Текст книги "Исповедь «содержанки», или Так закалялась сталь"

Автор книги: Яна Рудковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

СМЕРТЬ АЙЗЕНШПИСА

А в час, когда мой след во всех сердцах сотрется,

Лишь в этот страшный час скажи, что умер я.

Аррани Атааллах

Незадолго до моего отъезда в Белгород и как раз накануне подготовки к премии Russian Music Awards-2005 Юрий Шмильевич позвонил мне и неестественно бодро объявил, что неважно себя чувствует. Сообщение он завершил просьбой договориться о его госпитализации в Кардиологический центр им. А. Н. Бакулева, что на Рублевском шоссе.

Мне стало тревожно – едва в трубке раздались короткие гудки, я бросилась обзванивать знакомых, кто мог бы посодействовать. Еще минут через пятнадцать Юрий Шмильевич перезвонил и сообщил, что Анита Цой уже договорилась и его увозят в бакулевский центр. Попросил навестить.

Через пару часов я примчалась в больницу, где уже находился Дима и, сидя рядом с Юрием Шмильевичем, о чем-то с ним беседовал. Когда я увидела Айзеншписа, у меня сердце сжалось: он лежал на больничной койке, утопая в огромной подушке, резко выделяясь на фоне кипенно-белых простыней, такой худенький и беззащитный, словно тростинка. За тот месяц, пока мы с ним не виделись, он стаял как свечка, и от него одни глаза остались – умные, живые, проницательные глаза. Дима поднял голову, мы переглянулись с ним, и я поняла – дело очень серьезно.

Зато Юрий Шмильевич отказывался признавать свою болезнь. Увидев меня, он тут же жестом пригласил меня сесть рядом и без предисловий начал:

– Диме нужно готовить сольный концерт в Олимпийском…

Я молчала, не зная, что ответить. Тем временем Юрий Шмильевич продолжал:

– Записать еще несколько треков. И клип снять на песню «Я умираю от любви» – мы обсуждали, помнишь?

– Помню, – онемевшими губами прошептала я. – Я уже договорилась с Гошей Тоидзе, все ждут вашего выздоровления.

Юрий Шмильевич замолчал, отведя глаза в сторону. Видно было, что он собирался что-то еще сказать, но раздумывал, надо ли. Наконец, видимо, что-то для себя решив, он добавил:

– Скоро премия (RMA. – Прим. ред.). Не оставляй Диму, пожалуйста, присмотри за ним. Я не смогу…

– Юрий Шмильевич, конечно, не волнуйтесь! – воскликнула я абсолютно искренне.

Айзеншпис немного успокоился. До RMA была еще много времени – почти две недели – поэтому я даже не сомневалась, что к моменту награждения он успеет поправиться и вместе с Димой пройдет по красной дорожке.

Доверившись провидению, я в относительном спокойствии уехала в Белгород, где мы провели концерт в поддержку Маши Малиновской, о котором вы читали выше. А в это время Юрий Шмильевич, лежа в больнице, руководил процессом, объясняя, как, куда и к кому нужно обращаться, ссылаясь на него.

Зная, как Айзеншпис волнуется из-за Димы – а речь шла в этот раз шла о двух номинациях «Лучший артист» и «Лучший певец» – я стала предварительно наводить справки в MTV, прощупывая почву относительно Диминых шансов. В MTV молчали «как рыба об лед», уклончиво отвечая, что «победит достойнейший». Меня такой ответ совершенно не устраивал. Наконец, ценой невероятных усилий я таки добыла информацию относительно фаворитов RMA-2005.

19 сентября ближе к вечеру я на своей машине плутала в районе улицы 1905 года, пытаясь найти ресторан «Шинок». И в тот момент, когда навигатор вывел меня, наконец, на правильную дорогу, раздался звонок:

– Яна, здравствуй! – Это был Юрий Шмильевич.

– Здравствуйте, Юрий Шмильевич, как вы себя чувствуете? – поинтересовалась я.

– Вот, врачи не отпускают, – грустно сказал Айзеншпис. – Необходимо, чтобы ты и Миша пошли послезавтра с Димой на RMA, я попросил у одного приятеля роллс-ройс, предупрежу всех…

– Юрий Шмильевич, что вы такое говорите?! – закричала я. – Вы же такой молодец, без вас эта церемония не может состояться!

– Церемония состоится и без меня, Яночка, – так же грустно констатировал Юрий Шмильевич, – Пожалуйста, пойди вместе с Димой и Мишей (сыном Айзеншписа. – Прим. ред.), это моя просьба.

Мне стало не по себе. Уже тогда я знала от мамы, что у Юрия Шмильевича всерьез неважно со здоровьем и ему предстоит длительное лечение. Но что все закончится быстро и трагично, я не могла себе представить. 19 сентября 2005 года был последний день, когда я слышала его голос. Я запомнила этот день навсегда…

На следующий вечер, буквально накануне церемонии RMA около восьми часов мне позвонил директор Димы Дмитрий Бушуев. Он рыдал в трубку.

– Юрий Шмильевич… умер… – таковы были его слова.

У меня внутри все рухнуло. Где-то фоном я слышала задорный Димин смех, видимо, Бушуев был первым, кто узнал эту ужасную новость.

– Дима знает? – машинально пролепетала я.

– Нет. Я не знаю, как сказать ему… Не знаю… – Бушуев был в полном смятении, он не мог даже внятно говорить.

Господи, что же теперь будет…

Повесив трубку, я тут же перезвонила мужу.

– Виктор Николаевич, что делать? – говорила я, а сама не узнавала свой голос.

– Пока не знаю, – серьезно сказал Батурин. – Пока не знаю… – И резко положил трубку на рычаг.

Еще через полчаса мне позвонила Лариса Васильевна Синельщикова.

– Лариса Васильевна, что же делать? – растерянно спросила я…

– Пока ничего не знаю, я перезвоню, – кратко ответила она и тоже положила трубку.

И Константин Львович, и Лариса Васильевна обладают непререкаемым авторитетом в шоу-бизнесе.

Константин Львович – блестящий продюсер, креативный, талантливый человек, генератор многих успешных идей. Лариса Васильевна под стать ему – сильная, властная, волевая. Единственная женщина, которая, не будучи артистом, совершила настоящую революцию в шоу-бизнесе. Я понимала, что она, тот самый человек, который сейчас может дать по-настоящему здравый совет.

Наконец, ближе к девяти вечера раздался звонок, которого все мы боялись. Звонил Дима. Он плакал навзрыд:

– Яна… Я не понимаю, что происходит… Я не знаю, что делать дальше. Как я буду жить без него?

Я молчала. Он продолжал.

– Я чувствую себя словно между небом и землей… У меня же здесь больше никого нет, кроме него… Этот человек для меня – все! Яна, скажи что-нибудь… Яна!

– Дима… – Я с трудом подыскивала слова. – Знаю, это очень трудно. Но постарайся успокоиться сейчас. Вот именно сейчас. Хотя бы до завтра. Мы встретимся завтра с тобой, пойдем вместе на церемонию, хорошо?

– Я никуда не пойду! – закричал Дима. – Никуда не пойду! Ты не понимаешь! Все это бессмысленно без него! Не имеет никакого смысла, понимаешь? Никакого!

– Дима… – Я пыталась говорить как можно спокойнее, хотя мне в этот момент очень хотелось разрыдаться вместе с ним. – Он – я не называла имени – хотел, чтобы ты пошел туда. Он мечтал, чтобы ты получил эту премию. Ты сильный, ты должен пойти. Ты не имеешь права не пойти. Он все сделал для того, чтобы твой успех состоялся… Ты не можешь поступить вот так с ним. С собой…

– Я не смогу, – растерянно повторял Дима… – Я не в том состоянии. Как я пойду. Как? Господи, как же я все это ненавижу!

Он бросил трубку. В этот день по моим и без того натянутым нервам то и дело стучали трубками и били короткими гудками.

Как все не вовремя. Как нелепо.

Я набрала телефон Ларисы Васильевны и начала объяснять, что Дима отказывается идти завтра на RMA. Лариса Васильевна не дослушала меня до конца:

– Билан пойдет, – отрезала она. – Это не обсуждается. Он должен и обязан прийти и получить свои награды, которые заслужил!

Думаю, что именно уверенность, поддержка и авторитет Ларисы Васильевны сделали свое дело. Дима снова перезвонил мне примерно через полчаса после моего с ней разговора. Он уже немного успокоился и убитым голосом сказал:

– Слушай, я в каком-то тумане. Абсолютно не понимаю, что происходит. Честно говоря, мне кажется, что все это не со мной. – Он немного помолчал и попросил. – Ты завтра сама руководи всем, хорошо?

– Хорошо, – тихо пообещала я…

На следующий день мы встретились у дома Юрия Шмильевича, и я впервые увидела его гражданскую жену Елену Ковригину, с которой потом будет связано немало грустных минут. С ней был заплаканный Миша, сын Юрия Шмильевича. Мы приняли решение, что по красной дорожке мы и группа «Динамит», тоже осиротевшие подопечные Айзеншписа, пройдем с черными повязками на рукавах. Сев втроем – я, Дима и Миша – в арендованный Юрием Шмильевич ем роллс-ройс, мы отправились к Васильевскому спуску, прямо под стены Кремля, где должна была проходить церемония награждения Russian Music Awards-2005.

Наверное, именно к Диме в полной мере относится выражение «огонь, вода и медные трубы». «Медные трубы» триумфа действительно стали для него тяжелым испытанием – когда Дима, повесив голову, шел по ковровой дорожке, а поклонники свистели и кричали ему: «Дима, ты лучший!». Это был какой-то театр абсурда, «пир во время чумы».

«Ты лучший…». Юрий Шмильевич не дожил до этих слов всего один день.

Далее все происходило как в замедленной съемке.

В наш шатер то и дело заходили какие-то люди, произносили слова соболезнования, пытались утешить. Поддержать нас приехала Анита Цой. Но Дима никак не реагировал. Он просто сидел и молчал. Я в это время занималась в основном Мишей, у которого то и дело выступали слезы. Когда Дима поднимал голову, я видела его абсолютно стеклянные глаза, которые смотрели сквозь меня, сквозь остальных присутствующих. Мне было страшно.

– Дима, ты только держись, хорошо? – трогала я его за плечо. – Ты только держись, пожалуйста, ты должен быть сильным. Это больно, но ты держись. Иначе ты ничего не выиграешь в жизни…

Он молчал.

Дима получил «матрешки» из рук организаторов – «Лучший артист», «Лучший певец» – со сцены со слезами поблагодарил Юрия Шмильевича. А в это время я, Маша Малиновская, Костя Николаев, ребята из группы «Динамит», президент Fashion-TV Катя Витебская, Миша Айзеншпис, стоя перед сценой, держались за руки и «болели» за него.

Наконец, как планировалось, Дима запел. Наверное, я назову это выступление одним из самых сильных в его жизни. Хотя… Поймите меня правильно, дорогие читатели. Дима – действительно талантливый артист и он потрясающе играет на сцене те песни, которые исполняет. Но сейчас он вложил в эти звуки, в эти слова все свое отчаяние. Это было настолько пронзительно, что на огромной площади, полной праздной публики, среди которых были не только его поклонники, но и недоброжелатели, царила мертвая тишина все время, пока он пел. И лишь когда он замолчал, площадь взорвалась криками и аплодисментами. А Дима в это время стоял на сцене и смотрел на публику. Просто стоял.

После этого выступления Дима забрал своих «матрешек» и все так же молча, ни с кем не прощаясь, уехал домой…

* * *

Назавтра в Доме кино должно было состояться прощание. Почтить память Юрия Шмильевича приехали не только родные, но и очень многие артисты, продюсеры, деятели культуры. При жизни Юрий Шмильевич не был фанатично привязан к одежде, но по желанию его родных привезли чуть ли не весь его гардероб – и долго прикидывали, в чем проводить его в последний путь.

Мы с Димой пришли в Дом Кино в числе первых. Накануне у меня состоялся тяжелый разговор с Виктором Николаевичем, – и, наверное, я могу сейчас уже точно сказать, что именно этот день положил начало нашему дальнейшему разладу.

Виктор Николаевич убеждал меня не ходить на похороны Айзеншписа.

– Куда тебя несет?! – эмоционально вопрошал он. – Ты что ему, родня? Сестра? Подруга? Кто ты вообще такая?!

– Я знала и очень уважала этого человека. И я пойду! – Я была полна решимости.

– Я не разрешаю тебе идти! – повысил голос Виктор Николаевич.

– Ты не можешь мне запретить, – тихо добавила я и продолжала собираться.

Это был первый случай, когда я ослушалась своего высокопоставленного и влиятельного мужа.

По странной иронии судьбы в этот день мне позвонили из службы доставки. Пришла одежда из Италии, которую я заказывала для Димы специально к церемонии RMA-2005. Но посылка опоздала – премию вручили вчера. Когда я сообщила Диме о том, что доставили его одежду, он с какой-то грустной ухмылкой прокомментировал:

– Все к одному…

Похоронили Юрия Шмильевича на Домодедовском кладбище. Могила буквально утопала в венках и цветах. После похорон мы на автобусах направились на поминки, организованные вдовой покойного Еленой Ковригиной и клубом «Монолит», членом которого он был.

Еще в автобусе я почувствовала неладное. Появились какие-то списки, вовсю шло обсуждение, кого из присутствующих в клуб пустят, а кого нет. В итоге, когда мы приехали в «Монолит», зал оказался полупустым. Это было немыслимо – почтить память Айзеншписа хотело прийти большое количество людей. Однако Елена решила ограничиться лишь родственниками и кое-кем из подопечных. Ни Костю Николаева, который был Юрию Шмильевичу как сын, ни Катю Витебскую, президента Fashion-TV, в «Монолит» попросту не пустили.

Это был еще один шок, еще один удар, который пришлось пережить, в первую очередь Диме. Мой телефон разрывался от звонков. Звонили друзья, коллеги, знакомые – все, кто когда-либо сталкивался с Юрием Шмильевичем. Все знали, что я нахожусь рядом с Димой – свой мобильник Билан попросту отключил, поскольку был не в состоянии выслушивать слова соболезнований. Мне пришлось, стоя у входа в клуб, встречать всех, кто приходил почтить память ушедшего мэтра. Это было настолько морально тяжело, что через полчаса я сдалась и присоединилась к Диме, который понурившись, сидел чуть поодаль от остальных гостей.

Я смотрела на него, и мне казалось, будто он внутренне как бы «замерз». Еще немного – и с ним случился бы нервный срыв, грозящий затяжной депрессией. Пытаясь как-то его отвлечь, я предложила:

– Дима, если хочешь, мы можем уехать отсюда. Давай, съездим на склад и заберем посылку с одеждой из Италии?

Дима молча кивнул. Маша Малиновская, которая держалась поблизости, присоединилась к нам, и мы втроем отправились на склад, который находился в районе Тверской улицы, где я в то время жила.

Это звучит абсурдно, но все перипетии того дня немного сгладила эта возня с дорогим гардеробом известных марок. Дима внимательно рассмотрел все, что ему прислали, дал немногословные комментарии. Маша же была в полном восторге – она перемерила практически все присланные мне наряды, после чего с горящими глазами объявила, что хотела бы что-нибудь подобное.

– Выбирай, – предложила я.

Затем мы долго разговаривали, обсуждая, как нам жить дальше и что делать. Дима все время повторял, что не представляет себе, как он будет обходиться без Юрия Шмильевича, ведь Айзеншпис опекал его не хуже родного отца. А Елену Ковригину, которая сразу же выразила желание принять дела своего покойного мужа, Дима даже не знал. Но понимал, что без Айзеншписа будет все иначе. И Дима впервые попросил меня не оставлять его. Я смотрела в его глаза, сердце сжималось от жалости, но я слабо представляла себе, чем же я могу помочь этому человеку. Пообещала посоветоваться с мужем.

На том мы и расстались в этот день. Однако мы оба ошибались, думая, что смерть Айзеншписа будет самым сложным испытанием в Диминой и моей судьбе. Самое трудное нас ожидало после…

БИЛАН И МЕДИА-ВОЙНА

Кто имеет меньше, чем желает, должен знать, что он имеет больше, чем заслуживает.

Георг Лихтенберг

Я и многие другие оценили, насколько мужественно вел себя Дима на церемонии RMA. Если кто-то из вас когда-либо терял родных и близких, то вы поймете, чего ему стоило выйти в тот день и профессионально отработать на празднике, где никому не было дела до чужих страданий.

Понимая, что психологическая нагрузка была слишком велика, можно было бы предположить, что Дима возьмет небольшой отпуск или несколько дней отгулов, чтобы немного прийти в себя. Однако так думала, видимо, только я одна. Уже через пару дней после похорон меня всерьез напугал звонок от Димы, который сообщил мне следующее:

– Меня вызывала Елена Ковригина. – Голос его срывался. – Говорит, что я должен отработать шестьдесят концертов, за которые Юрий Шмильевич якобы уже взял предоплату.

– Подожди, – озадаченно пробормотала я. – Какие шестьдесят концертов, какая предоплата? Ты же сотрудничал с Юрием Шмильевичем? Причем тут Елена Ковригина?

– Ох, – вздохнул Дима. – Она возглавит продюсерский центр, с которым я якобы подписал контракт. Но я ни с какими центрами контрактов не подписывал. Я подписывал контракт с Юрием Шмильевичем…

– Ничего не понимаю…

– И я ничего не понимаю, – продолжал Дима. – Она сказала мне про какие-то права на мой псевдоним «Дима Билан», про эти шестьдесят концертов. Но это неважно… Яна… Это не мои люди, понимаешь? Мне с ними не по пути. Они абсолютно чужие, в них нет ни малейшего намека на творчество.

– А отказаться ты можешь? – спросила я.

– Но как? – Дима был в отчаянии. – Я живу на съемной квартире, сбережений у меня немного и хватит ненадолго. А мне еще семью кормить (Дима регулярно посылал деньги родным. – Прим. авт.). Машину – и ту по доверенности вожу, хотя я деньги за нее заплатил… Считай, что она больше не моя, я же не наследник.

– М-да, дела, – протянула я, все еще не зная, что предпринять.

– Яна, – снова спросил Дима. – Что же мне делать?

– Дима, – ответила я. – Ты, пожалуйста, только не волнуйся, хорошо? Я перезвоню тебе через пару часов…

Дима не лгал. Юрий Шмильевич – и об этом мало кто знал, – несмотря на свою заботу, старался держать Диму буквально в ежовых рукавицах и стремился, чтобы наличные деньги к Диме в руки не попадали. Специально для Димы он завел счет, куда переводил его гонорары, но на этом счету к моменту нашей проверки (это было много позже) денег не оказалось. Куда они делись – можно было только гадать.

Я повесила трубку и подумала о том, что продюсерский центр уж слишком торопится предъявить Диме претензии. К чему терзать человека, который и без того находится на грани отчаяния, тем более, сразу после похорон? Вот этого я не пойму никогда: «Ничего личного, просто бизнес».

Я позвонила Виктору Николаевичу и попросила его приехать. К моему удивлению, он моментально оценил ситуацию и тут же согласился это обсудить. Мы встретились с ним в кафе Vogue на Неглинке, что рядом с моим салоном.

– Дима не раб и не обязан делать то, к чему его принуждают, – заявил Батурин. – Ну и что, что он работал с Юрием Шмильевичем? Контракт теряет силу сразу же после смерти одной из сторон. Поэтому я предлагаю следующее…

И Виктор Николаевич изложил мне небольшой план, по которому предлагал выплатить все неустойки по концертам Димы при том, что эти концерты Дима отрабатывать не будет.

Через пару часов, как и обещала, я перезвонила Диме и пригласила его в ресторан. Когда Дима подъехал, мы с Виктором Николаевичем дали ему подробные инструкции – открыли Гражданский кодекс, объяснили, каким образом и при каких условиях Дима может отказаться от сотрудничества с Еленой Ковригиной, если хочет. Предложили погасить все неустойки по концертам, которые были запланированы Юрием Шмильевичем с участием Димы. И главное – обговорили с Димой, что именно и в каких случаях он должен говорить.

Когда Дима пришел в офис продюсерского центра «Star Pro», который теперь возглавляла Елена Ковригина и объявил ей, что погасит все неустойки по концертам, но дальнейшее сотрудничество прекращает, Ковригина была в ярости:

– Я тебя засужу, понял?! – Таков был ее вердикт, и, как выяснилось позже, она готова была привести «приговор» в исполнение.

Оказывается, юристы продюсерского центра задним числом организовали ей бумаги, по которым Юрий Шмильевич передал ей все контракты, поскольку она была совладельцем одной из его компаний. Что, к слову, было маловероятно, поскольку Юрий Шмильевич почти никогда не посвящал Елену в свои дела. Таким образом, он не мог передать ей по новому контракту своих артистов. Точно так же, как не мог передать по наследству артистов своему сыну Мише.

Тем не менее, маховик был запущен. В адреса известных теле– и радиостанций полетели письма с требованием убрать из эфира все песни и клипы Димы Билана якобы потому, что права на Диму принадлежат компании «Star Pro», а Дима от сотрудничества отказывается. Со всех сторон Диму и меня поливали грязью, обвиняя чуть ли не в наркомании, в предательстве памяти Юрия Шмильевича, в срыве двадцати пяти концертов (мы заплатили неустойки только по тем выступлениям, которые были документально оформлены), в черной неблагодарности по отношению к Айзеншпису, который вложил «все свои деньги» в раскрутку бренда «Дима Билан». Пресса запестрела заголовками вроде «Дима Билан уходит из жизни», «С кем же останется Витек» (настоящее имя Димы Билана – Виктор. – Прим. ред.). Диме в скором времени предрекали полное забвение, почти такое же, что и ребятам из бывшего дуэта «Smash!», но при гораздо более скандальных обстоятельствах.

И мне, и Диме в новинку было такое отношение. Особенно тяжело приходилось Диме, которого до этого, в основном, хвалили. Представьте себе, открывая каждый день прессу, мы читали о себе примерно следующее: «Билан предал мертвого Айзеншписа» или «Парня вытащили из Кабардино-Балкарии, показали кусочек того яркого мира, где кругом поклонницы и вспышки фотокамер. И что теперь?». При этом в прессе Елену Ковригину «невзначай» назвали даже Еленой Айзеншпис, что было вдвойне неприятно, поскольку Юрий Шмильевич не оформил отношений с этой женщиной, дав свою фамилию только сыну Мише.

К слову о «последних» деньгах, вложенных в клипы. Ни для кого не секрет, что известный артист и его клип – это еще и рекламная площадка для спонсоров. Поэтому большую часть клипа, как правило, оплачивали именно спонсоры, а чаще покровители неизвестных никому моделей, которые хотели сняться со звездой.

А пока на наши головы лились тонны помоев. Меня именовали не иначе как «избалованная глупая выскочка». Елена Ковригина же представлялась агнцем на заклании: несчастная вдова, потерявшая мужа, обобранная бессовестными дельцами. То есть мной и Виктором Николаевичем, которые тут же стали для всех врагами номер один. Никто при этом не упомянул, что мы в полной мере возместили компании «Star Pro» все понесенные ею убытки…

Дима тем временем действительно сидел без работы. К ноябрю ни одна из его песен не крутилась на радио, ни один клип не показывался по телевидению, у него не состоялось ни одного концерта! И это после того, как он давал их по двадцать в месяц! Положа руку на сердце, скажите, дорогие читатели, какой из «бессовестных дельцов» может решиться на подобное творческое самоубийство?

Я уговаривала Диму не отчаиваться, а просто начать работать в другом направлении. Нет концертов? Ну что ж… Подойдем к проблеме иначе. Воспользовавшись временным перерывом, а я была абсолютно уверена, что рано или поздно ситуация прояснится – я обратилась в компанию Gala Records, с которой у Юрия Шмильевича был подписан контракт на три альбома. Два уже выпустили, оставался еще один.

– Будем писать новый альбом! – объявила я Диме.

Сама же принялась обзванивать композиторов, с которыми сотрудничал Айзеншпис и которые были авторами известных Диминых хитов. А предлагала я композиторам следующее. Я выкупала их песни со всеми имущественными правами за очень хорошие деньги. Убеждала, уговаривала, объясняла. Насколько хорошие деньги имелись в виду? Не хочу называть вслух, но на гонорар от одной-единственной песни можно было безбедно жить полгода.

Отступая от темы, я бы хотела сказать несколько теплых слов о Викторе Николаевиче Батурине. Несмотря на события, которые произошли в нашей с ним жизни спустя несколько лет, и я, и Дима – мы оба весьма признательны за ту мощную поддержку, которую он оказал нам на начальном этапе. Без него Дима действительно не выжил бы. И сейчас мне очень неприятно и жаль всего, что произошло между мной и Виктором Николаевичем позже.

Продолжаем рассказ.

Встречаясь с авторами, я нашла такие хиты как «Невозможное возможно», «Я тебя помню», «Never let you go», «Время-река» и многие другие песни, которые впоследствии вошли в новый Димин альбом. Параллельно с этим я начала регистрацию торговой марки «Дима Билан». Я понимала, что мы должны быть максимально юридически защищены – иначе последующих судебных изматывающих нервы и душу процессов нам не избежать.

Итак, Диме мы с Виктором Николаевичем помогали. Что до меня, то лично мне помощи было ждать неоткуда. Я абсолютно ничего не знала о шоу-бизнесе, не была ни с кем знакома – разве что поверхностно с несколькими персонами. Я стала изучать чарты, пытаясь понять, как строятся рейтинги, как проходят голосования на сайтах музыкальных премий. Вспомнила, что Юрий Шмильевич сетовал, мол, Дима вечно на третьем месте – то Земфире проигрывает, то Кипелову. Тогда я, усмехнувшись, отвечала, что придет день и Дима будет первым. Юрий Шмильевич не верил:

– Это фантастика! – говорил он. Но в тот момент он забыл, что сам же однажды сказал мне: «нет ничего невозможного, что не возможно было бы осуществить при желании». Эти слова я тоже помнила.

Неожиданную поддержку мне оказал Саша Блинов – человек, который в свое время открыл певицу Макsим. Он немного рассказал мне о кухне шоу-бизнеса, назвал лиц, к которым я могла бы обратиться. Так я начала поддерживать отношения с Артуром Гаспаряном, Отаром Кушанашвили, с радиостанциями. Магическое действие на многих оказывала фамилия моего мужа. По крайней мере, меня не выставляли за дверь, а хотя бы выслушивали. Мало-помалу, я стала выходить на многих авторитетных лиц шоу-бизнеса и постаралась наладить с ними контакты, используя все свое обаяние. После общения со мной все они понимали – да, финансовые ресурсы имеются, деловая хватка тоже есть. Но потянуть в одиночку такой проект? В это никто не мог поверить.

– Ты действительно решишься? – спрашивали они. – Это нереально, тебя сожрут!

Как я уже говорила, концертов у Димы в тот момент не было. Однако я заранее договорилась с его танцорами, взяла на работу двух девочек из Диминого фан-клуба. Также к нам из бывшей Диминой команды примкнул Борис Хлуднев – пиар-менеджер, единственный человек из команды Айзеншписа, с которым я ранее не общалась. Остальные же члены Диминой команды пока остались в «Star Pro». Также в «Star Pro» осталась и группа «Динамит», которой мы намекнули, что можно работать с нами. Но они оценили ситуацию и решили, что будут держаться подальше от эпицентра конфликта, оставшись с Еленой Ковригиной и выплачивая ей проценты от концертов. К тому же ребята из «Динамита», подобно многим, не верили, что Дима выживет как артист. Впоследствии они не раз говорили, что жалеют о сделанном выборе.

С новой командой Димы я договорилась следующим образом. Даже если нет концертов, я выплачиваю им гаранты. Плюс, соответственно, при наличии концертов гонорары. С самим Димой мы решили, что оформляем наш новый продюсерский центр, в котором Дима становится полноправным партнером из соотношения пятьдесят на пятьдесят, плюс ко всему он независимо от количества концертов получает гарант, который для него на тот момент был астрономической суммой.

Мы сняли офис в «Рэдиссон-Славянская» и приступили к работе. На этот раз те, кто ранее был в команде Юрия Шмильевича, за исключением Дениса и Димы Бушуева, присоединились к нам – как вы помните, поначалу это был один только Борис Хлуднев.

А «военные действия» против нас продолжались.

Для пущего эффекта Елена Ковригина пригласила лучших юристов страны – в частности, Павла Астахова, который должен был представлять ее интересы. К нам потихоньку потянулись «ходоки», которые доходчиво и терпеливо разъясняли нам все те неприятности, которые с нами приключатся, если мы не вернем в «Star Pro» Диму Билана. Кроме того, Елена Ковригина закрыла Димин сайт, который я позже восстанавливала по крупицам. Морально это давило убийственно. Как будто Диму хотели стереть с лица земли. На момент восстановления посещаемость его сайта составляла порядка 150 человек в сутки вместо 1500, которые были при Юрии Шмильевиче. Постепенно нам удалось повысить посещаемость до 4000-5000 человек в сутки. В дни Евровидения количество посетителей сайта Димы Билана было и вовсе рекордным – 50 000 в 2006 году и 150 000 – в 2008-м.