Текст книги "Тот, кто согревает мне душу"

Автор книги: Яна Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Никогда раньше особо не любовался весной. Вернее сказать, очень давно, ибо когда-то я любил наблюдать за изменениями времен года в мире людей, лишь отдаленно оказывающими влияние на родной мне мир духов. Это было увлекательно, особенно та размытая граница, когда одно время года переходит в другое. Необычно любимая мною пора. Сейчас конец весны, и уже становится почти незаметна та тонкая грань, где она обратится летом. Я нашел эту рощу, когда деревья стояли обнаженные и грязные, но даже не заметил, как это место успело настолько преобразиться, утонув в цветах и зелени. Удивительная красота, которая смогла тронуть даже мое сердце.

Слабый ветерок принес запах влажной травы.

Прикрыв глаза, я сделал глубокий вдох, ощущая, как свежесть наполняет меня, даруя ощущение покоя. Спустя больше полугода я, наконец, свыкся с мыслью, что теперь вновь один. Даже научился получать от этого удовольствие. Разве не прекрасно: я могу делать, что пожелаю, идти, куда душе угодно, и не волноваться, что где-то меня ждет глупый мальчишка, который будет искать меня и беспокоиться, если не явлюсь к ужину. Да, все это замечательно. Я один. И больше мне ничего не нужно.

Теперь я могу распоряжаться своей жизнью, что продлится еще не один век, и кто знает, может сложиться так, что спустя не одно десятилетие, я вернусь в Яцухару, где встречу человеческое дитя, столь болезненно похожее песочными волосами и мягким взглядом медовых глаз на некогда значимых для меня людей. О да… Медовых глаз, что посмотрят прямо на меня, вот только, что увижу в них я? Интерес или же неистовый страх? Люди всегда опасались духов. Нечто иное, отличное от обычного представления о мире, существа, что считаются лишь отголоском древних легенд. Да, их проще ненавидеть, нежели пытаться понять и полюбить.

Всегда проще ненавидеть и отрицать действительность.

Не такой, не похожий на всех, значит, плохой, злой, его нужно прогнать и опасаться. Так было всегда и даже не только по отношению к духам, но между самими людьми. Взять тех же духовидцев: их гонят собственные сородичи, только из-за того, что те могут видеть большинству недоступное. Разве могут эти существа полюбить и принять не просто отличающегося от них сородича, а вовсе создание иного рода? Разве могут люди дарить что-то, кроме боли? Могут они защищать и любить, заботиться, жертвовать собой и слышать, что им говорят? Слышать, именно слышать, а не просто краем сознания выхватывая отдельные фразы и слова из речи человека напротив, додумывать остальное и делать свои выводы, проклиная за них сказавшего.

Такаши показал мне, что могут.

И за это я ненавижу людей еще больше, ведь даже ребенок, чье сердце было настолько добрым, не пожелал видеть меня в своей жизни, намекнув, что пора мне и честь знать, загостился, мол, а ведь!.. Да проклятие на его голову, нечего сейчас вспоминать об этом. Странно, а ведь я никогда не называл Нацумэ по имени, тогда как Рэйко неизменно была для меня Рэйко. Никогда прежде не задумывался над этими и попросту не замечал. А ведь для человека, как и для екаев, собственное имя неизменно важный элемент своего «я». Даже как-то слышал, самый сладкий и желанный звук.

А ведь весна – лучшее время начать жизнь заново.

Я прикрыл глаза, прогоняя из мыслей вновь оживший облик светловолосого мальчика, зовущего меня по глупому кошачьему имени, которое я сам ему когда-то и предложил. Лепестки в медленном танце опускались на меня, невесомо касаясь морды, соскальзывали на густую траву, покрывая ее белоснежным ароматным ковром, мягко потревоженным опустившимся на него екаем. Даже не открывая глаз, я понял, кого это принесло донимать меня. Синке я знал еще задолго до знакомства с Нацумэ, однако последние годы почти не видел его наглую морду. Все же посмотрев на него, я фыркнул, натолкнувшись на лукавый пронзительный взгляд разномастных глаз его человеческой формы, которую он предпочитал, сколько его помню.

– Зачем явился? – презрительно бросил я.

Синке – екай кошачьей наружности, огромный черно-белый нэкомата с фиолетовым и золотым глазами, неизменно поблескивающими озорным блеском. Личность хитрая и ни к кому особой симпатии не питающая, всегда его несколько недолюбливал, хотя собутыльник из него отменный. Пересеклись мы в этих краях, где он, как оказалось, так же давно нашел приют, забавляясь с местными екаями и часто наведываясь в город, ниже по склону, очертания которого были видны из-за невысокой рощицы светлых мелколистных деревьев. С того дня мы частенько виделись, скрашивая бесконечно однообразные дни саке и чем-нибудь вкусненьким.

– Ты такой любезный, Мадара, – елейно потянул парень.

Я лишь прищурился, и Синке сладко засмеялся.

– Не злись, просто у меня настроение сегодня прекрасное.

– Оно у тебя всегда такое, – не удержался я.

– А разве это плохо? – сощурился на солнце екай. – Жизнь для того и дана, чтобы развлекаться и получать все то удовольствие, что получить возможно. Хотя да, тебе сейчас, вероятно, совсем не до веселья, правда, Мадара? – меня всегда раздражало, с какими интонациями он произносил мое имя. – Грусть съедает твое ласковое сердце, что так и рвется к маленькому духовидцу, оставшемуся где-то очень далеко. А ведь он так страдал без тебя, наверняка искал и желал вновь увидеть. Ходил по улицам города, бессчетное множество раз выкрикивая твое имя…

Я впился когтями в землю, глухо зарычав, сейчас готовый убить Синке, который лишь хитро прикрыв один глаз, усмехался, глядя на меня. Можно запрятать тоску и боль очень глубоко и держаться долгое время, пока однажды не возникнет рядом тот, кто лишь несколькими совами вновь выворотит их наружу. Все эти месяцы я так старался забыть Нацумэ, вытравить из своей души воспоминания о нем и том времени, что мы провели в теплом и уютном доме семьи Фудзивара, а теперь… теперь они вновь раскаленной волной поглотили меня, разрывая сознание на части.

– Мы разные. Екай и человек никогда не смогут стать близкими друг другу.

– Ну, зачем так усложнять? – опечаленно и несколько раздраженно скривился Синке, привалившись к тонкому стволу яблони и закинув руки за голову, по-прежнему разглядывая меня с легким оттенком снисходительности и насмешки, точно ему известно нечто важное, для меня до сих пор являющееся тайной. Наконец хмыкнув, он потянулся и словно невзначай пробормотал, как бы недоумевая, что я, дурак, до этого еще не додумался. – Вернись и поговори с ним, ты же знаешь, где живет этот парнишка.

– Болван! – взвился я. – Мне не нужно это!

– Правда? – недоверчиво потянул Синке, с тонкой ухмылкой на губах.

– Одиночество сладкий рай для меня…

– И не скучно тебе, Мадара? Метаться, не зная своего места, без цели в жизни.

– Только люди ищут смысл жизни, екаи же просто существуют.

– Сам-то веришь в это? – хмыкнул парень.

Мне захотелось тут же впечатать его лапой в землю, чтобы даже хвостов от него не осталось, но я лишь глубже зарылся когтями в податливую почву, ощущая, как кожи касаются трава и мелкие камни. Друзья нужны только слабакам, а я могу справиться и один. Это люди не способны провести и дня в одиночестве, это им нужно с кем-то разговаривать и делиться происходящим в их душе, это им необходима поддержка. Это нужно Нацумэ!.. Я нужен… Боль неистовым огнем пронзила меня.

– Ты такой подавленный стал, Мадара, и ведешь себя, как идиот.

Как он не поймет, невозможно все отбросить, невозможно… Как же я запутался. Я не привык заботиться о ком-то и полностью посвящать себя другому. Я не знаю, как нужно себя вести, и очень боюсь сделать что-то неправильно. Мне страшно, что стану для Нацумэ обузой, что мое постоянное присутствие рядом с ним повлечет за собой неприятности и однажды окажется ему в тягость. Но так же меня пугает, что среди всего этого я могу потерять себя. Перемены – неизменная часть жизни, только вот никак у меня не получается позволить измениться своей жизни.

Я привык ни за кого не нести ответственность и никем не дорожить. Если я останусь с Нацумэ и дальше, то однажды вся моя прежняя жизнь исчезнет, для меня станет единственно важным этот глупый человек, который так наивно готов жертвовать собой ради совершенно чужих ему людей и екаев. В чьем сердце удивительно находится место для всех. Не хочу принести в его жизнь беспокойство, ведь неизменная мечта любого духовидца – утратить этот дар, а поэтому мне стоит держаться подальше от Нацумэ, ради спокойствия его такой короткой человеческой жизни.

– Двигаться вперед, не означает отказываться от прошлого, Мадара.

Я стремительно взмыл вверх, и тихий голос Синке растворился в шуме ветра.

6. Нацумэ

За окном бушевала красками весна, окутывая двор белоснежно-розовой пеленой лепестков цветущих деревьев. Несколько дней назад прошел сильный дождь, сбивший много листвы и цветов, удивительным ковром преобразившие привычные улицы. Распустились пестрые бутоны на аллеях и клумбах, что изобилуют в городе и по пути к нему, а школа теперь утопает в сочной зелени, однако меня эти потрясающие пейзажи совсем не радуют. Прошло восемь месяцев, а Сэнсей так и не вернулся. Его даже не было видно в Яцухаре, так что, по большой вероятности, он сейчас весьма далеко.

Мне его не хватает.

Очень не хватает. Он единственный, с кем я мог поделиться чем угодно, единственный, кто знал меня настоящего, единственный, перед кем я мог заплакать без смущения, и единственный, кому я безраздельно доверял. Может быть, это звучит и несколько потребительски, но кто же еще станет нам дороже и ближе, как ни тот, кому мы можем открыться? Сэнсей стал мне другом, и теперь я понимаю… В этом городе я узнал ценность дружбы в жизни людей. Без друзей холодно, без друзей одиноко и бессмысленно. Хорошие друзья являются такой же важной составляющей человеческого счастья, как и семья. Они поддерживают и согревают душу.

Я пытался найти Сэнсея, просил помощи у Натори-сана и даже всерьез думал обратиться к Матобе-сану, но остановился, осознавая, что он не поймет меня и откажется содействовать в поисках, а напротив приложит все силы, чтобы помешать. Знакомые екаи так же пытались разыскать Сэнсея, но тот словно бы испарился. Неужели я больше никогда не увижу его? Не услышу привычного ворчания и пьяных воплей, когда он под утро возвращается домой, неуклюже вваливаясь в комнату и неся на меня перегаром? Не будет рядом? Не поможет мне, не выслушает и не защитит?

Чувствую себя таким потерянным, точно лишился очень важной части себя.

А может быть, так оно и есть? Сэнсей кто-то больший, чем просто друг. Нет, я не имею ввиду какую-то иную скрытую сторону наших отношений, но все же… без него мой мир сразу потускнел, и, как бы я ни старался, свободно и счастливо жить без Сэнсея я не могу. Он самое близкое мне существо, он безгранично дорог мне и я счастлив случаю, что свел нас. А ведь она так удивительна, наша встреча. Я и подумать не мог, что однажды череда болезненных знакомств и переездов приедет меня в ласковый город, где я обрету не только любящую семью и друзей, но и незримого для остальных хранителя, который поможет мне потихоньку раскрыться и научиться искренне смеяться.

Однако даже самые дорогие воспоминания могут стать самыми болезненными.

Я так долго звал Сэнсея, неминуемо наталкиваясь на глухую стену тишины. В жизни есть вещи, к которым как бы сильно ты ни стремился, как бы ни пытался их достичь, ни молил богов и сколько бы сил ни прикладывал, они останутся недоступны. Боюсь, Сэнсей теперь так же недосягаем для меня. Навечно. Я так долго искал его, но имеет ли смысл звать того, кто так никогда и не откликнется? Мне больно. Я не понимаю, почему он так поступил, почему ушел, ведь… я ведь не сказал ничего, что могло натсолько сильно ранить его, правда ведь не сказал? Или же какие-то мои слова прозвучали для Сэнсея совсем иначе, он услышал в них далеко не тот смысл, нежели закладывал я? Но тогда как же быть? Как мне объяснить ему, если он не оставил мне ни единого шанса? Даже крошечной лазейки, чтобы вновь встретиться.

Подступающие слезы обожгли глаза, и я смахнул их рукой.

За окном уже собрались густые вечерние сумерки, впивающие в себя все краски мира, оставляя лишь серо-голубые и черные тона. Сегодня в городе будет фестиваль, куда все собрались пойти, уговорив и меня составить им компанию. Идти мне туда совсем не хочется, однако и мысль, что придется очередной вечер провести в стенах комнаты, поглощаемым воспоминаниями о Сэнсее, приводила меня в трепещущий ужас. Так что, судорожно выдохнув, поднялся и начал собираться, чтобы успеть вовремя добраться, до места, где мы договорились встретиться с Китамото и Нишимурой, которые уже ждали меня, когда я туда все-таки пришел.

Возле храма, где проводился фестиваль, уже установили ряды пестрых палаток, на тряпичные стены которых падали от подвешенных гирлянд и фонариков причудливо извивающиеся тени. Отовсюду лилась праздничная музыка, доносился запах пряностей и прочих готовящихся во многих палатках лакомств. Вся атмосфера фестиваля никоим образом не гармонировала с моим внутренним состоянием, поэтому вскоре я отделился от нашей компании, незаметно затерявшись в толпе. Они будут искать меня. Ну и пусть, не все можно найти. И с этим пора смириться.

Покинув храм, я спустился вниз по широкой лестнице, усыпанной цветными блестящими в свете огней конфетти и лепестками сакуры, направляясь прочь от веселья и смеха праздника, постепенно оставшегося позади. Домой возвращаться я так же не желаю и, бесцельно бродя, направился по улицам, стараясь избегать шума и скопления людей, пока не добрался до парка. Пройдя мимо аллеи возле заводи, по берегу которой были высажены склоняющие ветви к земле сакуры, кажущиеся волшебными, чарующими магическим светом, идущим точно из самих их душ, хотя, безусловно, это обычные белые прожектора возле их корней. Но выглядит завораживающе.

Вздохнув, я свернул вглубь парка, который так же вскоре остался позади, а я почти добрался до дома, когда решил отклониться в сторону, углубляясь в лес. Там неподалеку должен находиться пруд, надеюсь, сейчас пустующий, и я смогу провести остаток вечера в одиночестве, предаваясь своим невеселым мыслям. Я отмахнулся от навязчивой мошкары, однако путь свой не остановил, все дальше погружаясь в лес, растворяясь в его тишине, постепенно обретшей для меня форму отдаленного скрипа деревьев, ласкового шелеста листвы, тревожимой теплым почти летним ветерком, и мягкой поступи моих шагов, оставляющих на траве тут же исчезающие следы.

Ненадолго я замер возле глади черной воды, отливающей холодным золотом нависающей над окружающим мрачным лесом полной луны. Вдалеке выпрыгнула рыба, погрузившись обратно, со звонким плеском, разлетевшимся разбитым стеклом по округе. Тихо. Не слышно даже екаев, обычно веселящихся где-нибудь поблизости. Заприметив растущее у самой кромки воды громоздкое дерево, нижние толстые ветви которого нависли над хрустальной гладью воды, приблизился, осторожно взбираясь по стволу. Ладони мои ощущали под собой чуть влажную, шершавую кору, касающуюся кожи приятной прохладой; устроившись на самой широкой ветке, отряхнул руки и глубоко вдохнул, вбирая в себя свежий, наполненный прелым лесным запахом кристально чистый воздух.

Вспомнив, что брал с собой триумфальные свечи, извлек длинную коробочку из внутреннего кармана, вшитого в просторный рукав кимоно, и, достав одну тонкую палочку, зажег ее, отложив упаковку рядом на ствол. Золотые огоньки вспыхнули, драгоценными искрами осыпаясь на гладкую поверхность пруда. Я так увлекся созерцанием трепещущих огней, что не сразу заметил появление рядом небольшого екая, а когда, повернув голову, встретился взглядом с глубоким и мудрым взглядом черных кошачьих глаз, едва не выронил свечу из руки. Сэнсей в своем привычном облике котика-удачи сейчас сидел так близко, что его можно было коснуться, чего сделать, впрочем, я не решился, боясь, что он лишь иллюзия, которая исчезнет, едва ее потревожь. Блуждая взглядом по моему лицу, Сэнсей неуверенно вздохнул.

– Такаши, – раздался его приглушенный голос.

Приятное тепло разлилось внутри: он впервые назвал меня по имени. Я не смог сдержать наползающую на лицо улыбку. Говорить ничего не хотелось, а может быть, сказать было нужно так много, что слова теряли свое значение. Все чувства враз перемешались во мне, от гулкой радости, влажно бьющейся где-то в груди, до вылезшей обиды, что я так усердно прятал поглубже в уголки души. Сэнсей неуютно поежился, отведя взгляд на сверкающие огни свечи, и растерянно произнес:

– Такаши, я...

– Ты – просто ты. И ты нужен мне, Сэнсей.

Мне не хотелось сейчас ничего больше говорить. Я обязательно еще и выскажу ему всю обиду, нанесенную мне его уходом, и постараюсь донести глубину моей радости от его возвращения, на это у нас много времени, но сейчас мне хочется просто расслабиться, оставляя прошедшие месяцы в прошлом и позволяя настоящему вновь напитаться для меня живыми, многообразными цветами и запахами. Да и нужны ли слова? Ведь теперь, я думаю, наша связь с Сэнсеем станет еще сильнее, а за таким вовсе не обязательно облачать переполняющие нас чувства в слова. Никакие речи не отразят их во всей полноте, как это могут сделать счастливо посветлевшие глаза.

– О чем ты думаешь? – вдруг спросил Сэнсей.

– О том, как хочу, чтобы такое время длилось вечно.

Сэнсей как-то странно и внимательно посмотрел на меня, наконец, привычно усмехнувшись и распластавшись на широком стволе. Теперь, я уверен, уже не позволю себе так опрометчиво бросаться словами и никогда, никогда не отпущу от себя ставшего мне важнее всех вредного екая, что так любит поддевать меня и часто укоряет, но, тем не менее, так же безгранично мною дорожит. Мне неизвестно, что ждет нас впереди, но пока мы вместе, пока жива наша дружба, ставшая чувством более сильным, что сделала нас настоящей семьей, мы справимся и все переживем.

Глядя на догорающий огонек триумфальной свечи, я искренне улыбнулся, понимая, что бывшее некогда для меня проклятием, ныне обернулось священным даром. Впереди еще множество препятствий, радостных мгновений, встреч и расставаний, однако я верю, мы со всем справимся и сохраним нашу дружбу до конца своих дней, пытаясь понять друг друга, что, конечно, будет удаваться не всегда, но если мы постараемся, то все разногласия уступят теплу наших чувств. Будущее неизвестно, и даже немного пугающе, но мы вместе пройдем этот путь.

И все у нас будет хорошо.