355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яков Лович » Что ждет Россию (Том II) » Текст книги (страница 10)
Что ждет Россию (Том II)
  • Текст добавлен: 21 октября 2018, 05:30

Текст книги "Что ждет Россию (Том II)"


Автор книги: Яков Лович



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 52
КАТАСТРОФА

Известие об убийстве красных богов быстро распространилось по всему миру. В советских армиях эта катастрофа произвела огромное впечатление. Тайная работа германцев среди красного офицерского состава и открытая пропаганда русского национального правительства среди красных солдат – путем распространения миллионов брошюр, прокламаций и призывов к восстанию – сделали свое дело… Но еще большее дело сделало внезапное исчезновение того гипноза, который сковывал волю и желания тысяч солдат и офицеров. Среди советских командиров и комиссаров царили паника и растерянность: они не верили солдатам, не верили друг другу, видели со всех сторон гибель.

Власть пытался взять в свои руки триумвират. Но этот триумвират быстро распался. Командование армиями взял в свои руки наиболее популярный в армии генерал. Однако, это не помогло делу; в воздухе чувствовалась гроза. Солдаты и командиры проявляли самое оппозиционное отношение к советским верхам. Приезд нового главнокомандующего был встречен криками: «Долой коммунистов!»

Однако, все держалось еще по какой-то странной инерции. Нужен был толчок, чтобы вырвать людей из странного дурмана, чтобы рассеять обаяние убитых красных богов. Таким толчком послужили события в Румынии и СССР.

* * *

Как и всюду, известие о «Луврской бойне» произвело моральный сдвиг и в Дунайской советской армии, которая к тому времени заняла Румынию. Армия пришла в такое же состояние неуверенности и нерешительности, в каком находились советские войска во Франции. Учтя настроение противника, румыны, отступившие на территорию Югославии, и русский добровольческий корпус, состоявший из остатков врангелевской армии, перешли в наступление.

Когда передовые казачьи отряды русского корпуса вошли в соприкосновение с противником, казаки увидели идущие нм навстречу густые колонны солдат. Над колоннами развевались русские национальные флаги, оркестры играли «Коль Славен». Парламентеры заявили, что 3-я советская дивизия восстала и сдается. В тот же день перебежчики сообщили, что советский главнокомандующий убит и что вся советская армия уходит домой, в Россию.

Сейчас же за этим событием, в СССР началось восстание, охватившее Поволжье, часть Украины и Сибирь. Повстанцы захватили почти без сопротивления несколько губерний, расправляясь с большевиками с ужасающей жестокостью. Неорганизованность восставших позволяла все же отрядам красных регулярных войск и ГПУ держаться во всех крупных пунктах. Восстанию не хватало опытных вождей и оружия. Однако, оно ширилось, захватывая все новые губернии и делало положение большевиков катастрофическим. В темную ночь исчез и последний оплот большевизма: взлетела на воздух взорванная неизвестными лицами кровавая база ОГПУ на Лубянке, в Москве.

Уход советской армии из Румынии и восстание в СССР послужили тем толчком, который вывел из оцепенения советские войска во Франции. Действие этого толчка сказалось быстро.

Находящаяся на фронте и особенно оппозиционно настроенная к советам V армия неожиданно восстала и перебила многих командиров и комиссаров. Посланные для усмирения отряды IV армии отказались действовать против восставших. V армия выслала во французские окопы парламентеров, которые заявили, что армия, желая признать власть русского национального правительства, готова перейти на сторону Франции или разоружиться – в зависимости от приказов русского правительства. После переговоров с Бордо, французское командование пропустило всю V армию сквозь фронт. Представители русского национального правительства встретили армию и заявили ей, что согласно решению французского правительства, вся V армия включается в состав французской армии и будет находиться под командой генерала Снежина.

Измена V-ой армии, поразившая всех своею неожиданностью, поставила в очень тяжелое положение германское командование. Оно никак не ожидало таких быстрых результатов своей же собственной пропаганды. Немцы предполагал помочь свержению большевиков только тогда, когда будут переведены на фронт новые кадры германских войск. Теперь германцы растерялись: их охватил страх за будущее. Согласно своим расчетам, они предполагали провести постепенную замену восставших советских войск германскими. Однако восстание началось раньше, чем они думали – и в этом был трагизм. Но нужно было действовать и действовать быстро, так как усиление врага вовсе не входило в расчеты германского штаба, а пример V-ой армии мог подействовать на советские войска заразительно. Уход V-ой армии и обнажение огромного участка фронта мог стать катастрофическим, если бы французы воспользовались этим прорывом и бросили в него свои войска. Но французы не использовали этого случая и остались стоять на месте. Германо-советские резервы ликвидировали прорыв. Пассивность французов объяснялась тем, что они и американцы не были готовы к общему наступлению. Кроме того, русское правительство в Бордо указало, что с общим наступлением необходимо подождать до восстания всех советских армий.

Немцы начали спешную переброску войск из Германии. Когда было перевезено около 500 000 солдат, германская главная квартира предложила советским войскам постепенно уходить в тыл. Советский главнокомандующий ответил, что «имея целью освобождение мирового пролетариата», советские войска не могу оставить фронт. Это звучало жалко и смешно после убийства красных вождей и было последней попыткой заменить могучий гипноз паллиативом.

И это сейчас же сказалось, так как в тот же день красные войска восстали и арестовали ответственных советских деятелей, а многих убили. Часть этих деятелей успела скрыться. Во главе армии стал бывший царский полковник Марин. Германский штаб сейчас же запросил Марина, согласен ли он отвести красные войска в тыл. Марин ответил уклончиво. Он заявил, что красных войск уже не существует, а есть войска национальные, русские. В ответ на это поступило требование германского штаба о разоружении русских войск. Одновременно резервные германские войска стали сосредоточиваться в тылу русских армий.

Это было слишком ясно, чтобы не понять германских намерений. Германский штаб, надеясь на развал русских войск и их растерянность, хотел эти войска разоружить, решаясь на это даже на виду у неприятеля.

В ответ на это последовал приказ Марина всем русским армиям сдать оружие французам и просить разрешения вступить под покровительство российского национального правительства. Разрешение было дано и русские войска перешли к французам, обнажив линю фронта почти в 300 километров. Этот переход был совершен со стихийной быстротой и в руки германцев попали лишь тыловые части войск и склады военного имущества.

Печальный для германцев конец союза с СССР поставил их лицом к лицу с катастрофой. Было бы глупо со стороны франко-американского командования не воспользоваться колоссальным прорывом и, хотя союзные войска еще не были готовы, они повели наступление на фронте в 250 километров В этот прорыв было брошено 800 000 французов и 500,000 американцев.

Американские войска, прибывшие в Шербург, Брест и Бордо, немедленно перебрасывались на место боя. Германцы противопоставили натиску сначала 500 000 солдат, которые недавно прибыли из Германии на смену советским войскам. Но этого было, конечно, мало и 275-тысячная армия, стоявшая как заслон против Англии на берегу Па-де-Кале, была брошена в бой. Кроме того, из Германии подходили непрерывно подкрепления.

Несмотря на это, натиск французов и американцев был настолько силен, что германским армиям пришлось отступать. В течение нескольких дней германцы отошли с линии Мелен-Мери-Лангр на линию Мелен-Эперне-Нешате. В некоторых местах, следовательно, они отступили на юг более, чем на 60 километров. Однако, на этой линии германцы оказали бешеное сопротивление и бой постепенно заглох.

Но общее положение стало более благоприятным для французов, так как прикрывающие Париж германские войска занимали теперь сильно выдвинутую вперед позицию. Франко-американское командование начало методичную подготовку наступления на этот сектор. Некоторые русские армии должны были принять участие в наступлении.

В одни день и час миллионы французов, американцев и русских грозной лавиной ринулись на германские линии. Удар был тяжкий и германцы его не выдержали. Прорыв на Суассон и Реймс поставил германские войска в Париже в тяжелое положение. Париж должен был неминуемо пасть…

Глава 53
ПАРИ ПРОИГРАНО

С момента взрыва в Луврском дворце Лозин тщетно искал по всему Парижу Зибера. События следовали одно за другим с такой быстротой и положение руководителей советских войск становилось настолько опасным, что из армии началось повальное бегство командиров, комиссаров и, вообще, всех лиц, занимавших ответственные посты. Некоторые из них остались в Париже, переменив фамилии, запасясь подложными документами, использовав свои связи и знакомства в рабочем мире. Многие бежали в нейтральные страны – в Голландию, Швейцарию, Швецию. Когда началось общее восстание советских войск, в Париже были расклеены объявления, в которых население столицы призывалось к розыску и выдаче большевиков, рассеявшихся среди огромного населения города. За сокрытие беглецов налагались строгие кары. Началась облава. Ежедневно в штаб восставших войск привозили и приводили десятки гражданских и военных чинов бывшей армии СССР, занимавших ответственное положение в советских войсках.

Лозину было очень легко восстановить свое реноме, доказать, что его дружба с Зибером была построена не на согласии и политических взглядах. Не было никаких данных, что Лозин служил в Красной Армии и занимал какой– либо пост у большевиков. Кроме того, ему нетрудно было доказать, что в «Союзе расплаты за Россию» он играл видную роль. Его показания были проверены и Лозина оставили в покое.

Все мысли его были направлены на то, чтобы разыскать Зибера. Бессознательно ему хотелось слышать, что скажет Зибер теперь, когда пари, заключенное в Москве, было им проиграно. Лозин не мог скрыть от себя, что в его душе живет чувство преклонения перед цельностью натуры Зибера, живет странная симпатия к этому человеку, несмотря на то, что он был врагом Лозина по своим взглядам и нанес страшный удар в личной жизни Лозина. Были все причины ненавидеть этого человека, но Лозин не мог вызвать в себе этого чувства. Может быть, это было преклонение слабого перед сильным, бессознательная зависть к человеку, который имел точную цель в жизни и шел к этой цели с каменной непреклонностью.

Он не мог найти Зибера. Он точно установил, что Зибер не был арестован. Видимо, Зибер успел скрыться заранее, пользуясь прекрасным знанием языков.

Лозин пытался поступить добровольцем в восставшую армию, но эту попытку встретили в штабе полковника Марина настолько сухо и уклончиво, что Лозин взял свое прошение обратно. Видимо, его дружба с Зибером скомпрометировала его, вызвала недоверие и подозрения. Когда восставшие армии покинули Париж и ушли через фронт к французам, Лозин остался в Париже и продолжал поиски Зибера.

В то утро, когда гул приближающейся канонады показал парижанам, что начался решительный бой за обладание столицей Франции, когда население с надеждой и волнением встречало каждый слух об освобождении от «бошей», – Лозин, усталый и недовольный, брел к себе домой, на Монмартр, где жил в последнее время.

Несколько дней он искал службу или работу – и пока ничего не находил. Приказы о выдаче большевиков напугали население и, хотя восставшие войска покинули Париж и ответственность за помощь скрывающимся исчезла, – к русским относились почти враждебно. Парижане видели в русских, не ушедших с армией, – большевиков, в каждом русском им чудился переодетый советский комиссар или германский шпион.

У самого дома, где он жил, Лозин увидел того странного хромого, который почему-то следил за Зибером. Хромой, видимо, ждал Лозина, так как при его приближении быстро пошел навстречу.

– Господин Лозин, – сказал он. – Вы нужны мне.

Лозин остановился. Хромой, как и в прошлый раз – на Сен-Жерменском бульваре, – внимательно и чуть насмешливо смотрел на Лозина серыми, острыми глазами.

– Я могу оказать вам услугу, – сказал хромой, – большую услугу. Я думаю, что вы потеряли своего друга… Зибера. Я знаю, где он.

– Откуда вы знаете? – воскликнул Лозин. – Как вы знаете, что я потерял Зибера?

– О! – усмехнулся хромой. – У меня есть причины интересоваться Зибером и вами. Я следил за вами обоими и каждый шаг ваш мне известен!

– Где же Зибер?

– Не так скоро, не так скоро! Услуга за услугу! Я вам скажу адрес Зибера, но вы должны уделить мне часа два для беседы. Мне нужно сообщить вам много интересного.

– В чем же дело? – удивился Лозин. – Хоть сейчас! Идемте ко мне.

– Нет, – ответил хромой. – Я хочу, чтобы вы сейчас поехали к Зиберу.

– Сейчас? Но почему именно сейчас?

– Это я объясню вам после. Так вот, вы съездите к Зиберу, а вечером мм встретимся и пойдем куда-нибудь кутнуть. Там и побеседуем.

– Кутнуть? – все больше удивляясь, переспросил Лозин. – Ничего не понимаю. У меня не для этого ни настроения, ни… денег.

– Я вас приглашаю, я! Вы не пожалеете, что пошли со мною. Вы услышите от меня замечательные вещи. Согласны?

– Ну, что ж? Вы заинтересовали меня, – сказал Лозин. – Хорошо, я согласен.

– Еще одно маленькое, но обязательное условие, – проговорил хромой. Ни под каким видом не говорите Зиберу, как вы его нашли, кто указал вам его квартиру.

Лозин принял и это условие. Хромой сказал ему адрес Зибера и заковылял от молодого человека.

* * *

Через час Лозин бродил по Нейли, где скрывался Зибер. Больших трудов стоило отыскать грязный, темный, загороженный высокими домами двор, в недрах которого находилась нужная квартира. После долгих переговоров с обитателями двора Лозин нашел комнату Армана Бувье, адвоката из Прованса. Под этим именем прятался тот, кого искал Лозин.

Он открыл дверь. Какое-то движение произошло в комнате, послышался женский вскрик, кто-то пробежал через комнату и исчез за дверью, которая была в противоположной стене комнаты. Но Лозин не обратил на это особенного внимания. Сначала ему показалось, что он один в комнате. Это была темная и мрачная конура и нужно было присмотреться, чтобы что-нибудь рассмотреть в ней. Какая– то фигура поднялась с кресла и сделала шаг к Лозину.

– Это вы, Лозин? – раздался слабый надтреснутый голос.

– Зибер! – воскликнул Лозин.

– Т-сс… – приложил палец к губам Зибер. – Здесь нет Зибера. Здесь есть Бувье. Арман Бувье…

Он зажег лампочку и только теперь Лозин увидел, в каком состоянии находится Зибер. Он стоял, сгорбившись, опираясь на край стола и беспокойно посматривая на дверь соседней комнаты, куда проскользнула при входе Лозина какая-то тень.

Лицо Зибера было бледное, смертельно усталое, болезненное. Подбородок и щеки были покрыты седой щетиной, глаза поражали безжизненностью и равнодушием. Зибер кутался в полы накинутого на плечи пальто. Он сел в кресло и равнодушно спросил:

– Как вы нашли меня?

Лозин начал какую-то фантастическую историю. Но Зибер почти ее слушал, сидя с закрытыми глазами.

– И вот я нашел вас, – закончил Лозин. – Я очень рад. Мне так хотелось поговорить с вами о том, что произошло…

– Да, – сказал Зибер. – Многое произошло за то время, что мы с вами не виделись, Лозин… очень многое… Все рухнуло. Красные вожди умерли и… некому было заменить их. Вы знаете, что на днях было опубликовано в газетах? Луврский дворец взорвал все тот же проклятый… трижды проклятый «Союз расплаты за Россию»! В этом союзе осталось всего пять человек после смерти Лерхе и его помощников. Эти пять человек, в которых я вселил когда-то дух разрушения и убийства, взорвали на воздух… всех наших вождей. Несколько дней они бешено работали под землей, пробивая ход под Луврский дворец, заложили в фундамент гигантскую мину – и все полетело к черту. Они не рассчитали страшной силы взрыва и потому ждали результатов своей работы в соседнем доме, около дворца. Взрыв погубил и их. Остался только один тяжело раненый и обожженный. Французы спрятали его. Теперь, после восстания, он опубликовал в газетах свой рассказ о том, как шли приготовления к взрыву. Сегодня раненый умер… Ах, Лозин, если бы вы знали, как я теперь грызу себя за то, что вдохнул в головы нескольких безумцев мысль об убийстве! Я внушил им эту идею… я загипнотизировал их… я свел их с ума! И вот результаты… Взрыв – и рухнуло все, что с таким трудом подготовлялось – веками… Понимаете, Лозин, веками!.. Если бы вы знали, как я мучаю себя за свою неосторожность! Я должен был предвидеть, что этих безумцев выпустят из тюрьмы и помогут продолжать их дело. Это так понятно, так естественно, так логично!.. Иначе не могло быть. Я должен был предвидеть, что они проникнут в тыл нашей армии. Сколько ошибок, сколько ошибок! Проклятые американцы, проклятые немцы – они тоже вложили свою долю в нашу гибель!..

– Ничего вы не могли предвидеть, – почти грубо сказал Лозин. – Это вам только кажется теперь, что можно было что-то предусмотреть. Но разве можно… предусмотреть цепь таких случайностей, которые привели к смерти ваших богов? Нет, Зибер, если не это убийство, так случилось бы что-нибудь другое, что все равно погубило бы вашу затею. Нашлись бы другие люди, которые отдали бы свои жизни за Россию. Помните, Зибер, мои предсказания? Я говорил, что на Западе вас ждет гибель. Ваши затеи были осуждены на провал. Мы верили в вашу гибель и мы оказались правы. Мы не могли оказаться неправыми. Мы – слабые, безвольные; вы – жестокие, бездушные. Но вы побиты последствиями своей… жестокости, так как нельзя жестокостью добиваться осуществления на деле своих книжных, утопичных идей. Вы побиты, так как мы были правы, так как истина… практическая житейская истина, была с нами. Ваша истина – бездушная, книжная. Жизнь не приняла вашего учения, так как жизнь идет по своим законам и ее нельзя переделать и переустроить… хотением отдельных людей. Жизнь сыграла с вами злую шутку. Она забросила вас на вершину ваших мечтаний и изобразила из себя послушную рабу. Она терпела ваше существование на земле, она позволила издеваться над собой, – но тем жестче и неумолимее должна была быть ваша расплата, так как над жизнью и ее законами нельзя смеяться безнаказанно.

Чтобы дать человечеству великий, пока еще непонятный нашему слабому уму урок, – жизнь возвела на высочайшую вершину… циничных демагогов и наглых вивисекторов. И они, эти люди, хотели убийством одного класса, потоками крови, океаном слез и страданий создать счастье другого класса людей… Но кровь не дает счастья: там, где пролита кровь – проклятье и гибель. Может быть, вы – великие люди, но от этого ничего не изменилось: жизнь все-таки сильнее вас, а невозможное… не стало возможным. Вы сильнее нас, дерзновеннее, но вы оторвались от жизни, а потому вы – преступники не только перед нашими несовершенными, убогими людскими законами, но и перед мудрыми и вечными законами жизни. Мы же, несмотря на наши неудачи и ваши успехи, держались жизни и всегда говорили, что невозможное – не возможно.

Жизнь была за нас и мы, ее дети, плоть от плоти и кровь от крови, инстинктом всегда чувствовали, что мы правы и победа останется за нами. И этот инстинкт давал силу и энергию бороться с вами. Жизнь наносила вам поражение за поражением. Ваши учение и опыты проваливались, когда вы хотели… втиснуть жизнь в тесные рамки декретов. Наконец, жизнь сделала вам последнюю уступку – дала вам последнюю, великую победу, а теперь… теперь сталкивает вас в пропасть, потому что вы ей надоели. Вы смеялись над жизнью… вы не признавали эволюции… вы хотели волею двух-трех людей перестроить в несколько лет жизнь и мир. Теперь жизнь смеется над вами, над вашей наглостью, над вашей самоуверенностью.

Вы обвиняете американцев и немцев. Но при чем они тут? Американцы и немцы – самые практичные и близкие к жизни люди и жизнь избрала именно их орудием, чтобы раздавить вас… «Союз расплаты за Россию»? Но что он сделал? Он только убил ваших красных вождей. Но когда вожди были убиты – все ваше дело рассыпалось в прах. В этом доказательство того, что все ваше здание покоилось не на жизненном фундаменте, а на воле отдельных лиц. Если бы жизнь и ее законы были за вас – ваши солдаты не бросили бы вас так легко, как они это сделали. Вы не хотите признать логичности происшедшего… Не американцев и немцев, не «Союз расплаты за Россию» и Лерхе проклинайте, а жизнь, так как она нашла бы и другой способ, чтобы уничтожить то, что хочет стать выше ее законов…

– Вы, видимо, долго готовились к этой погребальной речи на нашей могиле, – горько улыбнулся Зибер. – Может быть, вы и правы. У меня нет сил обсуждать все это… теперь. Во всяком случае, если вы помните наше пари в Москве, – вы должны потребовать от меня уплаты моего проигрыша – мою жизнь…

– О, нет! – воскликнул Лозин. – Я думаю, что логика вещей убедит вас… и теперь вы перемените свои взгляды…

Зибер покачал головой.

– Поздно мне, старику, менять свои взгляды… моя душа пуста… умерла… у меня ничего нет… ничего, что могло бы привязать меня к жизни…

Он покачал головой и несколько раз повторил:

– Ничего… ничего… ничего…

Когда Лозин с тяжелой душой возвращался от Зибера, гул приветственных криков вывел его из задумчивости. Он рассеянно посмотрел кругом, вдоль улицы, и увидел отряд драгун, скачущих от Булонского леса. Это была французская кавалерия.

Союзники вступили в Париж…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю