Текст книги "Демонолог (СИ)"

Автор книги: Ян Бадевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5. Жизнь как болт – только жестче

Взрыв адреналина.

Похоже, до меня добрались.

Нельзя просто так убивать людей и аристократов в современном мире. Тут, знаете ли, существуют закон и порядок. И вот она, представительница закона. Молодая женщина с искаженным дешевой оптикой лицом. Не переставая, жмет на кнопку звонка.

– Илья Невзоров? Полина? Вы дома?

Молчу.

– Кто там? – шепчет одними губами сестренка.

– Полиция, – отвечаю так же тихо.

– Я по поводу вашей мамы, – говорит женщина в форме. – Откройте, пожалуйста.

– Что с нашей мамой? – вырывается у Полины.

– Покажите удостоверение, – потребовал я.

В этом мире всё сложно. Есть паспорта, служебные удостоверения, прочие бумажки. Очень много бумажек. Люди шагу ступить не могут – всё им надо что-то заполнять да подписывать. А документы требовать необходимо – вдруг к нам в квартиру грабитель ломится.

Женщина поднесла к глазку развернутое удостоверение. Прочесть я ничего не сумел, но фотография совпадала с реальной картинкой.

Щелкаю замками, звякаю цепочкой.

Женщина переступает порог.

Молодая, но взгляд усталый. Прямо как у Анны Васильевны. Серые брюки, голубая рубашка. И бейсболка с гербом полиции, сзади торчит хвост черных волос.

– Валерия Веденеева, участковый уполномоченный, – представилась гостья. – Вы одни?

– Мама на работе, – сказала Полина.

– А отца у нас нет, – отрезал я.

– Понятно, – женщина посмотрела на нас с плохо скрываемой жалостью. – Мне неприятно это сообщать, но… ваша мама в больнице.

– Что? – одновременно вырвалось у нас.

– Автокатастрофа, – пояснила участковая. – Маршрутка, в которой она ехала, столкнулась с фурой. Мне очень жаль…

Полина вцепилась мне в руку.

– Она… – прижимаю сестренку к себе. – С ней всё в порядке?

– Врачи говорят, состояние тяжелое, – нахмурилась женщина. – Мы пытались обзвонить близких, но… у нее никого нет, кроме вас.

Полина шмыгнула носом.

– Мы можем поехать к ней? – спросил я.

– Собирайтесь. Я отвезу.

Лето, август.

Сборы заняли пару минут. Когда мы вышли в подъезд, на мне была выцветшая голубая рубашка в клетку, бриджи и кроссовки. Телефон, целебную мазь и карманные деньги я запихнул в рюкзак. Полина тоже прихватила свой рюкзачок в виде кролика. В сочетании с платьем в горошек и потрепанными сандаликами смотрелось умилительно. Дверь закрыли запасным ключом. Мимоходом я удостоверился, что на брелоке висит чип.

Мы спустились на лифте.

У подъезда была припаркована полицейская машина с отключенной мигалкой.

Сестра влезла на заднее сиденье, я занял кресло справа от водителя.

– Пристегнись, – строго сказала Веденеева.

Я защелкнул ремень в фиксаторе, и лишь после этого машина тронулась с места.

– Вы сказали про тяжелое состояние, – уточнил я. – Что это значит?

– Кома, – пояснила участковая, выруливая с дворовой парковки. Сделать это было нелегко – всюду разбросаны тачки парковочных хамов, перегородившие полдороги. И всё же Веденеева справилась. – Ее доставили в клинику без сознания, прооперировали. Сейчас Анна Невзорова подключена к медицинскому оборудованию.

– Вы всё врете, – не выдержала Полина, размазывая слезы по лицу. – Этого не может быть! С кем угодно, только не с мамой!

Участковая пожала плечами, обогнула наш дом и выехала на улицу, которая еще вчера была перекопана. Впрочем, до археологов-коммунальщиков мы не добрались – свернули между магазинчиком хозтоваров и стоматологическим кабинетом. Помчались на север, изредка подскакивая на ухабах.

Память Ильи подсказывает мне значение слова «кома». У нас в Легурии подобное состояние называли душестранствием. Человек находится в преддверии загробного мира, но боги еще не приняли решение по поводу его дальнейшей судьбы.

Полина опять всхлипывает.

– Как это произошло? – спрашиваю я.

– Водитель легковушки выскочил на встречную, – сухо ответила Веденеева. – Маршрутка попыталась свернуть и врезалась в фуру на перекрестке. Почти все мертвы.

Жуткое, должно быть, зрелище.

В моем мире нет машин. Кони, повозки, боевые колесницы – этого добра хватает. А вот быстро двигающихся по трассам автомобилей нет. Может, оно и к лучшему.

Сестра плачет.

Рыдает в голос.

Ее бы успокоить, но я не знаю как. А еще мне надо сосредоточиться на решении проблемы. Неизвестно, сколько дней или недель Анна Васильевна проведет в душестранствии. Всё это время нам с Полиной придется как-то выживать. Добывать еду, оплачивать коммуналку.

Наверное, мне легко рассуждать.

Я чужак в этой семье.

В былые времена я бы соорудил алтарь, принес жертву и пообщался с богом смерти в тихой пещерной обстановке. Попросил бы о милости, вернул бы странницу в подлунный мир. Вот только… все мои способности отключены. Здесь я – пустое место. Да и Нергал, как я подозреваю, уступает по ряду параметров своему заклятому врагу.

Полицейская машина сворачивает налево, выезжает на Варваринскую и несколько километров несется по прямой. Я вижу старые девятиэтажки, мелкие магазинчики, забегаловки в подвалах и замороженные стройки. Дальше – развязка с круглым газоном и торчащим из него черным крестом. Мраморным, судя по всему. Без понятия, что это означает, но вспоминаю, что где-то неподалеку располагается станция метро. А вот и спуск с красной литерой «М» – справа от нас, на пересечении с проспектом Кораблестроителей.

Сворачиваем на проспект.

Проезжаем еще несколько кварталов.

И, замедлившись, подкатываем к забитой парковке у многоэтажного белого здания.

– Вылезайте, – командует участковая. – Я вас проведу.

Проскальзываем между зеркалами припаркованных машин, поднимаемся по ступенькам на широкое крыльцо с обшитыми пластиком колоннами. Над козырьком висит надпись:

ГОСУДАРСТВЕННАЯ КЛИНИКА ИМ. ЭСКЛЕРА

Я тащу Полину за руку, чтобы не отставала.

Веденеева уверенно расталкивает стокилограммовых пенсионерок, пропускает нас вперед и вдавливает в стеклянную вертушку без ручек. Один оборот плоскостей – и мы в просторном вестибюле, забитом людьми. Обычные неомцы, рабочие в оранжевых комбинезонах, спешащие куда-то врачи в белых халатах и с планшетами в руках…

Хаос.

Мы с боем прорываемся к лифтовым кабинкам, но все они, если верить кнопкам вызова, застряли выше десятого этажа.

– Пешком, – отрезает участковая.

Очередной бросок через вестибюль.

И нескончаемый подъем по лестнице в потоке спешащих по своим делам пациентов. Ну, или посетителей. Клиника, насколько я помню, многопрофильная. С бюджетным финансированием. Что плохо – оборудование и персонал оставляют желать лучшего.

Да что ж такое!

Восемь пролетов – а я уже выдыхаюсь. Илья вообще со спортом не дружит? Поправочка – дружит. С киберспортом. Что подразумевает безвылазное прозябание в кресле перед экраном компьютера.

Десятый этаж.

Я выплевываю легкие.

Полине тоже нехорошо.

А ведь мы – не старые пердуны-пенсионеры с ожирением и болью в суставах. Обычные русские малолетки. Да, хороший повод задуматься над формой своего носителя. Без магии и спецподготовки в уличных драках мне не выжить. Воспоминания Ильи о базовой школе ничего хорошего не предвещают. Этого дрища постоянно избивали и унижали, у него забирали карманные деньги и еду в столовой. Казалось бы, у ботаника должны быть тайные рычаги власти. Давай списывать нужным людям, стравливай своих обидчиков с более сильными противниками, вступай в выгодные союзы… Но нет – всем этим хитрожопым арсеналом несчастный лошара не пользовался.

Мы попадаем в обширную рекреацию.

Столик, дежурная медсестра. И если вы думаете, что это сексуальная самка с грудью четвертого размера, то глубоко заблуждаетесь. Непробиваемая тетка в очках на серебряной цепочке и взглядом прирожденной мегеры. Участковая перебрасывается с теткой парой фраз, светит удостоверением и ведет нас дальше по коридору.

– Это приемный покой реанимационного отделения, – поясняет участковая по дороге. Мы с трудом поспеваем за этой крепкой и несгибаемой женщиной. – Вашу маму прооперировали и перевели сюда. Лечащий врач ответит на любые вопросы. Я буду рядом.

Коридор оказался частью галереи, ведущей в соседний корпус. Мы задержались в гардеробе, получили белые халаты и полиэтиленовые мешки, именуемые бахилами. Эти штуки пришлось натянуть на кроссовки.

Поворот за угол.

Новый коридор.

Мимо нас проехала каталка с мужиком, из носа которого торчали прозрачные трубочки. Над головой мужика болтались какие-то емкости, а сопровождавший его персонал оживленно переговаривался. Врачи явно спешили, нас с Полиной едва не снесли этой гребаной каталкой. Пришлось вжаться в стену, выкрашенную синей краской.

В Валдорре нет никаких клиник.

Кто умирает, тот умирает.

Иногда в процесс вмешиваются лекари, но их очень мало…

А тут – целая индустрия.

Останавливаемся рядом с дверью палаты, в которой лежит мама. Участковая достает смартфон, звонит кому-то. Абонент не отвечает. Рядом появляется медсестра.

– Меня интересует Невзорова, – доносится до меня голос участковой. – Как ее состояние?

– Невзорова, – медсестра сверяется с какими-то записями в планшете. – Умерла десять минут назад. Не приходя в сознание. Обширная черепно-мозговая травма, сами понимаете…

– НЕЕТ! – Полина неожиданно срывается с места, подлетает к медсестре и начинает колотить ее своими кулачками. Девушка от неожиданности роняет планшет, который на лету подхватывает Веденеева. – Перестаньте! Что вы такое несете? Покажите мне маму! Она жива, я вам не верю!

Мне насилу удается оттащить Полину от медсестры.

– Успокой ее, – шепчет Веденеева. – Я сейчас разберусь.

Я усаживаю растрепанную и заплаканную девочку на тумбу возле стены. Прижимаю к себе, глажу по голове, несу какую-то чушь. Мол, не переживай, всё образуется, мы справимся. Полина перестает орать, но истерика не затухает. Я чувствую, как маленькое тело содрогается от рыданий.

Мне и самому не по себе.

Анна Васильевна мне нравилась.

Уверен, она была хорошей матерью.

– Я хочу увидеть маму, – шепчет Полина.

– Мы вместе, – бормочу я. – Всё будет хорошо.

Конечно, не будет. Я это знаю. Мы – всего лишь два ребенка в громадном и агрессивном Неоме, столице одной из самых больших империй планеты. Деньги зарабатывала мама, она же платила по счетам и заботилась о нас. Илья Невзоров знает очень мало об этом мире, я – еще меньше.

Смерть не остановить.

Не отмотать.

Теперь нам необходимо выжить, отбиться от всевозможных органов опеки, которые попытаются запихнуть нас в интернат, и решить другие проблемы, связанные лично со мной. В этой реальности я только появился, а уже нажил толпу врагов. И если не открыть гребаную чакру, нас с сестренкой сожрут.

В сущности, эта девочка для меня – никто.

Как и ее мать.

Даже не знаю, что происходит. Теперь мне надо позаботиться о Полине, я просто не могу ее оставить. Я много убивал, но от моих рук пали те, кто этого заслуживал. Или не заслуживал, но мог бы заслужить с точки зрения Нергала. Полина…

Просто маленькая девочка.

Одинокая и несчастная.

Наша хрупкая скорлупа только что развалилась на части.

– Илья, – к нам приблизилась Веденеева. – Можно тебя на минутку?

Смотрю на Полину.

– Посиди тут, ладно?

Девочка кивает.

Ее лица не видно из-за растрепанных волос.

Мы с женщиной-полицейским отходим на пять шагов в сторону.

– Я знала твою маму, – сразу переходит к делу участковая. – Раньше мы учились в одной школе. Были подругами. И я хочу вам помочь.

– Что нам теперь делать? – прямо спросил я.

– Придется пройти через опознание, – ответила женщина. – Это неприятно, но что поделать. Я заведу тебя в морг, Полину тревожить не будем.

– Хорошо.

– Ваша главная проблема – отсутствие денег и родственников, – участковая озвучивает мои худшие опасения. – Формально у вас есть отец…

– Он с нами не общается, – буркнул я. – Даже не помогает. Так мама сказала.

– Органы опеки начнут с него, – заявила Веденеева. – Свяжутся, опишут ситуацию, предложат забрать к себе вас с Полиной.

– Не согласится, – предположил я.

– Тогда – интернат, – вздохнула участковая.

– Другого пути нет?

– Я подумаю, – пообещала одноклассница нашей мамы, – но ничего не обещаю.

– Хорошо, – кивнул я. – Что сейчас?

– В морг. Потом отвезу вас домой. И выясню, кто займется организацией похорон.

Не стану описывать наш спуск по запасной лестнице отделения, выход во двор, поиск отдельно стоящего здания морга и уворачивания от проносящихся машин скорой помощи. Краем глаза я увидел один из таких микроавтобусов с распахнутыми настежь задними дверцами. Из нутра автомобиля санитары выдвигали носилки на колесиках с лежащим телом, облепленным датчиками и пластиковыми трубками…

Дальше было опознание.

Участковая присела на скамейку рядом с Полиной, начала ей что-то втолковывать тихим и спокойным голосом. А я последовал за мужиком в синем халате, кожаном переднике и в перчатках, пахнущих антисептиком. Мужик привел меня в комнату с металлическими ячейками во всю стену. Ячеек было много, целая система хранения для мертвецов. Камеры были скомпонованы в три ряда, а к стене кто-то прислонил красную стремянку. Мужик открыл дверцу одной из камер среднего ряда и ловко выдвинул из холодильного агрегата носилки с мамой.

Да, это была она.

Анна Васильевна.

Замерзшая, окостеневшая, с запекшейся кровью на темени. Глаза закрыты, словно женщина прилегла отдохнуть и не проснулась. Часть волос на затылке сострижена, но заглядывать туда я не решился.

Кожа моей несостоявшейся матери уже приобрела мертвенно-бледный оттенок.

– Это она, – подтвердил я. – Анна Васильевна Невзорова.

Работник морга кивнул, накинул отворот ткани на лицо женщины и задвинул носилки обратно в холодильник.

Участковая отвезла нас домой, записала наши телефоны и оставила свой номер. Сказала, что свяжется со мной по похоронам. Всё это время Полина тупо смотрела перед собой, не встревая в разговоры и полностью игнорируя реальность.

Когда дверь за Веденеевой закрылась, девочка направилась в нашу комнату, не проронив ни слова. Я сбросил кеды, положил рюкзак на тумбу и двинулся на кухню. В руке у меня был запечатанный пластиковый конверт с личными вещами мамы, обнаруженными в ее сумочке. Саму сумочку я не стал тащить домой – вряд ли она потребуется кому-то из нас.

Присев к столу, я вскрыл конверт.

Внутри обнаружились ключи от квартиры, косметичка, мобильник, проездной билет на все виды транспорта, кроме метро, пара красных жетонов и потрепанный черный кошелек. Расстегнув кошелек, я внимательно изучил его содержимое. Бумажными купюрами – сорок пять рублей. Монетами – чуть больше трех. Плюс карточка, пин-кода которой я не знаю. Бело-голубой пластик Европейского Континентального Банка. Повертев карту в руках, я принялся с удвоенной энергией обшаривать кошелек и был вознагражден скомканной бумажкой с четырьмя заветными цифрами. Что ж, перво-наперво придется обчистить счет Анны Васильевны – иначе нам с Полиной не выжить. И сделать это я намерен в ближайшие полчаса, пока банк не заблокировал аккаунт.

Полина тихонько пристроилась рядом.

– Мамины вещи, – зачем-то сказал я.

– Угу, – кивнула девочка.

Помолчали.

– Дома одна посидишь? – спросил я.

Сестра подняла на меня заплаканные глаза – в них я и увидел ответ. Нет, не посидит. Я ведь тоже могу уйти и не вернуться. Как мама. И тогда хоть на стенку лезь.

– Ладно, – я сдался. – Идем вместе.

– А куда? – сестра поплелась за мной в коридор.

– К ближайшему банкомату.

– Зачем?

– Вот наивная, – я останавливаюсь, чтобы взять рюкзак. Засовываю карточку с пин-кодом в боковое отделение и возвращаюсь на кухню. – Надо остаток денег маминых снять, пока счет не блокирнули.

Полина не стала спорить или ругаться. Думаю, смирилась с тем, что я сейчас за старшего и лучше знаю, что надо делать.

Кошелек я спрятал в шкафчик над разделочной панелью – заначка не повредит. Быстро оценил запасы круп, затем переключил внимание на холодильник. Надо бы еще разобраться, как оплачивать услуги ЖКХ – этим занималась мама, в памяти Ильи ничего ценного по теме нет. Разрулим этот вопрос позже.

Незаметно для себя я стал мыслить сленговыми словечками носителя.

Думай, Джерг.

Не нарвись на гопников и алкашей по дороге.

Еще хуже наркоманы и бомжи – они даже прирезать могут за последнюю копейку.

…Солнце достигло зенита и начало сползать вниз по небосклону. Я посмотрел на экранчик смартфона – сейчас половина третьего. Удивительно, сколько всего может произойти с человеком за пару часов. У Полины, например, вся жизнь рухнула под откос. А мои задачи существенно усложнились.

На площадке – вопли детворы.

Соседка с четвертого этажа подкармливает ветчиной бездомных кошек. Уверен, сама она питается значительно хуже…

Мы пересекаем двор.

Голубой банкомат ЕКБ вмурован в стену соседней высотки, рядом с магазинчиком фруктов и почтовым отделением. Людей поблизости не видно, хотя время обеденное.

– Ты знаешь, как им пользоваться? – спросила сестра, глядя на банкомат.

– Нет, – честно признался я.

– А я знаю, – вдруг выдает Полина. – Мы с мамой часто по магазинам ходили.

Неожиданное заявление.

Я пропускаю сестру вперед и выдаю ей кусок непостижимого пластика. Девочка вставляет карту в прорезь и вопросительно смотрит на меня:

– Код есть?

– Четыре семь два восемь, – диктую заученные наизусть цифры.

На экране банкомата выскакивают опции.

– Посмотреть остаток на счету? – спрашивает Полина.

– Давай.

Одно нажатие – и мы видим цифру. Тридцать семь рублей, двадцать четыре копейки. Лучше, чем ноль, но проблем наших эта сумма не решает.

– Он выдаст тридцать пять, – уверенно заявляет сестра.

– Почему?

– Закладывают только крупные бумажки.

– Сними их, – вздыхаю я.

Полина жмет еще пару кнопок, вводит требуемое значение и повторно набирает пин-код. Аппарат гудит, лязгает и выдает нам свежие бумажки. Девочка тут же извлекает карту и протягивает мне вместе с деньгами. Я засовываю всё в карман бриджей и разворачиваюсь, чтобы уйти.

На меня пялятся четверо бритоголовых уродов. Двое моего возраста, двое – чуть постарше. Все, как на подбор, в однотипных матерчатых кепках и спортивных штанах в полоску. Еще один клоун нацепил сланцы поверх коричневых носков.

Некоторые лица показались мне знакомыми.

Гопники.

– Пойди сюда, малой, – улыбнулся гнилыми зубами вожак стаи. – Дело есть.

Глава 6. Тучи сгущаются

– Мы не знакомы. Кто ты? – спрашиваю я и отодвигаю Полину за спину.

Вожак повторяет:

– Сюда иди, говорю.

– Он деньги снимал, – подсказывает кто-то из спутников.

Я стою, не шелохнувшись.

– Глухой, что ли?

Так.

Не похоже, чтобы за нас кто-то спешил заступаться. Дедок с палочкой юркнул в подъезд, крепкого вида парень с девушкой перешли на другую сторону улицы.

Илья знает все эти схемы.

Не важно, что говорят упыри в спортивных костюмах. Им нужен повод, чтобы прицепиться, избить и забрать деньги. Можно лавировать, играть в словесные головоломки, но мне откровенно не нравятся эти ребята.

Во всех непонятных случаях вырубай главаря.

Железный закон.

Я иду к королю двора, остальные гопники лыбятся. Мол, как всегда. Развелся лох. Сейчас срубим с него деньжат на пивко.

На последних шагах резко ускоряюсь и бью укурка костяшкой среднего пальца в кадык. Удар точно рассчитан – гопник не умирает, он валится к моим ногам и хрипит. Ему плохо. Гораздо хуже, чем он себе воображал секунду назад.

Свита оживает.

– Че творишь, беспредельщик?!

Ко мне подскакивает низкорослый крепыш с прыщавым лицом и водянистыми глазами. Ведет прямой справа и внезапно для окружающих спотыкается, теряет равновесие. Это выглядит случайностью, но в следующую секунду я впечатываю колено в пах еще одному любителю чужих монеток. Тот сгибается пополам, воет и услаждает мой слух трехэтажным матом.

– Илюш, рамсы попутал?

Сзади кто-то обхватывает меня крепкими лапищами. Бью затылком в переносицу, слышу неприятный хруст. Попал, отлично.

Лапы разжимаются.

Валю подсечкой хмыря, пытающегося выпрямиться.

Денис, последний из прицепившихся ко мне имбецилов, потрясенно взирает на тела, ползающие по асфальту. В глазах – отрицание очевидного.

– Топай отсюда, – посоветовал я.

Денис живет через подъезд от меня. Раньше занимался в футбольной секции, потом решил похудеть на пиве и семечках. В итоге отрастил пузо и забил на спорт. Такие парадоксы.

Гопник еще раз осмотрел тела своих дружков.

И потопал.

От такого поворота даже я офонарел. В подворотне с Доберманами и то веселее было.

– Сука, – прохрипел поверженный вожак.

Мне повезло, что эти мудаки обделены Даром. Типичные представители нашего гнилого района. Хочется верить, что во второй раз они не полезут. Ко мне, во всяком случае.

– Идем, – увожу Полину в сторону дома.

– Ты их побил, – шепчет сестра.

– Ну, это громко сказано.

Мне не нравятся мышечные реакции этого тела, его крепость и растяжка. Со слабыми противниками я справился, но тренированный боец закатает меня под плинтус. Я перемещаюсь медленно и неуклюже, а естественным поведением кажется лишь один сценарий – развернуться и убежать. Илья, мои поздравления. Ты был образцовой амебой.

На потасовку никто из жильцов не обратил особого внимания.

Словно такое дерьмо здесь каждый день случается.

– Что-то с тобой не так, – выдала сестра, когда мы ехали в лифте. – Ты изменился.

– Сильно?

Девочка подумала и кивнула.

– Ты драться умеешь.

Вот же пристала.

– Не очень-то и умею.

– Раньше не умел.

– Вдруг я скрывал свои таланты.

…Квартира погрузилась в непривычную тишину.

Мы с сестренкой вышли на балкон в гостиной и уставились вдаль. В отсутствии остекления есть свои плюсы. Свежий ветер треплет волосы, а город кажется близким и одновременно недосягаемым. Я вижу море в просветах домов, и этот ландшафт напоминает мне Валдорру. Правда, там росли пальмы, а в гавани стояли триеры.

– И какой у нас план? – спросила Полина.

Я посмотрел на девочку.

Вы знаете, у меня отношения с семьей не заладились. В том мире мать от меня отказалась, в этом погибла. Наверное, это плата за мое происхождение. И за всё зло, которое я сотворил во имя Нергала. Духовного родства с Полиной я не чувствую. Она мне не сестра. Совершенно чужой человек, которым, по идее, можно пожертвовать… но даже у странствующих жрецов бога смерти есть свои принципы. Я не могу бросить ребенка на произвол судьбы. Полина мне доверяет. И это единственный человек в Неоме, которого, хоть и с натяжкой, можно считать своим.

– Избежать интерната, – сказал я. – Вот наш план.

– Вдруг папа приедет…

– Ты его здесь видишь?

Девочка качает головой.

– И я не вижу.

Облокотившись о перила, я изучаю окрестности. С высоты неприглядные трущобы, в которых мы поселились, выглядят не столь ужасно. Просто серые дома. И улицы. Солнце светит, небо голубое. Крохотные машинки и человечки внизу.

– Вот что, – я принимаю решение. – Маму нам не вернуть. С этим надо смириться. И жить дальше. Слушайся меня и, если повезет, мы выплывем.

– А почему нас должны забрать в интернат? – допытывается Полина.

– Мы одни живем. Так не положено.

– Кто это сказал?

– Законы такие.

– Это наша квартира. Ты устроишься на работу. Я тоже что-нибудь придумаю.

Квартира-то наша. Вот только не объяснишь девятилетнему ребенку, что есть суровые законы, и они гласят, что дети не могут жить без взрослых. Не родители, так опекуны. Не опекуны, так воспитатели во всяческих приютах и интернатах. Кто-то должен за нас отвечать…

Или нет?

Глобал знает ответы на все вопросы.

– Идем, – я тронул сестренку за плечо.

– Куда? – Полина вдруг закашлялась, и я вспомнил, что она не успела выздороветь. А сейчас, постояв на холодном ветру, начала кашлять.

– Сделаем тебе лекарство. Приготовим обед. Заодно подумаю, что нам делать.

Балконную дверь я поставил на проветривание.

Привычные дела ненадолго отвлекли Полину от горестных мыслей. Пока я заваривал порошок, девочка принялась разогревать в микроволновке остатки завтрака. Я нарезал салат из овощей и заправил всё это сметаной. Не могло не радовать, что ладони почти зажили. Даже после удара по кадыку любителя чужих денег я не почувствовал острой боли. Раны зарубцевались, кровотечения нет. Завтра, если верить инструкции, наступит полное исцеление. Меня это устраивает.

Зазвонил телефон, который я оставил на подоконнике.

Неизвестный номер.

– Да? – устало произнес я, коснувшись зеленой трубки.

– Это ваша участковая, – послышался голос Валерии Веденеевой. – Завтра похороны. Организацию взял на себя работодатель вашей мамы. Это часть ее соцпакета.

– Спасибо, – сказал я.

– Не за что.

– А что с опекой? – люблю задавать правильные вопросы.

– Социальная служба уведомлена о вашем бедственном положении. Насколько мне известно, сейчас ищут вашего отца. Пока с ним не удалось связаться. Буду держать вас в курсе. И морально настройтесь на визит детского инспектора – на днях к вам по-любому заявятся.

– Хорошо.

Мы с сестрой переглянулись.

– Он не придет, – уверенно заявила Полина.

Еще недавно девочка утверждала обратное.

– Я тоже так думаю. Займись чем-нибудь, ладно? Мультики посмотри. Тарелку можешь взять с собой.

– А ты?

– Полезу в глобал.

– Играть будешь?

Награждаю сестру долгим взглядом.

Та не выдерживает, ерзает на стуле.

– Нет. Мне надо найти что-нибудь… полезное для нас.

– Ты изменился, – вновь зявила сестра. – Мама не разрешает нам есть перед телевизором.

Я не стал поправлять девочку. Теперь об Анне Васильевне можно говорить исключительно в прошедшем времени…

– Я разрешаю. Иди.

По дороге в комнату я отметил, что еда, которую мы разогреваем, закончилась. Мама любила выготавливать основательно, в большой кастрюле, чтобы не тратить время понапрасну. Привычка человека, загруженного делами по самые уши.

В тарелке у меня картошка, последняя котлета, жареное яйцо и горка салата. Поэтому я и выбрал большую квадратную тарелку, используемую в нашей семье по праздникам. Порция сестры улеглась в такую же.

Пока загружается компьютер, наворачиваю еду из микроволновки. Котлета внутри холодная, но это легко пережить. Главное – найти то, что я ищу.

Не проходит и пяти минут, как за спиной раздаются осторожные шажки.

– Ладно, – я даже не оборачиваюсь. – Только не отвлекай.

Полина устраивается на кровати.

Я вхожу в глобал.

Первое, что меня интересует, это полномочия мистических «органов опеки». Оказывается, нет никаких органов. В Неоме вопросами беспризорных детей занимается соцслужба. Там целая комиссия. Преимущественно тетки с педагогическим образованием. И везде прописано, что несовершеннолетние в Московии должны иметь родителей, усыновителей либо опекунов. Никаких вариантов. Самостоятельное проживание – после шестнадцати. Почему так? В пятнадцать-шестнадцать простолюдин получает на руки аттестат о базовом образовании и теоретически может устраиваться на низкооплачиваемые работы. С этого же возраста наступает уголовная и административная ответственность.

Мне – пятнадцать.

И это проблема.

Замечаю, что во всех официальных документах прописаны «непробужденные граждане». Так, получается, что кое-кому закон не писан?

Ищу сведения по одаренным.

Брешь, как ни странно, обнаруживается. Власти делают весомые поблажки гражданам, сумевшим обрести Дар в раннем возрасте. Совершеннолетие для таких уникумов наступает в четырнадцать. А всё потому, что человек со сверхспособностями получает возможность поступать в среднюю магическую школу. Учеба в подобных учреждениях предполагает постоянное проживание на территории, получение стипендии, вероятное участие в дуэлях и турнирах…

Стоп, что?

Пара уточняющих запросов, и я выпадаю в осадок. Оказывается, школы для одаренных – тот еще террариум. Мальчики и девочки сражаются на аренах, калечат и убивают друг друга. Хорошо, если треть воспитанников доживает до выпускного. Все эти счастливчики разбираются кланами. Отказываются единицы – как правило, они принадлежат к могущественным родам. Кое-кто поступает дальше и учится в академии.

Так.

Предположим, мне повезло, Дар пробудился. А что с сестрой делать? Оказывается, я обладаю в этом случае всей полнотой прав и обязанностей взрослого человека. Могу усыновлять и удочерять, опекать и вывозить за границу. Жить, правда, Полина будет вынуждена на территории кампуса. Охраняемой и благоустроенной территории с уютными номерами в общежитиях, прошу отметить.

У одаренных и трава зеленее.

Теперь приступаем к решению главной задачи. Надо отыскать гуру-пробудителя, договориться с ним о партнерстве и подписать контракт. Задача практически невыполнимая. Глобал утверждает, что две трети странствующих учителей работают ТОЛЬКО ЗА ДЕНЬГИ. Даже не рассматривают возможность халявы и отсрочки оплаты. И лишь треть готова сотрудничать на выгодных для себя условиях.

– Что ты ищешь? – заинтересовалась Полина.

– Хочу стать пробужденным.

– Для этого наставник нужен.

– Вот его и ищу.

– Мама говорила, им нельзя доверять.

Пожимаю плечами:

– Никому нельзя доверять.

Я многого не понимаю. Почему пробудители странствуют вместо того, чтобы обзавестись офисами в престижных районах и принимать посетителей по конкретному адресу? Это первое. Второе: почему они не создали свою гильдию, хотя считаются одними из самых востребованных специалистов на планете? Логично же. Есть гильдия – интересы защищены. Третье: неужели ведущие кланы не додумались достичь преимущества в своих играх, наняв целый штат гуру и приступив к массовому пробуждению одаренных бойцов?

Так или иначе, странствующие наставники выработали свою философию, обзавелись кодексом чести и начали слать лесом всех, кто пытался подмять их под себя. Аристократы стерпели. Непонятно, откуда брать новых бойцов в свои личные армии, если никто не будет раскрывать чакры простолюдинам. И без того одаренные малочисленны, гуру в столичном Неоме можно по пальцам двух рук пересчитать, а услуги пробудителей стоят баснословных денег. Так что превратить всех простолюдинов в аристо не получится при всем желании.

Итак, странствующие гуру.

Отследить этих персонажей нельзя – они никак не афишируют свое местоположение. Адресов, явок и паролей нет. Зато есть несколько форумов, на которых тусуются пробудители. Там можно списаться с философом, обсудить стоимость услуги и пригласить его в свой дом. Странник явится на зов, выполнит работу и после этого бесследно исчезнет. Гуру даже своих подлинных имен никому не сообщают. Только произвища.

Я решил не тратить время на знакомство с философией гуру. Мне, по большому счету, насрать, почему они делают то, что делают.

Регистрируюсь на трех форумах. Подбираю аватарки и ники, изучаю ветки сообщений. Всё это проще, чем я думал. В нужные моменты память Ильи подсказывает, что нужно делать. Просматриваю темы, посвященные поиску наставников. Игнорирую топики, где шарлатаны сами подыскивают себе учеников. Я уже знаю, что крутые гуру никогда никого не ищут. У них и без того нет отбоя от клиентов. Особенно в городах, подобных Неому.