Текст книги "Мой брат якудза"
Автор книги: Яков Раз
Жанры:
Боевики
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Яков Раз
Мой брат якудза
Предисловие
Из сводки новостей:
Власти Японии с опозданием начали работы по восстановлению ущерба и оказанию помощи пострадавшим при разрушительном землетрясении, произошедшем в городе Кобэ в 1995 году. Татуированные люди без мизинцев оказались первыми на месте происшествия. Это были представители клана Ямада-гуми, одного из могущественных кланов якудза, насчитывающего около 30 тысяч членов. Они оказали помощь многим пострадавшим, обеспечив их продуктами, а также тысячами одеял со своих складов.
Вступление
Я попал в Японию, как мне сначала казалось, через парадный вход. Культура этой страны отзывалась во мне словно эхо. Японская эстетика, философия, театр, поэзия, дух дзен-буддизма – этот недоступный и целостный, совершенный в своем несовершенстве, человечный в своей изощренной искаженности и притягивающий своей ученой простотой мир всегда завораживал и привлекал меня. Философия и практика учений дзен-буддизма, словно вечный будильник для дремлющего сознания, были и остаются моими постоянными спутниками.
Конечно, уже тогда знал я о существовании других, темных сторон культуры Японии, много слышал и читал о них, но мне ни разу не доводилось сталкиваться с ними вживую, ощущать их телом, глазами, обонять их. Так же как и в других культурах, говорил я себе, там есть и темные стороны. Приеду – узнаю об этом поподробнее.
Но вышло так, что Япония опередила меня и настигла раньше, чем я туда попал.
Незадолго до моей первой поездки в Японию три молодых японца приехали в израильский аэропорт и взорвали двадцать шесть человек, в числе которых были и паломники-пуэрториканцы, приехавшие отдать дань святой израильской земле. Один из двух террористов, покончивших с собой, был мужем той женщины, что их послала. Оставшийся в живых Окамото Кодзо был арестован. До сих пор не укладывается в голове поведение этого человека и его история – история одержимости и провалившейся попытки самоубийства. Причиной теракта послужила поддержка лидера «Объединенной Красной Армии», Сигенобу Фусако, и палестинцев в их борьбе за независимость.
Поэтому на самом деле я попал в Японию через черный вход, а не через парадный, как заявил чуть раньше.
Много лет я провел в этой стране: путешествовал, изучал, ходил по библиотекам, жил в храмах, принимал участие в религиозных фестивалях и просто бродил по улицам. И таким образом я узнал то, что узнал. Случилось так, что во время своих скитаний я попадал и в темные закутки Японии, где были не только монахи дзен и рисовальщики чернилами, не только учителя чайной церемонии и бизнесмены, не только усердные служащие компаний, сидящие до поздней ночи в офисах перед компьютерами или в ночных клубах, нашептывая псевдосекреты сидящим рядом девушкам-хостес. Среди тех, кого мне удалось повстречать, были и другие.
Впрочем, многие из вышеперечисленных честных людей частенько забредали и в темные закутки Японии. Как порядочные главы семейств, так и монахи дзен иногда с вожделением покидали границы привычного им мира. Там, в темных реальностях Японии, как в центре, в Токио, так и на окраинах, бывали и скитальцы, и бродяги-рассказчики, и слепые чревовещательницы, колдуны и шаманки. Бывали там и торговцы, вечно разъезжающие по бесчисленным фестивалям и отверженные обществом, типы в темных очках с впечатляющими татуировками по всему телу, одинокие бездомные, снимающие обувь перед тем, как ступить на кусок картона, служащий им домом, корейцы с непреодолимой тоской по изумрудной стране, потомки «нечистых», не очистившиеся и по сей день, жители Окинавы, так и не простившие японского императора, возомнившие себя самураями и бредящие прошлым, которого не вернуть, и молодчики, нюхающие кокаин. Бывали там очкарики и философы, одержимые гончары, повара с прошлым певцов и певцы с прошлым поваров, члены парламента, часто бывающие в увеселительных заведениях, писатели с преступным прошлым и прочие гибриды, являющиеся показателем нормального общества.
И поскольку одно невозможно без другого, привлекательная сторона Японии стала казаться мне все более и более недоступной, словно я – турист, который любуется лишь театрами и музеями. Мне необходимо было увидеть, повстречать, осязать и прочувствовать другое, темное лицо этой страны. То ли из-за необходимости понять Японию со всеми ее лицами, то ли из-за желания понять темные стороны самого себя, я отправился за этими людьми. Сначала за бродягами, затем за слепыми рассказчиками и за остальными, отвергнутыми обществом. Мне уже нельзя было обойти стороной тех, кто верховодит этим темным миром, тех, кто приютит, обогреет, даст силы и право на существование и уважение многим, отвергнутым обществом. Нельзя было обойти стороной тех, которые превращают проигравших в победителей, – людей из якудза.
Встретиться с ними было нелегко. Японским газетчикам стоит огромных усилий договориться об интервью с боссом семьи, «оябун», дабы раздобыть хоть каплю слухов о последних разборках с враждующими семьями. Фотографы заискивают перед якудза в обмен на редкие снимки их ритуальных церемоний. Социологам и криминологам Японии редко удается брать у людей из якудза интервью. Как правило, это происходит в СИЗО или в тюремных камерах. Японским антропологам ни разу не удалось скооперироваться с ними. Двум-трем западным антропологам удалось взять интервью у одного или другого босса, от которого они услышали беглую лекцию о ценностях или истории якудза. Американский антрополог Дэвид Старк провел в якудза какое-то время, в результате чего написал впечатляющую докторскую диссертацию. Однако нет исследовательской литературы, основанной на долгом пребывании в якудза. Мне говорили, что это невозможно и чтобы я отказался от затеи, но мое желание исследовать мафию якудза оставалось непоколебимым.
Когда мне наконец-то удалось встретиться с людьми из якудза, я думал, что провожу исследование и остаюсь преданным миру науки. Верно и то, что антропологическое исследование о якудза, которое я опубликовал несколько лет назад, в равной мере имеет отношение и к антропологии, и к якудза. Однако после встречи с якудза и долгих лет, проведенных в обществе ее членов, исследовательская сущность нашей встречи все больше и больше ускользала от меня. В данной книге я отдаю предпочтение голосам людей, с которыми мне довелось повстречаться. Один из этих голосов однажды сказал мне:
– Подумайте как следует. Ведь мы все – отбросы общества. Так ведь про нас говорят, верно? Да и мы сами так про себя говорим. Мы отбросы семьи, общества, законопослушного мира. Мы те, кто не может соблюдать правила и законы общества. Мы те, кто не может приспосабливаться, мы – преступники. Но присмотритесь, пожалуйста, сэнсэй, ведь вы находились среди нас несколько лет. Мы пришли в этот мир из того, другого – честного, гражданского. Да, наши законы более жесткие, резкие, более организованные и понятные, чем в том мире. В нашем мире социальная иерархия более точная, она лучше и тщательнее сохраняется, чем там. В нашем обществе наказания более жестокие и четкие, более устрашающие и действенные, чем в том обществе, от которого мы скрываемся или сбежали. Они делают нас неспособными приспособиться? Преступниками? Да ведь ни один из законопослушных граждан катаги22
Все, кто не является якудза.
[Закрыть] и дня бы не прожил в нашем жестоком, тяжелом мире. Подумайте о том, что нужно было сделать, чтобы довести этих ребят до того, что они оказались здесь. Хорошенько подумайте.
Да, тут есть над чем поразмыслить.
Все описанное в этой книге основано на реальных событиях. Вымышленные детали навеяны правдивыми событиями, которые на протяжении нескольких лет происходили со мной в обществе этих странных, замечательных и особенных людей. Людей, заявляющих, что они во всем идут до конца. Среди них были хорошие и не очень, жулики и прямолинейные, любящие и ненавидящие, ограниченные и одержимые, угрожающего вида и очень даже обаятельные, преисполненные жалости и жестокие. Среди них были такие, которых я не мог выносить, и такие, с которыми меня и по сей день связывают дружеские узы. Среди них были разные.
Как обыденно!
Что такое якудза?
Согласно словарю, якудза – это «общее название организованных преступных группировок Японии».
Сколько их?
Около девяноста тысяч, не считая многотысячных единомышленников, побочных и неофициальных членов, а также других организаций различного характера.
Как долго они существуют?
В современной форме организации с XVIII века.
Что означает «якудза»?
«Я» – это восемь, «ку» – девять, «дза» – три, вместе – двадцать, то есть число проигравшего в азартной карточной игре. Иными словами – проигравший, лузер, несостоявшийся. Тот, от которого отреклось общество, кто неравноправен в глазах окружающих и кому нет места в обычном мире.
Мы, говорят эти люди, говорим «якудза» с гордостью, ведь якудза – это хвала преступлениям, уголовщине, свободе, деньгам, одиночеству, любви и самопожертвованию. Быть членом якудза сегодня – значит быть легендой.
Есть ли у них другие названия?
Да, есть. Сами они называют себя «гокудо» – пути беспредела. Согласно этому названию, жизнь надо проживать по максимуму, без компромиссов. Все, что эти люди делают, они делают до предела: будь то дружба, преданность, преступления, вражда, любовь, самопожертвование, верность, привязанность или предательство.
Есть и другие названия: «нинкёдо» – рыцарский код. Наши предки, рассказывают они, были бродягами-разбойниками. В прошлом рыцари, самураи, они скитались по средневековой Японии, воевали против сильных мира сего и отбирали у них добро, чтобы помогать слабым.
Еще одно название, впервые данное якудза полицией около тридцати лет назад: преступные группировки «борёкудан». Полиция и СМИ используют это название с целью рассеять романтическую ауру слова «якудза».
Якудза ненавидят это название. «Мы – не американская мафия», – говорят они.
Все началось за десять лет до того, как я прочел следующую статью в газете «Манила таймс».
МАЙ 1993 г.
Активизируется деятельность японской мафии якудза в Маниле
Накануне полиция Манилы произвела обыск на вилле, расположенной на бульваре Роксас, откликнувшись на жалобы соседей по поводу стрельбы и криков со стороны виллы. Согласно данным полиции, вилла, принадлежащая Фурукаве Сабуро, влиятельному японскому бизнесмену, в последнее время служила местом для осуществления действий подозрительного характера. Источники информации, имеющиеся в расположении полиции, указывают на то, что Фурукава в прошлом был членом мафии якудза, а на данный момент работает в одиночку. Активность японских преступных группировок в последнее время возросла в Маниле настолько, что стала главной мишенью для полицейских столицы. Якудза промышляют сутенерством, наркотиками и торговлей оружием. Ходят слухи, подтвержденные пока лишь частично, что Фурукава связан с уголовными структурами на Филиппинах, а также с различными преступными группировками за рубежом: китайскими группировками в Бирме, корсиканскими бандами в Лаосе и гонконгскими триадами. Предполагается, что в Маниле он тесно связан с Мерседес Салонга, главой самого могущественного синдиката проституции столицы. Известно также о связях Фурукавы с несколькими главарями китайской «Змеиной головы», вызывающих недовольство японцев из якудза в Маниле.
Полиция проникла на территорию виллы, но там никого не оказалось. Выяснилось, что источником криков была ручная обезьяна, находившаяся на вилле в момент выстрелов, прозвучавших там немногим раньше. В доме царил полный беспорядок, свидетельствующий о спешном обыске. Предполагается, что взломщики скрылись при звуках приближающейся полиции…
Два газетных снимка изображали обстановку на вилле: на одном – большая роскошная комната с выходом к бассейну и в сад. На втором снимке – сидящая на комоде напуганная обезьянка с выражением ужаса на мордочке. Позади нее я рассмотрел прислоненную к стене роскошную рамку, в которой большими буквами написано стихотворение на английском. Большинство слов легко можно было прочесть. Я приблизил лицо.
Have Come, Am Here
I will break God’s seamless skull,
And I will break His kissless mouth,
O I’ll break out of His faultless shell
And fall me upon Eve’s gold mouth.
Jose Garcia Villa
Я читаю эти строки, и я ошарашен. Это Юки! Этот человек, Фурукава, – Юки! После долгих лет поисков я, быть может, наконец-то нашел его! Это не Фурукава, это Юки!
Ищу телефон и с бешено бьющимся сердцем звоню в «Манила таймс»…
Глава 1
Рождение босса
Нет возврата
С этой тропы.
Эти наколки
Со мной
До дня моей смерти.
(Из тюремных стихов члена якудза по имени Кен-ичи Фукуока)
Ноябрь 1993 г.
Вкусив из этой чаши,
Ты, Тецуя Фудзита, старший сын
Почившего босса Окавы,
Вступаешь в чин босса «оябун»
Семьи Кёкусин-кай!
Пей же!
Хладнокровный рыцарь,
Шлифуй мужественность свою!
Вступи на путь странствий
И познай все тяжести
Мира путей беспредела.
Доблесть! Доблесть!
Этот мир разжигает
Кровь в наших сердцах!
И даже если жене твоей и детям
Жить впроголодь придется,
Оставь их
И предан будь семье.
Будь нам великим боссом,
Как и подобает избранному сыну
Великого босса Окавы!
Семья Кёкусин-кай ждет тебя,
Хладнокровный рыцарь!
Я, Сакураи Хидэо,
От имени Исиды Таро, старца семьи,
Исполняю волю босса Окавы
И назначаю тебя
Боссом семьи Кёкусин-кай!
Эти слова важно произносит человек в белом шелковом кимоно, восседающий на красной подушке. В его распоряжении две белые глиняные бутыли, поднос с кучкой соли и еще один – с огромной рыбиной. Перед ним белая чаша и позолоченная пиала для саке. Движения человека настолько отточенны, будто судьба всей Вселенной зависит от точности исполнения этого ритуала.
Кто он – монах, религиозный жрец? Нет, это человек по имени Сакураи Хидэо из семьи Кёкусин-кай, говорят мне. Это человек, ответственный за проведение церемонии.
За несколько минут до этого
Сакураи берет позолоченную пиалу для саке и большим круговым движением отводит руку вправо.
Помощник подает ему белый лист бумаги. Сакураи берет лист, большими круговыми движениями вытирает пиалу, затем берет одну из бутылок саке, вынимает из горлышка белую бумажную пробку, произносит короткую молитву на древнеяпонском, большим движением взмахивает руками над горлышком бутыли и, одновременно с громким и коротким возгласом «Вау!», наливает немного саке в пиалу. Возвращает бутыль и пробку на место и проделывает тот же ритуал с другой бутылью.
Он берет длинные палочки для еды, опускает их в кучку соли, а затем в пиалу с саке. Вслед за короткой молитвой он вонзает палочки большими и быстрыми движениями рыбе в хвост, в центр тела и в голову, после чего опускает их в позолоченную пиалу с саке.
Сакураи произносит речь на древнеяпонском – языке ритуалов. Затем, на современном японском, он просит Тецуя Фудзита, виновника торжества, пройти к его месту, расположенному в центре зала. Тецуя, одетый в черное кимоно, встает с места и медленно проходит к алтарю с фруктами и рыбами. Там уже восседает старец семьи, босс Исида. На его лице – темные очки. Тецуя кланяется алтарю, поднимается на сцену, поворачивается к залу и садится.
Сакураи перечисляет имена богов-хранителей якудза. Все присутствующие поворачиваются к висящим на стене трем свиткам с именами богов, написанными крупными иероглифами. Сакураи читает короткую молитву, все хлопают в ладоши: раз, два, три! И еще раз – хлоп! Присутствующие отвешивают глубокий поклон богам и вновь поворачиваются к центру зала.
Помощник Сакураи встает, берет пиалу с саке и, мелкими шажками продвигаясь по белому ковру, несет ее к центру зала и возлагает к ногам босса Исиды.
Сакураи, проводящий ритуал, поворачивается к боссу Исиде и просит разрешения перейти к главной части ритуала. Исида делает еле заметный кивок, и Сакураи кричит ему: «Прошу вас, начинайте!» Босс Исида отпивает три с половиной глотка из пиалы. Помощник берет стопку и передает ее новому боссу, Тецуя Фудзита.
Тецуя Фудзита. Ведь это мой друг, мой «брат». Еще совсем чуть-чуть, и мой брат станет боссом одной из сильнейших семей в Токио. Еще чуть-чуть, и я потеряю друга.
И вот его руки, которые знали, как избивать, стрелять и потрошить, дрожат. Тецуя Фудзита поднимает пиалу и ждет.
Сакураи обращается к нему со словами: «Вкусив из этой чаши, ты, Тецуя Фудзита…»
Я пришел в этот зал на час раньше остальных. Присмотрел себе укромный уголок, чтобы остаться незамеченным.
Герои загадочного мира постепенно собираются. Черные бесы, на пути которых лучше не вставать. Большинство из них в черных кимоно, блестящих на свету. Ученики мира тьмы. Некоторые в черных костюмах и белых галстуках, в темных очках. Сначала зашли молодые и разместились позади, по периметру зала, на подушках дзабутон33
Японская плоская подушка для сидения. – Примеч. ред.
[Закрыть]. За ними прибыли главы семей и члены семейных советов. Последними из семьи Кёкусин-кай прибыли босс Исида, старец семьи, его заместитель и главные советники. Все повернулись к ним и отвесили глубокий поклон. Сопровождающие Исиду расселись справа от него, по линии белого ковра.
Самыми последними прибывают гости. Они кланяются друг другу с угрожающей покорностью. Это представители из других семей якудза из Токио, Киото, Осака, Кобэ, прибывшие из уважения к семье Кёкусин-кай и покойному боссу Окаве. Прибыли даже представители семьи Ямада-гуми, самой большой и враждебной семьи. Что они здесь делают?
Никто не улыбается. Есть среди них и один человек, одетый в черный смокинг поверх красной китайской рубашки, с узкими, как щелки, глазами. Это представитель китайской семьи «Змеиная голова» из Гонконга, говорят мне. После напряженного периода недавно был заключен договор о перемирии между семьями Кёкусин-кай и «Змеиной головой».
Мне об этом известно. Мне также известно, кто заключил этот договор, но среди присутствующих здесь этого человека нет.
И вот появляется Тецуя Фудзита, виновник торжества. С сегодняшнего вечера он будет новым боссом семьи Кёкусин-кай, второй по величине в Токио, одной из сильнейших семей в Центральной и Северной Японии, моей семьи.
Все низко кланяются. Быстро проходя к своему месту, Тецуя послал мне мимолетную улыбку, говорящую: «Рад, что ты здесь».
Время от времени кто-нибудь из стоящих в стороне обращает на меня внимание, возможно гадая, как я здесь очутился, но не произносит по этому поводу ни слова.
Многие из присутствующих здесь знают меня, другие же видят меня впервые. Что здесь делает гайдзин44
Гайдзин – не японец, иностранец. Как правило, используется по отношению к иностранцам неазиатской наружности.
[Закрыть]? Никто не указывает на меня, никто не перешептывается. Церемония проходит в безмолвии и с безупречной точностью. Можно услышать звук шуршания рукава кимоно и чужое дыхание, почувствовать запах пота.
Снова тишина. К дверям прилипли молодые якудза, которым не дозволено войти. Во все глаза наблюдают за тем, что происходит внутри.
Сакураи поворачивается к Тецуя Фудзита и говорит:
Вкусив из этой чаши,
Ты, Тецуя Фудзита, старший сын
Почившего босса Окавы,
Вступаешь в чин босса «оябун»
Семьи Кёкусин-кай!
Пей же!
Тецуя поднимает пиалу, держит ее перед собой и произносит:
– Для меня возможность говорить перед присутствующими здесь уважаемыми людьми – большая честь. Эта чаша, из которой я пью перед почтенными членами семьи, священна. Право вкусить из этой чаши и следовать традициям тех, кто выше и достойнее меня, – большая честь. Я, недостойный сын этой семьи, кротко и покорно принимаю возможность стать боссом «оябун», достойным боссом семьи Кёкусин-кай. Дабы остаться человеком, достойным звания сына этой семьи и в память о боссе Окаве, я принимаю право отпить из этой чаши.
Он отпивает три с половиной глотка из чаши. Достает из рукава кимоно бумажную салфетку, медленно вытирает ей пиалу и кладет назад в рукав, ближе к сердцу. Глубоко кланяется старому Исиде. Затем он поворачивается к залу и кланяется так глубоко, что его голова касается пола. Выпрямляется. Старец семьи Исида слегка улыбается под темными очками. Отдает ли он власть над семьей с легким сердцем, верный завещанию босса Окавы, или планирует отобрать эту должность позднее, при первом подходящем моменте? Он посылает легкий поклон Тецуя, после чего кланяются и остальные присутствующие, включая меня.
Ответственный за проведение церемонии, Сакураи приветствует нового босса, затем босса Исиду, всех присутствующих, семью Кёкусин-кай, мир якудза, «мир доблести», и меня, который, согласно его словам, уважил церемонию своим присутствием. Присутствующие кланяются мне, я – им, краснея от смущения.
Тецуя Фудзита, новоявленный босс, поднимает руку. В зале царит безмолвие. Он произносит:
– Вступая в эту ответственную и почетную должность, я хочу поблагодарить всех присутствующих здесь за то, что они терпеливо ждали все время, пока я был в заключении. Я также благодарю тех, кто с ответственностью и осторожностью управлял делами семьи, и в особенности босса Исиду, самого уважаемого моего брата, который сохранил нашу силу и уважение в Японии и на всех территориях…
Китаец из «Змеиной головы» выпрямляется.
– Я также рад приветствовать здесь босса Чарли Тонга, возглавляющего объединение «Змеиная голова» в Гонконге, и я рад сообщить присутствующим здесь об обновлении союза между семьей Кёкусин-кай и этой уважаемой китайской семьей…
Он кланяется китайцу. Не очень низкий поклон, замечаю я. Китаец делает еле заметный кивок в ответ.
– С этого момента мы будем действовать сообща во всех наших делах на земле Юго-Восточной Азии, в духе нового времени…
Пояснять он не стал.
– Нет сегодня с нами человека, благодаря которому произошло восстановление этого союза. Подвергаясь опасности во имя семьи, Фурукава Сабуро, известный нам под своим настоящим именем Мурата Юкихира, или Юки, сделал почти невозможное и восстановил союз со «Змеиной головой». К сожалению, он не смог быть с нами сегодня. Я прошу назначить его почетным членом семейного совета. С этого момента ему полагается полное уважение со стороны семьи, а также ее полная защита. И да будет всем известно, что Мурата Юкихира получает нашу личную защиту и все ранее объявленные решения в его адрес отменены и более недействительны!
Ощущение дерзкого вызова витает в воздухе. Никто не двигается.
За десять лет до этих событий. Я еду к маленькой закусочной на площади Сугамо. Еду к молодому человеку, который старательно и сосредоточенно готовит там еду. К молодому человеку, которого тогда звали Юки. К человеку, с которым я подружился и был связан братским союзом скитальцев, породнившим наши души. К человеку, только после исчезновения которого я понял, насколько он был мне близок. К человеку, который однажды внезапно исчез, появляясь лишь в рассказах людей, живущих между Токио и Манилой. Я больше не знаю, жив ли он на самом деле или же существует лишь в их рассказах или моей душе, тоскующей по его праведности, от которой, может, уже больше ничего и не осталось. Я десять лет искал этого молодого человека. И быть может, он состарился за эти годы. Но даже если мне и известно что-то о его теперешней жизни, то я ничего не знаю о состоянии его души сейчас, когда он располагает защитой одного из сильнейших боссов в Токио. Я вспоминаю его дневник и страдания, наполнявшие его слова, стихи, которые он любил – Бодлер, Вилья, Октавио Пас. Кто он и где он? В Гонконге? В Бангкоке? В Сан-Паулу? И почему он не пришел сюда сегодня?
– У меня все, – говорит Тецуя, – спасибо.
Сакураи объявляет, что официальная часть церемонии закончена и банкет состоится через полчаса в главном зале гостиницы. Его голос меняется, освободившись от тяжести, навеянной церемонией. До того как всем разойтись, он говорит: «Фотографируемся!»
Тецуя, новый босс семьи Кёкусин-кай, становится перед свитками с именами богов якудза, рядом с ним выстраиваются важные боссы. Снимок, еще один, и еще… Тецуя стоит не двигаясь, и лишь те, кто рядом с ним, сменяют друг друга, как альбомные листы, четверка за четверкой. Иногда их двое, иногда только один. Все согласно иерархии. Лица серьезные, закрытые. И вдруг он, Тецуя, кричит мне: «Сэнсэй, иди фотографироваться!» И вот я тоже позирую перед фотоаппаратами, смущенный. После этого все расходятся. В зале скоро начнется банкет.
Я приехал сюда вчера. Два дня назад меня пригласили по телефону: «Сэнсэй! Церемония состоится завтра в районе Корияма, в три пополудни! До встречи!»
На следующий день я сажусь на поезд на станции Уэно в Токио. Делаю две пересадки. И вот поезд подъезжает к станции Корияма, району горячих источников, окруженному черными горами, немного севернее Никко. Это последний поезд, останавливающийся на каждой станции. Сразу же после пересадки на него я стал замечать людей из якудза, садящихся на поезд.
Как я их узнаю? Одних по отутюженным костюмам и белым галстукам. Других – по майкам броских цветов с длинными рукавами, широким разноцветным брюкам, белым туфлям, а также по металлическим, серебряным и золотым значкам с символами семьи Кёкусин-кай. «Платиновые» прибудут на больших черных машинах с затемненными стеклами. Еще я узнаю их по походке вразвалку и надменному, угрожающему взгляду в сторону катаги – граждан, считающихся законопослушными. Я вижу увиливающие взгляды катаги.
У тех, кто едет со мной в поезде, или короткая стрижка, или же мелкая завивка – то, что на японском называется «пама» – от «permanent», в африканском стиле. Большинство из них в темных очках.
Они грубо ведут себя у билетных касс. Некоторые нарочно выставляют напоказ рисунки «ирэдзуми» – татуировки. Пусть все видят. Эти якудза как будто спустились со страниц японских комиксов.
На их руках нет мизинцев. Отрезанный мизинец – позорный знак мира беспредела.
Они всегда сидят отдельно. И если кто-нибудь из них садится рядом с законопослушным катаги, то тот немедленно встает. Но если есть отдельное место, якудза стараются сидеть там. Такое впечатление, что сегодня эти люди, навевающие страх, опасаются катаги.
– Станция Корияма!
Якудза сходят с поезда, стараясь не показывать своих эмоций. И я схожу. Какой-то человек спешно подходит ко мне. Он мне незнаком.
– Якобу-сэнсэй?
– Да, это я.
– Следуйте, пожалуйста, за мной.
Человек, само воплощение покорной вежливости, указывает мне на черный «мерседес», начищенный до блеска, неестественный, устрашающий. Я ловлю свое отражение в бампере. Это машина босса. Большинство якудза – те, что ехали со мной в поезде, – меня не знают. Они гадают, как это я удостоился такой чести. Гадают, кто я такой. Я и сам гадаю, кто я такой.
Около десяти минут мы едем по городку. Сады камней у входа в гостиницы в традиционном японском стиле, шустрые женщины в кимоно, отвешивающие поклон за поклоном, встречая и провожая гостей. Люди в халатах юката55
Летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки – традиционная японская одежда. – Примеч. ред.
[Закрыть] прогуливаются с умиротворенными лицами. Вот утес у глубокой расщелины, черные базальтовые горы напротив. Потрясающий вид. Большая каллиграфическая вывеска сообщает о названии роскошной гостиницы, расположенной у края расщелины и окруженной красивым садом камней. По сравнению с другими местами, которые мы проезжали, у входа в эту гостиницу гораздо больше людей. Якудза приглашает меня внутрь, настаивает на том, чтобы нести мой чемодан. В фойе расположено несколько столов регистрации, на них – таблички с именами. Люди со строгими лицами сидят за столами и встречают прибывающих. Все здесь происходит согласно определенному порядку и четкой и эффективной организации, неизвестными мне. Меня проводят в мою комнату.
По дороге в комнату я замечаю пожилых якудза в парадных костюмах с платиновыми значками на лацканах, которым все отдают почести, глубоко кланяясь. Прислуживающие оказывают им мелкие услуги, помогают поджечь сигарету или пододвинуть стул. Молодые снуют здесь и там, неотступно следя за пожилыми, спешат исполнить их еще, возможно, невысказанное желание или просьбу, сбиваются в стайки, перешептываясь. Сегодня назначается новый босс семьи Кёкусин-кай. Это историческое событие.
Полиции не видно.
Служащие этой большой гостиницы делают все, чтобы ублажить гостей. Довольны ли гости? Нет? Служащие гостиницы покорно отвешивают поклон за поклоном. Судя по всему, им хорошо известны законы происходящего. Восемьсот человек, членов одной семьи якудза, соберутся здесь до завтра, и еще гости из других семей. Да, пусть все смотрят. В этой гостинице и в других постоялых дворах поблизости остановятся восемьсот человек, восемьсот мужчин, восемьсот одиноких людей – жестких, хрупких мужчин-детей, восемьсот якудза.
Полиции нет. И тем не менее, если случится внезапный налет, что же будет со мной? Но спустя много лет, проведенных в обществе этих людей, я, почти как и они, стал равнодушен к полиции.
Меня проводят в мою простую и красивую комнату. Разбираю вещи и жду дальнейшего развития событий. Потягивая зеленый чай, рассматриваю черные базальтовые утесы за окном, на которых появляются многочисленные образы людей мира тьмы, повстречавшихся на моем пути за последние несколько лет. Сегодня босс Исида, старец семьи, должен отдать полномочия временного исполнителя обязанностей главы семьи Тецуя Фудзита, избранному сыну покойного босса Окавы. Сегодня родится «Гото-оябун». С тех пор как не стало легендарного босса Окавы, у семьи не было главы. Тецуя Фудзита, которого босс Окава назначил перед смертью, был в тюрьме. И сегодняшняя церемония, быть может, нейтрализует обстановку в семье, ведь здесь соберутся восемьсот человек из Кёкусин-кай, а также многочисленные гости из других семей.
Банкет
Тысяча мужчин. Подушки дзабутон расположены по периметру празднично накрытых длинных столов. Облако дыма поднимается над нами. Официантки, молодые и в возрасте, в кимоно и с высоко собранными прическами в стиле гейш, подают еду и напитки сотням присутствующих, улыбаются, кланяются, переговариваются, кокетничают, скользят между рядов. Их называют гейшами горячих источников – «онсэн гейша». Эти женщины либо приняли уважительный титул гейши, либо их так прозвали народные шутники. Ведь в основном они – официантки, хостес, а порой и женщины легкого поведения, которых легко купить.
Молодая женщина, в кимоно, с традиционной прической, подсаживается ко мне и наливает саке. Я благодарю ее, она наливает мне еще. Еще и еще. Я больше не могу. Кладу руку на стопку, даю ей понять, что хватит. Она пытается завязать разговор и осмеливается спрашивать то, что другие спросить не решаются. Может, она кем-то подослана?
– Кто ты такой? Откуда ты приехал? Ты якудза?
Кто-то рядом со мной говорит ей: «Да».
– Как, правда? – спрашивает она.
Кто-то отвечает: «Да, у него даже наколки есть. По всему телу».
