355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Якоб и Вильгельм Гримм братья » Французские сказки и новеллы » Текст книги (страница 8)
Французские сказки и новеллы
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:03

Текст книги "Французские сказки и новеллы"


Автор книги: Якоб и Вильгельм Гримм братья


Соавторы: Катрин Бернар,Шарлотта де ля Форс Коммон,Маргарита де Любер,Анн Клод Филипп Келюс,Франсуа Пети де ля Круа,Мари-Катрин д’Онуа,Франсуа де ля Молт Фенелон,Левитье Де Виллодон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Неизвестный автор.
Ослиная шкура

Жил когда-то король, столь великий, столь любимый своими подданными, столь почитаемый всеми своими соседями и союзниками, что его можно было назвать счастливейшим из монархов. Счастье не изменило ему и в выборе супруги – принцессы столь же прекрасной, сколь и добродетельной, и счастливая чета жила в совершеннейшем согласии. От их целомудренного брака родилась дочь, одаренная такой прелестью, таким очарованием, что они и не жалели о том, что их потомство так немногочисленно.

Великолепие, вкус и изобилие царили в королевском дворце; министры были мудры и искусны; придворные – добродетельны и преданны; слуги – верны и трудолюбивы; конюшни – обширны и полны самых лучших в мире лошадей, покрытых богатыми чепраками. Однако чужеземцев, приходивших полюбоваться этими прекрасными конюшнями, всего более удивляло то, что на самом видном месте стоял господин осел, развесив большие, длинные уши. Не по прихоти, а с полным основанием король отвел ему место особое и почетное.

Достоинства этого редкого животного заслуживали того, ибо природа устроила его таким чудесным образом, что его подстилка, вместо нечистот, всякое утро оказывалась в изобилии усеянной блестящими экю и всевозможными луидорами, которые слуги шли собирать, когда осел просыпался.

Но превратности жизни касаются и подданных и королей, а к благам всегда примешиваются и бедствия, и вот небеса допустили, чтобы на королеву напал внезапно злой недуг, против которого, несмотря на всю ученость и все искусство врачей, нельзя, было найти никакого средства. Отчаяние было всеобщим. Король, чья нежность и любовь не ослабевали вопреки пресловутой пословице, которая гласит, будто супружество есть могила любви, горевал без меры, во всех храмах своего королевства воссылал обеты к небесам, готов был принести в жертву свою жизнь ради спасения бесценной супруги; он вотще взывал он к богам и волшебницам. Королева, чувствуя, что близится последний час, сказала своему супругу, проливавшему слезы:

«Позвольте мне перед смертью попросить вас об одном: если вам вновь захочется жениться…»

При этих словах король жалобно завопил, схватил руки жены, омочил их слезами и, уверяя ее, что бесполезно говорить о втором браке, молвил:

«Нет, нет, дорогая моя королева, скорее уж я последую за вами». «Для государства, – возразила королева с твердостью, от которой еще усилились сожаления монарха, – для государства нужно, чтоб у вас были наследники, а так как я родила вам только дочь, оно должно потребовать от вас сыновей, которые походили бы на вас. Но горячо прошу вас, заклинаю вас всей вашей любовью ко мне, не уступайте настояниям вашего народа до тех пор, пока не найдете принцессу более прекрасную и более стройную, чем я; я хочу, чтоб вы поклялись в этом, тогда я умру счастливая».

Полагают, что королева, вовсе не чуждая самолюбия, потребовала этой клятвы, не веря, чтобы какая-либо женщина могла сравниться с ней, и думая, что таким образом король уже никогда не женится опять. Наконец она умерла. Никогда ни один муж не поднимал такого шума. Он день и ночь плакал, рыдал и, пользуясь правами вдовца, не знал другого дела. Сильное горе не может длиться долго. К тому же сановники королевства собрались и все пришли к королю просить его вновь жениться. Это предложение показалось королю суровым и исторгло у него новые слезы. Он сослался на клятву, данную им королеве, и не боялся, что его советникам удастся приискать ему принцессу более прекрасную и более стройную, чем его покойная жена, ибо считал, что это невозможно. Но советники признали безделицей это обещание и сказали, что красота  – не важна, лишь бы королева была добродетельна и не бесплодна, что для спокойствия государства и для поддержания мира нужен наследник, что инфанта обладает, правда, всеми качествами, необходимыми для великой королевы, но что в мужья ей придется дать чужеземца, и тогда этот чужеземец либо увезет ее с собою, либо если он и будет вместе с нею править государством, детей их станут считать чужеземцами, а так как наследников не будет, то соседние народы, может быть, затеют войны, от которых королевство погибнет. Король, пораженный этими доводами, обещал подумать.

И в самом деле, он среди принцесс на выданье стал искать для себя подходящей невесты. Каждый день ему приносили портреты очаровательных особ, но ни один из них не напоминал прелести покойной королевы, и он не мог принять решения. К несчастью, он обнаружил, что инфанта, дочь его, не только восхитительно прекрасна и стройна, но что умом и прелестью она даже превосходит свою мать-королеву. Ее молодость, приятная свежесть ее нежной кожи воспламенила короля страстью столь пылкой, что он не мог скрыть это от принцессы и сказал ей о своем решении – жениться на ней, ибо только в союзе с ней он видел возможность не нарушить клятвы.

Юная принцесса, добродетельная и стыдливая, чуть не упала в обморок от этого ужасного предложения. Она бросилась к ногам короля и со всею силой убеждения, на какую была способна, заклинала отца не принуждать ее к такому преступлению. Чтобы успокоить совесть принцессы, король, у которого в голове засела эта странная мысль, обратился за советом к старому друиду. Этот друид, не столько благочестивый, сколько честолюбивый, принес дело невинности и добродетели в жертву чести стать наперсником могучего короля и так искусно повлиял на его ум, так смягчил в его сознании мысль о грехе, который тот готов был совершить, что убедил его, будто женитьба на собственной дочери есть дело, угодное небу.

Монарх, польщенный речами этого злодея, обнял его и вернулся во дворец, еще более укрепившись в своем намерении; он велел возвестить принцессе, чтобы она готовилась исполнить его приказание.

Юная принцесса под бременем непомерного горя не могла придумать иного исхода, как посетить волшебницу Сирени, свою крестную мать. Она в ту же ночь отправилась в путь в изящном кабриолете, в который запряжен был большой баран, знавший все дороги. Доехала она без происшествий. Волшебница, любившая принцессу, сказала ей, что уже все знает, но что тревожиться нечего, ибо ничто не может повредить принцессе, если она в точности исполнит все указания волшебницы. «Дитя мое, – сказала она ей, выйти замуж за своего отца было бы ведь очень грешно; но даже и не прекословя ему, вы можете этого избегнуть: скажите ему, что он должен исполнить одну вашу прихоть и подарить вам платье цвета ясных дней; при всем своем могуществе и всей своей любви он не в силах будет это сделать».

Принцесса поблагодарила свою крестную мать и на другое утро сказала королю то, что посоветовала ей волшебница, и заявила, что от нее не добиться согласия, пока у ней не будет платья цвета ясных дней. Король, в восторге от той надежды, которую она ему подала, созвал знаменитейших мастеров и заказал им это платье с условием, что, если им не удастся его сработать, все они будут повешены. Но королю не пришлось прибегнуть к столь огорчительной крайней мере: мастера на другой же день принесли это столь желанное платье. Даже голубой небесный свод, опоясанный золотыми облаками, не мог бы сравниться красотою с этим платьем, когда его положили перед принцессой. Инфанта совсем опечалилась и не знала, как выйти из затруднения. Король торопил ее. Опять пришлось прибегнуть к помощи крестной, которая, удивившись, что совет оказался неудачным, велела ей попытаться попросить у короля платье лунного цвета. Король, который ни в чем не мог ей отказать, созвал искуснейших мастеров и был так решителен, заказывая им платье лунного цвета, что между заказом и его исполнением не прошло и суток…

Инфанта, которая была в восторге от этого чудесного платья, но не от забот своего царственного отца, предалась безмерной печали, когда осталась одна со своими служанками и своей кормилицей. Волшебница Сирени, знавшая про все, поспешила на помощь к опечаленной принцессе: «Может быть, я очень заблуждаюсь, но мне кажется, что, если вы попросите платье цвета солнца, мы или вконец раздосадуем вашего отца,  – ведь ему никогда не достать такого платья, – или мы хоть выиграем время».

Инфанта согласилась, попросила платье, и влюбленный король без сожалений отдал все брильянты и рубины своей короны, чтобы украсить это изумительное произведение, и приказал ничего не беречь, лишь бы сделать платье подобным солнцу, – и недаром: когда его принесли и развернули, все, кто присутствовал при этом, должны были закрыть глаза  – так оно их ослепило. С этой-то поры и появились зеленые очки и черные стекла. Что сделалось с инфантой, когда она увидела его? Никто никогда не видал платья столь прекрасного и сделанного столь искусно. Принцесса смутилась и под предлогом, что от блеска больно глазам, удалилась в свои покои, где ожидала ее волшебница, до того пристыженная, что невозможно описать. Но этого мало: увидев платье цвета солнца, она побагровела от гнева. «Ах, теперь, дочь моя,  – сказала она инфанте,  – мы подвергнем ужасному испытанию преступную страсть вашего отца. Хоть у него и крепко засела в голове мысль об этой женитьбе, столь близкой уже, как ему кажется, но я думаю, его немного озадачит просьба, с которой я вам посоветую обратиться к нему: попросите у него шкуру осла, которого он так страстно любит и который так щедро помогает ему покрывать все расходы; ступайте же и скажите, что хотите получить эту шкуру».

Инфанта в восторге, что нашла еще один способ избегнуть ненавистного брака, и думая к тому же, что отец никогда не решится пожертвовать своим ослом, пришла к нему и выразила свое желание  – получить шкуру этого прекрасного животного.

Хотя короля и удивила такая прихоть, но он, не колеблясь, исполнил ее желание. Бедный осел пал жертвой, а шкуру его любезно принесли принцессе, которая не видя больше никакого средства избежать несчастья, уже готова была впасть в отчаяние, как вдруг вбежала ее крестная мать. «Что вы делаете, дочь моя? – сказала она, видя, что принцесса рвет на себе волосы и царапает свои прекрасные щеки. – Ведь это счастливейшая минута в вашей жизни. Завернитесь в эту шкуру, уходите из дворца и идите, пока земля держит; когда все приносишь в жертву добродетели, боги вознаграждают за это. Ступайте, я позабочусь о том, чтоб гардероб ваш всюду вас сопровождал; куда бы вы ни пришли, сундук с платьями и драгоценностями будет следовать за вами под землею; а вот моя палочка, я даю ее вам; когда вам понадобится сундук, вы ударите ею о землю, и он тут же появится; но только торопитесь, не мешкайте».

Инфанта расцеловала свою крестную, просила не оставлять ее, облачилась в противную ослиную шкуру, вымазалась сажей из трубы и, никем не замеченная, покинула роскошный дворец. Исчезновение принцессы произвело большой переполох. Король, который уже велел приготовить великолепный пир, был в отчаянии, никак не мог утешиться. На поиски дочери он послал больше сотни жандармов и свыше тысячи мушкетеров; но волшебница, ее покровительница, сделала ее невидимой даже для ловких сыщиков, так что пришлось смириться.

Инфанта тем временем шла. Она ушла далеко-далеко, уходила все дальше и всюду искала места служанки, но хотя из милости ей и давали поесть, все же никто не хотел брать ее – такой грязной казалась она всем. Но вот она пришла в какой-то красивый город, у ворот которого была мыза, а хозяйке нужна была судомойка, чтоб полоскать тряпки, смотреть за индюшками и чистить свиные корыта. Увидав такую грязную путницу, женщина эта предложила ей поступить в услужение, на что инфанта охотно согласилась, ведь она так устала идти. Ей отвели угол за кухней, где она в первые дни стала предметом грубых шуток челяди, оттого что ослиная шкура придавала ей столь отвратительный грязный вид. В конце концов к ней привыкли; к тому же она с таким усердием делала свою работу, что хозяйка взяла ее под свою защиту. Она всегда вовремя загоняла овец, индюшек пасла с таким умением, что, казалось, будто всю жизнь она ничего другого и не делала, и всякая работа спорилась у нее.

Однажды, когда она сидела на берегу прозрачного ручья, где часто горевала о печальной своей судьбе, ей вздумалось поглядеться в воду, и гадкая ослиная шкура, заменявшая ей платье и головной убор, ужаснула ее. Стыдясь такого наряда, она помыла себе руки, которые стали белее слоновой кости, и лицо, на которое вернулась прежняя свежесть красок. Увидев себя такой красавицей, она на радостях решила выкупаться, что тут же и исполнила; но, возвращаясь на мызу, снова должна была надеть гадкую шкуру. К счастью, на другой день был праздник, так что у нее достало времени извлечь из-под земли сундук, заняться туалетом, напудрить свои густые волосы и надеть чудное платье цвета ясных дней. Каморка была так мала, что шлейф этого чудного платья некуда было девать.

Красавица принцесса погляделась в зеркало, полюбовалась собою и от скуки решила каждый праздник и каждое воскресенье надевать одно за другим все свои платья; так она и делала потом. Свои пышные волосы она с необычайным искусством украшала цветами и алмазами и часто вздыхала, что красоты ее не видит никто, кроме овец да индюшек, любивших ее даже в этой отвратительной ослиной шкуре, из-за которой принцессу стали называть теперь на мызе Ослиной Шкурой.

Однажды, в праздничный день, когда Ослиная Шкура надела платье солнечного цвета, сын короля, которому принадлежала мыза, заехал сюда отдохнуть, возвращаясь с охоты. Этот принц был молод, прекрасен, хорошо сложен; отец и мать-королева любили его, подданные  – обожали. На мызе принцу предложили простое деревенское угощение, которого он и отведал; потом он вздумал обойти все дворы и закоулки. Переходя таким образом с места на место, он попал в темный коридор, а в конце его увидел затворенную дверь. Любопытство заставило его заглянуть в замочную скважину, но что сталось с ним, когда он увидел принцессу, такую прекрасную, одетую так богато, что по ее гордой и вместе скромной осанке он принял ее за богиню! Порыв страсти, которую он почувствовал в это мгновенье, заставил бы его вышибить дверь, если б не почтенье, внушаемое ему этой прелестной особой.

Нелегко ему было уйти из этого темного, мрачного коридора, а ушел он для того, чтоб узнать, кто живет в маленькой каморке. Ему ответили, что там живет судомойка, прозванная Ослиной Шкурой оттого, что ослиная шкура служит ей одеждой, и что она такая неопрятная и грязная, что никто на нее не глядит, никто с ней не заговаривает, и что взяли ее только из милости пасти баранов да индюшек.

Принц, не удовлетворенный этим объяснением, понял, что эти грубые люди больше ничего и не знают и что бесполезно расспрашивать их. Он вернулся во дворец своего царственного отца до того влюбленный, что невозможно и описать, и перед глазами его все время мелькал прелестный образ той богини, которую он видел в замочную скважину. Он раскаивался, что не постучал в дверь, и дал себе слово в другой раз не преминуть это сделать. Но от волнения в крови, вызванного этой пылкой любовью, он в ту же ночь заболел такой ужасной лихорадкой, что вскоре ему уже стало совсем худо. Королева, его мать, у которой не было других детей, приходила в отчаяние, видя, что лекарства не приносят никакой пользы. Напрасно сулила она врачам самые великие награды; они пускали в ход все свое искусство, но ничто не помогало принцу.

Наконец они догадались, что какая-то смертельная печаль  – причина бедствия; они известили об этом королеву, которая, нежно любя своего сына, стала заклинать его, чтоб он открыл ей причину недуга, и сказала, что если бы даже надо было уступить ему корону, король-отец без сожаления покинул бы престол, на который возвел бы его; что если он любит какую-нибудь принцессу, то хотя бы с отцом ее велась война и хотя бы имелись справедливые основания быть недовольными им, все будет принесено в жертву, только бы исполнить желание принца; что она умоляет его не умирать, ибо от его жизни зависит и жизнь его родителей.

Еще не доведя до конца этой трогательной речи, королева пролила на лицо принца целые потоки слез. «Сударыня,  – сказал ей наконец принц голосом весьма слабым, – я не такой изверг, чтобы желать короны моего отца; небу да будет угодно, чтобы жил он еще долгие годы, а чтобы мне еще долго пришлось быть самым верным и почтительным из его подданных. Что до принцесс, о которых вы сейчас говорили, то я еще не думал жениться, и вы ведь знаете, что я, всегда послушный вашим желаниям, всегда буду повиноваться вам, как бы трудно мне ни приходилось». – «Ах, сын мой, продолжала королева, – я ничего не пожалею, чтобы спасти твою жизнь, но, милый сын мой, и ты должен спасти жизнь мне и королю, твоему отцу, должен открыть нам твое желание и не сомневаться, что оно будет исполнено». «Если уж надо открыть вам мое желание, – сказал он, – то повинуюсь; было бы преступлением, если бы я подверг опасности две жизни, столь драгоценные для меня. Да, мать моя, мне хочется, чтобы Ослиная Шкура испекла мне пирог, а когда он будет готов, чтобы мне его принесли».

Королева, удивленная этим странным именем, спросила, кто такая Ослиная Шкура. «Это, государыня, – ответил один из придворных, которому случилось видеть девушку,  – это после волка самая гнусная тварь, чернокожая, грязная; живет она на вашей мызе и пасет ваших индюшек». «Все равно, – сказала королева, – может быть, сын мой, возвращаясь с охоты, отведал ее печенья; это прихоть больного; словом, я хочу, чтобы Ослиная Шкура живо испекла ему пирог».

Побежали на мызу, позвали Ослиную Шкуру и велели ей испечь как можно лучше пирог для принца. Некоторые писатели уверяли, будто в тот миг, когда принц приложил глаз к замочной скважине, Ослиная Шкура тоже заметила его, а потом, поглядев в свое маленькое окошко, она увидела этого принца, такого молодого, такого прекрасного, такого стройного, что мысль о нем уже не покидала ее и что она часто вздыхала, вспоминая о нем. Как бы то ни было, – видела ли его Ослиная Шкура или только слышала вечные похвалы ему, – но она была в восторге, что нашла способ сделаться ему известной; она заперлась у себя в каморке, сбросила гадкую шкуру, вымыла лицо и руки, причесала свои белокурые волосы, надела блестящий серебряный корсаж, такую же юбку и принялась печь пирог, которого так хотелось принцу: муку она взяла самую лучшую и самые свежие масло и яйца. То ли нарочно, то ли нечаянно, но только, замешивая тесто, она обронила колечко, которое так и осталось в пироге; а когда он был готов, она, снова надев свою отвратительную шкуру, отдала пирог придворному и спросила его о принце; но этот человек, не удостоив ее ответа, побежал к принцу – отнести ему пирог.

Принц стремительно выхватил пирог из рук этого человека и принялся есть его с такой поспешностью, что врачи, находившиеся тут, не преминули сказать, что эта неистовая жадность не означает ничего хорошего; и в самом деле, принц чуть было не подавился колечком, которое оказалось в одном из кусков пирога; но он ловко вынул его изо рта, а стремительность, с которой он поедал пирог, уменьшилась теперь, когда он стал рассматривать маленький изумруд, украшавший золотое колечко, такое маленькое, что, как подумал принц, оно могло бы прийтись впору только самому хорошенькому пальчику.

Он расцеловал это колечко, спрятал его под подушкой и то и дело вынимал его, когда думал, что на него никто не смотрит. Терзая себя мыслью о том, как найти способ повидать ту, которой впору это колечко, и не решаясь поверить, что ему позволят, если он попросит об этом, позвать Ослиную Шкуру, изготовившую пирог, которого он желал, не решаясь также сказать о том, что он видел в замочную скважину, – из опасения, как бы его не высмеяли и не приняли за духовидца,  – терзаясь зараз всеми этими заботами, принц занемог опаснее прежнего, а врачи, уже не зная, что делать, объявили королеве, что он болен от любви.

Королева вместе с королем, который был в отчаянии, поспешили к сыну. «Сын мой, милый сын мой, – воскликнул опечаленный монарх,  – назови нам, кого хочешь взять в жены, клянемся, что дадим ее тебе, хотя бы она была презреннейшей рабой». Королева, целуя принца, подтвердила клятву короля. Принц, тронутый слезами и ласками тех, кому он обязан своею жизнью, сказал им: «О мой отец, о мать моя, я не намерен вступать в брак, который вам был бы неугоден, а чтобы доказать, что это правда, – и, сказав это, он вынул из-под подушки колечко с изумрудом, – я женюсь на той, кому это колечко придется впору, кто бы она ни была, но непохоже, чтобы девушка с таким хорошеньким пальчиком была неотесанной деревенщиной».

Король и королева взяли колечко, с любопытством стали его рассматривать и, так же как принц, решили, что колечко это может прийтись впору только девице знатного рода. Тогда король, поцеловав сына и умоляя его выздороветь, вышел и велел своим герольдам, под звуки барабанов, дудок и труб, кричать по всему городу, чтобы девушки шли во дворец примерять колечко, – та, которой оно придется впору, выйдет замуж за наследника престола.

Сперва явились принцессы, потом герцогини, маркизы и баронессы, но, как они все ни сдавливали себе пальцы, ни одна из них не могла надеть колечко. Пришлось позвать девиц легкого нрава, но и у них, хоть и все они были красивы, пальцы оказались слишком толстыми. Принц, которому стало лучше, сам примеривал колечко. Наконец пришлось позвать горничных; им тоже не повезло. Никого уже не оставалось, кто бы не попытался, хотя и тщетно, примерить колечко. Тогда принц велел привести кухарок, судомоек, пастушек; всех их и привели, но на их толстые пальцы, красные и короткие, колечко не лезло дальше ногтя.

«А позвали ль Ослиную Шкуру, что испекла для меня пирог на этих днях? » – спросил принц. Все засмеялись и сказали ему, что нет – она ведь такая грязнуля, такая замарашка. «Тотчас же за ней послать, – сказал король, пусть никто не скажет, что кому-нибудь я не позволил прийти». Смеясь и издеваясь, придворные побежали за птичницей.

Инфанта, слышавшая бой барабанов и крики герольдов, догадалась, что ее колечко – причина всего этого шума; она любила принца, а так как истинная любовь боязлива и чужда тщеславия, то она все пребывала в тревоге: как бы у другой дамы не оказался такой же маленький пальчик. Поэтому она очень обрадовалась, когда за ней пришли и постучались к ней в дверь. С тех пор как она узнала, что стараются найти пальчик, на который можно было бы надеть ее колечко, какая-то надежда заставляла ее причесываться более тщательно и надевать серебряный корсаж и юбку с оборками из серебряных кружев, усеянных изумрудами. Как только она услышала, что стучат в дверь и зовут ее идти к принцу, она живо накинула на себя ослиную шкуру и отворила дверь, а эти люди, издеваясь над нею, сказали ей, что король хочет женить на ней своего сына и оттого потребовал ее; потом, не переставая смеяться, отвели ее к принцу, который, с удивлением глядя на странный наряд девушки, сам не решался верить, что это ее он видел такой величественной и прекрасной. Грустный и смущенный столь грубой ошибкой, он ей сказал: «Это вы живете в конце темного коридора на ферме, на третьем птичьем дворе?»  – «Да, государь»,  – ответила она. «Покажите мне руку», – сказал он ей, дрожа и испуская глубокий вздох…

Но кому же пришлось удивляться? Удивились король и королева, удивились все камергеры и придворные вельможи, когда из-под этой черной и грязной шкуры протянулась маленькая и нежная ручка, белая, с розовыми ногтями, и кольцо без всякого труда удалось надеть на самый хорошенький в мире пальчик; инфанта легким движением сбросила шкуру и предстала полная такой пленительной красоты, что принц, как ни был он слаб, пал к ее ногам и с таким пылом обнял ее колени, что она покраснела; но этого почти никто и не заметил, потому что король и королева изо всех сил принялись обнимать ее и спросили, согласна ли она выйти замуж за их сына. Принцесса, смущенная всеми этими ласками и всею той любовью, которую выражал молодой прекрасный принц, хотела уже высказать свою благодарность, как вдруг раскрылся потолок, и волшебница Сирени, спустившись в колеснице из цветов и веток сирени, необыкновенно мило рассказала историю инфанты.

Король и королева, в восторге от того, что Ослиная Шкура оказалась знатной принцессой, удвоили свои ласки, но принца всего более тронула добродетель принцессы, и любовь его еще усилилась от этого.

Нетерпение принца, желавшего скорее жениться на принцессе, было таково, что он едва дал срок приготовиться как следует к столь торжественному бракосочетанию. Король и королева, которые были без ума от своей невестки, всячески ласкали ее и целыми часами держали ее в своих объятиях; она же сказала, что не может выйти замуж за принца без согласия своего отца; поэтому-то ему первому и послали приглашение, не сообщив только, кто невеста. Волшебница Сирени, которая, как и подобает, всем распоряжалась, потребовала этого, ибо думала о том, что может произойти впоследствии. Изо всех стран прибыли короли: одни на носилках, другие в кабриолетах, а самые дальние – на слонах, на тиграх, на орлах; но самым великолепным и самым могущественным был среди них отец инфанты, забывший, к счастью, свою странную любовь и женившейся на королеве-вдове, красавице, от которой у него не было детей. Инфанта бросилась к нему навстречу; он тотчас же ее узнал и с величайшей нежностью обнял ее, прежде чем она успела броситься к его ногам.

Король и королева представили ему своего сына, которому он и не знал, как выразить свою приязнь. Свадьбу справили со всею роскошью, какая только возможна. Молодые супруги, мало тронутые всем этим великолепием, видели только друг друга и друг на друга только и глядели.

Король, отец принца, в тот же день венчал его на царство и, поцеловав ему руку, посадил на свой престол; не смотря на все сопротивление сына, столь благородного, ему пришлось повиноваться. Празднества в честь этого славного брака продолжались около трех месяцев, а любовь двух супругов так была сильна, что продолжалась бы и до сих пор, если бы через сто лет после того оба они не умерли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю