Текст книги "Глобальное потепление"

Автор книги: Яна Дубинянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Любопытно, усмехался Ливанов, разобрался ли во всех этих нюансах Володя, тонкий знаток самых разных издательских схем, – или его тоже поимели, как типичного представителя страны, для того в основном и предназначенной, с банановой точки зрения?..

А вот Юрка Рибер имел их сам. Причем имел так артистично и креативно, что Ливанов искренне восхитился. И восхищался до сих пор.

Пока он, Ливанов, предавался полевым исследованиям загадочной банановой души, а попросту говоря, страдал фигней, Юрка первым делом прошвырнулся по специализированным магазинам и за пару часов закупился всем необходимым для экспедиции, ошарашив продавцов математически точным представлением о том, что именно ему нужно и за какую именно цену. Банановые не привыкли к точности в любых ее проявлениях, а потому Риберу удалось построить всех, всюду выбить немыслимые кредиты, бонусы и скидки, вписавшись в смету щедрых, но вовсе не фантастических пожертвований из ливановского конверта; хотя, скорее всего, у него имелись и другие финансовые источники, Ливанов не вникал настолько глубоко. На момент его возвращения из начитанной банановой глубинки все эти палатки, акваланги, биотуалеты, гидрокостюмы, оргтехника, глубоководные камеры, полевые кухни, сухой паек и разнообразные живительные жидкости в пластиковых блоках заполонили половину площади его роскошного номера, естественным образом назначенного штаб-квартирой всего предприятия. В холле отеля, под охраной двух студентов, завербованных Рибером в состав экспедиции, красовалась новенькая зачехленная торпеда: видимо, не влезла в лифт. Наличествовал размах, и Ливанов его оценил, особенно на окружающем фоне. Банановым, независимо от социального статуса и бабла, безнадежно недоставало размаха.

Погрузились и выехали на рассвете, Ливанову даже пришлось проснуться раньше, чем он привык. Риберовские драйв и кураж заряжали и завораживали; и в какой-то момент, трясясь на грузовике в пыли мимо жухлых банановых плантаций, он ощутил себя почти так же, как много лет назад в новеньком еще кабинете с подзорной трубой и старинной картой на стене, с живым и мятущимся, как море, текстом на экране ноутбука… Черт, наверное, это и вправду именно то, что мне нужно. Мальчишество, азарт, поиски сокровищ. Занятие столь же несерьезное и бесполезное, как и литература, – но ведь ничего лучше люди так до сих пор и не придумали. Юрка молодец, что вытащил меня сюда. И я молодец, что преодолел непобедимую, тупую и вязкую силу инерции, которая управляет и заправляет всеми и всем в этой… то есть в моей стране, решился, вырвался, приехал.

Те некоторые детали отъезда, что могли бы поставить под сомнение его решимость и легкость на подъем, Ливанов удалил из памяти так же запросто, как некогда уничтожал без сожаления большими кусками не слишком удавшийся текст. Давняя и уже, наверное, неискоренимая привычка поступать с жизнью точно так же, как и с литературой – легко творить, спокойно редактировать и переписывать в случае надобности – никогда его не подводила. Подобный подход к реальности был совершенно естественен, поскольку четко мотивировался их сестринской схожестью, литературы и жизни. Ливанов даже удивлялся иногда, почему так не живут все.

Подъезжая к культурному шельфу, Юрка Рибер вызвонил, разбудил и поднял на ноги своего идейного напарника, бывшего видеоинженера Кольку Иванченко, и к моменту появления экспедиции в дайверском поселке их уже ждали, встречали под козырек, построились и нетерпеливо жаждали разумного руководства и указаний.

Именно этого банановым, в сущности, и не хватает больше всего, размышлял Ливанов, глядя, как слегка кумарные с утра (для них только-только началось утро) дайверы вместе со студентами браво разгружают экспедиционное оборудование и устанавливают палатки. Прав был Юрка, дайверы – показатель, банановое общество в чистом виде, и оно вполне способно к производительной деятельности при условии грамотной постановки процесса. Другое дело, что заняться этим на государственном уровне у них тут катастрофически некому. Хотя вон Рибер, пожалуй, справился бы. Может, ему и вправду стоит остаться здесь порулить, скажем, на посту президента их так называемой страны? Ливанов негромко захихикал. Надо будет подать идею. Особенно если он и в самом деле найдет эту свою капсулу.

Разгрузившись, сели обедать по версии экспедиции или завтракать по версии дайверов, одним словом, бухать. Бухалово получилось веселое и душевное, дайверы все как один оказались мировыми ребятами, Колька Иванченко отжигал по полной, он был отвязный и смешной, за что Ливанов его и полюбил, и вообще жизнь определенно налаживалась, – как, впрочем, оно происходило всегда и всюду, где наливали: здесь, в Банановой республике, даже более закономерно, чем там, в этой, бог с ней, стране.

Однако Юрка Рибер, принявший на грудь никак не меньше других, контроля над ситуацией не терял. В одному ему известный момент «икс» Юрка внезапно скомандовал на коня, подъем и аврал. Через пять минут торпеда уже взрезала на полной скорости волны культурного шельфа, а Ливанов, расставив пошире ноги для баланса, стоял на носу и ловил кайф.

Дайверская база приближалась. Неслись навстречу перевитые тросами и запаянные арматурой бочки и цистерны, остовы автомобилей, сейфов и холодильников, ящики, контейнеры и прочая неопознанная хрень. Автомобильные покрышки, кольцами свисавшие по периметру, выглядели иллюминаторами полузатонувшего «Титаника» в исполнении обкуренного бананового сюрреалиста. Сверху торчала рубка-скворечник, на которой отчетливо недоставало национального флага. Зато над ней кружила стая чаек, Ливанов уже слышал их голодные крики, похожие на позывные фригидной бабы, старательно имитирующей оргазм…

Под чайками стояли двое. Коренастый парень в недвусмысленной стойке, с куском арматуры наперевес. И девчонка в шортах и коротенькой майке, мокрой и натянутой на груди, растрепанная, перешуганная, с малиновым облупленным но…

– Вот блин, – сказал, кажется, Колька Иванченко. – Забыл совсем.

Это было последнее, что Ливанов успел услышать перед взрывом грохота, скрежета и многоголосого мата. Что он успел увидеть, отвлекшись от облупленного носика, так это стремительно летящие навстречу автомобильные шины: одна по левую, другая по правую руку. После чего все содрогнулось, перевернулось вверх тормашками – и осталось вовне, выше сомкнувшейся над ним поверхности воды культурного шельфа.

Плотной, теплой, с бурей искристых пузырьков по-банановому щедро напущенного газа.

* * *

Пока Ливанова вытягивали из воды, сначала на торпеду, косо застрявшую в ржавой пробоине, а потом на базу, Юлька неудержимо, истерически ржала.

Сергей, готовый к смертельному бою, несколько раз пытался ее заткнуть, но ничего у него не получалось, и в конце концов его арматурина опустилась сама собой, категорически отказываясь взаимодействовать с подобной звуковой дорожкой, а губы судорожно задергались. Нет, этот Ливанов и вправду был жуть какой смешной. Особенно когда пытался подтянуться на качающейся шине, а несколько дайверов подсаживали его снизу под мокрую задницу.

И только потом Юлька вспомнила что, по-хорошему, он должен был прийти сегодня к ней на эфир – до которого осталось всего ничего. А вместо этого лазает неизвестно где, о чем вряд ли удосужился предупредить Вероничку. Сволочь. Наглая соловецкая морда.

Дайверская база сотрясалась под тяжестью новоприбывших, штурмовавших ее со всех висячих покрышек. Первым влез наверх, естественно, не Ливанов, а Колька Иванченко, для которого у Юльки тоже имелось в запасе немало эпитетов, не говоря уже о Сереге. Однако тот умудрился заговорить первым, задавая совершенно иную стилистику коммуникации:

– Ну, что я говорил? Вот она, экспедиция! Сам Димка Ливанов приехал! А вы-то наверняка думали, я просто так треплюсь, скажи, Юлька?

– Да, – индифферентно отозвалась она, придерживая Сережку за локоть. – Мы именно так и думали.

До Кольки, разумеется, не дошло: дайвер. Тем временем на базу влезло уже с полтора десятка мужиков, и почти все они были дайверы – не считая Ливанова и еще нескольких идиотов с севера, в своей блаженной высокомерной глупости понятия не имеющих, кто такие дайверы и чего от них можно ожидать. Экспедиция у них, блин. Романтика, поиски сокровищ!.. Наши северные соседи в абсолютном большинстве безнадежнейшие тормозы, привыкшие у себя в стране, что за них всегда думает и решает кто-то другой.

Хорошо, план такой, решила Юлька. Как можно скорее, а именно как только они высвободят торпеду, добраться до берега, а там уже пешком, черт с ним, до минимальной цивилизации, откуда можно будет позвонить – и не мужьям, нефиг, толку с них, а сразу на студию. А пока пытаться как-нибудь держать контроль над ситуацией, сглаживая острые углы и душа в зародыше неизбежные конфликты. Кроме нее, все равно некому; но так оно бывало практически всегда, и Юлька давно привыкла.

– Мне здесь нравится, – между тем загремело за спиной, и она сообразила: Ливанов. – Очень стильное место. На самом деле у вас так везде, но тут, – он гулко топнул, сотрясая все вокруг, – оно особенно наглядно. Ага, а вот так вы жрать себе готовите, оригинально… слушайте, и вкусно же! Обожаю мидии. Правда, с детства обожаю.

Юлька резко обернулась: Дмитрий Ливанов сидел на корточках и жадно поглощал мидии одну за другой, периодически отгоняя конкурирующих чаек. Задохнулась от возмущения: сто процентов, эта свинья успела сегодня нажраться (в обоих смыслах) не раз и даже, наверное, не два, в то время как они с Сережкой с самого утра… Бросилась наперехват, будто особенно хищная чайка, широким движением крыла загребла к себе сколько достала и принялась за еду со скоростью претендента на рекорд Гиннесса, зверски разламывая створки, выгрызая моллюсков и совершенно не чувствуя ни насыщения, ни вкуса.

– Угощайся, – щедро кивнул великий писатель. – Ты тут кем вообще?

– Они журналисты, – встрял Колька Иванченко. – С телевидения, снимают про нашу жизнь.

– Здорово, – восхитился Ливанов. – Я тоже когда-то журналистом был, отличная профессия. Как тебя зовут?

– Юля, – бросила она, работая челюстями и мрачно наблюдая, как Николай, присев на корточки, тоже тянется к мидиям. Один Серега стоял в сторонке неприкаянный, ковыряя ржавчину своей боевой арматурой и явно не зная, что с ней делать дальше: ненавязчиво бросить под ноги или пока рановато?

Ливанов кивнул, сам он представляться не стал, видимо, не допуская и мысли, что кто-либо может не знать его в лицо и по имени. Зато придвинулся ближе и к Юльке, и к мидиям, вызвав локальное сотрясение всей конструкции и неадекватный грохот, однако ничуть не смутился:

– Где работаешь?

В «Супер-Мосте», хотела с вызовом ответить Юлька. Или даже так: веду ток-шоу «Супер-Мост» на Третьем канале, чтобы понятнее, чтоб сразу вспомнил. Но, во-первых, никаких гарантий все равно не было – на кой ему, звезде вселенского масштаба, сдался какой-то занюханный «Мост»? А во-вторых, никто уже там, понятно, не работает. Даже если вдруг произойдет великое чудо и программу не закроют, а вправду отпустят на летние каникулы. Сорвать последний выпуск в сезоне – это вам не… Ну и черт с ним.

– В новостях.

– Вот в новостях никогда не работал, – сознался Ливанов и подмигнул Юльке продолговатым наглым глазом.

Тоже мне. Она отвернулась, усиленно налегая на моллюсков, и это была ее тактическая ошибка.

– Слушай, у тебя кондишен перекосился или вы здесь так и носите?

Поглощенная мидийной гонкой, Юлька не мгновенно отреагировала на ливановские нахальные руки, обхватившие ее со спины за плечи и сомкнувшиеся замком на груди, якобы поправляя кондишен. Конечно, свой удар локтем под дых Ливанов получил, пускай и секундой позже, чем нарывался, – но хуже, что успел активизироваться Серега, наш воин и защитничек, чья арматурина уже примерилась к писательскому затылку, когда Юлька сообразила рявкнуть:

– Лопать садись! Ты кому их вообще ловил?!

Перевела дыхание. Усилить бдительность, блин, а то ведь поубивают друг друга и без помощи дайверов. Хотя, откровенно говоря, этого незваного и неуместного соловецкого гостя она бы и сама с удовольствием убила.

Тем временем толпа, прилетевшая на торпеде, более-менее равномерно рассосалась по базе. Одни муравьиной цепочкой вели разгрузку привезенного оборудования – разноцветными яйцами мелькали баллоны новеньких аквалангов, другие возились, матерясь, вокруг застрявшего торпедного носа, кто-то залез в домик, кто-то присоседился было к мидиям, но фиг вам, спохватившийся Серега подгреб остатки моллюсков к себе и уничтожал их с фантастической скоростью, еще какие-то кадры с детскими визгами и дикими воплями раскачивались на шинах, прыгали с высоты и плескались в водах культурного шельфа… Мирные резвящиеся дайверы. От которых можно ожидать чего угодно – потому что у них не действуют, словно рудиментарные органы, ни разум, ни логика, ни тормоза.

Один очень деловой мужик, оставшийся внизу, на торпеде, довольно успешно всех строил, перемежая матерные крики с веселым балагурством, и его вроде бы даже слушались, но это, Юлька не сомневалась, до поры до времени. И совсем уж чужеродными элементами торчали в дайверской цепочке двое прыщавых юношей, обалделых, восторженных, явственно пришлых, каких-то даже ненастоящих. У каждого, несомненно, где-то имелась мама, и обеих этих женщин Юльке было искренне жаль.

База гудела и содрогалась, то мощными толчками, то мелкой равномерной вибрацией. Казалось невероятным, что она способна, не рассыпаясь, выдержать такую чертову прорву людей – орущих, прыгающих, галдящих, жующих, хохочущих, раскупоривающих привезенную выпивку…

Ни один из них не раздражал Юльку так сильно, как Дмитрий Ливанов. Который, в общем-то, вел себя вполне прилично, не посягал на последние мидии и даже руки распускать после нескольких предупредительных тычков перестал. Да и если разобраться, появился здесь очень вовремя и кстати. Все же ей кое-что было от него нужно.

Ей было нужно от него довольно много.

Это-то и раздражало, напрягало, бесило по самое не могу.

* * *

Девчонка была смешная. Нечесанная и помятая, малиновая и облезающая на солнце, независимо-колючая, не очень-то красивая, да и дурочка скорее всего, как все журналистки, – но другой тут не имелось, а Ливанов уже третий день как никого не убалтывал. Да и заняться было больше решительно нечем: начиналась сиеста. Традиционный и неотвратимый временной провис в банановой жизни, идиотский обычай, как оказалось, свято почитаемый и дайверами. Кстати, надо будет порасспросить Кольку Иванченко, как они у себя в поселке ухитряются обходиться без баб.

А пока он обернулся к девчонке:

– Давно работаешь в своих новостях? Сколько тебе вообще лет?

– Тридцать один.

– Врешь.

Она крепче обхватила собственные колени, подтянутые к подбородку. Ливанов придвинулся ближе, присмотрелся: ну ладно, допустим, не врет, хотя ничего так, прилично сохранилась. Повернула голову навстречу, отодвинулась, глянула с вызовом:

– А тебе?

Тоже на ты она перешла исключительно из принципа. Делала над собой усилие, но держалась.

– Мне – сорок два.

– Правильный ответ.

– А какой неправильный? – заинтересовался Ливанов. – Сорок три?

– Варианты неправильных: «а сколько ты мне дашь?», «разве это имеет значение?» или «увы, гораздо больше». На вопрос о возрасте нормальные люди отвечают числительным.

Ливанов рассмеялся:

– Да ладно тебе, Юлька. Нормальные люди его и не задают.

Он заглянул ей в глаза, сощуренные от солнца, ощетиненные белыми солеными ресницами – и Юлька засмеялась тоже, зацепившись за его взгляд, поймав его волну. На первой стадии убалтывания Ливанов больше всего ценил именно этот момент: когда совпадало, запарралеливалось, когда совмещались какие-то внутренние шестеренки и начинали крутиться в едином механизме, а дальнейшее становилось делом креатива, живой и действенной фантазии в заданном ключе и ритме. Если ничего подобного не происходило, убалтывать дальше просто не имело смысла. Но Ливанов редко настолько прокалывался и промахивался. Может быть, раньше, давно, еще до первой жены; но те времена он уже почти и не помнил.

– У тебя дети есть? – все женщины за тридцать не упускали случая похвастаться детьми, и он всегда успешно этим пользовался.

Смеющаяся Юлька кивнула и показала четыре пальца. Ливанов присвистнул:

– Ты меня сделала. У меня одна Лилька, мой чертенок и солнышко. Когда ты успела? Мужей было тоже четверо, надеюсь?

Помотала головой:

– Мужей двое. Только почему «было», они и сейчас есть.

– Оба сразу?

– Ну да.

Ливанов изобразил медленное и усиленное движение мысли: вообще-то он слышал, конечно, об этом дивном изгибе бананового законодательства, призванном поделать хоть что-то с их катастрофически пошатнувшейся после глобального потепления демографией. Но детали его и вправду интересовали – а главный секрет успешного убалтывания заключался именно в неподдельном интересе не только к девушке как к таковой, но и к тому, что она говорит; как правило, данный интерес все же приходилось виртуозно симулировать.

Юлька смеялась. Хорошо.

– Так значит, ты… ну, с обоими одновременно?

– Да ну тебя. По очереди, конечно.

– Это как? Расскажи. По графику, что ли?

– В общем, да, теоретически по графику. Никто его не соблюдает, конечно… Они у меня рядом живут, удобно, можно всегда подкорректировать, если какие-нибудь накладки.

– Муж должен быть рядом, – задумчиво произнес Ливанов. – Нет, Юлька, я все-таки не понимаю. Вот, к примеру, у меня жена, – упоминание жены, независимо от контекста, входило в обязательный риторический набор. – И вдруг она привела бы домой кого-то еще. Другого волосатого мужика. Слушай, но я бы его убил. Честное слово.

– А что ей делать, если она его полюбила, другого? – требовательно спросила Юлька. – Уходить из семьи? Встречаться на стороне?

Такой поворот Ливанову не приходил в голову, он отвлекся от Юльки и приятного процесса, и вправду подумав о жене. С которой они понимали друг друга настолько хорошо, что почти все вопросы в семье решались сами собой, а разногласия оставались данностью, не имеющей решения, и уже необязательно было ни спорить, ни разговаривать, ни даже регулярно видеться: как правило, они с ней находились в противофазе, не совпадая физическими и рабочими режимами. И вот сейчас он, Ливанов, уехал в Банановую и не сказал, на сколько, а она там… Надо позвонить. Нет, что за черт, какое звонить, зачем?! Если какая-то банановая девчонка…

– У нее есть я, – сказал он несколько суше и холоднее, чем предполагал убалтывательный режим. – А тебя что, первый не того как следует? Или там прошла любовь?

– Прекрати, – обиделась Юлька. – Нифига ты не понимаешь. Они разные совсем.

Все-таки она была очень смешная. Ливанов придвинулся ближе и подгреб ее к себе, обхватив широким жестом за плечи:

– А про третьего ты не думала?

Разумеется, рука была сброшена, под ребра въехал острый локоток, а девчонка отодвинулась на полметра. Ливанов всегда позволял себе нарочито преждевременные жесты с расчетом именно на подобную реакцию: на третий-четвертый раз девушка обычно не то чтобы соглашалась, но привыкала, смирялась с такими вот правилами предложенной игры. Что было само по себе приятно, но увы, существенно снижало градус. Юлька пока держалась сама и держала дистанцию, и это его подзаводило.

– Все-таки удивительная у вас страна, – заговорил, как бы меняя тему, но на самом деле все о том же. – Как вы так живете? Ни малейшего порядка, ни хрена. А все потому, что у вас рулят бабы. Вот я, хоть убей, не могу себе представить, чтобы в этой… у нас, я имею в виду, в стране народ проголосовал за женщину. А вы запросто.

– Ты что, совсем за новостями не следишь? Ей импичмент объявили.

– Да знаю, знаю… Но в принципе – выбрали же. Сегодня одну, завтра другую. А в результате полный бардак.

– Ну да, – хмыкнула Юлька. – Если полный бардак, то женщина виновата. А ничего, что все предыдущие президенты были мужики, при них и началось?

– Ты что, можешь сказать конкретно, когда оно у вас началось?

– Этого никто не может сказать. Уж точно до глобального потепления.

Родное словосочетание зацепило слух, Ливанов даже подумал было, не начать ли обчитывать ее стихами; нет, пожалуй, рановато, после стихов (ливановских ранних и действительно, он знал, неплохих) девушки обычно сразу ложились, срывая к чертям весь увлекательный процесс, – а если вдруг не ложились, становилось еще обиднее. Интересно другое: насколько он успел заметить, и отнюдь не только в этот приезд, банановые вообще напрочь не помнили о глобальном потеплении. Свою перевернутую экстремальную жизнь они принимали как данность, а вовсе не катастрофу, как это было в первые после глобального потепления годы там, в его стране. Действительно, у них все началось раньше – распад, развал, бардак – потому и не заметили, наверное, как следует, что к тому же еще и потеплело.

А она вот помнит. Даже любопытно.

– Глобальное потепление, – повторил Ливанов, ему нравилось произносить это словосочетание, нравилось, как оно звучит. Хотел свернуть на свою мифическую трилогию, но не стал: говорить о ней абстрактно было неинтересно, а до стихов, как было сказано, у нас пока не дошло. – Оно же вас тут накрыло по-настоящему. Процентов тридцать территории затопило, да? – он постучал по ржавой канистре, на которой сидел, и она отозвалась глубоким гулом.

– Тридцать три, – сказала Юлька. – Но, знаешь, дело даже не в этом. Глобальное потепление, оно ведь нам показало, наконец, какие мы есть. И весь ужас в том, что никто не захотел увидеть! Никто ничего не стал менять. Живем, как будто так и было. И я хочу…

Последние фразы Ливанов слушал с неподдельным интересом: надо же, оно, оказывается, что-то пытается соображать, сопоставлять, делать выводы. Наличие у девушек ума, разумеется, в женской лайт-версии, он всегда приветствовал. И тем более досадным показалось, когда она внезапно замолчала, затормозила с разбегу, будто передумала вдруг выдавать государственную тайну. Правильно, усмехнулся Ливанов, вспомнила, что я соловецкий гость, северный сосед. У банановых своя гордость.

– Ну и чего ты хочешь? – подбодрил он.

Вышло даже двусмысленнее, чем задумывалось. Юлька бросила короткий взгляд исподлобья и не ответила. Странно: только что все было на мази, на ускорении, на правильном пути – и вот на глазах отходили контакты, распадались разъемы, разъединялся налаженный было коннект. Ливанов ничего не понимал.

– Знаешь что? – пустил он в ход самое обкатанное, безотказное и ни к чему не обязывающее. – А давай-ка я увезу тебя отсюда. Твоим мужьям чего-нибудь соврем, да они, наверное, и не станут возникать, ты же независимая женщина из независимой страны, правда? И рванем с тобой на Соловки!

Она подняла голову и посмотрела с неожиданным любопытством и надеждой, как будто ни с того ни с сего приняла его слова всерьез. Нет, с этими банановыми определенно ничего нельзя понять, а тем более с их женщинами.

Ливанов положил руку ей на плечо, выдержал мимолетную паузу, застолбив отсутствие сопротивления, а затем привлек Юльку к себе и прижал довольно чувствительно. Она оказалась упругая и горячая, пахнущая солнцем.

Не отстранилась. И это было уже скучно.

Блок: АЛЬТЕРНАТИВНАЯ СЕМЬЯ, хронометраж 8 мин. 30 сек.

Ведущая: Приятно видеть вас снова после рекламы, вы смотрите ток-шоу «Супер-Мост», я, если кто забыл, Юля Чопик. Постоянные зрители в курсе, что героями нашей программы часто бывают не только раскрученные медийные лица, но и нормальные люди. Встречайте в нашей реальной студии Галину Гудзь, простую женщину, которая собралась замуж!

(Аплодисменты в студии.)

Ведущая: Здравствуйте, Галина.

Гудзь (реальная студия): Здравствуйте.

Ведущая: Проходите, садитесь на диванчик. Напоминаю, что в виртуальной студии с нами до сих пор Татьяна Чернявская, известный психолог, консультирующая многих высокопоставленных чинов столицы ее родины. Но, думаю, нашу гостью она тоже не откажется проконсультировать, правда, Татьяна Никитична?

Чернявская (виртуальная студия): Да, конечно, с удовольствием.

Ведущая: Галина, рассказывайте. Когда свадьба?

Гудзь: Двадцатого. Не знаю. Наверное.

Ведущая: А что такое?

ГУдзь: Он сказал, что должен подумать. Я сама виновата, конечно… надо было сразу признаться. Я же ему все время говорила, что он третий! А тут кондишен в гостиной сломался, я сдуру всех мальчиков обзвонила, они и пришли ремонтировать, мужчины все-таки…

Ведущая: Все пришли?

Гудзь: Да. Все шестеро. И Женя.

Ведущая: С ума сойти! Слушайте, Галя, как вы их кормите? У меня двое, и то не успеваю обоим готовить…

Гудзь: Так вы же в телевизоре все время.

Ведущая: Да, наверное, поэтому… Ну, думаю, все уже более-менее разобрались в Галиной ситуации, послушаем комментарий психолога. Татьяна Никитична, что вы об этом думаете?

Чернявская: Ну что вам сказать. Налицо плоды катастрофической феминизации вашего общества. У этой женщины, несомненно, комплекс материнства, который она реализует с мужчинами, видимо, инфантильного склада, каковых у вас в стране подавляющее большинство. А последний, так сказать, седьмой жених оказался мужчиной традиционного воспитания, склонным доминировать. Галине же, по большому счету, нужен еще один ребенок. Отсюда проблема.

Ведущая: Галя, вам ребенок нужен?

Гудзь: Ну…

Ведущая: Кстати, сколько у вас детей?

Гудзь: Тринадцать! И, кажется… ну тринадцать пока.

Ведущая: Все дружно аплодируем Галине!

(Аплодисменты в студии.)

Ведущая: А мы встречаем в реальной студии еще одну гостью: главу Государственного комитета по делам семьи и демографии нашей страны Александру Ворожко! Проходите, Александра Николаевна. Вон туда, на голубенький диванчик.

Ворожко (реальная студия): Здравствуйте. Я хотела бы сразу возразить этой, госпоже психологу. Разумеется, вам у вас там трудно понять, что такое сознательный выбор свободной женщины. Вы это называете комплексами! Тогда как в нашей стране…

Ведущая: Александра Николаевна, я знаю, что именно ваш комитет пролоббировал принятие Закона об альтернативных формах семьи. Во-первых, спасибо от меня лично. Во-вторых, расскажите, что подвигло вас на такую инициативу и как вам удалось провести ее в жизнь? Что вы говорили депутатам?

Ворожко: Если посмотреть демографическую статистику десяти-пятнадцатилетней давности, можно ужаснуться. Нас тогда оставалось меньше, чем двадцать миллионов! И было совершенно очевидно, что социальная реклама…

Ведущая: Помню-помню. «Стране не хватает водолазов!» Дайверов, наверное, имели в виду.

Ворожко:…и прочие так называемые меры подобного толка ни к чему не приведут. Мы стали искать причину тотального падения рождаемости. И мы ее нашли! Все дело в том, что в нашей стране, в условиях кризиса и нестабильности, мужчина категорически не готов становиться отцом более одного, в крайне редких случаях двоих детей. А женщина готова! Для нее материальные и социальные мотивации не стоят во главе угла. Наша женщина…

Ведущая: Ну, лично я знаю многих женщин, которым дети вообще не нужны. Только карьера или всякий там гламур.

Ворожко: Да, эти феминистки!.. Но мы-то с вами говорим о нормальных женщинах. Им надо было дать возможность реализовать свой потенциал в полной мере, и мы ее предоставили. Тем самым укрепив институт семьи как таковой. Социологические исследования показывают, что нашему мужчине гораздо легче решиться на альтернативный семейный союз, чем взять на себя единоличную ответственность за жену и детей. Более того, дух соревнования, неизбежно возникающий в таком союзе, подвигает мужчин на…

Чернявская: У вас же больное общество! Неужели вы не видите?

Ворожко: Наша женщина свободна, решительна, социально активна, и при этом она хорошая жена и мать! Но вам, конечно, оттуда понять трудно.

Ведущая: Дорогие зрители, обращаю ваше внимание на то, что все три наши сегодняшние гостьи – женщины свободные, социально активные, хорошие жены, матери и просто красавицы! Ну и я тоже ничего. Увидимся после рекламы.

Из архива ток-шоу «Супер-Мост», ведущая Юлия Чопик

рубрика: Откровенно

Дмитрий ЛИВАНОВ: «МОЯ ЖЕНА – САМАЯ КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА ИЗ ВСЕХ, КОГО Я ЗНАЮ»

Сегодня в гостях у наиболее откровенной рубрики нашего журнала – Дмитрий Ливанов, писатель, поэт и публицист, человек, каждое слово которого страна воспринимает как руководство к действию, и он вовсю этим пользуется. Мы зададим Дмитрию несколько откровенных вопросов.

– Дмитрий, вы часто пропагандируете в масс-медиа традиционные семейные ценности. Зачем вам это нужно?

– Ну, это же все знают. Мне приплачивают в профильном госкомитете, а также производители сосок и памперсов. Я правильно ответил, вы нечто подобное хотели услышать?

– А если серьезно?

– А если серьезно, то я сам так живу. Человечество просто не придумало более устойчивой и приятной для жизни конструкции, чем семья. А в этой стране тем более только на полигоне семьи, на маленьком таком, локальном полигончике, можно попытаться построить себе небольшое экспериментальное счастье. Разумеется, этого недостаточно. Но я рад, что у меня есть хотя бы это.

– Кто главный в вашей семье?

– Если я скажу, что жена, вы сами же сразу поймете, что я вру. Если скажу, что я, вы обидитесь из женской солидарности. Давайте так: мы с ней разделяем сферы влияния. На ее территорию, во все эти вазочки, коврики, цветы…

– Кастрюли, сковородки…

– Вы отлично ловите мою мысль. Так вот, на территорию жены я не лезу со своим руководством. Даже не заказываю никогда, что мне приготовить на обед. Я все ем. У нее все очень вкусно.

– Сами не готовите?

– Боже упаси.

– А как насчет воспитания ребенка?

– Да Лилька сама нас воспитывает! Это совершенно сформированная личность, очень незаурядная, и я понятия не имею, кто из нас больше повлиял на то, что она такая. Знаете, я вообще не верю в воспитание детей. Помню по собственному детству: в мире есть столько всего, кроме родителей… Как правило, гораздо более интересного. Я считаю, единственное, что мы можем сделать для наших детей – быть интересными им. Тогда и на выходе получим то, что более-менее отвечает нашим представлениям.

– На кого она больше похожа: на вас или на жену?

– На жену, к счастью.

– Почему «к счастью»?

– Потому что это самая красивая женщина из всех, кого я знаю.

– Дмитрий, а ведь у вас, откровенно говоря, та еще репутация…

– Милая девушка, и как вы не побоялись пойти на интервью к человеку с такой репутацией? Мне, кстати, всегда нравились журналистки, с ними есть о чем поговорить, и вообще… Ты после интервью сразу в редакцию или как?

– Я хотела спросить, как жена относится к тому, что у вас столько женщин?

– Сколько? Ты уже подсчитала?

– Нет, правда, она вас не ревнует?

– Я сейчас наговорю тебе кое-чего на твой прелестный диктофон, а ты, когда придешь, расшифруй, распечатай, повесь у себя дома в спальне и учи перед сном. То, что у мужчины есть личная жизнь – это нормально, равно как и то, что он больше зарабатывает, больше пьет, обладает большей грузоподъемностью и, как правило, выше ростом. Но если он при том не полный идиот, то понимает: его семья – главное и лучшее, что может быть в жизни, особенно в этой стране. И женщина, если она не полная дура, тоже это понимает. На полной дуре я бы не женился. А теперь иди, сделай, как я сказал, а потом, когда выучишь наизусть, приходи еще. Может быть, я тогда пожалею, что не могу жениться на тебе.

Интервью глянцевому журналу «Семейный очаг»