Текст книги "Иллюзит"
Автор книги: Януш Зайдель
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Зайдель Януш
Иллюзит
Януш А. Зайдель
ИЛЛЮЗИТ
Время подходило к двум. Ночь. В такое время удачные мысли появляются редко. Надо ложиться спать. Но кресло слишком мягкое. Я сижу откинувшись от стола, голова на спинке кресла, и кручу авторучку. Передо мной пустой лист бумаги. Настенные часы в соседней комнате звякнули и заскрипели, готовясь отбить время. Одновременно послышался тихий осторожный стук. Пришлось подниматься.
В глазке виднелось искаженное линзой лицо. Перед моей дверью стоял молодой мужчина. Незнакомый. Обычно знакомые не посещают меня в такое неурочное время. "Наверное, кто-то из соседей хочет вызвать скорую или пожарников," – подумал я.
Молодой человек был одет в светлую летнюю одежду и плетеные босоножки. Принимая во внимание снег, густо сыпавший за окном это мог быть только житель ближайшего блока. Открыв двери и впустив его, я заметил, что он припорошен довольно толстым слоем снега.
– Добрый вечер. Извините, за вторжение, – сказал он старательно вытирая обувь. – Свет горел только в вашем окне, я подумал... У меня к вам небольшая просьба...
Он посинел и забавно щелкал зубами при разговоре.
– Проходите. Вы совсем замерзли, – пригласил я его в комнату.
– Не сердитесь, – сказал он, усаживаясь в кресло возле обогревателя, но... я оказался в довольно щекотливом положении.
– Вижу, – согласился я, рассматривая его костюм. – По рассеяности?
– В некоторой степени, но не по моей рассеяности. Это последствия невнимательности одного из сотрудников.
– Попейте чаю, – предложил я включая электрический чайник, который, работая ночью, всегда держу под рукой.
– Нет, не беспокойтесь. Не буду злоупотреблять гостеприимством. Я думал, что это продлится недолго, ждал на улице, но что-то там задерживается, кажется сломалась аппаратура... Я хотел бы попросить уступить мне какое-нибудь... старое пальто или куртку... У вас есть что-нибудь ненужное? Я, естественно, заплачу... Меня слегка занесло... То есть, у меня еще здесь дела, я должен вернуться, но...
Он явно пытался найти обоснование своему появлению среди января в летней одежде. На бродягу он не походил, костюм, хоть и не по сезону, производил хорошее впечатление.
– Я что-нибудь найду. То есть, займу вам куртку...
– О, нет, занимать, нет... – забеспокоился он. – Я предпочел бы не быть обязанным отдавать. Это хлопотно... Могу заплатить.
– Вы получите мою старую куртку. Я все равно собирался отдать ее старьевщику. Но это будет не самый эффектный костюм. Она сильно попорчена.
– Да, конечно, пускай. Мне этого хватит.
Я достал из кладовки сильно потертую осеннюю куртку цвета, который когда-то носил гордое имя маренго, а теперь колебался между серым и грязно рыжим. Он примерил ее. Куртка оказалась тесноватой, но он остался доволен.
– Вы очень добры. Даже не спросили меня, откуда я появился в этой неуместной одежде, – произнес он протягивая мне ладонь.
– Подождите. Я не отпущу вас без чая и аспирина.
Он не протестовал, только выглянул в окно, словно проверяя, не появился ли тот, кого он ждал. Улица, во всяком случае ее часть освещенная фонарем, стоящим под моим окном, была пуста, а снег сыпал все сильнее.
– Я ни о чем не спрашиваю, поскольку, как писатель, предпочитаю сам объяснять загадочные ситуации. Если бы вы сказали правду, она могла бы оказаться абсолютно банальной, – говорил я разливая чай по стаканам.
– Вы писатель?
– Так, пишу страшные повести, фантастику и тому подобное. Только не всем это нравится.
– Гм... возможно, – буркнул он, обжигаясь чаем, – давно ничего не читал.
Он слегка удивил меня этим признанием. Выглядел он культурным человеком, такие никогда не делают подобных признаний, даже если действительно читают мало.
– У вас легко получается? Я имею в виду создание интересной фабулы, сказал он, глядя на лежащий на столе пустой лист бумаги.
– Теперь все труднее удивить читателя чем-то по-настоящему интересным. Действительность наступает фантастам на пятки. Классические темы давно отработаны. А в этой части литературы главное – идея. Здесь не выползешь на форме или интеллектуальных штучках.
Незнакомец пил чай с явным удовольствием. Некоторое время он крутил в руках таблетку аспирина, потом скривился и проглотил ее.
– Мне надо идти, – сказал он поднимаясь и натягивая мою старую куртку. – Сердечно благодарю. А поскольку вы не хотите денег за куртку, попробую отплатить иначе, хорошей идеей. Написанное слово становится пищей для воображения. При описании вещи или ситуации обозначаются лишь контуры. Читатель сам заполняет их воображением, раскрашивает контуры по своим вкусу, опыту и фантазии. Читателю надо оставлять поле деятельности побольше. Визуальное искусство – кино, телевидение, – уничтожает в человеке способность собственного видения, усыпляет воображение, делает его ленивым. Если бы существовал препарат пробуждающий воображение, читателю хватило бы одного возбуждающего сигнала – идеи, слова, предмета, – все остальное возникло бы в его мозге. Один сигнал был бы способен вызвать у тысячи людей тысячи разных ассоциаций и столько же следующих отсюда фабул... Каждое незначительное событие, мелкий предмет или слово могли бы стать началом фантастической истории...
– Если бы такой препарат существовал, каждый бы мог стать себе писателем, – подхватил я идею гостя. – Этот препарат я бы назвал "фантазином".
– Название у него уже есть – иллюзит...
– О! Он действительно существует?
– Существование относительно. Допустим, что иллюзит и я существуем одинаково... – сказал он при выходе. – Спокойной ночи!
Я провел его на темную лестницу, некоторое время пытался нашарить выключатель, чтобы зажечь свет, и наконец нашел.
Вдруг стало светло, но вокруг вился голубой туман, из-за которого временами появлялся горизонт.
Нет, это не мог быть горизонт... Горизонтальная линия ежесекундно меняла форму, переходила в плавные волны, потом в острые зигзаги, извивалась, принимая почти горизонтальное положение. Потом исчезала за сгущающейся синью тумана, переливающейся к фиолетовому и красному.
В этом мире не было ничего постоянного, можно сказать, что образ менялся как в калейдоскопе, но это не точно. В калейдоскопе изменения происходят скачкообразно, а возникающую картину можно задержать и рассмотреть.
Был слышен шум, то полностью исчезающий, то нарастающий до протяжного вибрирующего воя. Потом все замолкало, а из тишины возникал свист, напоминающий пение птиц.
Ветер то усиливался, качая мое тело, то затихал и тела не было вовсе, я его не чувствовал, потому как был самим бытием, самим сознанием существования, не подкрепленным никакими материальными доказательствами этого...
Острый болезненный укол. Я вновь почувствовал свое тело, оно словно выросло из ничего. Сначала появились длинные руки – две, потом еще несколько. Потом все остальное, тяжелое, распластавшееся на чем-то сыпучем. Это были зерна острого песка, которые я чувствовал под собой. Я был и в глубине этого песка, там находилась некоторая часть меня, распространяющаяся под его поверхностью многочисленными отростками. И вдруг, в одно мгновение, я вновь перестал существовать. Остался только пурпурный туман вокруг, прорезанный белыми зигзагами, словно трещинами в красном куполе, прикрывающем несуществующего меня.
Рывок за плечо выбросил меня из пурпурного тумана. Я очутился в застекленной кабине, в кресле рядом с пилотом. Пилот закрыл люк и посмотрел на меня через стекло шлема.
– Порядок? – спросил он. – Чувствуешь себя нормально?
Я подтвердил кивком головы.
– Интересно, правда? Поле их сознания растягивается на несколько метров от существа. Только недавно удалось создать работоспособную защиту. Можешь представить, как реагировали первые столкнувшиеся с этим феноменом. Хотя это не единственная особенность планеты.
Я выглянул в окно. Вокруг песчаная равнина, над которой светится ясный купол неба. Вдали темнеет полоса растительности. На песке, прямо у вертолета разлеглась большая сплюснутая куча из которой вырастали темные отростки, похожие на клубок змей или проводов, они мягко спадали на песок и едва заметно шевелились. Вокруг, через промежутки в несколько десятков метров, лежали подобные существа прижатые к песку.
– Существование вещь относительная, – сказал пилот, включая двигатель. – Они осознают свое бытие. Это доказано. Но сомневаются в своем материальном существовании. То что ты только что чувствовал – ощущения, которые испытывает каждое из них.
– Очень сильные ощущения, – заметил я. – Как можно, испытывая такое, не верить в существование собственного тела?
– Они не верят. Не чувствуют ни себя, ни себе подобных. Каждое из них уверено, что оно единственное, висящее в океане небытия, разумная монада, бытие без материи. То что они чувствуют, принимается за игру воображения.
– Действительно, мои ощущения не имели ничего общего с действительностью. Эта игра красок, форм и звуков...
– Они попросту не могут найти никакой закономерности в окружающем мире. Чувства доносят до них неоднозначный образ окружения. Важно не то, что они неверны, главное – неоднозначность. Прямая линия, видимая то как синусоида, то как дуга, не способствует вере во что-либо логичное кроме собственного мышления. Представь себе, что зеленый круг ты всегда видишь как серый эллипс. Будешь сомневаться в существовании этого предмета? Нет! Ты просто дальтоник с астигматизмом, но это не подрывает реальности окружающего мира. Но если бы ту же фигуру ты видел то как синий квадрат, то как желтое неправильное пятно – это значительно хуже. А они, эти странные существа приросшие к земле, обладают просто "идеально несовершенными" чувствами, дающими изменчивый, неверный и туманный образ мира. Они даже не знают, что размножаются, потому что это происходит почкованием длинных подземных "грибниц", над которыми у них нет никакого контроля. Эти существа, которых мы называем солипсами, знают только то, что существуют, поскольку мыслят. Попытки установить с ними контакт абсолютно безнадежны, никакой внешний раздражитель не в состоянии сломить их безразличия. Они не верят ни во что, что приходит снаружи, принимая все за новый вариант игры воображения. Они ничему не удивляются, поскольку живут как бы под постоянным воздействием галлюциногенов.
Мой товарищ оторвал машину от земли, теперь мы летели низко над равниной. Сверху я видел редко посеянные серо-коричневые тела этих существ-растений, одаренных сознанием.
– Их тело состоит главным образом из чего-то аналогичного мозгу человека. Этот орган высоко развит, но практически ничему не служит, только принимает разнообразие бессмысленных сигналов, которые посылают несовершенные чувства. Местные условия идеально способствуют беззаботному развитию и размножению этих организмов. Энергия получаемая от двух солнц полностью удовлетворяет их скромные потребности. Минеральные вещества они получают через разветвленную систему "грибниц". Солипсы живут без всяких умственных усилий. Их мозг является атавизмом.
– Как могли возникнуть подобные существа?
– Раньше было не так. Наши исследования показали, что их предкам борьба за существование давалась тяжело, они преображали свое окружение... Ненужные нынче щупальца когда-то собирали воду и минеральные составляющие с большой территории. Сегодня они вымирают, потеряли чувствительность к внешним возбудителям, и лишаются остатков сознания. Мы свидетели дегенерации и падения мыслящих существ, которые получили идеальные для существования условия. Через несколько сотен лет потомки этих существ полностью потеряют контакт с внешним миром. Останется только мозг, который постепенно теряет свои функции. Солипсы должны исчезнуть или, в лучшем случае, деградировать до уровня обычных растений, мозг, которому не требуется думать – тупеет. Через тысячу лет здесь будет поле чего-то вроде кочанов капусты, растущих под лучами двух солнц.
– А отчего они... растут так редко?
– Это тоже следствие вырождения. Как я упоминал, размножаются они при помощи грибниц. Но на пути эволюции у солипсов сформировался тропизм. Грибница ищет наилучшие химическо-энергетические условия. Эти высокие требования приводят к тому, что грибницы разрастаются очень далеко и лишь изредка дают начало новой особи.
– Интересно, что бы произошло, если бы один из них оказался в области излучения сознания другого... – поинтересовался я.
– Скорее всего, ни один из них не заметил бы этого. Но вместе они составили бы систему с удвоенной интеллектуальной силой.
– То есть, если бы грибницы росли теснее...?
– Правильно. Мы получили бы огромный многосекционный супермозг, соединенный сетью информационных связей. Живой, самопитающийся и, самое главное, не знающий, над чем задуматься. Если бы еще удалось заблокировать их несовершенные органы чувств, а вместо них подключить программируемые периферийные устройства, мы получили бы гигантскую мыслящую систему для решения самых сложных задач. Наша экспедиция – только начало. Если получится, поверхность планеты Миракс скоро покроется полем солипсов, как гигантская теплица...
Я подивился столь смелому проекту, но в то же время он показался мне подозрительным с точки зрения морали. Как это? Живые мыслящие существа должны как рабы работать мозгами на других мыслящих существ? Я поделился сомнениями с пилотом. Мы как раз приземлялись на площадке перед зданием станции.
– Все равно им грозит умственное вырождение, сообщил мне попутчик, спрыгивая на летное поле. Тебе не кажется, что роль живого компьютера более благородная форма бытия, чем жить шампиньоном? Представь себе мозг отделенный от тела и лишенный прежних воспоминаний, опыта, знаний о реальном мире. Ты считаешь такое существование лучшим?
Из здания выбежали два человека и заторопились в нашу сторону. Мой попутчик поспешил им навстречу, оставив меня возле вертолета. Только теперь я осознал, что не знаю этих людей, не знаю, где нахожусь и как здесь оказался.
Пилот, привезший меня на вертолете говорил с ними, все трое живо жестикулировали, показывая то на меня, то на здание в нескольких сотнях метров. Содержание их разговора не долетало до меня, наушники шлема заполнял только тихий равномерный шум. Я медленно подошел к ним. Они были явно обеспокоены. За стеклами шлемов они были очень похожи. Все уставились на меня, наконец я услышал тихий треск в наушниках и голос одного из них:
– Все в порядке, сейчас мы объясним...
– Объяснять будешь? Не надо было его оставлять. Ясно же было, что он разблокируется и начнет думать. Наложи ему ретроспективную блокаду. Черт, да не стой же!
– Не могу же я все время им заниматься. Надо следить за каналом...
– Так включи ему хотя бы ступидотрон.
Один из них подошел ко мне и щелкнул выключателем на тыльной стороне моего шлема. Стало хорошо и весело. Я ощутил непреодолимое желание посмеяться и тупо следил, как те трое бегут к зданию. Внезапно, словно материализовавшись из ничего, рядом с ними вырос блестящий серебром вертикальный столб, верхушка которого терялась в низких облаках. Боковая поверхность гигантской колонны открылась на уровне человека. Оттуда выскочила группа людей с короткими излучателями в руках. Трое моих товарищей бросились бежать. В наушниках я услышал вскрик одного из них:
– ...они протянули канал! Это конец!
Пришельцы растянулись цепью и бросились в погоню, их было шестеро. Я увидел несколько вспышек, беглецы вспыхнули оранжевым светом и превратились в три кучки тлеющего угля.
Я ничего не понимал, да и понимать не хотелось, мне было хорошо и спокойно. Я начал смеяться как на хорошей комедии.
Цепь развернулась и направилась ко мне. Один из пришельцев приблизился выставив излучатель.
– Кто ты? – услышал я.
Я на миг перестал смеяться, вспоминая, как меня зовут.
– Не видишь, что это человек? – сказал второй отодвигая ствол излучателя в сторону. – Они включили ему одуритель.
Он подошел и дотянулся до выключателя на шлеме.
– А теперь говори, кто ты?
Я сказал свое имя.
– Давно они к тебе прицепились?
– Кто?
– Они! – пришелец качнул стволом в сторону трех кучек пепла.
– Он приблокирован, ничего не помнит, – сказал кто-то другой.
Они окружили меня, рассматривая со всех сторон, после чего повели внутрь колонны. Когда поверхность закрылась, я увидел, что нахожусь в светлом просторном помещении, напоминающим клетку шикарного лифта. Я почувствовал легкое сотрясение и напряжение мышц. Все длилось несколько секунд.
– Можешь снимать скафандр, – сказал кто-то рядом. – Все разделись. Я долго возился с застежками, пока мне не помогли.
Стены терялись наверху. Я оказался в помещении заполненном зеленью кустов, произрастающих в больших каменных горшках. Вокруг стояло больше десятка занятых разговором людей. Я подошел к высокому седому мужчине, смотревшему на меня.
– Извините, – попросил я, – не могли бы вы объяснить...
– Да, пойдем, – он направился вглубь зала мимо людей и цветущих растений.
Он толкнул узкую дверь за портьерой и первым прошел в нее. Мы оказались в небольшом кабинете. Возле двух кресел и столика стояли два монитора с изображением звездного неба.
– Садись, – произнес мой проводник, указывая на кресло. Сам он уселся напротив. – Мы вырвали тебя у этих каналий. Но пока не можем отправить обратно на Землю. Ты, кажется, с Земли?
По моей спине пробежала нервная дрожь. Он должно быть заметил мое беспокойство, потому что дружески улыбнулся.
– Все в порядке. Мы тоже люди, не бойся. Есть, правда, одна неприятность. Такой ситуации у нас еще не было. Сами мы, по мере возможности, избегаем смешивать разные слои времени. Но этим негодяям просто безразлично к чему приведет нарушение слоя Роома, и они лезут в другие слои... С нами у них теперь так просто не получается, вот они и ловят момент... Хотя, ты, кажется, не понимаешь, о чем я. Итак по порядку. Ты попал в лапы Кипаров, то есть, кибернетических паразитов. Это роботы, которые вышли из под контроля своих создателей. Они выглядят и ведут себя так же, как люди. С виду не отличишь. Они стараются усовершенствовать свои не очень совершенные "чувства". И прибегают к своеобразной форме паразитизма на людях. Они присасываются к высмотренной жертве, не отступая ни на шаг, поскольку только рядом с человеком могут установить непосредственную связь с его мозгом и воспользоваться резервом интеллектуальной мощи человека. Попавший под их влияние не замечает ничего, кроме их навязчивого общества. Как минимум несколько тысяч этих пиявок кружит по Земле и в Космосе. Бывает, они похищают космические корабли с экипажем.
Начиная с некоторого момента времени мы можем различить их достаточно простыми тестами. Поэтому теперь они пробираются на отрицательную половину оси времени. Поэтому я догадался, что ты из прошлого. Хорошо, что нашей команде удалось локализовать их центр на планете Миракс. Они проводили там исследования, на которые возлагали большие надежды...
– А... они опасны для человека? – спросил я.
– В настоящее время люди им необходимы, поэтому они стараются защищать их и не причинять вреда. Они могут репродуцироваться, но пока не занимаются этим широко, надеясь решить проблему самостоятельного мышления хотя бы на уровне человека. Их цель – захват некоторых районов галактики.
– Так это правда, что они хотят сделать живой суперкомпьютер на планете Миракс?
– Да, но там мы уже овладели ситуацией.
– Понятно... Но я до сих пор не знаю, где мы.
– Мне трудно объяснить это. Мы внутри некоторого корабля, перемещающегося в пространстве Вильфера... То есть, поступаем как человек, движущийся против движения эскалатора, при этом каждая ступенька это другое место в пространстве понимаемом традиционно, то есть трехмерно... Таким образом мы перемещаемся в пространстве не перемещаясь во времени. Не знаю достаточно ли просто я это объяснил...
– Вы командир корабля?
– Да. Меня зовут Гровен и я веду пространственную разведку для космической инженерии...
Он внезапно остановился, вглядываясь в монитор за моей спиной. Я обернулся. Экран заполнила ослепительная белизна, на фоне которой появилась черная точка растущая с каждым мгновением, превращающаяся в неправильное черно-фиолетовое пятно, будто двуцветные чернила, разливающиеся по поверхности белой бумаги. Гровен вскочил с кресла и выбежал. Я услышал как он выругался под нос. Единственным впечатлением, которое оставила моя память, был высокий нарастающий свист. С этим звуком в ушах я очнулся на освещенной поляне среди зарослей. Передо мной стоял очень старый сгорбленный и седой человек, опиравшийся на сучковатый посох.
– Наконец, получилось! – сказал он то ли себе, то ли мне, глядя на меня взглядом человека, потерявшего очки. – Я всегда знал, был уверен, что возможен переход в обе стороны, причем не только в волновой форме. Приветствую тебя. Ты действительно прибыл оттуда?
– Откуда? – удивился я, пытаясь вспомнить, заснул я на лесной поляне или оказался здесь другим способом.
– Конечно, из суперпространства, я говорил о нем. Это же ты попал в тубус, а не я!
Я повнимательней присмотрелся к нему. На сумасшедшего он был непохож. Лицо у него было добродушным и понимающим, он улыбался наблюдая за моей глупой миной.
– Я таился здесь каждый день и наконец дождался, – сказал он. – Это радует6 когда сбываются теоретические предсказания.
Я поднялся, отряхивая одежду. На мне был обычный домашний костюм, в котором не выходят на улицу, поношенные штаны и домашние туфли...
– Пойдем отсюда, – произнес старик и направился к краю полянки, где только теперь я заметил небольшой деревянный домик, кое-как собранный из обрезков дерева, напоминающий домишки, которые устанавливают на садовых участках.
Внутри было неожиданно хорошо. Я получил чашку кофе и рюмочку коньяка. Старичок оказался очень разговорчивым и, без дополнительных вопросов с моей стороны, объяснил мне, что произошло. По его словам, многие из таинственных явлений, которым современная наука не находит объяснения, можно объяснить, предположив, что существуют разумные существа, незаметно вмешивающиеся в дела чужой цивилизации. Старичок считал, что это могут быть существа, населяющие так называемое суперпространство, частным случаем которого является обычное трехмерное пространство.
Старичок, представившийся профессором Денном, специалист по прикладной мирологии, те есть науки о странных явлениях, всю жизнь провел в поисках доказательств, что эти сверхсущества наблюдают за цивилизацией планеты, корректируя некоторые явления, и даже пересылая сюда объекты из суперпространства.
– Однако, для того чтобы заглядывать сюда, эти существа должны обладать чем-то вроде микроскопа.
Предположим, что это существа огромных размеров, только поэтому мы не можем их видеть, как бактерия, даже обладающая зрением, не смогла бы заметить ученого. Но бактерия, если бы она была разумной, в своем мире могла бы заметить хотя бы конец тубуса микроскопа, его объектив! Микроскоп здесь конечно метафора... А теперь, дорогой мой, подумаем, что увидит бактерия заглянувшая в микроскоп с обратной стороны? Ну, как ты думаешь? Конечно! Если ученый видит малюсенькую бактерию как нечто большое, то бактерия видит, глядя с обратной стороны, большого ученого, как нечто совсем маленькое...
Если теперь заменить микроскоп устройством, через которое можно передавать не только изображение, но и предметы, получим канал передачи, связывающий пространство с суперпространством. Я искал выход этого канала, надеясь найти хоть один, поскольку их должно быть много. Из моих расчетов следует, что поляна, где я тебя встретил – одно из таких мест. Тем самым твое появление здесь означает, что ты прибыл оттуда, трансформировавшись к нашим размерам...
– Но... я не из суперпространства! Я такой же как и ты, профессор, запротестовал я. – Не знаю я никакого тубуса...
– Это ничего не значит, ты мог попасть сюда случайно. Мои утверждения это не просто гипотеза, я подтвердил их экспериментально.
– Каким образом?
– Просто. Но вернемся к аналогии с микроскопом. До тех пор, пока ученый смотрит в окуляр, заглядывать в тубус со стороны объектива бесполезно – это черная дыра в пространстве. чтобы бактерия могла увидеть наблюдателя, он должен отойти на соответствующее расстояние... Используя это, я пытался туда заглянуть. Для этого я построил специальную аппаратуру.
Профессор открыл дверцу стенного шкафчика, где был спрятан монитор с небольшим круглым экраном. Он включил прибор, экран посветлел и затем притух. Каждое мгновение по нему перемещались размытые силуэты.
Вдруг я услышал шум двигателя и выглянул в окно. Над поляной висел воздушный корабль неизвестной мне конструкции. Он медленно снижался, садясь в высокую траву. Из кабины выпрыгнули двое молодых рослых мужчин.
Я посмотрел на профессора. Там, где он сидел минуту назад его не было. Внутри домика вообще никого не было. Дверь распахнулась, двое прибывших стояли на пороге. Первый решительным шагом направился к столику, за которым мы только что пили кофе и поднял края свисающей до земли скатерти. Через мгновение он вынул оттуда упирающегося дрожащего старика.
– Извините нас, – сказал второй пришелец, – мы постараемся, чтобы никогда больше... Надеюсь с вами все в порядке?
– Да, – буркнул я, – а что...
Они не услышали, либо просто не хотели разговаривать. Хотя я должен был догадаться и без их объяснений...
Я посмотрел на экран. Изображение сфокусировалось. Я увидел человека, сидящего за дощатым столом, одетого в старую накидку с поднятым воротником. Трясущимися от холода руками он монтировал сложную аппаратуру, время от времени попивая какую-то жидкость из большого фаянсового кубка. Я внимательно посмотрел на него. Мне показалось, что я вижу что-то знакомое. Но нет, лицо было чужим...
Человек на экране вдруг замер, застыл, даже руки его перестали трястись. За его спиной открылась дверь из-за которой появились двое рослых молодых мужчин. Человек поднялся и только теперь я осознал, что знакомого увидел в его образе, на нем была моя старая куртка! Я узнал ее по сломанной пуговице, третьей сверху...
Я выбежал на поляну, в поисках места, где меня обнаружил старец. Трава еще была смята, я улегся точно так же, как лежал перед этим.
В светлом круге лампы белел прямоугольник нетронутой бумаги. Я сидел выпрямившись, сжав ладони на подлокотниках кресла. В прихожей застучали тихие шажки. Я посмотрел на дверь, там стояла Яся, босиком, в пижаме, протирая заспанные глаза.
– Папуля, чего ты спишь сидя? – зевая сказала она. – Уже очень поздно!
– Я не сплю, доченька, а работаю. Бегом в кровать, пока не замерзла! Опять босиком бегаешь, где твои тапочки?
Часы в соседней комнате пробили дважды.
– Два часа! – огорчилась Яся. – Интересно, кто поведет меня завтра в садик!
– Бегом в кровать, сопливка! Даже ночью от тебя покоя нет!
Два часа... Два? Я подбежал к окну. Снег падал, на улице никого не было, только большая блестящая машина пронеслась через круг света от фонаря. Медленно я вышел в коридор и открыл дверь шкафа. Моей старой курточки не было... Наверное, жена наконец-то отдала ее старьевщику, надо завтра спросить...
Я уселся за стол и взял ручку. Труднее всего начать, но теперь я знаю... Да, начало уже есть.
Два часа. Ночь.
1975