Текст книги "Елизаветинская Англия. Путеводитель путешественника во времени"

Автор книги: Ян Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Джентри

Аристократы, конечно, богаты и привилегированны, но по-настоящему владеют и управляют Англией именно джентри. Примерно у 500 рыцарей есть собственные усадьбы; еще около 15 тысяч дворян («джентльменов») получают достаточные доходы с земли, чтобы иметь возможность не работать[29]29
  Многие писатели говорили о том, как трудно подсчитать джентри. Все зависит от того, где проводить своеобразную черту. Если считать только семьи, владевшие в графствах важными должностями, например, мировых судей, заместителей лордов-лейтенантов или шерифов, то на одно графство в среднем приходилось около ста семей, или четыре тысячи дворянских семей на всю Англию. Маусли в процессе исследования Суссекса в 1959 году обнаружил там восемьдесят семь таких семей (J.E. Mousley, ‘The Fortunes of Some Gentry Families in Elizabethan Sussex’, The Economic History Review, 11, 3 (1959), pp. 467–82). Однако если считать абсолютно все семьи, обладавшие гербом, то в 1600 году в каждом графстве в среднем было не менее 250 дворянских семей, а в стране, соответственно, более десяти тысяч. В Шропшире в 1620 году было около 470 семей, обладавших гербами, в Девоне в том же году – примерно столько же (для сравнения, в 1564 году их было всего 250). Томас Вильсон пишет, что в 1600 году дворянских семей существовало 16 000 (Wilson, ‘State’, p. 23), и это более или менее увязывается с 16 400 семей, которые насчитал Грегори Кинг в 1688 году (1400 баронетов и рыцарей, 3000 эсквайров и 12 000 джентльменов: см. Thirsk, Documents, p. 780). Все зависит только от того, кого называть «джентльменом», а кого не называть – как в елизаветинские времена, так и сейчас этот вопрос очень спорный.


[Закрыть].

В этой группе разница доходов наиболее значительна – от таких богатых рыцарей, как сэр Джон Харингтон (позже – лорд Харингтон) и сэр Николас Бэкон, чей доход составляет более 4 тысяч фунтов в год, до местного дворянства, которое сдает свою тысячу акров в аренду крестьянам, имея с этого от силы чуть больше 100 фунтов. Томас Вильсон говорит, что джентльмен, чтобы считаться таковым, должен иметь годовой доход не менее 500 фунтов (на юге страны) или не менее 300 (на севере). На самом же деле доход северных дворян редко превышает 200 фунтов в год. Кроме того, многие люди, называющие себя джентльменами, имеют за душой итого меньше. Когда Джон Вебб, «джентльмен» из Фриттендена, графство Кент, умер в 1582 году, стоимость его движимого имущества составляла всего 65 фунтов. Джон Лав, «джентльмен» из Кренбрука, в 1590 году оставил своей вдове движимого имущества на 32 фунта плюс еще примерно столько же – на оплату долгов; наконец, Джерман Вебб, «джентльмен» из Плакли, в 1593 году оставил 27 фунтов имущества и 29 фунтов долгов. Половина всех «джентльменов», умерших в Кенте за время правления Елизаветы, оставила наследство общей стоимостью меньше 167 фунтов. Таким образом, богатство далеко не всегда пропорционально общественному положению. Некоторые люди даже считают, что это два совершенно отдельных вопроса: для них главный определяющий фактор статуса джентльмена – это наличие герба, которое свидетельствует о рыцарском происхождении и наделяет их правом называть себя «эсквайр». Так что совершенно не удивительно, что во всех графствах семьи заявляют об обладании гербом – не важно, имеют они на самом деле на него право или нет. Герольды (офицеры Геральдической коллегии) регулярно посещают графства и проверяют истинность этих заявлений. Вот вам и иерархия: национальной полицейской службы не существует, зато есть национальная организация, определяющая, есть ли у людей право носить герб.

Вы поймете, насколько доминирующее положение в обществе занимают дворяне из джентри, если сравните их совокупное богатство с состоянием аристократов. Все графы, бароны и другие лорды, вместе взятые, в 1600 году обладают состоянием в 220 тысяч фунтов. Доходы джентри превышают эту сумму в 10, если не в 20 раз. Причем их влиятельность не ограничивается только богатством. Они контролируют сельское население, управляя ими, нанимая их в качестве слуг и сдавая большинству из них землю внаем. В стране 1400 мировых судей, осуществляющих правосудие во всех графствах; их избирают исключительно из числа дворян. В отсутствие регулярной армии обороной графства занимаются заместители лордов-лейтенантов, возглавляющие «подготовленные отряды» или ополчение. Эти заместители – опять-таки из джентри. В общем, по словам Уолтера Рэли, «дворяне – это гарнизон порядка, рассеянный по стране». Так что совсем не удивительно, что Елизавета такое большое внимание уделяет спискам мировых судей. Она сосредоточенно изучает их, притворяясь, что лично знакома с каждым джентльменом в стране. Некоторые придворные из-за этого посмеиваются за ее спиной, но королева на самом деле знает многих дворян – она знакомится с ними в своих путешествиях по стране. Если вы чем-нибудь обидели королеву, она, несомненно, вспомнит ваше имя, в очередной раз просматривая списки.

Еще одна область, где дворяне заметно влияют на управление страной, – парламент. Это влияние проявляется двумя способами. Во-первых, они играют большую роль в выборах 74 «рыцарей графств», составляющих примерно треть Палаты общин. Во-вторых, немалое количество джентльменов заседает в парламенте в качестве представителей маленьких городов благодаря покровительству богатых землевладельцев. Герцог Норфолк, например, отправляет 18 джентльменов в Палату общин как представителей городков, в которых он владеет значительной частью земли. Впрочем, и более крупные города часто отправляют в парламент именно дворян. Вы, наверное, предположите, что большие города скорее выберут своими представителями купцов и торговцев, но зачастую жители города все равно избирают дворян, считая, что другие дворяне из парламента к ним будут прислушиваться больше.

Профессии

В Англии существуют три основные профессии, или сферы деятельности: право, церковь и медицина. Для всех трех требуется долгая подготовка и серьезные финансовые вложения. По всем трем выдаются университетские дипломы, и они приносят немалый доход. Школьных учителей не считают «профессионалами» в полном смысле слова, потому что им не требуется университетское образование, и они редко получают больше, чем ремесленники. Точно так же, несмотря на то что в университетах учат и музыке, разбогатеть с нее невозможно, поэтому музыкантов не считают «профессионалами». Даже писательство обычно не считается «профессиональной» деятельностью. К сожалению, издателей, которые платят гонорары, не существует, так что нужно обладать определенным доходом просто для того, чтобы иметь возможность писать. Шекспир – один из очень немногих писателей, кому удалось подняться со сравнительно скромного уровня до статуса джентльмена. Несмотря на то что он заработал достаточно денег, чтобы купить Нью-плейс в Стратфорде, и получает значительную порцию от местной церковной десятины, один из герольдов пренебрежительно называет его недавно полученный герб «гербом Шекспира, актера».

Амбициозные люди чаще всего делают карьеру либо в церкви, либо в праве. Если вам удастся попасть на самый верх церковной иерархии, став архиепископом Кентерберийским, вы получите не только место в Палате лордов, но еще и доход 2682 фунта в год. Не будете вы бедствовать и став епископом в Винчестере (2874 фунта в год) либо в Или (2135 фунтов). Впрочем, другие епархии значительно беднее. Архиепископ Йоркский получает 1610 фунтов в год, епископ Лондона–1000 фунтов, епископ Личфилда – 560, епископ Эксетера – 500. Епископ Бристоля получает всего 294 фунта, а епископ валлийского Сент-Асафа – 187. Старшее духовенство (регенты, канцлеры епархий, деканы, каноники, пребендарии и архидьяконы) зарабатывают, в зависимости от епархии, от 50 до 450 фунтов в год; но вот среднему ректору или викарию, управляющему единственным приходом, очень повезет, если он заработает в год больше 30 фунтов.

У юристов с деньгами получше. После смерти сэр Николас Бэкон оставил в наследство 4450 фунтов наличными деньгами и серебром, а его ежегодный доход с земли составлял около 4 тысяч фунтов. Доходы сэра Эдварда Кока, по слухам, составляют от 12 до 14 тысяч фунтов, так что он – один из богатейших людей столетия; несильно от него отстает и сэр Джон Попэм, получающий 10 тысяч в год. Очевидно, тысячами меряют свой доход лишь немногие юристы, но большинство из них зарабатывает неплохо, примерно 100 фунтов в год.

Медицина – самая неблагодарная из трех профессий с точки зрения как финансов, так и общественного положения. Елизавета не удостоила рыцарским званием ни одного своего врача или хирурга[30]30
  Первым хирургом, получившим рыцарское звание, был сэр Джон Эйлифф (ум. 1556). Первым врачом, получившим рыцарское звание, был сэр Вильям Баттс (ум. 1545).


[Закрыть]. Большинство богатых англичан времен Елизаветы платят своим врачам намного меньше, чем юристам. Впрочем, это неудивительно. Адвокат времен Елизаветы справится с любой юридической проблемой не хуже, чем его современный коллега. Но вот доверять врачу времен Елизаветы так же, как современному, точно не стоит.

Купцы, торговцы и горожане

Гражданское общество тоже подчинено иерархии: здесь мы видим еще один обширный спектр богатства, общественного положения и власти. С одной стороны располагаются богатейшие лондонские купцы; капитал некоторых из них в начале правления Елизаветы составляет 50 тысяч фунтов, а к концу – удваивается. Эти люди обычно играют заметную роль в политике, становясь олдерменами (главными представителями одного из 26 округов Лондона), лорд-мэрами или главами гильдий. Они обладают значительным влиянием; нескольким богатым лондонским купцам присвоили рыцарские титулы. Говорят, что движимое имущество большинства олдерменов составляет не меньше 20 тысяч фунтов. С другой стороны мы видим практически нищих купцов, а также лавочников и ремесленников, с трудом зарабатывающих даже восемь фунтов в год.

Примерно у половины населения большинства крупных городов нет вообще никакого ценного имущества. В крупных провинциальных городах, в частности, практически всеми богатствами владеют несколько купеческих семей. В Эксетере, например, 2 процента населения владеют 40 процентами собственности, облагаемой налогами, а всего 7 процентов населения – двумя третями. Помимо всего прочего, ожидаемая продолжительность жизни ниже, люди позже женятся, заводят меньше детей, при этом больше детей умирает в раннем возрасте. Почему тогда оставшиеся 93 процента горожан никуда не уходят? Один ответ вполне очевиден: а куда им уходить? Горожане сильно держатся за других горожан, защищая и репутацию, и жизни друг друга. У многих есть обязанности перед друзьями и родственниками, живущими в городе. Уйти из родного города люди решаются либо после долгой подготовки, либо отчаявшись.

Есть и другие причины, по которым люди предпочитают жить в городах. Когда богатый купец достигает определенной власти, он переезжает в загородную усадьбу и превращается в землевладельца, так что ни одна английская купеческая семья долго в одном городе не доминирует. Появляются новые имена и новые семьи, конкурирующие между собой за право занять места ушедших. Хью Клоптон и Вильям Шекспир – отличные примеры людей, которые переехали в Лондон, заработали там состояние и вернулись на родину. То же самое вы увидите и в городах вроде Эксетера или Ковентри: их мэры и олдермены – зачастую сыновья деревенских йоменов, пришедшие в город, чтобы заработать. Не думайте, что все городские богачи рождаются богатыми. Состав «состоятельных 7 процентов» в любом городе постоянно меняется.

Менее обеспеченным людям город предлагает относительную стабильность доходов. Возьмем для примера Эксетер, где живет около 8 тысяч человек. Около 30 процентов – иждивенцы в возрасте до 15 лет, так что на долю взрослых и работающей молодежи остается 5600 человек. Около 880 из них – слуги. Еще 2 тысячи – женщины: 480 вдов, 80 независимых незамужних женщин и 1440 замужних. У нас осталось примерно 2720 свободных взрослых мужчин. В теории мужчина должен стать полноправным гражданином города, чтобы открыть свое дело. Для этого он должен быть сыном свободного горожанина, отработать какое-то время учеником у мастера, либо заплатить немалую сумму – от 1 до 5 фунтов, в зависимости от обстоятельств. Скольким из 2720 мужчин это удалось? В записях Эксетерской ратуши говорится, что 1192 человека стали свободными горожанами в период от Михайлова дня (29 сентября) 1558 года до Михайлова дня 1603 года. Учитывая, что большинство мужчин становятся свободными горожанами годам к 20–25, у них впереди примерно 35 лет свободной жизни. Таким образом, в любой выбранный год примерно 930 из 2720 мужчин – свободные горожане. Кроме них в городе есть профессионалы – духовенство, юристы и медики, а также школьные учителя, чье право преподавать обычно обосновано либо университетским дипломом, либо специальным разрешением епископа. Эти люди, возможно, и не владеют значительной частью богатств города, но играют значительную роль в его жизни. Свободные горожане участвуют и в управлении городом, избирая 24 олдерменов. Так что огромное неравенство в богатстве искажает наши представления об удовлетворенности горожан своей жизнью. Цирюльник или мясник в елизаветинском Эксетере не сильно задумываются о вопиющем неравенстве, царящем вокруг, – по крайней мере, не больше, чем их современные коллеги, – если зарабатывают достаточно, чтобы прокормить и одеть семью.

*[31]31
  «Другие» – это четыре городских трубача; иностранец, ожидающий грамоты о гражданстве от королевы (1575); городской бидл (1588); городской оруженосец (1590); один из городских сержантов (1592).


[Закрыть]

Чем же занимаются мужчины, не принадлежащие ни к свободным гражданам, ни к профессионалам? Некоторые из них еще очень молоды и не несут никакой финансовой ответственности. Возможно, они – подмастерья или поденщики, которые пытаются накопить достаточно денег, чтобы заплатить взносы и стать свободными. Лишь около 10 процентов мужчин, становящихся свободными гражданами в Эксетере, получают этот статус легко – по наследству. Остальным приходится это право зарабатывать. Кроме них, есть еще наемные работники, чернорабочие и неквалифицированные рабочие. Некоторых современники называют «бедняками» – у них нет за душой ничего, кроме одежды, в которой они приходят на работу. Многие из них действительно очень бедны, или же это странствующие попрошайки, готовые работать за еду (мы встретимся с ними позже). В городе у них, по крайней мере, есть шанс найти работу или пропитание. Купцы – не единственные, кто считает город местом реализации возможностей.

Йомены, земледельцы и сельские жители

В сельской местности царит такое же материальное неравенство, как и в городах. С одной стороны – богатые дворяне с огромными доходами, живущие в роскошных усадьбах. С другой – бродячие попрошайки и местные нищие. Между ними – йомены, земледельцы, сельские ремесленники и батраки.

Иомены – наследники средневековых свободных земледельцев. Они «свободные люди» – правда, не в том смысле, в каком этот термин используется в городах. Они «свободны» от крепостной зависимости, которой были связаны многие крестьяне в Средние века. В понимании Вильяма Гаррисона они – «40-шиллинговые фригольдеры»: доходы с земли, которой они владеют, превышают 2 фунта в год, что дает им право голосовать на парламентских выборах. Но кто считается йоменом, кто джентльменом, а кто земледельцем – вопрос очень запутанный. Некоторые «йомены» могут запросто купить имения немалого числа местных «джентльменов». Джон Роуз, «йомен» из Шепардсвелла, графство Кент, после своей смерти в 1591 году оставил движимого имущества на сумму более 1105 фунтов. Другой «йомен», Джеймс Мэтью из Хэмпстед-Норриса, графство Беркшир, оставил в наследство 798 фунтов. Добавьте к этому стоимость их недвижимости, и поймете, что термин «йомен» может быть довольно обманчивым. На практике различить три категории можно примерно так (правда, если кто-то обидится, критерии все-таки придется модифицировать).

• Джентльмен владеет землей, но сам ее не возделывает: он сдает ее либо в копигольд (если это часть поместья), либо в аренду (если земля находится у него во фригольде).

• Йомен сам возделывает землю и может иметь право фригольда на определенную ее часть, но по большей части он сдает ее в аренду. Он нанимает батраков, чтобы те ему помогали.

• Земледелец возделывает землю, но не владеет ею – чаще всего, арендует. Он тоже может нанимать помощников, особенно во время сбора урожая, но обычно он беднее, чем йомен.

Одна из причин, по которой йомены вроде Джона Роуза и Джеймса Мэтью так разбогатели, состоит в том, что, будучи земледельцами, они не тратят деньги на показуху – если, конечно, не хотят притворяться джентльменами. Другая – они лучше умеют эксплуатировать свою землю ради прибыли. Фиксированная арендная плата, взимаемая с долгосрочных нанимателей, и растущие цены на шерсть – вот основные источники богатства многих йоменов. Некоторым земледельцам тоже удается получить с этого выгоду: бережливость, низкие ренты и растущие цены на их продукцию позволяют заработать немало денег. Вильям Дайне из Годальминга, графство Суррей, называет себя земледельцем, несмотря на то что имеет движимое имущество, оцененное в 1601 году в 272 фунта. Эдвард Стрит, земледелец из Ламборна, графство Беркшир, в 1599 году оставил в наследство своей вдове 97 фунтов (в среднем состояние земледельцев составляло около 40).

Есть и другие люди, зарабатывающие деньги на земле. Сельскохозяйственный рабочий трудится на полях йомена или земледельца. Вы часто будете слышать слова «cottager» («батрак») и «artificer» («кустарь»). Батрак-коттеджер, как нетрудно догадаться, живет в коттедже и не владеет никакой землей, кроме, возможно, сада. Еще у него есть право выпускать на общинное пастбище пару коров и одну-двух лошадей, а также собирать дрова в помещичьем лесу. «Кустарями» в елизаветинское время называют ремесленников. В сельской местности большой спрос на товары местного производства, так что, путешествуя по стране, вы обязательно встретите корзинщиков, плетельщиков изгородей, изготовителей рыболовных сетей, углежогов, кровельщиков, точильщиков и лесорубов, а также ковалей, кузнецов, мельников, пивоваров, плотников, колесников и каретников. Многие из этих людей – одновременно земледельцы, батраки и кустари: они владеют несколькими ремеслами, нанимаются батраками во время сбора урожая и выращивают собственные овощи и фрукты, чтобы прокормить себя и семью.

Бедняки

В 1570 году власти Нориджа провели перепись городской бедноты. Всего в списке оказалось 2359 имен: это примерно четверть всего населения (тогда оно составляло 10 625 человек). Не все в этом списке безработные или бездомные; 300 человек, правда, живут в приходских домах призрения, госпиталях, старых сторожевых зданиях и церковных домах, но у большинства из них все-таки есть жилье – съемное или даже собственное. Немало бедняков могут заработать денег, но другие совершенно обнищали. Некоторые из них – калеки, другие – душевнобольные или «лунатики», третьи – глубокие старики. Общее у них одно – все они станут обузой для общества.

Бедняки – неизбежное зло елизаветинской эпохи. В 1577 году, по оценкам Вильяма Гаррисона, по дорогам скитается не менее 10 тысяч бродяг – и это не считая бедняков, постоянно живущих в городах и деревнях. В 1582 году Вильям Ламбард отмечает все растущее количество бродяг в Кенте; в 1593 году он жалуется, что графство «заполонили не только безнаказанные толпы праздных бродяг и фальшивых солдат, но и множество бедных и слабых, но не пользующихся ничьим сочувствием работников». То же самое происходит и в западной части страны. В 1600 году Ричард Карью пишет, что «нигде нет столько бедняков, которые были бы настолько неимущи, как в Корнуолле». Он винит Ирландию, отправляющую в графство бродяг, чтобы просить подаяние. В следующем году власти Стратфорда-на-Эйвоне пожаловались, что в городе живет 700 нищих; в 1602 году один судья объявил, что в Лондоне живет 30 тысяч «праздных и неработающих людей». Таким образом, неважно, говорим мы о городской бедноте или о бандах молодых бродяг на дорогах – в любом случае мы встречаемся с изнанкой жизни елизаветинских времен.

Кто эти бедняки? Вильям Гаррисон разделяет их на три сорта: «бедные по немощи» (старые, слепые и увечные), «бедные из-за несчастного случая» (например, раненые солдаты) и «расточительные бедняки» (бродяги и преступники). Первые две категории он называет «настоящей беднотой». Последнюю же разделяет еще на две: людей, которых согнали с насиженных мест силой, и тех, кто по своей воле стали бродягами и разбойниками. Впрочем, Гаррисон в этом плане уникален. Большинство елизаветинских англичан не вникает в такие тонкости; им гораздо удобнее считать всех бедняков напастью, сборищем расточителей и воров, потому что благодаря этому можно оправдать и жестокое к ним отношение, и насильственное изгнание из города.

Давайте начнем с «местных» бедняков, рассмотрев их на примере Нориджа. Не менее 926 из них (40 процентов) – дети до 16 лет. Для них мир – очень мрачное место: у них очень мало шансов пережить отрочество, не говоря уже о том, чтобы стать чьим-нибудь подмастерьем и найти свое место в обществе. Их плохо кормят, они слабы и страдают от болезней вроде цинги и парши, так что очень немногие мастера решатся взять их в ученики. Из 1433 взрослых бедняков около двух третей – женщины; четверть этих женщин старше 60 лет. Вы можете предположить, что женщин больше, чем мужчин, потому что они живут дольше и, соответственно, среди них много вдов. Так что вас наверняка шокирует, что многих женщин мужья просто бросили. Маргарет Мэтью, например, родилась и выросла в Норидже. Ей 32 года. Ее муж Томас Мэтью ушел из города три года назад, и она даже не представляет, где он. Возможно, он даже умер, но снова выйти замуж она не может, пока остается вероятность, что он все еще жив. Она снимает комнату у Вильяма Джоя, не получает никакой милостыни от церкви и считается «очень бедной», зарабатывая всего несколько пенни в неделю прядением «белой основы» (пряжи). Примерно в таком же положении находится сорокалетняя Алиса Рид, которую муж бросил под предлогом того, что на самом деле уже женат на другой женщине, так что их брак недействителен. Он оставил ее с тремя детьми и грудным младенцем. Она снимает комнату и зарабатывает прядением; прядет и ее девятилетний сын, и четырнадцатилетняя дочь. Они тоже не получают милостыни и «очень бедны». Возможно, даже в еще более плачевном положении находится Елена, супруга Джона Вильямса: она на последнем месяце беременности, вот-вот должна родить и не может работать. Ее муж сбежал в Кембридж, не оставив ей никаких денег.

Если вы хотите по-настоящему узнать, что такое бедность в елизаветинском городе, посетите дом под названием Шипдемс в нориджском приходе Святого Мартина на Копне.

Это большое старое здание, комнаты в котором снимают нищие. В одной живут шестидесятишестилетний Ричард Старкин, безработный сапожник, и его семидесятишестилетняя жена Елизавета, слишком больная, чтобы работать. Они получают всего по два пенса милостыни в неделю и «очень бедны». В следующей комнате живет пятидесятичетырехлетняя Сесилия Барвик, которая прядет белую основу и тоже «очень бедна». Далее мы встречаемся с шестидесятилетней Маргарет Гаррисон, которая зарабатывает вязанием и стиркой грязного белья и присматривает за своим девятилетним сыном, который тоже вяжет. По соседству с ней живет шестидесятивосьмилетняя Агнесса, чей муж Томас Гос лежит в больнице; она прядет белую основу, получает полтора пенса милостыни в неделю и «очень бедна». В соседней комнате – двадцативосьмилетняя дочь Агнессы Маргарет, жена шляпника Томаса Коллинза, который бросил ее, сбежал в Лондон и не высылает никаких денег; она вяжет, чтобы прокормить себя и двух дочерей. Они не получают милостыни, а когда приходит инспектор, он обнаруживает в их постели проститутку. Далее живут сорокалетний Кристофер Смит, безработный одноногий шляпник, его тридцативосьмилетняя жена Дороти, прядущая белую основу, и две их дочери, которые учатся прясть у вдовы Маллерд; на всех они получают три пенса милостыни в неделю. Следующие жильцы – сорокалетний Роберт Хейгет, безработный пивовар, и его двадцатипятилетняя жена Марджери с грудным ребенком, которая прядет белую основу; они не получают милостыни и «очень бедны». Наконец, в этом доме живут еще три старые вдовы: шестидесятидевятилетняя Катерина Маллерд, которая учит дочерей Кристофера Смита прясть, не получает милостыню и «очень бедна»; восьмидесятилетняя пряха Алиса Колтон, у которой парализована кисть руки, – она не получает милостыни и «очень бедна»; и восьмидесятилетняя Эм Стоу, у которой парализована рука, – она получает два пенса милостыни в неделю, но вынуждена присматривать за незаконнорожденным одиннадцатилетним сыном своей дочери. Две из них вместе ходят на улицу побираться. Вот какие они, городские бедняки: старые, увечные, больные, немощные, брошенные и доведенные до отчаяния. У всех них есть своя стратегия выживания – кто-то рассчитывает на более молодых членов семьи, кто-то занимается проституцией, кто-то стирает. Вы можете увидеть на улицах Нориджа слепого мужчину за 50. Поводырем у него служит двенадцатилетний мальчик-сирота – за еду. Некоторые женщины зарабатывают по два шиллинга в неделю, ухаживая за больными и умирающими. Это опасная работа, особенно если ухаживать приходится за больными оспой или чумой. Но если за неделю ухода за чумным больным предлагают шесть шиллингов, бедные женщины добровольно соглашаются[32]32
  Подробности о Шипдемс взяты из Pound, Census, p. 36. О мальчике и слепце, а также о стратегиях выживания см. Pelling, CL, pp. 79–102, особенно 84–5. Об окладах сиделок см. Mortimer, D&D, р. 154.


[Закрыть].

Городская беднота в основном состоит из женщин, а вот три четверти бродячих бедняков – мужчины. Они, естественно, намного моложе: две трети из них младше 25. В одну группу из 20 попрошаек в Кромптоне, графство Ланкашир, в 1597 году входило 12 мальчиков младше 15 лет и три – младше пяти. Причина, по которой они пошли побираться, – голод 1594–1597 годов: их родители, скорее всего, умерли голодной смертью. Или же можно посмотреть на несчастную Алису Моррис. Она родилась в Бордене, графство Кент; когда ей исполнилось десять лет, ее отправили прислуживать дома у дяди. Все шло хорошо, но потом умер отец, и дядя выгнал ее из дому. Осиротевшая, оставшаяся почти без денег, она ходила из города в город. Когда деньги совсем закончились, у нее не осталось выбора, кроме как присоединиться к тем, кто попрошайничает или ворует. В приходе Морбат в Девоне в начале 60-х годов было несколько случаев, когда «бедные бродячие женщины рожали в сараях и амбарах». В Лондоне в 1583 году «бедняки лежат на улицах, подстелив соломенные тюфяки… или прямо в слякоти и грязи… [и] страдают до смерти на улицах, словно собаки или дикие звери, без всякой жалости и сочувствия.

Главная проблема – это как раз резкий рост населения. Количество жителей в Англии постоянно растет, начиная со второго десятилетия XVI века, когда их число составляло всего 2,4 миллиона. Как мы уже видели, к 1600 году эта цифра выросла до 4,11 миллиона, но дополнительных средств для их обеспечения не появилось. Поля отдают под овечьи пастбища и парки, так что сельскохозяйственной земли, где выращивается пища, стало даже меньше. Если вы вспомните еще и о неурожаях вкупе со спадом определенных отраслей, то сразу поймете, почему на больших дорогах столько нищих. Сходите в Кентербери, Феверсем или Мейдстон и поговорите с тамошними бедняками. Некоторые из них прошли несколько сотен миль, чтобы добраться туда – из Ланкашира, Йоркшира, Камберленда и Чешира. Они пришли не из северных городов, а из сельской местности, где их урожаи погибли, и они не смогли выплатить всё растущие ренты, после чего их просто согнали с земли. Они пришли на юг, надеясь на лучшую жизнь. Но, когда они сюда добираются, с ними обращаются, как с изгоями.

Если вы не очень хорошо одеваетесь, вас тоже легко могут спутать с бродягой. Домовладельцы очень боятся незнакомцев. Они умышленно приравнивают их к «египтянам», или цыганам, которые кочуют по Англии десятилетиями. Хотя цыгане составляют лишь малую долю бродячих бедняков, они отлично символизируют ответ на вопрос, почему никто не хочет иметь дело с бродягами. Цыган по умолчанию считают ворами: говорят, что они путешествуют ватагами по 80 человек и разделяются на группки по пять-шесть, ища, что бы украсть. На самом же деле они путешествуют маленькими семейными группами; впрочем, людей не особо интересуют смягчающие обстоятельства. В Акте о египтянах 1530 года объявляется, что, поскольку цыгане зарабатывают на жизнь только хиромантией, предсказанием судеб и воровством, они обязаны покинуть королевство. Этот закон подтверждает и Елизавета в 1563 году, выпустив Акт о дальнейшем наказании бродяг, называющих себя египтянами. Там говорится, помимо всего прочего, что любой человек, замеченный в компании цыган, может быть повешен.

Именно в таком контексте законодатели рассуждают и о других бродягах. Этой теме посвящается целый литературный жанр. Книги сенсационны: они претендуют на правдивое описание преступного мира, скрывающегося в любом городе, и подробно рассказывают о грешных, грязных злодеях и их коварных планах по ограблению и убийству добропорядочных граждан. Ненависть, когда-то направленная только на цыган, теперь распространилась на бродячих нищих и голодающую молодежь. В 1572 году парламент принимает «Акт о наказании бродяг и о помощи бедным и немощным». Там говорится, что «бродяга старше 14 лет должен быть… мучительно избит плетьми, после чего мочку правого уха нужно прожечь железным прутом толщиною в дюйм, если только некий заслуживающий доверия человек не возьмет его на службу сроком в год». Кроме того, восемнадцатилетний юноша, который снова займется бродяжничеством после того, как его один раз поймали, будет повешен как преступник. О, веселая, веселая Англия! В 1589 году дело принимает драматичный оборот, когда – несмотря на всю кажущуюся нелогичность этого шага – правительство запрещает кому-либо предоставлять бродягам крышу над головой. Это значит, что теперь по закону в одном домовладении может проживать только одна семья, и поместные суды вскоре начнут искать бедных «незаконных жильцов». В 1600 году в Маулсэме, графство Эссекс, восемь арендаторов земли были вызваны в поместный суд по обвинению в укрывательстве бедняков. Трое из них давали кров нищему с женой в течение нескольких месяцев; один впустил к себе жить сразу две бедные супружеские пары на шесть месяцев; остальные укрывали год жили в Маулсэме. Тем не менее, арендаторам приказали либо тут же прогнать лишних жильцов, либо заплатить штраф в 1 фунт. Эти семейные пары и вдовы, естественно, не чета толпам молодых мужчин-грабителей. Но они бедны, и жители Маулсэма боятся, что финансовая ответственность по уходу за этими нищими падет на них. Так что они хотят прогнать этих незнакомцев за двойное преступление: у них нет ни денег, ни дома.

Но ведь елизаветинская Англия, со всем ее остроумием и политической мощью, может хоть что-нибудь с этим сделать? Да, в конце концов ситуация меняется. Некоторые города – в частности, Норидж – начинают оказывать помощь живущим в них беднякам. Действительно нуждающимся иногда даже выдают специальные разрешения на попрошайничество. Кроме того, люди наконец начинают понимать, что корень зла – это не желание стать бродягой, а бедность. Впрочем, понимание приходит далеко не сразу. Первый Закон о бедных Елизавета принимает в 1563 году: он заставляет жителей деревень и городов платить за содержание местных бедняков; тех же, кто отказывается, отдают под мировой суд. В 1576 году новый акт обязывает гражданские власти иметь запас орудий труда, чтобы бедняки могли работать и самостоятельно расплачиваться за свое содержание. Наконец, в 1597 году елизаветинское правительство издает Акт о помощи бедным. Этот законодательный акт не так знаменит, как разгром Непобедимой армады, но не менее важен, потому что именно в соответствии с ним в ближайшие 237 лет будет осуществляться уход за бедняками. С этого момента в каждом приходе назначаются специальные надзиратели, которые станут присматривать за детьми, за которыми по каким-либо причинам не могут ухаживать родители, отдавая по возможности их в подмастерья. Кроме того, надзиратели должны обеспечивать занятость всем, кто не может себя прокормить. Наконец, они собирают налог с прихожан, который идет на обеспечение бедноты. Отметим слово «налог»: с этого самого момента призрение бедных – это мирская общественная обязанность, финансируемая местными налогами, а не акт религиозной добродетели, который улучшает положение души жертвователя и помогает богачу попасть в рай. Выбора больше нет ни у кого. Второй акт отменяет все предыдущие меры наказания за бродяжничество, в том числе прожигание ушей. В третьем акте говорится, что для проживания бедняков можно строить специальные госпитали или работные дома. В современном мире слово «работный дом» произносят с долей ужаса, но на тот момент это было прогрессивное решение – ранее бездомных просто сгоняли с любого места до тех пор, пока они либо сами не умирали, либо не решались на преступление, после чего их вешали. Акт 1597 года, пересмотренный и переизданный в 1601-м, не решает всех проблем мгновенно, но все же дает решение в долгосрочной перспективе. И спасает жизни. Если вы услышите, как этот закон провозглашают на улицах, знайте: отчасти именно благодаря ему англичане больше никогда не будут умирать тысячами в случае неурожая.