Текст книги "Операция «Шаровая молния»"

Автор книги: Ян Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Самолет медленно погружался, шипели раскаленные двигатели, позади металлически скрежетал сломанный хвост. По щиколотку в воде, Петаччи вышел из кабины. В глубине салона, в неверном лунном свете мокро блеснуло белое мертвое лицо одного из летчиков. Петаччи сорвал пломбу с аварийного бокового выхода, открыл дверцу и ступил на крыло.

К самолету подплывала большая шлюпка, в ней сидело шестеро с выбеленными луной, бесстрастными лицами. Петаччи замахал, радостно завопил, но в шлюпке лишь кто-то один вяло поднял руку. Подделываясь под сдержанность и деловитость сообщников, Петаччи скомкал улыбку. Крыло уже почти погрузилось в воду, и из шлюпки на него легко выбрался низенький, толстый человек. С опаской, широко расставляя ноги, пружиня коленями, коротыш шел по скользкому крылу и смотрел на Петаччи в упор.

– Добрый вечер! Доставлен один самолет в хорошем состоянии, – сказал Петаччи, как придумал заранее. – Распишитесь в получении. – И протянул руку.

Коротыш встал потверже, крепко сжал ему руку и рванул на себя. Голова у Петаччи откинулась, и прямо в душу ему глянула луна; сверкнув, нож вошел в подбородок, в мягкое горло, достал до мозга. Петаччи успел удивиться, почувствовать боль – и в глазах ярко вспыхнуло…

Еще несколько мгновений убийца придерживал нож в ране, и летчикова щетина колола ему руку. Потом он опустил тело на крыло, высвободил нож, сполоснул в море, насухо вытер о спину Петаччи. Отволок тело к аварийному люку и сбросил в воду.

Осторожно ступая, убийца прошел по крылу, прыгнул в шлюпку и молча поднял большой палец. Четверо в шлюпке уже натянули акваланги и теперь стали по одному неловко переваливать за борт. Когда все нырнули, рулевой спустил на воду огромный подводный прожектор, потравил трос. Потом включил свет, и тотчас засверкало море и в нем – огромный тонущий самолет. Рулевой завел мотор и дал задний ход; отъехав подальше от бурлящей воронки, он выключил мотор, вытащил из комбинезона пачку сигарет, предложил убийце. Тот взял сигарету, аккуратно переломил: одну половинку сунул за ухо, другую закурил. Убийца боролся с дурными привычками.

IX. ЯХТА «ЛЕТУЧАЯ»

На борту яхты Первый вытащил из кармана белого, акульей кожи пиджака пахнущий дорогим одеколоном платок, вытер пот со лба. На яхте прождали целых полчаса, самолет опоздал. Зато с летчиком управились быстро, так что теперь они отстают от графика только на четверть часа: если поисковой группе не придется резать металл – нагонят. Первый сошел с мостика, спустился в радиорубку и велел соединиться со Вторым.

Мозг яхты заработал, он открылся любому звуку, вслушивался, искал. Радист пробивался сквозь звуковые волны, трогал клавиши, нежно подкручивал настройку. Вот его быстрые руки замерли, он прибавил громкость, поднял большой палец. Первый надел наушники.

– Я Первый.

– Я Второй, – донеслось слабо, прерывисто. Это Блофельд, Первый узнал бы его скорее, чем родного отца.

– Все в порядке, этап завершен. В двадцать два сорок пять приступаем к следующему. Ждите доклада. Конец связи.

– Спасибо. Конец связи.

Разговаривали всего несколько секунд, за такое короткое время и на этой частоте вряд ли кто-нибудь перехватит. Теперь все мысли – о следующем этапе. Первый прошел в каюту и склонился над картой.

Сорокалетний Эмилио Ларго, он же Первый, не был обделен ни красотой, ни силой. Родом из Рима, он и походил на какого-нибудь своего пращура: длинное, крупной лепки лицо, гордый, с заметной горбинкой нос, тяжелый подбородок – такие профили чеканили на монетах. От всей его высокой, мускулистой фигуры веяло мощью, но особенно поражали огромные, даже по его стати несоразмерные кулаки; в могучих волосатых ручищах, рыскающих теперь по карте, линейка и измерительный циркуль казались игрушечными, до смешного ненастоящими.

Ларго был прирожденный хищник – волк, задирающий овец. Лет двести назад быть бы ему разбойником, только не сказочно-благородным, а Синей Бородой, кровавым головорезом, идти бы по трупам к золоту. Но Синяя Борода в своем злодействе плебей, Ларго же – патриций: умен, изворотлив, вылощен, удачлив в любви. Лучшего главнокомандующего по операции «Омега» нельзя и желать…

В каюту заглянул, постучав, матрос:

– Со шлюпки дали сигнал. «Торпеда» с прицепом пошла…

– Хорошо, – сказал Ларго. Его присутствие всегда охлаждало горячие головы. В самой рискованной ситуации, когда враг наседает со всех сторон. Ларго оставался спокоен и тверд, вдумчиво, как дзюдоист, выбирая момент для решительного удара. На подчиненных эта его манера действовала безотказно; принесут радостную ли, худую весть – а он лишь кивнет невозмутимо, словно все наперед знал. С таким шефом бояться нечего. А весть матрос принес замечательную! Ларго с нарочитой неторопливостью принялся измерять что-то по карте. Наконец, выдержав, как ему казалось, необходимую паузу, он встал и вышел из каюты в теплую душную ночь.

К качающейся неподалеку шлюпке полз под водой червячок Света. Это и была подводная самоходная «Торпеда», какими пользовались в войну итальянцы. Она тянула остроносый прицеп, специально приспособленный для перевозки грузов по дну. Световой червячок растаял в луче прожектора, а через несколько минут появился вновь – теперь он полз назад, к яхте. Другой на месте Ларго спустился бы в трюм, к подводному люку, посмотрел бы, как будут выгружать бомбы. Он, по своему обычай, не пошел. Вскоре световой червячок снова пополз к шлюпке. На прицепе помещался огромный рулон непромокаемого брезента, выкрашенного в цвета здешней подводной местности – белый песок, кораллы: брезентом покроют самолет, края надежно закрепят. Ларго представил, как восемь человек – четверо с яхты и четверо со шлюпки – работают там, внизу. Сколько же сил положено, как искусно сплетен этот замысел – «Омега»!

Рядом со шлюпкой мелькнул огонек, потом еще – группа всплывала. Луна посверкивала в стеклянных масках, и Ларго пересчитал: все восемь человек. Они подплыли к шлюпке, забрались по лесенке; рулевой и немец убийца Брандт помогли затащить «Торпеду», прицеп. Подводный прожектор выключили и тоже взяли на борт. Взревел мотор, шлюпка помчалась к яхте. Здесь ее зацепили краном и подняли на палубу.

К Ларго подошел капитан, высоченный, тощий и мрачный. Он был уволен из канадского флота за пьянство и нарушение субординации, а на яхте стал как шелковый: однажды не выполнил приказ, и Ларго собственноручно изломал об него стул.

– Когда отправляемся? – спросил капитан.

– Через пять минут. Найдите мне Котце.

Глаза у физика Котце блестели, его трясло, как в лихорадке.

– Что, хороши игрушки? – спросил Ларго.

– Не то слово!.. Я еще таких бомб не видел. Простые, надежные – ребенку дай, не подорвется.

– В спусковые салазки они поместились? Вам работать не тесно?

– Абсолютно не тесно! – Котце чуть в ладоши не хлопал. – Снимем носовые взрыватели, ввинтим часовой механизм. Кандинский подбирает резьбу.

– Запалы тоже доставлены?

– Да. Я их уже проверил – надежные. Хранить все же будем отдельно от бомб…

– Значит, все в порядке?

Котце постепенно успокаивался. Как он волновался все это время! Вдруг у бомб оказался бы какой-нибудь неизвестный ему секретный предохранитель? Теперь-то ясно, что волновался зря.

– Все в порядке. Пойду работать, – ответил он буднично и побрел по палубе.

Ларго проводил взглядом худенькую фигурку. Чудаки эти ученые, кроме своей науки ничего не знают. Для Котце вся работа – гайки завинчивать… Впрочем, для жаркого дела он и не годится. Хорошо бы вообще от него избавиться, но пока рано – вдруг придется взрывать бомбы.

Ларго поднялся на капитанский мостик и бросил:

– Полный вперед.

«Летучая» – моторная яхта на подводных крыльях. Построили ее в Италии, специально для «Спектра». Корпус – из сплава алюминия и магния, два четырехцилиндровых двигателя с турбонагнетателями; «Летучая» могла делать около пятидесяти узлов с запасом хода при такой скорости в 4 тысячи миль. Стоила она дорого, но в Багамских водах «Спектру» нужно было именно такое судно – скоростное, вместительное, с небольшой осадкой. Кроме того, суда такого класса не вызывают изменений магнитного поля и почти не создают волны, что весьма полезно, случись погоня – а в жизни «Летучей» погоня вполне могла случиться.

Вот уже полгода яхта служила предметом всеобщего восхищения и на Флориде, и на Багамах, и Ларго слыл достойнейшим из местных «миллионеров», которых в этой части света немало. Постепенно тайна яхты раскрылась: владелец хочет поднять с затонувшего судна сокровища. Закончится зимний туристский сезон, приедут пайщики и в самом начале лета тихой спокойной порой к поискам приступят по-настоящему. И действительно, однажды в Нассау съехались – с Бермудских островов, из Нью– Йорка и Майами – девятнадцать пайщиков. А через два дня, в сумерках, мягко заурчали двигатели, и сине-белая красавица яхта вышла из гавани и взяла курс на юго-восток, что прекрасно видели все гулявшие в ту пору по набережной.

Однако, уже в открытом море, яхта круто развернулась к западу и вдали от любопытных глаз, с потушенными бортовыми огнями, устремилась как раз к тому месту, которое теперь, встретив самолет, покидала. До Нассау всего сотня миль, два часа ходу: но в обратный путь пускаться еще не время, есть еще одно важное дело, и в гавань яхта вернется лишь с рассветом.

Первые два этапа операции прошли гладко, на этом, третьем, тоже нельзя ошибиться. Ларго склонился над картой: вроде, идут правильно, до Собачьего пятьдесят миль, будут там через час.

Островок Собачий размером не больше двух теннисных площадок. Это сплошь мертвый коралл, лишь в одном месте пробитый песчаной отмелью, – там, в солоноватых дождевых лужицах растет морская трава да чахлые скрюченные пальмы. Коварную отмель, Собачью Банку, знают все, от нее стараются держаться подальше даже рыбаки.

«Летучая» подошла на большой скорости, потом сбавила обороты и еще поскользила, медленно оседая. Остановилась в кабельтове от островка. Плеснули, всхлипнули короткие волны, якорь ушел на сорок футов и закрепился. В трюме, возле подводного люка ждал Ларго и четверка стоящих попарно пловцов – каждая пара держала за края кусок полотна, где, как в люльке, покачивалась в грязновато– сером резиновом мешке огромная сигара. Все в аквалангах, у Ларго фонарь.

Скоро хлынула вода, затопила трюм; аквалангистов подняло с места, и они скользнули в люк, плыли в легком серебристом тумане. Сначала внизу было мутно и пусто, потом показалась островная отмель, круто уходящая вверх. Коралловые ветви расходились тугим веером, как снасти, корабельные серые заросли таинственно переливались в лунном свечении, манили… Новичок испугается этих невинных подводных хитростей, оттого Ларго и повел группу сам. Одно дело, в открытом море при свете прожектора спуститься к затонувшему самолету – оказываешься точно в огромном цеху; здесь же, под самым островом в таинственно мерцающем царстве, страшно, и нужен пловец тертый, бывалый.

Островок был сильно подмыт волнами и, если взглянуть снизу, напоминал громадный гриб. На ножке гриба темнела широкая расщелина. Ларго подплыл ближе и зажег фонарь: под «шляпкой» было совсем темно. Желтым фонарным лучом высветилась здешняя жизнь: колыхался лес водорослей, водил желто-синими усиками лангуст, над бледными морскими ежами и жгуче-черными икринками суетливо носились рыбы-бабочки и «морские ангелы»… Ларго стал на дно, переступил для верности ластами и посветил спутникам. Через расщелину все прошли по одному в тесную, длиной шага в три, подводную пещерку. Пещерка было точно дно колодца – из дальнего ее конца узкий ствол вел на самый верх, на воздух, и в колодец заглядывала сейчас луна. В шторм из отверстия, приходящегося прямо на середину острова, бьет фонтан, но в такое время вблизи Собачьего безлюдно… В стену пещерки они вбили железные опоры, уложили на них бомбы а резиновых мешках, накрепко привязали ремнями и не спеша вернулись на яхту.

Завелись двигатели, и «Летучая», едва касаясь воды, понеслась – а скорее, именно полетела – домой.

Ларго разделся, обмотался вокруг пояса полотенцем и пошел в радиорубку. Полночную связь он пропустил, времени было час пятнадцать, а у Блофельда – семь пятнадцать утра. Радист настраивался на волну, а Ларго думал пока о Втором. Тот, наверное, сидит, ждет – измученный, небритый, перед ним чашка кофе; какая по счету? Ларго даже услышал кофейный запах…

– Я Первый.

– Я Второй.

– Третий этап завершен, все в порядке. Конец связи.

– Я доволен.

Ларго стащил наушники и подумал: «Я тоже. Дело почти сделано, теперь никто не помешает, разве что сам дьявол».

X. ДОМИНО

Ярко-синяя открытая машина пронеслась вниз по Парламентской улице; на перекрестке загорелая девушка за рулем ловко переключила скорость и, глянув направо, вывернула перед скособоченным ветхим фургоном на Бухтовую. Видавший виды коняга сердито мотнул мордой, возница звякнул огромным колокольцем, но девушка лишь махнула рукой и, в секунду промчав всю улочку, резко затормозила возле «Трубки мира», лучшей в Нассау табачной лавки. Не открывая дверцы, прямо через низкий борт соскочила на землю, небрежно оправила светлую плиссированную юбку, в прыжке задравшуюся чуть не до пояса. Фургон остановился неподалеку, и возница громко пожаловался:

– Тихоходу-то моему в самую морду въехала. И куда спешат?..

Девушка подбоченилась.

– Сам ты тихоход, под ногами путаешься! Вам обоим не по дорогам ездить, а на травке ластись.

Старик-негр открыл было рот, но передумал и сказал примирительно:

– И верно – пора на покой…

Стегнул конька, тронулся, обернулся еще раз на обидчицу, но той уже и след простыл.

– Эх, хороша! – неожиданно вывел старик и пустил конька рысью.

В эту минуту Джеймс Бонд подходил к лавке. Мысленно согласившись с возницей, он прибавил шагу и вслед за девушкой вошел в тесноватое прохладное помещение.

– Дайте мне самых плохих сигарет! – сказала незнакомка продавцу.

Багамец давно уж не удивлялся сумасшедшим туристам.

– Одну минуту, мадам, – он невозмутимо повернулся к полкам.

– Для тех, кто бросает курить, есть два сорта сигарет… – назидательно начал Бонд.

– А кто вы, собственно, такой? – оборвала она.

– Джеймс Бонд, признанный мастер по борьбе с курением. Считайте, что вам повезло.

Девушка оглядела его: лет тридцати пяти, высок, недурен собой, только сквозит в чертах какая-то жесткость, даже суровость, серо-голубые глаза пронзительны, цепки; на правой щеке еле заметно бледнеет шрам, загар совсем легкий – значит, на острове недавно, то-то прежде они не встречались… Явно набивается в ухажеры. Ну что ж, пусть потрудится.

– И какие же это два сорта? – холодно спросила она.

– Самые слабые и самые крепкие. Вам рекомендую слабые. Пожалуйста, «Герцог» с фильтром, – обернулся он к продавцу.

– Я сама заплачу…

Но Бонд уже бросил деньги на прилавок.

На улице стояла страшная жара; сверкающие витрины, мазанные известкой дома, белая дорожная пыль сливались в одно слепящее месиво.

– Любитель покурить обычно не прочь и выпить, – сказал Бонд. – Может, посидим где-нибудь?

– Какое неожиданное предложение, – усмехнулась девушка. – Впрочем, я согласна, мистер э… Бонд. Только не в городе, здесь слишком жарко. Знаете ресторанчик «Причал»? Поехали, я на машине.

Обтянутое белой кожей сиденье раскалилось, точно сковородка. Но Бонд не роптал. Ему повезло – первый раз вышел в город и сразу познакомился с той, которую час назад решил непременно отыскать. А она к тому же оказалась красавицей…

Среди вороха анкет для приезжающих, которые Бонд просмотрел нынешним утром, была и заполненная этой девушкой. Доминетта Витали, 29 лет. Актриса – если верить написанному в графе «профессия». Приехала шесть месяцев назад на яхте «Летучая», не исключено, что любовница владельца. «Потаскушка», – в один голос презрительно сказали полицейский комиссар Харлинг и начальник таможенной службы Питман; Бонд же, потаскушками считавший только уличных профессионалок да обитательниц борделя, осторожно заметил, что с выводами торопиться не стал бы. Сейчас он видел, что был прав. Витали – девушка самостоятельная, решительная, с сильные характером. Может, и спит со многими – но условия при этом диктует сама…

Женщины водят машину либо совершенно безалаберно, либо чересчур осторожно. Эта вела по-мужски: не отрывалась взглядом от дороги, следила в зеркале за тем, что происходит сзади, ловко переключала скорость, плавно тормозила – словом, тонко, любовно чувствовала машину. С Бондом она не разговаривала, будто и вовсе не замечала; лицо у нее стало вдохновенным, почти страстным, глаза сузились в темные щелочки, но в лавке Бонд хорошо успел разглядеть: они у нее темно-карие, с золотистой искоркой, смотрят прямо и дерзко; чуть вздернутый нос, резко очерченный подбородок, гордая посадка головы – во всем царственное, непреклонное. Четкую линию нарушают лишь легкие, беспорядочно разметавшиеся волосы да нежные ямочки на щеках; улыбается, наверное, очаровательно, с хитрецой. Посмотреть бы… Впрочем, о чем он думает?..

Мелькнул дорожный указатель: «До башни Синей Бороды – 1 миля», за ним другой: «Ресторан „Пороховой причал“ – первый поворот налево». Когда-то на Багамы захаживали знаменитейшие пираты, теперь романтичными названиями приманивают туристов.

Они оставили машину в тени казуарины и через небольшой зальчик вышли на террасу, устроенную на развалинах каменного причала. Растущие на террасе миндальные деревья были подстрижены под зонтик.

– Вам покрепче или послабее? – спросил Бонд.

– Послабее. Двойную «Кровавую Мэри».

– Ничего себе! Что же, в таком случае, вы считаете крепким напитком?

– Водку со льдом…

Себе Бонд заказал водку с тоником.

– Слушаюсь, сэр, – сказал официант с типично багамской невозмутимостью и неспешно удалился.

– Вы на острове совсем недавно, не так ли? – спросила девушка.

– Сегодня утром приехал. А вы?

– Уже полгода. Заметили в гавани яхту «Летучая»?

– Конечно, – игрушка… Так это ваша?

– Не совсем – одного моего родственника.

– Наверное, вы и живете прямо на яхте?

– Нет, снимаем участок.

– А я, знаете ли, хочу купить здесь землю, можно и с домом…

– Да? Кажется, наш хозяин собирается продавать. А мы как раз на днях уезжаем – так что попытайте счастья.

Бонд со значением

– Непременно. И не только с участком, – заглянул ей в глаза.

– Пошляк! – Вдруг она рассмеялась, ямочки углубились. – Простите, я не хотела так резко. Понимаете, надоели эти песни – тут ведь публика все больше в преклонных годах, состоятельная, а старичкам лишь бы кого помоложе. Просто проходу не дают… А вы наверняка покорите старух-миллионерш; роскошные дамы – все как одна маскируют седины голубой краской…

– И питаются вареными овощами?

– Запивая морковным соком…

– Ну нет, с миллионершами дружба врозь, мое любимое блюдо – суп из моллюсков.

Она удивленно взглянула:

– А вы, оказывается, знаете местное поверье?

– О том, что суп из моллюсков – любовное зелье? В это верят везде, где водятся моллюски. Такой супчик обычно подают перед первой брачной ночью. Впрочем, на меня не подействовало…

– Так вы женаты, мой рыцарь?

– Нет, – улыбнулся Бонд. – А вы замужем, моя королева?

– Тоже нет.

– Отчего бы, в таком случае, нам вместе не отведать этого волшебного супа?

– Должна заметить, мистер Бонд, что вы мало чем отличаетесь от моих менее юных поклонников – по крайней мере, в остроумии…

Бонд решил, что пора переходить к делу.

– Вы отлично говорите по-английски, но все же есть какой-то акцент. Итальянский?

– Угадали. Кстати, меня зовут Доминетта Витали. Я училась в Англии, в Королевской академии драматического искусства, родители настаивали на таком образовании. После их гибели в железнодорожной катастрофе я бросила учебу, вернулась домой и поступила на сцену. Как выяснилось, английская школа в итальянском театре не ценится, пришлось переучиваться – один язык и остался…

– Почему же богатый родственник, владелец яхты, не одолжил денег на учебу?

– Он… не совсем родственник. Скорее, опекун, друг. На Багамы приехал за сокровищами, представляете?

– Что вы говорите! Наверное, у него есть какая-нибудь пиратская карта?

– Может быть, но мне ее не показывают и в море меня с собой не берут. Спасибо, что в казино приглашают – кстати, там сегодня собираются все пайщики.

– Чем же вы целый день занимаетесь?

– Гуляю, хожу по магазинам, плаваю с аквалангом…

– Возьмите меня как-нибудь поплавать.

– Посмотрим. – Она поднялась. – Мне пора, спасибо за угощение. К сожалению, обратно в Нассау вас отвезти не смогу, мне в другую сторону. Вызовите такси.

Бонд проводил ее до машины.

– Увидимся вечером в казино, Доминетта?

– Если не будете называть меня Доминеттой. Меня обычно зовут Домино.

Колеса выплюнули гравий, и маленькая синяя машина понеслась по дорожке; на перекрестке остановилась – и повернула направо, к Нассау.

– Вот шельма! – усмехнулся Бонд и пошел расплачиваться.