Текст книги "Пень"

Автор книги: Яков Шель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

жит ее рука. Понятно, ничего общего с Софи Лорен она не име-

ла, это были только комплименты и попытки быть галантным.

Но на галантность у нее не было времени.

– Скажите, как вы относитесь к Генриху Новалису? – спро-

сила она и улыбнулась уже открыто и это улыбка, кто ее знал,

означала, что она стала противной самой себе и приготовилась

это впечатление изменить.

Вспомнив о Новалисе, этом юном немецком бароне 18 века,

она оживилась, откинула белокурый локон с лица и невольно

расслабилась. Теперь она была в своей бездонной и бескрайней

стихии духовности, и как бы расправила крылья.

– Этот юноша был чудесным поэтом. Вам не кажется? Его

«Гимны к ночи» просто потрясают необычностью…

Он даже не наморщил лоб, как бы силясь вспомнить давно

прочитанное.

– Не знаю. Не читал. – Спокойно ответил он, беря кружку

своими крупными, мохнатыми, как у паука, пальцами. Она в ужа-

се уставилась на них. – Чем Вы занимаетесь в свободное от те-

левидения время?

– Э..! Многим… К примеру, изучаю биохимию, генетику и фи-

зиологию растений! Хочу не только видеть растения снаружи,

их цвет и контуры, хочу понимать, как они живут, чем дышат,

а без физиологии тут не обойтись. Завидую Грегору Менделю! —

вдохновилась она, подхватывая новую тему для разговора.

Может быть, он в генетике силен, ибо на тему таинственного

наследования свойств и признаков живых существ она могла

говорить весь вечер. Впрочем, она чувствовала сейчас, наконец,

вдохновение и готова была говорить на любую тему!

– А кто это? – поднял брови ее собеседник.

– Чешский монах 19 века, изучал растения в монастырском

саду и занимался выведением роз и их опылением. Отец нынеш-

ней генетики.

Он откинулся на спинку стула, смотрел на нее удивлен-

но и в глазах его отчетливо читалась откровенная растерян-

ность. До этой встречи он видел с экрана телевизора красивую

женщину и наделил ее красивыми воздушными свойствами,

но сейчас перед ним была умная, образованная, тонко чувс-

твующая, возвышенная женщина, и к этой женщине он не был

готов.

– Неужели интересно быть такой занудой? – слегка помор-

щился он, досадуя, вероятно, на себя, и припал к своей кружке

пива, словно его мучила жажда. Она откинулась на спинку стула,

прищурила глаза и широко, свободно улыбнулась.

– Все наоборот! До того, пока вас не знала, я была занудой, —

ответила она. – Но ваши письма изменили меня, я стала инте-

ресной для себя самой, я смотрю сейчас на мир, словно никогда

его прежде не видела и теперь понимаю, как плохо его знала;

я могу рассматривать его сверху, – будто с облаков, и снизу —

как бы со дна океана, он открывается мне в своей глубине и зага-

дочности; меня стало все интересовать…

Зазвонил его мобильный телефон, он выхватил его из карма-

на и взглянул на номер.

– Извините, – сказал он, поднялся и отошел в сторону. Она

кивнула и улыбнулась; кажется, этот звонок был спасательным

кругом, он вытащил ее поклонника из неловкой ситуации.

– Мне надо срочно отойти, – сказал он приглушенным го-

лосом, вскоре вернувшись и кладя деньги за пиво на стол. —

Извините. Эта розочка вам! Вы потрясающе красивая женщина!

Она осталась одна и долго сидела, задумчиво глядя через боль-

шое окно кафе на улицу, но не видя того, что там происходило.

– Почему он не подготовился? – задавалась она вопросом. —

Или это были только слова? Слова, призванные служить тому же,

чему служит макияж – создать таинственный образ, приукра-

сить действительность, создать впечатление; через эти слова

создать о себе впечатление умного, образованного, заботливого.

Как человек хвастливый он хотел только казаться, но не быть,

набрасывая на себя макияж слов; он меня возвышал, чтобы воз-

высить себя, он меня воспевал, чтобы пели о нем. Он казался,

и остался кажущимся. А я стала, я вылепила себя вновь…

Она поднялась, заплатила за эспрессо, пошла к выходу и опус-

тила розочку в мусорный контейнер. Теперь она знала. Ей нужен

тот, кого любовь обязывает, кого любовь поднимает, развивает,

дает ему крылья, обогащает и возносит, кого делает интересным

и любознательным, кому она раскрывает глаза, делает сердеч-

ным и внимательным к миру…

Часть 2

Портрет

мы выходим из тьмы, чтобы кануть во тьму…

Омар Хайям «Рубайят» (1048–1131)

Граница между светом и тенью – ты.

Станислав Ежи Лец (1909–1966)

художник брел домой; в ночном тихом воздухе отчетливо

были слышны его тяжелые, шаркающие шаги. Его немного

шатало от выпитого с друзьями, он был раздражен и бормотал

что-то про себя. Он ушел от друзей из ресторана, где они до-

вольно часто собирались, чтобы поговорить обо всем, исключая

искусство, о нем не было принято говорить на хмельную голо-

ву, о нем нужно говорить только серьезно и глубоко. Но вопрос

Генриха его обозлил: «Почему ты, Мати, пишешь посредствен-

ные вещи?» Этот вопрос среди легких тем и легкого хмельно-

го тона прозвучал неожиданно серьезно, не в тон, не во время,

не к месту. И если бы он исходил от кого-то другого, от знаме-

нитого Рихарда, например, он бы отшутился, но вопрос задал

Генрих, который был еще малозначащим, как художник, и са-

мым молодым членом их дружеского круга, его вопроса можно

было даже не заметить, но Матиас заметил и оскорбился. Даже

этот юноша заметил, что я стал рисовать посредственно, поду-

мал он с раздражением, поднялся и пошел прочь, домой, по ноч-

ному городу, залитому ясным лунным светом, хмельной и раз-

драженный. «Почему? – спрашивал он себя. – Когда я съехал

на писанину посредственных картин?» Сам не заметил, и дру-

зья тактично молчали. Только этот начинающий художник, еще

юноша, честный и открытый, заметил и не посчитался с его сла-

вой, его именем, спросил и даже, похоже, ждал ответа, смотрел

выжидательно…

Матиас был талантлив, и картины выходили из-под его руки

будто сами собой. Не в талантливой ли небрежности лежало на-

чало его сползания в посредственность? Все эти поклонники,

ценители, эксперты, знатоки, любители, покровители гнали его

и загнали, как лошадь. Люди любят ставить на лошадей: если

она хорошо бежит, значит, она может бежать еще лучше. Ему

хорошо платили. И он старался, пока не уперся в какую-то сте-

ну. Он перестал чувствовать картины. Будто некая сила отняла

у него волшебный фонарь, которым он освещал темноту и вы-

свечивал, к своей радости, прекрасные картины. То, что рань-

ше приходило, как озарение, как откровение – яркое, цельное,

особенное – больше не являлось. В больной тяжелой голове во-

царились тишина и пустота. Его небо вдохновения не озаряли

больше золотые прекрасные молнии; радость он черпал теперь

в вине и, хмелея, искал в нем вдохновляющий, животворящий

свет. Но и радость ушла и он остановился. Теперь даже хмель

не возбуждал в нем видений и не рождал образов. Все погасло,

будто ушло во тьму. Произошло самое страшное, что может толь-

ко случиться с творцом, – он не может более извлекать свет

и отделять его от тьмы. Он пришел к истокам посредственности.

Посредственное – это еще тьма, здесь не дошли до света сути.

Придя домой, не раздеваясь, он упал на диван и тут же за-

снул. И провалился в странный сон. Будто он пошел в свою мас-

терскую, может быть, чтобы понять, там, в мастерской, почему

он стал посредственно писать? Над его мастерской стояла глу-

бокая тихая ночь; в черном небе сияла огромная желтая Луна.

Ее неземным светом были залиты полотна картин, находивши-

еся в мастерской; многие были начаты и не закончены; они на-

селяли мастерскую и составляли ее содержание: они были пов-

сюду – висели на стенах, стояли на полу у стен, лежали на трех

мольбертах. Но одна их них, – набросок юной женской голо-

вы, – лежала на мольберте в углу мастерской лицом к большому

окну. Внезапно ему показалось, что она открыла глаза и ахнула

от восторга, глядя в большое окно:

– Как божественно красиво! Почему красота всегда трево-

жит? – услышал он, будто шелест, ее взволнованный голос. —

Отчего сжимается и трепещет сердце? Что-то произойдет!

Я чувствую, я предчувствую… Грядут какие-то перемены в моей

жизни. Меня, наконец, допишут?! Но какой я буду? – задума-

лась незаконченная Картина, не отводя восхищенного взгляда

от небесного ночного пейзажа. – Я вся во власти художника,

этого пьяницы, этого гения… творца…

– Пьяницы… Гения… Творца… – пробормотал художник

во сне, глядя с изумлением на странную картину на мольберте…

– Ах, если бы я сама могла писать, я бы написала себя, но ка-

кой бы я стала?

Он видел, что Картина неожиданно задумалась над необыч-

ным вопросом, но, не найдя ответа, засмеялась своим мыслям,

и взглянула на желтую Луну.

– Мы все рождены светом, в нашей крови течет свет, и свет

изливают наши лица. Мы, освещенные, связаны кровным родс-

твом. Спокойной ночи, великая Луна! – прошептала Картина се-

ребристыми от лунного света губами.

– Освещенные? – снова изумился художник, видя себя в сво-

ей мастерской, стоящим перед странной картиной, и слыша, буд-

то наяву, ее серебристый голосок…

Утром, когда за окном еще стояли густые сумерки, он проснул-

ся от жажды и беспокойства, припомнил вчерашний вечер, свое

внезапное раздражение, и странный сон; он был все еще ярким

и стоял перед глазами, в нем было что-то ускользавшее, но важ-

ное, мучительное, какая-то мысль, истина, она таилась в этой

странной картине, но чтобы это понять, надо было ее дописать…

и она бы заговорила, она бы сказала!

Он тяжело встал, привел себя в порядок, достал из холодиль-

ника свежую бутылку красного вина, вынул с громким хлопком

пробку и налил себе почти полный стакан. Выпитое сразу удари-

ло в голову, он одобрительно улыбнулся этому действию и вне-

запно почувствовал сильное желание пойти в мастерскую, может

быть за ответом, снять беспокойство, которое засело со вчераш-

него злополучного вечера и томило его…

Поднявшись по винтовой лестнице в мастерскую, он стал

прохаживаться вдоль своих полотен. Две картины стояли

у двери в мастерскую, законченные, словно готовясь к выходу,

на продажу; он глядел на эти полотна и удивлялся, будто впервые

их видел. Они содержали явные недостатки, некоторые места

были откровенно плохо прорисованы, на многих была небрежно

положена краска. Виной была спешка, спешка, спешка, но все про-

щалось его таланту, его молодости, его мастерству. И он сам неза-

метно научился себе это прощать. Только сейчас он увидел цену

своим полотнам. Это были картины для украшения голых стен!

Он подошел к одной незаконченной картине, стоявшей у стены,

и долго недоверчиво ее рассматривал, потом отошел к другой,

тоже недописанной. Это тоже был его стиль, его темп, – бе-

гать от одной картины к другой, от одного впечатления к дру-

гому, от одной женщины к другой, от одной бутылки к другой.

Оттого многое, непростительно многое, оставалось незавершен-

ным, неосмысленным, упущенным, плохо освещенным…

– О боже, что же я рисую? – спросил он вдруг себя, не пе-

реставая удивляться себе, – похоже, мне только казалось, что

я художник, что я творец, могу творить выдающиеся вещи, до-

стойные остаться в чувствах людей, картины, к которым при-

ходят, как на свидание, как ходят в лес – для спокойствия, как

приходят к реке, – для умиротворения, как ходят в театр – для

впечатлений. Но могу ли я творить? Одной мазней больше, —

продолжал мрачно размышлять художник, стоя перед начатым

полотном. Он достал из бара в стене открытую бутылку вина

и сделал несколько больших глотков.

– Кажется, я мчался не в ту сторону, – пробормотал он, быс-

тро пьянея и яростно оглядывая свои картины, стоявшие вдоль

стен. – Ради этого я брался за кисть?!

Пьяно ухмыляясь, он подошел к нарисованному пейзажу

с пасущимися козами на горном лугу, и стал насмешливо его

рассматривать.

– Ну, покажи, художник, что ты тут пишешь? – пьяно ку-

ражась, спрашивал он себя, – это должно стать шедевром? Эта

картина должна затмить великое солнце?

Внезапно он схватил правой рукой нож, которым счищают

краску с полотен, и занес его над своим творением, но от крика

за своей спиной остановился. Картина на мольберте вздрогнула

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Пень"