Текст книги "Аделка Звончекова"

Автор книги: Ян Уличански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ян Уличански
Аделка Звончекова

Аделка Звончекова

С Барборкой я познакомился случайно. Я возвращался с работы и увидел маленькую девочку. Она что-то рисовала на дверях нашего подъезда.

В нашем доме живут люди аккуратные, поэтому я сделал ей замечание:

– Разве можно калякать мелом на дверях?

Девочка укоризненно посмотрела на меня:

– Это не каляки. Это лошадка!

– Ладно, – говорю, – пусть будет лошадка. Но зачем ты рисуешь лошадку на дверях?

– Чтобы знать, какие двери наши.

Смотри ты какая смышлёная девочка!

– Как тебя зовут? – спрашиваю.

– Барборка Белая.

– А сколько тебе лет?

– Пять с половиной, – терпеливо отвечает она.

– А шпинат ты любишь?

– Обожаю.

Я понял, что Барборка привыкла к таким расспросам, и отлично знает, как на них отвечать. Тогда я решил застать ее врасплох:

– Барборка, чего тебе хочется больше всего?

– Больше всего мне хочется иметь старшую сестру, – не задумываясь отвечала она.

– А почему именно старшую сестру?

– Со старшей сестрой интересно было бы играть.

Да, занятная девочка появилась в нашем доме.

Однажды, когда у нас опять сломался лифт, мне пришлось подыматься на четырнадцатый этаж пешком. На площадке шестого этажа стоял шкаф и два незнакомых мужчины. Я никак не мог протиснуться между ними.

– Барборка, открой, мы принесли вам шкаф! – говорили мужчины, обращаясь к одной из дверей.

– У нас уже есть шкаф, – отозвалась Барборка из-за двери.

– Но это подарок от тети Эммы. Антикварная вещь. Понимаешь?

Видно, она не очень хорошо понимала, что такое «антикварная вещь». Было слышно, как она подтаскивает к дверям стул, чтобы заглянуть в глазок. Похоже что незнакомцы ей не понравились.

– А если у меня нет ключа?

– Есть у тебя ключ!

– Я знаю, что есть. Но если б его не было, я не могла бы вам открыть.

– Конечно, не могла бы.

– Тогда пусть его лучше не будет.

– Послушай, Барборка, не выводи нас из себя!

Я решил вмешаться в разговор:

– Барборка, здравствуй!

– Кто это? – недоверчиво спросила она.

– Помнишь, мы разговаривали у подъезда, когда ты рисовала слона.

– Не слона, а лошадку! А вы – тот самый человек с бородой, – сказала Барборка, но без особого восторга.

Когда на следующее утро я уходил на работу, шкафа на лестничной клетке уже не было.

Через несколько дней я увидел Барборку перед домом. Она делала вид, что играет в мячик, но я догадался, что она поджидает меня.

– Здравствуйте, дядя, – поздоровалась она со мной.

Я очень обрадовался. Я уже стал дядей, а не человеком с бородой.

– Вы видели шкаф тети Эммы? – спросила Барборка.

– Видел.

– Он вам понравился?

Я вспомнил, как он выглядел: старинный шкаф, с резьбой и с росписью… И я честно сказал:

– Очень понравился.

Барборка облегченно вздохнула.

– Тогда напишите письмо моему папе!

Я никак не мог понять, почему это я должен писать письмо ее отцу. Тогда она объяснила мне:

Тетя Эмма, та самая, которая носит синие волоса, подарила им шкаф. Маме он нравится, а отцу – нет.

– Папа говорит, что для шкафа у нас нет места.

– Наверное, он прав.

– Его можно поставить в моей комнате.

– И он не будет тебе мешать?

– Ни капельки. Пожалуйста, напишите, что шкаф очень красивый. Папа вам поверит, обязательно поверит.

– А почему именно мне?

– Потому что вы с бородой.

Ну что ж, я присел на ступеньки, достал из портфеля лист бумаги и написал самым своим красивым почерком:

«Уважаемый пан Белый, Вам подарили замечательный шкаф. У мастера, который его изготовил, были золотые руки, а в сердце у него пел жаворонок».

– Правда, правда, – обрадовалась Барборка, – на нем нарисованы сердечки и птички!

«Тетя Эмма хотела доставить Вам радость. Очевидно, она придерживается мудрого принципа: твоё лишь то, что ты даришь. Цените же этот подарок!»

– Ну, а как же мне подписаться?

– Просто напишите, что вы проходили мимо и увидели этот шкаф.

И я разборчиво подписался: «Прохожий».

Барборка была очень довольна. Я тоже.

На другой день она снова ждала меня у подъезда.

– Ну как, хорошее письмо я написал?

– Наверное, не очень, – печально сказала она. – Папа прочитал его и сказал: «Раз шкаф такой замечательный, давайте подарим его музею».

– Мне ужасно жаль…

– А вы придите к нам как будто из музея и скажите: «В музее нет места для шкафа!»

– Ничего не выйдет, Барборка. Твой отец узнает меня и сразу поймет, что я не из музея.

– А если вы будете в шляпе и в черных очках?

– Все равно ничего не выйдет. Люди в музее разбираются в старинных вещах, а я в этом ничего не соображаю. А почему ты так привязалась к этому шкафу? Ведь сперва ты его не хотела.

– Понимаете… в нем живет Аделка Звончекова, – сказала Барборка.

– Кто, кто в нем живет?

– Аделка Звончекова, – повторила она. – Я играю с ней.

Мы вошли в лифт. Барборка взяла меня за руку и начала рассказывать про Аделку Звончекову. И тогда я понял, что у Барборки появилась новая, самая лучшая приятельница – Аделка Звончекова, та, которая живет в шкафу.

Но как объяснить отцу, что значит этот шкаф для Барборки и кто такая эта Аделка Звончекова? Ведь мы, взрослые, слишком легко забываем ту волшебную пору детства, когда вещи вокруг нас оживают, когда мы явственно слышим и понимаем их голоса.

Подкроватная страна

Под моей кроватью есть страна. Я ее обнаружил там как-то под Новый год и вспомнил, что она почти моя ровесница.

Теперь, когда я стал взрослым, я вижу в ней всего лишь старую игрушечную железную дорогу, расположенную на большой доске. А были времена, когда я видел в ней волшебную живую страну. Огромную страну, ведь она протянулась от передних ножек кровати до задних. В ней есть холмы и равнина, лес и поле, дорога, речка, дома и люди.

Но самое главное в стране – это железная дорога. Собственно говоря, холмы и долины, дома и люди существуют там лишь ради железной дороги – а не наоборот. Разве это не интересно?

А еще интересно то, что в этой моей стране одновременно существуют четыре времени года.

В саду у старой мельницы цветут черешни, в поле дозревают хлеба (кое-где видны васильки и красные маки), в садах ветки гнутся от яблок и груш, а еловый лесок над туннелем весь в сугробах.

Мне казалось, что эта страна, в которой мирно уживаются весна, лето, осень и зима, не подвластна времени.

С детства я совершенно точно помню, что дежурный на станции давал поездам зеленый семафор, а потом шел копаться в своем огороде. Женщина с чемоданом и собачкой ждала на скамейке, садилась в поезд, потом выходила из него, опять садилась, опять выходила. Официант разносил пиво; соседи стояли у забора и разговаривали о погоде. Мельник смотрел, как работает мельница, огни загорались и гасли, люди вставали и опять ложились спать.

Поезд ходил по кругу, паровозик свистел.

Да, не забыть бы про туннель. Я знал, что самое важное в туннеле – это тьма, а самое прекрасное – свет в обоих его концах.

А потом что-то вдруг случилось – совсем как в сказке про заколдованную страну.

С тех пор дежурный неподвижно дает зеленый, женщина с чемоданом и собачкой неподвижно сидит на скамейке, не садится в поезд, не выходит из него, официант неподвижно держит кружку пива, а соседи застыли у забора.

Правда, мельничное колесо продолжает крутиться, но вхолостую, огни загораются и гаснут, но никто не ложится спать, только игрушечный поезд все еще бегает по кругу.

Когда я понял, что люди в этой стране сделаны из пластмассы, дороги – из белого картона, а пшеничные поля – из опилок, я погрустнел.

«Время не коснулось этой страны. Время коснулось меня», – подумал я.

Ну что ж, я найду ей место под другой кроватью. На голубой перине будет лежать мальчик, он-то сможет полететь над этой страной как на облаке. Он увидит, как женщина с чемоданом и собачкой входит в вагон и машет на прощанье, увидит, куда ведет дорога, которая для меня заканчивается за шлагбаумом.

Где и когда я повстречаю этого мальчика? – Пока не знаю. Но он обязательно где-то есть, и поэтому я не грущу.

День рождения Мартушки

Все детские дни рождения празднуются одинаково.

Во-первых, бабушка печет торт. (Если в доме нет бабушки, торт приносят из магазина.) Во-вторых, мама украшает торт свечками – чтобы каждый знал, сколько лет юбиляру. В-третьих, бабушка печет пирожки (если нет бабушки, делаются бутерброды). Ну, и в-четвертых, папа приносит много бутылок. С лимонадом.

На день рождения Мартушки пригласили и меня. Возможно, я пришел рановато, но это даже к лучшему, потому что ее мама еще не успела накрасить губы. И когда она меня поцеловала, мне не пришлось лишний раз умываться.

Я знал, что Мартушка – большая модница, и поэтому купил ей в подарок нарядные сапожки. Она красовалась в них до самого праздничного ужина, но потом все же переобулась – ведь на дворе было лето.

После ужина был концерт. Главной исполнительницей была, конечно, Мартушка. Она стала на стул, поклонилась и прочла такое стихотворение:

 

Стул

Каждой ночью стулу снится,
Будто он на воле мчится
Быстроногим рысаком.
Но представьте, он боится
Простудиться босиком.
Подберу-ка я сапожки
На его четыре ножки:
«Прогуляйся, выйди в сад,
А потом вернись назад!»
 

Гостям стихотворение понравилось, все дружно хлопали. Оно понравилось даже стулу, на котором стояла Мартушка. Так понравилось, что он решил в самом деле выйти на прогулку. На передние ножки он надел подаренные мной сапоги, а на задние – сапоги Мартушкиного брата Роберта. Я всё это видел, но промолчал.

В результате именно я остался без стула на этом дне рождения. Я не очень огорчился – мне больше нравилось сидеть на полу с детьми. Мы построили из кубиков наклонную башню, вроде Пизанской, но она у нас рухнула – ведь мы были не в Пизе. А потом, когда дети пошли спать и остались одни взрослые, мне стало вдруг грустно и скучно и захотелось домой.

Я незаметно вышел – и что же я увидел? Стул, обутый в две пары сапожек, спокойно гуляет по тротуару.

Я вежливо поздоровался с ним и пошел своей дорогой. Но когда я шёл к своему трамваю через парк, рядом со мной раздался вдруг негромкий голос:

– Неправда ли, какая чудесная ночь! Сколько звезд на небе! Как сладко пахнет акация!

В самом деле, ночь была чудесная, миллионы звезд мерцали в небе. У меня закружилась голова (наверное, от запаха акации), я чуть было не упал – и тогда стул любезно пригласил меня посидеть на нем, потому что все скамейки в парке были заняты. Мы посидели немного, потом продолжили нашу прогулку.

Мы сели в трамвай. Кондукторша оказалась любезнейшей женщиной на свете. Подумать только, еще вчера она накричала на меня, когда я вошел в вагон с ванильным мороженым. А в эту чудесную ночь она даже не хотела, чтобы я покупал стулу билет. И очень тактично предупредила, что у моего стула развязался шнурок на левой передней ножке: «Смотрите, как бы он у вас не споткнулся!» Что ни говори, приятно, когда люди взаимно вежливы.

Стул проводил меня до самого дома, и я пригласил его зайти на чашечку кофе. В прихожей я сказал ему:

– Можете не разуваться, я давно уже не делал у себя уборку.

Но стул спокойно разулся. Он знал, что все носки у него целые, без дырок.

Может быть, вы думаете, что ничего такого не было, что я просто выпил слишком много малинового лимонада на дне рождения у Мартушки? – Вы ошибаетесь. Я точно помню, что стул ушел от меня поздно ночью, когда трамваи уже не ходили. Но он благополучно добрался до своего дома. Когда через неделю я снова увидал его, он стоял на своем месте как ни в чем не бывало.

А вы говорите – лимонад. Да я его терпеть не могу. Особенно малиновый.

Старая печь

Каникулы я проводил у бабушки в деревне. Давно это было, но у меня осталось немало воспоминаний о том времени. Хотя, пожалуй, не так уж и много. Все стеклянные шарики я проиграл, рогатка потерялась, а у старого мяча спустила камера.

Остался на память только шрам на лбу, да бабушкины житейские премудрости:

«Не так страшен черт, как его малюют».

«Пахта девять болезней лечит».

«Своя ноша не тянет».

«Добрый совет дороже золота».

Однажды кто-то посоветовал бабушке установить в доме центральное отопление. Бабушка позвала меня помогать мастерам. Я с удовольствием согласился, хотя помощник из меня не ахти какой.

Скоро центральное отопление было готово.

Все говорили бабушке:

– Пользуйтесь на здоровье!

– Ну что уж, ладно уж… – кивала бабушка.

Я видел что она чем-то недовольна.

– Ты чем недовольна, бабушка? – спросил я вечером.

– Всем я довольна. А только жалко мне.

– Чего жалко?

– Старую печь жалко.

– Ее пора снести, – сказал я.

– Я ведь привыкла зимой сидеть у печи.

– А теперь будешь сидеть у радиатора.

– Оно-то верно… А только печь, она никому не мешает.

– Да ни к чему она! – твердил я своё.

Бабушка не стала со мной спорить. Погладила печь по старой привычке, и мы пошли спать.

Я лег в свою постель у печи, укрылся старой тяжелой периной. Чего-то мне недоставало.

«Какой темный вечер! – подумал я. – И какая тишина! Чего-то мне недостает».

– Спишь? – спросила меня вдруг печь.

– Да, сплю…

И я вспомнил, чего мне так недоставало: потрескивания огня и красных язычков пламени, которыми печь переговаривалась со мной, пока я не засыпал.

Всё

Отправляясь в путешествие, люди берут с собой багаж. Когда им надоест таскаться с багажом, они сдают его в камеру хранения. Это очень удобно: всего за одну крону можно избавиться от тяжести.

Я иду по вокзалу. Впереди меня шагает мужчина в черном костюме и девочка в белом. Мы останавливаемся перед окошком камеры хранения.

Мужчина в черном сдает свой черный чемодан, приемщица наклеивает на него ярлык с черным номером.

– Теперь ты, – говорит мужчина в черном и берется за игрушечный картонный чемоданчик девочки.

– Нет! – мотает головой девочка.

– Зачем он тебе? Он будет тебе только мешать, его место в камере хранения! – настаивает мужчина в черном.

– Это мое, – девочка прижимает к себе чемоданчик.

Я стою и жду.

– Не хочу!

За мной стоит женщина с тринадцатью сумками.

– Не дам!

За женщиной с тринадцатью сумками стоят семь туристов-альпинистов с семью рюкзаками.

– Я не могу!

За семью туристами-альпинистами стоит толстая дама с огромным чемоданом, с прической башней. И сама она тоже похожа на башню.

– Нет!

За женщиной-башней стоит мужчина с барабаном.

– Отдаст или не отдаст? – любопытствует очередь.

– Смотри, мы ведь тоже сдаем, – уговаривает очередь девочку в белом. – Он тебя подождет. Ничего с ним не случится.

– Да ты не бойся. Ты знаешь, что у меня в чемодане? – говорит женщина-башня, но тут же спохватывается.

– Да что вы с ней возитесь? – бубнит мужчина.

Мужчина в черном отнимает у девочки чемоданчик, приемщица наклеивает на него ярлык. Мужчина в черном уходит с плачущей девочкой.

– Ты будешь нести букет, – утешает он ее.

«Что бы могло быть в таком чемоданчике?» – думаю я. Приемщица наклеивает ярлычок на мой багаж, и я ухожу.

– Осторожно! Не надо толкаться! Этот малыш – картонный, – говорит толстая сумка.

– Такой уж у меня объем, – бубнит барабан.

– Каждый должен стоять за самого себя, – откликаются тринадцать сумок и начинают пересчитывать самих себя: первая, вторая, третья, четвертая, пятая…

Один деликатный чемодан тоже хочет что-то сказать, но не может: у него рот на замке.

– Мы, спортсмены, ко всему привычные! – заявляют рюкзаки. – Мы всё несем, всё вынесем.

– А ты что несешь? – спрашивают они у чемоданчика.

– Всё, – робко отвечает он.

Рюкзаки – народ добродушный, хоть и выглядят грубовато. Зато они многое повидали на своем веку: и трудности, и упорство, и настоящую красоту – всё это есть в горах. В рюкзаках тоже есть всё, что нужно человеку, когда ему приходится рассчитывать на самого себя. Поэтому ответ чемоданчика их не удивляет. Втянув животы, они стоят прямо, чтобы не придавить его.

А чемоданчик совсем оробел. Он ведь привык к нежному обращению. Девочка в белом всегда знает, как ему нужно стоять, на каком боку лежать. А здесь никого это не волнует, и всё в нем смешалось.

Я прихожу на вокзал, и опять впереди меня шагает мужчина в черном с девочкой в белом. Мне некогда долго ждать, поэтому я их обгоняю.

В камере хранения мне выдают картонный чемоданчик.

– Извините, это ошибка, – говорю я. – У меня был большой чемодан.

– Хорошенькое дело! – смеется приемщица. – Этак каждый может сказать: «Давайте мне чемодан побольше!» А я выдаю по номеру на квитанции.

Я стою растерянный. Мужчина в черном получает свой черный чемодан и мой большой чемодан в придачу.

– Это не наш. Наш чемоданчик маленький, картонный, – говорит девочка в белом и берет его у меня.

Приемщица уже не смеется.

– Можете мне сказать, что у вас в этом чемодане? – строго спрашивает она меня. Я начинаю вспоминать:

– Серый костюм, белая рубашка, желтые туфли…

За нами стоит женщина, которой нужны ее тринадцать сумок, за ней – семь больших бородатых гномов в шапках с помпонами, в полосатых шерстяных носках, с квитанциями на семь больших рюкзаков, за ними – женщина-башня, требующая свой огромный чемодан. И в самом конце очереди – владелец барабана.

– А у тебя что в чемодане? Долго мы будем ждать? – ворчит мужчина в черном.

– Всё, – говорит девочка в белом.

Приемщица видит, что мы говорим правду, и отпускает нас. Девочка уходит, унося свой картонный чемоданчик.

Каким прекрасным должно быть это «всё», которое умещается в картонный чемоданчик!

Загадочный ковер

Я человек скромный, незаметный. Чем бы я ни занимался, никто на меня внимания не обращает. Словно я пустое место.

«А может, я становлюсь невидимым?» – подумал я.

И действительно.

Поздоровался я на улице с бывшей одноклассницей, а она – ноль внимания.

Попал я как-то в одну компанию. Хозяева подавали кому руку, кому – кофе, кому – бутерброды с колбасой. Но мне не досталось ничего.

А когда я возвращался домой, сосед прищемил меня дверью и даже слова не сказал. Вот тогда-то, зажатый между дверями, я и понял окончательно, что стал невидимкой.

Чтобы проверить это, я решил спрятаться под ковром у соседей: интересно, заметят ли они что-нибудь?

И что же вы думаете? Я проторчал под ковром до самой весенней уборки квартиры, и никто меня там не заметил.

Весной меня свернули в рулон вместе с ковром и вынесли на улицу.

– Мальчики, с ковром будьте поаккуратнее! – предупредила мама, то есть соседка.

«Золотые слова», – согласился я с ней в душе.

Борис и Марек взвалили меня на плечо – и айда во двор! Я был не против, чтобы меня выносили из дому в ковре – всё-таки новое ощущение.

Во дворе меня перекинули через штангу, на которой выбивают ковры.

– Ты будешь держать, а я буду колотить, – сказал Марек.

– Нет, это ты будешь держать, а я буду колотить, – возразил Борис.

«Ребята, – подумал я, – мне все равно, кто из вас будет держать, а кто колотить – главное, держите меня как следует!»

И тут они оба отпустили меня. Хорошо, что в детстве я немало нависелся на этих штангах, иначе я бы непременно упал.

А потом во дворе только и было слышно:

– Бух!

– Ой!

– Бух!

– Ой!

«Бух» делал Марек, «ой» делал я.

Потом мальчики поменялись ролями:

– Бух! Бух! Бух!

– Слабак, бить не умеешь! – сказал Марек Борису. Он не знал, что у меня уже не было сил ойкать.

Теперь, вспоминая об этом, я удивляюсь, почему я не выбрался из-под этого чертова ковра.

Видно, тогда мне это не пришло в голову, потому что я висел вниз головой.

Мальчики сняли ковер, а я так и остался висеть на штанге.

– Вот видишь, ковер сразу полегчал, – сказал Борис.

Когда дома ковер расстелили на вымытом паркете, мама вскрикнула!

– Ой, что это?

На старом персидском ковре виднелся отпечаток какого-то распяленного чучела.

– Это что такое? – еще раз спросила мама.

Но ребята сами ничего не понимали.

Вскоре из их квартиры раздалось:

– Бух! Ой! Бух! Ой! Бух! Ой!

Это мама выколачивала пыль из мальчиков.

До сих пор я огорчаюсь, что их колотили из-за меня.

После взбучки мама тут же успокоилась, как всегда, и поспешила закончить уборку – вот-вот должны были прийти гости…

– Посмотри, Фердинанд, какой оригинальный ковер! – сказала гостья своему мужу.

– Да-да, он выглядит так загадочно!

На другой день они обегали все магазины, но так и не нашли нигде ковер с таким загадочным рисунком.

А теперь я расскажу вам, что было со мной.

Когда руки и ноги у меня совсем занемели, я слез со штанги и отправился домой. Видно, я стал вдруг очень заметным, потому что по дороге меня то и дело останавливали:

– Что с вами, пан сосед?

– Кто это вас так обработал, пан сосед?

– Ну и ну, пан сосед, да на вас просто лица нет!

И мне снова страшно захотелось стать невидимым. По крайней мере, до тех пор, пока я не пришел домой и не запер дверь на ключ.