Текст книги "Эпоха перемен. Часть 2"

Автор книги: Яков Канявский

Яков Канявский
Эпоха перемен
Часть 2

© Яков Канявский, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

 
Приходит время, кто-то умирает.
А кто-то, может быть, «встает с колен».
Давно известна истина простая:
Не дай бог жить в Эпоху Перемен!
 

Данный роман является продолжением повести «Украденный век» и книги «Зарубежный филиал», рассказывающих об одном из героев. Серия продолжается книгами «Верховный правитель», «Столкновение», «Есть только миг».

Имена и события вымышлены, совпадения случайны. В названиях многих глав использованы тексты советских песен.

Часть 2
Я другой такой страны не знаю…

«Была война, но мы пришли живыми, Чтоб новой жизни сеять семена…»

Из песни «Фронтовики, наденьте ордена»

Глава 1
Отверженные

«Война не закончена, пока не похоронен

Последний погибший на ней солдат».

Александр Суворов, российский полководец.

Тема войны настолько захватила всех, что они никак не могли закончить её обсуждение.

– Вот мы тут приводили цифры погибших, – вздохнул Аркадий. – Но ведь это ещё не вся трагедия. У большинства ещё были семьи, которые лишились кормильца. Кто считал миллионы вдов, оставшихся без мужей и доживавших жизнь в одиночестве? У меня как-то на эту тему были написаны такие строки:

 
Там, у деревни Дубосеково,
Бой за Москву кровавый был.
И многим ждать уж больше некого.
Стоят лишь холмики могил.
Но вот, душой не понимая,
Жена все с фронта мужа ждет.
Любовь свою не забывает
И ждет уже который год.
Не может все предать забвению,
Ведь ей лица милее нет,
Хоть и подвергнулся старению
Висящий на стене портрет.
Когда покончено с делами
И все вокруг тихонько спит,
С живым как будто вечерами
Она с портретом говорит.
Расскажет, что за день случилось,
С кем говорила, где была,
Что ночью иногда приснилось,
Какие предстоят дела.
Напомнит иногда былое,
Младые, сладостные дни,
И что-нибудь еще такое,
Что вместе прожили они:
«А помнишь, как тропинкой узкою
Коня водил на водопой;
Короткими ночами тусклыми
Как целовались мы с тобой?
Как всегда, на танцах в клубе
Ты меня оберегал.
Отгонял парней всех грубо,
Приглашать не разрешал.
Как со свадьбы ты невестой
На руках унес меня…».
А прожито было вместе
После свадьбы-то три дня.
Было кратким их супружество
И тонка их счастья нить.
Ждет его с завидным мужеством
Доласкать и долюбить.
Ждет, и в этом ожидании
Тихо жизнь ее прошла.
Без тепла, в воспоминаниях.
И детей не родила.
Ждет, хоть ждать ей больше некого.
Долюбить им не пришлось.
Под деревней Дубосеково
Счастье их оборвалось.
 

– Грустные строки, аж слезу прошибают. И сколько их, одиноких, после войны мыкалось!

– Между прочим, – заметил Дмитрич, – я читал, что у африканских племён нет одиноких женщин. Пока она не замужем, то живёт с родителями. Если муж погиб или умер, то её берёт в дом второй или третьей женой его брат или другой родственник. Но брошенной, голодной, с детьми на руках никого не оставляют.

– И как ты себе представляешь, – усмехнулся Юрий Сергеевич, – это сделать у нас? Попробовал бы кто-нибудь привести в дом вторую жену. Сразу возникнет масса проблем. Во-первых, встанет вопрос: а не уйдёт ли при этом первая жена? Потом, где разместить? Ведь многие жили тогда в коммуналках в страшной тесноте. Но главное: такого мужчину привлекли бы к суду за многожёнство. И получается, что условия нашей жизни хуже, чем у африканских племён.

– Конечно, если бы наша власть была более гуманной, то после таких многомиллионных потерь могла бы разрешить многожёнство.

– А остальные проблемы как решать? Как прокормить ещё одну семью?

– Что значит, как прокормить? – вступил в разговор Николай Харитонович. – Ведь женщины же работали и сами себя кормили. И на детей ещё пенсию получали за потерю кормильца.

– Ты, Харитоныч, прав, но не совсем. Пенсию получали только те, кому пришла похоронка. А за без вести пропавших отцов пенсию отменили. Но сотни тысяч таких «без вести пропавших» на самом деле были убиты и остались лежать в лесах и болотах. И это позор нашего государства. В своё время партия провозгласила лозунг «Никто не забыт и ничто не забыто». Но это только лозунг. На самом деле, на протяжении нескольких десятков лет многие тысячи бойцов остаются незахороненными. По официальным данным более 2 400 000 солдат Второй мировой войны всё ещё считаются пропавшими без вести. Остаются неизвестными имена 6 000 000 советских воинов, захороненных в братских могилах.

До сих пор добровольные поисковые отряды находят останки погибших. Сведения о многих из них удаётся получить только по номерам найденных боевых наград.

– Мы не упомянули, – продолжил свою мысль Аркадий, – ещё об одной категории пострадавших в этой войне. Это те, кто не был убит, но на всю жизнь остались инвалидами.

И кто считал число инвалидов, искалеченных той войной? Про них вообще будто забыли. А их ведь было многие миллионы. И как сложилась их жизнь? Чем страна им помогла?

В Израиле у меня есть приятель, Яков. Когда началась война, он был ещё маленький. Но некоторые эпизоды того периода ему запомнились навсегда. Его мама была военврачом, и им пришлось эвакуироваться вместе с госпиталем.

Он помнил, как их поезд неоднократно попадал под бомбёжку, как немецкие лётчики на бреющем полёте расстреливали выползающих раненых. С большими мучениями их госпиталь добрался до Грузии. Здесь Яков познакомился с местными ребятами, пошёл в школу. Но, несмотря на учёбу и детские игры, ребята находили время приходить в госпиталь и помогать раненым. У каждого было несколько подшефных. Часть из них, подлечившись, спешила на фронт, некоторые умирали. А поезда привозили всё новых и новых раненых бойцов.

Ребята часто встречали их прямо у вокзала и со своими ещё слабыми силёнками помогали нести носилки. Особенно запомнился Якову один молодой парень с ампутированными обеими ногами. Его состояние было очень тяжёлым, он всё время находился без сознания. Врачи уже не надеялись на спасение. А Яков сидел у его кровати и плакал. И этот детский плач привёл парня в чувство. Он долго не мог понять, где находится. Потом увидел плачущего мальчика:

– Ты кто?

– Яшка-а.

– А я Володя. Ты чего плачешь?

– Мне вас жалко. Не хочу, чтобы вы умирали!

– Ну, раз не хочешь, то и не буду.

И парень этот выжил. С Яковом они подружились, тот прибегал в госпиталь ежедневно…

Прошло много лет. Яков стал уже директором проектного института на Украине, куда семья вернулась после эвакуации. В 1996 году Якова пригласили в Киев на республиканский слёт «Дети полка». Там ему пришлось выступить, и он рассказал о работе ребят в госпитале. Во время его выступления по проходу начал пробираться какой-то мужчина в инвалидной коляске. Потом мужчина закричал:

– Яшка! Яшка! Это я, Володя! Яшка! Яшка! Я живой! Яшка!

Это был тот самый Володя. Оказалось, что он после выздоровления вернулся в Киев, освоил сапожное ремесло и всю жизнь этим занимался. Он женился на крановщице с оборонного завода, имеет уже сыновей и внуков. И вся семья знает историю с пацаном Яшкой, который помог ему выжить.

* * *

Но не у всех инвалидов войны судьба сложилась так же… Как-то в госпиталь поступили два молодых парня. У одного из них, Ильи, было серьёзное ранение ноги. Другой, Костя-лётчик, поступил с повреждениями обеих ног. Хороших хирургов в то время не хватало. Повреждённые конечности чаще всего ампутировали. Вот и Костю лишили обеих ног. А Илья не дал себя резать.

Каким-то образом он сумел связаться с отцом. Тот служил в штабе армии. Отец срочно нашёл профессора и привёз к Илье. Привёз очень вовремя, потому что уже могла начаться гангрена. Профессор поработал тщательно и сумел спасти ногу. Илья потом смог ещё повоевать. После войны он окончил институт и стал известным архитектором…

А у Кости жизнь сложилась совсем не так, как у Алексея Маресьева. Протезов ему не изготовили и танцевать не учили. Когда лечение закончилось, его просто выписали из госпиталя. На родине у него оставались мать, сестра и невеста. Но домой ехать в таком виде он не захотел. Думал, что будет им обузой. Да и к невесте как таким явиться? Одна из нянечек госпиталя сдала ему угол в своей комнате. Косте оформили пенсию по инвалидности, но сидеть без дела он не хотел. Приобрёл он инструмент и стал ремонтировать обувь, пристроившись возле базара. Так он жил какое-то время. Каждый день ехал на работу на своей доске с подшипниками, отталкиваясь от земли руками, в которых были зажаты маленькие утюжки. Но однажды Костя пропал. Уехал на работу и больше от него ни слуху ни духу…

После войны остались миллионы калек. Им надо было на что-то жить. От многих отказались семьи, у других и семьи погибли. Во всех городах армия инвалидов просила милостыню на улицах, в общественном транспорте и поездах. Это выглядело дискомфортом в стране победившего социализма. Тогда и вышло секретное предписание очистить города от инвалидов-попрошаек. Инвалиды в городе исчезли в течение суток…

В тот день Костя встретил на базаре такого же «колясочника», сидевшего недалеко от входа на базар и собиравшего милостыню. Больно было смотреть на этого безногого человека, грудь которого была увешана орденами и медалями, собирающего монеты в лежащую перед ним фуражку. У Кости в это время клиентов не было, и он подъехал к «колясочнику».

– Здорово, служивый! Как зовут?

– Валентин. А тебя как?

– Константином кличут. Из каких родов войск будешь?

– Танк водил. Пока на мину не напоролись, – добавил он с грустью.

– А я истребитель водил, – Костя посмотрел в небо. – Пока после одного серьёзного боя моя ласточка не смогла дотянуть немного до аэродрома. Хорошо, хоть жив остался. Только вот с конечностями пришлось расстаться.

Бывшие фронтовики разговорились. Каждому было что рассказать. Отношения между ними становились всё теплей.

– А что мы тут у рынка всё болтаем? Давай, Валёк, выгружай в карман свою добычу и поедем, отметим встречу в более подходящей обстановке.

Служивые нашли свободное место возле пивной, разложили закуску. В кружки пива доливали из чекушек водку. Время за беседой летело незаметно. Не обратили они внимания на остановившуюся полуторку. Появился военный патруль. Молодые солдатики подхватили инвалидов и, раскачав, забросили в кузов. Служивые не успели ничего понять, как уже тряслись в кузове полуторки. Там же находились и другие инвалиды.

– Ты, Валёк, что-нибудь понимаешь?

– Не боись, Костя! Видно, салаги что-нибудь напутали. Сейчас приедем в комендатуру, покажем документы, и всё будет в порядке.

Но полуторка остановилась не возле комендатуры, а на станции. Офицер потребовал у них документы и забрал их себе. Машину подогнали к товарному вагону. Солдатики-новобранцы брали каждого инвалида и, раскачав, забрасывали в распахнутые двери товарняка, как мешки. Один из инвалидов с костылями в руках сидел возле самой кабины, и до него добрались в последнюю очередь.

– Никуда я не поеду! Не имеете права фронтовика ссылать! – заорал он на подошедших солдат. Те, не обращая внимания, наступали. – Не подходи, салаги, зашибу! – закричал инвалид, поднимая костыль. – Мы Родину защищали, когда вы, салаги, ещё соплями утирались. А теперь вы героями себя считаете, издеваясь над инвалидами? Никуда я не поеду! А сунетесь, так я вам покажу, как фронтовики воевать умеют.

Солдатики остановились в нерешительности. Видно, в них начала просыпаться совесть. Но ведь и приказ выполнять надо. Пока происходила эта заминка, на подножку кабины тихо поднялся офицер и сзади ударил бунтовщика рукояткой пистолета по голове. Инвалид рухнул на пол кузова и не подавал признаков жизни.

– Закрыть вагон! – подал офицер команду солдатам. – А этого потом вывезите в лес и закопайте. У нас приказ уничтожать сопротивляющихся.

Не успели Костя с Валентином прийти в себя, как поезд уже набирал ход. Они не могли даже как следует оглядеться, т. к. в вагоне было темно. Только когда поезд проезжал мимо какого-нибудь населённого пункта, светлые блики попадали через окошко вверху и немного освещали вагон. Народу в вагоне оказалось много, и свободное место отыскать было нелегко. В обоих концах вагона люди пристроились на полу. Оставалось место только ближе к дверям. Приятели устроились у боковой стенки вагона. Никто не мог понять, что происходит и куда их везут.

– Может, хотят инвалидов-фронтовиков свезти куда-нибудь в санаторий на Кавказе или в Крыму подлечить на море?

– Ну, как же! Будет вам море. Только, скорее, какое-нибудь северное.

– Почему северное?

– Потому, что в этом направлении у нас чаще людей отправляют.

– А нас за что? Мы честно Родину защищали, в боях здоровье потеряли. Награды имеем.

Все эти рассуждения настроения людям не прибавляли. Особенно оно начало портиться, когда людям приспичило по нужде. Единственную возможность для этого предоставляла дырка в полу вагона. И к этой дырке начала выстраиваться очередь. Сама по себе такая процедура для безногого инвалида являлась непростой. Надо было отстегнуться от каталки и сесть на эту дырку. Ни о какой гигиене речь не шла в принципе. Через некоторое время из-за этой дырки в вагоне стоял такой запах, что люди стремились к окошку. Иногда, во время остановок, путникам выдавали сухой паёк. И приходилось смотреть в оба, чтобы у тебя его не стащили. Дело в том, что среди инвалидов в вагоне были не только бывшие фронтовики, но и бывшие уголовники.

На какой-то станции людей перегрузили в грузовики, отвезли на пристань и погрузили на пароход. Так инвалиды оказались на острове Валаам.

Велика Русь-матушка, и много в ней найдется укромных уголков, куда, при желании, можно упрятать нежеланных людей. Валаамский архипелаг считался святым местом ещё со времён княгини Ольги. Много чего на протяжении веков повидали стены Валаамского монастыря. Неоднократно совершали на него набеги шведы. В 1917 году, когда от России отделилась Финляндия, к ней перешёл и Валаамский архипелаг. Во время Советско-Финляндской войны Валаамский монастырь подвергался бомбардировке советской авиацией. Обитателям монастыря пришлось его покинуть. В 1944 году Валаам стал советским.

И вот теперь в бывшем монастыре был организован дом инвалидов войны и труда. Обслуживающий персонал по оргнабору собрали из разных уголков страны. Тогда во многих, разрушенных войной деревнях было голодно. А тут давали жильё, работу, подъёмные. Конечно, с медицинским образованием людей было мало, но обходились. Для санитаров специальное образование не обязательно. Также в столовую люди нужны да по хозяйству.

Инвалидов тоже привлекали на трудотерапию. Костю с Валентином пристроили в мастерскую. Те же, кто по состоянию здоровья работать не могли, болтались без дела целыми днями. Хуже было с теми, у кого не было ни рук, ни ног, которых здесь называли «самоварами». Со своими культями они были совершенно беспомощны. Их надо было кормить, поить, обмывать. Санитарам это доставляло мало удовольствия. На день санитары этих «самоваров» подвешивали в мешках на дерево. В течение всего этого времени люди были предоставлены сами себе. Ни попить, ни наоборот. Естественные надобности часто приходилось справлять прямо под себя. Вечером их снимали с дерева и кое-как приводили в порядок. Но запах от этих людей всё равно исходил довольно стойкий. Одним из таких «самоваров» был бывший танкист Михаил. Валентин часто беседовал с коллегой. Когда приятели покупали водку, Валентин наливал стакан Михаилу и поил его с руки.

Праздник 7 ноября отмечали все. Водка лилась рекой. Пили и инвалиды, и обслуживающий персонал. Приятели, приняв изрядную долю спиртного, уснули ещё днём. Дольше всех пировали крепкие санитары. За этой пьянкой забыли о Михаиле. Так он ночью и замёрз, подвешенный в мешке. Когда утром его хватились, труп уже остыл. Санитары утащили его на погост и закопали прямо в мешке. Ни гроба, ни памятника, ни креста. Приятели были потрясены самой смертью Михаила и отношением к покойному.

– Как скотину закопали и всё.

– Мы все для них просто скотина, – вздохнул Костя. Он не мог успокоиться с самого приезда. – Нет, Валёк, ты подумай. Люди верой и правдой защищали Родину. И это стоило им здоровья, потери конечностей. И вместо благодарности, создания им человеческих условий, нас держат здесь почти как заключённых.

– Они и говорят, что создали нам человеческие условия для жизни.

– И эти условия они называют человеческими? А нас спросили, согласны ли мы жить в таких условиях? Не спрашивали! Покидали, как мешки, в товарняк и здесь выбросили. За что? В чём наша вина?

– Наверное, в том, что портим общий вид города и настроение «строителям коммунизма».

Обсуждение этой проблемы повторялось периодически. Возмущение вспыхнуло снова после смерти Михаила.

– Надо что-то делать, Валёк. Надо как-то отсюда выбраться. Иначе нас всех постепенно так закопают. Ты посмотри, что здесь делается. Люди спиваются, потому что не видят будущего. Некоторые от безысходности кончают с собой. Другие ходят полуголодные, потому что уголовники их обкрадывают. А энкавэдэшники как будто этого не видят.

Так уж повелось в мире, что там, где появляются уголовники, они наводят свои порядки. Если не найдётся силы, которая сможет им противостоять. Здесь как-то фронтовик увидел, что уголовник стащил еду у «самовара» и заступился за него. Завязалась драка. Фронтовик и уголовник сражались на костылях. Фронтовик изловчился и сбил уголовника с ног. Он наклонился над поверженным уголовником и предупредил:

– Запомни, гнида. Ещё кого-нибудь обидишь, зашибу! Понял?

– Да, понял, – прохрипел уголовник.

Фронтовик успокоился и уже собирался подняться. В это время в руке уголовника появилась алюминиевая ложка с рукояткой, заточенной, как бритва. Этой рукояткой уголовник полоснул фронтовика по горлу. Тот рухнул рядом с уголовником и затих. Власть уголовников была установлена. Тем более что эта категория людей в стране была начальству как-то ближе…

– Ну и что ты, Костя, предлагаешь?

– Бежать надо отсюда!

– Куда бежать? На всём острове инвалиды. Бежать с острова можно только на пароходе. Для этого надо попасть в Сортавалу. А это пограничный город. Если пограничники поймают, то из монастырских стен больше не выйдешь.

– Может, нам полозья приделать к нашим каталкам? И зимой по замёрзшей Ладоге перебраться.

– Во-первых, тебе вряд ли кто-нибудь тропу накатает. Если зимник и есть, то там есть и движение транспорта. Нас заметят и вернут. А если идти по целине, то будем проваливаться в снегу и толкаться на руках 20 километров, мы не выдержим, замёрзнем по дороге.

Этот разговор проходил как бы между делом, когда приятели в мастерской изготавливали крест на могилу Михаила. Костю как будто что-то осенило:

– Слушай, Валёк. Я, кажется, нашёл выход. Мы можем уплыть на плоту. Подберём небольшие брёвна, чтобы вдвоём кантовать смогли. Доски и верёвки здесь тоже есть. Вёсла выстругаем.

– Это мысль, – согласился Валентин.

Всю зиму и весну приятели заготавливали материалы. Каждую досточку или небольшое брёвнышко потихоньку перетаскивали к берегу и прятали в кустах. Припасли сухари и кое-что ещё из продуктов. С наступлением лета к побегу всё было готово. В назначенный день после завтрака отправились в лес, якобы по ягоды. Добрались до заветного места на берегу и быстро начали вязать и сколачивать плот. Когда плот был уже собран, Валентин вдруг смущённо заявил Косте:

– Знаешь, Костя, я решил не ехать. Я вдруг подумал: куда я поеду? Семья от меня отказалась. Мне что, опять милостыню собирать? И жить по подвалам? А тут хоть кормят и крыша над головой, своя койка.

– Ты что, Валёк, какая койка? Койки мы и там найдём. И побираться ты не будешь. Устроимся работать куда-нибудь в артель инвалидов. Руки-то у нас есть. И применение им мы найдём. А ты говоришь, койка. Если здесь остаться, то она тебе надолго не понадобится. Это ты и сам знаешь. Так что не дури, поехали!

– Не могу сказать, что ты меня здорово убедил. Но и тебя не могу одного отпускать. Ещё утонешь без меня.

Отплытие состоялось во второй половине дня. Чтобы каталки не ездили по плоту при качке, приятелям пришлось привязать себя к плоту. Вначале гребли бодро, потом начали уставать. Движение замедлилось. Дело шло уже к вечеру, а берега ещё не было видно. А тут ещё ветер начал крепчать, и качка усилилась. Уже совсем стемнело. Терялись ориентиры, и уже неизвестно было, в каком направлении надо плыть. Но вот вдали замаячили какие-то огоньки. Долгожданный берег! Приятели сразу взбодрились и начали грести живее. Мешал только боковой ветер, сильно раскачивающий плот. В какой-то момент налетела боковая волна такой силы, что сравнительно лёгкий плот перевернулся. Поскольку гребцы были привязаны к плоту, то они так и остались под плотом вниз головой… Плот ещё долго гоняло по Ладоге. Когда его прибило к берегу, трупы уже разложились. Так и закончилась одиссея двух советских фронтовиков: лётчика и танкиста.