Текст книги "Живи, пусть умирают другие"

Автор книги: Ян Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

10. «Серебряный фантом»

Натянув до самых ушей воротник нового плаща, Бонд незамеченным выскользнул из дверей гостиничного магазина, у которого был свой выход на Пятьдесят пятую улицу.

Он постоял на пороге и буквально прыгнул в проезжающее такси, одной, покалеченной, рукой, рванув дверцу, а другой швырнув на переднее сиденье небольшой чемодан. Таксист едва успел притормозить. Негр с ящиком для пожертвований в пользу цветных ветеранов корейской войны и его приятель, копавшийся в моторе припаркованного поблизости автомобиля, оставались на вахте, пока их не сняли, дав два коротких и один длинный сигнал с проезжающего мимо автомобиля.

Но как только Бонд вышел из такси у Пенсильваниястейшн, его сразу заметили. Болтавшийся поблизости негр с плетеной корзинкой в руках быстро подошел к телефонной будке. Было десять пятнадцать.

До отхода поезда оставалось только четверть часа, и все же один из официантов в вагоне-ресторане успел сказаться больным, и его заменил другой служащий, уже получивший по телефону детальные инструкции. Шеф-повар поднял было шум, но новый официант шепнул ему что-то, и, сверкнув белками, тот умолк, незаметно потрогав талисман на шее.

Бонд быстро пересек вестибюль, нашел 14-й выход и двинулся к поезду.

Он стоял, серебристой нитью вытянувшись в длину на добрых четверть мили, в полутьме, на нижнем уровне полотна. Голая лампа освещала зеленые, желтые и красные линии на удлиненном корпусе локомотива – цвета железнодорожной компании. Состав выглядел шикарно. Машинист и кочегар, которым предстояло провести поезд первые двести миль в южном направлении, беззаботно болтали в начищенной до блеска алюминиевой кабине в двенадцати футах над путями, проверяя попутно показания приборов. В огромной бетонной пещере стояла тишина, и каждый звук отдавался эхом.

Пассажиров было немного. Большинство ехало до Нью-Арка, Филадельфии, Вилмингтона, Балтимора и Вашингтона. Вагон 2—45 был в самом хвосте поезда, так что Бонду пришлось пройти сотню с лишним ярдов. Шаги его отдавались на пустынной платформе. У дверей стоял проводник. На носу у него были очки. Лицо неулыбчивое, но приветливое. Под нижним обрезом окон большими золочеными буквами было написано: «Ричмонд, Фредериксберг и Потомак», а еще ниже – «Пенсильвавия» – название спального вагона. Откуда-то из-под двери с легким шипением вырвалась струйка пара.

– Купе X, – сказал Бонд.

– Мистер Брайс? Прошу вас, сэр. Миссис Брайс только что пришла. В конце вагона, сэр.

Бонд поднялся по лесенке и повернул в унылый коридор, выдержанный в оливковом цвете. На полу была постелена толстая дорожка. Пахло, как и обычно, застарелым сигарным дымом. Висела табличка: «Вам нужна лишняя подушка? Со всеми вопросами обращайтесь к проводнику. Его имя» – и дальше шла карточка с впечатанным именем – Сэмюэл Д, Болдуин.

Он прошел почти половину вагона. Купе Е занимала почтенная американская пара, остальные пустовали. Нужная Бонду дверь была закрыта. Он потянул ручку – заперто.

– Кто там? – послышался нервный женский голос.

– Я, – ответил Бонд.

Дверь открылась. Бонд вошел, положил на полку чемодан и запер дверь.

На Солитер был темный костюм, сшитый на заказ. Густая вуаль падала от самых краев маленькой темной соломенной шляпы. Рукой в перчатке она поддерживала вуаль у самой шеи, и даже сквозь ткань Бонд видел, что лицо ее бледно, а в глазах застыл страх. Выглядела она, пожалуй, как француженка, и была очень красива.

– Слава Богу, – проговорила она.

Бонд быстро осмотрелся. Он открыл дверь в туалет и заглянул туда. Пусто.

Снаружи раздался голос: «Отправляемся!» Послышался стук – это проводник поднял складывающуюся металлическую лесенку и закрыл дверь. Поезд медленно покатился. Монотонно замелькали автосигналы, на стыках колеса слегка вздрагивали, но вскоре поезд начал набирать скорость. Как бы то ни было, путешествие началось.

– Где хотите устроиться? – спросил Бонд.

– Мне все равно, – нервно ответила девушка. – Так что выбирайте сами.

Бонд пожал плечами и сел лицом по ходу поезда.

Села и она, все еще несколько испуганно поглядывая на него. Она не шелохнулась, пока не выехали из длинного туннеля, по которому выходят за город линии пенсильванской железной дороги.

Только после этого сняла шляпу, откинула вуаль и положила рядом с собой на сиденье. Затем вытащила заколки, встряхнула головой, и на грудь ей упала тяжелая волна черных волос. Под глазами залегли густые синие тени, и Бонд подумал, что она тоже, должно быть, провела бессонную ночь.

Между ними был столик. Внезапно она потянулась вперед, взяла и поцеловала руку Бонда. Он нахмурился и попытался вырвать руку, но она крепко сжимала ее своими ладонями.

Она подняла глаза и признательно взглянула на него.

– Спасибо, – сказала она. – Спасибо, что поверили мне. Я знаю, это было непросто. – Только теперь она выпустила его руку и откинулась назад.

– И правильно сделал, – рассеянно откликнулся Бонд, который все-таки никак не мог понять эту женщину.

Он полез в карман за сигаретами и зажигалкой. Это была запечатанная пачка «Честерфилда», и он здоровой рукой начал срывать с нее целлофановую обертку.

Солитер потянулась и взяла у него пачку, надорвала, подцепив длинным ногтем, вытащила сигарету, прикурила и протянула зажженную сигарету и пачку. Бонд улыбнулся.

– Я выкуриваю три пачки в день, – сказал он. – Так что вам придется потрудиться.

– Я буду помогать вам открывать только новые пачки. И вообще не беспокойтесь, я вовсе не собираюсь надоедать вам всю дорогу до Сент-Питерсбурга.

Глаза у Бонда сузились, улыбка погасла.

– Вы же не думаете, будто я поверила, что мы едем только до Вашингтона, – сказала она. – Не зря же вы запнулись, говоря сегодня по телефону. К тому же и мистер Биг уверен, что вы отправитесь во Флориду. Я слышала, как он давал указания своим людям. Он говорил по междугородному телефону с человеком по прозвищу Грабитель. Велел, чтобы тот наблюдал за аэропортом в Тампе и поездами. Может, нам лучше сойти, не доезжая, в Тарпон-Спрингз или в каком-нибудь другом прибрежном городке. Кто-нибудь видел, как вы садились в поезд?

– Насколько мне известно, нет, – сказал Бонд, вновь успокаиваясь. – А у вас? Были какие-нибудь проблемы?

– По этим дням у меня урок пения. Он пытается сделать из меня эстрадную певицу. Один из его людей отвез меня к учителю, и должен будет вернуться к полудню. Раннее время его не удивило. Я часто завтракаю с учителем, только чтобы не трапезничать с мистером Бигом. Он-то считает, что мы всегда должны есть вместе.

Она посмотрела, который час. Бонд отметил про себя стоимость этих часов из платины, с бриллиантами. – Они хватятся меня примерно через час. Я подождала, пока машина уехала, а потом сразу пошла звонить вам. В центре поймала такси. В аптеке купила зубную щетку и другие туалетные вещи. Помимо этого, у меня только драгоценности да сумасшедшие деньги, которые я всегда от него прячу. Около пяти тысяч долларов. Так что обузой я не буду. – Она махнула в сторону окна. – Вы подарили мне новую жизнь.

Поезд пересекал довольно отталкивающую на вид пустынную равнину между Нью-Йорком и Нью-Арком. Если бы не огромные щиты, на которых рекламировался текущий бродвейский репертуар, не кучи железного лома и не кладбище автомобилей, можно было подумать, что едешь по Транссибирской магистрали в предвоенные годы, а за окном бескрайние просторы России.

– Надеюсь, когда-нибудь смогу предложить вам что-нибудь получше, – сказал Бонд, улыбаясь. – Но не благодарите меня. Теперь мы квиты. Вы ведь прошлой ночью спасли мне жизнь. То есть, – с любопытством посмотрел на нее Бонд, – если вы действительно ясновидящая.

– Действительно, – кивнула она. – Во всяком случае что-то в этом роде. Я часто знаю, что должно произойти, особенно с другими. Конечно, я приукрашиваю рассказ, так что на Гаити я спокойно выступала с такими номерами в кабаре. Они там все помешались на потустороннем и были вполне уверены, что я ведьма. Но, честное слово, впервые увидев вас там, в комнате, я сразу поняла, что вы посланы мне во спасение. Мне многое, – тут она покраснела, – открылось.

– Что именно?

– Ну, трудно сказать, – весело ответила она. – Многое. – Поживем – увидим. Но осложнений будет много, – добавила она серьезно, – трудностей и опасностей. У нас обоих. – Она помолчала. – Так что вы уж постарайтесь, чтобы все кончилось благополучно. Хорошо?

– Постараюсь, – ответил Бонд. – Прежде всего надо немного поспать. Давайте выпьем и закусим, а потом вызовем проводника, чтобы принес постель. Нет-нет, ничего такого, не волнуйтесь, – добавил он, увидев, как Солитер нахмурилась. – Но ведь мы едем вдвоем. В течение суток мы будем делить это спальное купе, так что не стоит слишком привередничать. В конце концов вы – миссис Брайс. – Он ухмыльнулся. – И должны вести себя соответственно. По крайней мере до известной степени.

Она рассмеялась, задумчиво посмотрела на него, ничего не сказала и нажала на кнопку звонка под оконной рамой.

Кондуктор появился одновременно с официантом. Бонд заказал виски, сандвичи с цыплятами и кофе без кофеина, чтобы покрепче заснуть.

– Еда в стоимость билета не включена, мистер Брайс, – сообщил кондуктор.

– Разумеется, – ответил Бонд. Солитер потянулась к сумочке. – Не беспокойся, дорогая, – сказал Бонд, вытаскивая бумажник. – Ты, верно, забыла, что отдала мне деньги перед тем, как ехать на вокзал?

– Да, госпоже понадобится немало денежек на летние наряды, – заметил кондуктор. – Магазины в Питерсбурге дороговаты. И жарища там страшная. А вы как, бывали раньше во Флориде?

– Мы каждый год туда ездим в это время.

– Ну что ж, приятного путешествия, – сказал кондуктор.

Дверь за ним закрылась, и Солитер весело рассмеялась.

– Да я и не беспокоюсь, – сказала она. – Не знаю, что я буду делать, если вы бросите меня на произвол судьбы. Я для начала пойду туда, – она кивнула на дверь, ведущую в туалет. – Выгляжу, должно быть, ужасно.

– Вовсе нет, – сказал Бонд, но она уже исчезла.

Бонд поглядел в окно – мелькали дома в предместьях Трентона. Он любил поезда и с удовольствием предвкушал долгую дорогу.

Поезд замедлил ход. Параллельно бежали запасные пути, на них стояли грузовые составы с наименованиями всех штатов: «Делавер, Лакванна энд Вестерн», «Чиза-пик энд Охайо», «Зи ВЭЛЛИ», «Сиборд фрут экспресс» и празднично раскрашенный «Атчисон, Топека энд Санта Фе» – названия, воплощающие романтику американских железных дорог. «Бритиш райлуэйз», – подумал Бонд, вздохнул и перевел мысли на нынешнее приключение.

К добру ли, к худу ли, но он решил действовать вместе с Солитер или, как он мог бы цинично выразиться, использовать ее. Ответа требовало много вопросов, но пока не время задавать их. А сейчас его грело то, что мистеру Бигу придется испытать еще один удар, причем по самому чувствительному месту – самолюбию.

Что же касается девушки, приятно будет провести с ней время, и Бонд был рад, что они уже пересекли границу, за которой начинается дружба, а, может, не только дружба.

Правда, Биг Мэн сказал, что мужчинами она не интересуется. Но это сомнительно. На вид она создана для любви. По крайней мере у него с ней что-нибудь получиться может. Он с нетерпением ждал, когда она вернется и скова сядет напротив, так, чтобы можно было смотреть на нее и неторопливо, шаг за шагом, изучать эту женщину. Солитер. Приятное имя. Неудивительно, что ее прозвали так в вонючих ночных клубах Порт-о-Пренса. Даже в той явной симпатии, которую она ему демонстрирует, остается нечто не до конца понятное, загадочное. Ему чудилось одинокое детство на большой, приходящей в упадок плантации, пустынная усадьба, медленно разваливающаяся по частям, зарастающая буйной тропической растительностью. Родители умирают, земля продается. Один или двое слуг, неуютная жизнь в городских квартирах. Красота – единственное ее достояние. Борьба с разного рода сомнительными предложениями стать «гувернанткой», «компаньонкой», «секретаршей» – респектабельные, эвфемизмы обыкновенной проституции. Затем робкие, неуверенные шаги в мир шоу-бизнеса. Вечерние выступления в ночном клубе – сеанс магии, который в глазах людей, верящих в сверхъестественное, должен был сделать ее человеком, внушающим страх. И, наконец, как-то вечером в одиночестве садится за столик огромный мужчина с землистым лицом. Обещает ей работу на Бродвее. Возможность новой жизни, избавление от духоты, вони и одиночества.

Бонд резко отвернулся от окна. Может, нарисованная им картина слишком романтична? Но в этом роде что-то должно быть.

Он услышал, как открывается дверь. Девушка уселась напротив него. Выглядела она посвежевшей и жизнерадостной.

– Вы думали обо мне, – внимательно посмотрела она на Бонда. – Я это почувствовала. Не беспокойтесь. Ничего особенно страшного в моей биографии нет. Как-нибудь, когда будет время, я расскажу вам все. А пока я хочу забыть о прошлом. Скажу вам только свое настоящее имя – Симона Латрель, но вы можете называть меня, как хотите. Мне двадцать пять. И сейчас я счастлива. Мне нравится эта «комнатка». Но хочется есть и спать. Вы какую полку предпочитаете?

Бонд улыбнулся вопросу и задумался.

– Наверное, это не слишком благородно, но я лягу внизу, – сказал он. – Хочу быть ближе к полу, так, на всякий случай. Не то, чтобы был какой-то особенный повод для беспокойства, – добавил он, – но, с другой стороны, у мистера Бига длинные руки, особенно среди черных. И железные дороги тут не исключение. Вы не против?

– Конечно, нет, – сказала она. – Я сама хотела предложить это. Вам ведь все равно не забраться наверх с вашим пальцем.

Негр-официант с деловитым видом принес из вагона-ресторана еду. Вроде, он только и ждал, чтобы ему заплатили и отпустили назад, работать.

Покончив с едой, Бонд позвонил дежурному проводнику. Тот тоже выглядел озабоченным и избегал смотреть на Бонда. Он довольно долго возился с постелями и всячески старался показать, что в купе очень тесно.

Наконец он, похоже, собрался с духом.

– Может, госпожа перейдет в соседнее купе, пока я здесь управлюсь, – сказал проводник, глядя куда-то поверх головы Бонда. – Там никого не будет до самого Питерсбурга. – Он вытащил ключ и не дожидаясь ответа, открыл дверь.

Повинуясь жесту Бонда, Солитер поднялась. Слышно было, как она запирает дверь, ведущую в коридор. А негр захлопнул внутреннюю дверь.

Бонд подождал немного. Вспомнив имя, он спросил:

– Хотите что-то сказать мне, Болдуин? Служащий с облегчением повернулся и посмотрел Бонду прямо в глаза.

– Да, сэр, мистер Брайс. – Стоило ему начать, как речь полилась потоком. – Может, и не должен был я это говорить вам, но что-то не так на этом рейсе. У вас тут враг, мистер Брайс. Да-да, сэр, враг. Я тут кое-что слышал, и мне это вовсе не понравилось. Не могу сказать, что именно, иначе мне плохо придется. Но вам лучше глядеть в оба. Да, сэр. Кому-то вы тут очень нужны, сэр, и это плохой человек. Вот, возьмите-ка. – Он полез в карман и вытащил два деревянных клина, какими закрепляют окна. – Просуньте их под дверь, – сказал он. – Больше я ничего не могу для вас сделать. Мне горло перережут. Но мне не нравится, когда в моем вагоне происходит такое. Бонд взял клинья: «Но…» – Ничего больше не могу для вас сделать, сэр, – решительно сказал негр, берясь за ручку двери. – Если позвоните мне вечером, принесу вам поужинать. Но больше никому не открывайте.

Бонд протянул ему двадцатку, тот скомкал банкноту и положил в карман.

– Сделаю все, что смогу, сэр. Но не дай Бог, чтобы они меня достали. Тогда мне конец, это уж точно. – Он вышел и быстро закрыл за собой дверь.

Бонд на секунду задумался, потом открыл внутреннюю дверь. Солитер читала.

– Все готово, – сказал он. – У него это заняло немало времени. Все порывался рассказать мне свою жизнь. Я выйду, пока вы забираетесь к себе наверх. Дайте знать, когда можно войти.

Он устроился в соседнем купе и выглянул в окно. Виднелись мрачные предместья Филадельфии, показывающие свои язвы поезду-богачу, словно нищие.

Не стоит пугать ее до времени. Но новая угроза возникла раньше, чем он предполагал, и, если девушку обнаружат, дела ее будут столь же плохи, сколь и его собственные.

Она окликнула Бонда, он вошел в купе.

Тут была полутьма, горела только ночная лампочка которую включила мисс Солитер.

– Спокойной ночи, – сказала девушка.

Бонд снял пиджак и прочно забил клинья под обе двери. Затем осторожно улегся на правый бок и, не думая больше о будущем, под перестук колес погрузился в глубокий сон. Невдалеке, в опустевшем вагоне-ресторане официант-негр перечитывал только что заполненный им телеграфный бланк. Он отправит его из Филадельфии, где поезд будет стоять десять минут.

11. Allumeuse

Было солнечное утро. Поезд, погромыхивая на стыках, мчался на Юг. Позади остались Пенсильвания и Мериленд.

В Вашингтоне была большая остановка, и сквозь сон Бонд слышал мерный перезвон колокольчиков – это поезда переводили на другие пути – и приглушенные объявления по вокзальному радио. Дальше – Вирджиния. Здесь погода была мягче, и сумерки – хотя морозный Нью-Йорк был всего в пяти часах езды – пахли едва ли не весной.

Случайная группа негров, возвращаясь с полей домой, услышит отдаленный перестук колес, кто-нибудь вынет часы и скажет: «Фантом» прошел. Шесть вечера. Вроде часы идут правильно". «Точно», – ответит кто-нибудь другой, а шум поезда тем временем станет слышнее, и мелькнут освещенные окна вагонов, бегущих в сторону Северной Каролины.

Они проснулись около семи. Их разбудил протяжный гудок паровоза – большой поезд, оставляя позади поля, приближался к Рэли. Бонд вынул клинья из-под дверей, зажег свет и позвонил проводнику.

Он заказал два сухих «Мартини», и когда принесли две маленьких – «лично для вас» – бутылочки, стаканы и лед, понял, что промахнулся и сразу велел принести еще четыре.

Они немного поспорили о том, что взять на ужин. О рыбе говорилось, будто она «приготовлена из мягчайшего, без костей филе», а о цыплятах – что они «зажарены по-французски и подаются в разделанном виде».

– Чушь собачья, – заметил Бонд, и в конце концов они заказали яичницу с беконом и сосисками, салат и немного местного «камамбера», который всегда так приятно удивляет в американских меню.

Было девять, когда Болдуин пришел убрать тарелки. Он поинтересовался, не нужно ли чего еще.

Бонд подумал.

– Когда мы прибываем в Джексонвилл? – спросил он.

– Около пяти утра, сэр.

– Там есть подземный переход?

– Да, сэр, поезд останавливается почти рядом.

– Вы сможете по-быстрому открыть дверь и спустить лесенку?

Негр улыбнулся.

– Да, сэр. Конечно, сэр. Бонд протянул ему десятку.

– Это на тот случай, если я не увижу вас в Сент-Питерсбурге.

Негр усмехнулся.

– Большое спасибо, сэр. Покойной ночи, сэр. Покойной ночи, мадам.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Бонд поднялся и с силой загнал клинья под двери.

– Ясно, – сказала Солитер, – вот, стало быть, как обстоят дела.

– Да, – откликнулся Бонд, – боюсь, что так. – И он передал ей слова Болдуина.

– Меня все это не удивляет, – сказала девушка, когда он закончил. – Наверное, вас заметили на вокзале. У него целая армия шпионов, которых называют «глазами», и когда они поднимаются по тревоге, ускользнуть незамеченным почти невозможно. Знать бы, кто тут у него на поезде. Наверняка это негр; либо проводник, либо официант из вагона-ресторана. Эти люди послушны малейшему его жесту.

– Похоже, так оно и есть, – сказал Бонд. – Но как это у него выходит? Как он держит их в таком подчинении?

Она выглянула в окно, в расстилающуюся тьму, сквозь которую с грохотом мчался поезд. Затем снова повернулась и посмотрела прямо в спокойные серо-голубые глаза английского разведчика. «Как объяснить это все человеку, – подумала она, – такому рациональному, такому решительному, человеку, который вырос в теплом доме и на освещенной улице. Как объяснить это человеку, никогда не жившему близко к загадочному сердцу тропиков, в полной зависимости от их гнева и тайного яда; человеку, кто не знает, что такое тайна барабанов, не видел чудес и не чувствовал страха, ими внушаемого? Что знает он о каталепсии и обмене мыслями на расстоянии, о шестом чувстве рыб, птиц, негров, об устрашающем смысле, заключенном в белом перышке цыпленка, в сломанной палке, валяющейся на дороге, маленьком кожаном мешочке с костями и травами? А ведь существует еще погоня за тенями, порча и многое другое».

Солитер вздрогнула, целая глыба мрачных воспоминаний навалилась на нее. Особенно хорошо запомнился тот первый раз в Умфоре, куда ее ребенком привезла нянька-негритянка. «С вами ничего дурного не будет, мисси. Эта замечательная штука до самой смерти будет вас охранять». И мерзкий старикашка, и зелье, которое он ей дал. И как нянька заставила выпить его до последней капли, и как целую неделю она ночами кричала и не могла заснуть. И как нянька забеспокоилась, а потом неожиданно все вернулось на свои места, и спать она снова стала спокойно. А спустя какое-то время, переворачивая подушку, нащупала что-то твердое и вытащила из наволочки грязный мешочек с засохшей глиной. Она выбросила его из окна, но утром он исчез. Спала она по-прежнему хорошо, и решила, что нянька нашла мешочек и спрятала его где-нибудь в подполе.

По прошествии многих лет ей рассказали об этом волшебном напитке – смеси рома, пороха, могильной глины и человеческой крови. При воспоминании об этом вкусе ее всегда тошнило.

Что может этот человек знать обо всем этом – и о том, что она сама наполовину верит в чары?

Она подняла взгляд на Бонда, и увидела, что он внимательно следит за ней.

– Вы думаете, я не пойму, – сказал он. – И до известной степени вы правы. Но я знаю, что страх делает с людьми, и знаю, как можно вызвать страх. Я читал немало книг о заклинаниях, и верю в их воздействие. Не думаю, правда, что я сам могу стать объектом такого воздействия, потому что еще в детстве перестал бояться темноты, да и гипноз меня не берет. Но я знаю, что все это действительно существует, и не думайте, что я буду смеяться. Ведь ученые и врачи, которые пишут на подобные темы, не смеются.

– Ладно, – улыбнулась она. – Раз так, достаточно будет сказать, что они верят, будто Биг Мэн – это зомби Барона Субботы. Зомби страшны сами по себе. Это ожившие мертвецы, которые действуют по команде своих хозяев. Барон Суббота – самый грозный из магических духов. Дух тьмы и смерти. Так что если он управляет собственным зомби, все становится еще во много раз страшнее. Вы ведь видели мистера Бига. Огромный рост, землистое лицо и мощная магнетическая сила. Ему вовсе не трудно заставить негра поверить, что он зомби, и страшный зомби. Ну, а следующий шаг уж вовсе элементарен. Мистер Биг заставляет думать, словно он и есть Барон Суббота, постоянно нося его амулет. Да вы видели его.

Солитер помолчала, а потом заговорила вновь, почти беззвучно шевеля губами:

– И могу заверить вас, что все это действует безотказно и трудно найти негра, который бы видел его, слышал его историю и не поверил бы в нее, не испытал бы безумного метафизического страха. Это и понятно, – добавила она. – Вы бы содрогнулись, если б знали, как он поступает с теми, кто осмеливается выказать хоть тень непослушания, как пытает их и умерщвляет.

– Ну а Москва тут при чем? – спросил Бонд. – Это правда, что он агент СМЕРШа?

– Я не знаю, что такое СМЕРШ, – ответила девушка, – но знаю, что он работает на русских; по крайней мере я слышала, как он говорит по-русски с некоторыми из своих гостей. Раз или два он велел мне присутствовать при этих беседах, а потом спрашивал мое мнение об этих людях. В общем, мне казалось, что они говорят правду, хотя я ни слова и не понимала. Но имейте в виду, я знакома с ним только год, а он фантастически скрытен. Если он действительно работает на Москву, русские заполучили одного из самых могущественных людей в Америке. Он способен узнать все, что нужно, а если не получается, кого-нибудь обязательно убивают.

– А его почему никто не убьет? – спросил Бонд.

– Его нельзя убить, – сказала она. – Он уже мертв. Он зомби.

– Ясно, – медленно протянул Бонд. – Да, здорово придумано. Ну, а вы могли бы?

Она поглядела в окно, затем опять на Бонда.

– В крайнем случае, – неохотно призналась она. – Но не забывайте, ведь я с Гаити. Умом я понимаю, что могу убить его, но, – она беспомощно всплеснула руками, – чувства восстают. – Она робко улыбнулась. – Вы думаете, наверное, что я безнадежная дура, – закончила она.

Бонд подумал: «Да нет, ведь я действительно кое-что читал на эту тему». Он прикрыл ее руки ладонями.

– Когда настанет момент, – сказал он с улыбкой, – я осеню пулю крестным знамением. В старые времена это помогало.

Она задумалась.

– Мне кажется, что если кто и способен справиться с ним, так это вы, – произнесла она. – Прошлой ночью вы ему здорово отомстили, – она сжала его руку. – Так что я должна делать?

– Спать, – ответил Бонд. Он посмотрел на часы. Десять. – Как следует выспаться. Мы выйдем в Джексон-вилле и, если нас засекут, постараемся добраться до побережья другим путем.

Они поднялись и встали друг против друга в покачивающемся вагоне.

Неожиданно Бонд потянулся и обнял ее правой рукой. Ее руки обвились вокруг его шеи, и они страстно поцеловались. Он прижал девушку к покачивающейся стене. Солитер обхватила его лицо руками и немного отодвинула, тяжело дыша. Глаза ее заблестели и расширились. Она снова прижалась к нему губами и поцеловала долгим страстным поцелуем.

«Проклятый палец, – подумал Бонд, – даже не погладишь толком».

Он высвободил правую руку и ощутил под ладонью отвердевшие соски. Потом скользнул вниз, по спине, задержал там руку, и, по-прежнему прижимая к себе девушку, все целовал и целовал ее.

Она опустила руки и оттолкнула его.

– Я всегда мечтала, что когда-нибудь поцелую мужчину, – сказала она. – И только увидев тебя, сразу поняла, что этим мужчиной будешь ты.

– Ты очень красивая, – проговорил Бонд. – И лучше всех целуешься. – Он посмотрел на повязку, стесняющую левую руку. – Проклятая рука, – объяснил он. – Даже обнять не могу как следует. Очень болит. За это мистеру Бигу тоже придется заплатить.

Она рассмеялась.

Вынув из сумочки платок, она стерла с его губ помаду. Затем отвела ему волосы со лба и еще раз поцеловала, на сей раз мягко и нежно.

– Может, оно и к лучшему, – сказала она. – Слишком много других забот.

Поезд дернулся, и Бонд почти упал на девушку, Он положил руку на ее левую грудь и прижался губами к белоснежной коже ее шеи. Потом поцеловал в губы.

Он почувствовал, что пульс начинает биться ровнее. Взял ее за руку и подтолкнул на середину раскачивающегося купе.

– Пожалуй, ты права, – улыбнулся он. – Я хотел бы как-нибудь остаться с тобой вдвоем, только вдвоем, и чтобы никуда не торопиться. А сейчас есть по крайней мере один человек, который постарается разрушить наше одиночество. Так что сейчас просто не время заниматься любовью. Давай укладывайся, а я потом только поцелую тебя напоследок.

Они обменялись долгим, медленным поцелуем, затем он отступил.

– Надо заглянуть в соседнее купе, может, нас кто сопровождает, – сказал он.

Тихонько вынув клин из-под внутренней двери, он мягко потянул ручку. Достал из кобуры «беретту», взвел курок и жестом велел ей открыть дверь так, чтобы снаружи ее не было видно. Подал сигнал, и девушка резко рванула ручку. Пустое купе насмешливо зевнуло.

Бонд улыбнулся.

– Дай знать, когда уляжешься, – сказал он, вошел в соседнее купе и закрылся.

Дверь в коридор была заперта. Купе ничем не отличалось от того, в котором ехали они. Бонд тщательно осмотрел его на предмет какого-нибудь подвоха. Ничего не было, кроме отдушины для кондиционирования воздуха в потолке. Но Бонд, обычно учитывавший любые возможности, отбросил мысль о том, что через это отверстие можно пустить газ. Ведь тогда задохнутся все пассажиры. Оставались еще трубы в туалете, и хотя их, конечно, можно было использовать, чтобы подложить снизу какое-нибудь смертоносное устройство, исполнитель должен быть отважным и искусным акробатом. Никакой вентиляционной решетки здесь не было.

Бонд пожал плечами. Нет, если кого-нибудь и надо ожидать, то только через двери. Что ж, придется пободрствовать.

Солитер позвала его. Купе пахло дорогими духами. Опершись на локоть, она смотрела на него с верхней полки.

Простыня была натянута до плеч. А под ней она, наверное, совершенно раздета. Темные волосы волнами ниспадали на грудь. Горела только ночная лампочка, так что лицо девушки оставалось в тени. Бонд поднялся по алюминиевой лесенке и наклонился к ней. Она потянулась к нему, и неожиданно простыня упала с плеч.

– Черт бы тебя побрал, – сказал Бонд. – Ты… Она прикрыла ему рот рукой.

– Allumeuse – вот точное слово, – сказала она. – Мне нравится, что я могу дразнить такого сильного неразговорчивого мужчину. Во мне горит яростное пламя. Это единственная игра, в которую я могу играть с тобой, и долго она не продлится. Когда заживет твоя рука?

Бонд укусил ее мягкую ладонь. Девушка вскрикнула.

– Скоро, – ответил он. – И когда тебе снова придет в голову поиграть в эту игру, ты увидишь, что тебя накололи, как бабочку.

Она обняла его, последовал новый долгий, страстный поцелуй.

Наконец девушка откинулась на подушку.

– Поскорей бы, – сказала она. – А то я уже устала от своей игры.

Бонд спустился и задернул полку шторами.

– Ну а теперь постарайся заснуть, – посоветовал он. – Завтра у нас будет длинный день.

Солитер что-то пробормотала, и он услышал, как она поворачивается на другой бок. Она выключила свет.

Бонд убедился, что клинья на месте. Затем снял пиджак, галстук и улегся. Он потушил свет у себя в изголовье, и лежал, думая о Солитер и прислушиваясь к ровному стуку колес где-то внизу и легкому поскрипыванию вагона, которое так убаюкивает ночью.

В одиннадцать часов поезд был на длинном перегоне между Колумбией и Саванной, штат Джорджия. До Джексонвилла оставалось шесть часов, еще шесть часов темноты, во время которых обязательно что-то должно было произойти: пассажиры спят и можно беспрепятственно передвигаться.

Поезд змеей скользил в ночи, отсчитывая милю за милей, через пустынную равнину «Персикового штата». В просторах саванны звучал яростный стон его двигателей, пронзительные гудки, а паровозная фара рассекала черное полотно ночи.

Бонд зажег свет и немного почитал, но мысли не покидали его, поэтому вскоре он отложил книгу и снова выключил лампочку. Он думал о Солитер, о будущем и о делах ближайших – о Джексонвилле, Сент-Питерсбурге, о Лейтере, с которым предстояло скоро увидеться.

Много позже, около часа. Бонд задремал и чуть было не заснул, и уже по-настоящему. Но тут почти у него над головой что-то негромко вякнуло, он сразу же стряхнул сон и потянулся к пистолету.