Текст книги "Долина туманов"

Автор книги: Яна Розова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Вовка тут же возразил, что если они не видят тут сторожа, это не означает, что его нет. Но идеей плота вдохновился. Он уже видел перед собой гордо бороздящую морские дали, идущую к неведомым берегам каравеллу… Ну пусть не каравеллу, а устойчивый, конструктивно совершенный и, вообще, фантастический плот!

Весь остаток дня братья посвятили поиску подходящих досок, инструментов для работы и прочим подготовительным мероприятиям. Вовка нарисовал чертеж плота, сообразил, что сразу же надо сделать и весла. А еще им надо организовать доки прямо рядом с водой, чтоб не получилось, как у Робинзона Крузо, который построил шикарную лодку, но не смог дотащить ее до воды.

На следующий день, в воскресенье, когда, согласно утвержденным обоими братьями проектам, должна была начаться основная работа, оказалось, что мама не выпустит Алексея гулять. В его дневнике была обнаружена двойка по математике. Значит, воскресенье он должен посвятить занятиям. Тогда Вовка сам занялся плотом.

Мама все-таки выпустила страдальца на улицу часам к трем дня, но, увидев, что работа у старшего брата продвигалась медленно, а то, что получалось, выглядело вовсе не так великолепно, как замышлял Алексей, младший брат от своей затеи отказался. Его одноклассники затеяли игру в войнушку, он тоже хочет поучаствовать!

Достроить плот Вовке все же удалось. Плавсредство было сколочено криво и косо из старых досок, которые Вовка спер из брошенных домов, приготовленных к сносу. Гвозди вытаскивал из тех же досок, выравнивал их молотком и очищал ржавчину наждачкой. И плот стал на воду! Не пошел ко дну, а поплыл.

На следующий день, в понедельник, после школы они вместе с Лешкой спустили свой понтон на воду и до самой ночи наслаждались интереснейшим путешествием по северным морям. Они были викингами, которые шли открывать Америку за пятьсот лет до того, как сделал это великий и бестолковый Христофор Колумб.

А во вторник на плот мальчишек забралась шестилетняя девочка из соседнего подъезда, неизвестно какими судьбами оказавшаяся на заброшенной стройке. Девочка сумела оттолкнуться от берега, но управлять плотом даже с помощью весел не смогла. Причалить к берегу ей тоже не удалось. В итоге девчушка свалилась в воду, доходившую ей до подмышек, и еле-еле выбралась на берег.

Увидев мокрого ребенка, ее родители провели детальный допрос – где была и что делала? Они узнали и про залитый водой котлован, и про плот. Не составило труда выяснить, что плот построил Вова Пушнин…

Девчонка еще и серьезно заболела после своего приключения, поэтому ее родители стали искать виноватых с удвоенной энергией. Конечно, они нажаловались в горкомы и райкомы на заброшенную стройку без сторожей, но не забыли навестить и Вовкиных родителей.

Досталось ему тогда по первое число.

* * *

Вовка опирается о столешницу локтями, отрывает взгляд от монитора, опускает лоб в ладони и отдается воспоминаниям о лучших днях своей биографии. О том времени, когда начал расцветать их семейный бизнес. Да, вот именно тогда они, все четверо, были счастливы. Не потому, что у них с каждым днем прибавлялось денег. Вовсе нет. Деньги – это было очень хорошо, но, самое важное, их прибавление давало чувство успешности, ощущение того, что им везет, что жизнь удается.

И именно тогда Вовка чувствовал, как они, все четверо, едины. Они понимали друг друга с первого слова, даже с первого слога первого слова. Пусть они были совсем разными людьми, пусть каждый был не ангелом, но они были едины. Они были семьей.

А проблем хватало! Вот, к примеру, в супермаркетах процветало воровство. Воровали все – и посетители, и продавцы. Круговая порука среди персонала вовсе не шла на пользу. Раз приходится платить за кого-то, так почему бы и самому не увеличить немного счет, прихватив домой банку кофе или упаковку сосисок?

Алексей взялся решить проблему быстро и эффективно. Он нанял больших дядек с пистолетами и крайне подозрительным взглядом, расставил их возле каждого стеллажа. Воровство прекратилось. Под взглядами этих громил даже больные самой тяжелой формой клептомании не решались поддаться влиянию своей болезни. Зато из супермаркетов исчезли и покупатели. Ни честному, ни бесчестному гражданину не хотелось теперь делать покупки в КУБе.

Продажи падали. Вера докладывала об этом на каждой ежедневной планерке. Лексус только посмеивался: ничего, люди привыкнут и вернутся в КУБ.

– Надо что-то делать, – заключила Вера, опуская взгляд на свои коленки, в те времена еще весьма толстенькие. Ясно было, что она очень сердита, но ведь идею расставить охранников в торговом зале предложил Алексей, а идеи Алексея она никогда не критиковала.

Однажды случилось так, что здоровенный супермаркет КУБ наторговал за сутки товару всего на пять тысяч. Вовка здорово рассвирепел, ибо был конец месяца, надо было наскребать деньги на взятки. Он собрал своих родственников, чтобы обсудить ситуацию, но вместо этого наорал на брата:

– Ты всех покупателей распугал! Теперь я не могу наторговать даже на то, чтобы твоим верзилам зарплату заплатить! Убирай их к черту!..

Лексус сначала надулся, а потом объявил Вовке, что не черта из мухи слона делать.

– Ой, ну давайте проведем неделю скидок! – небрежно обронил он и собрался уходить. У него были занятия по теннису, обед со старым приятелем, японский массаж, ему надо было купить костюм, велосипед и стельки.

Ася проводила его репликой:

– Эй, а работать когда будем?!

Но Лексус уже исчез за дверью.

Вовка смотрел на Веру, она смотрела на него. Вовка всегда любовался ее глазами: ясными, широко распахнутыми, не умеющими лгать. Под темными густыми бровями, за которые Аська дразнила сестру Леонидовной, эти светлые глаза казались особенно яркими.

– Давай оборудуем магазины видеокамерами, – предложил он. – Охрану проредим, скидки организуем и…

– И освободим персонал от круговой поруки, – добавила она.

Охранников они не всех уволили. Один оставался в вестибюле или возле камер хранения, а другой следил за видеомониторами. Но теперь их присутствие не было столь пугающим. Очень кстати открылись и аптеки, которые работали так же, как и супермаркеты – круглосуточно, а их требовалось охранять.

Народ вернулся в супермаркеты.

Впоследствии Алексей очень хвалил брата и жену:

– Наконец-то учиться начали! Хоть что-то сами сообразили, без меня.

Вовка в ответ весело матерился, а Вера заметно краснела.

Тогда же Вовка переживал самый пик своей любви. Он обожал свою жену, гордился тем, что она, совсем молоденькая девочка, приносит делу реальную пользу, по-взрослому отвечает за свой участок работы, очень сложный участок, и не ноет.

При этом она была такой красавицей…

Нет, мать вашу через голову! Не подпишет Вовус этот контракт, а без его подписи Колодяжный ничего не получит, ибо Владимир Иванович Пушнин – генеральный директор сети супермаркетов КУБ. Его слово – решающее. Он вынимает файл из портфеля и примеряется его разорвать, но останавливается.

Происходит естественная вещь: на рынке области объявился мощный федеральный сетевик, которому противостоять невозможно. Империи рушатся, что уж тут говорить о небольшом провинциальном предприятии?

Он берет со стола пачку сигарет, достает одну. Закусывает фильтр. Сколько он не курил? Пять лет? Покупая утром пачку, Вовка здорово удивился ценам на табак.

Щелкает «зиппой», закуривает.

«Я не умер потому, что не выкурил еще свою последнюю сигарету!»

Вовка усмехается, вспомнив один старый французский фильм.

Как ни странно, первая за пять лет затяжка не производит никакого особенного впечатления. Он с удивлением смотрит на сигарету и от разочарования тихо ругается матом.

Не подписывать контракт нельзя, говорит он себе. Остается коллектив, люди. Уступив Колодяжному, этому наглому нуворишу, он сохранит людям работу.

Вчера, в пятницу, он собрал сотрудников офиса и первого из открытых Пушниными магазинов, чтобы просто поговорить. Почти все уже знали, что происходит. Как говорится, медвежонка в мешке не утаишь. Выслушав директора, большинство опустили глаза, скрывая разочарование. Но самому Владимиру Ивановичу от этих новостей было куда хуже, чем его сотрудникам.

Анна Васильевна, главный бухгалтер, заплакала. Она была хрупкой романтической дамой за пятьдесят, внешне здорово походила на Маргариту Терехову в роли Миледи. Грузчик Дима раскричался, что это не годится, что надо бастовать. Почему мы должны москвичам все отдавать? Они уже весь город скупили! Дима, как и всегда, был в курсе всех политико-экономических процессов в городе.

Кассиры выслушали директора молча, администратор Света, о чьей прагматичности ходили легенды, осведомилась: а зарплата теперь какая будет?

Уборщица Лена, один из первых сотрудников КУБа, спросила, жалостливо подняв брови: а вы-то, Владимир Иванович, вы чем теперь займетесь? Владимир Иванович лживо улыбнулся и объявил, что у него планов громадьё!

«А вот что будут делать, мать вашу, Лексус и Верка?» – спрашивает себя Вовус снова и снова, потирая пальцами лоб.

Одной из последних и не очень удачных идей Лексуса был проект строить автономные дома для очень богатых местных мизантропов. Такие дома, как их собственный Дом.

В свое время Вовка серьезно раздумывал, не поддержать ли ему и эту придумку братца. Но в строительстве он мало что смыслил, а ведь братишка долго своим проектом заниматься не будет. Он бросит дело на Вовку с Веркой и исчезнет в неизвестном направлении.

Пришлось бы вступать в СРО, искать подрядчиков, всяких спецов в таких вопросах, в которых Вовус ничего не понимал. А из чего строить? Вот этот дом, их собственный Дом на горе Змейка, возводился из стройматериалов, привезенных из Америки. Поэтому с этим домом все хорошо, все в порядке. Зимой тут тепло, прохладно летом. Все системы работают, стены не покрывает грибок, сохраняется наружный вид. Даже ступени не скрипят. А три дома, построенные на заказ, для друзей, которых вдохновил Дом, оказались не такими замечательными. Кирпич, бетон, отделочные материалы были куплены в России. Причем большая часть материалов изготавливалась за дикие деньги, на заказ. Первой облезла фасадная краска, потом перекосились все двери, затем сломалась автономная канализация. Друзья, то есть обманутые хозяева тех самых автономных домов, крупно обиделись. Многие еще не успели выплатить всю сумму за постройку. Пришлось чинить строения за собственный счет и простить заказчикам их долги.

Нет, бизнес этот никуда не годится, на него ушли бы все деньги от продажи КУБа, а после Вера с дочерью остались бы жить в нищете. Вовка обязан это предусмотреть, он должен предложить Лексусу нечто такое, из-за чего брат забудет об автономных домах.

А идеи по-прежнему нет…

Вовке очень хочется поговорить с Верой. За годы, когда Вовку с Верой связывали родственные отношения, дела, общие заботы и общие радости, между ними почти не осталось секретов. А вот сейчас Вовка не может быть с ней откровенным, и от этого ему кажется, что он вдруг стал очень одинок. Как пацан, заблудившийся в лесу.

Он вдруг вспоминает Веру в то время, когда она вместе с сестрой пришла работать в КУБ. Пухленькая молодая женщина с ясными глазами и с твердым характером. Работала Вера почти столько же, сколько и Вовка, то есть круглые сутки. При этом ничего не требовала и всегда старалась поддержать.

И только в последние полгода Вера отдалилась. Ситуация с продажей бизнеса нервирует ее сильнее, чем можно было предположить. Она теряет, забывает и путает все вокруг, расстраивается из-за этого, а из-за расстройства еще больше путает, забывает и теряет…

Вовус не знает, как ему поддержать своего лучшего друга. Более того, завтра из-за него Вера станет очень несчастной. Хотелось бы оставить ей прощальное письмо, объяснить все, оправдаться, но Вовус не решается этого сделать. Такие вещи объяснению не подлежат.

Вовус сидит перед компьютером, сигарета тлеет в его пальцах. До ужина, на котором он должен провозгласить «новый курс», всего пара часов. Потушив сигарету, Вовка яростно давит ее в керамической пепельнице, сделанной в форме старого башмака.

Он прерывает интернет-сеанс, включает радио на своем мобильнике. На рок-канале – передача о психоделической музыке. Сложив перед собой по-ученически руки, Вовус опускает на них свою больную голову.

Просыпается он спустя много песен, из-за которых его сны напоминали странные сказки – то лес из водорослей, то небо с зелеными тучами. Еще не совсем осознав, кто он, где находится и для чего живет, Вовус распознает Blue November со своим отчаянным Say it.

Женский крик, ворвавшийся в звукоряд, не может быть частью композиции.

Вовка растерянно смотрит направо и налево, снимает наушники, встает. Его мышцы одеревенели из-за неловкой позы, в которой он уснул, но он почти не замечает этого. Тревога вскипает в его сердце.

Вера

Она стоит перед окном, разглядывая желтые листья березы, выросшие прямо возле дома. Тонкие деревца с золотой поредевшей шевелюрой. Известный поэтический штамп: березки и юные девушки. И впрямь похожи…

Вера вспоминает о своем занятии: ей нужно аккуратно переложить вещи Алексея из сумки в шкаф. Муж не привык искать свои вещи где-то, кроме шифоньера. Как не привык находить свою еду нигде, кроме как на обеденном столе. Ключи от машины, бумажник, файлы с документами, а также все, что нужно Лексусу Пушнину, всегда лежит именно там, где должно лежать. Это забота Веры, ее добровольное обязательство.

Сейчас он принимает душ после дороги, затем совершит освежающую пробежку перед ужином, а после нее опять примет душ. Супруг Веры любит плескаться в воде, потому и воды в Дом завозится столько, что хватило бы отмыть три сотни беспризорных.

Из ванной доносятся бодрые напевы, что-то похожее на «Владимирский централ».

Тут Вера начинает рьяно рыться в сумке, с ужасом подозревая, что забыла носки мужа дома. Как же так? – расстраивается она. Дома, собирая вещи, она положила пакет с носками в кресло, а в сумке их нет. Неужели она их так и оставила в кресле?

Вера расстраивается, садится на подлокотник кресла, пытается собраться с мыслями, смотрит в окно. На самом деле расстроена она не из-за носков, а из-за своей забывчивости. Последние полгода она словно больная: мысли как бешеные тараканы разбегаются из ее глупой головы. Неудивительно, считает Вера, все это совершенно неудивительно: мысли бегут, потому что в голове Веры завелся монстр. Чудовище, которое не позволяет Вере просто жить, как жила она раньше со всеми своими проблемами и заботами, пусть не слишком счастливо, но все же привычно.

Глупая Аська ничего не знает про монстра в Вериной голове. Она думает, что Вера повторяет путь матери, что она больна. Только сестричка глубоко ошибается.

Асина тревога вполне понятна. О маминой болезни сестры стараются не упоминать всуе, но страх в душе есть всегда. Он преследует обеих дочерей Наташи Чистовой всю их взрослую жизнь. Шизофрения никуда из семьи не уходит, даже если ее первый раб уже погиб в непосильной борьбе с раздвоением и расщеплением своего разума. Вера читала в одной научной статье, что если близкий родственник страдал от шизофрении, то ты – десятипроцентный кандидат на повторение его судьбы. «Всего десять процентов!» – скажет тот, у кого никто из родных не был шизофреником. «Господи, целых десять процентов!» – сказала Ася сестре после того, как Вера прочитала выдержки из статьи о шизофрении ей вслух, по телефону.

Иногда то одна, то другая сестра вдруг признаются: думаю, со мной что-то не так. Пару лет назад Вера стала мучиться бессонницей и ей казалось, что в ее комнате кто-то разговаривает. Проще всего было бы позвать ночью Лексуса (у них были раздельные спальни) и спросить у него, слышит ли он голоса. Но Вера вовсе не хотела, чтобы муж узнал о ее подозрениях. Она пожаловалась Асе, сестра приехала к ней ночевать. До трех часов ночи Ася и Вера, как две маленькие напуганные девочки, сидели в темной спальне и ждали. В три часа ночи Вера снова услышала голоса, а Ася бесцеремонно захохотала:

– Дуреха ты, Верка! Ой дуреха! Это же соседи за стеной!

А тут еще недавно встретилась давняя подруга матери, которая ходила в КУБ по причине предоставленной ей тридцатипроцентной скидки. Тетя Маша всегда была не слишком тактична, а тут вдруг выдала такое, отчего Веру передернуло.

– Сколько тебе стукнуло? – спросила тетя Маша. – Тридцать пять есть? У Наташи в этом возрасте шизофрения и обнаружилась. Да.

Уже на этом «да» Вере захотелось убить тетю Машу, но последовало продолжение ее речи, и руки Веры опустились против ее желания.

– А через три года она выбросилась из окна…

Затем добрячка тетя Маша добавила пару обнадеживающих фактов про наследственность, а Вера пообещала себе, что больше она с этой старухой здороваться не будет. Хорошо бы и в скидке отказать, чтоб никогда больше не встречать ее!

Очень редко Вера позволяла себе вспоминать о том, что происходило с их матерью до ее смерти. Помнит она немного, а Ася не помнит ничего. И это неудивительно, Вера читала в научно-популярной литературе, что близкие часто не замечают, как развивается эта болезнь.

Вера помнила, что в шестом классе мама спрашивала у нее, как дела, как уроки, как подружки. Она проверяла домашние задания, ходила на школьные собрания, гуляла с дочерьми в парке. А в седьмом классе мама вдруг перестала интересоваться делами Веры и Аси. Она сидела на кухне и смотрела на клеенку, которой был застелен стол. На клеенке были голубые квадратики, и за завтраком или обедом Вера все пыталась понять – что такого в тех квадратиках?

Еще Вера помнила, как однажды вечером мама рассмеялась. Она была одна в комнате, тихо сидела на стуле, глядя в пространство. И вдруг засмеялась – радостно, легко, точно в прежние времена. Папа, который в это время бестолково суетился на кухне, пытаясь сварить детям сосиски, услышав тот смех, высочил в коридор, вбежал в спальню. Дочери подняли глаза от тетрадей и учебников, ожидая хороших перемен…

Смех смолк.

Позже Вера узнала, что шизофреники иногда смеются. Это ничего не значит.

Взгляд Веры снова сосредоточивается на желтых листьях за окном. Она видит, что ветер в лесу крепчает. Тонкие ветки и мертвые золотые листья березы покорны резким порывам воздуха. И вот уже не только ветки, но и стволы деревьев сгибаются от воздушных порывов. Как и всякий настоящий садист, ветер только заводится от беззащитной покорности своих жертв.

Березки и девочки.

Снова вспомнив дочь, Вера сдвигает густые черные брови. Между бровями появляется морщинка. Она думает об Аленке, будто пытается оправдаться перед ней за то, что собирается сделать завтра.

Или лучше прямо сейчас?..

С девочкой Вере повезло. Аленка не походила на тех малышек, что беспрерывно обезьянничают, подражая маме, стараясь привлечь всеобщее внимание. Она не кокетничала, не крутилась перед зеркалом, не лазала в косметичку Веры, не шкандыляла в маминых туфлях на каблуках, забавляя взрослых. Она просто ходила, говорила, ела, танцевала, сидела на горшке так изящно, что не заметить такую девочку было невозможно.

За Аленкой числились и грешки: драки с приятелями в детском саду и школе, мошенничества с игрушками, изредка – ябедничанье, временами – хулиганство. Аленушка в «хорошей» компании могла и обкидать яйцами с балкона соседскую машину, и расписать глупостями свежепобеленные стены в подъезде. Но как-то мало приходилось Вере краснеть за дочь. Воспитатели и учителя почему-то были к Аленке гораздо снисходительнее, чем ко многим другим детям.

И снисходительность шла только на пользу этому ребенку. В свои десять лет Аленка была маленькой принцессой, которая не из-за воспитания, а по совести старалась соответствовать своему высокому титулу.

И сейчас для Веры пришло время выполнить свой материнский долг, защитить дочь. Сможет ли она сделать это? Улыбка на лице Веры сменяется выражением отчаяния. Она закусывает губу – больно, почти до крови.

За ее спиной в деревянной тумбе спрятан бар. В баре стоит бутылка сухого мартини. Если она оторвет взгляд от листьев за окном, то мысль о выпивке станет всепоглощающей. Но пока не следует спешить. Она должна приготовить ужин, накормить семью, а потом, поздно вечером, когда Лексус уснет, Вера сможет выпить.

Она снова приступает к разбору вещей, и постепенно они перемещаются из сумки в шкаф.

На кресле приготовленный к пробежке белый спортивный костюм Алексея, возле двери стоят его кипенно-белые кроссовки. Нижнее белье уже подано за дверь ванной, шампунь, бритвенные принадлежности, дезодорант ожидали хозяина за час до его появления.

Уже десять лет Вера – идеальная жена: хозяйственная, внимательная, верная, полностью поглощенная делами супруга. За это Алексей Пушнин остается ее мужем. Кажется, будто Вера в этой ситуации зависимый персонаж, кажется, будто она должна быть по определению несчастна. Но это не так. Вера не чувствует себя несчастной. Роль идеальной жены дается ей удивительно легко. Такие люди, как Вера, терпеть не могут безделья, им кажется, что, повалявшись на диване часик-полтора, они упускают какие-то невероятные возможности.

Какие возможности? Почему бы не отдохнуть?..

Плеск воды в ванной стихает. Сейчас Лексус вернется в комнату, а Вера все смотрит на треугольные листочки, бледнеющие вместе с наступлением вечера, с уходом солнечного света. Вере тревожно. Тому есть несколько причин, например продажа их бизнеса.

Неспокойно Вере не столько за себя, сколько за Вовку. Как он переживет потерю дела, которому отдано столько лет и сил? Держится Вовка, конечно, прекрасно: обещает сегодня вечером сюрприз, какую-то потрясающую идею, но Вера уверена – ему нелегко.

Она хорошо знает Вовуса, он никогда не мог обмануть ее ни грубыми словами, ни мрачным видом. А уж в улыбке деверя Вера читает все его чувства. Он напряжен, устал, его измучили плохие мысли.

Появление в Гродине федерального сетевика, столичной штучки, сломало все планы Пушниных. А ведь они только что открыли в каждом магазине по аптеке, организовали детские площадки с аниматорами, добились права расширить парковочные площади. Все только начиналось!

Первое предложение о продаже Пушнины получили приблизительно полгода назад. Представителя господина Колодяжного Вовус в тот раз послал – в выражениях самых недвусмысленных. Теперь же решение о продаже бизнеса было принято.

Вера не знает, правильно ли это. Ей никогда не было интересно, что правильно, а что – нет. В ее собственной экзистенции все шиворот-навыворот, и она даже не задумывается над этим. О чем тут думать, если все равно нет другого выхода?

В отсутствии альтернативы Вера убедилась самолично. Ее хороший знакомый, бывший однокурсник, сейчас сидел в областной Думе. И хорошо сидел. Когда-то он рассказывал, что некоторое время назад Дума рассматривала местный законопроект о защите своих предпринимателей от федеральных конкурентов. Законопроект отклонили просто потому, что не нашлось достаточно активных его сторонников.

Узнав о существовании господина Колодяжного, Вера припомнила слова своего приятеля, Коли Клюшкина. Она встретилась с ним и предложила – прямо в лоб, не миндальничая, – приличную сумму за принятие того самого законопроекта. Депутат выслушал ее, пообещал подумать. Перезвонил он через день и сказал, что ничем не сможет помочь. Внимательно изучив ситуацию и расстановку сил, Клюшкин пришел к выводу, что сейчас спорить с федералами бесполезно. Что-то проплачено, что-то другим путем реализовано, но законопроект о защите местного бизнеса не пройдет ни при каких раскладах.

После этого Вера взялась собирать информацию о владельце супермаркетов «Оборот».

Обзвонила знакомых, полазила в Интернете… А когда Вовка спросил: что она думает о втором предложении Колодяжного перекупить их бизнес, она ответила: третья попытка мирной не будет.

В качестве иллюстрации Вера рассказала деверю историю, которую откопала на одном форуме, где собирались малые бизнесмены. В одном из районов Подмосковья Колодяжному помешал один бизнесмен, кстати, член известного в области клана предпринимателей, владельцев заводов и пароходов. Так вот, у этого господина в одно прекрасное утро пропал сын. Мальчика до сих пор не нашли, а Колодяжному уже никто не мешает.

Услышав рассказ снохи, Вовус ругнулся в сторону и умолк. Вера знала, что подумал он об Аленке. Племянницей он не рискнул бы ни за что. Сама же Вера думала и о дочери, и о самом Вовусе. Кто помешает Колодяжному расправиться с каким-то безызвестным провинциальным бизнесменом?

Она хотела, чтобы Вовка уступил проклятому варягу, и тут ей на помощь пришли Ася и собственный муж, которому от Колодяжного уже досталось: его прекрасный «лексус» сгорел во дворе их дома. Теперь Лексус был уверен, что надо продавать супермаркеты, причем именно сейчас, когда им предлагают неплохие деньги. Через некоторое время КУБы и сами разорятся. Федеральная сетка сильнее местной, это аксиома.

Вера нетерпеливо ходит по комнате – от бара к подоконнику. По дороге включает бра на стене между окнами. Так уютнее, теплее.

Она уже не думает о бизнесе. Беспокойство другого рода растет в ней, поднимается волнами, оседает в мыслях мутью и грязной пеной. Залить бы ее, растворить, разбавить, а может, даже и смыть.

Наконец в комнате появляется Лексус. Полуголый мужчина, стройный, подтянутый, слегка загорелый. Он надевает белые штаны от спортивного костюма и черную майку, быстро ходит по их спальне, на Веру почти и не глядит.

– Я побежал, – говорит он. – Спасибо за мои тряпки. Ты брось все, отдохни!

Оборачивается и смотрит на жену. Вера чувствует, что он читает ее мысли о выпивке.

Впрочем, надо отдать ему должное: Алексей никогда не упрекал Веру в алкоголизме. А совсем недавно стал заводить с женой разговоры на эту тему: может быть, не стоит сегодня пить?

Или: Верочка, у меня есть знакомый нарколог, он специализируется на женском алкоголизме…

– Да я не устала! – с притворной бодростью отвечает жена. – И прости меня, я носки твои забыла.

Щелкнув пальцами, как кастаньетами, Алексей смеется:

– Не поверишь, дорогая! После СТО я заехал домой и увидел пакет с носками в спальне. Взял. Он в машине, я занесу позже.

Ободрительно кивнув жене, глупо улыбавшейся безо всякой на то причины, Алексей выбегает из спальни. Как только за мужем захлопывается дверь, Вера бросается к барчику, достает бутылку, бокал для мартини. Торопливо наливает себе на пару глотков и подносит бокал к губам. Нюхает напиток, чуть кривится. Она не любит ни запаха, ни вкуса мартини, она не любит вкуса ни одного алкогольного напитка в мире. Но она любит то, что происходит с ней после бокала тошнотворного зелья.

Неожиданно дверь распахивается.

– Ты не видела?.. – Алексей бодро вбегает в комнату. – Ты не видела мой плеер?..

Он замечает бутылку, бокал, качает головой, но ничего не говорит. Вера с ловкостью фокусника достает плеер из кармана сумки для ноутбука, протягивает его мужу.

– Спасибо, – говорит он и неловко тянется, чтобы чмокнуть ее в лоб.

Вера принимает его поцелуй, прикрыв на мгновение глаза. А когда он снова уходит, хватает бутылку и делает глоток прямо из горла – к черту цивилизованность! Ставит бутылку на стол. Ее глаза увлажняются, руки слегка дрожат.

«Я справлюсь, – говорит она себе. – Завтра утром я сделаю все, что намечала. Сделаю и забуду, как дурной сон!»

Все готово уже сейчас. Никто не мешает ей встать с места и выйти в вечернюю прохладу, пахнущую сыроватой свежестью гор и преющими листьями. Но вместо этого она снова протягивает руку к бутылке.

Чувствуя легкое опьянение, Вера прячет алкоголь в бар. Пить больше ей нельзя, иначе все заметят. Ася уже беспокоится по этому поводу, Вовка иногда очень странно смотрит на нее, замечая очередной допущенный ею косяк. В его взгляде вопрос, а ответить на него Вера никогда не решится.

Она рассматривает свои ногти, но занятие это недолгое – ногти короткие, с аккуратно обработанной кутикулой, покрытые бесцветным лаком. Скучные ногти скучной тетки. Желая отвлечься, включает телевизор. Сериал про любовь.

«Да что знают про любовь эти люди? – качает головой Вера и тихо смеется. – Ах-ах, он любит ее, а она любит не его!..»

На следующем канале – новости. Пресс-служба МВД комментирует заявление жителей одного из предгорных поселков. Неоднократно они замечали в лесу следы присутствия людей, явно прятавшихся от посторонних глаз. Звучит официальное заявление на эту тему: нет, не было и быть не могло.

Вера выключает телевизор вовсе. Ей и так тревожно, только бандитов не хватает! Она подходит к зеркалу, смотрит себе в глаза. Видит в них тоску.

Приглаживает свои брежневские брови, берет расческу, снимает с хвоста заколку и расчесывает темные густые пряди, в которых недавно стала заметна седина. На самом деле, если не замечать этой седины, похудевшая в два раза Вера выглядит моложе своих лет.

А похудела она капитально! Десять лет назад, после родов, Вера, которая худышкой никогда не была, набрала килограммов двадцать. Это было неприятно, но Веру беспокоило мало. Полноту свою она считала проблемой надуманной. Кому какое дело до ее веса?

Двадцать килограммов ушли месяцев пять назад, а в последние несколько недель она потеряла еще три. Брючный костюм светло-сиреневого цвета, в котором Вера обычно ходила на работу, повис на ней, как на вешалке. Чашечки лифчика опустели, коленки стали острыми, а если поднять руку так, чтобы натянулась кожа на боку, то можно было разглядеть и собственные ребра, некогда утопленные в складочках.

Диета Веры – одна из самых мучительных диет в мире: страх, ненависть, отчаяние. Они превращают каждый съеденный Верой кусок в кирпич, падающий в нежную полость желудка. Никакие мезимы и «активии» не помогают.

Вера садится в кресло возле торшера, откидывается на мягкие подушки. Ей кажется, а может, и не кажется, что солнце за окном скрылось. В окно Вера видит, что на небе столпились тучи. Неожиданной плавной волной на нее накатывается сонливость. Ученый в телевизоре говорит о том, что рано или поздно солнце погаснет и тогда погибнет наша планета. А Вера уже все равно как мертвая. В ее жизни солнца и не было.

Она осторожно опускает бокал на пол и отдается во власть Морфея, надеясь, что внутренний будильник не подведет.

* * *

Однако он подвел. Сквозь сон, в котором плескалось море и маленькая Аленка лепила из песка куличики, прорвался крик. Очнувшись сразу, в тот же миг, испугавшись сверх меры, Вера открыла покрасневшие ото сна глаза и выпрямилась в кресле.

Что-то случилось!