Текст книги "Баллада о трех словах"

Автор книги: Яцек Пекара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Баллада о трех словах

От кого я впервые услышал про пещеру? Может быть от какого-нибудь бродячего торговца или наемника-варвара, а может от нищего босоногого монаха? Кто теперь знает, чей рассказ заставил меня пуститься в это далекое странствие? Я ничего и никого за собой не оставил, ибо во всем огромном мире никого и ничего у меня не было кроме коня, котомки с кое-какими пожитками, да тощего пояса с несколькими серебряными монетами, зашитыми в нем.

Время с поздней осени до ранней весны я проводил в гостеприимных домах обедневших рыцарей, семьи которых с радостью встречали пришельца из дальних краев. Долгими вечерами я вел рассказы о далеких странах, а они за это кормили меня и моего коня. Остальную часть года я проводил в пути, двигаясь в одиночку или нанимаясь охранять купеческий караван. Так прошли три года. Три долгих года прошли вот так, прежде чем я достиг предгорий Ширу. И чем дальше продвигался я на запад, тем чаще слышал о тайне Трех Слов.

С течением дней я все чаще встречал таких же как я бродячих рыцарей, и чем выше вздымался могучий горный кряж, тем страшнее становились рассказы о Трех Словах.

У подножия гор Ширу нас оказалось трое. Одним из моих спутников был монах Гердвиг из рыцарского Ордена Побирающихся. Другим – юноша, а верней почти совсем еще мальчик по имени Афнель, он нам представился как третий сын барон из Эрдангира, но по-моему он более походил на сына богатого горожанина, чем на дворянина. Но раздоров между нами не было. Не знаю, возможно ли было в других обстоятельствах такое единение гордого рыцаря Ордена, бедного бродячего дворянина и подростка, возомнившего себя мужчиной. Нас влекла тайна Трех Слов, нас объединяло чувство опасности и всепоглощающее любопытство. Никто из нас не поверял другим своих планов, никто и намеком не выдавал – хочет ли он потягаться с Предназначением, либо довольствоваться ролью зрителя. Таким образом, о будущем мы не говорили, ограничиваясь лишь рассказами о былом.

Я развлекал товарищей рассказами о странах, в которых побывал, монах-рыцарь красочно описывал жизнь Побирающегося, хвастался подвигами.

Совершенными в битвах с язычниками или рассказывал о муках, им испытанных, когда он было в плену у варваров. Афнель разговаривал мало, зато с жадностью поглощал наши истории (хотя, Бог свидетель, частенько нам случалось расходиться с истиной).

Так вот мы и шли к цели. Дорогу не приходилось долго отыскивать. Сотни ног и сотни конских копыт оставили отчетливые следы на горных пастбищах. И выше, где идти уже приходилось каменистыми тропами, на каждом шагу мы встречали следы предшественников. А то и остатки биваков, а то кострищи или кучки конских яблок.

И наконец солнечным утром мы достигли вершины горы, у подножия которой, с другой стороны, скрывалась тайна. Первым на верхушку забрался Гердвиг. Он ожидал нас там и на его тонких губах была улыбка. Когда мы, тяжело дыша, добрались до него, он широко повел рукой.

– Глядите, – сказал он.

Мы посмотрели и поразились. Под нами топились сотни людей, десятки шатров сверкали красками на солнце, множество лошадей паслось на берегу озера, до нас доносился приглушенный шум множества голосов.

– Так много! – прошептал я.

– Так много! – эхом повторил за мной Афнель.

– И ни один не отгадал, – сказал я обескуражено.

– А никто и не пробовал, – рассмеялся монах.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

Он посмотрел на меня снисходительно.

– Все ожидают того, кто первым войдет в пещеру.

Ждут и не могут дождаться.

Я с минуту молчал.

– А ты? – спросил я так тихо, что почти не расслышал собственного голоса.

– Я, дружище? Я в нее войду.

Я понурил голову. Только сейчас, в этот миг, я осознал, что и я прибыл сюда с той же целью, что и все остальные. Не для того, чтобы войти самому, а для того, чтобы увидеть, как входит кто-то другой. Я понял, что никогда не рискну жизнью и спасением души, чтобы отгадать Три Слова. На сердце мне легла тяжесть, я понял, что три года я шел к цели, достичь которой никогда не смогу.

– Я тоже войду туда, – прервал мои раздумья твердый голос Афнеля.

Гердвиг засмеялся.

– Войду, – повторил юноша решительным тоном.

Монах повернулся к нему и сказал:

– Бог с тобой, юноша, если хочешь, можешь даже войти туда передо мной. Знаешь, почему? Потому что ты никогда не отгадаешь Трех Слов.

Афнель покачал головой.

– Почему ты так думаешь, – спросил он тихо.

Гердвиг пожал плечами и вытер пот со лба.

– Я слишком хорошо знаю людей и слишком хорошо знаю жизнь. Ты же не ведаешь ни того ни другого.

Афнель посмотрел ему прямо в глаза.

– Я должен, – сказал он с нажимом.

– Что ж, должен так должен, – задумчиво повторил Гердвиг. А только ты еще молод, возможно у тебя неплохое будущее. Зачем прибегать к магии. Зачем рисковать спасением души?

– Ты меня не переубедишь! – выкрикнул Афнель.

На этом их беседа закончилась. Гердвиг начал медленно опускаться по крутой, скалистой тропинке, а мы двинулись за ним. Людское море приближалось к нам. Среди нескольких пестрых рыцарских шатров толпились не только рыцари, были там и монахи и торговцы и девицы легкого поведения.

– Все тут, – сказал Гердвиг как бы самому себе. – как те, кого привлекла тайна, так и те, кто хочет на ней нажиться. Интересно, сколько здесь стоит фляга вина?

Он повернулся к нам и сказал, ухмыляясь:

– Ручаюсь, что вино тут на вес золота.

– Еды нам хватит на неделю, – ответил я, – а потом надо будет возвращаться.

– Неделя – слишком долгий срок для того, чтобы произнести Три Слова, – заметил Гердвиг.

Я поймал себя на том, что действительно верю – Гердвиг войдет в пещеру и попробует разгадать тайну. «Да поможет ему Бог». Подумал я, надеясь, что может быть нам вдвоем удастся переубедить юного Афнеля, чтобы он не рисковал спасением души, пытаясь сразиться с Предназначением.

Потом я задумался о своей ответственности за судьбу монаха. Имею ли я право позволять приятелю и товарищу по странствию так легкомысленно играть с судьбой? Может быть мой долг – пусть даже силой удержать его от опасного предприятия? Но тогда, удержав его, я, тем самым, пошлю на смерть кого-то другого, кто войдет в пещеру вместо Гердвига. И вообще, могу ли я говорить о чистой совести? Я, который прибыл сюда добровольно, чтобы посмотреть, как какой-нибудь несчастный смертник будет сражаться с приговором судьбы?

Такие вопросы без ответа и угрюмые мысли кружили в моей голове, пока мы по склону горы спускались к разбитому в долине лагерю. Гердвиг, от быстрого взгляда которого ничего не укрывалось, успокаивающе похлопал меня по плечу.

– Ничего. Чтобы тут ни случилось, твоей вины в этом не будет, – сказал он. – Бог каждому из нас дал свободную волю, и как ею воспользоваться дело совести каждого.

– А ты не остановил бы друга, прыгающего в огонь? – спросил я.

– Кто его знает, – ответил он. – А только никого нельзя сделать счастливым насильно.

Прыгать же в огонь можно по разным причинам:

чтобы спасти кого-то другого, чтобы избавиться от боли и горестей бренного мира, либо хотя бы для того, чтобы спасти из пламени ценное сокровище.

– Есть ли сокровище ценней веры, что наши души будут спасены?

Гердвиг остановился. Пронзительный взгляд его холодных, бледно-голубых глаз пробил меня навылет.

– А если человек потерял право на обладание этим сокровищем?прошептал он.

Резко отвернулся и оставив меня, пораженного этими словами, погнал коня дальше. Внизу должно быть уже заметили характерный белый плащ рыцаря Ордена Побирающихся, ибо встретить нас вышел богато одетый рыцарь.

– Приветствую тебя, господин, – обратился он к монаху, полностью игнорируя меня и Афнеля, – я – Хамзин из Тергонта и рад видеть тебя в нашей компании. Твое прибытие – знак того, что и могущественные Ордены начинают заниматься тайной Трех Слов.

– Я здесь не как посланник Ордена, – ответил Гердвиг, спешиваясь, – и, честно говоря, не думаю, что таковой тут когда-нибудь появится.

Рыцарь понимающе покивал.

– Что ж, политика, тут все ясно, – пробормотал он, – но предупреждаю тебя, господин, что неинтересное ты выбрал место для поездки. Это быдло, он махнул рукой в сторону лагеря, – не смеет даже приблизиться к пещере.

Монах бросил на меня выразительный взгляд, как бы хотел сказать: «А что я говорил?»

– А ты, господин, – спросил я вежливо Хамзина из Тергонта.

– Я? – ледяной взгляд рыцаря остановился на мне. – Ты что, человече, ошалел?

– Ты, наверно, давно уже здесь находишься? – спросил его Гердвиг, отвлекая внимание рыцаря.

Тот отвел от меня злой взгляд.

– Почти месяц, – он вздохнул. – И скоро буду собираться обратно. В этой пустыне можно сдохнуть от скуки.

Афнель выехал вперед.

– Я уже поеду, если позволишь, – обратился он к Гердвигу.

Монах, поколебавшись, кивнул.

– Афнель! Нет! – крикнул я.

Юноша печально улыбнулся.

– Ну удерживай меня, – не то попросил, не то приказал он и, пришпорив коня, поехал прочь.

Удивленный Хамзин из Тергонта молча глядел ему вслед. Потом заорал: Что это значит?

– Он едет туда, куда никто из вас не отважился отправиться, спокойно пояснил монах.

– Прикажи задержать этого сумасшедшего.

– Зачем? – спросил Гердвиг. – Я буду следующим.

Хамзин из Тергонта беспомощно развел руками.

– Ты тоже? – спросил он у меня хриплым голосом.

Я молча покачал головой, затем сказал тихо, как бы про себя, но и Гердвиг и Хамзин услышали:

– Два трупа для одного дня более чем достаточно.

Первый беспечно улыбнулся, зато второй кивнул с одобрением.

Мы внимательно следили за Афнелем, едущим к пещере. Поначалу никто, кроме нас, на него не глядел, но когда цель его стала ясна, в обозе началось необычайное оживление. Все бросали свои занятия, выбегали из шатров, бежали со стороны озера, желая во что бы то ни стало увидеть смельчака, который первым переступит порог Неведомого.

– Это величайший день в его жизни, – услышал я тихий голос монаха. Он всегда об этом мечтал.

Непоколебимый, отважный до безумия рыцарь, устремляющийся на глазах толпы навстречу испытанию, повергающему всех в ужас. Дальше этого его мечты не заходили. Для него главное – вот этот миг и он сам по себе награда за все, что он претерпел и что ему предстоит претерпеть.

Я опустился на колени и воздел руки к небу.

– Боже, спаси его!

Гердвиг печально покачал головой.

– Смотри и слушай, – приказал он.

Афнель тем временем остановился у самой пещеры, соскочил с коня, ласково потрепал его по холке, перекрестился и медленным шагом переступил порог пещеры. Я знал, что благодаря форме скалистых стен пещеры каждый, находящийся в долине, услышит слова, произнесенные юношей. Уже сейчас до нас доносился звук его шагов и слышно было его короткое, прерывистое дыхание.

Это произойдет сейчас. Как близок миг, когда будут произнесены Три Слова. Три Слова, являющиеся Столпами Жизни, Три Слова, пролагающие пути мира и определяющие его смысл.

Правильно ли угадал их Афнель? Если да – дай-то ему Бог – то его ждет власть над миром, власть бесконечно огромная и ничем не ограниченная.

Если он ошибается, то тело его навсегда останется в пещере, а душа никогда не попадет в Царство Божие.

– Слушай внимательно, – прошептал мне на ухо Гердвиг, – первое слово будет: «Добро».

– Добро! – гулко громыхнул из пещеры голос и эхо разнесло слово по долине.

Толпа, собравшаяся на безопасном расстоянии от пещеры, громко вздохнула.

– Второе – «любовь», – снова шепнул монах.

– Любовь! – прогремел голос Афнеля.

– А третье? – спросил я дрожа.

– Мудрость, – ответил Гердвиг.

– А потом? – снова спросил я, едва шевеля губами.

– Потом? – голос монаха-рыцаря был полон печали и одновременно бесконечного презрения. – Для него уже не будет никакого «потом».

Афнель медлил. Слышно было лишь его нервное, прерывистое дыхание. Я знал, что это не раздумье над тем, что сказать – он давно уже все обдумал; я был уверен, что Афнель просто хочет протянуть минуту, отделяющую его от приговора.

– Мудрость, – услышали мы наконец третье слово, произнесенное тише, чем первые два.

Толпа застыла в ожидании. Когда затихло эхо, вызванное голосом Афнеля и скалы перестали повторять «: ость: ость: ость:», до ушей наших дошел, а скорее ударил в них жуткий вопль смертельно напуганного человека. Затем был короткий стон, как бы стон облегчения от того, что мучение закончилось так быстро, а потом уже одна только удушающая тишина воцарилась в долине. И мы и вся толпа стояли как пораженные громом, пока наконец, после долгого-долгого молчания люди не стали расходиться, двигаясь медленно, как бы в оцепенении. Не слышно было ни возгласов, ни громких разговоров, лишь изредка кто-то что-то шептал своему спутнику и тут же замолкал, как-будто боясь нарушать эту кошмарную и сокрушительную тишину, повисшую в воздухе с момента последнего стона Афнеля.

– Откуда ты знал? – спросил я, все еще стоя на коленях рядом с монахом.

Тот пожал плечами.

– Чувства и мысли человека похожи на строки в раскрытой книге. Но читать ее может лишь тот, кто познал тайну алфавита.

– А что бы я там сказал?

Гердвиг с минуту молчал.

– Ты этого сам не знаешь, – произнес он наконец. – Твое отношение к миру, это смесь любви и ненависти, гордости и смирения, надежды и чувства бессмысленности бытия. Ты никогда не решился бы определить смысл бытия мира в трех словах.

– Это правда, – я склонил голову, – наверно поэтому я никогда туда не пойду.

Я посмотрел в сторону пещеры, где спокойно пасся конь Афнеля.

Стоящий неподалеку Хамзин из Тергонта вздрогнул.

– Я возвращаюсь, – сказал он хрипло.

– Не останешься на вторую часть представления, господин? – учтиво спросил Гердвиг.

– На что? – выдавил рыцарь, не поняв.

– На меня, – спокойно пояснил монах.

Хамзин облизнул пересохшие губы.

– Много грехов совершил я за свою жизнь, но пусть Господь Бог в своем безмерном милосердии зачтет мне во дни Страшного Суда, что я пытался отговорить от этого поступка и того юношу и сейчас вот тебя.

Рыцарь оглянулся на свой шатер, потом бросил быстрый взгляд на монаха, но тот разгадал его намерения.

– Не призывай своих людей, чтобы они меня задержали, – сказал он спокойным голосом, – ибо я не желаю, чтобы здешняя земля обагрилась твоей кровью.

После этого он повернулся ко мне.

– Прощай, приятель, – сказал он сердечно, – и, не взирая на то, что выйдет из моей попытки, не забывай помянуть монаха Гердвига в своих каждодневных молитвах.

– Клянусь тебе в этом, – ответил я и стиснул его ладонь.

Он медленно отъехал, держась в седле с небрежной легкостью и уверенностью, и ветер развевал его белый плащ, а солнце блестело на полированном железе шлема.

И таким я его и заполнил до конца дней своих.

Стоит мне закрыть глаза и я вижу вздымаемое холодным весенним ветром бело полотно, просвечиваемое лучами яркого солнца.

– Не пытайся его задержать, – обратился я ко все еще колеблющемуся Хамзину из Тергонта, – тебе пришлось бы его убить.

Рыцарь опустил голову.

– Но может я спас бы его душу, – сказал он задумчиво.

Я покачал головой.

– Не пробуй даже, а если ты опасаешься, что на тебя падет грех, то не бойся. Я возьму эту тяжесть на свои плечи.

Дальше мы молчали до самого конца. А что было дальше? Гердвиг спокойно, не привлекая ничьего внимания доехал до пещеры – возможно все думали, что он поехал за оставленным конем Афнеля. Только когда монах соскочил со своего скакуна, люди поняли, что нашелся очередной смельчак. Но толпа вела себя уже по-другому – сейчас это были не те люди, что бросались к пещере с жадным блеском в глазах, надеясь насытиться острыми ощущениями. Теперь лишь в немногих глазах виден был блеск возбуждения.

Лица большинства застыли в болезненном напряжении. Люди опускались на колени и возносили молитвы Богу, многие отворачивались, чтобы не видеть очередного несчастного, входящего в пещеру.

Гердвиг, перед тем как переступить порог пещеры, последний раз обернулся и наши глаза встретились. Мне даже показалось, что он слегка кивнул, после чего быстро повернулся и решительным шагом вошел вовнутрь.

Толпа замерла в ожидании. Три Слова, которые произнес монах, прозвучали быстро, одно за другим, так что громовое эхо слилось в единый раскат. Но можно было все разобрать. И услышали мы: «Страдание. Ненависть. Страх.»

И тогда, как только умолкло эхо, горы затряслись. Безоблачное небо прорезала молния, а после черная мгла закрыла солнце и стало темно, как ночью. Пораженная толпа вопя и завывая от ужаса ринулась прочь, затаптывая людей и сметая шатры, лишь бы убраться подальше от страшного места. В воздухе стоял убийственный грохот и он с каждым мгновением набирал силу. Я лишь каким-то чудом сумел вскочить в седло и ошалевший от страха конь сам нашел обратную дорогу среди скал.

Чуть позже я потерял сознание.

Пришел в чувство я далеко от проклятой долины. Я лежал на земле, а мой конь спокойно пасся рядом.

Тем же днем, когда я глядел на свое отражение в воде, я заметило, что страшные минуты оставили свой след в виде седой пряди на моей голове.

Я возвращался той же дорогой, по которой ехали мы с Афнелем и Гердвигом. Отдыхал у гостеприимных очагов тех же людей, которые принимали нас троих. Некоторые уже знали, что случилось в горах Ширу, другим я рассказывал холодными вечерами о тайне Трех слов и ее тревожащем разрешении. Скоро, однако, выяснилось, что вести о происшедшем опережали мой приезд и тогда случалось, что двери домов оставались закрытыми для меня. Чем дальше я продвигался на восток, тем больше слышал о бандах, рыскающих по окрестностям и об опустошительных грабежах. В городах я видел закрытые лавки и людей, передающих друг другу зловещие новости. Я не удивляюсь их испугу, ибо Неведомое всегда будит страх в сердцах. Но я, который еще три недели назад своими глазами видел пещеру, где погиб Афнель, оставался спокойным.

Оставался спокойным, несмотря на то. Что по сей день не знаю, было ли сотрясение гор и внезапная ночь среди дня признаком гнева создателя против человека, осмелившегося так понять сотворенный им мир, или же эти события предшествовали передаче власти над миром в руки Гердвига. Если монах верно угадал Три Слова, то об этом скоро узнает весь белый свет. Я уверен, что этот человек не будет колебаться и использует данную ему силу.

Временами назойливая, неотступная мысль терзает мой разум. Если именно страдание, Ненависть и Страх правят нашим миром, то мог ли быть его Создателем Бог? Бог, имя которому – милосердный Избавитель? Так может быть создателем существующего порядка вещей был именно Падший Ангел? Или же мир сотворил все-таки Бог, а Тайна Трех Слов – это изобретенная Сатаной ловушка, долженствующая вводить во искус людей малодушных и уводить их на путь богохульных сомнений?

Кто все-таки по-настоящему выиграл в пещере – Афнель или Гердвиг?

Всегда, когда я об этом думаю, меня утешает поведение толпы, которая провожала уходящего в пещеру монаха. Поведение это внушает надежду, что не только страх, Ненависть и Страдание правят миром, но существуют в нем также Доброта и Любовь. И с этой мыслью, утром и вечером каждого дня возношу я горячие молитвы во искупление и спасение моего несчастного друга Афнеля. Ибо, клянусь Господом, кто может поручиться, что все происшедшее было окончательным разрешением, а не просто эпизодом в битве Добра и Зла за его бессмертную душу? В битве, исхода которой мы не ведаем.

Варшава, сентябрь 1988 г.