Текст книги "Моя жена, ее любовники и жертвы"

Автор книги: Яна Розова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

А еще Мишка понял, что он так давно и так сильно любит Маришку, что у него нет никаких сил противостоять этому чувству. Как мог он вообще отвлечься от нее на целых полгода? Как мог позабыть ее? И какое же счастье, что судьба снова свела их!

Они расстались у подъезда Маринки через пятнадцать минут после окончания сеанса – какой-то мелодрамы, оставившей на полотне памяти плоские воспоминания, вскоре стершиеся.

Зато момент прощания Мишка запомнил навсегда. Они остановились возле куста сирени, на котором проклевывались малюсенькие листочки. Через Маринкино плечо Мишка протянул руку к одной из почек, а обратным движением привлек к себе хрупкую девичью фигурку и обнял ее. Он не знал, как помочь ей, но хотел как-то показать, что она может на него положиться.

– Миша, – произнесла она робко, – не бросай меня, пожалуйста!

– Я обещаю тебе!

И так начался последний период в жизни Марины – период Мишки, самый сложный. Взрослое десятилетие.

Но оставалась одна проблема, которая не позволяла Маришке полностью погрузиться в новые переживания. Бабуля. И что с этим было делать – Марина не знала.

Выход нашелся неожиданно. Однажды вечером, когда Маринке снова не удалось встретиться с Мишкой из-за бабулиной истерики, ей позвонила подружка. Они не виделись уже лет пять, а по правде, и раньше не были особенно близки. Ларка бросила школу после девятого класса, поступила в строительный колледж, сразу превратившись из девочки в молодую разбитную женщину. У Ларки были сомнительного вида приятели, и такие хорошие девочки, как Маринка, старались держаться от нее подальше. Они здоровались при встречах на улице, но не более того.

А тут Ларка сама вдруг позвонила и предложила Маринке встретиться – вспомнить школьные годы, поболтать. Маринка отказалась. Меньше всего на свете ей хотелось объяснять подружке причины своего отказа, но Ларка вдруг прицепилась, стала допытываться, полезла в душу, и Маринка сдалась. Она рассказала о бабуле, о том, что из-за нее не может ни работать по-настоящему, ни встречаться с парнем, и даже всхлипнула в конце рассказа.

– И чего, успокоительные на нее не действуют?

– Не-а…

– Я знаю, что подействует!

Ларка приехала через полчаса со шприцем и ампулой. Она весело вошла в мрачную, не ремонтированную со времен смерти родителей, пахнущую старостью квартиру, словно несла всем тут живущим долгожданное избавление.

Гостья сразу же направилась к бабуле, поговорила с ней, чем-то сумев насмешить старушку, потом уверенно закатала рукав бабушкиного халата и перетянула ей руку жгутом.

– Сейчас вам будет хорошо, – пообещала она.

Маринка с нарастающим ужасом наблюдала за ней.

– Не надо, Лар, – сказала она.

Ларка посмотрела на нее всезнающим взглядом.

– А что надо? – спросила она. – Ты же сама говоришь, что уже не можешь это все терпеть!

– Сколько стоит эта ампула?

– Потом разберемся.

Бабуля наблюдала за действиями гостьи с рассеянным видом, не подавая признаков испуга или недоверия. Зато Маришка волновалась все сильнее:

– Ларка, у меня нет денег, я безработная.

– Благодаря этому, – подруга подняла шприц на уровень своих глаз, – ты найдешь работу. Вот тогда и расплатишься.

Ампула из Ларкиного шприца сотворила чудо. Бабуля уснула через полминуты, а истерические припадки прекратились на три дня! Ларка, звонившая Маринке ежедневно, предлагала опыт повторить, но повторять не хотелось. Марина понимала, что с этой волшебной ампулкой было что-то не так, колоть это «лекарство» было небезопасно, как для бабушки, так и для внучки, ведь если кто узнает…

А как соблазнительно было бы сделать новый укол! Трехдневный перерыв в уходе за бабулей позволил Маринке получить столько счастья!

Они с Мишкой гуляли по цветущим улицам Гродина, днями до вечера и вечерами до ночи. Искали тихие лавочки, целовались, едва удерживаясь от страстного продолжения, развеивали любовное напряжение долгой ходьбой и снова целовались…

А дома царил такой покой, что Маришка даже соскучилась от безделья и задумалась о поиске настоящей работы.

Зато первый приступ после трех дней затишья был ужасен – казалось, так бабуля никогда еще не визжала! Дожидаясь скорой, Маринка вышла во двор, потому что боялась оглохнуть от звуков, исторгавшихся старческими легкими.

Продержалась Марина еще целую неделю – три вызова скорой, два скандала с соседями, отсутствие денег, отмена четырех свиданий, тоска, обида, жалость к себе, такой молодой. Больше всего сводило с ума это саднящее желание беспрерывно видеть Мишку, которое некоторые считают влюбленностью.

Ларка прибежала сразу же после Маринкиного «Давай уже свои ампулы!» и успокоила бабулю еще на трое суток. Заодно Ларка объяснила подруге, как нужно делать внутривенные инъекции, даже заставила попробовать на себе – с физраствором. Это был неприятный, но нужный урок.

Уходя, Ларка оставила еще две ампулы, но на этот раз предупредила:

– Марин, ты имей в виду, что все это денег стоит. Ищи деньги. Пока я заплачу, но не вечно же это будет продолжаться!

И Маришка устроилась на работу. Ей повезло, она попала в газету, которую издавали отличные ребята – молодые, дружные и веселые. Зарплата была небольшой, но по сравнению с зарплатой уборщицы в вендиспансере эти деньги выглядели значительными. Казалось, Маринкина жизнь налаживается.

Бабушка спала после ампулки – третьей с начала Ларкиного «курса терапии», когда Маринка впервые решилась привести Мишку к себе. Раньше она стеснялась вида этой квартиры, а еще – ее запаха. Теперь же, вдохновленная любовью, она отмыла каждый уголок, впустила в окна воздух, зажгла ароматические свечи, приготовила ужин, запахи которого почти поглотили привычное отвратительное амбре жилища старого и тяжелобольного человека.

Она открыла ему дверь, таинственно улыбаясь, и увела на кухню. Там на полу лежали одеяло и подушки. Маринка села на одеяло и, глядя на Мишку снизу вверх, вытащила заколку из темно-каштановых волос, разметав их по плечам.

Она знала, что далеко не все знакомые парни считают ее красавицей. Но расстраиваться не было причины – Маринка сама не хотела быть красавицей для них. Они видели только ее коротковатые ноги, небольшую грудь да нос не по размеру. Но если Маришка включала свое обаяние, ее недостатки растворялись как по волшебству. Глаза сияли, тонкие руки казались такими беззащитными, вся фигурка гибкой, волнующей, а волосы становились роскошным водопадом, в котором тонули все мужские мечты. Вот и теперь, ощутив ее магию, Мишка опустился рядом с ней на одеяло, привлек ее к себе, обняв за талию, и шепнул:

– Какая ты красивая!

Она чуть наклонилась, чтобы он ощутил аромат ее духов, а Мишка тут же прижался губами к ее шее. Он даже не мог выразить словами, как ждал этого, как хотел, как боялся мечтать.

Она легла на спину и потянула его за собой, потом они стали целоваться. Она сама стянула с себя тесноватую майку, положила его руку на крючок лифчика. Мишка был смущен, он зашептал что-то, словно оправдываясь. Маринка не позволила ему долго болтать…

Оказалось, что с Мишкой ей было лучше, чем с Борькой. Она была взрослее, она была готова, а кроме того, Мишка был более ласков, более опытен, нежели Борька в свои семнадцать. Позже она узнала, что у Мишки действительно был роман. Он случился в армии, с потаскухой медсестрой в части, где он служил. Потаскуха научила Мишку многим полезным вещам, а параллельно (невольно) воспитала в нем брезгливость к женщинам, для которых секс – это просто одно из физических удовольствий в жизни, наряду с шоколадом и ликером «Бейлис».

Потому Мишку так и тянуло к Маринке – ее нервозность, такая раздражающая в других ситуациях, принималась им за лихорадку любви. Не прошло и месяца с той ночи на кухне, как Маринка получила от Мишки предложение руки и сердца.

Маринка была на седьмом небе. Бабуля теперь редко просыпалась, ампулки вкалывались ей одна за одной, в доме царила тишина. Жизнь Маринки была пропитана любовью, как пропитывается торт кремом и коньяком, она все время парила в облаках, не желая замечать намеков на большие неприятности в будущем. Например, такие: Ларка ни словом не напоминала о деньгах, а ампулки, вколотые бабуле, уже считались десятками.

Это счастье длилось почти целый год, пока вдруг не случилось страшное. После одной инъекции бабуля вдруг содрогнулась, откинулась на спинку дивана и забилась в конвульсиях. На ее губах выступила пена.

Испуганная Маринка протянула руку к телефону, но вспомнила, что ей придется объяснять медикам причину приступа. И даже если не объяснять – тоже может получиться неприятность. Вдруг лекарства, которыми будут накачивать бабулю, нельзя совмещать с препаратом из ампулок? Смерть бабули в Маринкины планы не входила. Существовала еще одна опасность – врачи заметят следы внутривенных инъекций, надо будет рассказать и об этом.

Тогда Маринка позвонила Ларисе. Рассказала о бабулином приступе (бабушка продолжала содрогаться, ее глаза были закрыты, а в уголках рта выступила пена) и спросила, что же ей теперь делать.

– Ничего, – ответила Ларка. – Лучше ничего не делай. Так бывает. Она отлежится, и все будет хорошо.

Маринка еще раз посмотрела на бабулю, ощутила, как тревожно бьется ее собственное сердце.

И ушла на свидание к Мишке.

Ночью она подошла к лежащей на диване старушке. Та ровно дышала, пена на лице высохла. Маринка вздохнула с облегчением.

Вскоре последовал второй такой же приступ, а третий убил бабулю. Это случилось ранним утром, перед уходом Маринки на работу. Убедившись, что бабуля больше не дышит, Маринка собрала шприцы и использованные ампулки, выбросила их в мусор. И только после этого позвонила в скорую.

Старые люди умирают, это не загадочно, не странно, это – закон природы. Никого не заинтересовало, отчего и почему умерла еще одна старуха в этом городе. Маринка зря волновалась, ожидая звонка из милиции или из больницы и вопроса: почему в крови вашей бабушки обнаружены следы наркотических препаратов?

Зря она боялась тех звонков, потому что гораздо больше проблем принес звонок Ларисы, которая поинтересовалась здоровьем бабули, а на известие о ее смерти отреагировала так:

– Поздравляю! Ты теперь наследница квартиры и сможешь заплатить за ампулки! Значит так, ты должна…

Сумма, названная Ларкой, соответствовала половине стоимости квартиры. Возможно, только сейчас Марина осознала, что ее просто развели. Она сделала попытку сопротивляться, сказала, что не собирается платить такие бешеные деньги за несколько ампул с какой-то дрянью. На протест Лариска отреагировала предсказуемо: пообещала написать анонимку в отдел по борьбе с наркотиками.

– Доказать, что ты травила старушку наркотой, будет проще пареной репы! Даже соседи подтвердят, что уже полгода как она не кричит. Почему? Доктора ее не лечили. А еще могут сделать анализ. Выкопают твою бабку, возьмут у нее немного крови – и все станет ясно. Тебя, дурочка, посадят!

Это был шок и смерть всем надеждам!

У Мишки своего жилья не было, как не было и перспектив приобрести его каким-нибудь способом – благодаря помощи родителей или заработкам. Вся надежда для них двоих была на эту квартиру.

В своих мечтах Маринка уже видела, как они с Мишкой начнут вместе жить, как сделают ремонтик, выбросят бабкин хлам, купят новую мебель. Они будут приходить в эту квартиру вечерами после работы, ужинать, отдыхать, смеяться, заниматься любовью. У них будут дети, и тогда они продадут эту квартирку и купят что-то получше и побольше.

Прощаться с этими мечтами очень не хотелось, а хуже того был последовавший за ними вопрос: как Маринка сможет рассказать об ампулках Мише? Это означало бы, что она травила свою родную бабку наркотиками, пока не отравила до смерти!

А тут к ней в гости заглянула Лариска, да не одна, а с неким мужчинкой, чей общий вид и манера говорить напомнили Маринке ее дядю Юрика. Дядя был рецидивистом, сидел – выходил – сидел. Откинувшись (Маринка помнила несколько слов из блатного лексикона дяди Юрика), он обязательно навещал всех своих родственников. Всегда без приглашения, всегда с подарками, пусть даже самыми простенькими.

Дядя Юрик не был плохим человеком, как он сам о себе говорил, но был неудачником. Блатного в нем было крайне мало, скорбная печать проступала в его облике только после хорошей дозы алкоголя. И тогда он начинал бычиться, говорить с преувеличенно четкой артикуляцией, на полтона выше, чем обычно, и с вызовом, рисуясь своим уркаганским прошлым. И вот тогда становилось ясно, что именно так он привык держаться со своими там, за решеткой.

Ларкин приятель тоже походил на отсидевшего в зоне, и отсидевшего не единожды. Худюсенький, в черных кожаных штанах, узкой футболке, из-под которой торчали его острые белые локоточки и змеился край цветной татуировки. Что там была за картинка – Маринка не узнала, ей было не до того. Он вел себя нагловато, смотрел с прищуром, кривил рот…

Мужчинка принес с собой водку, стал пить, угощать девушек. Ларка тоже попивала, но умеренно, а Маринка – вровень с гостем. Она решила, что визит мужчинки – шанс для нее, даже если он пришел с понятной целью запугать злостную неплательщицу.

Маришка выпила одну рюмку, другую, а потом включила свое обаяние на полную катушку. Мужчинка, казалось, повелся. Ларка смотрела в сторону, то ли ревнуя, то ли просто скучая. Хозяйка квартиры была уже достаточно пьяной, когда подруга-разводчица встала и вышла из кухни, напоследок бросив:

– Маринка, не надо. Потом пожалеешь.

Утром Марина проснулась в постели со Стасом, как, оказывается, звали мужичонку.

– Ну что, девка, думаешь, заслужила поблажку? – сказал он ей, потягиваясь на тех же простынях, на которых она спала с Мишкой. – Ни фига! Продавай хату, бабки гони!

Ни мольбы, ни уговоры, ни обещания на Стаса не подействовали.

В тот день Маринка не пошла на работу. Позвонила, наврала, что отравилась рыбой. На самом деле она собиралась убить себя. Еще не знала как, но точно решила, что до вечера не доживет. Все сотворенное ею было невыразимо стыдно, позорно, ужасно! Тут припомнилась и Оксанка… Вот как она платит за несколько месяцев счастья, думала Маринка, рыдая и кусая губы.

И тут в ее дверь постучали.

Маринка встала с незаправленной постели, шатаясь, подошла к двери. Все это она делала автоматически, не понимая, зачем и почему. Открыла дверь, а там стоял Андрей.

Он хотел что-то сказать, но не нашел слов.

А Маринка, глядя на него, вдруг поняла, что ей надо хоть кому-то рассказать все, и Андрюха – самый лучший человек для того, чтобы выслушать ее рассказ. Кроме того, ее инстинкт самосохранения, очень мощный, еще более сильный, чем хваленая Маришкина интуиция, придумывал все новые и новые резоны к спасению Маришкиной жизни. Может, друг детства поможет выжить?

– Ну, ты, мать, попала, – сказал он ей, услышав всю историю от самого начала и до сегодняшнего утра. – Ты попала. Иди сюда!

Он обнял ее, как обнимают сестру, друга, того, кому надо, чтобы его обняли. Помолчал недолго, сделал ободряющий вывод:

– Ты была вынуждена, ты не виновата. Я как-то раз слышал твою бабулю – это же ад кромешный! Нет, ты не виновата… А этот Стас, ну, хочешь, я его просто убью?

– Андрюха, я уверена, что Стас не один. Я – дура, я напилась, перестала соображать, думала, выход для меня… Но больше всего я не хочу, чтобы Мишка узнал о том, что я сделала и с бабушкой, и потом, с этим уродом. Он такой порядочный, такой честный, он не простит!

– Не простит, – согласился друг детства. – Значит, так. Перестань плакать, Мишке скажешь, что на квартиру объявились другие наследнички. Будто бабка завещание написала на внучатых племянников. Поняла? Мишка не будет сильно тебя допрашивать, он не такой. Главное, никогда после не проболтайся!

Он стал предлагать разные варианты легенд для Мишки, развивал свои идеи, совсем ими увлекся. Более того, Андрюшка был готов помочь во всей этой суете с продажей квартиры.

– Ты будешь больше времени с Мишкой проводить, чтобы он ничего не заподозрил, – планировал Андрей, – а я все обстряпаю. Сколько ты Стасу должна?

Он снова обнял Маринку, потрепал по плечу. Повеселев, она спросила:

– А зачем ты ко мне пришел? Ты раньше никогда не приходил.

Андрей осекся, и на его глазах вдруг появились слезы.

– Мариночка, мама умерла! У нее рак был, а мы с папой не знали…

Похороны своих родителей Маринка не помнила. Со смертью тети Ани она потеряла надежду выяснить, присутствовала ли на тех похоронах или нет, ведь на собственную память надежды не было. Дядя Гена, муж тети Ани и отец Андрея, вряд ли смог бы ей помочь. Дядя Гена относился к тому типу мужчин, которые всегда заняты собственными мыслями и чувствами, многое они просто пропускают мимо себя, уверенные, что мир вращается только вокруг них самих. Некоторым такие мужчины кажутся равнодушными, бронированными мастодонтами, но это соответствует действительности лишь наполовину.

Дядя Гена, как ярчайший представитель этого типа, был очень ранимым. Он берег себя, защищаясь от всего, что могло бы дестабилизировать его душевное равновесие, а если происходило какое-то движение чувств, то он всячески скрывал эти всплески от посторонних глаз.

Если бы его душа была всегда включенным фонарем, то она хранилась бы в неприкосновенности, заточенная в титановый кожух, откуда бы не мог вырваться ни единый лучик света.

Даже на похоронах жены дядя Гена сохранял неприступный вид, сухо принимая соболезнования. На кладбище, над гробом супруги, он достойно попрощался с ней, а дома на поминках произнес уместный тост.

Наблюдая за ним, Маринка подумала почему-то, что долго дядя Гена в одиночестве не проживет. Он не позволит себе печалиться о покойнице, переживать о пустом дольше приличествующего срока, притом испытывая бытовой дискомфорт. Да и возраст был еще не достаточный для целибата – сорок пять, не больше.

Кстати, в организации похорон Маринке резво помогала соседка с пятого этажа – тетя Рая. Хлопотливая умница, вырастившая сына и так же, как и хозяин этого дома, овдовевшая, Раиса вполне годилась на роль утешительницы для дяди Гены. Маринка пригляделась к ним обоим и – возможно, просто разыгралось воображение – вдруг поверила, что эти двое уже миновали конфетно-букетный период и готовы к совместному проживанию.

Второй активнейшей помощницей на кухне оказалась девушка Андрея – Карина.

Это была высокая, крупная, кудрявая брюнетка с большими, чуть навыкате глазами, широкими ладонями, пышной грудью и решительным характером. По ее словам, они с Андреем встречались уже полгода, и тетя Аня видела в Карине свою невестку.

– Она мне перед смертью сказала: «Карина, ты только не бросай Андрюшечку!» – рассказывала девушка друга детства. – Андрюше об этом не надо говорить, он подумает, что я это специально придумала. А тетечка Анечка была такой замечательной, мне так будет ее не хватать!

До того, как эти слова прозвучали на кухне тети-Аниной квартиры, Маринка мало задумывалась о Карине и ее присутствии на похоронах. Андрей часто менял девушек, они с Мишкой едва успевали познакомиться с одной, как вместо нее появлялась другая. И даже если какая-нибудь из его подружек задерживалась до полугода – это все равно не имело большого значения, потому что Андрей всегда говорил, что жениться и не помышляет. Он не созрел для постоянных отношений, да и созреет ли когда-нибудь, сам не мог прогнозировать.

А еще Маринка точно знала, что мальчик, с которым они выросли, хранит в глубокой тайне чувство, в котором не признается никогда: он влюблен в нее. Находясь с ним рядом, она чувствовала это, как чувствовала бы порыв ветра или тепло солнца.

Прекрасно зная, что Маришка встречается с его лучшим другом, Андрей словно бы подсовывал ей шанс выбрать для себя иную судьбу.

Он говорил себе, что вовсе не пытается разбить счастье своего друга, а просто оставляет свою дверь открытой для Марины. Иногда он позволял себе галантно, по старой памяти, поухаживать за подругой детства – дарил букет цветов, баловал конфетами или разной дамской мелочью: солнечными очками, шелковыми платками, плюшевыми зверями.

Маринка принимала его знаки внимания без стеснения, при этом осознавая, что уступить его ухаживаниям было бы для нее большой ошибкой. Маринкина врожденная житейская мудрость с готовностью предлагала стопроцентно реальный сценарий их романа, а вполне возможно, и брака. Они бы начали встречаться, что стало бы сбывшейся сказкой из детства, прекрасным продолжением дружбы их мам-по-дружек, и волшебным сном любви.

Потом, удовлетворив свою влюбленность, наигравшись в высокое и светлое чувство, Андрей ощутил бы неукротимую потребность поиграть во что-то иное и с кем-нибудь другим. И он бы сделал это, и Маринка бы этого не простила. Есть женщины, которые могут отличать зерна от плевел, временное от вечного, блуд от измены, но это был не Маринкин тип восприятия, она это понимала. За изменой последовал бы развод, но не конец отношений. Потеряв самое ценное в своей жизни, Андрей бросился бы возвращать Маринку, обещая вечную любовь. Она бы сдалась, потому что действительно они были связаны с самого своего рождения и на веки вечные. А потом Андрей снова соскучился бы…

Пытка – вот во что бы превратилась жизнь Маринки с Андреем. Двухфазный перпетуум мобиле: сердце разбивается – сердце срастается, сердце разбивается – сердце срастается, и так до психиатрической больницы.

Другое дело Миша! Порядочный до оскомины, надежный до паранойи, хороший до абсурда. От Миши можно было не ждать сюрпризов, как неприятных, так и радостных. Это был полностью Маринкин вариант, во всяком случае, полностью ее вариант на ближайшие десять лет.

А Карина все продолжала трещать о своих планах на жизнь:

– Многим не везет со свекровью, а мне бы так повезло! Анна Ивановна была такая женщина, такая женщина! Свадьбу придется отложить не меньше чем на полгода, такое горе, такое горе!

Маринка не сомневалась, что эта милая девушка обманывает сейчас не только ее, но и себя саму. Уж кто-кто, а дочь мамы-подружки прекрасно знала, что тетя Аня не пустила бы на порог ни одной девицы, а уж завещать своего сына кому-то, кроме Маринки, не стала бы даже за шанс прожить еще сто лет. У тети Ани до последних дней теплилась надежда увидеть у алтаря своего сына и дочь любимой покойной подруги.

И если бы смерть тети Ани не оказалась столь неожиданной и для окружающих, и для нее самой, никто иной, кроме Маринки, не получил бы от нее благословения на брак с Андреем. Маринка поставила бы нахалку на место, если бы разговор этот случился не на похоронах той самой тети Ани!

«Вот только этой вороны не хватает! – в отчаянии думала Маринка каждый раз, как только видела Карину. – Хоть бы ты пропала…»

Не удержалась она только поздно вечером, когда выпила чуть больше, чем привыкла пить, устала, почувствовала себя совсем сиротой. Она взяла у Мишки сигареты и вышла на балкон. Нахохлившись, чтобы холодные пальцы мартовского ветерка не касались шеи и запястий, Маринка замерла у перил, глядя в темноту. Курить ей расхотелось. Следом за ней вышел Андрей.

– Ты как? – спросила она.

– Сейчас – плохо, но так ведь и должно быть. – Он взял из ее пальцев пачку Мишкиных сигарет. – Это папа – вжих! – и забыл женщину, с которой двадцать лет прожил! Я бы так не смог. Райка, блин, тут уже неделю пасется, типа ухаживала за мамой, а теперь – за папой, и все такое! Постеснялись бы…

– Не надо, Андрюш. – Погладив его по плечу, Маринка решила сменить тему. – У тебя хорошая невеста! Думаю, что ты правильно сделал, определившись раз и навсегда.

Он не понял:

– Какая это у меня невеста?

– Карина.

– А… – сообразил он, о ком идет речь. – Они все хорошие, я плохих не…

Последнее слово он пропустил, но Маринка все равно рассмеялась – в основном от облегчения. Где-то в самой глубине сознания оставалась тревога: вдруг все-таки Карина – не случайность, не то же самое, что и остальные девушки Андрея?

– Да? Все хорошие? – переспросила она. – А Карина мне рассказала, что она – избранная тетей Аней, тетя Аня просила ее не бросать тебя! Неужели ты пойдешь против маминой воли?

Помрачнев и закурив, Андрей ответил:

– Она что, мою мать в наши отношения вплела? Если бы моя мама хотела, чтобы я женился, она бы со мной в первую очередь поговорила! Каринка жутко липкая, – добавил он с нескрываемым раздражением.

– Да ладно тебе! – легкомысленно рассмеялась Маришка. – Ну, мечтает девушка замуж за тебя выйти, что тут плохого? Гордиться должен.

Андрей вдруг тоже рассмеялся:

– Я и горжусь! Только от липучки Каринки избавлюсь – и буду дальше гордиться.

Настроение Маринки после этого короткого разговора заметно улучшилось. Конечно, горе от потери тети Ани никуда не делось, но страх потерять Андрея улетучился.

На девять дней Маринка и Мишка знакомились уже со следующей подругой Андрея – Инной или Кристиной, они оба быстро забыли ее имя.

Этой ночью Андрей спал мало. Он отвык от спартанского образа жизни, отвык справлять нужду на улице, отвык от комаров, которые набились в джип, где он улегся, и звенели, звенели, звенели над ухом до самого рассвета. В середине ночи у Андрея возникла идея поменяться местами с кем-нибудь из парней, спящих на надувном матрасе, брошенном на пол веранды, но он передумал. В джипе было теплее. Май в этом году выдался прохладным, но если в городе это не казалось большой проблемой, то здесь, возле пруда, на сыром воздухе эта прохлада была пронизывающей.

В пять утра Андрей выбросил комарам белый флаг и выбрался из машины. Воздух был не просто сырым – он казался мокрым. Втекал в нос, сливался в легкие, но ощущения при этом были скорее приятными.

Андрей потрусил за ближайший тополь, отлил с огромным удовольствием и даже рассмеялся: дома, при всех удобствах, которыми наполнил Андрей свою большую модную квартиру, такого кайфа он не чувствовал. Не хватало только утреннего секса, привычного для Андрея в выходные дни, и он подумал, что можно было бы заказать сюда мартышек.

Вспомнил Мишку и отложил эту мысль на потом.

Застегивая штаны и запахивая куртку, Андрей вышел из-за тополя. У пруда уже сидел на поваленной коряге и пялился на пруд Борька.

– Эй, бохэма! – окликнул его Андрей. – Медитируешь?

Он приблизился к габаритной фигуре друга и, крякнув, присел рядом.

– Знаешь, Андрюха, – пророкотал в ответ ему Борька, – я тут подумал, что нам бы надо чаще встречаться.

– Дебильный вывод после вчерашней драки, – заметил Андрей.

– Драка произошла потому, что мы забываем, как это – проводить время втроем. Ты ведешь себя с нами, будто мы на тебя работаем. Будто мы твои рабы. За это Мишка тебе и врезал. И я бы добавил, да думаю, что на первый раз Мишкиной затрещины тебе хватит.

– Может, и так, – вдруг согласился Андрей.

Он достал сигареты, протянул одну Бобу. Тот вытащил из пачки «вонючую палочку», как это у них называлось в старые добрые времена. Оба молча прикурили от модной серебряной зажигалки Андрея.

Из-за утреннего слабого ветерка гладь пруда то там, то здесь покрывалась пятнами ряби, будто кожа человека, оказавшегося на сквозняке. Андрей вспомнил, что вот так покрывалась мурашками Маринка, если мерзла или пугалась. В детстве. Задолго до того, как Андрей в нее влюбился.

…Соскучившись сидеть, Андрей направился в сторону домика, где на надувном матрасе продолжал досматривать последние сны Мишка. Несмотря на утреннюю прохладу, спал он, раскинувшись, будто ему было душно. Андрей подумал, что во сне Мишка выглядит совсем пацаном, какие там тридцать лет?

Мишка всегда выглядел самым моложавым из них троих и самым интеллигентным. И всегда он был самым порядочным, самым правильным, что не могло не раздражать нормального человека. Андрей, любивший кино, особенно голливудское, слышал однажды, что из всех персонажей фильма основную идею несет тот, кого по сюжету выбирает девушка. Это означает, что правда (и симпатия авторов фильма) на его стороне.

Маришка выбрала Мишу.

Однако, считал Андрей, правда оказалась вовсе не на Мишкиной стороне. Он точно знал это, потому что верил всем сердцем: приз лучшего, сильнейшего – это деньги, деньги – показатель силы, деньги – это и цель, и средство, и балл в шкале соответствия твоих возможностей требованиям окружающего мира. Жизнь – это бушующий океан, надо быть целеустремленным, умным, цепким, чтобы выплыть. Мишка не выплыл, значит, либо девушка ошиблась, либо это авангардный фильм о неудачниках, либо до конца серии еще не меньше сорока минут. Не было сомнений только в том, что девушка в их кино – Маринка.

Отложив свои размышления до лучших времен, Андрей нашел на столе пластиковый стаканчик с кетчупом и осторожно выдавил остро пахнущую густую бордовую жижу в правую ладонь спящего.

Обернулся к пруду, тихо присвистнул. Боб поднял голову и, что-то сообразив, поднялся во весь свой огромный рост. Поманив его энергичными знаками, Андрей нашел длинную травинку и, ощущая присутствие друга за спиной, аккуратненько пощекотал кончиком травинки Мишкин нос.

Этот трюк прокатывал уже много-много лет. Впервые Андрей провернул его с Бобом, когда им обоим было по десять лет, только вместо кетчупа он использовал зубную пасту. В то утро в пионерском лагере Боб здорово погонял его по территории. У Андрея уже сердце выскакивало из груди и пот катился градом, а Боб – злой и измазанный пастой – все грозил ему расправой, не останавливаясь, не позволяя хоть минуту передохнуть. Спасла Андрюшку добрая фея Маринка, Бешеный Боб всегда слушался ее, как дрессированный пудель. Тогда-то Андрей возблагодарил судьбу и родителей, отправивших их в лагерь вместе.

А на следующее утро вымазан пастой был уже сам Андрей. Он не обиделся, это было справедливо.

Травинка гуляла по носу Мишки, но он далеко не сразу попался на развод. Сначала Андрюхе пришлось пощекотать крылья носа и кожу под глазами, и только после этого Мишка хлопнул себя по лицу кетчуповой ладонью.

– Что это? – пробормотал он, открывая глаза.

Ответ на свой вопрос он угадал в долю секунды.

– Идиоты! – закричал Мишка, подскакивая. – В кетчупе – перец! Глаза!..

И бросился к пруду. Боб шутовски вытянул морду – ты смотри, как побежал! – а Андрюха расхохотался. Он продолжал посмеиваться до того момента, как, вытирая на ходу лицо и отряхивая руки, на веранду вернулся Мишка.

– Ничего новее выдумать не можешь? – осведомился он.

Андрей вытащил из кармана носовой платок и протянул его Мишке.

– Зачем? – удивился он словам друга. – Не стоит отказываться от трюка до тех пор, пока он работает!

Боб уже сидел за столом и что-то жевал. Вчера они не потрудились убрать продукты в багажник машины или хотя бы чем-то накрыть, поэтому по столу толпами носились муравьи и над едой кружились мухи. Насекомые аппетит Бобу не портили.