Текст книги "Декарт"

Автор книги: Яков Ляткер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава III. Жизнь сочинений

В новой науке Декарта и более всего в его новом методе мучительное сочинение, построение собственной жизни оборачивается своей внутренней целью, тем, ради чегожизнь сочиняется, жизнью его сочинений, продолжающейся в веках жизнью трактатов, писем, заметок… Прозаически говоря, жизнью литературного наследства Декарта. Отныне, а именно примерно с 1630 года, жизнь Декарта окончательно сосредоточилась в усидчивой, напряженной работе по созданию Книг.

В этой сосредоточенной работе (для которой переезды были уже пятистепенными деталями и отвлекающими подробностями) Декарта застала смерть. Это произошло 11 февраля 1650 года в Швеции, куда Декарт переехал, после 20-летнего проживания в Голландии, осенью 1649 года, спасаясь от преследований травивших его схоластов и протестантских богословов. Отныне настоящая жизнь Декарта продолжалась в его сочинениях, только в его работах, только в созданных им текстах. Для ориентировки в пространстве и времени вот краткая хронология его основных работ:

1) «Мир, или Трактат о свете» к 1633 году был закончен, но в это время Декарт узнает о судьбе Галилеевой «Системы мира» (так Декарт именует осужденную инквизицией книгу– (14; I, 58)); он решает если не сразу сжечь свой гигантский трактат, центральная идея которого – о вращении Земли вокруг своей оси – совпадала с идеей Галилея (а именно это прежде всего было осуждено), то по крайней мере, следуя изречению Горация, «хранить его девять лет в тайне», хорошенько запрятав текст (см. там же). Кстати говоря, он настолько успешно это намерение осуществил, что весь текст трактата до сих пор не найден: сохранилась разбираемая ниже часть его (известная под названием «Трактата о свете»), а также включенные в другие, увидевшие свет произведения различные, наиболее существенные идеи «Мира».

2) «Рассуждение о методе» опубликовано впервые в Лейдене в 1637 году вместе с тремя «приложениями», или «опытами».

3) «Метафизические размышления» опубликованы в Амстердаме в 1641 году.

4) «Начала философии» увидели свет в 1644 году.

5) Последние из рассматриваемых трактатов написаны в конце жизни, из них лишь «Страсти души» в окончательной редакции вышли из печати за три месяца до смерти Декарта.

Жизнь «внешняя» – полное уединение в соответствии с избранным им девизом «bene vixit, bene qui latuit» – «хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался» в дословном переводе (14, I, 62). От кого же «спрятался», от чего отрешился Декарт? От старой системы общения – связей, привычек, обычаев, от суеты прежней «среды обитания», отождествляемой с чуждым ему «воздухом Парижа» (14, II, 157). В таком «уединении» одинаково хороши и деревенская глушь какого-нибудь забытого богом уголка Голландии, и пестрая, шумная, бесконечная толпа Амстердама, как пишет он в послании своему другу Бальзаку (17, стр. 68–69). Это – уединение за невидимой линией упомянутой ранее «второй границы». Как и у всего остального, отныне и у этой «границы» оказалась вторая сторона: в «по-ту-сторонье» от нее простиралось не отмеченное ни на одной географической карте государство, подданным которого стал Декарт, и государство это – «Республика Ученых»; речь о ней впереди.

1. Мировоззрение. «Мир, или Трактат о свете»

зреть – поспевать, созревать; зрение – состояние зреющего

зреть – смотреть, видеть; зрение – способность видения.

В. Даль. «Толковый словарь»

Декарт начинает свой трактат с того, что, взятые сами по себе,основные теоретические чувства – слух и зрение – источники подавляющего большинства наших сведений о мире вещей – недают нам достоверных идей этих вещей. Глаз и ухо по самой своей природе улавливают нечто совершенно отличное от этих идей и в этом схожи с другими чувствами. Декартов метод – это метод механико-математической идеализации мира, способ формирования идеальных предметов, объектов теории (математическая точка, математическая нить (см. «прил.», стр. 188) и т. д.), которые чувствами не «ухватить»: их можно «видеть» лишь «очами разума», «услышать» – «ушами разума», но понятьподвластные чувствам вещи можно, рассматривая эти вещи в качестве объектов механико-математического исследования. На такое понимание нацеливает, начиная с первой страницы, Декарт (11, стр. 173). С анализа света он начинает, и свет играет ключевую роль во всем рассмотрении, в способе перевода света физического в «естественный свет разума». О такой, методологической роли света Декарт со всей определенностью скажет позднее, излагая в «Рассуждении о методе» основные идеи и принципы «Мира…» (11, стр. 290, 291).

Как же объяснить все бесконечное разнообразие качеств и форм вещей, составляющих видимый мир? Это разнообразие нельзя просто отбросить, говорит Декарт, это не решение проблемы. Чувственные формы можно свести к трем элементам: огню, воздуху, земле (см. 11, стр. 187–189). Свойства этих последних «можно объяснить, основываясь только на понятиях движения, величины, фигуры и расположения частиц материи» (11, стр. 189). На первый взгляд, вводя три элемента, характерные для античной философии, и упрощая задачу, мыслитель вместе с тем делает шаг назад. Но оставим на минуту Декарта и перенесемся через три с половиной столетия, в наше время. Какие сегодня три самые острые проблемы стоят перед миром, перед человечеством? Энергетическая («огонь»), проблема ресурсов («земля»), проблема среды обитания («воздух»). В этом своем общелогическом, философском значении они «устареть» никак не могут, ибо входят постоянно в определение основы существования человека – производства – в качестве его необходимых условий…

Каким же образом можно все-таки понять мир во всей его отстраненности, в замкнутости на себя, в его единстве и самодостаточности? «Очень просто»: надо начать с «начала», с момента его «сотворения», начать – и сотворить его самому, стать «со-творцом» его творца, бога. Ясно, что сделать можно это только в воображении – «вообразить» его. Так рождается в IV главе трактата Декартов «воображаемый мир». Поскольку, как было отмечено, «Мир…» создавался задолго до осуждения Галилея, принципиально неверно утверждать, как обычно делается, что введение «воображаемого мира» – тактический прием Декарта, имеющий целью замаскировать идею вращения Земли вокруг своей оси, если к тому же учесть, что сам Галилей в «Диалоге» представил это учение Коперника в виде гипотезы, и, несмотря на это, оно все-таки было осуждено (с книгой Галилея Декарт сумел ознакомиться только осенью 1634 года, когда один из его друзей «дал ему всего на тридцать часов и под условием соблюдения строжайшей тайны запретную книгу» (17, стр. 122)).

В полном соответствии с методом мир Декартом изобретается. Для этого нужны лишь материя и движение. Декартова «материя» не имеет ничего общего с той «первой материей», о которой, отмечает он, говорили «философы»: «трудность в вопросе о материи происходит только оттого, что…хотят отличать материю от ее собственного количества и ее внешней протяженности, т. е. от ее свойства занимать пространство» (11, стр. 196). В отличие от «Правил…», где движение вводится, но не определяется, здесь оно определяется как единственно возможное, механическое движение, как перемещение в пространстве:«Это движение совершается таким образом, что тела переходят из одного места в другое, последовательно занимая все пространство, находящееся между этими местами» (11, стр. 199).

Материи, находящейся в состоянии первичного хаоса, бог дает лишь толчок, а затем по законам природы, установленным также богом (и открытым человеком – Декартом), из этого хаоса творится весь мир, вся Вселенная и тем самым понимается такой, какая она есть «на самом деле». Для того чтобы движение совершалось, Декарт не нуждается в гипотезе о существовании пустоты, ибо все движения – круговые: «в природе нет никакого другого движения, кроме кругового» (11, стр. 185). Встречающиеся прямолинейные движения выглядят лишь отклонением от движения кругового, когда нарушается определяющая последнее «связь» (например, при вращении камня в праще), так как «все необходимое для его (прямолинейного движения. – Я. Л.) осуществления имеется в телах в любой момент» в качестве потенции (11, стр. 203).

Сразу может возникнуть вопрос о теоретических средствах, позволявших сделать такое допущение: ведь в геометрии для решения задач необходимы были циркуль и линейка, т. е. окружность и прямая линия, а в механике необходимы не только круговые, но и возвратнопоступательные, прямолинейные движения? Дело в том, что Декарту были известны существовавшие еще со времен Аполлония методы так называемой инверсии (само название принадлежит более позднему времени), с помощью которых можно было прямую линию преобразовывать (посредством инверсии ее точек относительно окружности) в окружность (см. 50, стр. 372–373). Что касается механики, то благодаря открытому в раннем средневековье и широко применявшемуся уже с XV века механизму коленвала «впервые стало возможным преобразование поступательного движения во вращательное и наоборот» (75, стр. 173). А с тем, как это происходит при проектировании передаточного механизма, Декарт также был знаком.

Да, анализ того, как должен работать создаваемый Декартом механизм «машины мира», не оставляет никакого сомнения в реальном историческом происхождении основных закономерностей этой работы. Геометрико-кинематическая теория выступила здесь, отображенная (в развитом, преобразованном соответствующим образом виде) на первоначальный «хаос» Мира, и формировала этот хаос в соответствии с логикой своих законов.

На «входе» бог-перводвигатель (но уже не в аристотелевском смысле неподвижного центра, а в новом, динамическом понимании) «вкладывает» некоторую «способность (в оригинале употреблено слово „force“ – сила. – Я. Л.) движения» (11, стр. 206), количественно выражающуюся в «определенном количестве движения» (11, стр. 201), которое с тех пор остается неизменным.Затем это количество движения распределяется в строгом соответствии с установленными законами (строгость, жесткость функционирования механизма гарантируется неизменностью бога) по всей конструкции, где происходит их трансформация. Следует подчеркнуть, что, во-первых, в качестве гаранта неизменности бог не выступает в рутинной роли консерватора: он «сохраняет каждую вещь посредством непрерывного действия», т. е. гарантирует неизменность именно функциональную, позволяющую не только произвести действие, но и воспроизводить затем его бесконечное количество раз; во-вторых, закономерности этого воспроизведения совпадаютс закономерностями, по которым произошло само «творение», первое произведение движения (см. 11, стр. 202, 201). Но это значит, что метод «воображения», «со-творения» мира Декартом отождествляется с «методом» функционирования этого мира, с логикой происходящих в нем явлений! И это как раз «высветляется» впервые в методологической нагрузке света.

Впрочем, этого следовало ожидать, ибо сам «мир вещей» рассматривается в его возникновении, становлении как – воображаемый, или возможный, мир. Это – вполне современный, диалектический подход к рассмотрению вещей в их развитии, ибо, по словам Декарта, «природу их гораздо легче познать, видя их постепенное возникновение, чем рассматривая их как совершенно готовые» (11, стр. 292). Такова первая идея, лежавшая в основе Декартова творения воображаемого мира в «Мире…». Это легко понять здесь, в «замысле» мира и в его не застывших еще «началах», когда мир впервые предстает в таком виде воззрению сотворившего его Декарта (и нашему) как точка зрения ₁(в первом из указанных в эпиграфе, по Далю, смысле – созревания) нового, его приращения, – понять сейчас, пока эта живая «почка» зрения не ссохлась в плоскую привычную «классификаторскую» точку зрения ₂(во втором смысле, точнее, тоже в «классификаторском» варианте этого смысла). Всемирная культура, включающая в себя и весь разнообразный «мир вещей», предстает в таком понимании перед Декартом как «узловая линия» точек зрения ₁.

Но есть и другая сторона в этом подходе Декарта к рассмотрению мира как возможного, как воображаемого. В обрисованной картине мировоззрения Декарт предстает как деист и механистический детерминист, ибо логически «механизм» движения в картезианском мире предстает как цепочка причинно-следственных зависимостей с богом – творящей первопричиной – в качестве первого «звена» и… «сотворца» философа в деле создания мира.

Итак, Декарт «творит мир», творит его, как предполагается, «из ничего». «Отрешитесь на некоторое время от этого мира, – говорит он, – чтобы взглянуть на новый, который я хочу одновременно с этим создать в воображаемых пространствах. Философы говорят, что эти пространства бесконечны… Но для того, чтобы эта бесконечность нам не мешала и не поглотила нас совершенно, не будем стремиться идти до конца; пойдем только так далеко, чтобы у нас исчезло из вида все, созданное богом пять или шесть тысяч лет назад. После того, как мы остановимся там на каком-нибудь определенном месте, предположим, что бог создал вокруг нас столько материи, что, в какую бы сторону ни обратился наш взор, все было бы заполненно этой материей» (11, стр. 193).

«Творение» воображаемого мира начинается с «начала», с момента его сотворения богом. Но здесь постепенно, шаг за шагом Декартова построения начинают выясняться любопытные вещи в отношении того «ничего, из» которого творится мир. Во-первых, нет «ничего», кроме материи. Далее: материя безгранична и бесконечно делима; задано – извне, от бога – движение; пространство, протяженное в длину, ширину и глубину – «система координат» – с началом в точке – «каком-нибудь определенном месте». И наконец, венчает это «ничего» группа законов, уже установленных для этого мира богом и открытых Декартом… Короче говоря, мир, который требуется обрести из-«начально», в акте творения, повторив дело господне «пятишеститысячелетней давности», по словам самого Декарта, существует «одновременно с этим», как этотмир, оказывается уже наличным, данным миром, абсолютно не нуждающимся ни в самом акте творения, ни в творце, ни в какой-то внешней причине своего существования: он есть! Поскольку же это было установлено в ходе воображаемого, мысленного творения, то такое заключение применимо ко всем бесчисленным логическим причинно-следственным цепочкам, дающим структуру «картины мира»: в каждой из них «конечная причина» – бог – выпадает и оказывается логическим «ничто».

Бог нужен Декарту только в один момент – для того, чтобы дать системе толчок, или «перво-щелчок». Такое обращение со всемогущим господом, естественно, глубоко задевало религию и чувства религиозных современников Декарта (не говоря уж о церковниках), «Я не могу, – пишет Блез Паскаль в „Мыслях“ (I, арт. X, п° 41; цит. по: 12, стр. 471), – простить Декарту следующего: во всей философии он охотно обошелся бы без бога, но не мог удержаться, чтобы не дать ему щелчка по носу, заставив его привести мир в движение. После этого он более уже никаких дел с богом не имел». Поистине, как говорит Ф. Энгельс, «с богом никто не обращается хуже, чем верующие в него естествоиспытатели» (6, стр. 514).

В уже отмеченном логическом плане произошел, в результате новой роли бога, радикальный переворот по сравнению со средневековьем, когда любая логическая «цепочка» доказательств существования вещей восходила к богу в качестве первопричины. Теперь бог отсекается вместе с отсечением бесконечности и введением вместо нее безграничности. Внутренняя ирония хода мыслей верующего естествоиспытателя Декарта сводилась к тому, что отныне неявно перед каждым доказательством стоял вопрос: как построить доказательство, чтобы доказательство бытия бога стало невозможным?

Такая конструкция представляется искусственной, надуманной, схоластической? Обратимся опять к современности: «Метод теории относительности весьма схож с методом термодинамики, поскольку последняя представляет собой не что иное, как последовательный ответ на вопрос: „Какими должны быть законы природы, чтобы нельзя было построить вечный двигатель?“» (60, стр. 549).

Здесь мы подходим к весьма важному моменту в рассказе о «Мире…» как глубоко важной лично для Декарта, для всего его творчества точке зрения ₁.

Во-первых, Декарт вводит понятие материальной точки (см. 11, стр. 182) и понятие инерции (11, стр. 198). Теперь, дав системе толчок, бог фактически остается без работы, занимая очень важную, но чисто номинальную, по существу временную должность, должность «место-имения»: он «держал» место имеющему быть открытым, в конечном счете всеобщему закону(ср. 60, стр. 165: «всеобщий выведанный у природы принцип»), из которого все существующие законы будут прямо вытекать (выводиться).

С введением инерции в фундамент логического каркаса системы закладывается самодостаточный принцип causa sui, аналог логической «клеточки» метода, в рамках которого задание материальной точки [14]14
  «Материальная точка есть единственный способ нашего представления реальности, поскольку реальность способна к изменению…Материальную точку мыслят как аналог подвижных тел, лишенных… „внутренних“ свойств, за исключением… инерции и перемещения» (60, стр. 136–137).


[Закрыть]переводит вводимое (механическое) движение из предмета изучения (вспомним отмеченную ранее особенность логики в рассматриваемый период!) в метод логического, дедуктивного движения. И вот в рамках инерции это движение постоянно возвращается к своим основаниям, пересматривая их и развивая: поскольку в этих рамках объяснить «как?» (происходит механическое движение) значит объяснить «почему?», постольку интуитивно (единым импульсом светового «толчка», «импульса» (11, стр. 240), – скорость света «мгновенно»(11, стр. 291), его распространение является вневременным) схваченный геометрический образ, «что?» последовательно (дедуктивно) переводится в «как?» – «почему?» – «что?» ₁. «Что?» ₁– это новое, пересмотренное, переосознанное исходное «что?».

Во-вторых, в сложившейся логической ситуации Декарт изобретает удачный методологический прием, позволяющий использовать бога в его теперешнем качестве всемогущего «ничто»; Декарт находит принцип, который позволил ему «со-чинить» распадавшуюся под руками систему, дуальную философию: если субстанция протяженная есть «ничто» субстанции мыслящей и обратно, то пусть этим «ничто» будет высший непререкаемый авторитет – бог. И тогда можно свести «концы» с «концами», втянуть в доказательство великолепно разработанный, но до сих пор «работавший» вхолостую аппарат логических категорий, завещанный схоластикой.

В-третьих, в «Мире…», как ни в каком другом произведении Декарта, с особой прозрачностью обнаруживается, насколько Декарт «требует» появления Спинозы, насколько картезианство есть «запрос» спинозизма (и наоборот). Бог, давший всей системе мира толчок, приведший ее в движение, в дальнейшем становится полным, абсолютным«ничто», что логически эквивалентно бесконечности, то есть «всему». А в таком качестве у Декарта выступает природа,весь мир. И если, как мы увидим в дальнейшем, при изложении основных идей «Мира…» в других своих произведениях (обычно при рассмотрении «порядка физических вопросов», проблемы «существования материальных вещей» и т. д.) Декарт может, как бы между прочим, говорить, что он «под природой» понимает «не что иное, как самого бога», или наоборот, то в контексте этого, одного из ранних трактатов, такие «словоупотребления» становятся понятными…

Для нас, людей двадцатого столетия, осмысливающих сочинение Декартовой жизни, встает вопрос: были ли возможны «Рассуждение о методе» и «Метафизические размышления», а с ними – и вся картезианская философия, не будь «Мира…»? Вопрос задан не для того, чтобы ответить «да» или «нет» (ведь с таким же успехом его можно было задать и в связи с «Правилами…»). Его цель – еще раз продумать, так ли все происходило, как задумал в «проекте» сочинения сам Декарт: метод-орудие совершенствуется – с его помощью создается теория («вся физика» – «Мир…») и параллельно продолжается развитие и совершенствование метода для нового строительства… и так до «Начал…» – «всей философии», а затем – и т. д., см. все декартово «дерево познания».

Опыт Мира… говорит, что отныне и сам мир в принципе заражен относительностью; чем развитее его «надличность», тем больше высвечивается его «самопознавательная» сущность; чем более успешно происходит бегство в геометрию «надличного», тем лучше познает себя алгебра мысли. Такова (выявляющаяся только сегодня, в XX веке) глубинная суть Декартовой философии (метода), такова коренная, исходная диалектика «генетического кода» картезианства. Форму развития же задала картезианской философии эпоха, и в таком «оформлении» она предстает как «геометрическая диалектика».