Текст книги "Изнанка"

Автор книги: Ян Войк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Он закрыл глаза и начал вспоминать. В тот год, когда родилась Сашка, он ещё работал в школе на Щёлковской…

* * *

– Итак, у вас есть два способа для решения систем линейных уравнений. Способ сложения и способ подстановки. Каким из них пользоваться в каждом конкретном случае, решать только вам. В некоторых случаях удобен способ сложения, в некоторых – подстановка. На мой взгляд, это даже интересно по внешнему виду системы определять, какой вариант решения больше подходит…

В этот момент на столе завибрировал мобильник. Андрей скосил глаза на дисплей и тут же забыл об уравнениях, системах и вообще о математике, там высветилось одно лишь слово «Оля». У него похолодело в груди – жена уже третью неделю лежала на сохранении в роддоме.

– Извините, – он взял телефон, открыл пришедшее СМС-сообщение. По классу пошли шушуканья и смешки.

«Родила девочку. Приезжай.»

И всё. Три слова. Но сердце Андрея вдруг дёрнулась и часто застучало в груди.

Родила…Всё в порядке, родила… Пусть на неделю раньше срока, но родила… Несмотря на первые роды и все осложнения, которыми пугали врачи.

Девочку…Милавин по старинной мужской традиции хотел, чтобы первым был мальчик, но девочка это тоже неплохо… «Даже очень хорошо!!!» – мысленно перебил он сам себя. – «Интересно, на кого она похожа?»

Приезжай…Он бросил взгляд на часы. Без двадцати три. Если поехать прямо сейчас, то уже через час – самое большее через полтора – будет в роддоме. Вот только у него ещё на седьмом уроке репетиция к празднику 9 мая, а потом математический кружок с 5–6 классами. По ещё одной старинной традиции на молодого специалиста, всего два года назад пришедшего из института, школьная администрация повесила всю общественную работу. Нужно поговорить с завучем…

– Андрей Викторович, а телефоном ведь нельзя на уроке пользоваться! – подала голос Маша, отличница с первой парты. Это вернуло Андрея к реальности, он опустил телефон.

– Это вам нельзя, а мне можно, – привычно отшутился он, а потом вдруг добавил, ещё толком не понимая, что же он произносит: У меня дочка родилась!

В классе повисла тишина. Семнадцать пар детских глаз сейчас смотрели на него удивлённо, восхищённо и немного недоверчиво. А Милавин смотрел на них и чувствовал, как где-то внутри ширится и растёт осознание: у него теперь есть дочь.

– Как здорово! – широко улыбнулась Аня, она сидела в правом ряду у самого окна, блики весеннего солнца, падающие на лицо, заставляли её постоянно щуриться.

– Ура!!! Поздравляем, Андрей Викторович! – вскочил со своего места и закричал во весь голос неугомонный Мишка.

– Поздравляем! Поздравляем!! – подхватил весь остальной класс. Дети радостно улыбались, даже смеялись, вскакивали с мест, старались перекричать друг друга, чтобы именно их поздравление было услышано.

– Тихо! Тихо все! Тишина. Уроки ведь идут, – Андрей начал почти с крика, но каждое следующее слово произносил тише, и закончил едва ли не шёпотом. Дети замолчали, прислушались, начали садиться.

– Спасибо вам. Спасибо за поздравления. Только шуметь не надо.

– Андрей Викторович! Андрей Викторович! – с задней парты Денис тянул руку.

– Что ты хотел, Денис?

– Значит, репетиции сегодня не будет?

Класс взорвался детским смехом, Андрей и сам от души улыбнулся. В коридоре затарахтел звонок. Очень вовремя, иначе урок можно было считать сорванным, причём по вине самого учителя.

Пусть не сразу, но ученики замолчали и постарались стать серьёзными, у кого-то получилось, кто-то продолжал сдержанно хихикать. Милавин не стал дожидаться.

– Встаём.

Дети поднялись на ноги и застыли около своих мест. Стихли последние смешки. Только светловолосая Марго, стоявшая в центральном проходе, продолжала широко улыбаться.

– Урок окончен. Можете быть свободны.

Началась суета, школьники собирали тетрадки и учебники в рюкзаки.

– Андрей Викторович! А домашнее задание?! – возмутилась Маша.

– Брысь отсюда! – чуть прикрикнул на неё Андрей.

– До свиданья, Андрей Викторович! До свиданья! Ещё раз поздравляем вас! – последние ученики вышли из класса.

Андрей прикрыл дверь, чтобы хоть чуть-чуть побыть одному. Надо же, он теперь отец! Не то чтобы Милавин не ожидал, они с Ольгой готовились к этому событию девять месяцев, а то и дольше. Курсы для пап и мам, где их учили, как держать ребёнка, как мыть, как кормить, потом закупка коляски и ползунков, колыбелька, взятая у друзей… Но это всё внешнее, это снаружи. А внутреннее осознание, которое должно было перевернуть всё его мироощущение, поменять ценности и приоритеты, заставить по-новому смотреть и на окружающих и на самого себя, оно никак не приходило… И только теперь, стоя в опустевшем классе, Андрей почувствовал, что это вот-вот случится…

– Представляете, у Андрея Викторовича дочка родилась! – донесся из коридора радостный девчачий голосок.

– Правда?! А откуда знаешь?!

– Он сам нам сказал…

«Надо идти к завучу, – понял Милавин, – «И чем скорее, тем лучше. Ещё минут пять и об этом будет знать вся школа. Не стоило им говорить».

Он забрал со стола классный журнал и ключи, вышел в коридор.

– Поздравляем, Андрей Викторович, – сбившиеся в стайку около окна старшеклассницы как всегда неумело игриво и чуть смущённо стрельнули глазками в его сторону.

– Спасибо, – на ходу откликнулся он. Спустился по лестнице на второй этаж, прошёл по коридору мимо расписания и открыл дверь учительской.

Завуч сидела к нему спиной и остервенело колотила пальцами по клавиатуре, набирая какой-то очередной приказ или распоряжение.

– Марина Борисовна…

– Да, Андрей? – она не оторвала глаз от монитора, похоже, очень спешила.

– У меня… – Милавин немного смутился, просить ему было всегда неудобно. – В общем, у меня дочка родилась.

– Да ты что?! – на этот раз она обернулась.

Завуча уважали и даже побаивались не только ученики, кое-кто из молодых учителей тоже старался лишний раз не заходить в учительскую. Однако, несмотря на свою серьёзную должность, Марина Борисовна сохранила не только красоту, но и лучистую жизнерадостность, которой всегда умела заразить окружающих. Вот и сейчас, взгляд её серо-зелёных глаз стал тёплым, а улыбка искренней.

– Когда?

– Только что СМС-ка пришла.

– Ну что… Поздравляю тебя, папаша! – она воровато оглянулась по сторонам – в учительской никого кроме них не было – и добавила: Прикрой дверь.

– Что? – растерялся Андрей.

– Дверь, говорю, закрой!

Милавин выполнил просьбу, а Марина Борисовна встала со своего места, прошла через комнату и присела на корточки возле старенького облезлого сейфа, что стоял на полу в качестве подставки для цветов. Звонко лязгнул замок, и завуч выставила на стол початую бутылку коньяка, две рюмки и коробку конфет из родительских подарков на Восьмое марта.

– Как назовёте, уже решили?

– Дарьей, хотели.

– Дашка значит… – она разлила коньяк по рюмкам. – Ну давай, папаша. За Дарью Андреевну!

– За неё родимую, – от души улыбнулся Андрей, чокаясь.

Они выпили. Позади щёлкнул дверной замок.

– Ничего себе! Это по какому поводу банкет?! – иногда казалось, что Ирина Станиславовна, учитель английского языка, просто не умеет тихо говорить.

– Тише ты! – шикнула на неё завуч, – Дверь закрой!

– А чё это ты ему наливаешь-то?

– У Андрюхи дочка родилась.

– Да ладно! Когда?

– Только что, – коротко ответила Марина Борисовна, закусывая коньяк шоколадной конфетой.

– Так чего ты тут сидишь? – Ирина Станиславовна, наконец, повернулась к Андрею.

– Да я, собственно, как раз хотел…

– Давай в роддом бегом! Жену поздравляй.

– У меня сегодня ещё репетиция и кружок… – напомнил Милавин.

– Какая репетиция?! Я тебя умоляю! Езжай, мы тут сами всё отрепетируем, – безапелляционно заявила Ирина Станиславовна, хотя за прошедшие два года Андрей не видел её ни на одной репетиции.

– Да, Андрей. Собирайся. Чтоб через десять минут тебя тут не было! – очень серьёзно кивнула ему завуч.

– Как скажете, – Милавина не надо было долго уговаривать. – Тогда я побежал.

– Беги-беги, – рассмеялась Ирина Станиславовна.

– Только цветы купить не забудь! – напомнила Марина Борисовна, когда он уже был в дверях…

Андрей решил не тратить время на пересадки в метро, пройдя через дворы, он выскочил на Байкальскую улицу и «поймал» машину – тёмно-зелёную тонированную девятку с пластиковым спойлером на крыше.

– Куда? – водитель оказался худощавым усатым мужиком лет сорока.

– Шарикоподшипниковая улица, – выдал Андрей зубодробительное название и добавил для ориентира. – Это около Пролетарской.

– Знаю. Сколько?

Милавин не хотел торговаться, поэтому сразу назвал выгодную для водилы цену.

– Поехали.

Щёлковское шоссе, а потом и Большую Черкизовскую с Преображенкой, они проскочили удачно, почти без пробок. Время было подходящее – разгар рабочего дня. Правда, на Рубцовской набережной всё-таки пришлось чуть-чуть потолкаться в плотном потоке.

– На Шарикоподшипниковой, куда там? – спросил молчаливый до сих пор водитель, выруливая на Третье Транспортное.

– Дом три.

– Роддом что ли? – покосился он.

– Нуда.

– Чё, рожает? – вопрос прозвучал шутливо.

– Уже родила.

– Вот те раз! – почему-то каждый, кому он сообщал, считал своим долгом удивиться. – И кого?

– Девочку.

– Девчонка это здорово, – заулыбался водила.

– А я парня хотел…

– Ну и дурак! Я вот тоже сперва хотел. Теперь у меня их целых трое, а девчонки нет… А знаешь, как хочется? Я к своей уже второй год подкатываю с этим делом. А она мне одно талдычит: ты – говорит, этих сперва прокорми.

Андрею не нашлось, что ответить. Он как-то растерялся от такой внезапной говорливости водителя.

– Парней клепать каждый дурак может. А вот чтоб девчонку сделать, тут ювелиром надо быть. Мастером!

– Если будет цветочная палатка – тормозни.

– Сделаем!

Около ворот в бетонном заборе, что окружал здание роддома, Милавин был в половине четвёртого. Быстро доехали, нечего сказать. По московским меркам так и вовсе долетели. Расплатившись с водителем и пожав ему руку на прощание, Андрей вошёл в ворота, дальше через тенистый зелёный сквер с асфальтовыми дорожками и вверх по лестнице, украшенной коричнево-красным парапетом.

В маленькой, но светлой приёмной он склонился к окошку регистратуры с букетом белых роз наперевес.

– Здравствуйте!

– Добрый день! – откликнулась ему пухлая медсестра, оторвавшись от компьютера.

– Моя фамилия Милавин. У меня тут жена сегодня девочку родила.

– Один момент, – пальчики, украшенные ярко красными лакированными ногтями, пробежались по клавиатуре. – Да есть такая. Вы на посещение?

– Конечно.

– Паспорт, пожалуйста.

Андрей хлопнул себя по карманам, полез в портфель, едва не уронил букет, наконец, положил документ на стойку.

– Милавин Андрей… справку принесли… – пробормотала себе под нос медсестра, сверяя паспорт с записями в компьютере.

– Да, ещё неделю назад, – подтвердил он.

– Хорошо, тогда проходите – переодевайтесь, а потом в восьмую палату.

– Спасибо.

Андрей вошёл в небольшую комнатку, рядом с регистратурой, положил букет и портфель на тумбочку, скинул пиджак, надел салатово-зелёный халат, чепчик и, присев на диван, натянул поверх туфель полиэтиленовые бахилы. Встал, застегнул халат, схватил портфель и вышел в коридор, но тут же чертыхнулся в полголоса – вернулся за букетом.

– Штаны переодели? – строго спросила его медсестра, когда он снова оказался в коридоре.

– Да, конечно, – не моргнув глазом, соврал Милавин.

– Тогда идите.

Почти бегом Андрей пронёсся по коридору до двери с цифрой восемь на матовой стеклянной вставке. Постучал.

– Да, – голос слабый, едва узнаваемый, но такой родной.

Он открыл дверь и вошёл. Ольга лежала на кровати, её светло-каштановые волосы были разбросаны по подушке, лицо бледное и усталое, но она улыбалась, а её карие глаза… сколько же в них радости и теплоты.

– Здравствуй, родная! – Андрей прошёл через комнату, положил букет ей на опавший живот, наклонился и поцеловал в губы.

– Здравствуй! – ответила Ольга, а потом поправила его: Только теперь не «родная», а «родные». Нас уже двое.

В очередной раз за этот день Милавин не нашёл слов и просто глупо улыбнулся.

– Хочешь на неё посмотреть?

– Конечно.

– Ну, так смотри, – она кивнула в сторону. Справа от кровати стояла тумбочка с лампой ночником, дальше стол для пеленания, а ещё дальше крошечная кроватка-колыбелька. Андрей подошёл и заглянул внутрь.

Плотно спеленатая по рукам и ногам малышка лежала на спине, склонив розовое личико чуть на бок, глаза были закрыты.

– Спит… – произнёс он, но в тот же момент веки младенца дрогнули, открылись и на Милавина снизу вверх глянули ярко-голубые глазёнки. У Андрея перехватило дыхание. Несколько секунд девочка смотрела с любопытством, как ему казалось, без всякого намёка на страх или недовольство. Но потом сморщила носик, сощурила глаза, открыла рот и издала невнятный плаксивый звук.

– О! Уже нет, – объявила Ольга.

Малышка заворочалась в кроватке, капризно пыхтя, вот-вот готовая разрыдаться.

– Да возьми ты её уже на руки! И успокой!

– Думаешь, она успокоится? – нервно хихикнул Андрей, но всё-таки протянул руки и аккуратно, как учили на курсах, взял младенца, просунув одну ладонь под головку, а другую под попу.

Как-то один из друзей-однокурсников, рано обзавёдшийся семьёй, рассказывал Милавину свои впечатления от первой встречи с новорожденным младенцем. «Выносят ко мне, такое розовенькое, маленькое, сморщенное и орёт во всё горло… Но ведь моё, ведь любить-то надо, ну я руки и протянул…»

У Андрея всё было совершенно иначе. Едва девочка оказалась у него на руках, она перестала кукситься и с явным интересом разглядывала незнакомого дядю своими ярко-голубыми глазёнками. Заглянув в них, Милавин почувствовал, как тёплая волна любви хлынула по всему его телу, сметая любые сомнения и страхи, окончательно и бесповоротно делая его отцом этого ребёнка. Какой же он был дурак! Какая разница мальчик или девочка! Главное, что это есть! Здесь! Сейчас! И будет теперь всегда!

В этот самый момент он авансом простил своей дочери всё. И суматошные, надрывающиеся от плача ночи, когда у неё одновременно станут прорезаться три зуба, и они с Ольгой будут успевать поспать не больше часа-полтора в сутки. И её побег из старшей группы детского садика, когда они с подружкой решили покормить голубей на площади, а Андрей в это время обзванивал все больницы, отделения милиции и от души материл не усмотревшую за детьми воспитательницу. И родительское собрание в школе, когда классная руководительница высказывала ему за то, что хулиганистая девчонка дерётся в кровь с мальчишками из старших классов. Он всё простил, за один взгляд этих голубых глаз.

Андрей несколько раз быстро сморгнул, чтобы не заплакать от счастья.

– Давай назовём её Сашкой, – донёсся до него голос Ольги.

– Сашкой? – с явной неохотой он перевёл взгляд на жену. Ему никогда не нравились эти унисексовые бесполые имена Саша, Женя, Валя… Но разве можно было сейчас отказать?!

– Хорошо, – Андрей снова посмотрел на малышку. – Ну здравствуй, Александра Андреевна!

«А что, – подумал он, – Александра не так уж и плохо звучит… Хотя звать её мы всё равно будем Сашкой».

* * *

– Всё, – выдохнул он, открывая глаза.

– Тогда, давай его сюда. Руки со стакана! – оказывается, Андрей всё это время так плотно прижимал посудину, что у него на ладони даже остался след – розовое чуть вдавленное кольцо. Лёха схватил освободившийся стакан и жадно, одним движением опрокинул содержимое в себя. Зажмурился, да ещё и вздрогнул всем телом, будто пил не французский коньяк, а сивушный самогон. Но когда в следующее мгновение открыл глаза, на лицо его уже выползала широкая кошачья улыбка.

– Вкусня-я-яшка!..

Усилием воли Андрей подавил вскипевшее в груди желание разбить в кровь эту самодовольную морду.

– Я с тобой расплатился? – вместо этого спросил он, чужими, непослушными губами.

– Да уж, сполна, – продолжая улыбаться, Лёха снова причмокивал трубкой, распространяя по комнате клубы дыма.

– Теперь твоя очередь.

– Щас-щас, подожди чуть-чуть, – с явным удовольствием он откинулся на спинку кресла и выпустил струю дыма в потолок. Кукловод выглядел расслабленным, чуть уставшим и очень довольным. Как после секса…

– Мы спешим, – негромко, но твёрдо напомнил Иван.

– Вечно ты спешишь! – лениво огрызнулся Кукловод, закусив чубук. – Ни посидеть, ни поговорить. Всё на бегу.

Поводырь был непреклонен.

– У нас дела.

– Ладно. Сейчас пойдём.

Лёха встал и направился к бару, опять двигаясь неторопливо и вальяжно, достал с полки большую стеклянную пепельницу, принялся выбивать в неё содержимое трубки.

– Фотография-то Сашина у тебя есть?

– Есть, – коротко ответил Андрей, если раньше Кукловод был ему просто неприятен, то теперь стал буквально отвратителен.

– Вот и хорошо. Иван, налей что ли.

Поводырь разлил коньяк по бокалам.

– Ну, давайте, – подошёл к столику Лёха. – За удачную сделку!

Андрей выпил залпом, не закусывая.

– Всё, пошли, – Кукловод бросил на стол обгрызенную корочку лимона и зашагал к выходу. Андрей и Иван двинулись следом. Они прошли через прихожую, потом, на галерее, свернули направо. Дошли почти до угла, здесь Лёха с помощью одного из ключей на внушительной связке открыл дверь, самую крайнюю перед поворотом. Внутрь он вошёл первым, Андрей шагнул было следом, но Иван остановил его.

– Подожди. Пусть переоденется.

– Зачем ему переодеваться?

– Увидишь.

Они отошли к другому краю галереи и облокотились на белые каменные перила. Милавин ещё раз окинул пустой внутренний дворик, внизу никого не было видно. Дом казался пустым.

– Ты ведь говорил, тут посёлок. А где все жители?

– Сам посёлок на набережной, – ответил Иван. – В этом доме живёт только Кукловод со своими мамелюками и одалисками.

– Одалисками?!

– Так он своих баб иногда называет.

– Одалиски… Мамелюки… Он, что себя султаном местным считает?! – недовольно скривил губы Андрей.

Поводырь лишь дёрнул плечом, не ответив.

– Мразь! – не сдержавшись, бросил Милавин в сторону прикрытой двери.

– Нам без него не обойтись. Я не знаю другого колдуна, хотя бы сравнимого с этим по силе.

– Жаль.

Иван молча кивнул.

– Давно ты с ним… работаешь? – некоторое время спустя, уже немного успокоившись, спросил Андрей.

– Года два… Первый раз я обратился к нему, когда только начинал искать Макса.

– Заходите, – окликнул их Кукловод, чуть приоткрыв дверь.

Они вошли и оказались в крошечном явно подсобном помещении с кожаным диванчиком, платяным шкафом и узкой металлической лестницей в углу, которая утыкалась в ещё одну дверь под самым потолком. Расшитый золотом халат и армейские брюки валялись скомканные на диване, поверх лежала кобура с револьвером и горсть золотых цепочек, высокие ботинки со шнуровкой стояли на полу. Лёха вырядился в безразмерный плащ-пончо, густо покрытый чёрными вороньими перьями, так густо, что собственно плаща и не видно было, только перья. В одной руке Кукловод держал большой бубен, на который была натянута пергаментно-жёлтая кожа с блёклым красным рисунком, в другой – деревянную колотушку, тоже украшенную перьями. Волосы он снова распустил, и они рассыпались по плечам.

– Ни хрена себе, – не сдержался Андрей.

– Да уж, симпатичный наряд, – усмехнулся в ответ Кукловод. – Но без него никак. Давайте за мной.

Он начал подниматься по лестнице, при этом поддёрнул вверх длинные полы плаща. Милавин увидел, что Лёха обут в обыкновенные пляжные сланцы на босу ногу, и едва удержался от смеха.

Забавно шлёпая сланцами по голым пяткам, Кукловод добрался до верха и открыл дверь. Дальше была ещё одна лестница и ещё одна дверь. Здесь Лёха отодвинул засов, и они втроём выбрались на крышу под блёклый свет пасмурного дня. Прохладный ветер ударил в лицо и начал трепать одежду, забираясь под неё. Крытая тёмно-зелёной жестью крыша под большим наклоном уходила вверх, по углам здания возвышались покатые купола башенок, а вдоль края шёл молочно-белый парапет.

Андрей окинул взглядом открывшуюся панораму. Туман уже рассеялся, теперь Милавин смог увидеть справа от себя и красно-зелёные пики кремлёвских башен, и громаду Дворца Съездов, и колокольню Ивана Великого, что свечкой тянулась ввысь, чуть дальше маячил зубчатый силуэт сталинской высотки, а слева пять золотых куполов Храма Христа Спасителя. Над всем этим нависало серое тяжёлое совершенно беспросветное облачное марево, безнадёжно портившее пейзаж.

– Давай фотографию, – обернулся к нему Лёха.

Андрей вытащил из внутреннего кармана куртки Сашкино фото и протянул колдуну. Тот, мельком глянув, сунул его под кожаный ремешок на бубне.

– Стойте здесь и не мешайте, – бросил он, потом скинул идиотские сланцы и ступил на крышу босой ногой.

– Блин! Как же холодно! – поморщился Кукловод. Ступая осторожно, чуть напряжённо, будто аист по мелководью, он прошёл метров пятнадцать-двадцать до парапета и остановился аккурат посередине между башенками.

Выдохнул. Прикрыл глаза и, чуть потряхивая, поднял бубен над головой, тот издал визгливый, совершенно не мелодичный перезвон.

– Бах! – Лёха ударил в бубен колотушкой. Снова потряс и ещё раз ударил. Опять повторил этот несложный ритуал, а потом вдруг громко и надсадно каркнул во всё горло.

– Что за… – недоумённо скривился Милавин.

– Не лезь! – пресёк любые комментарии Иван.

Эхо от Лёхиного крика ещё звонко металось по пустому городу, отражённое от стен, а сам он начал кружиться вокруг себя, потряхивая бубном и время от времени ударяя в него. Перезвон и удары слились в какофонию, не имеющую ничего общего с каким-либо ритмом. Едва стихло эхо первого крика, Кукловод каркнул ещё раз, а потом наклонился вперёд всем корпусом, неуклюже вытянул шею и замер в таком положении, лишь чуть-чуть потрясая бубном, который держал где-то возле живота. Он явно прислушивался. В такой позе и в своём дурацком плаще он напомнил Андрею грифа-стервятника, каким его обычно рисуют в диснеевских мультфильмах.

Лёха, похоже, услышал, что хотел, потому что вдруг сорвался с места и закружился вокруг себя с новой силой, теперь он каркал и бил в бубен почти без остановки. Милавин поморщился от ударивших по ушам звуков и недоумённо покосился на Ивана, тот наблюдал спокойно, сдержано. Сам же Андрей так и не мог понять, как он относится к происходящему. С одной стороны, всего полчаса назад он убедился в способностях Кукловода как колдуна, да и мамелюки – будь они неладны! – стоят многого. С другой – все эти пляски на крыше в плаще из вороньих перьев под грохот бубна отдавали такой дешёвой театральщиной, что безоговорочно поверить в них было бы попросту глупо. Поэтому Милавин стоял в полной растерянности, переводя взгляд с невозмутимого Ивана, на беснующегося Кукловода, и обратно, как будто ждал, кто же из них первый заржёт в голос.

Но так продолжалось лишь до тех пор, пока на крышу здания не стали слетаться вороны. Первая птица прилетела уже через пару минут после начала представления. Андрей не обратил на неё особого внимания. Ворон сел на парапет у дальней башни и наблюдал за движениями колдуна. Через некоторое время прилетел ещё один, потом сразу три. Вот тут Милавин понял, что с этим танцем не всё так глупо. Вороны прилетали поодиночке, по двое, по трое, вот прилетела целая стая, никак не меньше двадцати птиц. Они рассаживались, на парапете, на разлапистой телевизионной антенне, на самой крыше и, не отрываясь, следили за движениями Кукловода.

Лёха продолжал крутиться, колотить в бубен и надрывать глотку, плащ развивался вокруг него одним большим вороньим крылом, всклокоченные ветром и движением волосы опутали лицо, босые ноги переступали быстрее, с каждым оборотом ускоряя движение.

Вороны всё прибывали, скоро уже на крыше не осталось свободного места, она вся превратилась в ковёр из чёрно-серых перьев, острых клювов и чёрных бусинок глаз. Только Андрея с Иваном птицы сторонились, и около них образовался неровный круг свободного пространства метра три-четыре в диаметре. Милавин был этому несказанно рад, если поначалу он чувствовал себя глупо, то сейчас испытывал неподдельный страх перед этой шевелящейся крылатой массой.

Новоприбывшим птицам уже не хватало места, они рассаживались на соседнем здании, что стояло напротив, через узкий переулок. А некоторые из ворон даже садиться не стали, молча кружась над колдуном. Ни одна из прилетевших птиц не каркала, все они слушали Кукловода.

Сам Кукловод кружился уже так быстро, что было трудно различить его самого, только мелькание вороньих перьев плаща да растрёпанных каштановых волос. И вдруг Леха остановился, вытянувшись всем телом вверх, подняв руки над головой. Над крышей повисла тишина, особенно оглушительная после грохота и звона бубна. Колдун чуть покачнулся из стороны в сторону, а потом всего один раз гулко ударил в бубен. В следующий миг воздух наполнился многоголосым карканьем и хлопаньем крыльев. Окружающий мир исчез, вместо него осталась лишь сплошная пелена из чёрно-серых птиц, которые вдруг все одновременно взмыли в воздух. Андрей чуть присел и прикрыл глаза рукой, даже Иван отшагнул обратно на лестницу.

Однако продолжалось это недолго. Уже через полминуты на крыше остались только Андрей и Иван. В воздухе кружилось несколько чёрных перьев, плавно оседая к земле. Лёхи нигде видно не было.

– Давай за мной, – кивнул Иван и двинулся вперёд.

Только пройдя несколько шагов, Андрей увидел колдуна. Он лежал ничком на крыше, чуть в стороне от того места, где танцевал, под самым парапетом. Иван подошёл, перевернул его лицом вверх и похлопал по бледным щекам. Лёха сморщился и с явной неохотой открыл глаза.

– Ну как всё прошло? – просипел он.

– Красиво. Как всегда, – ответил Иван и оглянулся на Андрея. – Помоги его поднять.

Вместе они взяли Кукловода под руки и поставили на ноги, он держался вяло, его немного покачивало.

– А тебе как представление? – обратился колдун к Милавину.

– Впечатляет. А для чего всё это?

– Эти птички сыщут твою дорогую дочурку, где бы она не была. Остаётся только подождать, – Кукловод сплюнул через парапет и добавил: Пойдёмте вниз, очень хочется допить коньяк.

* * *

Пока Лёха снова облачался в свой домашний наряд, Иван с Андреем вернулись в ту комнату, где завтракали. Ника по-прежнему валялась на медвежьей шкуре, тиская джойстик пальцами. На экране перед ней эффектно разлетались на куски то ли чудовища, то ли роботы. Сев за столик, Поводырь разлил остатки коньяка по трём рюмкам.

– И что? Это представление поможет? – спросил Милавин, делая небольшой глоток.

– Поможет, будь уверен. Лёха своё дело знает.

– Да уж, с воспоминаниями у него вполне получилось, – вынужден был признать Андрей. Потупив глаза, он прислушивался к собственным мыслям. Старался найти в памяти тот кусочек жизни, который хранил все эти годы, как одно из величайших своих богатств, который согревал его в самые отчаянные минуты и придавал сил. Но там была пустота… Как будто утром, после грандиозной пьянки, пытаешься вспомнить события прошлого вечера.

– Странно как-то, – наконец произнёс он. – Вдруг потерять кусок собственной памяти… Я помню, что заканчивал урок в седьмом классе, помню тему урока, могу даже сказать, кто из учеников тогда присутствовал, а кто болел. А вот дальше – ничего. Оля прислала мне СМС-ку, я это знаю, потому что потом, уже вечером, рассказывал об этом друзьям. Наверное, я отпросился с работы, ведь уже через три часа я выходил из роддома… А что там? Радовался я или боялся, когда в первый раз взял на руки свою дочь? Я даже не помню, почему мы решили, назвать её именно Сашей, ведь до этого условились, что будет Дарья…

– Хватит размазывать передо мной сопли, – грубо перебил его Иван. – За два года до тебя, я тоже выпил с Кукловодом на брудершафт.

Поводырь невесело усмехнулся, глядя в глаза собеседнику. Взгляд у него опять был твердым и тяжёлым.

– Ты искал Макса? Но ведь Кукловод не смог тебе помочь…

– Не смог, но и память не вернул. Сказал, это не его вина, что Макс ушёл с нашего «плана бытия». Так что, не смей распускать нюни. Мы все чем-то жертвуем, чтобы достичь цели. Кто-то больше, кто-то меньше. И, в конце концов, один получает то, что хотел, а у другого всё зазря.

Иван выпил коньяк залпом, поморщился и закусил лимоном. Андрей сделал ещё один глоток. Некоторое время они молчали, но потом Милавин решился задать вопрос.

– Как ты это выдерживаешь, Иван? Ведь за два года можно с ума сойти.

– Можно, – ответил Иван, глядя прямо перед собой стеклянными глазами. – Я скажу тебе, как прожил эти два года.

Скажу то, что понял давным-давно, ещё во время своей первой командировки… В Грозном… Всё просто. Не вспоминай. Не мечтай. Не надейся. Просто дерись, за каждый прожитый день, за каждый час, за каждую минуту. Дерись и побеждай. Сколько сил хватит.

Иван начинал говорить тихо, вкрадчиво, но с каждым произнесённым словом голос креп, набирался жёсткости и злости, поэтому в конце он уже едва не рычал.

– А если сил не останется?

Поводырь повернулся к собеседнику.

– Тогда бери лопату и отползай в сторону кладбища, чтобы другим не мешать, – его усмешка больше напоминала оскал.

Честно говоря, Андрей немного растерялся и не знал, что ответить. Впрочем, Иван, похоже, и не ждал от него никакого ответа. Он откинулся на спинку кресла и провёл рукой по лицу.

– Ладно, пора заканчивать. Что-то я перебрал, – голос его стал намного мягче.

– Ну что же вы, гаврики, меня-то не подождали, – возмутился Лёха, входя в комнату, он тут же заметил опустевшую бутылку на столе.

– Мы тебе оставили.

– И на том спасибо! – он плюхнулся в кресло и глотнул коньяка. – Ваше здоровье!

– Лёша! – из маленькой дверцы у них за спиной выглянула Наташа, – тебе с пристани Харон звонил, хочет, чтобы ты у него товар принял.

– Бли-и-ин! Я устал, пусть сюда подымается. Потом всё примем и посчитаем.

– Сам с ним разбирайся. Он тебя ждёт.

– Ладно, давай сюда телефон, – капризно вздохнул Кукловод, наморщив свой длинный нос.

Наташа принесла ему трубку радиотелефона. Лёха нажал несколько кнопок и бросил телефон обратно на стол. Комнату огласил гудок, потом ещё один – работала громкая связь. Щелчок – на той стороне взяли трубку.

– Да, – мужской голос был явно раздражённым.

– Здарова, Серый! – сказал в пустоту Кукловод. Он развалился в кресле и ещё раз глотнул из рюмки.

– Здарова, Лёха! – голос немного потеплел, совсем чуть-чуть. – Давай, тащи сюда свой костлявый зад и принимай разгрузку.

– Давай лучше ты ко мне. У меня тут Поводырь с туристом. Посидим, коньячку выпьем, ну или чего другого, – взгляд его снова скользнул по пустой бутылке. – А тебя потом, ближе к вечеру, разгрузим.

– Нет уж, – твёрдо откликнулся голос из телефонной трубки, – давай сперва дела решим, а потом уж бухать станем.

– Да брось ты, Серёг, мне сейчас неохота…