Текст книги "Преисподняя"
Автор книги: Ясутака Цуцуи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Облаков нет, но всё затянуто дымкой. Земли не видно. Только ровная желтоватая пелена. – Он откинулся в кресле и снова закрыл глаза.
Идзуми не очень представлял, кто управляет самолётом, но он летел ровно и бесшумно – двигателей было не слышно. Спустя какое-то время самолёт, похоже, пошёл на снижение. Может, сейчас объявят, где мы садимся, подумал Идзуми. Но интерком молчал. Вдруг последовал мягкий толчок – самолёт приземлился. Идзуми не был пристёгнут, самолёт ещё двигался к месту стоянки, а он уже встал и потянулся.
– Похоже, прибыли, – констатировал человек начальственного вида, сидевший на три ряда впереди. Он поднялся, кивнул Идзуми и улыбнулся. Пассажиры приветливо обменивались репликами – они умерли вместе, и это их сблизило. Вели себя, как одна семья или близкие друзья.
Подошёл парень, похожий на инженера, и сказал:
– Вон здание аэропорта. Но что-то никого не видно.
Самолёт остановился, но большинство пассажиров оставалось на своих местах, кто-то ещё дремал, кто-то ёрзал в кресле.
– Ну что, выходим? – предложил Идзуми и двинулся к выходу вслед за начальником и инженером. Из багажа у него была только сумка.
Дверь самолёта была открыта, и, выйдя наружу, Идзуми убедился, что сосед его не обманул – снаружи колыхался тусклый жидкий туман. Ни ветерка, воздух неподвижный и тёплый. Идзуми спустился по трапу и огляделся. Кругом ни души, никаких признаков жизни. Странно! Кто же тогда трап подогнал? Терминал аэропорта представлял собой трёхэтажное стерильное здание без малейших признаков декоративности, отмеченное лишь одной неоновой вывеской – «ПРЕИСПОДНЯЯ». Малиновые буквы горели, хотя был день. Ну конечно, подумал Идзуми. Это же не реальный мир. Здесь что угодно может быть. Втроём они не торопясь двинулись к терминалу.
– Я был генеральным директором пищевой компании, – сообщил о себе мужчина средних лет, который несколько минут назад на чём свет стоит костерил управление пищевой гигиены. – Мы делали супы быстрого приготовления уже много лет, а в последний год выпустили новую линейку. Суп пикантный. Заливаешь кипятком и пьёшь в обед вместо чая. Сначала сделали мягкий, с лёгким привкусом консоме. Совсем не острый. Перец, как вы знаете, может вырабатывать привыкание. Пошли вполне приличные продажи. Потом выпустили среднеострый. По названию – «средний», но на деле получился острый, даже очень. Он продавался ещё лучше «мягкого», и мы решили запустить ещё и настоящий острый – «спайси». От него действительно пожар во рту. Мы поставили его на поток полгода назад, и успех превзошёл ожидания. В точку попали. Люди на него подсели основательно – стали пить утром, днём и вечером. По всей Японии расходился. И вот какие-то сопляки начали жаловаться, что у них, видите ли, в горле першит от этого супа. Управление тут как тут: раз! – нам предупреждение. Ну, мы перестали его делать и перешли обратно на «средний». Но его уже никто не хотел покупать. Фирма оказалась на грани банкротства, и я поехал во Францию посмотреть, может, туда можно что-то продавать. И вот по пути домой такое дело! Повезло, а? – Он сделал паузу и хмыкнул. – Но теперь я покойник и плевать на всё хотел. Как я мог тратить жизнь на эту идиотскую жратву?!
– А у меня была архитектурная фирма, – сказал похожий на инженера парень. Это он распинался в самолёте о садах-городах, которые запихивал в ящики. – Мы проектировали жилые здания. У меня мечта, чтобы в ста городах по всей Японии построили дома по моим проектам. В двенадцати уже построили. Это моя гордость. Например, строится где-то здание по моему проекту. Я делаю макет всего квартала, а посредине – мой дом. Вся конструкция – в специальном ящике. У меня в офисе уже двенадцать таких стоит. Кто-то приходит – я открываю крышку и показываю. И вот как-то я открыл тринадцатый ящик – пустой, там ничего ещё нет – и… увидел синее море, а по нему волны катятся… галлюцинация, что ли, случилась – не знаю, но я так удивился… проверять не стал, побыстрее закрыл крышку. А ведь, похоже, это был знак, что мой самолёт упадёт в море.
Закончив рассказ, парень весело улыбнулся и махнул рукой.
– Теперь-то я понимаю, какая это всё ерунда. Я был как ребёнок, наивный и эгоистичный. Мне всегда хотелось выпендриться, отличиться за счёт других. Что же удивительного, что в конце концов я оказался в таком месте.
Пришла очередь Идзуми. Пока он рассказывал свою историю, попутчики дошли до безликого здания терминала. Внутри оказалось пусто. Ни демонов, встречающих у ворот в ад, ни даже иммиграционного контроля. Лишь несколько человек, видимо, сотрудники аэропорта, маячили в разных концах просторного вестибюля. Ни магазинов дьюти-фри, ни киосков, ни других пассажиров.
– Добро пожаловать в аэропорт Преисподней! Здесь вам не понадобится паспорт, – проговорил Идзуми. Его спутники громко рассмеялись и, пройдя через вестибюль, вышли наружу.
Идзуми оказался на широком проспекте в самом центре квартала, застроенного офисными зданиями. Его компаньоны куда-то исчезли. И пешеходы, и машины – всё вокруг выглядело точно так же, как в реальном мире. Совсем не похоже на ад. Он вызвал в памяти лица людей, умерших раньше него. Быть может, он встретит кого-то из них здесь, в этом мире, подумал Идзуми и не спеша зашагал по тротуару.
Маюми Сибата и Ёсио Торикаи хотели нажать кнопку лифта, чтобы закрыть двери, но не успели – репортёр с выпирающими вперёд зубами и фотограф вломились в кабину следом за ними.
– Убирайтесь отсюда! – рявкнул Торикаи, но репортёр только покачал головой и по-идиотски засмеялся.
– Мы же дебилы. И нам на твои слова наплевать. Действуй! – обратился он к дюжему фотографу. Тот оттолкнул Торикаи и защёлкал камерой перед самым носом Маюми.
– Нет! Нет! Прекратите! – закричала она.
– Отвали от неё! – гаркнул Торикаи, отпихивая фотографа в сторону.
Репортёр двинул Торикаи в бок, завязалась потасовка, и все четверо повалились на пол. Двери закрылись, и лифт поехал вверх – видимо, кто-то его вызвал. Тридцать четвёртый этаж… тридцать пятый… Схватка между тем продолжалась.
– Думаешь, раз корчишь из себя писателя, можешь так обращаться с прессой, журналистов дебилами обзывать? Погоди, декадент! Вот выйдет статья – ты у меня вспотеешь, когда все узнают, что ты за тип! Ещё пожалеешь!
– Скандалист гребаный! Черепаха кривозубая! Бандитская рожа! Вся литературная пресса встанет на мою защиту! Это я про тебя напишу! Узнаю, как тебя зовут, и тебя на пушечный выстрел больше к прессе не подпустят!
– Как только такая куколка с тобой связалась? Просто не представляю. Даже завидно. Вот вы у меня где, голубки! На плёночке! Семейному гнёздышку твоему конец, а когда всё это дерьмо вылезет наружу, вы с милочкой друг дружке в горло вцепитесь! Вот будет картина! Живая гравюра – писатель в роли героя-любовника!
– А-а-а! Не надо, не надо! – заголосила Маюми. – Всё так замечательно было! Не губите мою карьеру! Теперь все на меня набросятся – и менеджеры, и продюсеры! Сразу перестанут приглашать – ни в программу, ни в рекламу не пробьёшься! Я всё сделаю! Только не надо!
Ополоумев, она наобум заколотила кулачками по кнопкам. Лифт дёрнулся и остановился, одновременно включился пронзительный сигнал тревоги. Свет в кабине погас, замигали жёлтые аварийные лампочки.
– Ты что творишь?! – заорал репортёр.
– Мы сейчас вниз упадём! – подхватил фотограф.
– Ну и что? Ну и пусть! – не прекращала истерику Маюми. – Умирать, так с музыкой! И вы все тоже со мной! Аха-ха-ха-ха! – От её маниакального смеха у мужчин по спине побежали мурашки.
– Возьми себя в руки, Маюми! – попытался успокоить её Торикаи.
– Эй! Кончай это дело!
Сигнал смолк, лифт тут же затрясся и вдруг провалился. Маюми с криком «уй-я-я!» вцепилась в Торикаи, лифт снова дёрнулся и застыл на месте. На табло загорелась цифра «30», но лифт продолжал трястись, словно давая понять, что может в любой момент сорваться вниз. Снова раздались крики ужаса. Кричали все.
– Что меня дома ждёт? – вопил фотограф. – Жена – вылитая Годзилла, трое сопливых детей! Надоело это рабство! Капитализм, все эти газетёнки… как собачка на поводке… да пошло оно всё к чёрту! Сдохну – и делу конец! Но перед смертью я бы трахнул разок эту цыпочку. Вот был бы полёт!
Он бросился к Маюми, она вцепилась ногтями ему в лицо и завизжала:
– Хватит с меня этого кошмара! Я только что купила двойную кровать, всего назаказывала из весенней коллекции «Шанель»! А теперь умирать? Нет, этого быть не может! Я хожу в лучшие косметические салоны, к лучшим парикмахерам, столько за пластику выложила, и ради чего? Чтобы умереть рядом с таким потным старым говнюком?! Убери руки! Меня от тебя тошнит!
Тем временем репортёр и Торикаи сцепились, готовые задушить друг друга.
– Мой стиль – сентиментальный романтизм Сюгоро Ямамото![26]26
Сюгоро Ямамото (1903–1967) – японский писатель, автор популярных приключенческих рассказов для детей, а также исторических повестей.
[Закрыть] Я придам ускорение всему литературному миру, стану королём японской литературы! Все актрисы будут моими! И вдруг умереть вместе с такой мразью, как ты!
– Ну ты полегче, трепло! У тебя же мания величия! Из кожи вон лезешь, чтобы прославиться. Больше тебя ничего не интересует. Писателя из себя воображаешь! Бьюсь об заклад, у меня в колледже отметки лучше были! Сдохнем – так сдохнем, мне до лампочки! Всё равно жизнь собачья, как ни крутись! Но ухо я тебе перед смертью откушу! Вот этими самыми зубами!
– Ах ты, хорёк! Переносчик заразы! Мутант! По барам таскаешься, на девчонок слюну роняешь. А они на тебя плюют, потому что ты неполноценная тварь! Удовлетворить себя не можешь. Занялся бы онанизмом, всё лучше, чем за известными людьми охотиться!
Рассыпая снопы искр, лифт снова провалился вниз. Все четверо завыли во всё горло, лифт с глухим стуком остановился. Люди корчились на полу кабины в полном мраке, точно зомби на дне могилы. На каком они этаже? Никто не знал – табло погасло. Охваченным паникой пассажирам лифта казалось, что сердце вот-вот выскочит из горла. Возможно, им предстояло умереть вместе, и они испытывали друг к другу необъяснимую смесь ненависти и любви.
– Мама, мы уже умерли?
– Нет! Нет! Нет! Уберите от меня эту тварь!
– Улыбочку! Улыбочку, Мопассан!
– Это всё брехня и мешанина!
– Родителей своих предаёте, обыватели!
– Помогите! Он меня изнасиловать хочет!
– Что, смерть? Нирвана?
– О мой бог!
– Амен! Мисо рамен![27]27
Разновидность японской лапши.
[Закрыть]
– Поминальные танцы и песни в сумерках…
– Когда же зацветёт пурпурный лотос?
– Такая серьёзная утрата…
– Не прижимайся ко мне своим поганым хером!
– Но если я умру…
– Неужели её воспоминания тоже умрут?
– Я всегда был на месте событий.
– Король львов спит.
– Кто будет меня помнить?
– Здесь граница между жизнью и смертью?
– Опять застряли на полпути! Сколько можно тянуть?!
– Звёзды в кучу сбились и пляшут!
– Вон вдоль берега собака бежит!
– Я больше терпеть не могу, сейчас лопну!
– Кто-нибудь нас спасёт!
– Нет, нет! Не могу больше!
– Ты можешь сломать двери?
– Чем? Пальцем?
– Может, попробовать их выбить?
– Не надо! Не надо!
– От тряски кабина обвалится!
– Похоже, снаружи никого нет.
– Эй, есть там кто?
Окончательно отчаявшийся репортёр заколотил кулаками в двери, и лифт снова полетел вниз, с оглушительным рёвом набирая скорость.
– Нет! Остановите!
– Всё? Конец?
– Прощай, чёрный дрозд!
– Боже милосердный, на тебя уповаю!
– Мы сейчас умрём!
В этот миг включилось электричество, осветив искажённые ужасом лица людей, забившихся в углы кабины, и лифт остановился.
– Что случилось? Почему остановились?
– Мы уже в самом низу?
– Я думал, будем падать вечно.
– О, боже! Посмотрите-ка, – проговорила Маюми, указывая на табло.
Все подняли головы и застыли. На табло горели три шестёрки – «число зверя».
– Не может быть шестьсот шестьдесят шесть этажей под землёй! Это электроника не выдержала удара.
– Давайте как-нибудь откроем двери.
– Не надо! Не надо! Это ад!
Мужчины, объединившись, попросили Маюми не говорить глупостей и попробовали раздвинуть двери, но лишь впустую скребли ногтями по металлу. Двери так и не двинулись. Обескураженные пленники лифта переглянулись и тяжело опустились на пол. Наконец Торикаи сглотнул и выдавил:
– Я думаю, мы уже умерли.
Фотограф с шумом выдохнул и произнёс без всякого выражения:
– Вот оно что? Все мои желания, всё, что меня беспокоило, – всё ушло. Я ничего не чувствую. Это доказывает, что я умер.
– Точно. И со мной то же самое, – кивнул в знак согласия репортёр.
– Что вы такое говорите?! – возмутилась Маюми. – Лично я – очень даже живая. У меня полно всяких желаний. Я ещё столько всего хочу сделать.
Мужчины переглянулись.
– Бабы есть бабы! – воскликнули они в унисон.
– Им и смерть нипочём. Грешные создания.
– Не могут отказаться от мирской суеты.
– Потрясающе!
– Такие упрямые!
Все трое рассмеялись.
– Разве это не доказывает, что я жива? Это вы погибли. А я одна спаслась!
Маюми сердито топнула, и в тот же миг двери мягко и бесшумно отворились. Перед ними был гостиничный холл, который с виду совершенно не изменился. Постояльцы отеля сновали взад-вперёд. Персонал. Классическая музыка. Всё спокойно, как всегда. Похоже, никто и не подозревал, что с лифтом что-то случилось. Так и не поняв, в чём дело, все четверо вышли из кабины. Умерли они или живы? Не поймёшь – серединка на половинку. И они разошлись в разные стороны, каждый думая о своём и пытаясь вернуть ощущения обычной повседневной жизни.
После восьмидесяти пяти у Нобутэру возникли серьёзные проблемы с головой.
«Ой, Такэси! Ты? Привет, привет. Как нога? Зажила? – говорил он своему шурину Коити, пришедшему его проведать. – Здорово выглядишь», – продолжал он и пускал слезу. Невестку называл Нобуко и относился к ней так, будто она его жена. А жену вообще не узнавал. «Ты кто такая?» – спрашивал он всякий раз. При виде правнука, который учился в начальной школе, растроганно восклицал: «Юдзо!» – и лез обниматься, повергая правнука в бегство.
– Юдзо? Такэси? О ком это он, мама? – спрашивал сын.
– Понятия не имею, – отвечала Нобуко. Она догадывалась, что это, должно быть, старые приятели мужа, но как только она заводила разговор о его детстве, Нобутэру почему-то обиженно надувался.
– Что-то, наверное, тогда произошло, – гадал сын.
– Да, скорее всего, что-то было, но как теперь узнаешь, когда он ничего не помнит…
– Мой отец принадлежит поколению, когда могло быть всё что угодно, – говорил сын Нобутэру, Синитиро, когда с кем-нибудь заходила речь об отце. – Конечно, сразу после войны, в царившей тогда неразберихе, трудно было отделить хорошее от плохого. Просто нельзя было выжить без того, чтобы что-нибудь не нарушить. Тогда действовали другие правила, не такие строгие, как сейчас, и в принципе можно было делать всё, что захочешь. Не надо было думать об окружающей среде, да и образование такого значения, как сейчас, не имело. Я даже слышал, что жертвам мошенников не очень сочувствовали: мол, сами виноваты – нечего зевать. Тогда отец установил для себя собственные критерии добра и зла и придерживался их всю жизнь. Это был его единственный ориентир. Но теперь он впал в слабоумие, и принятые им критерии сейчас выглядят сомнительно. Он постепенно возвращается назад, в детство, когда ещё трудно отличить, что хорошо, а что дурно. Поэтому невозможно понять, что у него на уме. В последнее время отец стал уходить из дома и бродить по окрестностям. Маме забота: внимательнее следить за ним надо…
Сегодня чудесный день. Хорошо бы прогуляться. Кто эта старая женщина? Соседская прислуга? О чём она толкует? Не уходить из дома? Всё равно выйду, если захочу. Она не имеет права мне приказывать. Где мои сандалии? И куда подевалась Нобуко? Что-то её давно не видно. Сколько прошло, как они поженились? Десять лет? Нет, пять… может быть, два года. Не имеет значения. Важно, что она красивая и хорошая. Замечательная жена. Я ею гордился. Куда пропала Нобуко? Уж не умерла ли? В последнее время стоит мне кого-нибудь вспомнить, как говорят, что этот человек давно умер. Неужели все мои знакомые поумирали? Печально, коли так.
Где это я? Как здесь очутился? Кто это там идёт? Я обедал? Нет, наверное, только завтракал. Паста была очень вкусная. Стоп! Паста на завтрак? Нет, должно быть, это всё-таки был обед. Точно, обед. Ха! Не слабоумный же я, в конце концов. Минутку! Пасту я ел вчера. В ресторане. Как он называется? «Инферно»? Да, итальянский ресторан «Инферно». Они ходили туда с Нобуко. Куда же она пропала? Ага! Я всё думал, где видел эту старую женщину… Вспомнил! Это же мама! Постарела, конечно, но это она, сомнений нет. Как она умудрилась так долго прожить? Как? И как я умудрился столько протянуть без еды? Умираю от голода. Просто умираю. В животе урчит. После войны тяжко было. Что случилось с Такэси? А Юдзо? Они в школе, наверное. Ага! Вон дети идут из школы. Это та самая дорога. Окрестности сильно изменились, но дорога осталась. Ещё немного вперёд, и будет школа. Да, вот и главные ворота. Уроки кончились, в школьном дворе никого нет, но вон она, сцена. Стой! Всё-таки какие-то мальчишки там играют. Это же Такэси и Юдзо! Точно, они! Какая встреча! Какая встреча! Юдзо – как всегда, перепачкался в чём-то, а Такэси, гляди, – красавец.
– Эй! Эй! – Нобутэру помахал им, они замахали руками в ответ, и он услышал:
– Ты так долго не приходил, что мы решили сами к тебе наведаться.
– Мы все такие же, как раньше, а ты – настоящий дедушка.
– Значит, вы меня помните?
– О чём речь? Как мы могли тебя забыть? Не говори ерунды!
Нобутэру обнял их и громко расплакался, как ребёнок. Такэси и Юдзо успокаивали старика, по-взрослому хлопая его по спине, что никак не вязалось с их детским обликом.
– Мы всё понимаем. Ты нам всё время снился. Мы видели, что ты по нам скучаешь.
– Мы оба давным-давно умерли, а ты всё живёшь. Вон на сколько нас пережил. Но мы не сердимся на тебя.
Нобуко отправилась на поиски мужа и нашла его на школьном дворе. Он стоял на сцене, плакал и смеялся, целиком погруженный в себя. В голове Нобуко мелькнула мысль: не сошёл ли муж с ума. Она окликнула его. Услышав её голос, Нобутэру тут же снова стал самим собой.
– Прости, мама. Ты волновалась из-за меня. Я иду домой. – Нобутэру послушно слез со сцены. Он уже не первый раз принимал жену за мать. Нобуко мягко обняла его за талию и повела к дому.
Датэ и Юдзо смотрели кино. В старом заплёванном кинотеатре, похоже, сидели и другие зрители – в темноте можно было различить шевеление людских теней. Громко стрекочущий киноаппарат проецировал на экран мерцающее чёрно-белое изображение: тесное помещение, затерявшееся в глубине торговых улиц. Похоже, клуб или бар. Гадкая мясистая тётка крепко стиснула в руке нож и злобно взирала на какого-то парня. Хаттори! Он был привязан к стулу и выглядел хуже некуда. Рядом на диванах развалились три молодца из Икаруга-гуми, тоже порядком выдохшиеся. Они тупо наблюдали за тем, что вытворяет с Хаттори тётка.
– Надо вытаскивать его оттуда, – шепнул Датэ в ухо Юдзо. Тот кивнул.
– Погоди.
На экране Хаттори поднял запачканное потом и кровью лицо, на котором блуждала жутковатая улыбка.
– Ну что? Хватит уже на этом свете? Пора на ту сторону собираться? Беру вас с собой.
Мама-сан, которая всё это время измывалась над Хаттори, вдруг остановилась.
– Извини, что я с тобой так. Тебе за всех мужиков досталось. А теперь и злости вроде нет, вся куда-то делась. Ты говоришь: беру вас с собой. Я готова составить тебе компанию. Здесь всё равно одна злоба и ненависть. Я сыта ими по горло. – На Хаттори смотрели глаза совсем другого человека, полные кротости и доброты.
Заметив происшедшую перемену, один из икаругавцев медленно поднялся с дивана и обвёл маму-сан и Хаттори мрачным взглядом.
– «Беру с собой…» Это что значит, говнюк? Думаешь, это так просто – перебраться на ту сторону? А там, думаешь, что? Всё равно ад, к чему торопиться? Мы тебе и в этом мире ад в лучшем виде организуем!
– Значит, этому аду конца не будет? – Хаттори уронил голову и опустил плечи. Нет, уж лучше ад там, настоящий! Помогите кто-нибудь, пожалуйста.
– Ну кто тебе поможет? – сказал бандит. Это он вожак, это он зарезал Юдзо! – Знаешь, почему ад здесь будет продолжаться для тебя вечно? Потому что мы хотим навек растянуть кайф.
На экране крупным планом возникло лицо отчаявшегося Хаттори. Прозвучали громкие заключительные аккорды сопровождавшей фильм песенки под названием «Кошмар», и появились буквы: КОНЕЦ.
– Пошли. – Юдзо встал и двинулся вперёд по проходу между рядами.
– Думаете, это конец? – вскочил вслед за ним разозлённый Датэ.
Они вспрыгнули на низенькую сцену, отодвинули в сторону слово «конец» и прошли сквозь экран. Первым Юдзо, за ним Датэ.
– Хаттори! Мы здесь!
– Дрючите нашего братана и думаете, с рук сойдёт?
Якудза из Икаруга-гуми остолбенели.
– Какого хрена! Откуда они свалились?
– Эй, я разве тебя не кончил?
– Было дело. И я попал в ад. Заснул и очутился в кино. Посмотрел эту туфту – и прямо сюда. – Юдзо выхватил нож у мамы-сан. – А теперь давай разберёмся. Ну, где пёрышко, которым ты меня пырнул?
– Я приказал шестёркам его выбросить, а заодно от трупа избавиться, – отвечал Асахина с дрожью в голосе. – Послушай, давай всё-таки как-то договоримся? Какой смысл разборки устраивать? Ты всё равно уже покойник. Не можешь убить меня, а я тебя. Шестёрка твоя сейчас где-то между небом и землёй. Выкарабкается или покатится в ад вместе с тобой – ты решай. Хочешь – забирай его. Мешать не будем. Пусть идёт. Договорились?
Юдзо расхохотался.
– Договориться хочешь? Не о чем нам договариваться. И разборок никаких не будет. Братан, баба ваша и ты вместе со своими – все дружно отправляетесь в ад. Да погляди вокруг! Вы уже на том свете. В Преисподней.
Бар, где происходил этот разговор, исчез. Вокруг во все стороны простиралось поле, заросшее травой и усеянное блуждающими огнями. Одежда у всех тоже куда-то испарилась. Один Юдзо был в ладно скроенном костюме.
– А теперь вы должны выбрать себе, так сказать, форму вечного бытия, – объявил он. – Свинья, собака, хорёк… Выбор открыт.
Сны отражают ход прошлого и предвещают будущее. Не прибегая к услугам литературы, они замечательно символизируют наши отношения с людьми. Сны даже способны предсказать нашу судьбу, наглядно и чётко показав, когда и как мы умрём и что будет после смерти. «Ночной ходок» застрял где-то между сном и реальностью, между этим миром и потусторонним. Живые и мёртвые смешались там и, словно лодки, выплывали из моря мрака чёткими силуэтами. Чёткие силуэты, чёткая речь.
– Ну вот мы и снова здесь, – произнёс Касивадзаки, оглядываясь по сторонам. – Сколько раз я видел этот сон? Или это впервые, и мне только кажется, что он повторяется снова и снова? Вон Кондзо. Юмико, Идзуми рядом с ней. Маюми Сибата и Нисидзава. И Осанаи тоже здесь. В реальности эти люди не могли бы все здесь собраться. Это просто невозможно. Мы не знаем точно, жив Кондзо или мёртв, а Идзуми, слышали, разбился на самолёте. И Осанаи тут совершенно нечего делать.
– Я сплю, – сказала Сибата. – Это же я говорю. Мой голос. Ничего другого быть не может.
– Уж конечно, я не оказался бы в таком месте, если бы не сон, – с раздражением заявил Нисидзава, вливая в себя порцию бурбона. – У меня сплошные неприятности – и на работе, и дома. Меня понизили, ситуация хуже некуда, а жена всё сорит деньгами.
– Разумеется, сон. Потому я и здесь. – Осанаи смиренно поклонился Касивадзаки со страдальческим выражением лица, будто прося прощения. – Иначе я не мог бы тут показаться. Ведь я такая свинья!
– Выходит, всем снится один и тот же сон? И мы встретились во сне? Разве так бывает? – Юмико испуганно смотрела на собравшихся. Встретившись взглядом с Идзуми, она невольно отстранилась. – Нет! Ты же призрак, правда?
– Во сне я могу явиться любому, – отозвался Идзуми, обводя спокойным взглядом присутствующих. – Вы ведь все меня знаете. Я могу присниться любому из вас. Потому что умерший может вернуться в мир живых только во сне.
– О-о, Кондзо! Кондзо! Что же с тобой случилось? – сдерживая слёзы, вопрошал Касивадзаки, ухватившись за рукав Кондзо Итикавы. – Ты всё ещё там, в темноте под сценой? Ты жив ещё? Или умер?
– Какая разница? Живой, мёртвый… Что этот свет, что тот – они соединены между собой, как нити в плетёном шнуре. – Кондзо медленно поднялся, вышел на середину пустого танцпола и начал танцевать. – Из сна – в потусторонний мир. Из фиктивной смерти – в реальную, из подвала – в ад, и обратно. Два мира свободно сообщаются между собой. – Кондзо принял красивую позу. – А теперь, друзья мои, нам надо идти. Позвольте, я поведу вас туда. Хотя никакой проводник вам не нужен. Ведь вы уже на этой арене развлечений, уже давно в аду. Оставьте на этом свете все заботы и тревоги и пойдём дальше, к дверям в Преисподнюю. Пусть все ваши желания, весь ваш гнев сгорят в разрушительном очищающем пожаре. Следуйте, следуйте за мной.
По знаку Кондзо все поднялись с мест и спокойно последовали за ним. Лица их были светлы.
Такэси, Юдзо и Идзуми устроились с краешка длинного конференц-стола. Они находились на десятом этаже высотного здания в зале заседаний, рассчитанном человек на двадцать. Через большое окно в помещение вливался солнечный свет. Обыкновенный солнечный свет, ничем не отличавшийся в Преисподней от света, которым солнце озаряет реальный мир.
– Чего ты у меня спрашиваешь? Откуда я могу знать, кто руководит этим проектом? – со смехом сказал Такэси, обращаясь к Идзуми.
– Ну, должна же быть какая-то администрация, – настаивал тот. – Система, через которую всё управляется. Иначе ничего работать не будет. И не важно, где мы находимся. Система должна быть, и всё.
– Что думаешь? – обратился Такэси к Юдзо, не спеша подходя к окну. – И где же этот командный пункт, если он вообще существует? Где-то на этой улице… А вдруг в этом самом здании, на верхнем этаже? – как бы в шутку предположил он.
Юдзо поднялся следом за Такэси и посмотрел вниз на улицу.
– Сказать по правде, мне тоже не больно-то нравится это местечко. Если бы я был такой же крутой, как раньше, ну… как там, я бы им тут всё разнёс.
– А я бы тебе помог, если серьёзно, – сказал Идзуми. Он всё ещё сидел за столом с озабоченным видом. – Должен быть офис, напичканный компьютерами и прочей техникой. И десятки, а то и сотни людей. Если мы устроим им небо в алмазах, получится настоящий дурдом. Вот позабавимся! Но где же всё-таки это место?
– Может, во Дворце дьявола? – предположил Такэси.
– А-а, – сморщившись протянул Идзуми, будто вспомнил что-то неприятное.
– Дворец дьявола? Это ещё что за штука? – спокойно поинтересовался Юдзо. Он больше не выходил из себя, когда люди говорили о чём-то, чего он не знает, хотя в жизни это, конечно, ему бы не понравилось.
– Мы с Идзуми случайно проходили мимо него по дороге сюда.
Посчитав слова Такэси недостаточными, Идзуми решил добавить:
– Это специальное место для отаку – геймеров-фанатов. Была такая популярная игра – «Легенда о Дворце дьявола». Мы никаких таких зданий никогда не видели, нам плевать на эти дела, хотя при жизни у нас был конфликт с одним таким чудиком.
– Мы как раз об этом говорили, когда наткнулись на это здание. Как была фамилия того парня? Из отдела продаж.
– Ямагути. Он всё время резался в эту игру, дошло до того, что даже на работе начал играть. Понятное дело, в компании его никто терпеть не мог. У него крыша и поехала. В один прекрасный день ему пригрезилось, что наше здание – это Дворец дьявола. Он припёрся в общий отдел и потребовал, чтобы ему дали ключи от секретных покоев дьявола. Похоже, ему в башку взбрело, что президент компании этот самый дьявол и есть. Я попробовал его образумить, но он врезал мне как следует и бросился в канцелярию президента. Я тут же позвонил нашему директору Утиде, его кабинет и кабинет президента были на одном этаже.
– И я поспешил в канцелярию, – продолжал Такэси. – Ямагути уже был там и душил Мацуду, секретаршу президента. Ему втемяшилось, что она колдунья. Орал на неё, требуя назвать волшебное слово, открывающее дверь президентского кабинета. Мне было не под силу с ним справиться – куда там на костылях, и я вызвал охрану. Только так и удалось его скрутить.
– Президент был в шоке, когда узнал об этом происшествии, и игры на работе строго-настрого запретили. – Идзуми ткнул пальцем в окно. – Ого, смотрите! Вон он! Он что, только что появился? Видите разукрашенное здание, похожее на мечеть? Это и есть Дворец дьявола. Как вам? Ну что, может, поищем там пункт управления Преисподней?
– Нам и искать ничего не надо. Если там есть какая-то организация, достаточно спуститься на улицу и пошуметь малость. Они сами выйдут. – Такэси снова рассмеялся. – Но мне кажется, никто из нас этого не хочет. Какой смысл? У нас тут ни тяги к знаниям, ни любопытства такого нет, как в реальном мире.
– Будь здесь Нобутэру, обязательно придумал бы что-нибудь интересненькое, – сказал Юдзо, взгрустнув о прошлом. – Но он сюда не придёт, так?
– Не придёт. Если человек впал в слабоумие, ему сюда хода нет, – отрезал Такэси.
– Да-а… Мы знаем, что придуркам в Преисподнюю хода нет. Но откуда это известно? Вроде никто нас не учил. И кто, собственно, такие вещи решает?
– Думаю, мы сами, – посерьёзнел Такэси. – Это решается на уровне подсознания умерших. Человек умер, а в нём ещё живут стремление больше знать, мятущийся дух, любовь. И смысл места, где мы сейчас находимся, в том, чтобы заставить человека это понять и избавить от привязки к прошедшей жизни.
– И достичь нирваны? – Идзуми кивнул. – Об этом с древних времён говорят. Так может, здесь сознание отдельных индивидуумов объединилось и рулит? Что-то вроде коллективного сознания?
– Интересно, а что это за чудная компания? – спросил Юдзо, смотревший на улицу. – Гляньте-ка! Вроде как танцуют. А у малого, который впереди, какой прикид! Прямо пижон столичный лет двести-триста назад. У остальных-то кураж не тот.
Такэси тоже посмотрел на улицу внизу:
– Думаю, этот парень из кабуки. Загримирован под Исо-но Тоята. Есть такой тип в одной пьесе. Эй, а тот, который рядом, вылитый Идзуми.
– Ого! Похоже, здесь можно одновременно находиться сразу в двух местах. – Идзуми встал и присоединился к стоявшим у окна приятелям. Взглянул на группу людей внизу и почти не удивился, обнаружив среди них себя.
– Да, это я, всё правильно. Эта компания постоянно тусовалась в «Ночном ходоке». Я тоже туда ходил, вот и топчусь вместе с ними.
– А чего они всей толпой притащились? – поинтересовался у Идзуми Юдзо. -
Все разом руки на себя наложили, чтобы попасть на экскурсию в ад?
– Понятия не имею. Может, это им только снится.
– Не хочешь спуститься? – В глазах Такэси мелькнул огонёк любопытства. – С собой повидаться? Вот второй Идзуми удивится!
