355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ян Валетов » Дураки и герои » Текст книги (страница 1)
Дураки и герои
  • Текст добавлен: 4 сентября 2016, 20:09

Текст книги "Дураки и герои"


Автор книги: Ян Валетов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ян Валетов
Дураки и герои

Моей супруге, сыну и дочери, всем моим близким – живым и ушедшим, первым читателям этой книги.

Моим друзьям и особенно фокус-группе с форума www.figvam.net с благодарностью за редактуру и критику.

Моей стране, которой я хочу другой судьбы.

Автор


У истории короткая память,

но длинные руки.

Т. Абдрахманов


За геройство не платят -

за геройство расплачиваются…

С. Янковский


Свобода – это право выбирать,

с душою лишь советуясь о плате,

что нам любить, за что нам умирать,

на что свою свечу нещадно тратить.

И. Губерман


Глава 1

«Рэндж ровер», сверкая лаковыми боками в свете ртутных ламп, стремительно неторопливый, словно большая рыба, рыщущая во тьме глубин, скользнул в открывшуюся дверь подземного гаража. Впустив машину вовнутрь, невидимый оператор закрыл ворота – ловушка захлопнулась: челюсти створок бесшумно сомкнулись, поглотив и джип, и его пассажиров.

Паркинг был огромен. По его размерам вполне можно было судить о величине здания, под которым он располагался. На глаз, а Сергеев умел разбираться в таких вещах, дом, куда их привезли, занимал минимум квартал на севере Лондона – настоящее поместье в черте города.

Вонючка и на лондонских улицах чувствовала себя, как дома, а, оказавшись в подземелье, стала еще увереннее – она прекрасно ориентировалась среди бесчисленного множества опорных колонн, рассекавших пространство стоянки, и твердой рукой направляла джип сквозь искусственный бетонный лес к известной только ей цели.

Открывавшаяся картина запустения рождала инстинктивное чувство тревоги.

Машин на паркинге не было. Только на въезде громоздился вросший в бетон спущенными покрышками остов старого «жука», и еще одна груда автомобильного железа обнаружилась чуть дальше – в густом, пыльном сумраке между двумя столбами.

Куски пластиковых пакетов, смятые жестяные банки, рваные газеты были рассыпаны по всему пути – верный признак того, что когда-то на стоянке кипела жизнь.

Зато возле лифтов, на которые «рендж» вышел, как вынырнувшее из тумана судно на огни маяка, была освещенная до белизны в глазах, чисто выметенная кем-то площадка, а на ней целая выставка дорогих авто, рядом с которыми даже недешевый «рендж ровер» Хасана был просто поделкой в стиле «chip quite».

«Ну, вот, – подумал Сергеев, – если бы я даже не знал, что мы приехали к торговцам оружием, то уже бы догадался…»

«Бентли», «астон мартин», черный, словно таракан, чопорный «роллс», ярко-желтая «ламборджини», выглядящая в этом окружении беспородной выскочкой на королевском приеме. Красный, словно призрак коммунизма, «феррари» тоже был не совсем уместен в этой компании, но все же, все же…

Возле лифтов, подпирая могучими плечами сверкающие нержавейкой двери, стояли в вольных позах два добрых молодца (Сергеев просто не мог сдержать улыбки!) ну точь-в-точь как из мультфильма про Вовку в тридевятом царстве – «двое из ларца, одинаковых с лица».

Физиономии у ребяток были мрачные и очень серьезные. При взгляде на них шутить не хотелось, хотелось стать меньше ростом и слиться с серым бетоном пола. Весили ребятишки центнера по полтора, и жира в этом весе практически не наблюдалось. В их руках израильские «узи» смотрелись как зажигалки – совершенно не впечатляюще.

И, вообще, несмотря на всю внешнюю мощь, охранники страха не вызывали – больно уж они походили на сотрудников секьюрити, как их показывают в голливудских фильмах и рисуют в дешевых комиксах. Черные костюмы, трещащие на спине от напора мышц белые рубашки, черные туфли. А вот с галстуками вышла промашка – они единообразие нарушали.

Тот молодец, что справа – был в синем галстуке, а тот, что слева – в зеленом. Оба беспрерывно жевали резинку, делая картинку кадром из боевика с Ван Даммом – появись обвешанный оружием «Бельгийский мускул» из-за ближайшего столба, и Сергеев не удивился бы.

Михаил кратко улыбнулся одними уголками рта.

Вонючка улыбочку засекла и недобро глянула в зеркало заднего вида.

– Тебе весело? – спросила она по-испански, паркуя джип рядом с «ламборджини». – Это хорошо. Мне нравятся сильные мужчины. Они умирают дольше…

– Да, просто думаю, где вы таких мачо берете? – Сергеев указал подбородком на добрых молодцев с автоматами. – Красавцы! На племя бы, честное слово! Кто выбирал? На чей вкус? Тебе они нравятся, Сержант? Признайся!? Или ребятки больше по душе твоему напарнику?

– Брось, Сергеев, – отозвалась Сержант Че, глуша двигатель. – Не ломай комедию. Меня ты не разозлишь, а Конго…

Она кивнула на сидящего спереди Кэнди.

– Ему плевать на твои шуточки. Он по-испански ничего не понимает. А если бы понимал – убивать бы тебя не стал. Вот выбить зубы – это да! Или сделать евнухом… Хорошая идея, а, Мигелито?

– А по-английски? – спросил Сергеев, не обращая внимания на слова Вонючки. – По-английски эта большая обезьяна понимает?

Хасан внимательно посмотрел на Сергеева.

На его лице явно было написано недоверие.

Он не понимал языка, на котором шел разговор, он был зол и, может быть, даже слегка напуган происходящим. Хотя нет! Напуган – это было не про него сказано. Зол, напряжен – это да! Но не напуган!

– Я бы на твоем месте так не шутила, – посоветовала Вонючка, не повышая тона. – Хоть тебе и нечего терять, но умереть тоже можно по-разному. У Конго действительно плохой характер. Он иногда любит мучить людей. Просто так. Привычка. Он воевал, если ты заметил, а война на его родине имеет свои особенности… Знаешь, какие? Так что то, чему меня учили ребята из вашего КГБ, он умеет делать с детства…

– Что она говорит? – спросил Аль-Фахри.

– Шутит, – сказал Михаил уже по-английски. – Говорит, что у того парня, который заехал тебе по морде – плохие манеры. Ты как? Согласен?

Кэнди улыбнулся, показав безупречные зубы. Впрочем, не совсем безупречные – клыки у него были золотые. Такой улыбкой вполне можно было бы довести до истерики кого-нибудь повпечатлительней.

– Она не шутит! – сказал он ласково, чтобы не сказать вкрадчиво. Английский африканца был далек от совершенства, но в дополнительном переводе не нуждался. – Выходите, только спокойно! Руки за голову!

От толчка труп Пятницы сполз с сиденья в проход между креслами, оставляя на жемчужно-серой коже широкую полосу густой темной крови с серыми вкраплениями – словно кто-то всыпал в густой томатный соус мелкий рис.

Сергеев выбрался наружу, в холодный, пахнущий стылым бетоном воздух паркинга. Хасан, сцепив руки на затылке, уже стоял рядом с джипом и скалился на двух типов из секьюрити, словно сторожевая собака на котов.

Сергеев стал рядом и тихо спросил на фарси, пользуясь тем, что Сержант Че пока еще не обошла «рэндж», а Кэнди, держащий их на прицеле, не вылез из салона.

– У тебя пистолет?

– Да. – Хасан ответил, почти не разжимая губ. – На щиколотке. Когда?

– Еще не время. Жди. Ты поймешь.

Вонючка появилась перед ними, легкая, как танцовщица.

Она была одета в джинсы, легкие босоножки и светлую блузу из шелка – совершенно мирный портрет: ни дать ни взять учительница старших классов. Правда, в диссонанс с образом входили браунинг в правой руке и стылые глаза убийцы, глядящие на мир из-под густых бровей и низкого лба.

Она была миниатюрной, не выше метра шестидесяти, но по тому, как Сержант двигалась, как держала оружие, Михаил мог с уверенностью сказать, что невысокий рост и хрупкое сложение в ее делах не помеха. Если присмотреться, вполне возможно, кому-то Сойка могла показаться достаточно привлекательной, хоть и на любителя – среди ее предков явно не было победителей конкурсов красоты.

Но к внешности притерпеться еще можно. А вот притерпеться к ее запаху было невозможно в принципе: пахло от нее крепко, как в солдатском сортире летом.

Даже в закупоренном салоне джипа запах ощущался не так, как в сравнительно чистом и промозглом воздухе подвального помещения.

Несмотря на то что Сержант Че на лирический лад не настраивала и симпатий не вызывала, Сергееву даже стало ее жалко.

«Бедная баба! Ну, как к такой подступиться?»

А амбре, исходившее от нее, как раз и было результатом того, что к Сержанту подступались крайне редко. И никакими ванными это было не исправить!

Конго наконец-то спрыгнул с подножки джипа и, не сводя с них ствола автомата, зашел справа.

– Ну, что? – спросила Сержант Че. – Чего стоим? Пабло ждет! Пошли!

Мордовороты, охранявшие лифт, при их приближении подобрались и грамотно разошлись в разные стороны. Один из них (тот, что предпочитал зеленый галстук) тиснул кнопку вызова, и кабина элеватора отозвалась мелодичным звоном.

Хасан был бледен и, судя по суровому выражению забрызганного кровью лица, сильно не в духе. Об уровне его подготовленности Михаил мог только догадываться, но думалось, что в бою Аль-Фахри дилетантом не был. И не в его привычках было прощать хоть что-нибудь. На месте грубияна Конго Сергеев бы привел в порядок дела. Так, на всякий случай.

Двери лифта разъехались, снова ударили маленькие электронные колокола.

– Вперед, – скомандовала Вонючка, – в угол и на колени! Быстро, на колени! Руки за головой, сесть на пятки!

И Сергеев, и Хасан приказ выполнили.

Не то чтобы некуда было деваться. Можно было, и если бы приперло совсем, Михаил бы попробовал «оттанцевать» номер, да так, что никто бы и не понял, что именно происходит, хотя риск во время драки получить пулю из одного из стволов был немалый.

Стены в лифте были из полированного алюминия. Силуэты Сержанта Че и Конго отражались в них искаженно, словно в зеркалах из комнаты смеха.

Для того чтобы кабина начала двигаться, понадобился ключ – он был у Вонючки. Путь наверх длился семь секунд.

Двери открылись.

Еще не повернув головы, Сергеев уже знал, что за его спиной укрытый толстым ковролином коридор – тут звук механизма раздвигания створок и сигнальный звон слышались совсем по-другому.

– Подъем! – скомандовала Сержант Че. – Не поворачиваться, рук не опускать! Встали и вышли спиной вперед!

В этом фойе охранников было больше. Двое у лифта и двое у массивных деревянных дверей в полтора человеческих роста. С другой стороны коридор замыкала стальная плита, более похожая на сейфовую дверцу. Справа от нее, на стене, светилась зелеными и белыми огоньками кодовая панель.

Увидев телохранителей и бронированные двери, Сергеев подумал о том, что, возможно, стрельба в лифте могла стать неплохим вариантом. А вот зайти за эту железную стену казалось совсем уж грустным. Потому что покинуть гостеприимных хозяев без их ведома, находясь там… М-да…

Хасан, очевидно, подумал о том же – выражение его лица стало таким, что невольно захотелось втянуть голову в плечи. Он просчитывал варианты, и Сергеев физически ощущал, как напряжены мысли араба – казалось, Аль-Фахри уже чувствовал в ладони рубчатую рукоять оружия, и шаг его стал неровным, подпрыгивающим.

Но что бы там не воображал араб, деваться им было определенно некуда. На них смотрели шесть стволов, что делало всяческие акробатические номера делом практически безнадежным. Двери лифта, похоронно зазвенев, закрылись и окончательно отрезали путь вниз. Рослый, темнокожий бодигард набрал на панели шестизначную комбинацию цифр, зашипела пневматика, сработали приводы, открывающие дверь, схожую на сейфовую, и они шагнули внутрь, уже обреченно понурив головы, словно группа приговоренных, идущая на казнь.

Сразу за дверью открылся большой зал с колоннами под «антик», обширным балконом по второму ярусу и широкой, изогнутой лестницей, ведущей наверх. Окон не было видно за тяжелыми драпировками из старомодной бархатистой ткани. Огромное паркетное поле размерами с площадку для мини-футбола казалось пустынным, как пляж ранней весной. Только вдалеке, на невысоком подиуме, стояли несколько глубоких, с высокими спинками, кресел, широкая софа фривольного вида, столик с чайными приборами на нем, да черный рояль, почему-то кабинетного размера.

– О, у нас гости!

Человек, шагнувший с подиума им навстречу, был невысок, темноволос, сухощав и строен, как мальчишка. Одежда отличалась колониальным шиком – темные слаксы, черные и блестящие остроносые туфли и белоснежная рубашка с воротником-стоечкой, застегнутым под шеей крупной мужской брошью, – Сергеев и не догадывался, что кто-то все еще одевается таким образом. Довершал облачение изысканно мятый пиджак нежно-лимонного цвета. К подобному костюму полагались остренькие кошачьи усики, но их, на счастье, не было и, может быть, поэтому хозяин дома не казался карикатурой.

Острый, выбритый до синевы подбородок, слегка крючковатый нос с большими ноздрями, темные большие глаза, тонкий, похожий на бритвенный разрез рот, почти лишенный губ, – испанский гранд, честное слово! Волосы Пабло оказались стянуты на затылке в лошадиный хвост, открыв посторонним взглядам маленькие, плотно прижатые к черепу уши.

Человек улыбался открыто и радушно, но от его взгляда веяло холодом, и сомнений не возникало – он был опасен. Очень опасен.

Это Сергеев почувствовал сразу, как только увидел слегка порченное оспинками лицо, столкнулся взглядами и услышал бархатистый, как подушечки кошачьих лап, голос, произнесший по-испански:

– Че, ты просто незаменимая женщина! Я был уверен, что у тебя всё получится! Сеньоры! Рад вас видеть! Присаживайтесь!

Сергеев шагнул в сторону кресла, но Сержант Че ткнула его стволом в ребра, и он вместе с Хасаном очутился на низкой и мягкой софе, с коленями выше подбородка и под прицелом двух пистолетов-пулеметов. Теперь стало понятно, что фривольная софа стоит в зале не от дурного вкуса декоратора, а совершенно намеренно, чтобы стреножить строптивых гостей.

– Устраивайтесь поудобнее, – предложил хозяин, пряча издевательскую улыбку в уголках узкого рта, и сел в кресло напротив. – Меня зовут сеньор Пабло.

Позицию он, как отметил Михаил, выбрал правильную. От противника сеньора Пабло отделял низкий сервировочный столик, да и поза, в которую он их усадил, для стремительной атаки подходила мало.

– Значит, вы – тот самый знаменитый Мигель!? – спросил сеньор Пабло, приподняв брови домиком.

Свет почти не падал на его лицо, но Михаил отметил, что лет хозяину немало: хорошо за пятьдесят, а, может быть, и ближе к пятидесяти пяти. Вот только волос у латиноса оставался почему-то черным, как вороново крыло.

Сергеев незаметно улыбнулся.

Сеньор Пабло красился, а это о многом говорило. Например, о том, что Пабло по кличке Кубинец очень себя любит, молодится, скорее всего, скрывает от окружающих свои годы, жрет виагру, как обезьяна бананы, склонен к театральности, и всегда старается представить, как его скромная особа выглядит со стороны.

– Мигель Рамирес! – воскликнул Кубинец и сделал в воздухе неопределенный жест рукой. – Ола! Таинственный Рамирес! Тот самый, которого Че ловила много лет назад, да так и не поймала. Тот ваш побег, сеньор Мигель – совершенно фантастическая история. Я помню, как ругался Рауль. И сам Фидель был страшно не доволен. Младший даже расстрелял кого-то сгоряча! А теперь вы… Теперь вы кто?…

Он вопросительно посмотрел на Вонючку.

– Анхель, – подсказала она. – Анхель Гарсиа.

– Ну да… – Пабло улыбнулся. – Это называется возвращение к истокам. Неплохо, имечко символичное, хотя фамилия плебейская. Подкачала фамилия! Могли бы и получше подыскать!

Сергеев наблюдал за устроенным в их честь спектаклем спокойно. Собственно говоря, суетиться было уже поздновато. Раньше нужно было суетиться.

– Про вашу настоящую фамилию, сеньор Рамирес, я вас и не спрашиваю. Всегда был слаб памятью на русские имена. Вы же не обидитесь, если я буду называть вас Анхелем?

– А я и есть Анхель, – сказал Сергеев как можно серьезнее. – Анхель Гарсиа. Хоть моя фамилия и кажется вам плебейской – другой у меня нет.

Сеньор Пабло неожиданно весело подмигнул Михаилу и кивнул, соглашаясь.

– Да, да… Конечно. Если хотите. А вы?

Он перевел взгляд на Хасана и продолжил уже на хорошем английском:

– Вас я знаю только понаслышке, но…

Он помахал в воздухе тонкой кистью руки, словно подыскивая сравнение:

– Я вас уважаю как соперника. Сильного соперника! Вы, Аль-Фахри – сильный соперник… Наверное…

– А я тебя не знаю, – проскрипел простреленным горлом Хасан и показал зубы в страшноватой улыбке.

Засохшая кровь живописно смотрелась на его лице, словно безумный художник нанес на смуглую кожу мазки бурой краской.

– Кто ты? Что тебе нужно?

Конго, стоящий справа от сеньора Пабло, услышав звуки английской речи, оживился и перехватил оружие поудобнее.

Сержант Че, сидевшая в кресле слева от Кубинца, держала браунинг на колене, глядя на Сергеева и араба с презрительным любопытством мясника, разглядывающего обездвиженную жертву.

Разговор ее явно забавлял.

– И действительно, – легко согласился сеньор Пабло. – Чего зря время тянуть? Давайте будем отвечать на вопросы! Я даже готов начать! Меня зовут Пабло, но это вы и так уже знаете. Я кубинец и моя кличка совпадает с моей национальностью. Так уж случилось, что мне пришлось пригласить вас в гости. Совершенно внезапное решение, поверьте, сеньоры, сделанное спонтанно, под давлением обстоятельств! Я едва успел согласовать его с руководством своей маленькой, но очень гордой страны!

Он прервался на то, чтобы раскурить сигариллу – черную и до одури ароматную. Сергееву от сладковатого запаха горящего табака сразу захотелось курить, да так, что начали неметь губы и десны.

– Сложилось так, – выдохнул Кубинец в воздух вместе со струей густого голубовато-серого дыма, – что позиции моей страны традиционно сильны в некоторых африканских странах. Мы приходили туда вместе с русскими и воевали там, где они форсировали свое присутствие. Мы были инструкторами, советниками…

Сергееву показалось, а, может быть, и не показалось, что при слове «советниками» Кубинец бросил на него насмешливый взгляд.

– …ударной силой, пушечным мясом, маскировочной сеткой! Да кем угодно были… В зависимости от необходимости!

Он улыбнулся и повел бровью с таким изяществом, что у Сергеева родилась мысль, что сеньор Пабло «голубоват» не на шутку. Или же чрезмерно манерен, что бывало с людьми его профессии, возомнившими себя богами. Иногда возможность безнаказанно убивать творила удивительные вещи с человеческим самомнением! Одно радовало: если исходить из богатого опыта Сергеева – те, кто начинал мнить себя всесильными, жили недолго.

И умирали плохо.

– А потом, в один прекрасный день, мы остались одни. Русским стало не до нас, и они сразу забыли все обещания и клятвы в вечной братской любви… Вы, сеньор Анхель, только представьте себе ситуацию, в которой осталась целая страна! Моя страна! Когда внезапно, в один момент прекратились поставки топлива, оружия, запчастей к технике? Когда перестало поступать продовольствие, а единственный продукт, который мы производим, – сахарный тростник – наша гордость, наша кровь и плоть, оказался никому в мире не нужен? Представили? Ну, так это еще не все! Исполняя волю «старшего брата», мы давно увязли в малых войнах по всему миру, и платили жизнями своих соотечественников за торжество чужой идеологии и финансовых интересов? Вот вы бы, сеньор Анхель, что бы вы делали на нашем месте? Неужто не постарались бы использовать любой шанс для того, чтобы дать выжить своей стране? Русские оставили нам Африку в плату за собственное малодушие…

– Я надеюсь, – спросил Сергеев не без издевки, – что вы не станете возлагать на меня персональную ответственность за чужие поступки? Тем более что я аргентинский гражданин, а сеньор Аль-Фахри так и вовсе… Ты, кстати, откуда? – спросил он Нукера.

– Саудовская Аравия, – ответил Хасан, кося глазом на Михаила.

– Ну, вот… Сеньор Хасан и вовсе из мирной нефтяной державы! Он и на Кубе-то не был…

– Это-то я знаю, – неожиданно серьезно сказал Кубинец, всматриваясь в лицо Сергееву с нехорошим любопытством, словно стремясь запомнить в мелочах. – Что ему делать было на Кубе? Там ему делать было нечего, в отличие от вас, Гарсиа! Сеньор Хасан оказался сюрпризом для всех заинтересованных сторон. Не скажу, чтобы приятным, но сюрпризом. Вообще-то, сеньор Анхель, вы будете удивлены, узнав, сколько неожиданностей подстерегало вас во время этой операции.

– Какой операции? – спросил Сергеев, со всем тщанием изображая невинность.

Получилось, надо сказать, неубедительно, даже на собственный пристрастный взгляд. На невинность Сергеев не тянул!

Кубинец посмотрел на него с укоризной.

– Вы считаете, что здесь вы один профессионал? – Бровь сеньора Пабло, подрагивая, поползла вверх. – Непростительное самомнение, сеньор Анхель. Хочу заметить, что я и постарше вас, и много лет выполняю самые деликатные поручения своей страны во многих уголках мира. Я могу назвать старшего Кастро своим другом, а Рауль считает меня братом… Я ел с одной тарелки с теми барбудос, которых из-за вас, сеньор Анхель, из-за настойчивости всей вашей чертовой группы, отправили на расстрел безо всякой вины. Только потому, что мы, кубинцы, должны были показать всему миру что НЕПРИЧАСТНЫ! Я не буду рассказывать вам трогательные истории… Куба ведь стала перевалочным пунктом для наркотрафика из Колумбии не тогда, когда ее предал СССР. Все случилось гораздо раньше. Ваши идеологи это и продумали. А ваши генералы получали долю от бизнеса. Вашим старикам у власти нравилась мысль о том, что именно через Кубу в Штаты текут рекой кокаин и марихуана. Им нравилось убивать противника нежно, принося ему посмертное удовольствие. А то, что Рауль зарабатывал для своей семьи и своей страны, продавая дурь гринго, – что в этом плохого? Какого дьявола вы полезли в это дело? Когда вы бросили нас, именно наркотики помогли Кастро выжить. Наркотики из Колумбии и африканские бриллианты. А потом – эти дурацкие слухи, так тревожащие мировую общественность! – Слова «мировую общественность» он выплюнул с отвращением. – И твоя группа, которую прислали на заклание, как баранов. Международный скандал: Кастро отстраняет брата от власти, расстреливает своих боевых товарищей! Гениальная дымовая завеса! Все время, пока шел судебный процесс, мы доставляли во Флориду минимум тонну в неделю.

Он замолчал.

– А герои – барбудос… Жаль, конечно… Многие из них были мне, как братья… Настоящие сыновья кубинского народа! Герои… Но героев не должно быть много! Как народ разберется, кого надо больше любить? Кого надо больше слушаться? Герой должен быть один! Остальные должны быть мертвыми.

– И что нового ты мне сообщил? Что Кастро нашими руками расчистил себе место под пьедестал? – переспросил Сергеев. – Так это ни для кого не новость…

Отрицать свое участие в той давней операции было, по крайней мере, глупо. Этот стиляга явно знал все. Ну, почти все…

– И, главное, зачем ты это сообщил? Я сейчас какое к этому имею отношение? Ныне я мирный турист, которого твои «отморозки» похитили в центре города? Да, я был на Кубе тогда. Был – признаю. Но сегодня я вне игры!

Улыбка у Кубинца получилась настолько широкой и добродушной, что Сергееву стало не по себе.

– Вне игры… Русский. С аргентинским паспортом. С испанской фамилией. Вне игры! Браво! Ценю смелых людей! Я и сам – человек смелый, поверьте, но не стал бы так беспардонно лгать, сидя перед противником, кстати, в глупой позе. Вы же в полной моей власти, сеньор Гарсиа! Зачем вы так глупо врете? Кого пытаетесь ввести в заблуждение? Вы же беспомощны! Я могу сделать с вами все, что мне взбредет в голову! Отдаете ли вы себе в этом отчет? А если ещё учесть те искренние и крайне недобрые чувства, которые к вам питает Че… И много лет питает, прошу заметить, а она человек творческий, увлекающийся! Вы рискуете, мой русский друг, очень рискуете! Думаете, что игра стоит свеч? Зачем вам меня злить, сеньор Анхель? Зачем же так разочаровывать?…

– Сейчас вы скажете, что профессионал должен уметь проигрывать, – отозвался Сергеев. – Что вы и без меня знаете все и что мое упорство ни к чему не приведет… Mon Dios, сколько раз я слышал эти слова, начиная еще с учебки… Не разочаровывайте теперь вы меня… С какой укоризной произнесено! С какой экспрессией! Правда, особенно часто я слышал этот пассаж от женщин…

– Послушай, Пабло, – сказала Сержант Че и, не сводя с Михаила глаз, щелкнула зажигалкой, закуривая сигарету. – Зачем ждать? Он же из тех, кого словами не возьмешь… Может быть, я для начала раздавлю ему одно яичко? Если ты не будешь возражать? Это сделает его покладистей!

Она захлопнула свою «зиппо», бросила ее на столик и слегка прищурилась. Потом протянула вперед левую руку ладонью вверх, и сделала движение пальцами – будто бы что-то захватывала и сжимала в горсти. Кисть ее напряглась, и в тишине стало слышно, как хрустят суставы.

– Гы! – Конго осклабился, сверкая золотыми клыками. Эта часть беседы была ему доступна.

– Знаешь, Мигелито, – продолжила Вонючка, улыбаясь. – Мне нравятся мужчины. А вот я мужчинам, как бы это сказать… Не очень нравлюсь. Я уже не так молода, как раньше. И Вонючкой меня называют не зря…

Она затянулась глубоко, щеки запали, и от этого лицо стало еще больше походить на мордочку макаки.

– Но природу не обманешь, ведь так, красавчик? Не все мужчины рождаются мачо, не все женщины пленяют красотой… Но все хотят любви! И когда мне становится невмоготу, я беру любовь сама. Как умею. А как я умею это делать, ты попробуй догадаться. Никто тебе об этом не расскажет, и не потому, что мужчины умеют хранить тайны… Этого-то они как раз делать не умеют…

Она еще раз «похрустела» пальцами.

– А не рассказывают они об этом никому, mon Corazon*, потому что рассказывать некому… Понимаешь, о чем это я?

Эффект от ее выступления, надо сказать, наблюдался. Она не рисовалась, не преувеличивала. Имея чуть-чуть воображения, можно было представить себе, ЧТО приходило ей в голову в такие вот моменты, и если бы Сергеев в свое время не водил близкого знакомства с покойным ныне Чичо – мастером по владению аккумулятором и киянкой, то, пожалуй, мог и запаниковать.

А вот Хасан… Араб Чичо лично не знал. Араб не привык к тому, что женщина может быть хозяйкой в пыточной и не закрывать лицо никабом**.

От Хасана едва уловимо, но отчетливо запахло страхом, хоть он и смотрел на Сержанта Че, пытаясь держать спокойное выражение лица. Судя по всему, неустрашимый Аль-Фахри сохранял самообладание только усилием воли.

– Понимаешь… Ты все понимаешь, Мигелито, – промурлыкала Вонючка удовлетворенно, и глаза ее подернулись поволокой предвкушения. – А я бы тебя полюбила! Ох, как бы я тебя полюбила! Медленно, с расстановкой… Ты же трахал кубинок, Cora mio, знаешь, сколько в нас страсти?

Сергеев промолчал, но взгляда не отвел.

Сомнений не было – Сержант Че по-настоящему опасна, потому что неуправляема – в ней чувствовалась «сумасшедшинка». Та самая «сумасшедшинка», которая отличает просто жестокого человека от хладнокровного убийцы. От убийцы, у которого не бывает хозяина и тормозов. И ее вежливые обращения к Кубинцу за позволением сделать то или иное, были не более чем данью некого уважения. А скорее всего не уважения, а его имитации…

Глаза у Че в этот момент стали совсем нехороши: тусклые от желания и похоти и притом мертвые, как у дохлой собаки. Правая щека кубинки подрагивала, суставы пальцев похрустывали, сжимая нечто пока невещественное. Ужасный запах, исходивший от нее, явно усилился и теперь шибал Сергееву в ноздри и с трехметрового расстояния.

Пабло развел руками – мол, что я могу изменить, на самом деле! Брать Сержанта Че «за ошейник» он явно не собирался.

«Правильный ход! – подумал Сергеев с досадой. – Черт его бери, но ход совершенно правильный! Может, он нас и не сломает, но психологически покорежит на сто процентов! Перепугает Хасана – вон, как его, бедного, дёргает!

Да и я не каменный, и не выдержу, если она начнет отгрызать мне мошонку, а с неё, ненормальной, станется! Я бы на месте Кубинца тоже не вмешивался. Время у них, судя по всему, есть. А в этом деле, если есть время, можно и не торопиться…»

– Так что, мучачо? – Сержант Че задорно подмигнула и облизала пухлые губы неестественно ярким, как у собаки, языком. – Когда начнем? И с кого? Может быть, я сначала займусь твоим дружком? Ты любишь смотреть, Мигель?

Она перевела взгляд на помертвевшего Хасана, и снова быстро, словно змея, облизнулась.

Когда она отвела глаза, Сергеев позволил себе моргнуть.

Он чувствовал, как от взгляда Вонючки Аль-Фахри закаменел и напрягся внутри, словно взведенная пружина. Если учесть, что на лодыжке у араба была кобура с оружием, а нервы на пределе, ситуация складывалась опасная. Вытащить пистолет, закрепленный у щиколотки, из позиции «зад на земле», было акробатическим трюком и проделать подобное упражнение по-настоящему быстро не смог бы и Гудини. Даже встать вертикально из такого положения и то заняло бы несколько секунд! А этих секунд просто не было!

Сергеев с Хасаном сидели на софе рядом, аки голубки на подоконнике, и стоило Конго только повести стволом одной из своих пушек…

От трехсот грамм свинца еще никто здоровее не становился.

– С трупами будет тяжко сотрудничать, – сказал Сергеев демонстративно, апеллируя к Кубинцу и стараясь ничем не выдать чудовищного напряжения, сводившего внутренности в тугой, как мяч для гольфа, комок.

Ему просто необходимо было стравить Пабло и Сойку между собой. Пусть на пять минут, но заставить их спорить. Пока он судорожно искал выход из ситуации. И не находил. Если не считать выходом пусть героическую, но все-таки бессмысленную гибель.

Значит, надо будет сдаться…

В таких случаях лучше временное отступление, чем бесславная смерть, – уж что-что, а эту истину Михаил усвоил давным-давно. Надежда умирает последней – избито, конечно, но пока человек жив… Он нащупывал пути для отхода и молил Бога, чтобы у Хасана хватило выдержки, терпения и мудрости понять, что некоторая сдача позиций неизбежна и вовсе не является несмываемым бесчестьем!

– Знаешь, Пабло, ведь я предпочту умереть…

– Если сможешь, – Вонючка скривила губы в улыбке. – Ведь умереть быстро я тебе не дам! Ты сильный. Ты будешь умирать долго!

Сергеев продолжал говорить с Пабло, не обращая на Сойку внимания. Формально именно Кубинец здесь хозяин. Че явно зарвалась и не учла, что ни один мужчина-латинос, привыкший править, не станет терпеть над собой женщину.

– Пабло, ты хочешь, чтобы мы умерли? Или все-таки сотрудничать?

– Разумно сказано, – заметил Пабло без усмешки. – Вот видишь, уже не я тебе – ты мне говоришь о сотрудничестве. А ведь Че еще ничего тебе не сделала! Представь, как бы ты рыдал у меня на груди, если бы она потрудилась над тобой полчасика! А если бы часик? Или день? Разум, amigo, всегда слушает голос страха, его ничем не заглушить. Но ты прав. Не скрою… Мне не нужна твоя смерть. Мне не нужна его смерть…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю