Текст книги "Технарь для Хозяйки медной горы"

Автор книги: Ярослав Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– У-у-у гады! И трех слов связать не могут, а все туда же, не интересно, не захватывает, баб много, сексу мала. Тьфу, деревня. Да чтоб я ещё раз взялся им сказки рассказывать, гонорар все равно самому приходится собирать.

И уже урча, принявшись за трофейную рыбу:

– И зачем я вообще принялся за это гиблое дело?

А гном тем временем продолжал:

–Так и о чем я, – почесал он бороду, – как время до разговоров охочее настанет, то и время попотчевать берегиню подошло, – завернул он к той самой лавке, где в обнимку с оглоблей стоял рыбак, уже и не обращая внимания на зыркавшего на его водяного. Где и выбрал с пяток рыбин, за которые пришлось расплачиваться уже мне. Не обращая внимание на удивленно рассматривающего купюру в пять сотен рублей старика, пока гном объяснял, – а лучше, чем Ушица в этом деле, как по мне и не сыскать. Правда без пары травок не обойтись и кое чего ещё…

Задумавшись выискивая, что-то или кого-то только ему понятного, гном протащил меня через половину набережной. Пока мы не наткнулись на бабушку веселушку, торговавшую какими-то подозрительными грибами. Или вернее не так, она так радовалась каждому покупателю, что те грибы вызывали подозрение сами. Тем более что и гном не рискнул меня подводить к прилавку, а пошёл шушукаться сам. А уж после того, как принял кулек и с полчаса торговался за него, костеря на право и на лево "проклятую нечисть" я понял почему и лишних вопросов задавать не стал. Тем более, что мы выбрались к нормальному человеческому рынку, где сновали дети и кучкой стояли боярыни местного бомонда. Другого слова, про баб свысока оглядывающих каждого появившегося в их поле зрения, и не сказать. За лотками же стояли, девочки подростки и девицы красные. Но от мало и до велика, те внимали и впитывали происходящее, набираясь опыту на будущее. Так что за дело браться настала моя очередь, опять же и для Ухи не все было приобретено. Остался один вопрос к кому подходить, ведь девица красная на то и красная – что созрела, и стоило было мне шевельнутся к одной из них и подходя поздороваться:

– Здравствуй краса.

Чтобы услышать из-за спины:

– И ты будь здрав, добрый молодец, – откуда не возьмись, окружил меня бабий гарнизон, да так что куре во Щах не было бы тесно.

А стоило им добиться своего, пошёл совсем другой разговор или может это я слишком долго молчал:

– Так чего хотел болезный, – приперла меня к прилавку, верхними необъятными девяносто, если брать половину, бойкая женщина, сверлившая меня не детским оценивающим взглядом, – сейчас все тебе раздобудем. Но если ты со своим коротышкой пришёл нам мозги пудрить, то пеняй на себя…

И так это было многообещающе, что пришлось тихо соглашаться. И мне и правда достали все, даже больше. Я и оглянуться не успел, как толпа протащила меня по всем местным прилавкам. Что в конце концов, из их круга вышел не непонятный тип, потерявший даже старые трусы, а тот самый добрый молодец, кое-как отстоявший последнее благо цивилизации заплечный мешок, после борьбы за который меня даже зауважали. Но котелок все равно пришлось приобретать чугунный, литров на десять, уперевшись в который я было попробовал сбежать. Однако за всем этим наблюдавший гном, лишь удовлетворенной кивнув на обновку и намекнул, что котел походный, а нам ещё пилить и пилить. Так что, не поняв его и даже себя из-за поднявшегося шума охов и ахов, как-то так вышло, что дальше я тащился с неподъёмной чугуниной в одиночку. Пропустив мимо ушей напутствие гнома, да и всю окружающую нас красу, так как метров через двадцать пот с непривычки начал заливать глаза. А ведь руки только начинало оттягивать. И только когда гном хлопнул меня по плечу и предложил отдохнуть, я понял, что мы выбрались из людской толчеи, а пуще того, что что-то не так:

– Молодец паря, – развеселился гном, – но обратно огородами пойдем. Чувствую можем и не пережить, людской благодарности. Они понимаешь и к золотым то, царским червонцам, привыкли с трудом, а ты их бумагой облагодетельствовал, – уже в голос потешался гном. -Теперь понятно, почему бабка тебя заприметила, вроде Иванушка, а на деле любой нечисти сто очков форы дашь. Нет бы поговорить помочь иль выменять, меняются нравы у добра молодцев. Ну во всяком случае, по миру не пойдёшь, – отшатнулся гном от моего разом посеревшего лица в связи с возложенными почестями. Но гном поспешил заверить, – Да не беспокойся ты так, когда нам с эльфами поможешь, все забудется, где-то больше где-то меньше. Ну а пока, надо найти провожатого, – кивнул гном на двери небольшой таверны, угадывающейся, как по вывеске, так и по шуму, раздающемуся внутри. От которого или из-за него, я едва разобрал бурчание гнома, – А то не больно то мне и охота лазить по эльфийским колючкам вслепую.

Сплюнув, гном завалился в таверну, а за ним провалился туда же и я, на перевес со своим котлом. Ибо ощущение было именно такое, от криков, проклятий и развернувшейся в стенах местного общепита мясорубки, всех со всеми. Эльфов с нечистью, гномов с эльфами, а людей с гномами. И все это шумело и перемежалось в таких причудливых формах и компаниях, что, не сдерживаясь я поинтересовался у гнома, а что здесь собственно…, происходит? На что как не странно ответил вылетевший из клубка сцепившихся эльфов и гномов, Боровичок:

– Так это, уму разуму учимся внучек, – почесал он макушку, с прищуром посматривая на своих неприятелей, – как появились здесь гости дорогие, незваные, так нас дикарей необразованных своей премудрости и учат, – кивнул он на зал, где и правда больше всех доставалось мужикам и нечисти. – Но ничего, – оправившись поднялся дед, – мы тоже пару фокусов знаем. Ты сам – то часом помочь не хочешь?

На что за меня поклонившись перед дедом, ответил гном:

– Не до развлечений нам старейший, разве что в следующий раз.

Но его Боровичок как будто и не слышал, и мне пришлось повторить за гномом, поклонившись:

– Дела у на деда, не обессудь.

На что дед смерил меня, мою посудину, взглядом и печально посетовал, не получив такое подспорье:

– Ладно уж, бегите, – и свиснув не хуже соловья разбойника, так что в ушах зазвенело, басовито крикнул, вдарив посохом об пол. – Разойдутся берега, разольются воды, не убежит племя от племени, а род от рода, развернется и пойдет душа в пляс. Брат за брата, сын за отца, кровь за кровь…

Чувствуя, как волосы на спине зашевелились от исходившей от старика силы, с удивлением заметил, как мужики и даже нечисть впала в забытие, не то – что, не отвечая на удары, а даже не шевелясь. Не понимая, что происходит или это мне так казалось замерли и все остальные. Но стоило деду вдарить еще раз, об пол и натужно зашипеть:

– Обернись, обернись к крови, к отцу, к брату и пойми кто ты есть…

Как в таверне все изменилось, и кто-то зрячий или опытный, заверещал, разом осипшим голосом:

– Не дайте ему долбануть об пол!

И таверна тронулась на старика, вот только было поздно, открыв на мгновение сомкнутый взор, Боровичок улыбнулся, зашептав ещё один заговор. Жаль за поднявшимся шумом я его не услышал, но вот то – что как громом вдарила об пол палка я услышал отчетливо. И все разом поменялось, со стороны мужиков раздался рев и не редко людским в крике даже не пахло. Да чего там, широко открыв глаза я смотрел за тем, как походя четверо медведей заламываю группу эльфов. На растерявшихся гномов вообще было жалко смотреть, но только до того, как один сообразительный бородач, не выхватил не пойми откуда появившийся щит и не начал собирать народ:

– В башню, в башню мать вашу, длинноухие прикрывайте, всех порвут. Ну-у!

Понаблюдав, как в одном из углов образовалась причудливая черепаха, оберегавшая отстреливающихся лучников, и как под градом из стрел падают медведи. Буквально всей душой ощутил, как поднимается нечто звериное, но стоило мне ступить вперед, как откуда не возьмись вынырнул, поднявшийся Боровичок, шепнув:

– Я сам, – хлопнул он меня по плечу, – у тебя какие не какие ещё дела были.

От чего наваждение, как рукой сняло. Однако смотреть как падают сородичи все равно было неприятно. Правда и Боровичку в смешной огромной шляпе, я поверил безоговорочно и сразу. А как не верить, особенно, если через пару шагов дед просто выправился, а еще через десяток в щиты вломился внушительных размеров дядечка, который не то, что с Ильёй Муромцем, а со Святогором в гляделки бы поиграл, да так что там началось страшное. И кого жалеть я просто не знал и только с ужасом смотрел за происходящим. Оставался один вопрос, а какого хрена мы еще здесь делаем?

Но ответ нашёлся сам собой. Вынырнув откуда-то сбоку, нас с гномом подхватили и выперли на улицу, где я и уставился, на раскрасневшуюся после драки, улыбавшуюся эльфийку. Обратившуюся исключительно к гному:

– Если уж деда понесло, то и мелюзге как я, там делать нечего. Кстати, о недоросликах, тебя то, чего сюда принесло Горм? Маленьким гномам в таверне делать нечего, либо люди затопчут, либо эльфы облапошат. Как кстати там твой должок с прошлого раза поживает? Не хочешь его ещё отдать, как взрослый гном или, так и будешь маленьким, да без защитным прикидываться?

На что как оказалось Горм, запыхтел пуще котла и мне даже показалось что из раскрасневшегося гнома скоро повалит пар. Но тот только начал оправдываться, вывалив на эльфийку то, за чем мы пожаловали в таверну:

– Скоро все отдам, – подчеркнув, едва слышно, но по тому, как довольно отреагировала эльфийка, его услышал и понял только я, – старая ведьма. Вот только с делами разберусь. Из-за них кстати и пожаловали сюда, провожатый нужен, а кроме тебя некого из вашего племени я и не знаю достаточно хорошо.

На что эльфийка подобралась пуще собаки:

– Две трети мои, – от чего у гнома клочками встопорщилась борода и начались великие торги.

Правда были они великими не для гнома, так как тот на все свои охи, ахи и шипение, лишь понурился и кивнул в согласии. От чего пришлось непонимающе ухватится за жилетку напарника и спросить.

– Какого, ядреного корня, ты разбазариваешь наши вложения?

Но ответил мне совсем не гном:

– И много ты хотел выручить на разрешении хранителя земли, если оно будет не многим больше слова? – усмехнулась мне, как несмышленышу эльфийка.

А ведь я им и был. Но закрался вопросик о дополнительной доле, с которой было ничего не понятно, и я не удержался:

– А зачем тогда…

Но эльфийке не нужно было пояснений:

– Может же "старая ведьма", облапошить не менее молодого гнома. Для людей это ничего не значит, а я и он, – ткнула она в Горма, – как долго живущие, еще не одну сотню лет будем вспоминать этот памятный день, как эльфийка гнома об торговала.

Прямо катая на языке последние слова, обворожительно улыбнулась мне девушка, посверкивающая глазищами.

Да так что я еще больше смешался, чувствуя, как разбегаются по телу мурашки. И первое что пришло на ум, это поинтересоваться, а откуда она знает куда мы собрались? Но и этого вопроса ей не понадобилось, стоило только заикнуться:

– Слушай, а…

– Сам подумай, где ты находишься, – кивнула эльфийка в сторону базара, где на нас не пялился только ленивый, провожая очередного ставленника Бабы Яги.

На что только и оставалось посетовать:

– Это не деревня, а чудо какое-то?

И что не удивительно получил ответ, у откуда не возьмись появившейся бабушки, что торговала мухоморовкой:

– Какая – никакая, а наша. А – ну, посторонись-ка, примочки сохнут.

Пропустив бабушку на перевес с бутыльком литрах о пяти не меньше и с тряпицами. Едва не пропустил то, как за ней у шмыгнула эльфийка, оставив после себя просьбу "обождать" и мимоходом едва-ли не зацепив меня бедром. К которому, или вернее ко всему тылу, я и присмотрелся у упорхнувшей девицы, да так что – что-то защемило в груди. И не найдя ничего лучше помаявшись с пару-тройку минут, поинтересовался у гнома:

– Горм, а чего она и правда так почтенна, как ты говоришь?

– Кто?

– Ну это, эльфийка, – не сразу нашёлся и я.

На что гном подозрительно посмотрел на меня и сплюнул, и я даже понимал почему. Ну как не расплыться в улыбке, если перед тобой всплывает кто-то похожий на маленькую мечту. И даже непонятно, как её воспринимать, когда не знаешь, что чувствовать. Вроде обычное лицо, хотя нет – очень необычное, что-то между нашим до боли родным чему хочется доверять, и совсем неизвестным, что настораживает и манит, так как оторваться от него практически невозможно. Но что ещё более странно, придётся. Ибо и простить себя, упуская стан девушки, было нельзя. Ведь и в нем читалась звериная, не человечная грация. И только стоит опустится ниже, к тому, что напрашивается у нашего человека на приключения, а у эльфов, да и всех остальных девушек вырабатывает задор, то есть к хвосту. То становится понятна легкость девушки, а заодно и то, почему так охота укусить собственный кулак. А если брать выше, то… На мысли, о чем, я даже несколько растерялся, я просто не посмотрел, что уже было чужеродно мужскому и попахивало кощунством. От чего и пришлось брать себя в руки, и вспомнить, о чем я всё-таки спрашивал. Тем более что гном не задумываясь объяснял:

– Да кто его знает, сколько им лет? Но Геле не меньше четырех сотен будет, это точно, – на что я удивлённо посмотрел на Горма, а он продолжил, – Тут Ваня одна хитрость есть, эльфы они существа необычные, хуже тараканов, хоть люди на себя и грешат. В пещеру их засунь – темные, в снега – снежные или белые, иногда они же высшие, ты думаешь почему у нашей провожатой волосы русые это все от акклиматизации. Так, о чем я, о возрасте, с ним все просто, у эльфа сколько ему лет можно понять по кругам под глазами.

На что моё лицо вытянулось, а гном схлопотал затрещину от неведомо откуда взявшейся Гели:

–Че ты несешь, каменюка замшелая, какие ещё круги? Я тебе покажу акклиматизацию! Будешь у меня по ямам ориентироваться, да по колено в грязи лазить быстро хряком станешь.

Но как не странно гном был прав. И мне стоило больших усилий оторваться от ярко голубых глаз эльфийки, не захлебнувшись и не утонув в них, чтобы найти вкрапления, едва обозначивших себя утолщений. Что в каком-то роде и образовали круги, у Гели таких было четыре и намечалось пятое. На нем то я и застрял, не сразу сообразив следующие слова эльфийки, закинувшей рюкзак за спину:

– Ну что выдвигаемся, нам бы к ночи добраться к завтрашней?

Но котелок, вырывавшийся из рук, чем дальше – тем пуще, и разом заболевшая спина, напомнили о себе и о глупости, на которую я мог подписаться. Тем более что у эльфийки тоже была этакая кастрюлька, но с обычного алюминия и литров на пять не больше. Так что, покосившись на своего чугунного монстра еще несколько раз, все же оставил его у таверны. Из-за угла которой к нам с котелком подскочил сварливый малец, сурово посмотревший на меня, утирая не вовремя выскочившую зелёную и довольно-таки здоровенную соплю. Однако, она не помешала ему оценивающе хмыкнуть, и с энтузиазмом втянуть не поместившуюся на рукаве часть обратно:

– Я уж думал, что ты его от жадности с собой в лес уволочёшь и попортишь нам с мамкой зарекомендовавший себя бизнес.

И как ни в чем не бывало подхватил мой злополучный чугунный котелок. От чего я, открыв рот, наблюдая за тем с какой легкостью малец потащил посудину обратно, просто опешил. Но и не спросить у паренька я просто не мог:

– И чего многим этот котел достался?

На что паренек буркнул:

– За последние двести лет четверым.

На что сказать или спросить мне было больше нечего, в голове крутилось одно, "люди здесь тоже необычные". А вот гном нашёлся. Хекнув, как и я провожая пацана:

– Хорошее дело получилось, это почитай всем, кто сюда попадал они его продавали. Сто из ста в наших размерах и реалиях. Может и мне, какое – никакое предприятие организовать…?

На что я вспомнил, что это замшелый гном и надоумил меня купить котёл, а значит он и так имеет долю с этакого бизнеса. Но это было после нашего соглашения, а значит:

– Я как партнер требую двадцать процентов от твоей доли, – кивнул я на пацана.

На что гном уперся, но у меня уже был козырь, и я кивнул на эльфийку и посоветовал напарнику быть посговорчивее, а иначе, я привлеку ещё одного нашего партнера. Она то уж найдет к нему подход, тем более что гном ей задолжал. Услышав-таки согласие, конечно – это после того, как гном сплюнул и намекнул мне на то, как люди измельчали, и что нет у него к нам больше доверия. Но порывшись в кармане вернул причитающуюся мне долю. Мне же оставалось поразиться тому, когда успели? Но что-то продолжало грызть нутро, наверное, то, что с отданной за котел тысячи, ко мне вернулось не много не мало, а несколько медных монет. Посмотрев на для порядка дующегося гнома, захотелось его придушить. Однако было поздно. Да и эльфийка, не забывшая о нас, поторапливала, так что пришлось взять себя в руки и выдвинуться к эльфийским зарослям. Другого слова тут было не подобрать. И чем ближе мы подходили, тем отчётливее понималось то, почему такой упертый народец, как гномы в лице Горма отдали две трети пусть и эфемерного согласия хранителей, да и то для меня. А все было просто, в эльфийский лес без их желания не пробралась бы и мышь, так их непонятные кустарники оплели всю местную растительность. Мне это напомнило что-то паразитическое. Но вопреки ожиданиям наши Ели, да Сосенки не то, что не погибали, помогая взращивать, появившиеся в междурядье не известные мне деревья и побеги, но и сами становились крепче и упитаннее, по-другому и не скажешь. Но были конечно и у эльфов свои проблемы, не любит наша земля вторженцев, а пуще того её дети и обитатели. Один из таких, как раз, неподалеку вынырнул из озера и полз по поверхности к непонятному дереву. Чтобы украдкой перегрызть опутавший то кустарник и вцепиться не хуже пираньи в сам ствол. Что не осталось не замеченным. Вообще трудно представить, как бобер ползет по пластунский. А ещё труднее то, как у выбежавшего откуда-то эльфа выпадает из трясущихся рук стрела. Но, и он, и я, быстро пришли в себя, не без помощи оплеухи ещё одного длинноухого с веслом собрату. И начался отстрел зубатого, что с лёгкостью уворачивался не только от стрел, но и ушёл под воду. От чего эльф в чувствах поломал лук об елку, а этого только и ждал санитар местного леса. Выбираясь из противоположных кустов не хуже эльфов декларируя:

– Маятник Таманцева, подводит лишь однажды. Впрочем, о чем это мы, ах да. А знают ли господа эльфы, что в наших лесах в связи с договором Хозяйки и прочих сторон о ненападении, светит за браконьерство, – подойдя слишком близко к ушастым, оборотень отпрянул, встретившись с полубезумным взглядом стрелка, судорожно зашаривши в поисках лука за спиной. Но тем не менее продолжил. – Однако не надо отчаиваться, думаю мы договоримся, – по-звериному улыбнувшись, дважды оборотень попросил пройти эльфов за ним в ближайшие пенаты для переговоров, коими послужили те самые кусты.

Впрочем, не эльфов не оборотня это не смутило, а я тем временем опомнился. Так, о чем я, прокрутил я разговор оборотня с эльфами и передернул плечами. Представлять и не пришлось, тем более что все виделось. А виделось то, что эльфам у нас, ой как не сладко. А ещё, что для каждого нечисть своя. И я как не странно ничем не отличался, чуть приотстав покосился на своих провожатых, пока смотрел чем все закончится. А они уже подобрались к опушке, намечая и дальнейшую дорогу:

– Так, где пойдем то? Можно через лабиринт, – кивнула просвещавшая гнома эльфийка, как всегда, не беря меня в расчёт. Но я всё-таки услышал и повернулся к неведома откуда взявшимся в наших краях джунглям. Где ей-богу водилась какая-нибудь лихорадка. Ибо на гадюках, варанах – что наши свиньи, пауках не многим меньше, и зыбучих песках, откуда ещё торчали остатки обеда у местной живности, пытавшейся спасти припасы на свой манер, эльфы бы не остановились. От одного взгляда на что, захотелось пройтись по местным зарослям напалмом. Да чего там, я даже вспомнил о сказанном гному. Но повинится не успел, как эльфийка продолжила, – Ещё можно к Владыке обратиться, прошения подадим, и через пару дней глядишь и сложится:

– Пара дней, – не понимающе переспросил я у длинноухой, все еще нарочито игнорирующей меня, что как-то даже задевало, на диво быстро разбередив старый пунктик общения со Светкой, и настроение резко поскакало вниз. Но я постарался удержать себя, однако вопрос задал:

– Неужели к вам делегации толпами ходят или паломники заблудились, на что вашему Владыке требуется пара дней?

– А по мариновать, – удивился моей недальновидности гном и тут же опомнившись начав вразумлять, – пойми долгоживущие не люди и этим всё сказано, время для них и для нас не одно и тоже. И чем выше чин, тем тяжелее крутится машина бюрократии, а время тлетворнее.

– А кроме того, аудиенции надо еще заслужить. Думаешь мы просто так вырастили лабиринт, сотни моих соплеменников добиваются внимания этих земель, силой, умом, ловкостью и едва не сгинув. Что есть пара дней для какого-то человека, рядом с этим, если он хочет проскочить, как заяц, – задрав нос, эльфийка смерила меня таким взглядом, как будто сама не предлагала обратиться к Владыке здешних эльфов. И более того, она только заметила кого ведет за собой в эльфийские чертоги, и было это существо неказистое, маленькое и тщедушное, такое что даже сплюнуть противно. От чего в моей душе поднялась буря и опала первозданным снегом, чай не в первый раз, проходили. Но и ответ не заставил себя ждать, тихий и размеренный, но льющийся горным ручейком:

– Что есть желание эльфов в наших краях, что их потуги и игры, тлен, как и время, отпущенное им судьбой. А за землю и её родство на Руси, приято платит кровью. Улыбнувшись, не ожидая от себя, прикусил ладонь за раз выпустив все появившуюся ярость, да так что по земле дробно забарабанила струйка крови. И как будь то не было разговора и меня не пытались смешать с грязью. Только некое опустошение и хлопок гнома по плечу, а следом и какой-то незнакомый прострел эльфийских глаз, что, как и гном улыбнулась. Но обрадовал меня Горм:

– Кажись не пригодился бы нам котелок, – кивнул гном мне за спину, куда смотрела и его спутница. А за ними пришлось оглянуться и мне, натыкаясь на не понятно откуда появившуюся полянку на месте входа в эльфийские владения. На самой же полянке, расположилась монументальная береза, что не многим уступала древним секвойям. Но даже так, какие-то умельцы сумели добраться до её веток и повязать ленточки. Залюбовавшись коими и обстановкой в целом, не заметил, как Геля зашла за спину и нашептала:

– Эльфы никогда не выбирали тех, кто может подойти к хранительнице земель, а кто нет. Но и молча ждать пока, кто-то завоюет это право, тоже не могли, – посчитав, что этаких извинений достаточно Геля направилась к березе, подле которой уже располагался неугомонный гном. Я же еще чутка постоял, искренне не понимал, как от пары слов может так потеплеть в груди. Если бы с нами была Яга, я бы точно знал чьих рук это проказа. А так проводил взглядом эльфийку, поклонившуюся дереву, и выдохнул двинул следом, вечер только начинался.

А ведь и точно, не успело стемнеть, но меня опять развели и не много не мало, а на собственную кровь. Этак в следующий раз можно и без головы остаться?! Покрутив коей из стороны в сторону, как загнанная лошадь, сбрасывая дурман от эльфийской девицы, ухватившей меня за нос и манившей сладкой морковкой. Я постарался по возможности увязать её и давнюю подругу, оставившую после себя островок невозмутимости. И пусть было это не просто, к компании из эльфийки, гнома и штофа мухоморовки, я подходил совершенно спокойный. Более того, пообещав себе расквитаться с новыми знакомыми в том же ключе. А потому не успел гном присесть и запылать костерок, как я подогнал "краснолюда", в прочем к той вселенной он не имел не какого отношения. А мне расхотелось иметь отношения к этой или по крайней мере на долго задерживаться рядом с одной её не самой плохой и такой обворожительной частью. В общем, собрался я с мыслями и обратился:

– Горм, так чего мне там делать то надо? Помнится, ты расписывал всё от и до. Так чего сейчас рассиживаться? Подскажи, как берегиню из дерева выманить, будь добр. Или мы тут и правда на долго застрянем.

Поморщившись, гном покосившись на березу и на такую же не возмутимую эльфийку, что секундою ранее прожигала меня взглядом. Но нечего не сказал, только лишь подхватил штоф и рюмки, кои и впихнул бесцеремонному мне в руки, указав на мое место подле березы. Где сердобольные эльфы, когда-то исхитрились вырастить из переплетавшихся корней, что-то на подобии лавочки. И только после того, как я устроился заговорил:

– Всему свое время. Для начала, – полу шёпотом начал он, – почувствуй, как прекрасна надвигающаяся ночь, как холодит она кожу и остужает мысли. Почувствуй, как яростен огонь костра, – откуда не возьмись достал он нечто напоминающее бубен, едва слышно отстукивая каждое своё слово и задавая ритм, – но он не обжигает, почувствуй, как земля согревает нутро и даже то, как горчит высохшее сено. И в каждом выдохе ты соприкасаешься с миром, меняя его в каждой мурашке и убегавшей от тебя букашке. Всё это ты и твоё величие, и твоя ответственность. Не шевелись и только так ты увидишь, как живет мир и то, что в нем ты не одинок, порой хватает только взгляда…

Не особо вслушиваясь в бредни гнома, рассказывающего, то про летнюю ночь, то сенокос столь скоротечный, что остаётся только прогорклая оскомина. Подивился, погружаясь в собственное детство, как бывало наблюдал за насекомыми или пыльцой, зябкой рябью, висевшей в солнечных лучах, и я боялся пошевелить даже рукой, чтобы не спугнуть живший собственной жизнью мир. И это было так умиротворяюще, так ленно и прекрасно, что, не удержавшись в этот раз, выныривая из омута памяти, я попытался тронуть видение и подлетевшую ко мне пищику, и это, к моему удивлению, получилось. Она же потеснила соседку и еще, и ещё, и вот я уже во все глаза взирал на изменившийся мир, не в силах уследить за всеми изменения давящими на меня. Но и того, что я увидел в последствии, хватило чтобы из последних сил стараться убежать, отбиваясь от наваждения, прохрипев. Слыша то, как еще ухает собственное сердце в ушах:

– Шаман хренов, а еще на нечисть пенял.

Пошарив подле себя рукой, дабы в следующую секунду опрокинуть в себя стопку непонятной бурды. Я почувствовал, как горло продрало и до желудка докатилась огненная волна, и только тогда, слегка скрючившись, смог осмотреться. Найдя глазами, как сидящего напротив гнома, так и протянутую им ушицу. Искренне не понимая, когда он все успевает или то, сколько я пробыл в том состоянии? Однако чашку взял, кое-как справившись с настойкой. Что бы в следующую секунду услышать от гнома:

– С родством покончено, пора бы и уважить хранительницу земель, – кивнул он мне на еще одну стоявшую стопку и на хлебушек, лежавший подле меня, – тем более, продолжил он, – и те, кто все ведает давно прибыли.

Вспомнив его слова о вестниках, поднял свой взгляд на усеявших березу птиц, коим не то, что кусочка и фуры бы не хватило. Но пораздумав плеснул мухоморовку под дерево, а следом и положил хлеб, в этом деле главное уважить. Тем более что я еще помнил, до куда добралась рябь в собственных воспоминаниях. А главное то, на что способна встреченная мою сущность, если один её взгляд, сотрясая тот мирок до основания, а меня до самых пят. И это было здесь рядом, а что было дальше… Чувствуя, как немеет голова, отнекиваясь от воспоминаний и собственного тщедушия, тяжело задышал. Но собравшись уже коря себя за глупость, спросил:

– Что дальше? – буквально слыша, как страх сковывает мышцы, но вопреки всему появился и какой-то азарт, правда с трясущимся рукам он не помогал. Но Горм дал время собраться:

– Не спеши. Теперь самое главное, но с душою так просто не выйдет, – протянул он мне еще одну рюмку, а час спустя и десятка её товарок, ко мне перешла и лютня, та самая, что была взята на рынке и с которой последний час развлекалась эльфийка. И надо сказать у неё это прекрасно получалось. Хоть песен эльфийских услышать и не удалось, на просьбу о коей или о чём, мне было сказано, что душу берегине должна открывать не она, чему сама Геля совсем бы была не против. Так что, зная теперь то, что делать, и совсем не умея играть, о чем пришлось пожалеть, подергав за струны и выводя не затейливый мотивчик, подходивший больше бубну гнома. Я призадумался, перебирая песни из тех, что помнил, немного шансона, пара песен из Любе и то, что запомнилось с армейских времен. Но березка только покачивала ветвями и шелестела листьями оставшись ко мне безмолвной, даже тогда – когда я украдкой подливал ей мухоморовки к корням. На очередной такой рюмке не выдержала эльфийка:

– Ты долго будешь придуряться. Или варварам не понять, что не песня важна, а так как ты к ней относишься. И стоит всего-то вспомнить, что вызывало больше всего счастья и радости, да рассказать об этом, а еще к Горму придирался.

Чуть смутившись выговору, в очередной раз призадумался, вопрошая у эльфийки:

– Кто проживает на дне океана? – следом почему-то выпал Вини пух, но совсем не наш с опилками, а заграничный от чего даже как-то стыдно стало перед нашими героями. Но нашлось и то, что обрисовало все мое детство в нескольких стихах от одного любителя апельсинов и доброго крокодила, о чем я и рассказал, ведь "С голубого ручейка начинается река. Ну а дружба, начинается с улыбки…"

Правда ушастая нелюдь, не оценила моих стараний, поморщившись выплюнув:

– И это все? – черканув чем-то острым по душе, откуда я и достал, старенькую застрявшую во времени песнь, затянув, – Оо ия иё батарейка, Оо ия иё батарейка, – от чего эльфийка только поморщилась.

Однако, к моему удивлению, береза не осталась безучастной. Ибо откуда-то сверху послышалось, невнятное:

– Кто так фальшивит гад, а! – а следом и нечеткий звук смачного плевка.

Может, конечно, берегиня и не стала бы целить в меня. Но сидя под деревом, я просто не успел увернуться, как, собственно, и от следующих обвинений. Правда предъявляла она их гному и эльфийке, нисколько не стесняясь:

– Че вам надо, зачем припёрлись? Этого ещё притащили, – покосилась она на меня не в силах вымолвить кого, все-таки берегиня, продолжая, – Он мне чуть весь мозг не вывихнул! Светка, пиндосы, рушейки! А ор этот, тфу, – поморщилась она, коверкая слова, и еще раз сплюнула на меня. – Значит так, – поймала она Гелю в прицел мутных глаз, – помниться вы в другой мир собираетесь? Так вот, я хочу, чтобы нашего знакомого я больше не увидела, – прошептала берегиня не ухом не взглядом, не указав, не посмотрев на меня, как будто я совсем тупой и ничего не понимаю, – а гном тебе в этом поможет, им тоже не терпится домой. Мы друг друга понимаем?