Текст книги "Пловец"

Автор книги: Йоаким Зандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

20 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия

Никто не мог войти в Европарламент без личного приглашения человека с пропуском – бейджем, как он известен в Брюсселе. Он имелся у всех чиновников и даже у некоторых лоббистов. Бейдж Георга давал ему доступ в парламент по будням с восьми утра до шести вечера.

Без двух минут восемь он подошел к пропускному пункту и положил сумку на ленту. Он был бледен. Под глазами – темные круги. На лбу – капли пота. Вид у него был довольно помятый, как будто он всю ночь занимался боксом. И именно так он себя и чувствовал. В ту ночь после разговора с Рейпером пиарщик не сомкнул глаз. Ворочался в постели без сна и думал, что делать дальше. Но выбора у него не было. Отказать Рейперу было равносильно смерти. Рейпер засадил бы его в тюрьму. И тогда можно забыть не только о карьере в «Мёрчант-энд-Тэйлор», но и о свободе и вообще любой карьере. Нет, отказаться он не может.

С другой стороны, если он согласится, то окажется втянутым в новые преступления. Меньше всего ему хотелось зависеть от милости такого человека. Нет, эта мысль внушала ему страх. Но факт оставался фактом. Он на крючке у «Диджитал Солюшнс». Он их собственность.

В половине шестого он бросил попытки заснуть и отправился в душ. Судя по всему, его единственный шанс выполнить задание – оказаться в кабинете Клары до ее прихода. Джош дал ему электронную отмычку, которая может открыть любую дверь в парламенте и при этом не повредить замок.

– You can’t go wrong, buddy. It’s a cakewalk[12]12
  Ты справишься, старина. Это пара пустяков (англ.).


[Закрыть] – как два пальца об асфальт, – улыбнулся он, сверкнув белоснежными зубами. Георгу показалось, что американец над ним смеется.

Как и все мальчики, в детстве Георг мечтал стать шпионом. Мечтал тайком пробираться в чужие кабинеты, чтобы завладеть ценной информацией. Мечтал соблазнять красивых девушек. Мечтал передавать кейсы в темных парках. Устраивать слежку. Но теперь ему было страшно. И стыдно. Он чувствовал себя вором. Как это низко. Подло. Мерзко. Что, если он попадется? Что, если Клара придет на работу раньше времени? И что сделает с ним Рейпер, если Георг провалит задание?

Ему было известно, что ассистенты обычно приходят к половине девятого. А телефоны начинают трезвонить с девяти. Встречи тоже обычно назначают начиная с девяти.

Так что у него есть шанс. Георг почувствовал, как по спине струйкой стекает пот. Отвратительно.

Утром он тщательно изучил карту на сайте Европарламента, чтобы точно знать расположение офиса Буман. По опыту он знал, что вход в офисы европарламентариев со стороны коридора, но также можно перемещаться внутри между кабинетами.

Подняв сумку с ленты, он пошел к лифтам, чтобы подняться на шестнадцатый этаж, где сидели шведские социал-демократы.

В коридоре было пусто, как Георг и рассчитывал. Слышно было только приглушенный звук его собственных шагов по паласу.

Офис Буман располагался в конце коридора. Оглянувшись по сторонам, он достал из кармана электронную отмычку, полученную от Джоша. Она была похожа на бритвенный станок. Приделав продолговатую металлическую насадку, как показывал Джош, он включил прибор. Он завибрировал.

Руки у Георга дрожали. Рубашка прилипла к спине. Оглядевшись по сторонам, он достал из кармана пакетик с кокаином. Только одна дорожка. Чтобы успокоить нервы. Ну и что, что сейчас утро. Это экстренный случай. Внеплановая ситуация. Если бы не Рейпер и его банда, он бы не стал принимать наркотики утром. Никогда в жизни. Но кто на его месте поступил бы иначе? У Георга просто нет другого выбора. Он высыпал немного белого порошка на платиновую карточку «Американ Экспресс». И, зажав одну ноздрю, быстро втянул порошок другой. Реакция тела была незамедлительной. Он словно вернулся к жизни. Встрепенулся, сфокусировался. Взгляду вернулась ясность. Закрыв глаза, Георг покачал головой и вытер нос пальцами. Надо это сделать. Вперед.

Георг бросил взгляд на часы. Семь минут девятого. У него тринадцать минут. Надо спешить. Он вставил металлическую полоску в замок двери в кабинет Клары, нажал на кнопку и начал водить прибором вверх-вниз. Не прошло и двадцати секунд, как дверь пикнула и открылась. С замиранием сердца Георг толкнул дверь и вошел в кабинет. Оказавшись внутри, он тут же запер за собой дверь. Если кто-то придет, он сможет спрятаться в кабинете Буман, с которым комната Клары соединялась через дверь. Кабинет Клары выглядел точно так же, как все остальные кабинеты ассистентов в Европарламенте. Георг немало повидал таких офисов за годы, проведенные в Брюсселе. Конечно, отсюда открывался красивый вид. Но у него не было времени восхищаться видом.

Ноутбук Клары цвета металлик стоял на столе. Ура. Он был в спящем режиме. Георг поднял крышку. Осталось десять минут. Как только компьютер проснулся, Георг сунул в него флешку и кликнул на появившуюся иконку. Потом перетянул программу на рабочий стол. Программа запустилась. Джош раз десять показал ему, как это сделать. Еще минута. Теперь осталось прикрепить жучок к столу с внутренней стороны. Это было легко.

Он проделал то же самое со столом Буман и вернулся в кабинет Клары посмотреть, как дела с программой. И как только он поднес руку к флешке, Георг услышал, как в дверь вставили ключ. Не может быть! Ассистенты не приходят так рано. Он вырвал флешку, опустил крышку ноутбука и бросился в кабинет Буман. Стоило двери за ним закрыться, как Клара вошла в свой кабинет и в воздухе запахло духами. Ноги у него тряслись. Сквозь тонкую стену хорошо было слышно голос Клары. Она отвечала на звонок.

– Привет, Эва-Карин. Да, я на месте. Конечно, распечатаю. Увидимся через пару минут.

Черт, Буман тоже сейчас придет. Георг не знал что делать. Он стоял, словно парализованный. Огромных усилий воли ему стоило собраться с силами и принять решение. Он подошел к двери, стараясь не издавать шума. Осторожно повернул задвижку. С щелчком дверь открылась. Георгу этот щелчок показался громче выстрела. Нельзя было терять ни секунды. Слава богу, дверь была новая и не скрипела. Приоткрыв ее сантиметров на двадцать, он протиснулся в проем и вышел. Запереть дверь Георг не мог. Придется оставить все как есть и надеяться, что они решат, что уборщица забыла ее запереть прошлой ночью.

Георг поспешил к лифтам в конце коридора. Все время он ждал, что дверь за его спиной откроется и Клара начнет звать на помощь. Но ничего не произошло. Георг подбежал к лифтам и лихорадочно нажал сразу все кнопки. Самый дальний подал сигнал, двери открылись. Георг бросился к нему и чуть не врезался в Эву-Карин Буман.

– Sorry, I am so sorry[13]13
  Извините, извините, пожалуйста (англ.).


[Закрыть], – в панике пробормотал он по-английски, опуская глаза. Но Эва-Карин на него даже не смотрела.

Через три минуты Георг уже сидел на ступеньках слева от главного входа, опустив голову на колени, и тяжело дышал, пытаясь успокоиться.

«Чертов идиот, – думал он. – Что ты творишь?» Левой рукой он нащупал в кармане брюк пакетик с кокаином. Если кто и заслуживает дорожки после такого чудовищного утра, так это Георг. И плевать на доводы рассудка.

20 декабря 2013 года
Стокгольм

Габриэлла Сейхельман бегом пересекала фойе здания Административного суда на улице Тегелудсвэген. Взгляд ее сканировал экраны в поисках номера зала, в котором у нее должны были быть слушания. До начала было еще двадцать пять минут. Вчера до шести вечера она готовила своего клиента Джона Мбилу к его речи. Все должно пройти хорошо.

Но обычно перед слушанием в суде Габриэлле нужно было минимум полчаса, чтобы выпить чашку чая в одиночестве и настроиться на процесс. Габриэлла была суеверна и верила, что эти полчаса нужны ей, чтобы выиграть процесс. Обычно она заучивала все свои речи наизусть. Но все равно ей нужно было это время, чтобы сконцентрироваться на процессе и забыть обо всем остальном. И страшно даже представить, что будет, если лишить ее этих тридцати минут.

Габриэлла умела фокусировать внимание на работе. И она знала, что из всех трудоголиков в престижной адвокатской конторе «Линдблад ок Виман» она была самой усердной. И самой преданной. Никто не был так предан клиентам, как Габриэлла. Ради них она ложилась спать под утро. Ради них вскакивала ни свет ни заря. Габриэлла знала, что многие ей завидовали, когда она раньше своих старших коллег получила адвокатскую лицензию. Взлет Габриэллы по карьерной лестнице обещал быть стремительным.

Но она чувствовала, что начинает ненавидеть свою работу. Особенно ненавистна ей была мысль о том, что она постепенно превращается в одну из тех женщин, которых они с Кларой презирали, когда учились в университете. Карьеристку. Стерву, у которой нет личной жизни и нет интересов помимо работы. Когда Габриэлла в последний раз была в отпуске? А на дискотеке? Когда она танцевала всю ночь напролет? Флиртовала с парнями? Когда в последний раз испытывала другие эмоции, кроме страха, что недостаточно хорошо подготовилась к процессу, неправильно сформулировала письмо, мало уделила внимания клиенту, что привело к проигрышу? Когда она в последний раз слушала пластинки, которые так много раньше значили для нее, а теперь пылились в шкафу под грудой бумаг, увеличивавшейся с каждым днем?

Недавно Габриэлла стала испытывать приступы клаустрофобии. Ей казалось, что стены вокруг нее сужаются. Внутри она ощущала полную пустоту. Работать было все тяжелее. Все стало казаться бессмысленным.

Это пугало девушку, заставляя постоянно искать новые цели, полностью погружаться в новые дела, новых клиентов, работать на износ. Она говорила себе, что это необходимо. Что клиенты не могут без нее обойтись. Что когда она станет партнером, ей будет легче.

Красная рождественская звезда и белый электрический подсвечник на стойке рецепции за стеклом напомнили о том, что в понедельник Рождество. Боже мой. Габриэлла даже не заметила, как пролетела осень. Все, что она запомнила, это суды, полицейские участки и государственные учреждения. И свой кабинет. Подходя к стойке рецепции, она услышала, как ее окликнули:

– Габриэлла Сейхельман?

Она замерла, обернулась, чуть не поскользнувшись на гладких плитках пола. Кто-то протянул ей руку, чтобы девушка не упала.

– Вау! Какая вы стремительная, – произнес голос.

Габриэлла повернулась и улыбнулась, невольно покраснев.

Перед ней был мужчина лет пятидесяти на вид. Серые, коротко подстриженные волосы под черной шапкой, потертые джинсы на талии, рубашка из магазина «Дрессмен», короткая заношенная кожаная куртка. Полицейский в штатском. Никаких сомнений. У Габриэллы был на них нюх.

Не успела она рот открыть, как он уже достал удостоверение:

– Меня зовут Антон Бронзелиус, – представился мужчина. – Я из тайной полиции.

– И? – спросила Габриэлла, напрягаясь.

У нее нет на это времени. Совсем нет.

– У вас есть секунда? – спросил он. – Или, точнее сказать, я знаю, что есть….

Он посмотрел на часы на запястье.

– Я знаю, что у вас двадцать минут до начала слушаний – и я взял на себя смелость зарезервировать переговорную.

Габриэлла смотрела на часы. Девятнадцать минут.

Конечно, Йозеф будет готов. И он не ждет ее появления так рано. Но все равно она нервничала. Ноги под столом тряслись. Руки вертели телефон. Что, черт возьми, происходит?

Бронзелиус не терял времени. Не успели они войти в переговорную, как он положил на белый стол три вечерние газеты. Все переговорные были белыми. Это было хорошо известно Габриэлле, потому что она проводила в них больше времени, чем в своей собственной квартире в Васастане. Где тоже, кстати, были белые стены.

Все газеты писали об одном. Разные заголовки можно было передать одной фразой: «Шведа разыскивают по подозрению в убийстве в Брюсселе». «Экспресен» между словами «шведа» и «разыскивают» вставил «террориста». «Афтонбладет» предпочел «элитный солдат». «Идиоты, – подумала Габриэлла. – Элитный солдат – это же интереснее, чем террорист».

– Вы слышали об этой истории? – спросил Бронзелиус.

– Да, я читаю прессу, – сказала Габриэлла. – Я видела и эти статьи. И в интернете тоже. Но дальше заголовка я не читала.

Бронзелиус кивнул.

Этот полицейский внушал ей доверие. В нем чувствовалось желание защищать. Габриэлла немного успокоилась.

– То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Это секретная информация. Полагаю, вы как адвокат знаете, что это означает.

– Да, я знакома с профессиональной тайной, – устало улыбнулась Габриэлла.

– Террорист или элитный солдат, в зависимости от того, что вы предпочитаете, это Махмуд Шаммош, – объявил он.

20 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия

Клара откинулась на спинку стула и повернулась так, чтобы видеть фантастический вид, открывавшийся из ее офиса на шестнадцатом этаже. Ей хотелось вырваться из плена этого кабинета, убежать прочь от компьютера, прочь от заметок после встречи с Эвой-Карин. Утро выдалось холодным, и небо было ярко-голубым, без единого облачка.

Дым, поднимающийся из труб, застывал в воздухе белыми клубами. Солнце светило так ярко, что слепило глаза. Клара опустила взгляд, но солнце было повсюду, отражаясь в стеклянных зданиях Европарламента. Клара потерла слезящиеся глаза. В такие дни казалось, что все начинается сначала. Словно земля повернулась на несколько градусов или вселенная вдруг расширилась. У Клары было ощущение, что она проснулась в чужом теле, с которым ее не связывали никакие воспоминания. Когда Клара была подростком, каждый день был у нее таким. Наверное, так со всеми подростками. Клара зажмурилась и смахнула со щеки слезу.

После того как Клара перевернула снимок, она еще долго неподвижно сидела на кровати, уставившись в белоснежную стену. Она глубоко дышала и думала о словах дедушки: «Скалы и камни. Вот из чего сделаны мы в шхерах». Скалы и камни.

Она снова посмотрела на черно-белое фото. Какие красивые. Все трое.

Девочке на вид три года. Счастливая, она сидит на плечах у Кирилла. Ее длинные волосы перепутались с его короткими кудрявыми. Большие темные глаза смотрят прямо в камеру. Кирилл с голой грудью тянется вверх, чтобы поцеловать дочку в щеку. Рядом с ним, обняв его за талию тонкой гладкой рукой, стоит женщина – такая свежая и отдохнувшая, какой только можно быть во время отпуска с семьей. От ее красоты захватывало дух. Аккуратный носик, пара веснушек, выгоревшие на солнце светлые волосы, летний комбинезон и загорелые ноги. Она могла бы быть моделью. А может, она и есть модель. Они стоят на морском берегу на фоне волн. Картина типичного французского семейного счастья.

Сколько она просидела со снимком в руках, борясь с желанием швырнуть его в стену так, чтобы стеклянная рамка разлетелась на тысячи осколков. Но в конце концов Клара спокойно убрала снимок обратно в ящик, поднялась с постели, оделась, сунула телефон в карман и пошла на работу.

Скалы и камни.

Когда телефон на столе зазвонил, она сначала не хотела брать трубку. Ей не хотелось лицемерить с Эвой-Карин. У нее не было на это сил. Но после седьмого сигнала она все-таки решила, что лучше ответить.

– Да, – сказала она в трубку.

– Вас спрашивает господин Муди, мадемуазель Вальден, – сказала секретарша с рецепции по-французски.

У Клары перехватило дыхание. В воздухе словно пропал весь кислород. Сердце забилось быстрее.

– Клара? – раздался голос. – Это ты?

Его голос был выше, чем она его помнила. Тон встревоженный, нервный. Клара попыталась сделать вдох, но это было нелегко.

– Муди, – прошептала она.

Тишина. Клара нарушила ее первой.

– Давно не виделись.

Она слышала дыхание на другом конце провода. Прерывистое. Нервное. С ним явно что-то было не так.

– Мне нужно тебя увидеть, – сказал Махмуд.

Его голос. Нервный и напряженный. Кларе стало стыдно. Она так и не ответила на мейл. Не потому что не хотела, а потому что не знала, что ответить.

– Сейчас? – спросила она. – Ты в Брюсселе?

– Ты можешь выйти из кабинета?

– В чем дело, Муди? Что-то случилось?

– Я не могу рассказать по телефону. Можем увидеться?

Клара задумалась. Судя по всему, это что-то важное.

– Окей, – сказала она. – Можем. Где и когда?

Весна 1994 года
Штаб-квартира ЦРУ
Лэнгли, Вирджиния, США

Мы все под подозрением. Более того – виновны, пока не доказано обратное. Слоняемся по коридорам, как тени. Тени теней теней. Немногие осмеливаются обмениваться многозначительными взглядами поверх стопок с бумагами и жужжащих компьютеров. Разговоры у кулера ведутся шепотом. Никто никому не доверяет. Все тщательно подбирают слова. Фигуранты расследования ходят, потупив взгляд, словно на груди у них нашита желтая звезда или на шее – оковы. В столовой они едят в одиночестве, не поднимая глаз от подноса. Думают о пенсии, о невыплаченном кредите за обучение, о допросах, подозрениях. Но никто не отваживается заговорить об этом вслух. Но страх читается на лицах.

Всего пару недель назад они арестовали Олдрича Эймса[14]14
  Олдрич Эймс – скандально известный двойной агент, работавший на КГБ. Джин Вертефеуилл – руководитель отдела ЦРУ, разоблачившего шпиона.


[Закрыть]. Вертефеуилл и ее отдел теток и пенсионеров на третьем этаже догадались, что в Лэнгли завелся «крот». Свой собственный Филби. Предатель. Ради чего проще предать Родину – ради денег или идеологии? У кулера шепчутся о деньгах.

Здание наводнено агентами ФБР. Полицейские в темных деловых костюмах. С таким же успехом они могли надеть форму, потому что здесь все носят рубашки и чиносы. Им ничего не известно о нас, о нашей работе. Это просто смешно. Детекторы лжи не работают с теми, кто не может отличить ложь от правды и для кого это различие уже давно утратило всякое значение.

Я не удивился тому, что они пришли и ко мне тоже. Когда они вошли, не постучавшись, я не поднял глаз. Их древние как мир методы работы мне хорошо знакомы.

Усталый мужчина моих лет, явно нуждающийся в том, чтобы подстричься и сбросить десять килограммов, которые легко доведут его до инфаркта. И инфаркт, судя по одышке, не за горами.

А с ним новичок в новом костюме. Острые скулы. Его так и распирает от тестостерона.

– Если ты все нам расскажешь, всем будет проще, – говорит новичок, буравя меня взглядом. Интересно, когда он выпустился из академии? – Мы всё знаем, осталось только заполнить некоторые пробелы.

Мужчина постарше садится на протертый стул со стальными ножками и поднимает глаза к потолку, обитому звукоизоляцией. Старый трюк. Бросить в лицо обвинения. Вывести объект из равновесия. Посмотреть на реакцию. Хорошо работает и в наркопритоне в Бронксе, и в офисе на Уолл-стрит, где у несчастного брокера, торгующего инсайдерской информацией, уже бы сердце ушло в пятки.

Но не здесь. Не в Лэнгли. Не с теми, кто придумал этот метод. Не с теми, кто лжет красноречивее, чем говорит правду. Не с теми, кому в кои-то веки нечего скрывать.

Четырнадцатью часами позже я сижу с электродами, прицепленными к телу, перед пожилым специалистом по детекторам, по лицу которого видно, что он заранее сомневается в успехе этого предприятия. Но мы должны играть наши роли в этом бессмысленном спектакле. С формальностями и контрольными вопросами покончено. Адрес, командировки, развод, алкоголь.

– Вы впервые стали объектом расследования? – спрашивает специалист, не отрывая глаз от экрана.

– Нет, – отвечаю я. – Я уже проходил по расследованию в 1980–1981 годах. Меня отстранили на пару месяцев, потом вернули, но держали в офисе до 1985.

– Вы знаете почему?

– Да, личные обстоятельства привели к тому, что я скомпрометировал себя и операцию, в которой участвовал, работая под прикрытием.

– Что за обстоятельства?

Он поднимает на меня свои серые собачьи глаза.

– Не знаю, имеете ли вы доступ к этой информации, – отвечаю я.

– Считайте, что имеем, – отвечает он.

– Прошу прощения за неудобства, но я не имею права ничего считать. Руководство засекретило эту информацию, и если вы не располагаете к ней доступом, я не вправе вам ничего говорить.

Я стараюсь быть любезным.

Он просто пешка. Динамик, передающий вопросы, которые кто-то написал для него.

– Какой был результат расследования?

– Я вернулся к работе. Полагаю, что в моем досье есть соответствующая формулировка. Сам я ее не видел.

Удовлетворившись ответом, он снова задает вопросы. Спрашивает имена, даты. Друзья. Коллеги. Я отвечаю по мере возможности.

– 15 января 1985 года, Стокгольм, – говорит он наконец.

– Окей, – отвечаю я.

– Вы остановились в отеле «Лорд Нельсон». Ваш самолет обратно через Лондон должен был вылететь после обеда.

Он смотрит в бумаги.

– 16:15. Вы взяли напрокат «Вольво» под фальшивым именем в 8:30 и вернули машину в аэропорту в 14:30. Помните?

– Помню. Там было холодно, – отвечаю я.

– Шесть часов в машине. Куда вы поехали?

Я смотрю на часы.

– Это было десять лет назад. У меня было свободное время. Я взял напрокат машину и поехал кататься. Куда? Кажется, на север вдоль побережья. Мне хотелось побыть одному.

– Вы сбросили слежку, – говорит мужчина.

– Старая привычка. Я избавляюсь от хвоста, даже когда еду в Макдоналдс.

Улыбка мелькает у него на лице. Еще десяток рутинных вопросов, и все закончено. Мы пожимаем друг другу руки, зная, что это расследование закончено.

Я возвращаюсь в кабинет. Весеннее солнце между голых ветвей, шум дороги.

Я закрываю глаза, вспоминаю Стокгольм. Сначала паром от парка аттракционов. Потом обещания жизни и смерти.

Помню пустоту. Помню слова усталой сотрудницы посольства. Помню «Вольво». Помню, как сбросил хвост. Помню, что арендовал машину через третьи руки. Помню, как поехал на юг, а не на север. Помню, что было темно. Помню некрепкий кофе и сухую булку на автозаправке. Помню, как шел снег. Помню, как бесшумно двигалась машина. Словно во сне. Помню, как я приехал в деревню на побережье под названием Аркесунд.

Помню, как вышел из машины, прошел мимо продуктовой лавки с заколоченными окнами, мимо желтых деревянных коттеджей. Помню тишину, нарушаемую только хрустом снега под подошвами. Помню, как стоял на причале, и, прикрыв глаза рукой, смотрел на море, затянутое льдом. Помню, как падал снег, как слепила глаза белизна. Помню, как я произнес имя дочери. Помню слезы, застывшие на щеке. Я был так близко, как только можно было. И я прошептал льду, морю, ветру: я вернусь.

Помню, что не собирался исполнять обещание.

Помню, что, когда я шел обратно к «Вольво», снегом замело следы. Помню ощущение пустоты внутри, отсутствие контекста, мотива. Все мое существование было лишено смысла. Я едва волочил ноги по снегу.

Вечером по дороге домой я заехал в бассейн, но обнаружил, что забыл плавки. Я все равно вошел. Там было пусто. Только двое пожилых мужчин кролем рассекали зеленую хлорированную воду. Я присел на холодный кафельный пол и облокотился на стену. За окном видно было, как хлопья снега медленно опускаются на влажную землю. Я закрываю глаза и переношусь на озеро. Я иду по льду, покрытому глубоким снегом. Белизна слепит глаза. Ветер кусает щеки. От моих шагов остаются глубокие следы, и как я ни стараюсь, мне не удается их замести.