Текст книги "Каменный Кулак и мешок смерти"
Автор книги: Янис Кууне
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Волок
– Где ты шатался? – хмурил брови Хрольф. – Эгиль уже давно вернулся со двора ярла Хедебю. Нам надо быть в Холлингстедте[118]118
Холлингстедт – порт на реке Треене в шестнадцати километрах от Хедебю. Река Треена выходит в Северное море.
[Закрыть] не позднее завтрашнего вечера. А ты где-то лытаешь!
Сторешеппарь сдержал обещание, данное Кнубу, и послал к нему человека, как только его ватага причалила к мосткам торжища на Шлее. Единственный, кому Хрольф мог доверить столь щекотливое поручение, был Эгиль. Плохо ли, хорошо ли, но в своей прежней жизни бывший дружинник Ларса поднаторел в общении с властителями. Так, по крайней мере, считал Хрольф. То, что Скаллагримсону надлежало сказать управителю Хедебю, предназначалось только для Кнуба, а его дворовым людям, включая соглядатаев Харека, надлежало остаться в неведении. Сын Снорри измучился, придумывая те несколько слов, которыми Скаллагримсон даст ярлу понять, что ватага Хрольфа идет на Хавр.
– Славный Трувор даннских земель, благородный ярл обильного Хедебю, мой шеппарь велел передать тебе, что убийца Бергертайлеров двинулся на юго-запад, – сказал Эгиль в присутствии всего Кнубова двора.
– Сколько разбойников еще следует с ним? – спросил ярл, хмуря брови. – Я полагаю, семь.
– Десять, – бесстрастно ответил копьемет.
– Десять? – удивился толстяк. – И все такие же лихие, как он?
– Я не могу этого знать, светлый ярл, – уклончиво ответил Скаллагримсон. – Мне не доводилось с ними биться.
– Хорошо, мореход. Передай твоему шеппарю, что он получит свою награду, как только я настигну убийцу верных данников моего конунга, – сказал Кнуб и повелел своим людям собираться в погоню.
– ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ мы должны быть в Холлингстедте, – громко приказывал он, бросая на Эгиля быстрый взгляд, точно стараясь понять, достаточно ли тот умен, чтобы уловить его намеки. – Надеюсь, мы спустимся вниз по Треене до того, как он обогнет Ютланд. Вряд ли у него хватит наглости воспользоваться ВОЛОКОМ. Мы будем ждать его на ФРИЗСКИХ ОСТРОВАХ между устьями рек Везер и Эмсы. Все понятно?
Люди ярла кивали головами. Скаллагримсон тоже едва заметно наклонил голову в знак того, что он все понял, и постарался незаметно покинуть двор ютландца.
Когда норманн проходил через ворота, туда вбежал запыхавшийся урядник.
– На торжище смута! – кричал он. – Кто-то убил троих стражников!
– Как убил? Кто? Где? – спрашивали его. – Насмерть убил? Чем?
– Да нет, не насмерть. Но, похоже, кто-то орудовал боевым молотом. Парни едва шевелятся и только мычат да блюют.
– А где? Где? – спрашивали прочие стражники, ярясь.
– Возле пивной «У свиньи»!
– Кнуб! Кнуб! На торжище смута! – завопили люди ярла на разные голоса.
– Так найдите этого смутьяна с боевым молотом! – рявкнул на них толстяк. – Мне, что ли, вас учить? Притащите его сюда живым или мертвым!
Тревожный взгляд ярла выхватил в толпе лицо Эгиля. Тот едва заметно подмигнул Кнубу, дескать, не иначе как Каменному Кулаку кто-то попытался перейти дорогу. Но правитель Хедебю не вполне понял его знаки.
– Хрольф, толстяк Кнуб передавал тебе привет, – начал свой доклад норманн, вернувшись к драккарам. – Он советует нам как можно быстрее воспользоваться волоком между Хедебю и Холлингстедтом, а оттуда идти на острова между устьями Везера и Эмсы. Он будет искать нас там.
– Хорошо, – обрадовался Хрольф, который не имел ни малейшего понятия о том, куда двигаться дальше.
Волок, о котором говорил Кнуб, начинался к юго-западу от Хедебю.
– Скажи, любезный, – спросил сторешеппарь у купца, продававшего бревна и щепу на пологом берегу, с которого начиналась хорошо укатанная дорога на запад, – а сколь долог волок Треены?
Тот со знанием дела осмотрел собравшиеся у берега драккары, мысленно поблагодарил Удачу за то, что она послала ему такую прибыль, и ответил:
– Твои ладьи обычным волоком доберутся туда за два дня, но если ты послушаешь моего совета, то будешь в Холлингстедте уже завтра в полдень.
– А сколько стоит твой совет? – спросил его Хрольф, переглядываясь с ватажными шеппарями.
– Совет – за просто так, – хитро ответил данн.
– Тогда давай, – согласился сын Снорри.
– Возьми у меня в лен корабельные повозки. Не буду кривить душой: это вам встанет в два раза дороже, чем обычные бревна, но зато за полдня можно будет перетащить пять драккаров.
– А почему только пять? – спросил Хрольф.
– Да потому, что у меня всего десять повозок. По две на ладью. Вот и выходит, что за одну ходку можно перетащить только пять кораблей.
– Ну, и сколько ты хочешь за лен повозок? – мрачно спросил мореход, ища глазами чудо даннской хитрости. – И где они, кстати?
– Где они – это мое дело, а возьму я за них по десять крон с корабля, – ответил данн и отступил на полшага.
И не напрасно. От такой баснословной цены у свеев помутилось в глазах и их руки потянулись к опоясным ножам. Сто сорок крон за лен каких-то повозок! За такую кучу серебра можно купить половину кнорра!
– Похоже, Снотра[119]119
Снотра – у скандинавов богиня мудрости и вежливости.
[Закрыть] никогда не ночевала в твоем доме! – устыдил его Густав.
– Даже светлый ярл Кнуб платит мне столько, – гордо поднял голову перевозчик, но голос его прозвучал не очень убедительно.
– Клянусь Одином, ты врешь! – наседал на него Густав, хмуря брови, от чего его диковатая образина становилась еще страшнее.
– Через седмицу я встречусь с Кнубом и спрошу его об этом, – припугнул Хрольф купца. – И если ты соврал, то я не поленюсь вернуться и раздавить тебя, как бледную поганку.
Такие торги были данну не в диковинку. Так что он сохранял достойное выражение лица, хотя и пятился от шеппарей, не давая обступить себя со всех сторон.
– Видит Вьёфн,[120]120
Вьёфн – у скандинавов богиня согласия и примирения, решающая разногласия среди смертных.
[Закрыть] не стоит так горячиться, – успокаивал он шёрёвернов. – Если у вас много времени, вы можете купить у меня бревен на пять крон и десять дней перетаскивать ваши ладьи до Треены.
Эти слова и правда охладили шеппарей. Хьюстмонаден[121]121
Хьюсмонаден (Höstmänaden) – месяц скандинавского календаря, начинается с середины сентября, переводится как «осенний месяц».
[Закрыть] был уже в самой поре. Скоро буйные дочери морского владыки Аегира начнут искать себе женихов среди незадачливых мореходов, а их ватага еще даже не добралась до Овсяного залива. Четырнадцать десятков крон – это огромные деньги, но если разделить их между всеми гребцами и воинами, то получится не так уж и много с одного человека. Даже меньше чем полкроны. А плывут-то они за добычей, из которой распоследнему гребцу достанется пять сотен. По здравому рассуждению предложение предприимчивого данна перестало казаться шёрёвернам таким уж бессовестным…
– Ладно, благородные господа, – прервал их перешептывания перевозчик, – я не буду считать ваши грузовые посудины. Только драккары. Сто крон за все ваши корабли. Идет?
– Идет, – ответил сторешеппарь, переглянувшись с товарищами.
– Деньги вперед, – улыбнулся данн.
Получив серебро, он задорно свистнул, ворота ближайшего к волоку амбара отворились, и дюжие парни начали выкатывать из него повозки. Одного взгляда на них было достаточно, дабы понять, что свой лен они отработают сторицей. Волок для ладьи как кулачки для мужика: как бы все ловко ни складывалось, а свою долю колотушек все равно получишь, и Удача лишь в том, чтобы оплеухи не попортили чего-нибудь важного. А на этих повозках драккары могли ехать по суше, как дитятя в колыбельке. По четыре опорных столбика на каждой повозке должны были ладно обхватывать днища кораблей и не давать им крениться на донном брусе, что неминуемо произошло бы в случае волока на обычных бревнах. Погрузив драккар на такие повозки, манскап мог поголовно впрягаться в тягловые веревки и не отряжать часть людей на подпорку судна с боков.
Даже на волоке Хрольф потребовал соблюдения походного порядка. Молния должна была первой встать на повозки. За ней Орел, Волнорез, Гром и Сварливый.
Часть гребцов гордого Дёдскло села на весла, остальные столпились на берегу. Первые две повозки связали гуськом и столкнули в воду. Тяжелые, широкие колеса, окованные железом по ободу, тянули их на дно, так что над поверхностью торчали только верхушки опорных столбиков. Усердствуя как никогда прежде, гребцы Молнии завели ладью между ними. После чего начали веревками подтягивать повозки под днище. Когда те были надежно закреплены в кницах, свободные концы веревок бросили на берег.
– Сесть на весла! – прокричал Аво. – Эй, на земле, приготовились!.. Русь!.. Русь! Русь! Сильнее, русь!
Волькша подошел к волоку, как раз когда Молния выезжала из воды на сушу. Он не поверил своим глазам: драккар легко выпорхнул на берег и покатился по широкой дороге. Гребцы спрыгивали с него, как перезрелые яблоки с ветки, и бежали помогать тем, кто тянул корабль за бечеву.
– Русь! Русь! Не останавливайтесь! – кричал перевозчик. – Не останавливайтесь! Скоро пойдет легче! Русь! Если остановитесь, то стронуть с места будет трудно.
И действительно, преодолев небольшой подъем от воды, драккар довольно ходко покатил вперед. Манскап Молнии отметил это событие улюлюканьем. Теперь уже все люди, включая самого Аво, радостно впряглись в гужи и бодро зашагали на запад по торному волоку.
– За полдня дотянут до Треены, – с уверенностью сказал умелец: – Эй, молодцы, давайте следующие повозки.
Прошло не более четверти дня, как первые пять кораблей из ватаги Хрольфа укатились прочь на дивных колесницах даннского умельца.
– Как это вам в голову пришло измыслить такие повозки? – восхищенно спросил Волькша у перевозчика.
– Ничего особенного, юноша, – снисходительно улыбнулся тот, однако было видно, что он не прочь рассказать молодому викингу историю своего детища. – Просто и дед мой, и отец годами зарабатывали на хлеб этим волоком. Столько разных ладей прошло у меня перед глазами. Купцы, например, обычно сгружают все товары на телеги, а суда тащат по волоку на бревнах. Телеги уже давно приехали в Хедебю, а кнорр все еще ползет из Холнгстедта. Вот я и подумал: а что как разом везти и ладью, и товар?..
Данн собирался рассказать еще много всего любопытного про то, как он строил и усовершенствовал свои повозки, но к ним подошел Хрольф и перебил его былицу грозным вопросом:
– Где ты шатался? Эгиль уже давно вернулся со двора ярла Хедебю. Нам надо быть в Холлингстедте не позднее завтрашнего вечера. А ты где-то лытаешь!
– Да я давно уже здесь, – отмахнулся Волькша. – Ты просто меня не замечал.
«К тому же какой от меня прок в таскании ладей?» – хотел съязвить он, но не стал.
Сторешеппарь странно относился к Каменному Кулаку. Иногда он через слово поминал Кнутнева и гордился тем, что пригрел его на своем драккаре. А порой вдруг становился желчен и сварлив почище своей жены Фриггиты и не упускал случая, хотя бы словом принизить венеда за его невежество в обычаях и умениях викингов.
– Ярл, – обратился перевозчик к Хрольфу. – а вы сказали своим людям, чтобы они не забывали поглядывать по сторонам и держали бранное железо наготове?
– Я не ярл, – честно признался сторешеппарь. Здесь, в даннских землях, он не мог так же безнаказанно присваивать себе высокие звания, как делал это на Ильмене, где каждый варяжский проходимец кичился родством с конунгами.
– А зачем им держать оружие наготове? – удивился Волькша, тем самым избавив Хрольфа от необходимости задавать вопрос, который мог показаться данну глупым.
– Места здесь неспокойные, – буднично ответил данн. – Много разных лихих людей зарится на товары, едущие из Хедебю в Холлингстедт и обратно. Саксонцы с юго-запада. Венды с юго-востока. Фризы с запада, а порой и фламандцы с юга. Много здесь разных языков намешано. А татей у всех хватает. Наш ярл, конечно, высылает отряды стражников ездить вдоль волока. Так ведь какую дружину надо иметь, чтобы охранять путь в двести сотен шагов!
– Вот и налетают лиходеи, как волки на овечье стадо. Всех не зарежут, а напугать – напугают. Поклажу распотрошат. Самое ценное заберут – и деру, – продолжил словоохотливый умелец. – На давешнем тинге Хедебю ярл Кнуб сказал, что будет собирать подать на постройку крепостиц и тына вдоль всего волока.
– Разумно, – кивнул головой Хрольф, поскреб шею под бородой и, озабоченно хмурясь, отошел в сторону. Надо было послать кого-нибудь из людей, дабы предупредить манскапы драккаров, преодолевавших волок, который оказался вовсе не таким безопасным, как думалось. Сторешеппарь огляделся. В прежние времена он, не задумываясь, отослал бы по такому делу Ульриха, но тот числился теперь помощником лиллешеппаря Грома, и, стало быть, его не по чину отправлять скороходом.
– Хрольф, – раздался за его спиной голос Кнутнева, – надо кого-то послать, а? Давай я сбегаю.
– Ты? – удивился Хрольф.
– А что, у меня ног нет? – подмигнул ему Волькша.
– Ну, ежели тебе в охотку, то давай, – согласился мореход, благодарно улыбнувшись Каменному Кулаку. Все-таки странный он, этот венед. Ему впору кичиться да зазнаваться, а он сам на побегушки вызывается. Неймется ему, что ли?..
Волькша бежал по волоку рысцой. Тот оказался довольно оживленной дорогой. Телеги с поклажей двигались по нему туда и сюда. А вот волокомые ладьи были здесь редкостью. Только когда Годинович догнал Волнорез, ему повстречался купеческий кнорр, скользивший по волоку на бревнах. Ну и сутолока творилась вокруг него! Одни тянули, другие подпирали бока, третьи таскали бревна от кормы к форштевню. Волкан был готов поклясться Велесом, что если бы все эти люди просто подняли ладью на плечи, то двигались бы куда бойчее…
Молнию Волькша нагнал уже ближе к вечеру. Аво внимательно выслушал венеда, но до городских стен Холлингстедта драккару оставалось проехать не больше пяти сотен шагов, а по обе стороны волока не было видно ни единой разбойной души. Однако, когда драккар закачался на водах неширокой Треены, а мудреные корабельные повозки были вытащены на берег, бывший помощник Хрольфа отрядил часть своих людей навстречу остальным кораблям. Так что еще до наступления сумерек все пять драккаров добрались посуху до причалов Холлингстедта без всяких злоключений.
Ни свет ни заря порожние повозки отправились обратно в Хедебю, и все повторилось, с пятью другими драккарами. Не иначе как грозные головы драконов отпугивали сухопутных разбойников: никто даже близко не подошел к шёрёвернам.
Когда вся ватага собралась на Треене, шеппари решили не дожидаться грузовых судов, а скорым ходом двигаться к Фризским островам, возле которых толстяк Кнуб назначил им тайную встречу.
Спайкероог
Первый из Фризских островов, на погляд шёрёвернов, оказался местом дремучим и неприветливым. Привыкли они прятать свои суда от морских волн в укромные узкие заливы, а остров, где ватага Хрольфа должна была дожидаться воссоединения с драккарами Кнуба, не мог прельстить их даже песчаным плесом, подходящим для высадки. Но в остальном, по венедскому разумению, он был хорош. Густые рощи стройных вязов и кленов. Звонкие ручьи повсюду. Руби дом, пали поле и живи припеваючи. Да на Варяжском море Волькша видывал деревни и засеки, ютившиеся и на более убогих островах, а здесь на всем обширном острове Годинович высмотрел всего пару крыш, затаившихся в желтой листве деревьев.
Второй остров гряды поначалу выглядел совсем как тот, что остался за кормой Тучи, но ближе к юго-западной оконечности он вдруг открыл мореходам превосходнейшее место для стоянки.
Драккары юркнули туда, как стайка утят под крыло кряквы.
Русь Грома была слишком утомлена долгим плаванием, свободные от гребли ратари разморены бездельем, Рыжий Лют увлечен родерармом, а Хрольф – мыслями о предстоящей встрече с Кнубом и о неминуемом их противоборстве за главенство в походе. Так что никто, кроме Варглоба, не обратил внимания на две стопки камней выше человеческого роста, что возвышались по обоим берегам устья заманчивого залива. Если бы не загадочные волхвы Хогланда,[122]122
Загадочные волхвы Хогланда – подробнее о них написано в книге «Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель».
[Закрыть] чью ворожбу на Лысой горе Волкану довелось наблюдать в дни их бегства с Волхова на Бирку, возможно, и он не придал бы значения этим камням. Мало ли для какой надобности окрестные жители могли сложить валуны остроконечной горкой? Но Доля распорядилась так, чтобы Волькша видел непостижимый обряд камнепоклонников, и потому, узрев рукотворные каменные стопы, венед начал смотреть вокруг с удвоенным вниманием.
Вот и деревья по обоим берегам узкого залива показались Годиновичу подозрительными. Ни одного кривого или сухого ствола вокруг. И все сплошь клены, огненно-красные по листопадной поре. Стройные, ровные, и, судя по стволам, ни дать ни взять одногодки. Точно кто-то нарочно высадил их вдоль берега.
Когда же в конце шхеры Волькша увидел три ручья, сбегающих к морю так же, как прожилки клинового листа сходятся к черенку, он почти не сомневался, что ватага Хрольфа Гастинга собирается провести ночь на чьем-то капище. Годинович даже и думать не смел о том, понравилось бы свеям, если бы какие-нибудь чужестранцы вздумали заночевать на Фрейеровой могиле. В том, какой будет ответ, он ни на миг не сомневался. Не успели бы чужие ладьи пристать к Священному берегу, как окрестные бонде уже послали бы своих сыновей в Сигтуну оповестить ратников конунга о творимом кощунстве.
Каким именно богам поклонялись в этой шхере фризы окрестных мест, Варглоб не ведал, однако нутром чуял, что это природой созданное, людьми облюбованное святилище навряд ли было посвящено небесным радетелям очага или домашней скотины. Кто-то сродный Одину и Перуну обитал здесь и лишь таился до поры.
– Хрольф, – вполголоса сказал Волькша, подойдя вплотную к сторешеппарю. Тот зорко следил за тем, так Аво причаливает Молнию к берегу залива.
– Что тебе, венед? – не оборачиваясь, спросил свей.
– В этой шхере нельзя ночевать, – все так же негромко сказал Годинович.
– С чего это? – полюбопытствовал шеппарь тем же голосом, которым он всегда обращался к своему сыну Ронгвальду, буде тот пытался разговаривать с отцом на равных.
– Каким богам жертвуют фризы? – продолжил Волькша, не обращая внимания на издевку в голосе Хрольфа.
– Недосуг мне этим голову забивать, – огрызнулся племянник Неистового Эрланда. – Ты дело говори. Что ты там себе измыслил? Почему это шёрёвернам нельзя здесь оставаться?
Как бы ни строил из себя Хрольф сурового морехода, сказ о чужих богах заставил его обернуться к венеду лицом. Однако все Волькшины увещевания про каменные стопы, про слишком пригожие клены-одногодки, про трехпалый сток ручьев не слишком сильно убедили Гастинга. Ведь по сути это были всего лишь подозрения сиволапого словенского парня, который кроме своих болотистых ильменьских земель ничего путного в жизни не видел. Как же он, Хрольф-мореход, станет вещать прочим шеппарям ватаги про такую чушь, как деревья и ручьи? Они же его на смех поднимут и будут правы. Нет под сенью Иггдрассиля бога могущественнее повелителя Асгарда![123]123
Асгард – у древних скандинавов небесный город, где обитают верхние боги – Асы – во главе с Одином.
[Закрыть] И все тут!
Тем не менее после того, как к вечернему небу потянулись дымы кашеварных костров, сын Снорри возобладал над гордым племянником Неистового Эрланда, и сторешеппарь распорядился выставить дозоры вокруг стоянки.
Вечер прошел спокойно, если такое возможно в том месте, где утоляют волчий голод без малого пять сотен уставших от дневных трудов гребцов. Двенадцать ночных привалов, прошедших с той поры, как ватага покинула Мэларен, сблизили русь разных манскапов. Грубоватые шутки морских скитальцев летали от костра к костру. То тут, то там слышалось неистовое гоготанье одних и обозленное ворчание других. Однако до открытых стычек не доходило, поскольку те, кто еще недавно выл от обиды на чужую шутку, находили способ отшутиться, да так, что над прежними шутниками потешалась вся стоянка.
– Бьёрн, рыжая башка! Ну ты спалил их как есть! Поджарил, как куропаток в траве! – ревело сразу полсотни голосов, приветствуя очередную выходку Ольгерда.
Угомонились варяги, только когда на небе уже вовсю сиял Мани. Ратари, отряженные в дозоры, поворчали, дескать, какой безумец осмелится приблизиться к такой могучей ватаге на расстояние двух полетов стрелы, но все же разбрелись вокруг лагеря.
Утром от ехидных улыбочек Хрольфа было негде спрятаться:
– Ручейки, говоришь, тут текут? Деревца шумят? Эх, венед, венед, уж больно много ты себе думаешь. Даром что у тебя сила в кулаке, в башке у тебя полнейший понос и расстройство…
Волькша скрипел зубами, бросал на свея взгляды, от которых в другой раз тот проглотил бы язык вместе с зубами и кудлатыми усами, но шеппарь не унимался.
Однако после полудня переменились и ветер, и настроение Хрольфа. Ньёрд, еще накануне напористо рвавшийся к югу, подул с востока, с берега, и принес запах далекого жилья… Так думали шёрёверны, пока не увидели несметную стаю суденышек, внезапно перегородивших устье шхеры. Были тут и купеческие ладьи, несшие по полторы дюжины человек, и рыбацкие лодки на шестерых, и даже плоскодонные посудины для перевозки сена и кулей с зерном, у которых обычно и весельных книц-то не имелось, но и в них сидели грозного вида люди с копьями и луками. На носу каждой лодки курился черным дымом горшок горящего масла.
– Ruth! – заорал Хрольф, бросаясь к Грому. – Att bilar! Sjoldar upp![124]124
Att bilar! Sjoldar upp! – К топорам! Поднять щиты! (Швед.)
[Закрыть]
Суденышки быстро высаживали людей на оба берега залива и вставали борт о борт, образуя плавучую запруду. Не успели варяги похватать свои щиты и водрузить на головы шлемы, как путь к отступлению по воде был наглухо перекрыт.
Манскапы сбились в кучи возле своих драккаров. Шеппарь Сварливого приказал гребцам садиться на весла. Но стоило кораблю подойти к суденышкам на расстояние полета стрелы, как ему навстречу взвилось сразу несколько сотен горящих стрел. Хоть и происходило это в трехстах шагах, Волькша мог поклясться, что лучники в лодках выпускают по две стрелы зараз. Вряд ли они таким образом могли попасть в «белку», как это делала Кайа. Но варяжский драккар был во много раз больше, так что лишь несколько стрел упало в воду, остальные достигли цели, осыпав ладью огненным дождем. Гребцы успели бросить весла и поднять щиты, но, судя по крикам боли, не все варяги сделали это достаточно проворно.
– Till backa![125]125
Tillbacka! – Назад! (Швед.)
[Закрыть] – проорал шеппарь Сварливого, но его манскап и сам уже греб вспять.
Люди оставшихся девяти драккаров ожидали, что сонм лодок бросится вдогонку за отступающей ладьей и запалит-таки ее, но плавучая запруда не распалась. По всей видимости, нападавшие имели четкую задумку и согласовали свои действия прежде, чем перегородить путь ладьям Хрольфовой ватаги.
– Гастинг! Сын коровы, что ты стоишь столбом?! – подскочил к Хрольфу Густав. – Где твой дурацкий рог?! На Бирке всю голову нам сломал со своими гудками, а как до дела дошло, так и нет в них прока?!
Грубость, с которой кормчий Дубового наскочил на сторешеппаря, привела того в чувство. Племянник Неистового Эрланда поднял рог и задудел: высоко, низко, высоко, низко, высоко, низко. И через несколько мгновений после того, как смолк истошный зов рога, без малого четыре сотни рослых гребцов и бывалых воинов окружили его нестройной толпой. Лица их выражали растерянность, но не испуг. Шёрёверны привыкли сами захватывать свои жертвы врасплох и в случае, если удача поворачивалась спиной, стремительно скрываться в море. Теперь же они не могли сделать ни того, ни другого.
– Стрелки! – возвысил голос Хрольф. – Те, кто лучше других стреляет из лука, забирайтесь на драккары! Следите за лодками в устье шхеры и помогайте стрелами нам здесь. Копейщики! Вставайте в две линии перед кораблями! За ними те, кто славен в битве на мечах и топорах! По моему приказу копейщики пропустите вперед мечников! А до этого держите строй! Держите линию! Поднять щиты!
Строились варяги медленнее, чем сбивались в кучу, но все же им хватило времени на перебранки и толкотню, прежде чем из-за деревьев начали показываться те, кто прибыл в залив на лодках.
Их было невозможно сосчитать. Они переходили с места на место, шушукались, исчезали в зарослях и вновь появлялись, но уже в другом месте. Однако стоило оглянуться и увидеть вереницу лодок в устье шхеры, дабы уразуметь, что тех, кто прячется в кленовых рощах, в два раза больше, чем варягов, столпившихся подле своих драккаров.
Ни Волькша, ни Олькша копейному бою обучены не были, так что стояли внутри строя. Рыжий Лют поигрывал своим знатным мечом, вызывая недовольство и опасливые взгляды тех, кто волею Макоши оказался рядом. Если такой медведь заденет клинком, калекой останется и свой, и чужой.
– Что там? Что там происходит? – любопытствовал Годинович.
– Ничего, – пожимал плечами Ольгерд, почти не глядя в сторону неприятеля.
– Брешешь, – обижался на него Волькша. – ты туда даже не глядишь.
– Ано мне надо? – осклабился Рыжий Лют. – Чего пялиться? Как до ратного дела дойдет, сам все увидишь. Или, может быть, тебя, как дитятку, над народом поднять, дабы ты мамку кликнул?
Глаза Волкана сузились, желваки заиграли на скулах, но он промолчал. Браниться перед боем с единственным соплеменником и каким-никаким, но боевым наперсником Годинович не стал, а отошел к середке строя, туда, где перед рядом копейщиков стояли Хрольф, Аво, Ёрн и Густав.
– А, Кнутнёве! – приветствовали его шеппари. От утренней издевки Хрольфа не осталось и следа. Теперь его лицо выражало только сожаление за прежнюю гордыню и спесь. – Как думаешь, Варг, почему они медлят?
Непонятная варягам усмешка пробежала по лицу венеда, вспомнившего в это мгновение былину о Тапио и Хийси,[126]126
Былину о Тапио и Хийси – подробнее о ней написано в книге «Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью».
[Закрыть] которую целую вечность назад рассказывала ему олоньская дева-охотница Кайа.
– Медлит тот, кто ничего не делает, – ответил Волькша словами Хийси.
– Ты о чем, Кулак?
– Это долгий рассказ. Да и не к месту, – отмахнулся Волкан.
– Нет, что ты хотел сказать? А что, по-твоему, делают эти люди, если не медлят?
– Они готовятся убить кабана, – опять криво улыбнулся венед. – Точнее, нас всех. Они ждут, когда мы на них нападем, и тогда обнаружат все свои силы. Клянусь Фреей,[127]127
Фрея – у древних скандинавов богиня природы, жена Одина.
[Закрыть] их за деревьями не меньше десяти сотен. Да и лес они знают, как сусеки своих амбаров. Ям волчьих, небось, там понарыли, рогатин в кустах понаставили…
Волькша, наверное, еще долго рассуждал бы о том, какие ловушки и капканы могли быть приготовлены в лесу, но явление трех волхвов прервало его охотничьи измышления.
Трое людей вышли из-под сени кленов и направились к месту, где стоял Хрольф Гастинг с подручными. На них были длинные, до пят, белые рубахи грубой шерсти, накидки из шкур белых козлов и высокие остроконечные шапки с широкими полями. Пояса, увешанные болванчиками, заячьими лапками, медвежьими когтями, кабаньими клыками и прочими ворожейскими побрякушками, да посохи, вычурно оплетенные лозой, не оставляли сомнения в том, что из священной рощи вышли служители тутошних богов – ведуны, волхвы, как бы они ни назывались.
Волькша так отвык от вида вещих стариков, коих у варягов не было и в помине – каждый свей или гёт сам общался с Одином в меру своего разумения, – что даже обрадовался и поклонился им так, как в родной Ладони кланялись Ладе-Волхове. Варяги покосились на него, но потом, начиная с Хрольфа, тоже боднули лбами воздух.
Видя такой прием, вещуны просветлели лицами и тоже склонили головы.
Первые слова, произнесенные старшим волхвом, не понял никто из мореходов.
– Что он сказал? – вполголоса спросил Гастинг у тех, кто стоял подле него. Наверное, даже сам Година не смог бы растолковать ему это, поскольку знал лишь несколько слов по-франкски.
– Вы не франки? – спросил варягов тот ведун, что стоял слева от старшего. Но, похоже, только Волькша догадался о смысле его вопроса. Язык, на котором заговорил волхв, был отдаленно похож и на фалийский, и на даннский, но был «круглее» и «с присвистом».
– Он спрашивает, не франки ли мы, – истолковал Волькша слова старца.
– Ты что, понимаешь их язык? – удивился Густав.
– Так и ты поймешь, если будешь слушать, а не пыжиться, – ответил ему Годинович.
– Передай ему, – приказал Хрольф, точно они были на Ильменьском торжище, – что мы никакие не франки, а свеи и гёты, подданные государя Сигтуны.
Вообще-то шёрёверны подати никому не платили. Не иначе как последние слова сказал не Хрольф-мореход, а сын бонде Снорри.
Волькша поднял глаза на волхвов, намереваясь передать им то, что сказал сторешеппарь, но их старшина остановил его, мановением руки давая понять, что и так уразумел слова Гастинга.
– Скажите, свеоны, – спросил старший ведун на языке, который почитал за даннский, – давно ли вольные мореходы стали служить Мертвому Богу Йоксе и франкскому конунгу?
Все потуги старца выговаривать слова своего наречия на даннский лад не помогли, и его опять никто, кроме Годиновича, не понял. Да и Волькша уразумел лишь часть сказанного. Сколько ни старался венед, он никак не мог понять, о каком Мертвом Боге толкует вещун. О Кощее? О Хель? Если о них, то в слова белобородого вкралась ошибка. И навья личина Чернобога,[128]128
Навья личина Чернобога – у славян Кощей, считался темной ипостасью Чернобога в Нави. Навь – нематериальный мир, а также, собирательное, образное название темных богов.
[Закрыть] и сухоногая дочь Локки[129]129
Сухоногая дочь Локки – у древних скандинавов владычица царства мертных Хель (Хель – у древних скандинавов правительница царства мертвых; до пояса – прекрасная дева, а ниже – скелет.)
[Закрыть] были властителями обиталища мертвых, складно было бы называть их богами мертвых, но никак не Мертвыми Богами…
– Что он сказал? – дернул Густав Волькшу за рукав.
Венед как смог, так и истолковал слова старца.
– А что это за Мертвый Бог Йокса? – удивились все, чьи уши вняли Волькшиным речам.
– Я как раз собирался это спросить, – скривился Годинович.
– Ты лукавишь, чужеземец, – покачал головой волхв, услышав вопрос о Йоксе. – Галдери[130]130
Галдерь (Galder) – жрец (древнегерман.).
[Закрыть] Мертвого Бога снуют теперь повсюду. Поговаривают, что они почти уговорили Харека даннского отречься от Водана[131]131
Водан – древнегерманское вообще и фризское в частности название Одина.
[Закрыть] и стать слугой Йокса. Они велят ему построить в Роскилле каменный дом для Мертвеца и призвать в стольный град даннов толпы франков с крестами в руках.
Варяги напряженно слушали речи старца и начинали понемногу понимать, о чем тот толкует. Особенно фламандец Ёрн. «Толпы франков с крестами в руках»… Но это же было давно. Может быть, тридцать, а то и больше лет назад. Ёрн тогда был совсем мальчонкой… Франкский конунг по имени Шарлемань[132]132
Шарлемань (Charlemagne) – Карл Великий, основатель средневековой империи франков и династии Каролингов.
[Закрыть] Лютый пришел тогда во фламандские земли с огнем и мечом. Франк требовал дани и покорности своему неведомому богу. Да, точно: с ним шли толпы людей с крестами в руках. Родители Ёрна не приняли Юзуса и бежали в Ютландию…
– Ты говоришь о том боге, которого его же люди казнили на кресте? Про Юзуса? – спросил он волхва по-фламандски.
Волхв вскинул брови, стараясь вникнуть во фламандское наречие. В конце концов старец разобрал слова Ёрна и утвердительно кивнул головой.
– Из-за него сожгли дом моей семьи во Фландрии, – скривился Ёрн. – Я никогда не буду ни служить, ни поклоняться ему. Это бог франков. Сколько будет сил, столько я буду убивать всякого, кто осмелится показаться на моих глазах с крестом в руках.
– Слова, слова… – покачал седыми власами вещун. – Докажи!
Ёрн выхватил опоясный нож и полоснул им по тыльной стороне запястья левой руки. Брызнула кровь. Фламандец прижал к ней клинок и провозгласил:
– Клянусь на своей крови, что не состою слугой Юзуса и франкских разбойников!
– А остальные? – прищурился волхв. – Можешь ли ты поклясться своей кровью за всех людей, что стоят за твоей спиной?
