Текст книги "Моя кровь - моя любовь (СИ)"

Автор книги: Яника Виз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Моя кровь, моя любовь

«Если все прочее сгинет, а он останется – я еще не исчезну из бытия; если же все прочее останется, но не станет его, вселенная для меня обратится в нечто огромное и чужое, и я уже не буду больше ее частью».

«Грозовой перевал» Э. Бронте

Законы осуждают

Предмет моей любви;

Но кто, о сердце! Может

Противиться тебе?

Какой закон святее

Твоих врождённых чувств?

Какая власть сильнее

Любви и красоты?

Люблю – любить ввек буду.

Кляните страсть мою,

Безжалостные душ,

Жестокие сердца!

«Творец! Почто даровал ты людям гибельную власть делать несчастными друг друга и самих себя?»

«Остров Борнгольм» Карамзин

ПРОЛОГ

Умереть не страшно. Это легко. Жить – гораздо сложнее. Жить… Теперь мне это не грозит. Я закрыла глаза и вздохнула. Последний раз. Представляю, как он завтра будет зол. Хотя, какая разница? Завтра для меня уже не существовало. Или не будет существовать? Какие глупые вопросы приходят в голову. Наверное, совсем не об этом нужно думать перед смертью.

Да.

И мне совсем не страшно. Смерть – это покой. Свобода. Пусть и слабость. Мне плевать.

Это легко…

1

«Основной тон жизни – это скука,

впечатление чего-то серого».

Ж. и Э. Гонкуры

Снова этот кошмар. Снова я бегу, а ноги совсем не хотят двигаться. Они вязнут в песке, я погружаюсь в мокрую грязь, пытаюсь выбраться. Где-то вдалеке звонит телефон. Это очень важно. Нужно обязательно успеть ответить. Теперь мне не хватает воздуха. Я судорожно пытаюсь набрать как можно больше кислорода. Телефон не перестаёт звонить. Начинает болеть голова. Звонок ещё громче. Ну, возьмите же кто-нибудь трубку! Всё. Я больше не могу. Я задыхаюсь… и открываю глаза.

Это всего лишь сон. Обычный кошмар. Я вздохнула и посмотрела на тумбочку: а вот телефон звонит на самом деле.

Я протянула руку и взяла трубку.

–Да,– получилось как-то неприветливо. Голос после сна был хриплый и низкий.

–Доброе утро, – послышался знакомый баритон, – я тебя разбудил?

–А-а, Кирилл, – голос звучал также грубо, и пришлось откашляться, чтобы можно было продолжить, – да, но всё равно, спасибо.

–За что?

–Ты спас меня от кошмара.

–Не за что. Я вообще-то позвонил напомнить, что заеду за тобой сегодня после обеда. Надеюсь, ты собрала вещи?

–Да, почти.

–Хорошо,– удовлетворённо произнёс мужчина и на минуту замолчал. Видимо, хотел, чтобы я что-нибудь сказала.

Но мне нечего было ответить.

–Тогда до встречи.

–Пока, – выдавила я и, нажав «отбой», вернула телефон на тумбочку.

Сердце колотилось так, будто я только что пробежала стометровку, и непонятно, почему: то ли это отголосок кошмара, то ли моя реакция на голос Кирилла.

И что теперь? Мне-то и по телефону его трудно слышать, а как я буду жить рядом с ним? А его мамаша? Та ещё стерва. Смотрит на меня так, как будто я из её кармана деньги краду и ничуть не смущаюсь. Эти проклятые деньги! Папа, ну зачем ты так со мной? Зачем заставляешь меня делать то, что я не хочу? Я так скучаю без тебя! И злюсь! Твоё проклятое завещание сковывает меня по рукам и ногам! А эти нелепые условия! Чтобы получать деньги, я должна жить вместе с братом и его матерью. Похоже, под конец жизни ты стал терять рассудок!

В двери постучали, и это вывело меня из горьких мыслей.

–Войдите, – ответила я и поднялась с постели.

Это была мама.

–Ты уже встала? – спросила она, входя в комнату, – Я слышала твой голос.

–Да, всё в порядке, – кивнула я, заправляя кровать, – Кирилл звонил.

–Сегодня? – вздохнула мама и устало села в кресло.

Я молча кивнула, пытаясь проглотить комок в горле.

–Может быть, не надо этого делать? Я не хочу, чтобы ты страдала.

–Мам, ну с чего ты взяла? – я постаралась, чтобы голос звучал как можно бодрее.

–Я же не слепая, и вижу, как тебе трудно.

–Нам нужны деньги. Скоро Полина пойдет учиться. И ты знаешь: я не могу отказаться. Это будет предательством по отношению к брату. Так хотел отец.

–А я не хочу, чтобы ты шла на такие жертвы. Я прошу тебя, подумай. Я знаю, что ты любишь Кирилла, – мама смотрела на меня полными надежды глазами.

–Да, – согласилась я, – любить родного брата – это действительно ужасно. Особенно, такой любовью. Хм. Как ты думаешь, отец знал об этом?

–Нет, вряд ли, – покачала головой она,– я не думаю, что он заставил бы тебя так мучиться. Хотя, – тут она пожала плечами, – мне кажется, что перед смертью твой отец сошел с ума.

Я тихо засмеялась:

–Ты знаешь, до твоего прихода я как раз думала об этом.

–Конечно! Нормальный человек никогда бы не поступил так с родной дочерью. Одна мамаша твоего брата чего стоит, – донеслось из коридора, и через минуту в комнате возникла сестра,– Извините, я всё слышала, – виновато произнесла она.

–Ничего, заходи, – я махнула ей рукой.

–Да что это за дурацкие условия, требующие, чтобы ты прожила два года со своим братом и этой злобной ведьмой? Почему твой отец просто не мог разделить все свои деньги между вами? Каждый получил бы то, что хотел. И разошлись, как в море корабли!

–Во всяком случае, нам этого теперь не узнать. Отец умер, а значит и его намерения останутся тайной, – вздохнула я.

Полина подошла ко мне и обняла за шею.

–Сашенька, пожалуйста, не делай этого. Ты ведь не для себя стараешься! – по щекам сестры побежали слёзы.

–Ну, что ты, глупая, не плачь! – успокаивала я её, хотя сама с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься, – Всё будет хорошо. Представь, как мы заживём! Всего два года – и ты окончишь школу, а я получу наследство.

Мама подошла и обняла нас. Так мы простояли несколько минут.

–Ну всё, хватит, – сказала я, отстраняясь и вытирая слёзы, – мне ещё нужно кое-что собрать. К тому же, я не в другую страну еду, а всего лишь на другой конец города.

–Но эта Марина Евгеньевна… – поморщилась мама.

–Ничего,– ухмыльнулась я, – мы ещё посмотрим, кто кого.

2

«Не взыщи, мои признанья грубы,

Ведь они – под стать моей судьбе.

У меня пересыхают губы

От одной лишь мысли о тебе».

Кирилл заехал ровно в 14:00. Погрузив все мои сумки в багажник его шикарной машины, мы медленно отъехали от дома и выехали на основную трассу. Я потянулась за ремнём безопасности и попыталась пристегнуться. Какая же я неуклюжая! Вечно у меня всё не получается! Кирилл попытался мне помочь и дотронулся до моей руки. От прикосновения мурашки побежали по коже, а к щекам прилип румянец. Слишком давно мы не были вместе. Я совсем от него отвыкла! Я быстро отдёрнула руку и отвернулась к окну, чтобы брат не заметил моей реакции.

Немного успокоившись и посчитав мысленно до десяти, я повернулась к нему и постаралась спросить как можно более будничным тоном:

–У тебя новая машина? – так, вроде бы нормально.

Кирилл покачал головой:

–Нет, с чего ты взяла?

–Просто последний раз у тебя была другая, – пожала я плечами.

–Вот именно,– ответил он, – последний раз. А когда мы виделись последний раз? У меня вообще такое чувство, что ты меня избегаешь.

–Мне нужно было прийти в себя после смерти папы, – попыталась выкрутиться я.

Не могла же я ему сказать, что мне легче жить, когда я его не вижу. При папе мы постоянно встречались, часто проводили выходные вместе. А после его смерти встречи прекратились, хотя Кирилл и делал какие-то попытки. Но я ссылалась на занятость, и это было почти правдой. Эти полгода действительно выдались очень тяжёлыми. Я с головой бросилась в работу, чтобы не думать о потере. Я наизусть заучивала роли и играла в нескольких спектаклях.

–Да, – вздохнул мужчина, – мне тоже было тяжело. А ещё это завещание, очень странное. Однако адвокаты будут следить за его выполнением, и в противном случае, все наши деньги перейдут в фонд инвалидов. Хотя, отец и так при жизни отваливал им не маленькие деньги. А я занимаюсь этим и сейчас.

–Они были бы счастливы, – кивнула я. По правде говоря, отцовские деньги, как таковые, не были нам нужны. Кирилл имел свой бизнес и хорошо на нём зарабатывал. Насколько я знаю, у папы он денег не брал никогда. Свою мать он тоже мог содержать без напряга для себя, хотя ей наследство нужно было из принципа, а что касается меня, то и мне хватало моей зарплаты. Да, не шикарно, но скромно жить можно. Всё, на что я сейчас подписалась, было ради Полинки. Ей скоро поступать, а на достойную учёбу денег не было ни у меня, ни у мамы.

Почти двадцать минут мы ехали молча. Кирилл следил за дорогой, а я – за ним. Какой же он всё-таки красивый! Безупречный. Уверенный в себе. Обожаю уверенных в себе мужчин! С ними можно чувствовать себя в полной безопасности. Но полностью отвлечься в его присутствии я не могла. Я должна была всегда контролировать свои эмоции, чтобы ненароком не выдать их. Это так ужасно! Любить человека, которого нельзя любить. Это против всех законов морали! Это против Бога!

Сердце болезненно сжалось, и я поморщилась.

–Волнуешься? – Кирилл, видимо, по-своему истолковал мою гримасу боли, – я понимаю. Моя мать – та ещё штучка. Но ты не беспокойся, я поговорил с ней и попросил тебя не цеплять.

–А ты знаешь, я понимаю её, – сказала я и подняла глаза на брата.

Он вскинул одну бровь.

–Да, – кивнула я, – мало что при жизни мужа ей пришлось терпеть его дочь со стороны, так и после его смерти она от неё не избавилась. Есть над чем побеситься. И, кстати, со стороны отца это было жестоко, как по отношению к ней, так и по отношению ко мне, да и к тебе тоже.

–Ну-у, – протянул Кирилл, – позицию матери я понимаю, твою – принимаю, а вот о себе такого сказать не могу. Ты же знаешь, я тебя люблю, и я очень рад, что мы будем жить вместе. В детстве мне этого не хватало.

Я сглотнула подступающий к горлу комок. Он что, нарочно? Я набрала в лёгкие как можно больше кислорода, а затем бесшумно выдохнула:

–Да, я тоже тебя люблю.

Но совсем не той любовью, на которую ты рассчитываешь. Конечно, вслух я этого не произнесла.

Мы свернули с центральной трассы и поехали по тихой дороге. Это дорога вела к частному сектору, где располагался дом, в котором меня ждут два года страданий. Как мне это пережить? Смогу ли я себя контролировать? Смогу ли не выдать свои чувства? Жизнь одна, и так обидно тратить её на страдания. Если вдали от брата не проходит и дня, чтобы я не думала о нём, то что будет сейчас, когда мы будем жить под одной крышей?

Говорят, что по-настоящему мы любим только тех, кого готовы отпустить. Смогла бы я его отпустить? Наверное, да. Ведь жить тогда было бы гораздо легче!

Я снова отвернулась к окну и стала смотреть, как мы проносимся, оставляя за собой километры моей жизни. Что было в ней? Что я потеряла? О чём должна жалеть? Может быть, только о свободе? Хотя о какой свободе может идти речь, если я заложник собственных мыслей, собственных переживаний и чувств? Я не могу отказаться от наследства. Отец знал, что я так не поступлю. И он был прав. Как ни тяжело мне будет пережить это время, я обязательно справлюсь! Я всегда справлялась со всеми трудностями, а их в моей жизни, пусть и короткой, было не мало. В это мгновение я решила, что доведу дело до конца. Попробую привыкнуть к Кириллу. Может быть, если я буду видеть его каждый день, то не буду уже так реагировать на его близость? Я даже попытаюсь ужиться с его мамашей. Пусть это и не просто. Но кто обещал, что будет легко? Раз ты, папа, этого хочешь, будь по-твоему!

3

Когда мы вошли в дом, мать Кирилла стояла в холле. Она как будто ждала нас: руки скрещены на груди, в глазах – злость и решимость.

–Добрый день, – кивнула я ей.

–Кому как, – хмыкнула она.

–Мама, – отдёрнул её Кирилл, помогая мне снять куртку и вешая её в шкаф.

–А что? – подскочила она к нам, – считаешь, я должна радоваться?

–Мы же с тобой договорились, я тебя просил. У Саши такие же права жить в этом доме, как у тебя или меня. Это была воля отца, – он укоризненно посмотрел на мать.

–Если вам станет легче, – отчетливо выделяя каждое слово, сказала я, – то мне тоже не доставляет особого счастья перспектива видеть вас каждый день. Но если вы всё же хотите получить свои деньги, то нам нужно попытаться как-то сосуществовать. Два года – не маленький срок, и я не собираюсь тратить его на то, чтобы выслушивать ваше недовольство.

Марина Евгеньевна смерила меня ненавидящим взглядом. Ну что ж, это взаимно.

–Идём, – подтолкнул меня Кирилл к лестнице, – я покажу твою комнату.

Я взяла сумку поменьше, оставив Кириллу две другие, и мы поднялись на второй этаж. Я сразу же направилась к своей комнате. Ребёнком я часто оставалась ночевать у папы, поэтому он оборудовал для меня отдельную детскую. Став постарше, я перестала здесь бывать, все выходные мы проводили на нейтральной территории, и теперь я не знаю, что скрывается за дверью комнаты. Как же я давно здесь не была! Последнее, что помню, так это огромную розовую кровать с балдахином и кучу игрушек. Интересно, что там теперь? Я остановилась перед массивной дубовой дверью и посмотрела на молодого мужчину. На мгновение мысли понесли меня совсем не в ту сторону, но я вовремя себя отдёрнула. Он улыбнулся моей любимой улыбкой, от которой по спине побежали мурашки:

–А у тебя хорошая память. Открывай!

Я нажала на ручку, толкнула двери, сделала шаг вперёд и ахнула в изумлении. Это была комната моей мечты: большая кровать стояла возле левой стены, чуть поодаль – огромный шкаф. Возле окна – два кресла и кофейный столик. Рядом с дверью находился письменный стол, над которым висело множество полок. Но самым важным было то, что вся ткань: покрывало, занавески, обивка кресел и даже обои были приятного нежно-голубого цвета, а ковёр лежал ярко-оранжевым пятном. Именно так, как я хотела. Я стояла в оцепенении и не могла пошевелиться.

–Я вспомнил, как однажды ты сказала, что хочешь голубую комнату с оранжевым ковром, и постарался воплотить это в жизнь, – голос брата вывел меня из ступора.

–Э…это невероятно! – заикаясь, произнесла я, – Как ты запомнил? – Я повернулась к мужчине и посмотрела ему в глаза. – Я ведь и сама не помню, когда говорила тебе об этом!

–Тебе не нравиться? – с тревогой спросил он, – если хочешь, мы можем всё переделать.

–Нет, – замотала я головой, – что ты! Спасибо! – Я выдохнула, – большое спасибо.

Кирилл поставил сумки на пол, подошёл ко мне и обнял. Я прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди, чтобы он не увидел моих слёз.

–Я хочу, чтобы ты была счастлива. В этом доме. Рядом со мной.

После этих слов, я уже не смогла сдержать слёзы, и из груди стали подниматься сдавленные рыдания. Если бы он знал, о чём говорил! Счастье для меня рядом с ним просто невозможно, и от моего желания оно не зависит. Кирилл прижал меня ещё крепче и стал целовать мои волосы, утешая:

–Ну, хватит. Всё будет хорошо.

От его прикосновений, таких сладких и, в то же время, таких горьких, хотелось рыдать ещё больше. Я отстранилась, вытирая слёзы:

–Прости, устроила тебе тут истерику. Это просто усталость. Неделя была очень тяжёлая, да и сегодняшний переезд…

–Я понимаю, – кивнул он, – и хочу, чтобы ты знала, что во всём можешь на меня положиться.

–Я знаю, – попыталась улыбнуться я, но улыбка получилась какая-то горькая.

–Ну, ладно,– вздохнул он, – разбирайся с вещами, ужин в шесть.

Кирилл вышел, а я посмотрела на часы. Было полчетвёртого. Отлично! Я могу разобрать вещи и ещё успею отдохнуть.

Когда вещи были разобраны и разложены по местам, я легла на кровать и взяла в руки мобильный. Надо сказать маме и сестре, что со мной всё в порядке. Говорить не хотелось, и я, быстро набрав сообщение, нажала кнопку «Отправить».

Как хорошо, что можно побыть одной. Помечтать. Тихо поплакать. Одиночество – порой лучшее общество. Я лежала и думала о будущей жизни, о Кирилле, о сестре, об отце и его завещании… Через несколько минут мысли стали путаться, и я не заметила, как провалилась в небытие.

***

Я сижу в библиотеке на нашей даче. Напротив меня за столом сидит отец и нежно мне улыбается. Как хорошо! С ним не существует проблем. С ним я в полной безопасности. И мне даже не страшно признаться. Да, я давно задумала это сделать. Я хочу начать, но отец жестом даёт понять, чтобы я не говорила. Он кивает и улыбается.

–Пап, но я должна. Я хочу, чтобы ты знал.

Улыбка исчезает с его лица, и оно в момент становится злым и холодным. Как будто он уже всё знает. Однако я полна решимости довести всё до конца.

–Я люблю его,– упрямо говорю я.

Но отец уже не слушает меня, его глаза смотрят поверх моей головы. Нас кто-то подслушал. Я быстро оборачиваюсь – в дверном проходе стоит Кирилл. Я пытаюсь заглянуть в его глаза, понять, услышал ли он моё признание? Сердце бешено колотится. Я ничего не понимаю. В глазах мужчины столько боли и страдания. Что это значит? Я снова оборачиваюсь к отцу, а он со злостью колотит подставкой для ручек по столу… Каждый удар отзывается в моей голове невыносимой болью, а стук не прекращается.

–Не надо, папа, прошу…

–Саша! Саша!

Я открываю глаза: надо мной стоит Кирилл и трясёт за плечо. Лицо у него встревоженное:

– Саш, просыпайся, уже шесть. Пора ужинать.

–А, – я попыталась сесть, лихорадочно приводя мысли в порядок.

–Я стучал, но ты так крепко спала. Прости, – сказал он и пошёл к двери.

Видимо, это его стук трансформировался во сне в такой образ.

–Всё в порядке. Наоборот, спасибо. Ты уже второй раз за день спасаешь меня от кошмара, – поблагодарила я и поплелась следом за ним в столовую.

4

Ужин прошел на удивление тихо. Марина Евгеньевна даже не попыталась уколоть меня. Видимо, Кирилл ещё раз провел с ней воспитательную беседу. Однако несколько взглядов, полных ненависти, мне удалось поймать. Ну и пусть.

Приятным моментом вечера была встреча с кухаркой. Это была уже не молодая женщина, которая работала у отца, сколько я себя помню. Я ещё в детстве полюбила её. Мы часто с Кириллом прятались на кухне, где она кормила нас яблочным пирогом. Вся сущность этой женщины излучала тепло и заботу. Своих детей у неё не было, поэтому любовь и ласку она дарила всем окружающим. Даже злая Марина Евгеньевна любила её и, как остальные, называла Ташей. После ужина я зашла к ней и извинилась за то, что не пришла поздороваться, как только приехала.

–Этот переезд так измотал, – объяснила я.

–Ну что ты, Сашенька, я всё понимаю.

Таша мыла посуду и раскладывала её по местам.

–Расскажи мне, – попросила она, – как ты живешь. После смерти Бориса Палыча ты тут и не появлялась.

–А что рассказывать? – пожала я плечами, – я в театре постоянно. Приходится играть в нескольких спектаклях. Времени совсем нет. Но это даже к лучшему. Было легче пережить смерть папы. К тому же, пока он болел, я ведь забросила всю работу. Вот и навёрстывала упущенное.

–Да, да, да,– закивала головой кухарка,– мы здесь тоже тяжело переживали. Кирюша вон ходил как в воду опущенный. Только недавно, как завещание прочитали, так повеселел. Комнату твою ремонтировал. Так радовался, что ты приедешь.

–Радовался?– удивилась я. Мысль о том, что Кирилл долго думал обо мне, сладко кольнула сердце.

–Конечно. Он так скучал по тебе, хотел встретиться, но ты же в работе… А он на все спектакли к тебе ходил.

–Я его не видела, – ошарашено пробормотала я. И слава Богу! Я бы не смогла нормально играть! – пронеслось в голове.

–А он и не хотел тебе показываться, – объяснила женщина и тут же добавила, – только ты не говори, что я тебе рассказала. Хорошо?

–Да, конечно, – заверила я её.

–Он просто любит тебя очень, – нежно произнесла Таша.

Я не хотела отвечать и, поднявшись со стула и пожелав кухарке спокойной ночи, пошла к себе в комнату.

5

Следующий день, воскресенье, я провела спокойно. Кирилл уехал куда-то по делам, а я сидела в комнате, чтобы не встречаться с его матерью. Завтрак, обед и ужин Таша приносила мне в спальню. Мы разговаривали, и она пыталась уверить меня, что Марина Евгеньевна, в сущности, – хорошая женщина.

–Ага, – зло пробурчала я, допивая кофе, – только где прячется эта сущность?

–Зачем ты так? – укорила меня кухарка, – знаешь, сколько ей пришлось пережить?

Я вскинула брови:

–Например?

–Чего только твой отец стоит!

–А причём здесь он? Он был замечательным отцом!

–Отцом – да. Никто не спорит, – Таша склонила голову на бок и прищурила глаза, – а мужем?

–А мужем? – медленно повторила я.

–Только один пример – ты. Ведь ты родилась, когда он уже был женат, а Кирюше было тогда три года.

–Подумаешь, – фыркнула я, – зато она жила в уюте и богатстве, моей матери было гораздо сложнее. И она простила его и приняла измену. Это было чисто её право. У неё был выбор.

–Твоя мать была не единственной. А Марина Евгеньевна любила твоего отца. Разве ты могла бы терпеть измену любимого?

Я не нашлась, что ответить. Мой любимый не может мне изменять, потому что мы не связаны какими-либо любовными отношениями, какие бывают между мужчиной и женщиной. И никогда не будем ими связаны. Это просто не возможно. Нереально. Противоестественно.

Пока я думала, Таша собрала посуду и вышла из комнаты. Вынырнув из небытия, я подошла к окну. На подъездной дорожке красовалась машина брата. Я повторила это слово про себя несколько раз, надеясь внушить сознанию абсурдность моих чувств. Брат. Брат. Брат. Но почему меня так влечёт к нему? Почему мои душа и тело реагируют на него не как на брата, мы ведь всё детство провели вместе? Почему против всех законов природы я воспринимаю его, как чужого мужчину?

Тут мне на память пришёл рассказ Карамзина «Остров Борнгольм». Помниться, там брат и сестра тоже любили друг друга, но отец разлучил их, и сестру заточил в темницу, которая и находилась на этом острове, а брата оставил на воле, где он пел задушевные песни под гитару, страдая о своей любимой. Да уж. Я закрыла глаза и представила улыбающегося папу. Лучше бы, папочка, ты поступил так же. Но ты словно специально заставил нас жить вместе. А я бы с радостью поменялась местами с героями этого рассказа.

Я ещё раз посмотрела вниз и встретилась взглядом с Кириллом, который стоял возле машины и говорил по мобильному. Он поднял голову и, грустно посмотрев на меня, направился к дому.

Через несколько минут я услышала стук в двери.

–Да, – я повернулась, зная, кого сейчас увижу.

В проёме показалась голова Кирилла:

–Можно? – спросил он.

–Конечно,– кивнула я, – заходи.

Мужчина появился во весь рост. В одной руке он держал тарелку с яблочным пирогом.

–Помнишь? – спросил он и кивнул на пирог.

Я улыбнулась собственным воспоминаниям. Перед глазами возникла картинка: мне шесть лет, Кириллу – девять. Мы играли в папином кабинете, и я случайно задела хрустальную статуэтку, которая тут же с грохотом разбилась. Мы знали, что папа разозлится, потому что статуэтка была дорогим сувениром, и спрятались на кухне у Таши, где втихаря умяли целый яблочный пирог. Папа нас, конечно, нашёл, но пострадал один Кирилл, так как взял всю вину на себя. Хотя, это не единственные воспоминания, связанные с этим лакомством, но наиболее яркие.

Кирилл по моей улыбке понял, что я вспомнила.

–Ты всегда меня спасаешь, – пришла я к заключению и выдала неоспоримую фразу.

Кирилл поставил пирог на стол, отрезал два куска и один вручил мне.

–Я непротив это делать, – пожал он плечами и сел в кресло.

Боже, с какой грацией он опустился в это несчастное кресло! Голова отказывалась думать. Хотелось сидеть и смотреть в эти тёмно-карие глаза, любоваться улыбкой, слушать голос. Усилием воли я постаралась прийти в себя.

–Спасибо, – я сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги, – только чем я тебе отплачу?

Красивое лицо нахмурилось, но мне показалось, что не моим словам, а собственным мыслям.

–Просто будь со мной рядом, – серьёзно произнёс Кирилл, а в глазах было столько нежности.

–Теперь так и будет, – подтвердила я.

–Два года. А потом? – спросил он.

–А что потом? – я притворилась дурочкой.

–А потом ты снова исчезнешь. Как исчезла после смерти отца,– в голосе брата просквозила горечь.

Я доела кусок пирога, который стоял мне теперь поперёк горла, и опустила глаза:

–Я же уже объясняла. И я не исчезала.

–Ладно,– вздохнул он и поднялся с кресла, – не хочешь – не говори.

–Что именно ты хочешь услышать? – я подскочила с кровати и подошла к окну. В крови закипала злость. Он как будто хочет вынудить меня признаться!

–Мне кажется, ты от меня что-то скрываешь, – с грацией тигра он в мгновение подскочил ко мне, схватил меня за запястья и притянул к себе. Я испугалась. Наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, и я услышала на своёй щеке его прерывистое дыхание. Он тоже был зол, или напуган?

Я с силой дёрнула руки и вырвалась из его плена.

–Я тебя не понимаю, – покачала я головой.

–Извини, – голос у него стал хриплым, – я сам себя не понимаю. Извини,– ещё раз повторил он.

Я подошла к письменному столу, чтобы быть от него подальше. Это хождение по комнате, напомнило мне игру в шахматы: кто кого?

Тут Кирилл заметил на моей кровати разбросанные листы.

–Что это? – кивнул он на них, видимо, желая разрядить обстановку, хотя это у него не очень получилось. В воздухе всё ещё витали нервные разряды.

–Сценарий. Мы ставим новый спектакль.

Кирилл бросил листы обратно на кровать.

–Ты завтра в театр? – он сделал шаг ко мне.

–Да, конечно, – ответила я и отодвинулась на шаг назад.

Он заметил это и горько усмехнулся.

–Водитель к твоим услугам.

Я быстро покачала головой:

–Не стоит. Я на автобусе.

–Я нанял тебе водителя, – отчеканил он, – а общественный транспорт в наш сектор не заходит.

Я покраснела собственной глупости. Конечно! Кто здесь ездит на автобусе?!

Кирилл улыбнулся и, подойдя, погладил тыльной стороной ладони по моей щеке, отчего я вспыхнула ещё сильней. Он сузил глаза и хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумал.

–Спокойной ночи, – пробормотал он и вышел за дверь.

–Спокойной ночи, – прошептала я ему вслед.

6

Понедельник – день тяжёлый. В этом я сегодня убедилась сполна. Кирилл уехал на работу раньше меня, и мне пришлось завтракать в обществе его матери, которая, воспользовавшись отсутствием моей защиты, наговорила мне кучу гадостей. Я решила никак не реагировать, рассчитывая на то, что из-за полного несопротивления ей надоест шипеть. «Гадюка», – припечатала я в мыслях и вышла во двор.

На улице стояла шикарная машина. Я разозлилась на Кирилла. Неужели нельзя было подобрать что-нибудь поскромнее? Что скажут в театре?

Зато водитель мне очень понравился. Это был мужчина средних лет с добрыми глазами и приятной улыбкой. Он не лез ко мне с разговорами, и всю дорогу до работы мы проехали молча. Меня это вполне устраивало, потому что я не очень-то разговорчивый человек. Просто думать мне нравиться больше. К тому же, я отличалась тем свойством, что никогда не могла выразить свои мысли правильно. То, что в сердце, мозг словами выдаёт не совсем так, как нужно. «Как беден наш язык!»,– сказал кто-то из классиков, и я с готовностью подпишусь под этим!

Репетиция в театре прошла удивительно быстро, и после обеда я уже была свободна. Размышляя, чем мне занять время до детского кружка, я сидела в гримёрке и перебирала косметические кисти.

–Санька! – в каморку впорхнула гримёрша, – к тебе там пришли.

–Ко мне? – переспросила я.

–Ну, ты же Волохова Александра?– улыбнулась девушка,– Значит, к тебе. Дядечка какой-то представительный. Он в фойе тебя ждёт.

Я спрыгнула со стола, на котором сидела и выбежала навстречу посетителю. Им оказался наш адвокат и, по совместительству, папин старый друг.

–Дядя Толя? Здравствуйте! – я подошла к нему.

–Здравствуй, Саша! Не ожидала? – улыбнулся он.

Я покачала головой:

–Нет. Тем более, здесь. А почему вы не приехали домой?

–Я выполняю поручение твоего отца.

–Какое поручение? – я ничего не понимала.

Дядя Толя открыл свой кейс и вынул оттуда конверт.

–Вот, – протянул он мне его,– Олег велел передать его тебе, как только ты переедешь жить в его дом.

Я молча взяла конверт в руки и тут же нетерпеливо вскрыла его. Там лежал небольшой лист, на котором аккуратным почерком отца был написан вопрос «Что такое Счастье?». Я повертела лист в руках, убедившись, что больше нигде ничего не написано.

–Что это?– я отдала записку адвокату.

–«Что такое счастье?» – вслух прочитал он и недоумённо пожал плечами, – ничего не понимаю.

–Это всё? – спросила я, – больше отец ничего вам не передавал? Может что-то устно объяснил?

Я была в полной растерянности. Это действительно что-то значит, или сказалась болезнь отца?

–Нет, Саш. Это всё. Я и сам ничего не понимаю.

–Ладно, – пробормотала я, – спасибо.

–Если чем-нибудь могу… – начал адвокат.

–Я знаю, – перебила я его.

Дядя Толя протянул мне руку, с жаром её пожал и, развернувшись на одних каблуках, направился к выходу. Я ещё несколько минут простояла на месте, смотря вслед удаляющемуся мужчине. Интересно, он действительно ничего не знает и является лишь посредником между моим умершим отцом и мной, или всё-таки ему что-то известно. Я вновь посмотрела на клочок бумаги в руке: почему адвокат принёс сообщение в театр, а не домой? Может быть, никто не должен больше об этом знать? Но ведь точных указаний не было. Папа, ну что я должна понять?!

7

Отрепетировав несколько сцен «Ромео и Джульетты», я отпустила детей пораньше. Они со счастливым видом помчались домой, а я нехотя поплелась к выходу. Мысль о том, что скоро я снова увижу предмет моих страданий, не внушала мне особой радости. На стоянке я нашла свою машину. Рядом с ней курил водитель.

–Домой? – спросил он.

Я кивнула. Люблю немногословных людей. Шофёр выбросил окурок, сел в машину и мы неспеша поехали «домой».

Вспомнив о сестре, я достала из сумочки мобильный телефон и набрала её номер. Подождав несколько гудков, я услышала родной голос:

–Алло?

–Привет! – воскликнула я.

–Приве-ет! – пропела сестра, – я так рада тебя слышать! Как дела?

–Всё нормально. Еду с работы. В шикарной машине, так что завидуй мне, – улыбнулась я в трубку.

–Ничего себе! Кирилл подсуетился? – спросила Полина.

–Ну не его же мамаша!

–Естественно. А какая марка?

–Спроси что-нибудь полегче, – проворчала я. В машинах я никогда не разбиралась, – а как ты? Мама?

–У нас всё хорошо. Я готовлюсь к конкурсу красоты.

–Уверенна, ты победишь! – подбодрила я сестру.

–Если бы тут всё решала внешность, то просто не сомневаюсь, – засмеялась она, – но конкурсанткам придётся отвечать на различные вопросы…

–Не прибедняйся! – оборвала я её, – кстати, хочешь потренироваться?

–В чём?

–Ответь на один вопрос,– предложила я.

–Давай, – согласилась Полина.

–Что такое счастье? – процитировала я папину записку и замерла в ожидании ответа.

–Ну-у, – протянула девушка, – это сложный вопрос. Для каждого счастье значит что-то своё. Для меня, например, это здоровье близких, удачное окончание школы и так далее.

–Нет, – отмахнулась я, – мне нужно определение в абстрактном варианте.

–Саш, я же не философский словарь, – укорила меня сестра.