Текст книги "Преисподняя"
Автор книги: Ясутака Цуцуи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Мы часто здесь играли, помнишь? – сказал человек. На его лице появилась открытая улыбка.
Он без костылей. Значит, Нобутэру? Нет. Такэси! Как Юдзо так быстро догадался? Здесь до всего так быстро доходишь, в этом мире? Что это? Преисподняя? Если так, Такэси, должно быть, уже умер. А костыли? Куда они делись? Такэси стал медленно подниматься по лестнице, и Юдзо, глядя на него, понял, что его школьный приятель умер много позже, чем он. А сейчас он вернулся в тот же возраст, что и Юдзо, который умер только что. И ещё Юдзо понял: костыли Такэси больше не нужны. Как он об этом догадался – непонятно. Догадался, и всё. Ноги у него подкосились, когда он оказался лицом к лицу с приятелем, перед которым был так виноват. Как бы ему хотелось, чтобы Такэси, как и он сам, забыл все обиды из прошлой жизни! Такэси стоял перед Юдзо в отлично сшитом костюме, щеголяя принадлежностью к миру деловых людей. На его ухоженном лице появилась тонкая, еле заметная усмешка:
– Ты ведь знаешь, как мне в школе досталось.
Неужели жизнь и смерть вовсе не оторваны друг от друга, второе является продолжением первого, и они связаны между собой настолько естественно и гладко, как только можно представить? Для событий, отдалённых во времени, разделительная линия, возможно, и существует, но чем ближе к сегодняшнему дню, тем проще, кажется, перейти эту грань, даже не заметив. Больше того, временами переход из мира мёртвых в мир живых уже не кажется невозможным. Эта мысль приходила Нобутэру в голову, когда на какой-нибудь вечеринке ему случалось увидеть человека, который, по его представлениям, уже давно покоился в могиле.
– Эге! А он-то, оказывается, ещё живой!
Нобутэру оброс связями в кругах промышленников, поэтому даже после ухода в отставку часто получал приглашения на банкеты и приёмы. Свободного времени у него было много, и он посещал такие мероприятия, когда рассчитывал встретить там людей, с которыми ему хотелось повидаться. Случалось, Нобутэру стоял посреди полного шума голосов банкетного зала, разговаривая с кем-то из знакомых, и вдруг взгляд выхватывал из толпы человека, который, как он считал, уже умер. Или они неожиданно сталкивались нос к носу, или этот «безвременно усопший» знакомый его окликивал. Всякий раз в такой ситуации Нобутэру непроизвольно замирал на месте или, как говорит молодёжь, застывал как столб.
Причин, почему он считал человека умершим, могло быть много, а могло и не быть вовсе. Иногда достаточно было услышать чью-нибудь пренебрежительную реплику типа: «Чёрт его знает! Может, он уже умер». А подчас Нобутэру был абсолютно уверен, что уже читал где-то некролог.
Бывало, что и Нобутэру ловил на себе подобные взгляды. Увидев, что кто-то его разглядывает, он думал: «Ну вот! Не иначе, перепутал с кем-то. А может, вправду считал, что я умер». Так или иначе – какая разница? Деловой мир, где все были когда-то молодыми, тоже стареет, стариков становится всё больше, и тут уж не разберёшь, кто живой, а кто мёртвый. Мир, похоже, помешался на здоровье. Было сказано: «Курение опасно для вашего здоровья», люди бросили курить и стали жить дольше. Но для чего такая длинная жизнь? Играть в крикет? Отправляться в приют для престарелых? Скрипеть, пока не сделаешься немощным и вонючим стариком? А потом что?
На приёмах Нобутэру доводилось встречать девушек из баров и клубов, куда он часто захаживал. Увидев очередную знакомую, он удивлялся: «Как же она постарела!» И она, столкнувшись с Нобутэру после столь долгого перерыва, тоже наверняка думала: «Что с ним стало! Совсем старикашка!» На одном таком мероприятии какой-то человек стоял-стоял, а потом вдруг упал и умер. Собравшаяся вокруг распростёртого на полу человека (ещё никто не знал, жив он или умер) толпа седых гостей смотрела на его побелевшее лицо, и было ясно, что каждый представлял себя на его месте.
Во сне Нобутэру видел исключительно покойников. Потому, наверное, что память об умерших остаётся надолго. Конечно, во сне в большинстве своём они были ещё живые, хотя, бывало, встречались и неживые, а иногда вообще невозможно было понять, так или этак. Нобутэру пробуждался от таких снов в замешательстве: не мог с уверенностью сказать – сам-то он ещё жив или уже нет.
Однажды с Нобутэру произошёл странный случай… Не сказать, чтобы он был на краю смерти, но все же… Он свалился в реку. Стоял на берегу в толпе, наблюдавшей за появившимся непонятно откуда косяком кефали. Сзади напирала группа школьников, оглашавшая окрестности восторженными криками. Нобутэру получил толчок в спину, не удержался и упал с двухметровой высоты. Дом, где жил Нобутэру, стоял недалеко от реки, он хорошо знал это место и думал, что упадёт на землю. Однако из-за того, что вода прибыла, он плюхнулся в самую середину кишевшего рыбой косяка. «Сейчас они меня сожрут», – мелькнуло в голове Нобутэру, но тут же вспомнилось, что кефаль питается планктоном. Он попробовал пуститься вплавь, думая выбраться на берег, но рыб была тьма-тьмущая, они бились об него, не давая плыть.
Ощущение, конечно, было не из приятных, но идиотизм ситуации вызывал смех. Раскатисто хохоча, Нобутэру вместе с кефалью проплыл по течению метров десять, пока не выбрался на сушу, уцепившись за бетонную стенку. Это приключение стоило ему только сандалий. Глядя на него, стоявшие на берегу люди покатывались со смеху, но, несмотря ни на что, Нобутэру казалось, что он пострадал не напрасно. Вид у него был, как у мокрой крысы, но, вернувшись домой и немного обсохнув, он почувствовал странное удовлетворение. Не умей он плавать, мог бы утонуть в два счёта. А если бы утонул? Могло получиться приятно и забавно. Нобутэру полагал, что среди всех возможных способов ухода в мир иной утопление – самый мучительный, но после того, что с ним случилось, он начал сомневаться: не позволяет ли этот способ человеку умереть быстро и спокойно. Когда люди, влекомые смертью, оказываются с ней лицом к лицу, их нервные клетки, видимо, начинают выделять анастезирующий фермент, благодаря чему смерть наступает легко и безболезненно.
Где же он это читал? Сасаки никак не мог вспомнить название журнала, не говоря уже о том, как назывался рассказ и кто его написал, но эта странная история почему-то крепко засела в голове, ещё когда он обретался в реальном мире. Сидя в поезде и рассеянно глядя в окно на пробегающий мимо сельский пейзаж, Сасаки снова её вспомнил. Главный герой бросил в ванну то ли фен, то ли ещё какую-то электрическую штуку, и его жену убило током. Когда герою настало время переселиться в мир иной, он оказался в аду. А там, понятное дело, жара, как в пекле. Бродя по раскалённым, пышущим влажным воздухом улицам, он истекал потом, в горле спеклось, как в духовке. Впереди он увидел бар. Вошёл, но внутри оказалось так же жарко и влажно. Подойдя к стойке, попросил бармена налить пива. Пиво оказалось тёплое.
– Мне бы похолоднее.
– У нас только такое, – ответил бармен.
От тёплого пива стало ещё хуже. Пот сочился из всех пор. Герой рассказа в отчаянии взмолился:
– Пожалуйста, может, у вас всё-таки найдётся холодное?
Бармен улыбнулся, обнажив все зубы до последнего, и сказал:
– Пиво тёплое.
Вот, собственно, и весь рассказ. Сасаки прочитал его летом, стояла жуткая жара, и он хорошо помнил, как обливался потом, не зная, куда от неё деваться. Теперь он не мог избавиться от мысли, как много сходства между изображённым в рассказе адом и местом, где он сейчас находится.
Все места в вагоне были заняты, несколько человек стояли в проходе, ухватившись за болтавшиеся на кожаных ремешках пластиковые кольца-держалки. Сасаки сидел. Стоявший перед ним пассажир метнулся к освободившемуся месту, и Сасаки обнаружил, что прямо напротив сидит его жена Дзицуко. В том же скромном платье, в котором она ходила при жизни. Дзицуко, похоже, дремала. У Сасаки перехватило дыхание.
Жена ведь не сделала ничего плохого. Как она здесь оказалась? Сасаки ни на минуту не забывал о женщине, с которой вместе встретил смерть.
– Дзицуко! – робко позвал он.
Жена подняла на него сонные глаза, слабо улыбнулась, как бы говоря: «А! Ты здесь?..» – и снова задремала. Всё происходило точно так, как в жизни, когда они вместе ехали куда-нибудь на электричке. Сасаки был слегка разочарован, что Дзицуко при виде его не расцвела от радости, но в то же время чувствовал облегчение. По крайней мере, она с ним, в том же мире, пусть это и не имеет для них никакого значения. И её вялая реакция на его появление понятна – никто, в том числе сам Сасаки, не испытывал здесь таких ярких эмоций, как в реальном мире.
Он сидел, погруженный в свои мысли, посматривая на спящую жену, пока электричка не подошла к станции. Дзицуко, не проснувшись до конца, подняла голову, глянула в окно, потом медленно поднялась и направилась к дверям, как бы не замечая Сасаки. Она что, забыла, что муж сидит рядом? Сасаки вскочил и поспешил за ней, но навстречу уже входили пассажиры, и он на миг потерял Дзицуко из вида. Двери закрылись, и он остался в вагоне. Успела она сойти? Из окна её не было видно.
У дверей стояла девушка в школьной форме – тёмно-синем блейзере и короткой юбочке в клетку. Она смотрела в окно, отвернувшись, однако вид девушки всколыхнул дремавшую память. Разве в молодые годы Сасаки не прижимался в электричках к таким вот школьницам, не кайфовал от того, чтобы потереться, запустить руку под юбку? Он повторял эти номера раз за разом и никак не мог остановиться. Как его тогда не арестовали? Он подумал, каково им было, этим девушкам, от его приставаний, и ему стало стыдно. Что если эта девушка появилась здесь, чтобы напомнить ему о гадостях, которые он творил в реальном мире? Чтобы он вспомнил об этих электричках? А вдруг эта самая школьница на самом деле его жена, которая только что здесь сидела? Впрочем, это уже не имело никакого значения. Для Сасаки было важно другое: он понял, что между непристойными поступками, которые он совершал в реальности, и его появлением здесь есть связь. Сасаки медленно двинулся по проходу, поглядывая, не освободилось ли местечко. Хорош он был, ничего не скажешь! Слава богу, хватило ума остановиться. Тогда ему снилось, как он творит такие вещи, в сравнении с которыми хулиганство в электричках казалось невинной шалостью.
Прошлые поступки. Забытые желания. Стремления, лежащие глубоко под спудом. Тайные порывы, о которых сам не подозреваешь. Отрицательная интенция, негативные импульсы, склонность к мрачным, чёрным сторонам бытия… Сасаки начал думать, что именно Преисподняя заставляет его вспомнить обо всём этом. Раз так, значит, Преисподняя – мир, стоящий над сознанием, мир глубинной психологии.[12]12
Общее название для ряда направлений в психологии, ориентированных преимущественно на изучение бессознательных процессов, происходящих в психике человека.
[Закрыть] Всё остальное с виду ничем не отличается от реального мира.
Мальчишки в Преисподней встречались очень редко, но всё-таки были. В большинстве они казались невинными созданиями, неспособными серьёзно согрешить. За ними не было ничего, кроме детских шалостей. Такэси задавался вопросом, как проходит отбор в Преисподнюю. По какому принципу? На берегу реки он увидел трёх мальчиков, которые бросали в воду камни. На вид вполне приличные, смышлёные. Такие вряд ли могли натворить что-то серьёзное. Такэси спустился к реке и спросил:
– Как вы здесь очутились? Вам лет-то сколько? Всего ничего. Таких, как вы, здесь редко встретишь.
Мальчишки не стушевались, добродушно заулыбались и затарахтели наперебой:
– Мы пошли поиграть в горы.
– И нашли там торокко.[13]13
Дрезина (япон.).
[Закрыть]
– Торокко? – удивился Такэси. – Это такая тележка с ручкой? Двигаешь ручку туда-сюда, и она едет?
Мальчики пропустили его вопрос мимо ушей и затараторили дальше:
– Давай на ней прокатимся.
– Все в неё залезем.
– Снимем с тормоза, она и покатится.
– Торокко торокко др-р-р…
– Торокко торокко кругом скалы, торокко торокко ух ты как трясёт, торокко торокко плавный спуск, торокко торокко давай быстрей!
– Торокко торокко круто вниз, торокко торокко во-о скорость, торокко торокко обрыв справа, торокко торокко дно долины показалось, торокко торокко ой страшно жуть, торокко торокко скорость с ума сойти, торокко торокко лес!
– Какие здоровые деревья, торокко торокко ветер свистит, торокко торокко ух покатили покатили, торокко торокко куда нас несёт, торокко торокко слетели с рельсов, торокко торокко прямо в лес, торокко торокко кругом одни деревья, торокко торокко как остановить эту штуку, торокко торокко летим как бешеные, торокко торокко дышать не могу, торокко торокко теперь её не остановишь, торокко торокко глаза щас выскочат, торокко торокко.
– Торокко торокко спасите кто-нибудь, торокко торокко остановите эту бандуру, торокко торокко ничего не вижу, торокко торокко в дерево врезались, торокко торокко всё равно дальше, торокко торокко трава летит, торокко торокко прям буря, торокко торокко обрыв впереди, торокко торокко нет нет, торокко торокко падаем, торокко торокко нам капец, торокко торокко летим с обрыва, торокко торокко внизу долина, торокко торокко перевернулись, торокко торокко в реку падаем, торокко торокко вода вода, торокко торокко а она не останавливается, торокко торокко что с нами, торокко торокко всё крышка, торокко торокко в ад приехали.
Ёсикадзу Идзуми лежал на кровати в номере отеля и думал о Сатико. Наверное, она никогда не любила его по-настоящему и с его начальником спала вовсе не потому, что заботилась о карьерном росте мужа. Просто тешила своё тщеславие. К Идзуми была холодна и безразлична. Они могли поехать во Францию, но она не захотела. А полетели бы вместе, на одном самолёте…
Фирма, где работал Идзуми, отправила его во Францию на арт-аукцион. Директор Утида предложил ему взять с собой жену.
– Как-то это не очень прилично получится, – сказала Сатико. – Всё-таки деловая поездка.
Идзуми почувствовал фальшь в голосе жены. «Выходит, в его отсутствие она собирается вдоволь натешиться с Утидой? – думал он. – А Утида, чтобы я не догадался об их связи, предлагает мне взять Сатико с собой? Ладно, разберёмся с этим в следующий раз, когда я увижу шефа».
На обратном пути из Франции самолёт, на котором летел Идзуми, захватили террористы, судя по всему, арабы. Пассажиры узнали о захвате до того, как об этом объявил по радио командир экипажа, когда в проходе возникли двое. Они были вооружены пистолетами, которые как-то умудрились пронести на борт. Женщины завизжали, к ним присоединились и несколько мужчин, избравших свист для выражения несогласия с происходящим, однако под дулами пистолетов шум сменился сдавленными всхлипами, и в салоне стало тихо. Точно сказать, сколько всего бандитов пробралось в самолёт, было невозможно – должно быть, ещё кто-то ворвался в кабину пилотов.
Всё это случилось вскоре после взлёта, угонщики объявили, что самолёт поворачивает на юг и сначала летит в Алжир, но потом решили сделать остановку в барселонском аэропорту «Эль Прат».
– Женщины и дети выходят! – громко прокричал один из угонщиков. Салон наполнился вздохами облегчения, тихими возгласами, стонами. Было слышно, как кто-то отчаянно хватает ртом воздух. Увидев, что некоторые женщины повскакивали со своих мест, хотя самолёт ещё не приземлился, пираты засмеялись.
– По воздуху лететь собрались?
Через проход от Идзуми сидела пожилая пара. Муж – представительный, хорошо сложенный, одет, как плейбой – видно, супруги возвращались из турпоездки, жена, в безукоризненном нарядном платье, выглядела удивительно молодо.
– Ты должна идти, – убеждал жену муж.
– Нет, без тебя я никуда не пойду.
– Алжир – опасное место. Один я как-нибудь выберусь из этой передряги, а если ты останешься, мы оба попадём в беду. Ты должна идти. Пожалуйста!
– Нет, не пойду.
«Стойкая женщина», – подумал Идзуми, с уважением глядя на супругов. Вот это любовь! Интересно, кто они? Многие жены без всяких разговоров решили бросить своих мужей в захваченном самолёте и деловито собирались к выходу. На их фоне эти немолодые люди в глазах Идзуми выглядели просто исключительно. Он не сомневался, что Сатико тоже бросила бы его без всяких колебаний. Соседями Идзуми оказались Нобутэру Отиаи и его жена Нобуко, но тогда Идзуми не мог знать, что его что-то связывает с этими людьми.
Самолёт приземлился в «Эль Прате». Женщины и дети стали выходить, а Нобутэру всё уговаривал жену пойти с ними.
Она отказывалась. Прошло полчаса, один угонщик заметил, что Нобуко всё ещё сидит на своём месте, и приказал ей убираться. «Нет!» – закричала она по-английски и вцепилась в мужа. Угонщик какое-то время наблюдал, как Нобутэру умоляет жену, а она мотает головой, потом ухмыльнулся и гаркнул: «Пошли отсюда оба». До Нобутэру дошло не сразу, зато Нобуко тут же вскочила и потянула мужа за собой.
По пути к выходу Нобутэру обернулся, чтобы поблагодарить угонщика, молодого парня. Тот криво усмехнулся и пробормотал что-то вроде: «Жене спасибо скажи». Когда они выходили из самолёта, один из пассажиров выкрикнул:
– Чёрт! Везёт же некоторым! А моя даже не обернулась!
По салону прокатился смех. Идзуми тоже засмеялся. Его этот эпизод так тронул, что он был готов аплодировать покидавшей самолёт паре. Из оставшихся пассажиров большинство были японцы, почти все средних лет, но было и несколько молодых. Плюс ещё несколько белых, наверное, французов. Пожилых и тех, кто плохо себя чувствовал, похоже, всех отпустили. Самолёт снова поднялся в воздух и взял курс на юг, на Алжир.
Через некоторое время после взлёта самолёт разбился. Вроде бы один из угонщиков пустил в ход оружие в кабине пилотов, но что произошло на самом деле, так и осталось неизвестным. С того самого дня Нобутэру жил ощущением, сколь многим обязан жене. Она спасла ему жизнь. Они женились по любви, но после свадьбы прошло сорок с лишним лет, и Нобутэру, честно говоря, не думал, что Нобуко так его любит. Поэтому после того трагического случая его привязанность к жене стала ещё сильнее. Всякий раз, когда они вспоминали об угоне самолёта, Нобуко говорила:
– Так я спасла человеческую жизнь второй раз.
Нобутэру уже несколько раз слышал от Нобуко историю, как её младшего брата Коити чуть не похитили. Ей тогда было десять, ему – три года. Коити куда-то пропал из дома, она выбежала на улицу его искать.
Навстречу попалась жившая по соседству знакомая старушка – они вместе выгуливали собак.
– Вы не видели моего братика? – бросилась к ней Нобуко.
Старушка посмотрела на неё с удивлением.
– Так это твой братик?
Вид у старушки был какой-то виноватый. Понаблюдав, как мечется Нобуко, не зная, где искать брата, она наконец сказала:
– Стой здесь. А я пойду туда, где я его видела. И если он ещё там – приведу сюда.
Она двинулась к окраине посёлка и минут через десять привела за руку Коити.
Потом, расспросив как следует Коити о том, что с ним случилось, в семье пришли к выводу, что, скорее всего, старушка приманила мальчика сладостями и передала кому-то, получив за него деньги. До войны такие случаи были не редки. И если бы Нобуко не была знакома с этой старушкой по собачьим делам, Коити почти наверняка продали бы в цирк или ещё куда похуже. Услышав эту историю, Нобутэру проникся к Коити симпатией. Он был для него не просто брат жены. Конечно, Коити уже давно вырос, работал в токийском муниципалитете и скоро уже должен был выйти на пенсию, то есть был не в том возрасте, чтобы изливать на него нежные чувства. Коити тоже нравилось общество Нобутэру, он называл его «старшим братом». Они легко могли закатиться куда-нибудь выпить, часто навещали друг друга. Были по-настоящему близкими людьми, а не просто зять и шурин.
Как-то Коити пригласил Нобутэру поужинать в маленький ресторанчик. Раньше они там не бывали. Нобутэру сразу подумал, что разговор будет не обычный. Коити ждал его в крошечном отдельном кабинете.
– Я знаю, что у тебя большой опыт в разных делах, – начал Коити. – Помнишь случай с якудза? Они тогда конкретно наехали на департамент управления имуществом. Ты здорово помог договориться. Сейчас тоже твоя голова нужна. Хочу посоветоваться.
Неподалёку от дома, где жил Нобутэру, стояло изысканное строение в стиле рококо, построенное в 20-х годах. Его называли вилла Касивара. Архитектура виллы была необычной для Японии, поэтому о ней не раз писали в журналах, показывали её по телевидению. Знаменитое здание. Когда владелец умер, наследники не смогли заплатить налог на наследство. На виллу наложил лапу муниципалитет, который собрался снести её и построить на этом месте административное здание. Однако жители района объединились и начали кампанию за сохранение виллы. Из-за этого все работы остановились. Не мог бы Нобутэру поспособствовать в решении этой проблемы? Естественно, за соответствующее вознаграждение.
Подумав немного, Нобутэру решил взяться за предложенную работу. Она давала возможность затеять интересную игру, да ещё и с компенсацией затраченных усилий. Для начала Нобутэру попросил у Коити список тех, кто подписал петицию за сохранение виллы. В нём оказалось пятьдесят три фамилии. Затем открыл счёт в банке на имя «Фонда за сохранение исторической виллы Касивара» и положил на него два миллиона иен из собственных средств. С банковской книжкой на руках он начал обход подписантов.
– Я хочу спасти старую виллу Касивара, – говорил он. – Я уже несколько раз ходил в муниципалитет, говорил там на эту тему. В конце концов они дали согласие на приобретение нашей организацией самого здания и прилегающего к нему участка площадью семьдесят цубо[14]14
цубо = 3,3 кв. м.
[Закрыть] за сто миллионов иен. Правда, на условии, что мы возьмём на себя ремонт, реставрацию и содержание этого имущества. За это я готов платить из своего кармана. Однако, чтобы собрать необходимые сто миллионов, приходится обращаться к вам, людям, которые ведут борьбу за сохранение этого исторического здания. Как видите, я уже вложил в это дело два миллиона. Если каждый из пятидесяти трёх Человек, поставивших подписи под петицией, сделает то же самое, мы соберём эти сто миллионов. Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку? Как только здание получит статус мемориального дома, вы получите места в совете директоров.
Большинство из тех, с кем он разговаривал, смотрели на Нобутэру как на сумасшедшего. Именно этого он и ожидал. Единственная заминка случилась, когда одинокая пожилая дама по имени Ая Нарамото послушно перевела на счёт его фонда два миллиона. У Нобутэру не было никакого желания отвечать по статье за мошенничество, поэтому он немедленно наведался к старушке домой и подписал долговую расписку и обязательство сразу вернуть полученные деньги, если не удастся собрать сто миллионов. Пока Нобутэру занимался сбором средств, муниципалитет периодически направлял на объект специалистов по сносу зданий. Борцы за сохранение виллы это заметили и созвали экстренное собрание, на которое явился и Нобутэру. Сразу взяв на себя роль лидера, он принялся кричать на представителей муниципалитета:
– Мы уж обо всём договорились! Мне обещали, что, пока фонд собирает деньги, сноса не будет, по крайней мере до конца месяца! И не говорите, что вы об этом не слышали! Пусть придёт человек, который в курсе! Идите, идите, убирайтесь отсюда!
Сотрудники муниципалитета, которых Коити Фунаки заранее проинформировал о ситуации, быстро ретировались. А Нобутэру воспользовался возможностью обратиться к собравшимся петиционерам с громогласным призывом:
– Почему вы не вносите деньги в фонд? Что такое два миллиона для людей, живущих в элитном районе? Вы говорите, что хотите сохранить здание, но как только заходит речь о деньгах – сразу в кусты! Это же абсурд! Только подумайте, историческая достопримечательность в вашем районе! Такими вещами гордиться надо! Но вы же хотите гордиться, а денег при этом не давать! Как не стыдно! Это же самый настоящий эгоизм! Не хочу больше ничего слышать! К середине следующего месяца каждый должен перечислить по два миллиона! Я понятно говорю?
С каждым словом Нобутэру распалялся всё сильнее, вёл себя, как безумный. В том же взвинченном состоянии он пошёл по домам агитировать подписантов. Он тыкал им банковскую книжку с отметкой о перечислении двух миллионов госпожой Нарамото, призывал последовать её примеру. Борцы за виллу Касивара шарахались от Нобутэру как чёрт от ладана и, как он и надеялся, их ряды стали быстро редеть, пока от полусотни с лишним человек не осталась маленькая группка, которую возглавляли два интеллигента. Они в теории выступали за то, чтобы вилла Касивара была объявлена общественным культурным достоянием, но платить за это не собирались. Потребовалось всё мастерство Нобутэру, чтобы убедить их сдаться. Он фактически преследовал этих людей, игнорируя правила невмешательства в частную жизнь, бесцеремонно раз за разом появляясь у них на пороге с красными от возбуждения глазами. И сам уже не понимал толком, показное его неистовство или подлинное.
Наконец наступил задолго до того установленный день, когда здание должны были снести. Нобутэру дежурил у виллы Касивара с раннего утра, но из инициативной группы так никто и не появился. Причиной тому были ненависть и злоба, которые он выливал на активистов. Виллу снесли – мешать было некому. Нобутэру наблюдал за сносом до самого конца и разыграл настоящую трагедию перед тележурналистами, прибывшими на место событий, после чего отправился в банк, чтобы перевести на счёт госпожи Нарамото пожертвованные ею два миллиона. Коити был очень благодарен ему за работу, и, когда Нобутэру получил полагавшиеся ему четыре с половиной миллиона иен, они вдвоём решили это отпраздновать и кутили всю ночь.
Через несколько дней Нобутэру приснился сон. Он стоял напротив виллы Касивара. Впрочем, не совсем так. Вилла располагалась на утёсе, а Нобутэру стоял на дороге внизу и смотрел на двухэтажное здание. У него на глазах вилла начала медленно разрушаться, хотя рядом не было видно никаких рабочих.
Стены начали беззвучно обваливаться, тут же рухнула вся постройка, увлекая за собой утёс. Черепица и кирпичи смешались со щебнем и землёй, и весь этот вал, вздымая клубы пыли, покатился на Нобутэру.
Он бросился бежать, но обнаружил, что по обе стороны высятся утёсы, засыпающие дорогу обломками. Он карабкался по склонам впадины, которые расходились как стороны равнобедренного треугольника, с трудом пробираясь через завалы.
С одной стороны каменной осыпи проступили несколько застывших, как маски, мёртвых лиц. На одном из утёсов находилось кладбище, которое обрушилось на дорогу. Во время войны семья Нобутэру эвакуировалась в город Сасаяма в префектуре Хёго. Там было кладбище, где покойников хоронили без кремации. Для местной ребятни проверкой на храбрость были походы на кладбище, откуда большинство мальчишек возвращалось с мокрыми от испуга штанами. «Вот откуда это видение!» – думал во сне Нобутэру. Надо скорее вырваться из этого зловещего сна с мертвецами. «Эй! Просыпайся!» Нобутэру понадобилось собрать все силы, чтобы проснуться.
Неужели всё это ему приснилось потому, что его терзало чувство вины перед обманутыми людьми, пытавшимися защитить виллу Касивара? Разве мог такой выжига, как Нобутэру, испытывать подобные чувства? И всё же тот случай, похоже, оставил в его душе глубокую отметину. Мысли о смерти часто стали посещать Нобутэру. Не был ли сон каким-то важным сигналом? Во сне он оказался с мертвецами лицом к лицу – так близко, что, казалось, протяни руку – и коснёшься их. Не исключено, что благодаря этому «почтиконтакту» Нобутэру приобрёл умение переходить из сна прямо в иной мир. Было бы желание.
Я всё ещё сплю? А куда подевался Мотояма? Датэ сидел в традиционной японской комнате, в которой была устроена камидана (домашний алтарь, посвящённый синтоистским божествам). Кроме него, в комнате никого не было. Раздвижные двери у него за спиной были закрыты, перед ним стояла прямоугольная жаровня, на которой исходил паром металлический чайник. Всё как в отчем доме, куда надо добираться по железнодорожной ветке Якихата, и одновременно картина напоминала одну из комнат в доме босса Сакаки-гуми. Ему казалось, что он сидит здесь уже давно, но что это за место, он не знал. Раз во сне в самом деле можно переехать прямо в ад, как говорил Юдзо, то, может, с ним это и случилось? Датэ бы не удивился, особенно после всего, через что ему пришлось пройти.
Датэ понимал, что до Юдзо ему как до луны. Вот уж кто по-настоящему крутой. Юдзо рассказывал, что повзрослел рано, а как иначе – в войну он остался сиротой. А Датэ, когда ему было столько же, сколько «старшему брату» в то время, доучивался в начальной школе. На память пришёл один эпизод из детства, и лицо залила краска стыда. Играя в классе с приятелями, он упал, сильно разбил коленку и расплакался. Да ещё по привычке стал звать маму. Одноклассники поначалу испугались за него, собрались вокруг, но услышав: «Мама, мама!» – тут же подняли его на смех. Ситуация была – и больно, и смешно, и Датэ сквозь слёзы засмеялся вместе со всеми. Но потом ему стало ужасно стыдно, а на смену стыду пришла ярость, неизвестно на кого направленная. От этой ярости он не избавился до сих пор.
В средних классах Датэ совсем испортился. Попался на краже в магазине, часто ссорился с другими мальчишками, которым подчас от него крепко доставалось. В учительской только и слышно было: «Опять этот Датэ хулиганит!» У Датэ сохранилась выпускная фотография. Место ему определили в третьем ряду, и поскольку любовью он у учителей не пользовался, ему выделили шаткий стульчик, на который ещё надо было забраться. Во второй ряд прямо перед Датэ посадили долговязого парня, справа и слева наседали плотные здоровяки. В результате на снимке запечатлелась только часть – несколько квадратных миллиметров – его скривившегося в страдальческой гримасе лица, вызывавшего ассоциацию с хватающей ртом воздух золотой рыбкой. Каким-то образом он сумел выдавить из себя улыбку, и на лице его читалось такое отчаянное желание хоть как-то заявить о своём существовании, что Датэ становилось тошно всякий раз, когда он глядел на снимок. Он сохранил его только потому, что там была девчонка из его класса, которая ему нравилась. Других её фотографий у Датэ не было. Он умел здорово драться, но стеснялся заговорить со своей симпатией. «Какой же я был сопляк тогда!» – думал Датэ, оглядываясь назад.
Датэ вспомнил, что Юдзо как-то рассказывал про сон, который видел, когда остался сиротой и скитался по улицам. Ему страшно хотелось есть, и он думал о «преисподней, где обитают голодные духи», о которой слышал от бабушки. Наверное, поэтому Юдзо и перенёсся во сне в ад, где его ожидал невиданный пир. И подумал, что даже в аду может быть лучше, чем в жизни, которая выпала на его долю.
