Текст книги "Бальдр и Тёмный бог"

Автор книги: Ярослав Титарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

4

.

Хозяин усадьбы

– Зажигайте костры! – приказал Рёйрик.

Воины вскарабкались на стены и убрали с кострищ укрывающие их от дождя пологи. Я помог уложить дрова и принёс масло. Огонь мгновенно вспыхнул, и от его жара стало тепло.

Рёйрик стоял, оперевшись на палку, и тревожно глядел вниз, в темноту под стеной. Я подошёл ближе и тоже поглядел вниз. Ров заполонили твари, и глаза их напоминали светлячков, сидящих в траве. Только светлячки эти сидели беспокойно, сновали туда-сюда, будто примеривались, где лучше забраться по стене. Звери рычали, ветер закладывал уши, танцующее пламя ослепляло, и я не мог успокоить дрожь, которая меня объяла.

Я взял из огня горящую палку и бросил её вниз, в варгов, которые слишком активно пытались подтянуться по стене. Мне удалось их согнать, но в другом месте звери вновь принялись карабкаться.

Кетиль приблизился к краю и пустил в тварей горящую стрелу.

– Есть ещё луки? – спросил я.

– Есть, но стрелы не очень-то действенны, – буркнул он. – Наконечник не пробивает шкуры, отскакивает. Пламя гаснет.

– Давайте закидаем ров дровами, польём маслом и подожжём! – воскликнул я.

– Нет, Бальдр! – строго сказал Рёйрик. – Сейчас ты это сделаешь, а когда они придут завтра, тебе нечем будет обороняться.

– Может, если мы убъём их сегодня, то завтра никто не придёт?! – рявкнул я. – Вы все тут слишком осторожные! Прячетесь за стенами и ждёте, что придёт герой и спасёт вас? – Я понизил голос: – Героя убили, его нет.

Я гневно выдохнул и зашагал по стене. Воины убирались с моего пути и не дышали, когда я проходил мимо. Обойдя вокруг кострища я вернулся на прежнее место и встал напротив Рёйрика и Кетиля.

– Если вы будете лишь защищаться и не будете атаковать, то шансов выжить нет. Никаких!

– Ты готов рисковать, потому что ничем не связан, Бальдр! – проскрипел Рёйрик. – Если бы у тебя были жёна, дети, ты бы сто раз подумал, прежде чем приказывать сжигать все дрова в одну ночь.

Пока мы были увлечены спором, одному варгу удалось забраться на стену. Чёрная тень прыжком настигла ближайшего воина. Он закричал, но быстро умолк. На стене поднялась суета. Воины замахали горящими палками, сгоняя варга, но то тут, то там на стену взбирались новые.

– Что это такое?! – взмолился Рёйрик. – Они никогда не забирались наверх!

– Стены со временем гниют, а враги растут, – буркнул я.

Нам удалось отбить натиск тварей. Выдалась передышка, и я сел на приготовленное для костра полено. Я сидел далеко от огня, но тело пекло. Пот стекал по груди, по животу, по спине. Я тяжело дышал, хрипел, как загнанная собака. Руки и ноги ныли, меня тошнило. “Скорее бы рассвет”, – думал я, ковыряя ногтями кору на палке.

Гул голосов раздался в стороне. Варги вновь забрались на стену. Я встал. И как оказалось – вовремя. Возле меня тоже оказалась тварь. Я замахнулся факелом – она отпрыгнула в сторону. Но тут же явилась вторая, третья.

Варг бросился на Рёйрика, вцепившись ему в горло. Я ужалил зверя огнём по спине, и тот отскочил. Но было уже поздно. Рёйрик, окровавленный, упал на землю.

Встав вплотную друг к другу и выставив перед собой огонь, мы двигались на зверей, и они вновь отступили.

– Бальдр! – позвал Кетиль, стоя на краю стены. – Иди сюда.

Я не успел повернуться к Кетилю. Позади раздались крики, и я увидел, что варги прорвались внутрь усадьбы. Я рванул к лестнице, и ко мне присоединились Хельги и ещё несколько воинов.

– Там же женщины! – закричал я.

– Бальдр! – вновь позвал меня Кетиль голосом полным ужаса.

Я повернулся и поглядел туда, куда глядел он. Я увидел, что к усадьбе чёрной горой приближался йотун.

– Догоните варгов, – приказал я Хельги, а сам вернулся на стену.

Я увидел, как некоторые воины заробели, опустили факелы и приготовились к смерти.

– Если сейчас кто-то скажет, что мы не переживём ночь, я лично сброшу его вниз! – выкрикнул я. – Тащите дрова и масло. Всё что есть, несите на стену!

Мы разожгли огромные костры. Когда йотун приблизился, то мог подступить к усадьбе лишь в одном месте, над воротами.

– Дай мне лук, Кетиль! – приказал я.

Йотун тормошил ворота, желая проломить стену. Земля тряслась под ногами. Летели куски дёрна и камни. Воины метали в чудовище горящие головешки, стараясь отогнать его.

Я устроился на стене подле тела Рёйрика и прицелился горящей стрелой йотуну в глаз. Затаил дыхание и спустил тетиву. Стрела отскочила от плоти чудовища, но огонь обжёг и ослепил глаз. Йотун яростно заревел, схватился за голову и отступил от ворот.

– Ты прогнал его, Бальдр! – воскликнул Кетиль.

Варги отступили вслед за йотуном, и я услышал ликование воинов.

– Мы прогнали их! – кричали они. – Впервые – сами прогнали!

Я не увидел Хельги и решил найти его. Спустившись со стены, я двинулся в сторону долгого дома. Небо светлело у меня на глазах.

На булыжниках крыльца я увидел тела двух воинов. Дверь была распахнута, я вошёл внутрь, и от увиденного у меня сжалось сердце.

Хельги лежал лицом вниз в луже крови. Я прошёл в женские покои и увидел наполовину съеденные тела жён и маленьких детей Рёгнара. Здесь была и Лагретта. Я узнал её волосам и торчащему из-под рубашки плечу. Лица у неё не было.

Я вышел из дома, меня трясло. Ноги подкосились, и я сполз по стене на землю рядом с телами воинов.

– Что с тобой, Бальдр? – поглядел на меня Кетиль. – Да ты ранен!

Я взглянул на свой живот. Рубашка была пропитана кровью. Я задрал её и увидел, что швы на боку разошлись – из меня сочится кровь и гной.

***

Я видел сон, а может, передо мной восстало воспоминание. Мы плыли от конунга Харальда на трёх ладьях. Две из них принадлежали моему брату конунгу Хёрду, а третья мне. И я вёз своему брату невесту – Маргрет, с которой тот никогда не виделся.

Маргрет мне понравилась. Она была умной, бойкой, откровенной – настоящая дочь конунга. У неё были глаза утреннего неба и кожа гладкая, как поверхность ледникового озера. Волосы светлые, почти пепельные. Таких девиц я прежде не видел.

В свою очередь, Маргрет не встречала таких, как я. Мы жили на далёком острове и всё ещё сохраняли веру в древних богов. Мы считались людьми другого мира, но и Харальду, и нам был выгоден союз, который сохранил бы единство наших народов, имевших общие корни.

Когда мы сидели на пиру у Харальда, я видел, что глаза у Маргрет полны печали. И спросил:

– Почему ты грустишь, невеста? Разве ты не желаешь отправиться в мою страну и стать жёной моему брату? Не бойся, – сказал я. – Конунг Хёрд мудрый и справедливый. Он очень добрый и никогда не обидит тебя. Ты сияешь, как солнце, и я счастлив, что у брата будет такая жена!

Маргрет поглядела мне в глаза и ответила:

– Ты так любишь брата и радуешься его счастью, что я завидую той, кто владеет твоим сердцем. Есть у тебя жена?

– Нет, – ответил я. – Походы, плавания – я почти не бываю дома. Будь у меня жена, она давно ушла бы к другому. А я этого не вынесу – потому не беру жены.

– Если бы я была твоей женой, то скорее умерла бы от тоски, чем поглядела на другого.

Лицо Маргрет вспыхнуло. Она отвернулась и закусила язык от излишней откровенности.

– Пей, невеста, – мрачно сказал я и поднял кубок. – И не грусти.

Маргрет выпила со мной, и больше мы не заговаривали. Её слова не выходили у меня из головы ни в тот вечер, ни за всё последующее время, пока мы готовились к отплытию. Я тосковал вдали от неё, и самым счастливым для меня стал день, когда мы взошли на мою ладью.

Я приказал устроить для Маргрет закрытый полог, чтобы за время плавания девушка не смущалась в окружении стольких мужчин. И она просидела там полдня, а потом вдруг выскочила и бросилась к борту, спасаясь от немилого брака.

Я испугался и кинулся за ней. Я схватил Маргрет, увидел её смущённое лицо и понял, что никогда не забуду её глаз. Cердце сжалось, но я рассмеялся. Она тоже улыбнулась и прижалась ко мне.

– Скажи, Маргрет, – произнёс я, обняв её, – ты правда могла бы хранить верность мне одному? Навсегда?

– Я желаю этого всем сердцем, Бальдр! – кивнула она, со жгучей тоской поглядев мне в глаза.

– Я не повезу тебя к Хёрду, если ты этого не хочешь, – прошептал я. – Я повезу тебя к себе. Ты будешь моей женой!

***

Боль в боку привела меня в сознание. Надо мной колыхалась тень, пахнущая мёдом и сыром.

– Йорунн? – простонал я.

– Теперь ты меня вспомнил – это радостно, – улыбнулась старуха. – Не двигайся, я промываю рану. Ты очень плох, Бальдр. Три дня пролежал в беспамятстве.

В голосе Йорунн прозвучала тревога.

– Три дня? А твари не приходили больше? – спросил я.

– Люди говорят, что после той ночи даже огни в лесу перестали мерцать.

– Хорошо, – выдохнул я.

Я склонил голову набок и уставился в тёмный угол.

– Когда я приехала и увидела тебя, истёкшего кровью, – мне стало так страшно… – прошептала Йорунн.

– Не тебе одной… – сглотнул я.

Она дотронулась до моего лба, потом пощупала сердцебиение на шее и покачала головой.

– Я испугалась, что приехала слишком поздно. Но, слава Бессмертной матери, успела заняться тобой.

Я чувствовал жар, исходивший от моего тела. Даже веки и ресницы горели. На языке было сухо и скребло.

– Дай попить, – хрипло проговорил я.

Йорунн протянула мне кружку и придержала голову.

– Ты очень плох, – повторила она. – То, что я подняла тебя из мёртвых, не обошлось без последствий. В крови воспаление, и у тебя началась горячка. Я даю тебе средство, чтобы сбить жар. Но надолго ли этого хватит? Ох, Бальдр, почему ты не отправился к Хёрду, он ведь ждёт тебя.

– Почему не отправился к Хёрду?! – прошипел я. – А то ты не знаешь?! Он унизил меня, убил! Забрал Маргрет. Он забрал у меня всё!

Я захлёбывался яростью, горло осипло – я закашлялся.

– Успокойся, не кричи на меня, – проговорила Йорунн, придержав меня за грудь. – Мне знакомо, что ты чувствуешь.

Стараясь отдышаться и унять гнев, я осмотрелся по сторонам. Я находился в своих покоях, освещённых тусклым светом масляной лампы. Шкуры в проходе были раздвинуты, я видел зал – он был пуст. Стояла непривычная тишина.

– Где все? – прохрипел я слабым голосом.

– В земле, Бальдр, – холодно ответила Йорунн.

Перед глазами мелькнуло видение окровавленных тел, которых я застал в доме после нападения тварей. Грудь закололо от бессилия.

Йорунн сомкнула губы, уголки её рта укоризненно выгнулись вниз.

– Хель пирует в своём чертоге, – прошептал я. – Ты считаешь, я виноват, что не спас их?

– Приподнимись, пропущу перевязь под спиной, – сказала Йорунн. На вопрос не ответила.

– Мы все умрём – борись или не борись – исход один, – сказал я. – Что бы мы не делали, нас ждут безмолвие, холод и тьма.

Старуха вздохнула и вновь промолчала. Она укрыла меня шкурой до самых плеч, я заметил на её сарафане броши из белого металла, так похожего на металл амулета Маргрет.

– Откуда у тебя это?

– Это? – покрутила она брошь. – Это ты подарил мне Бальдр. Незадолго до… гибели.

Йорунн провела шершавой ладонью по моей щеке, а потом попыталась встать на ноги. С первого раза у неё не получилось: старушечьи мышцы были слишком слабыми. Я вспомнил, что сказали мне Олав и Торир: Йорунн была молодой женщиной и отдала непрожитые годы за то, чтобы оживить меня. Я взял её за руку.

– Неужели тебе не хотелось пожить подольше? – прошептал я. – Знаешь, там в Хельхейме нет ничего хорошего – только холод и одиночество!

– Ты верно говоришь, что все мы умрём, Бальдр. Но вопрос в том: как? – многозначительно произнесла Йорунн.

Она нависла надо мной и поглядела в глаза.

– Я сделала это, чтобы обрести в душе огонь, который грел бы меня и освещал мне путь во мраке.

– Ты хотела дать шанс людям спастись от чудовищ?

– Я хотела дать шанс тебе, Бальдр! Чтобы ты мог искупить свой грех и обрести огонь, который согревал бы тебя на бескрайних просторах Хельхейма, когда ты вновь вернёшься туда.

– Но, если я не искуплю своего греха, твоя жертва будет бессмысленной…

– Я любила тебя, Бальдр, – прошептала Йорунн. Шёпот её был похож на девичий, знакомый мне. – Ты был добрым и щедрым. Когда меня за колдовство изгнали из Хедвига, ты подарил мне усадьбу на Песчаном берегу. Так что моя жертва не может быть бессмысленной. Это моя благодарность тебе.

Глаза Йорунн увлажнились. Мои тоже. До этого момента я чувствовал себя одиноким, всеми преданным, но Йорунн дала мне понять, что я был не одинок.

– Останься со мной в Хедвиге, – сказал я. – И скажи людям Рёйрика, что я прошу их тоже остаться.

– Я останусь с тобой, – кивнула Йорунн. – Но с воинами говорить должен ты сам.

***

Рана не заживала. Йорунн промывала её каждый день и поила меня снадобьями – это помогало бороться с воспалением и жаром. Но я должен был принимать зелья Йорунн на завтрак и на ужин, от чего вкус моей пищи стал ещё более отвратительным. Чувствовать я стал себя вполне хорошо. Хорошо для драуга.

Опираясь на палку, чтобы меньше бередить рану, я вышел на двор.

– Ты похож на Рёйрика, – заметил Кетиль, сидевший на скамье у крыльца.

– Такой же мёртвый? – ухмыльнулся я.

Кетиль скривил лицо в усмешке.

– Как дела в усадьбе? – спросил я. – Много умерло в ту ночь?

– Пять мужчин на стене, считая Рёйрика. И семь женщин и детей в усадьбе.

– Прикажи сделать такие запасы дров, какие только возможно, – приказал я. – Не стоит щадить лес, если наши дети не доживут до дня, когда смогут им воспользоваться.

– Хорошо, ярл, – Кетиль встал и поклонился мне.

– Вы останетесь со мной? – прищурился я.

– Рёйрик погиб, и нам некуда идти, – ответил Кетиль. – Я был бы рад служить тебе. Да и все были бы рады. Но… – воин прочистил горло и переступил с ноги на ногу.

– Говори, ну! – потребовал я.

– Ты не хочешь служить конунгу… Никто из нас не желает войны. Нам довольно войны с чудовищами, понимаешь, ярл?

– По-твоему, я похож на того, кто её желает? – я прищурился и развёл руками, предлагая Кетилю лучше присмотреться к моему болезненному виду.

Воин в задумчивости сложил руки на груди, а я опёрся подбородком на палку.

– Пока не изгоним тёмных тварей в бездну, из которой они явились, я не развяжу войны с Хёрдом, – произнёс я. – Веришь мне?

– Я верю тебе, ярл, – заглянул мне в глаза Кетиль. – Во время битвы на стене ты… ты показал, что заслуживаешь доверия. Все мы готовы были следовать за тобой. Ну почти все…

Кетиль вновь переступил с ноги на ногу.

– Ну! Говори, – буркнул я.

– Рагги… Сынишка Рёйрика, – Кетиль почесал голову. – Ты видел его, он всегда ходил со стариком. Он ещё глуп и сердится на то, что ты забрал у отца усадьбу. Вразумить бы его…

– Где он? – спросил я.

– За стеной, у могил.

Я двинулся под моросящим дождём к воротам. Сперва во мне разгорелась злость, и я представлял, как отхлещу мальчишку своей палкой и прогоню прочь за то, что смел считать мой дом своим! Но холодный ветер постепенно унял ярость. Что он знал, этот мальчишка? Много ли он видел в жизни?

Я нашёл Рагги. Он сидел на вымокшей от дождя земле, обхватив колени руками. У него на лице и под носом висели капли. То ли от дождя, то ли от соплей.

– Здравствуй, – сказал я.

Парень взглянул на меня, сделал сердитое лицо и насупился. Не ответил. Это был парень лет четырнадцати. Глупый возраст. В этом возрасте честь, мужество, дружба кажутся тебе самыми главными добродетелями в жизни. Ты готов умереть ради них. За справедливость ты готов мстить яростно и самоотверженно. Купить тебя невозможно, даже если покупает ярл.

– Я понимаю тебя, – сказал я, сев рядом.

Я заскрипел зубами от боли, прижав руку к боку. Рагги повернулся с встревоженным лицом.

– Рана, – пояснил я.

Мы немного помолчали. Ветер был сильным и холодным. Я вымок и замёрз – и решил не тянуть.

– Со мной тоже поступили несправедливо, – сказал я. – Я жил с женщиной, которую любил, и просил своего брата разрешить мне брак. Но он прислал убийц – меня отправили в могилу. У меня забрали всё: любовь, усадьбу, достоинство, жизнь.

– Ведь ты жил с чужой женщиной! – презрительно произнёс Рагги.

– Она хотела быть моей. Это не считается?

Парень плотно сжал губы, передёрнул плечами от холода и судорожно вздохнул.

– Когда меня вернули из мёртвых, я нашёл в своей усадьбе твою семью. Это было справедливо?

– Наверное, нет, – ответил Рагги.

– Да, твой отец мог оспорить моё право на усадьбу, но решил уехать. Он был справедлив. Он был честен. И я хотел бы отплатить ему тем же, – я поглядел на Рагги. – Если хочешь, парень, я могу дать тебе коня, и ты отправишься к кому-нибудь из своих братьев. Но, если хочешь, я назову тебя своим хирдманом, и ты будешь служить мне. Будешь служить ярлу и однажды сможешь купить себе собственную усадьбу.

Взгляд парня сделался задумчив, сердитые морщинки на лбу разгладились.

– Если ты не победишь чудовищ, то ни у кого не будет будущего, – проговорил он.

– Я ведь не могу один победить всех, верно? Что ты решил, ну?

– Хочу быть твоим хирдманом, конечно, ярл Бальдр.

Я приобнял парня за плечи, и вспомнил, как обнимал меня брат в день, когда мы узнали о смерти отца. По телу пробежали мурашки от осознания, что когда-то мы с ним не были врагами.

Мы вернулись в зал вместе с Рагги. Я посадил его с собой за один стол и Йорунн тоже попросил сесть рядом. Воины пировали, а я вертел в руках кубок с мёдом. Пить я уже не мог: вкус был гадостный, а опьянение не спасало от мыслей, как бы я не старался.

Я сделал глоток и поморщился от горечи.

– Зачем ты пьёшь, если тебе от этого плохо? – произнесла Йорунн.

– Я должен решиться на разговор с Хёрдом, – сказал я. – Но трезвым я к нему не поеду.

5

.

Конунг

Всю ночь барабанил дождь. От шума и холода я плохо спал – совсем становлюсь стариком? Я лежал в постели один, и меня поедала тоска. Мне виделась Маргрет: очертания её бёдер, таких пленительных для меня, её пушистых волос, пахнущих цветущими лугами, жадных губ. Я помнил их. Всегда помнил. Но теперь я узнал и её имя, и узнал, чья она жена… Мысли обжигали меня, и я не мог спать. Я желал лишь одного: наказать Хёрда и вернуть свою женщину!

Разбитый и не отдохнувший, я поднялся с постели. Я разместился в зале и часто выглядывал во двор, дожидаясь рассвета. Я хотел поскорее отправиться в путь.

Ливень смолк, но морось стояла в воздухе сплошной стеной. Мгла не расступалась.

– Надо ехать, если ты собирался, – зевнул Кетиль и почесался. – Погода уже не разгуляется. Мы можем прождать и до обеда, но выезжать тогда будет уже поздно.

Кетиль приблизился к очагу и налил подогретого мёда. Он протянул мне кружку, но я отказался.

– Выводи лошадей, – приказал я.

Когда я оделся и ступил на сырой, промозглый двор, то увидел Йорунн в дорожном плаще. Они стояли с Кетилем, и он помогал ей забраться в седло.

Я замер, испугавшись, что моё приближение вновь поднимет коней на дыбы, и тогда – конец старухе.

– Йорунн, какого хрена?! – выкрикнул я через весь двор.

– Ты же просил меня быть с тобой! – дёрнула она плечами.

– Не кричи, ярл, – махнул Кетиль рукой, – иди сюда. Я выбрал самых смирных коней. Они всю ночь нюхали твои кровавые бинты и привыкали. Жуткая вонь, правда, ребята? Но зато теперь не боятся!

Я медленно подошёл.

– Ну, и чего так глядишь? – спросила Йорунн в ответ на мой тяжёлый взгляд. – Лекарство ты принял?

– Забыл, – мотнул головой я.

– Видишь, мне придётся поехать с тобой, – поучительно кивнула она, – чтобы ты не забывал. Кто-то должен заботится о тебе. Кто-то – о лошадях, – бросила она взгляд на Кетиля.

Ухмылка слетела с лица воина, и он убрал руки от старухи.

– Просто ты такая старая… – поморщился я. – Не придётся ли с тобой возиться?

– У тебя распорот бок, – сказала Йорунн. – Рана не заживает, гноится. Бегаю с тобой, как с малым ребёнком. Это кому с кем ещё предстоит возиться?!

– Ладно-ладно, замолчи, – фыркнул я, влезая на своего коня. – Едем, ну!

Дождь. Интересно, закончится ли он когда-нибудь? Ещё ни дня, как восстал из мёртвых, я не видел на небе солнца. Хмарь стояла над землёй дни напролёт и только сильнее отяжеляла душу.

Боль. Почему конь не может двигаться ровно, не подкидывая мой зад при каждом шаге? Зараза. – Рана болела и мокла. Тошнота подкатывала к горлу. По спине стекал холодный пот от превозможения. Но я терпел.

– Это ты их убил? – спросил Кетиль.

– Кого?

Наши кони шли вровень. Я видел, что воин глядит на меч Торира, прикреплённый к моему седлу, и слегка улыбается. Кетиль был моим хирдманом и, по-видимому, чувствовал себя почти моим братом.

– Олава и Торира, – уточнил он. – Торир был гадким парнем! Прошлым летом, когда люди Хёрда приезжали в Хедвиг, он взял девственность моей сестры и бросил её. Ей пришлось выйти замуж за пастуха. Весной их сожрали варги, когда они перегоняли овец.

Кетиль перевёл взгляд на серые холмы и замолк.

– Торира тоже сожрали варги, – ответил я.

Справа от дороги я увидел, как посреди луга, в пелене тумана, выросла тень холма. Когда приблизились, я понял, что это был могильный курган.

– Кто там похоронен? – спросил я.

– Теперь это пустующий курган, – ответил Кетиль после некоторого молчания.

– Моя могила? – прищурился я.

Кетиль кивнул. Я направил коня с дороги, к холму.

– Бальдр, мы ведь только отъехали! – встрепенулся воин. – Нам нельзя останавливаться, иначе не добраться до жилья засветло!

– Дай ему минутку, пусть пожалеет себя, – раздался голос Йорунн у меня за спиной.

Я повернулся и поглядел на неё. Йорунн вздрогнула, затаила дыхание, отвела взгляд.

Казалось бы, если ты сейчас жив, то зачем оглядываться назад и встречаться лицом к лицу со своей могилой? Но я всё равно взбирался на мокрый холм. Рану на боку щипало, свербило.

Здесь было всё для меня кончено. Мрак. Смерть. Пустота. Страх. Я заглянул в черноту развороченной земли, на которой рябью дрожали лужи. Здесь был мой прах.

Я мог бы постоять тут дольше и порассуждать о неземном, но на открытом холме ветер был немилосердным и продувал напитанный влагой плащ насквозь. Я замёрз и отправился вниз.

Йорунн подъехала ближе. Я молчаливо поглядел на неё. Старая женщина. Слабая, промокшая. Она отдала свою молодость за то, чтобы у меня был шанс на искупление. Я должен попытаться спасти мир, чтобы её жертва не была напрасна.

– Как ты, Бальдр? – осторожно спросила она. – Тяжело?

– Низковато, – сказал я. – В другой раз выложите ладью из валунов на вершине. Помнится, у меня была ладья?

– Твои драккары стоят теперь в Тронхейме у конунга Хёрда, – сказал Кетиль. – Он забрал всё твоё имущество и раздал своим хирдманам.

– Ублюдок! – выругался я.

Добрый настрой мгновенно улетучился, я часто задышал, давясь злобой.

– Память возвращается к тебе? – приподняла брови Йорунн. – Ты ещё не вспомнил, где Эйсир, твой меч?

Я поглядел на брошь, блеснувшую в прорези плаща старухи, и помотал головой.

К вечеру мы прибыли в усадьбу Скоугар.

– Здравствуй, Кетиль. И вас приветствую, путники, – сказал хозяин, косматый здоровяк, встретивший нас на пороге долгого дома. – Кто это с тобой? О, Боги, Бальдр!

Здоровяк прикрыл рот рукой и лицо его побелело.

– Давно не виделись, – он робко улыбнулся, но глаза выдавали страх.

– Я знал тебя? – скривил лицо я.

– Я Ингольф, ты не помнишь, ярл? Э-Э… Я был одним из твоих землевладельцев… бондов, но теперь плачу налоги Хёрду, извини!

– Понимаю, – стиснул я зубы.

– А это кто с тобой? – покосился Ингольф на Йорунн, которая пряталась за моей спиной. И все люди, что вышли нас встречать, попятились. – Нет, ярл… – Лицо бонда осунулось, будто он увидел чудовище. – Тебе я дам ночлег, но колдунья пусть уходит!

Я повернулся к Йорунн и увидел в её глазах отчаяние.

– Почему вы прогоняете её?

– Она колдунья! – выкрикнул кто-то. – Она подруга Хель!

– Я колдунья, – кивнула Йорунн. – Они бояться.

Я взял спутницу за руку и вывел вперёд.

– Она останется! – рявкнул я. – Эта женщина вернула меня к жизни и пожертвовала за это молодостью! Нет?!

– Хорошо, – замялся Ингольф и попятился. – Проходите.

Лампы в доме горели тускло. Стол у бонда был бедным: то ли Ингольф жил голодно, то ли пожалел достать запасы из погреба. Я так устал, что просто не хотел это выяснять и не хотел разжигать в себе лишнюю злобу.

Я посадил Йорунн с собой, чтобы никто ей не угрожал. Она с большим аппетитом ела всё, что поставили перед нами на столе: а это был лишь скир и лепёшки. Йорунн жевала бойко, как молодая девушка, – и я завидовал её жизненной силе.

Я сунул в рот маленький кусочек смоченной в скире лепёшки. Но не потому что хотел есть, а чтобы завтра быть способным снова сесть в седло. Я очень устал и хотел выпить. Но хмеля на столе не было, и мне сделалось особенно тоскливо.

Кетиль быстро набил живот и поднялся от стола.

– Всю прошлую ночь проворочился, – буркнул он. – Если есть больше нечего, пойду спать.

Он завернулся в плащ, лёг ближе к огню и сразу же захрапел.

– Почему люди боятся тебя? – спросил я, поглядев на Йорунн.

– Я знакома с Хель.

– Когда ты рассказала про огонь, который мог бы осветить путь в Хельхейме, я понял это.

– Я познакомилась с Хель, когда была ребёнком.

– Расскажи.

– Я была на грани смерти, давно… я рассказывала тебе когда-то, но, что ж, расскажу ещё. В тот год погибло много скота от болезни, и всем грозила голодная зима. Меня, как лишний рот, отправили в лес искать погибель. Дикие звери мне не попались, быстрой смерти не случилось. Наступила ночь, и я очень замёрзла. Я оказалась на пороге Хельхейма, и Хель вышла мне навстречу. Однако, я ей почему-то не понравилась. Она поглядела на меня страшным, заполненным тьмой взглядом и ушла. А утром я проснулась. Живая. Я добрела до соседней усадьбы, где меня приютила одна одинокая старуха – Аслог. Все удивлялись тому, как я выжила, пройдя через лес, и я рассказала о том, что виделась с Хель. Люди хотели вновь выгнать меня, но Аслог настояла, чтобы меня оставили. Она была уважаемой в поселении знахаркой и научила меня собирать травы, готовить снадобья. Я много знаю о снадобьях, и люди, хоть и презирают меня, всё равно приходят. И ты тоже приходил, не ухмыляйся.

– Чего же я от тебя хотел?

– О, у тебя была беда, когда много выпьешь, ты не мог. Хотя и очень хотел. Мы решили твою проблему, испытали и закрепили. Ты остался доволен и подарил мне в награду усадьбу на Песчанном берегу.

– Каким я был щедрым! – изумился я.

– Ты пришёл ко мне именно таким. Светлым, лёгким, любящим женщин, красивых и не очень – всех. Ты был щедрым со всеми, кто был щедрым с тобой. А потом ты встретил Маргрет… – Йорунн подтянула к себе ноги и улеглась на скамью. – Она сделала тебя жадным. До того, что ты предал брата. Всё, я хочу спать.

Старуха замолчала. Я отодвинулся от неё и достал нож, висевший на поясе. Поглядев на сталь, отражавшую пляску отсветов лампы, я задрал рубашку на животе и осторожно сунул нож под перевязь раны.

“Хорошо, – подумал я. – Будет держаться”.

Я вернул нож в ножны, расправил шкуры и приготовился спать. Ингольф появился из-за занавеси и, подойдя ко мне, поставил на стол кувшин с хмельным мёдом.

– Уж извини, плохо кормлю, – тихо проговорил он. – Мы живём небогато. Но теперь, когда все спят, могу поделиться с тобой тем, что греет душу.

– А я уж думал, придётся уснуть трезвым. Налей, – я придвинул кружку.

– Недавно здесь была жена конунга, Маргрет, – произнёс Ингольф. – И все мы вновь вспомнили о той истории, о которой не велено теперь вспоминать.

Грудь скрутило спазмом от упоминания Маргрет. Я внимательно поглядел на Ингольфа.

– Она сидела там, где сидишь сейчас ты, и плакала. Всю ночь проревела. Мы испугались. Нет, не женских слёз, а того, что история эта, о которой не велено вспоминать, выплывет наружу.

– Говори яснее, ну!

– Эта история… о том, что она жила с тобой в Хедвиге. Никто об этом теперь не вспоминает, потому что Хёрд не рассказал об этом конунгу Харальду, отцу Маргрет. Мудрый Хёрд решил скрыть, что ты осквернил юную деву: сказал приболела – и потому свадьбу отложили. Ему пришлось. И Маргрет пришлось.

– Зачем ты мне это говоришь?! – выпрямился я.

– А затем, что, если бы ты оставил теперь Маргрет у себя, конунг Харальд пришёл бы с войной! И воевал бы против тебя! И Хёрда!

***

Когда мы добрались до Тронхейма, дорога совсем измучила меня. За прошедшие дни я почти не ел и плохо спал из-за гноящейся раны. Я много пил, чтобы меньше чувствовать.

Я совсем истощил себя из-за гнева на брата, но меня согревала мысль, что с каждым днём я становлюсь всё ближе к Маргрет. Однако, я вспоминал, что она теперь ночует в постели Хёрда, и злоба вновь охватывала меня. Я напряг мускулы на животе, чтобы лучше почувствовать сталь ножа, спрятанного под повязку.

Вместе с Йорунн и Кетилем мы сидели в передней части долгого дома Хёрда на устланных шкурами скамьях. Перед нами стояли блюда с мясом, сыром. Всё пахло восхитительно, но мне комок в горло не лез. Не только потому что я не чувствовал вкуса пищи, а ещё и потому что нервничал. Я ждал, когда Хёрд соизволит принять меня, сжимая в руках кружку мёда. Кетиль нахваливал напиток из закромов конунга, но по мне он был так же плох, как и мёд из Скоугара. Йорунн склонилась через стол и обняла моё лицо, заглянув в глаза.

– Ты где-то потерялся, Бальдр, – сказала она. – Твой дух наполнен злостью, которая губит тебя.

Я отстранился от ласковых рук Йорунн, испугавшись, что Маргрет может в любой момент войти и снова застать меня с женщиной, пусть и старой.

– Ошибаешься, злость даёт мне сил!

– Злость разрушает, – понизила голос Йорунн. – Я знаю это по себе, я жила злостью, ненавидела людей, которые не принимали меня. Сил даёт другое. Тебе нужно понять: что даёт тебе сил.

Я вздохнул и поглядел на руки старухи, сморщенные и бледные. Йорунн была неизменно ко мне добра, как бы я не ершился.

Дверь отворилась, и вошёл воин в кожаных доспехах, на которых сверкали металлические пластины.

– Конунг просит тебя войти, ярл Бальдр, – сказал он. – Оставь оружие здесь.

Я знал, что вооружённым Хёрд меня к себе не подпустит.

“Боится! – возликовал я. – Верно опасается мести, и правильно делает!”

Я поднялся, расстегнул пояс с ножнами и оставил меч Торира на столе. Воин с опаской поглядел на меня и после нескольких мгновений замешательства осторожно ощупал меня за пояс. Я зарычал, когда он тронул мой бок.

– У него рана, осторожно! – добрая Йорунн, как я и ожидал, вступилась за меня.

Расправив плечи, я двинулся к двери. Я старался идти ровно и ничем не выдавать слабости тела.

“Интересно, Маргрет с ним? Как мне быть, если она с ним?”

Я сжал кулаки и вошёл. Хёрд сидел в кресле с высокой спинкой на возвышении посреди просторного зала. Глаза его были покрыты куском чёрного шёлка, а на волосах, подёрнутых сединой, блестели золотые колечки. Туника висела на острых ключицах, будто на сучках дерева. Конунг выглядел очень тощим, будто был болен, – выглядел немногим лучше меня.

“Слепой ублюдок, ты даже не поглядишь мне в глаза!” – посетовал я.