников университетов, ежегодно уезжавших в Америку для продолжения образования и обучения в аспирантуре (Ph.D.), возвращались примерно 500. По мере того как Тайвань становился все более развитой в экономическом отношении страной, К.Т. Ли задался целью привлечь лучших из них вернуться на Тайвань. Особенно это касалось тех, кто работал в ведущих исследовательских лабораториях и крупных МНК – производителях электроники. Он построил недалеко от Тайбэя научный парк и предоставил им льготные кредиты для создания собственных предприятий по производству полупроводниковых материалов. Это дало толчок развитию компьютерной индустрии на Тайване. Эти люди располагали контактами в американской компьютерной индустрии и приобрели знания и опыт, что позволяло им не отставать от последних достижений в данной сфере и успешно продавать свои изделия. Они опирались на инженеров и техников, получивших образование на Тайване. Среди двух-трех миллионов человек, которые бежали на Тайвань с генералом Чан Кай-ши, было немало интеллектуалов, администраторов, ученых и предпринимателей. Они были тем катализатором, который превратил Тайвань в мощную экономическую державу.

Тем не менее, представители элиты, прибывшие на Тайвань из континентального Китая, знали, что в долгосрочной перспективе их положение станет сложным. Они являлись меньшинством, составлявшим около 10% населения острова. Медленно, но неизбежно, в состав государственной бюрократии и офицерского корпуса вооруженных сил, первоначально состоявших из выходцев из континентального Китая и их детей, вливалось все больше коренных жителей Тайваня. Политический вес коренных жителей Тайваня должен был возрасти, это было только делом времени. Цзян и его высокопоставленные помощники понимали это. Они отбирали среди коренных жителей Тайваня тех, кого они считали наиболее надежными людьми, которые продолжали бы проводить их политику противостояния китайским коммунистам, но при этом не вели бы дело к образованию независимого, отдельного от Китая Тайваня, который предавался анафеме китайскими коммунистами.

К середине 80-ых годов представители молодого поколения высокообразованных жителей Тайваня стали занимать высшие должности в официальной иерархии. Мы отозвали нашего торгового представителя на Тайване, который был выходцем из провинции Чжэцзян – родной провинции Цзяна. Его место занял человек, который умел говорить на местном диалекте минь (Min-nan), – одном из диалектов провинции Фуцзянь (Fujan). На наших глазах возникал новый Тайвань. Мы поддерживали отношения с коренными жителями Тайваня, занимавшими должности в органах государственного управления, связанными с Гоминданом, но держались подальше от тайваньских диссидентов, выступавших за независимость острова. Их организации являлись нелегальными, и некоторые из них были посажены в тюрьму по обвинению в мятеже.

В середине 80-ых годов я заметил, что состояние здоровья Цзян Цзинго значительно ухудшилось. Он уже не мог сопровождать меня во время поездок по Тайваню. В ходе наших бесед я пришел к выводу, что американская пресса и Конгресс США оказывали на него нажим, требуя провести демократизацию политической системы. Цзян отменил военное положение и приступил к процессу демократизации. Его сын Сяо-ву (Hsiao-wu), который был торговым представителем Тайваня в Сингапуре, посвящал меня в планы своего отца. Я говорил Цзян Цзинго, что для обеспечения безопасности Тайваня ему следовало заручиться поддержкой со стороны не только президента Рейгана, но также со стороны американских средств массовой информации и Конгресса США, потому что Рейган сам нуждался в их поддержке. Позднее, Цзян разрешил организациям неофициальной оппозиции, которая была легальной, участвовать в выборах в Законодательное собрание.

Цзян Цзинго умер в январе 1988 года. Он пользовался огромным уважением внутри страны, что помогало ему справляться с теми общественными силами, которые развернули свою деятельность после отмены военного положения. Я присутствовал на его похоронах, на которые прибыли, чтобы воздать ему дань уважения, многие японские и американские лидеры, бывшие премьер-министры и высокие официальные лица. Тем не менее, никого из официальных лиц, занимавших должности в тот период, на похоронах не было. Это были похороны в традиционном китайском стиле. Его тело, как и тело его отца, Генералиссимуса Чан Кай-ши, было похоронено на временном кладбище около Тайбэя, чтобы храниться там до момента окончательного погребения в будущем в родном уезде в провинции Чжэцзян, к югу от Шанхая.

После этого к власти пришел вице-президент Ли Дэнхуэй (Lee Teng-hui). Я впервые встретился с ним, когда он был мэром Тайбэя, а позднее, губернатором одной из провинций. Иногда мы вместе играли в гольф. Он был компетентным, трудолюбивым человеком, проявлял уважение к старшим, а особенно к президенту и министрам – выходцам из континентального Китая. В то время он был дружелюбным, скромным чиновником. Он был высокого роста, с седеющими волосами, носил толстые очки и широко улыбался. До того, как назначить его на должность вице-президента, Цзян Цзинго рассматривал кандидатуры нескольких других коренных жителей Тайваня, входивших в руководство Гоминдана, но посчитал их менее подходящими людьми для этой должности. Я предполагал, что он, очевидно, был абсолютно уверен в том, что Ли Дэнхуэй был надежным человеком, на которого можно было положиться в деле продолжения политики Цзян Цзинго, который не вел дело к провозглашению независимости Тайваня.

На протяжении нескольких лет президент Ли Дэнхуэй продолжал проводить традиционную политику Гоминдана, заключавшуюся в признании "единого Китая" и отказе от провозглашения независимости Тайваня. Он решил заполучить поддержку достаточного числа представителей "старой гвардии" и представителей "новой гвардии", – выходцев из континентального Китая, – в составе Гоминдана, чтобы установить полный контроль над партией. Все занимавшие ключевые посты чиновники, которые не соглашались с ним или давали ему нелицеприятные советы, были вскоре смещены. В их число входили премьер-министр Хао Пейцун (Hau Pei-tsun) и министр иностранных дел Фредрик Ченфу (Fredrick Chien Fu), который в 1995 году высказывался против визита Ли в Америку. Ли Дэнхуэй провел быструю демократизацию политической системы, позволившую назначить на ключевые должности большее число коренных жителей Тайваня и укрепить его контроль над Гоминданом и страной в целом. Представители "старой гвардии" в Гоминдане давно говорили мне, что они предвидели эти перемены и считали их неизбежными. Тем не менее, они не предвидели того, как быстро президент Ли осуществит передачу политической власти 90%-ому большинству населения путем всенародных выборов в Национальную ассамблею (National Assembly) и Законодательное собрание. Он начал реформировать и саму партию Гоминдан, пока, в конце концов, многие члены не оставили ее, чтобы сформировать Новую партию (New Party), что серьезно ослабило контроль Гоминдана над властными структурами.

Как только президент Ли Дэнхуэй сумел консолидировать свои позиции, он стал высказывать свои мысли в выражениях, которые привели лидеров в Пекине к выводу, что ему хотелось бы удерживать Тайвань отдельно от Китая как можно дольше. В 1992 году президент Ли обнародовал свои условия воссоединения с Китаем. Под "единым Китаем" он понимал Республику Китай (Republic of China), а не Китайскую Народную Республику (People's Republic of China). Воссоединение нации, по его мнению, могло быть достигнуто только при условии существования "свободного, процветающего и демократического Китая", другими словами, коммунистический Китай должен был сначала стать таким же демократичным, как и Тайвань. Тогда я еще не знал, что это были жесткие, не подлежавшие обсуждению условия, а не стартовый пункт для переговоров.