Текст книги "Тот, кто согревает мне душу"

Автор книги: Яна Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

1. Мадара

Из приоткрытого окна повеяло свежим ветерком уже смешавшимся с запахом прелой травы, возвещающей о скором приходе в город осени. Я лениво потянулся, поворачиваясь к распластавшемуся на полу Нацумэ, измученно прикрывшему глаза и глубоко вбирающему воздух, словно только что пробежал пару километров от очередного погнавшегося за ним екая. Опять он вернул имя. Зачастую Рэйко не требовалось прикладывать колоссальных силы, дабы отобрать имя у очередного тщедушного духа, действительно могущественные екаи составляли немногие листы тетради, однако чтобы вернуть эту законную собственность требовалась недюжинная душевная сила, выматывающая неподготовленного Нацумэ до полного изнеможения.

Я внимательно прищурился, глядя на мальчишку.

Уже не раз я замечал, насколько он отличается от Рэйко, добрый и отзывчивый, Нацумэ всегда удивлял меня этими своими качествами, сохранившимися в его чуткой душе, несмотря на всю травлю и издевательства, которым его подвергали родные и сверстники. Еще в первую встречу, узнав, что Тетрадь дружбы попала в руки потомку Рэйко, тогда еще остававшемуся для меня безликим образом, ничего не значащим мальчиком, всего лишь похожим на девушку, что я знал много лет назад, я решил забрать сей артефакт из желания обезопасить екаев, чьи жизни были заключены на пожелтевших листах зачарованной бумаги. Я не ожидал от потомка Рэйко ничего иного, как желания воспользоваться силой Тетради и пополнить ее новыми контрактами, однако…

«Сэнсей, как мне вернуть екаям их имена?»

Невольно при воспоминании об его словах у меня вырывается довольный смешок. Да, Нацумэ не похож на Рэйко, но он не менее интересен, точно являя собой скрытую сторону своей бабки, так и не нашедшую способа разрушить преследовавшее ее всю недолгую даже для человека жизнь одиночество, не отступившего и когда… она встретила деда Нацумэ. Мне не нравится вспоминать об этом времени, точно коварно шепчущему о нависшем над Рэйко злом роке, что лишил девушку того единственного человека, сумевшего и не побоявшегося сблизиться с ней. И справиться с потерей которого обычно сильная и дерзкая Рэйко так не сумела, безмолвно, но окончательно сломавшись. Однако… ее немой крик до сих пор звучит в моей душе, и мне не забыть его пройдет еще хоть сотня, хоть тысяча лет.

Я снова бросил взгляд на дремлющего Нацумэ.

У меня никогда раньше не было места, где я бы задерживался надолго, места, которое бы считал домом. И уж тем более не входит в привычки екаев привязываться к человеку. Но это так легко. Вот он лишь немного заинтересовал тебя в череде серых встреч слепых людей, и ты следуешь за ним, все это кажется игрой, веселит и забавляет, пока однажды среди множества одинаковых пробуждений и рассветов ни поймешь, что этот человек, возможность находиться рядом с ним и встречать вместе очередное утро – бесценно. О, глупость какая! Привязаться к человеку, я совсем уже перебрал с саке, говорить подобное. Мне нужна только Тетрадь, разве не так?

Да, мне нужна только Тетрадь…

В конечном итоге, у нас ведь с этим наивным мальчишкой уговор, и его защита – мой долг, не я ли сам нарек себя телохранителем и его наставником? Какое значение он сам может иметь для меня, могущественного екая, наблюдающего движение мира не первый век? Нацумэ просто ребенок, обычный мальчик, которого я забуду, едва он исчезнет с моих глаз. Непременно забуду. И все же… время, проведенное с ним, было веселым. Мне нравится, что он неравнодушен к просьбам и бедам екаев, из-за чего постоянно влипает в неприятности. И это мне тоже нравится, как и то, что он всегда меня зовет, если ему грозит опасность. Нравится отчитывать его, когда тот смывается куда-то без предупреждения. Нравится, когда он покупает мне булочки с изюмом.

Хотелось бы мне, чтобы такое время…

– Это был последний, – доносится до меня измученный, но восторженный голос мальчишки, и я поворачиваю в его сторону уши. – Представляешь, Сэнсей? Это было последнее имя. В Тетради больше не осталось листов. А ты говорил, что мне не хватит и сотни жизней, – смеется мальчик, и в его голосе слышится облегчение, заставившее что-то внутри меня неприятно шевельнуться. – Прости, что тебе пришлось быть со мной так долго и, что оставил тебе пустую Тетрадь. Но ведь это так здорово, все екай теперь получили свободу, и ты сам можешь вернуться домой!

Его слова хлыстом ударили меня, заставив взвинчено подскочить.

– Домой? – оторопело переспросил я, но тут же спохватился и натянул на морду самодовольную улыбку. – Верно-верно, ведь тетрадки больше нет, так что и в твоем доме, – я неосознанно подчеркнул это слово, – меня более ничего не держит. Эх, даже поверить не могу, что ты, оболтус бесхребетный, все имена раздал. Такое добро разбазаривать попусту, ну и ну, – на мое возмущенное ворчание Нацумэ только легко засмеялся. – Ничего мне не оставил! А я так мечтал заиметь какого-нибудь шустрого раба, гонял бы его за саке и кальмарами да заставлял песни мне петь.

– Прости-прости, – примирительно выставив руки, хихикнул Нацумэ.

– Слишком уж ты добрый, – мне не удалось скрыть проскользнувшую в голосе тихую грусть. Все же насмешливо фыркнув, я забрался на подоконник и, не желая более видеть лицо глупого мальчишки, спрыгнул вниз, только отдаленно расслышав удивленный крик Нацумэ, окликающего меня, но обернуться я так и не смог. Бесконечная череда встреч и расставаний, что сопровождала нас с того дня, как этот дурачок решил вернуть всем екаям их имена, закончена. О, все это казалось мне сплошной нелепостью, все расставания смешными и не заслуживающими моего внимания.

Не оставляющими следа тоски на сердце.

Да и теперь разве есть мне с чего расстраиваться? Я могу вернуться… да хоть куда я могу вернуться и навсегда забыть этого идиота с его миротворческими замашками, что б его. Привязаться к человеку? Желать остаться с ним? Пфе, невозможно это, абсурд, какая нелепица. Нет, я просто жалею об окончании занимательного приключения, позволившего мне убить немного времени своей бесконечно долгой для людей жизни. Теперь наш уговор расторгнут, вот она, свобода!

Я сбросил облик толстопузого котика удачи, привычно ощутив как прохладный ветер скользнул по шерсти, подхватывая ее и взъерошивая. Я вновь получил свободу, вот только, что с ней делать? Теперь я могу отправиться к любым источникам саке, отдаться празднеству и напиться до потери памяти. Буквально. Чтобы навсегда вытравить из воспоминаний улыбку и теплый взгляд глупого мальчишки. Ох, как же я сейчас зол! Он ведь даже не попытался, не предложил остаться с ним! Точно все время я только и являлся для него приложением рядом, аксессуаром, который выкинуть можно, когда надобность в нем отпадет. Домашней зверюшкой!

Проклятие!

Да что же это такое со мной… Надо выпить. И чего я так нервничаю? Больше мне не нужно ходить в этом нелепом облике кота, все время притворяться кем-то другим, играть роли, молоть чушь, только бы скрыть от доброго и доверчивого Нацумэ, верящего, что все духи имеют причину вести себя так, как ведут, горькую правду. Да, это же замечательно, могу делать, что душа пожелает, отправиться куда угодно. Вот только почему на этой самой душе так гадко, точно ее в кипятке прополоскали. Бр-р, отвратительное чувство, нужно срочно заглушить его саке.

Видеть тупых третьесортных слабаков мне не хочется, так что я выбрал давно заброшенный источник саке, о котором уже никто и не помнит, где вскоре мои мысли разбавил алкоголь, позволил раствориться всем переживаниям. Вот еще, буду я тратить свои драгоценные нервы на какого-то человеческого сопляка. Я – могущественный екай! Мне нет дела до людишек, а тем более до безголового ребенка, готового собственную жизнь сложить перед первым же встречным духом. Да теперь я волен делать, что пожелаю, разве это не прекрасно? Я теперь свободен, нет больше тупых обязательств таскаться за юным духовидцем и охранять его от каждой тени. Да, это потрясающее, никакого долга, легкая, безграничная свобода. Я счастлив.

Я определенно… счастлив.

2. Нацумэ

Колокольчик музыки ветра со звоном ударился о раскрашенное стекло. Я ошарашенно смотрел на пустующий проем окна, не в силах до конца осознать, что Сэнсей ушел. Глазами я видел это, но разум отказывался понимать, что, вероятно, он уже никогда не вернется и это был последний раз, когда я видел его самодовольную пухлую морду. В комнате сразу показалась так тихо, и тишина эта была не умиротворяющей, а нагоняющей на меня тревогу, обволакивала ощущением пустоты и вновь пробравшегося в душу одиночества. Как быстро пролетело время, а казалось, у нас впереди множество дней, что принесли бы новые встречи.

Может быть, Сэнсей все-таки пошутил?

Я не хотел обидеть его, как не желал и прогонять. Слова сами собой сорвались с языка, ведь, в конце концов, у Сэнсея была до встречи со мной своя жизнь, свой дом и, наверняка, кто-то для него важный. Я хотел ему показать, что он имеет право поступать по своей воле, но прозвучало это грубо, словно он мне… больше не нужен? Но это не так ведь! Тяжело вздохнув, я взъерошил волосы, решив после школы обязательно поискать Сэнсея, если к тому времени он все еще не вернется домой.

Домой…

Раньше я не мог назвать места, где жил, своим домом. Ни одно из этих временных прибежищ не обладало для меня тем особенным теплом и важным значением, которое включаешь в понятие «мой дом». Только здесь… впервые я почувствовал себя на своем месте, и, думал, Сэнсею этот дом так же стал дорог. Но может быть, я ошибался, и все это время ему действительно была нужна только Тетрадь. Невольно мой взгляд упал на валявшуюся потрепанную корочку, единственное оставшееся от некогда обладающего огромной силой артефакта.

Не могу поверить, что теперь все будет по-другому. Закончились эти сумасшедшие дни и безумные приключения, больше духи не будут охотиться за мной. Я закончил дело Рэйко-сан и теперь свободен. Странное чувство, за эти месяцы я уже привык к ощущению рядом Тетради и пониманию, что в любой момент ко мне могут нагрянуть духи, пытаясь отобрать ее или же просить вернуть свое имя. Что же теперь будет дальше? Смогу ли вновь вернуться к прежнему течению жизни, не сопровождаемому постоянным ворчанием Сэнсея и чередой замечательных, пусть зачастую и опасных встреч? Смогу ли однажды стать… нормальным?

– Такаши-кун, иди завтракать!

Крикнув в ответ, я бросил еще один взгляд за окно, но бело-рыжей тушки котика удачи так и не было видно. Однако он и раньше так же уходил, но всегда неизменно возвращался. Думаю, так будет и на этот раз. Да, я уверен, Сэнсей обязательно вернется. Токо-сан я не стал ни о чем говорить, только улыбнувшись и заверив ее, что котик сам придет, когда проголодается. И все же, как я ни старался, заставить уже прокравшуюся в душу тревогу, у меня не получилось. Страх липкими сгустками начал собираться в груди, противными жилками оплетая ослабевшие конечности и тело.

Уже по дороге в школу я не переставая оглядывался, надеясь заметить в траве или кустах знакомый хвост или торчащие уши, но успеха это не принесло. Я только промерз и поспешил скорее к теплому зданию. Как-то я совсем расклеился, наверное, влияет осознание, что Тетрадь дружбы закончена. Нужно хорошо отдохнуть, надеюсь, теперь я смогу нормально высыпаться, не вскакивая по нескольку раз за ночь от вторжения в дом очередного духа. Интересно, сколько Сэнсей будет дуться? Думаю, уже к ужину он нарисуется пьяный в хлам и с привычным воплем «Моя вернулась» ввалится в комнату, да вдобавок притащит очередной свой подарочек в виде лягушки, целебного корешка или еще какой дряни. С него это станется.

На уроках я отвлеченно глядел в окно, мыслями неизбежно возвращаясь к своему детству, отчего к последнему занятию чувствовал себя в конец разбитым и поспешил поскорее выйти на улицу и остаться в одиночестве. Погода сегодня прохладная и снова поднялся ветер, от которого приходилось кутаться в тонкий шарф. Многие листья уже начали чахнуть и желтеть, подобно моему настроению. Я старался обычно не думать о прошлом, весь день занимаясь чем-то, что помогало отвлечься, только вот ночью ничто не могло спасти от пробирающихся в сны кошмарами воспоминаний. Теперь я думаю, было бы лучшим попросту молчать о том, что вижу, но тогда я был всего лишь ребенком, маленьким мальчиком, который не понимал, что с ним творится и почему все это происходит именно с ним.

Наверное, со стороны это всегда выглядит захватывающе и привлекательно. Видеть духов, иметь возможность общаться с ними, даже подчинять своей воли. Однако на деле это не веселье, а постоянный страх, напряжение, ощущение опасности, не составляющее ни на мгновение, постепенно сливающееся с самой твоей сущностью. Это одиночество и непонимание других, неизменные насмешки и измывательства, застывший в глазах человека напротив ужас, источником которого являешься ты. Это отвращение, презрение, порой граничащие с откровенной ненавистью. Это убеждение других, что ты выдумываешь, ради привлечения внимания. Убеждение, что ты лжец.

Мотнув головой, я свернул в сторону лесопарка.

Слабый осенний ветер ласково перебирает листву пышных кустарников, зеленым туннелем, тянущимся на протяжении всей парковой аллеи, принося с собой влажный запах травы и пыли. В паутине ветвей скрываются стайки крошечных птиц, чья переливчатая песня время от времени мягко вплетается в шелест листьев. Опустившись на траву, я посмотрел на подернутое легкой дымкой невесомых облачков небо и немного прищурился от солнечных лучей, яркими лезвиями проскальзывающих сквозь листья. В этот час здесь совсем никого нет, и можно спокойно расслабиться и насладиться покоем. Я люблю эту аллею из-за тишины и затененности. Зеленый туннель почти не пропускает солнечный свет, отчего создается ощущение уединения, которое мне так привычно; где-то раздался смех, и я поглядел в ту сторону, но из-за плотной зеленой стены почти ничего не было видно.

Смех.

Такие простые эмоции своей глубиной отражают этот мир. Порой, смотря вокруг себя ты и представить не можешь какие чудеса скрывает серая и привычная обыденность, а то, что кажется пределом фантастики вполне находит место в реальной жизни. Наш мир полол чудес и волшебства. Но для кого-то чудо – это пришествие в мир сказочных созданий, вроде фей или драконов, а может даже самих древних богов. Другие же считают чудом последние явления техники, а для кого-то достаточно и цвета подорожника. Однако для некоторых чудо – это магия и люди, владеющие к ней способностями.

Люди, которым приписывают самые невероятные умения.

Люди, которых считают кем-то сродни диковинным зверюшкам.

Люди, которыми интересуются, но боятся приближаться к ним.

Люди, вокруг которых создают кучу мифов, а шарлатаны так радостно их подхватывают, наряжаясь в безумные наряды и совершая порой как жуткие, так и нелепые поступки, убеждая окружающих в их действенности и правильности.

Маги, экстрасенсы, ведьмаки, провидцы, шаманы, гадалки, духовидцы. Называйте, как хотите, но чтобы там ни было, мы остаемся людьми. Самыми обычными, лишь с чуть более развитыми способностями, которыми обладаете и вы, но только спрятали их очень глубоко. Не все выбирают родиться такими или такими стать. Я не хотел ничем обладать и до сих пор мне кажется удивительным и нереальным, что являющееся для меня неотъемлемой частью реальности, значительным элементом моей жизни, для других – детские сказки и глупые выдумки.

Я с тоской смотрю на людей, которые мечтают о том, что досталось мне по рождению. Они видят в этом игру. Для них все несерьезно и весело, а о последствиях они, конечно же, не задумываются и вовсе, считая, что какую-то оплошность можно исправить одним щелчком пальцев. Или мановением волшебной палочки.

Но на деле все иначе.

Поднявшись на ноги, я отряхнул куртку и брюки, неспешно направляясь к дому. К дому, где меня ждали. Впервые мне стал дорог какой-то город, приобретя яркие и конкретные очертания, в отличие от предыдущих, которые остались в воспоминаниях лишь размытыми, смешавшимися в единое пестрое пятно образами. Я по-прежнему ждал возвращения своего хранителя, не веря, что он мог действительно уйти, но за ужином он так и не появился, и зародившаяся утром в душе тревога неприятно шевельнулась. До глубокой ночи я не мог уснуть, то ворочаясь, то сидя у окна и вглядываясь в зыбкий, еще хрустальный сумрак светлой ночи, ожидая появления во дворе покачивающегося от выпитого саке и горланящего песенки пухлого кота.

Однако в этот раз Сэнсей не вернулся.

3. Мадара

Проворчав от боли, сдавливающей тисками голову, я сплюнул, ощущая мерзкий привкус в пасти, и посмотрел на простирающуюся внизу обрыва равнину. Пожухлая трава угнетала меня еще больше, навевая воспоминания и вгоняя в тоску. Почти подошел к концу ноябрь, в Яцухаре я практически не появлялся, предпочтя сгинуть в других краях и предаться одному беспробудному празднеству. Паршивое чувство. Я остро ощутил течение своей жизни и жизни вокруг, тогда как обычно десятилетия для меня пролетали, подобно одному мгновению. Проклятый мальчишка не выходит у меня из головы, воспоминания, чтоб их демоны побрали, не стираются, сколько бы саке я не влил в себя. Я все помню. И никак не могу…

Какое скучное тут место, а здешние екаи совершенно не умеют развлекаться.

Потянувшись, я поднялся и вскочил на залитый солнцем камень, высыпающий над ускользающим вниз обрывом. Пожалуй, впервые я сталкиваюсь с полным пониманием, что такое скука. Совершенно не представляю, чем себя занять, время приобрело четкие очертания и стал заметен фактически каждый день. Раньше мне не представляло труда находить себе веселье, однако теперь мысли мои неизменно возвращаются к старому дому, оставшемуся далеко за размытой линией горизонта. Появились границы, появилось место, притягивающее мое внимание, заставляющее невольно возвращаться к нему в своих снах и воспоминаниях. Появилось что-то меня ограничивающее и влекущее туда.

Проклятие!

Почему я никак не могу отвязаться от этих чувств? Ведь так замечательно, когда ничто не держит в каком-то конкретном месте, никуда не тянет и можно в любое мгновение отправиться в новый путь, не терзаясь чувством вины, что где-то находится существо, которое будет неистово скучать по тебе в разлуке. И о чем мне жалеть? Не нужно вести себя больше, как идиот, прикидываясь недалеким котиком удачи, строить из себя черти что. Вот чертобесие, да лучше бы я и по сей день томился в заточении! Там, конечно, совсем не радостно, а мрачно, холодно и всегда темно, однако не было этого противного мальчишки. Если не о ком заботиться, если нет создания, что было бы тебе близко, то есть свобода, а разве она не является самым ценным?

Разве не этого я желал все годы заточения?

Теперь меня ничто не связывает с юным духовидцем и родом Нацумэ, разве не так? Интересное приключение подошло к концу и мне пора перестать вести себя, точно я ребенок, а не могущественный екай. К тому же духам, в отличие от людей, нет нужды быть с человеком или же с себе подомным, кроме, разве что, мелких ничтожеств, которые в одиночку попросту не выживут. Никогда не понимал этой тяги людей окружить себя сородичами, сбиться в группу, стадо. Я могу быть один. Мне нет нужды тратить свое время на ничтожного мальчишку, который даже не понимает, какая в нем сокрыта сила, не понимает, что любой екай и экзорцист захочет ей воспользоваться.

Невольно взгляд упал на горизонт.

Время пролетело так стремительно, изменилась жизнь, а с нею и изменились и многие другие вещи, но взгляды экзорцистов остаются неизменны, ровно как и отношение екаев к заклинателям. Нет более ненавидящих друг друга созданий, однако всегда находились духи, готовые добровольно служить человеку, наравне с людьми, которые уважали и чтили духов. Мне довелось повидать многое и встретиться ни с одним экзорцистом, я даже еще застал оммедзе с их древним искусством и умелыми мастерами. Поэтому прекрасно понимаю, что все встреченные Нацумэ екаи и экзорцисты, какими бы сильными ему ни казались, являются… да деревенскими, по сути, подстать их городку. Он не встречался с действительно сильными екаями и людьми.

И я понимаю, что узнай, хоть духи, хоть экзорцисты уровня куда выше, нежели Матоба, не то что этот малец Натори, о заключенной в Нацумэ силе, они ни перед чем не остановятся, чтобы захватить его под свою власть. А сделать это не трудно. Хм, но теперь ему нет нужды везде светить своей энергией, к нему более не должны цепляться все встречные екай, среди которых слухи разносятся похлеще чумы, так что все уже наверняка осведомлены о законченной Тетради, поэтому, я надеюсь, у Нацумэ началась тихая и размеренная жизнь. Без вскакиваний по ночам, нападений, опасностей и тревог. Возможно, даже и без екаев.

Разве не этого желал он?

Нет такого человека, которого бы радовала своя сила видеть духов, как и нет того, кто полюбил бы духа. Правда это или нет, с уверенностью сказать не могу, но считать так стало привычным. Сталкиваясь неизменно с экзорцистами, работой и первостепенной обязанностью которых является запечатывание екаев, сложно представить иные взаимоотношения с человеком, окромя войны. А те, кто видят духов, в большинстве своем рано или поздно становятся заклинателями; одни, чтобы научиться себя защищать, другие, чтобы мстить. Духов ненавидят и рожденные в клане экзорцистов, которым эти чувства внушаются с ранних лет, и обычные люди, потому что все их избегают и презирают за «нелепые сказки о призраках».

Как и Рэйко с Такаши.

Меня всегда, с первой встречи удивляла его мягкость. Рэйко такой не была. Она умела постоять за себя, знала, как пользоваться дарованной ей огромной духовной силой. И не щадила екаев. Однако это сила, пожалуй, являлась ее главной слабостью: она могла победить любого духа, но ни с кем не могла подружиться. Екай боялись ее, а люди сторонились. Наверное, поэтому она и привлекла мое внимание. Мы похожи. Я так же не имел среди екаев и людей кого-то мне дорогого, кого-то, не скованного суеверным ужасом в моем присутствии. Обладая такой же огромной силой, я пугал мелких и средних духов, а большинство экзорцистов избегали меня, не желая связываться. Мне льстят эти воспоминания, сейчас с усмешкой отметил я.

Вдалеке послышались первые пьяные вопли екаев, и я удрученно выдохнул. Обычно на этом обрыве было тихо. Что ж, пора, пожалуй, и мне отправиться поглядеть, что они там устраивают. Повеселиться и расслабиться. Поднявшись, я потянулся, сощуренно глядя на сверкающий горизонт. Солнце клонилось к закату, точно поджигая длинными алыми лучами покрывающие равнину уже засохшие травы и цветы, полыхающие в последних лучах золотым пламенем. Очередной день скрывается за горизонтом, растворяясь в голубовато-сизой дымке вечерних сумерек.

Интересно, а Нацумэ сейчас тоже видит этот закат?

4. Нацумэ

Осень приносит в жизнь багрянец красок и бурю запахов, но в этом году она вновь окрасилась для меня мрачными и серыми тонами. Я всегда старался закрываться от мира, не ожидая от него ничего иного, кроме насмешек и боли, поэтому не замечал, как разнообразно и прекрасно каждое время года. Опускал голову вниз, боясь смотреть прямо перед собой, отчего много чарующих мгновений и образов ускользнули от моего взгляда. Только оказавшись в этом городе и этой семье я узнал, как прекрасна может быть осень. Сейчас улицы столько же красивы, как год назад.

Далекие вершины окружающих гор уже присыпаны белой пудрой снега, отливающей золотисто-розовым сиянием. Кленовые аллеи усыпаны багровым ковром опавших листьев, еще не тронутых гнилью и ржавчиной, и словно полыхают в лучах низкого солнца. Здесь деревья преимущественно окрашиваются во множество оттенков красного, лишь изредка к ним примешиваются пышущие золотом листвы или же вечной зеленью. Особенно нравится мне меняющая к осени свой цвет на пурпурно-красный низкорослая кохия, а Токо-сан как-то раз взяла меня с собой на любование кленами, что является такой же традицией, как и любование сакурой.

Однако этой осенью ко мне вновь вернулось желание опустить взгляд, а броские краски поблекли и слились в неразборчивое пятно. Как-то Натори-сан сказал, что у меня теперь есть хорошая семья и друзья, потому я больше не нуждаюсь в екаях, и все-таки… Мне сложно, до сих пор сложно собраться с мыслями и до конца осознать, что Сэнсея в моей жизни нет. Раньше дружба для меня значения не имела, я не знал, что это и не понимал, как это – дорожить кем-то другим, бояться его потерять. Я всегда был один. А вторжение в мою жизнь екаев несло лишь страх и разочарование, влекло за собой неизменно неприязнь других людей.

Екаи всегда казались источником моего одиночества.

Я видел в них только врагов, ожидая, что все они несут исключительно зло и желают обидеть меня. Это было неправдой. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что многие из них хотели поддержать меня и помочь, а через призму своего страха я воспринимал это как опасность. Здесь среди екаев у меня появилось много друзей, и я понял, что духи важны для меня не меньше людей. Они показали мне, что и у екаев есть душа, есть чувства, показали, что такое дружба, и что она важна так же, как и любовь.

Здесь я узнал, что настоящий друг, он всегда рядом, он поддержит и защитит, когда ты сам теряешься и становишься уязвим. Рядом с другом не страшно признаться в собственной слабости, с ним уютно и спокойно, при виде друга на душе становится радостно, ведь ты знаешь, что важен ему. А он безгранично важен тебе. Когда ты называешь человека другом, это значит, он особенный для тебя.

И не имеет значения, екай он или человек.

Сэнсей стал моим первым другом. И во многом именно благодаря ему я смог подружиться еще со столькими екаями, а так же постепенно сблизиться с окружающими меня людьми. Я перестал видеть в духах только источник бед, единственно плохое и гадкое. И все же, как бы сильно я ни желал, чтобы Сэнсей остался со мной до конца моей жизни, всегда понимал – это невозможно. У него должна быть своя жизнь, не может же он просто так, бессмысленно проводить со мной эти бесконечные однообразные дни. С завершением Тетради дружбы весь его интерес и смысл пребывания рядом со мной иссякли. Я это понимаю и все же…

Мне его очень не хватает.

Когда он ушел, я еще долго ждал, не веря, что это правда, а не всего лишь затянувшаяся шутка, но дни шли, а Сэнсей так и не появился. Я стараюсь не часто думать об этом, чтобы не бередить еще живую рану, однако ловлю себя, что невольно выглядываю в окно или же блуждаю взглядом по кустам и подлеску по дороге в школу. Вот и сейчас я даже не заметил, как остановился подле дерева, где когда-то мы нашли малыша кару, которого пытались заклевать вороны. Казалось, это было совсем недавно, но время безжалостно. Я мотнул головой, сгоняя наваждение, и поспешил вернуться на дорогу, ведущую к храму у восьми полей, куда и направлялся изначально.

Сегодня у Танумы день рождения, который он, являясь, по сути, таким же замкнутым человеком, как я, решил не справлять, позвав только меня и… по привычке хотел сказать Сэнсея. Наверное, это еще долгое время будет преследовать меня. Интересно, куда он отправился и чем сейчас занят? Я поспрашивал у духов Яцухары, но они не видели его. Возможно, Сэнсей очень далеко и даже не вспоминает обо мне, ведь жизни екай так длинны, что одна мимолетная встреча теряет свою ценность среди множества бесконечно долгих лет. И однажды неизбежно растворится в их размытых временем воспоминаниях, что когда-то, может, и были важны.

Я посмотрел на алеющие листья, местами начинающие чахнуть и засыхать.

Мы больше никогда не увидимся? Это кажется таким нереальным, абсурдным, ведь присутствие в моей жизни Сэнсея стало чем-то естественным и привычным. Теперь я думаю, а не слишком ли редко я говорил ему, как дорога мне его забота и помощь, пусть зачастую и прикрытая ворчанием. Да, наверняка, схожие мысли возникают у всех, кто неожиданно лишился кого-то очень для себя важного. Их нахождение рядом кажется обычным, и мы забываем, что они вовсе и не обязаны любить нас и поддерживать, а делают это исключительно по своей воле.

И нужно быть им за это благодарными.

Неподалеку от храма, завидев меня, под массивные корни дерева шмыгнул мелкий древесный дух. Улыбнувшись, я плотнее запахнул шарф, и пересек мост, направляясь к уже виднеющимся среди толстых стволов вековых деревьев выцветшим стенам старого храма. Отец Танумы недавно уехал на ежегодную подготовку к большому празднику в соседний город, отчего громадный дом выглядел особенно пустым. И все же мне здесь нравилось, вдали от суеты, тишина была тревожима лишь тонким пересвистом птиц и шелестом листвы, к которому изредка добавлялся скрип деревьев.

Когда мы устроились в комнате Танумы, он долго смотрел на несуществующий для него пруд в саду, прежде чем заговорить о Сэнсее, воспоминаниями отбросив меня на полтора месяца назад. Поначалу, когда Котя не вернулся и к следующему утру, я очень испугался и долго искал его по окрестностям, что к успеху так и не привело. Я умолял встречных духов, как знакомых, так и нет, сообщить мне, если они встретят его, однако этого так и не произошло, Сэнсей, словно никогда и не существовал. Мне долго пришлось убеждать себя, что с ним все в порядке и он просто вернулся на путь своей жизни. Далось мне это нелегко.

– Но ты ведь теперь не один, Нацумэ.

Я понял, что расслышал только последние слова Танумы, и неловко улыбнулся. Верно, теперь у меня есть, что защищать. Свой долг я исполнил, вернув свободу некогда подчиненным моей бабушкой екаям, и теперь могу учиться смотреть на мир, как обычный человек. Скоро меня ждут экзамены и поступление в университет, ждет череда решений, что приведут к становлению моего будущего, где, вероятно, уже не будет места екай. Пора прекращать так рьяно лезть в чужие судьбы, навязывая свою помощь и стараясь решить их проблемы, что зачастую так близки проблемам людей. Я хочу найти свой путь и смело идти по нему, хочу видеть улыбки Токо-сан и Сигеру-сана, хочу ездить с друзьями на рыбалку. И пусть сейчас мне нестерпимо грустно, эти чувства не будут длиться вечно.

Нужно жить дальше.

И двигаться только вперед.

5. Мадара

Мой взгляд скользнул по цветущей яблони, обрываемые ветром белые лепестки которой лениво опускались на мою шерсть, почти полностью с ней сливаясь. Сладковатый и мягкий запах успокаивает меня, поэтому я давно облюбовал эту рощу, ожидая наступления весны, которая теперь уже практически подошла к концу. Неподалеку раскинулись поля светло-голубых и насыщенно-розовых цветов, на которые в выходные дни часто приходят полюбоваться люди, устраивающие потом среди яблонь пикники. Мне нравится весна. Привычные пейзажи словно оживают, пробуждаются от глубокого серого сна и, потягиваясь, сметают свой убогий облик, облачаясь в сочные краски новых одежд и нежных украшений-цветов.