Текст книги "Между двух огней"

Автор книги: Xейзел Филдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Ты не обязана соглашаться.

– Хорошо, я не поеду,– поспешно проговорила Ханна.

– Если ты согласишься, это будет только...

– А ты... ты хочешь, чтобы я...

– Ханна, я хочу, чтобы мы сегодня поужинали вместе,– четко произнес Иден. Диалог был короткий, но важный для обоих.

– Я согласна,– одними губами сказала девушка. Хартфилд поднял телефонную трубку.

Ни словом больше они не обмолвились об этом, но теперь молчать можно было смело. Они открыли друг другу свои карты. Они знали, что их личные отношения – это реальность, и что никто, по крайней мере сегодня, не нарушит их.

– Для второго завтрака рановато,– заметил Иден, когда, проехав главные ворота Национального парка, они начали подниматься вверх по склону холма. Кругом красовался богатый, первозданный лес, вглубь уходили туристские тропы, ведущие в гости к хозяевам природы.– Предлагаю: сначала изучим животный мир, затем ленч, в конце – достопримечательности естественного происхождения.

– Неплохо! – улыбнулась Ханна. Хартфилд забавно имитировал манеры гида-бодрячка.

Выставки в центральном павильоне они оставили без внимания. В такой день грех находиться в помещении. В воздухе резко пахло эвкалиптом. В зеленой паутине ветвей прятались птицы, однако тайны они хранить не умели, поэтому щебетали, пищали, звенели на все лады, кто сладко и нежно, кто пронзительно и резко. Таких концертов не бывает нигде на свете, чуть ли не с гордостью думала Ханна.

Посетителей в Национальном парке оказалось много. Роскошный весенний день всех вытащил на улицу. Но Ханна твердо знала, что здесь, в зеленых дебрях, места хватит всем; она была уверена, что и на их долю останется уединенный уголок и неожиданная лесная встреча. А уж дух приключений не покинет сегодня эти края.

Ханна как ребенок ждала встречи со своими любимцами – кенгуру. Не сразу удалось увидеть их.

– Смотри! Вон там, в траве! – шепотом закричала Ханна.– Серый. Значит, она. Ну иди, иди же ко мне!

Девушка протянула руку. Животное приблизилось, с любопытством поглядывая на непрошенных гостей, потом отщипнуло пучок зелени, по-прежнему не сводя глаз с людей.

– Ой, да у нее маленький! – ахнула Ханна.– Пожалуйста, ну пожалуйста, покажи нам его! – по-девчоночьи умоляла она мамашу.

Им повезло. Прошло несколько бесконечных мгновений, и из сумки кенгуру появилась лохматая, рыжая головка... Как завороженные Ханна и Иден смотрели на это чудо природы. Вдруг откуда-то донесся резкий звук. Прыжок – и в одну секунду кенгуру исчез. Им оставалось только рассмеяться.

– Ну не чудо ли? – воскликнула Ханна.– А знаешь, в детстве у нас в доме был кенгуренок. Я кормила его из бутылки, укладывала спать, купала как ребенка... Потом он смылся, конечно. Представляю, во что превратилась бы лужайка у дома от его прыжков, останься он с нами!

– Не говоря уж о мебели! Они ведь грызут все подряд.

– Вот они – наши святыни! – нарочито сокрушенно вздохнула Ханна.– Лужайка да мебель! Нет бы подумать о братьях наших меньших...

Они еще много смеялись, много болтали, переходя из рощи в рощу. Им встречались диковинные звери и птицы, их сопровождали пряные, сладкие и терпкие запахи. Аппетит они нагуляли великолепный. Слава Богу, Иден позаботился о пропитании. Салаты, сыр, ветчина, бутерброды, фрукты, булки – все это было сметено за несколько минут.

– Все, я больше не могу.– В изнеможении Хартфилд откинулся на траву.

– Боюсь, я тоже,– простонала Ханна.– Но все равно страдаю при мысли, что вон те булочки и сыр я не попробовала... Хотя... по-моему, не все потеряно. Они отлично пойдут с вином.

Девушка подняла пластиковый стаканчик, будто это был хрустальный бокал.

– Оставь место для десерта,– посоветовал Иден.

– О нет! Только не это!

– Тогда давай соберем остатки и тронемся в путь. Чай еще есть, кекс еще есть – будет чем подкрепиться по дороге.

– Я только чуть-чуть отдохну...– почти шепотом сказала Ханна, подкладывая под голову свитер, который так и не пригодился. Теплынь стояла такая, что хватало одной блузки... Сон быстро смежил ее веки. Рядом звенел ручей, перекликались в кустах птицы, и шелестел в листве ветерок...

...Колыбельная продолжалась и во сне... девушка покачивалась на волнах грез, нежилась в сладких перинах... одно перышко скользнуло по губам, потом щекоча пробежало еще раз... а как тепло... но сновидение вдруг растаяло. Ханна просыпалась нехотя, не желая расставаться с поцелуем, которым еще не насытилась. А был ли это поцелуй – или перышко скользнуло?

– Я думал, ты проснешься, если я поцелую тебя,– раздался шепот.– Но к тебе следует применять более суровые методы. Хотя какие методы? Сам не знаю...

Они быстро собрались и поехали на поиски наиболее живописной туристской тропы, которая шла по склонам высокого, поросшего лесом холма. Оставив у его подножия автомобиль, Ханна и Иден начали восхождение.

Кругом бурлила жизнь. Опасаясь спугнуть птиц, зверей, Ханна старалась шагать как можно тише, отдавая предпочтение мягкому мху или гладким скалам. Еще бы, ни одна уважающая себя птица-лирохвост не останется на месте, услышь она вблизи человеческие шаги.

Добравшись до самой верхней точки, они опустились на мягкую подстилку из зеленого, пружинистого мха.

– Пора подкрепиться по дороге! – вспомнила Ханна недавние слова Идена.– Вот уж не думала, что мне сегодня снова захочется есть. Но вынуждена сознаться – голодна. И как!

– Благотворное влияние свежего воздуха налицо! – отозвался Хартфилд.– Вот бы сюда наших ребят из отделения! Они живо нагуляли бы аппетит.

Впервые за весь день возникла столь привычная профессиональная тема, но оба по молчаливому согласию отвергли ее в следующую же секунду. Они не хотели тратить время на разговоры о пациентах, операциях, обследованиях, когда рядом никого не было.

– Чай вкусный! – заметила Ханна.– Оказывается, и пить мне хотелось не меньше, чем есть.

– Здесь хватит еще на целую чашку.– Иден указал на термос.

– Нет, пожалуй, не буду! – Ханна вдруг поежилась.– М-м, прохладно. Сидим в тени.

– Ты не замерзнешь,– тихо молвил Иден и мягко обнял ее теплой, сильной рукой.

Кругом была тишина. Ни людских голосов, ни шагов, ни шорохов. Они глянули друг другу в лицо. Их поцелуй стал кульминацией этого чудесного, ласкового дня. Для обоих не было ничего более естественного и важного, как припасть губами к губам. Легкие бисеринки пота поблескивали на висках мужчины, от его тела исходил возбуждающий аромат, который сливался с терпкими запахами леса и проникал женщине в самое сердце. Она прижалась к нему, грудью ощущая его дыхание. Она перебирала мягкие завитки волос на затылке. Телу ее стало тесно в кружевах белья, в складках одежды. Женская плоть рвалась навстречу мужским рукам, которые ласкали и требовали, возбуждали и утешали.

– Иден...– выдохнула Ханна, изогнувшись в чувственном порыве, когда он сжал ее груди и стал теребить соски.

– Ханна... Все, все исчезло, Ханна... только мы с тобой... только ты и я,– хрипловато шептал он, холодя дыханием ее шею.

Внезапный громкий треск и шелест в зарослях кустарников вспугнул их. Они так резко отпрянули друг от друга, что девушка, неловко повернувшись, ощутила боль в ноге. Она поспешно оглянулась, ожидая увидеть очередную группу туристов и опасаясь их плохо скрытых усмешек. Рубашка Идена была расстегнута до половины... распахнута была и ее трикотажная блузка, так что из кружев бюстгальтера бесстыдно выглядывали мягкие округлости грудей.

Но людей Ханна не увидела. Зато совсем близко мелькнула диковинная птица. Причудливый ее хвост, к сожалению, не был распущен, но не оставалось сомнений, что это знаменитый лирохвост.

– Иден, смотри,– только и успела вымолвить Ханна, но птица уже исчезла.

Хартфилд засмеялся.

– Мы повсюду искали эту красоту, но она решила появиться...

– ...в самый неподходящий момент,– подхватила Ханна со смехом.

– И разрушила нашу идиллию...

– Ей хватило одной секунды...

– Может быть, она смутилась? – вполголоса молвил Иден, наклоняясь к Ханне, чтобы застегнуть пуговки на ее груди. И вновь от прикосновения его пальцев она замерла как завороженная.– Нам пора,– прямо в ухо шепнул он и уже привычным своим тоном добавил: – Боюсь, сегодня нам придется обойтись без коалы. Мы загулялись, а мне еще предстоят садовые работы – пропалывать, косить, копать...

– Да, время будто заторопилось сегодня.– Ханна старалась говорить как ни в чем не бывало, чтобы скрыть огорчение.– Я бы сказала, что сейчас не больше трех, а на самом деле, гляди, какие тени густые и длинные.

Было уже четыре часа.

Хартфилд поднялся, надел на плечи рюкзак. Рубашка его совсем расстегнулась, открыв широкую мускулистую грудь, мягкую поросль темных волос. Ханне нестерпимо хотелось повторить то, что делал он, и застегнуть эти пуговицы, но мысли о Салли, о времени уже сбили волшебное настроение, и она не решилась. Может, он намеренно оставил одежду в таком виде. Может, ему жарко...

Обратный путь показался короче. Тропа шла под уклон. Двигались они быстрым шагом. Через полчаса Иден и Ханна были уже около машины, которая успела остыть в тени после полуденной бани. Хартфилд быстро натянул свитер, оделась и Ханна. Вот когда понадобился джемпер, который днем мог служить только подушкой.

Ханна понимала, что прогулка закончена, что коалы ей сегодня не видать, что она не сможет даже у ручья умыться.

– Ненавижу подводить людей,– сказал Иден, когда они уже минут десять ехали на предельно допустимой скорости.– Я обещал, что мы будем не позднее половины пятого. С этими сорняками столько возни! А теперь, боюсь, не успею. Салли из-за детей не может задерживать ужин. А потом стемнеет...

– Я могу заняться сорняками,– предложила Ханна.

– Тебе она не позволит работать... и я тоже.

– Но почему?

– Потому что тебе вообще не стоит ввязываться в это.

Ханна молчала. Она расстроилась и рассердилась. У нее перед носом будто дверь захлопнули. Или провели черту, переступать которую ей не положено. Как в клинике – «Посторонним вход воспрещен!»

Той ночью он позволил мне помогать Салли, потому что положение было безвыходное, поняла Ханна. А почему сегодня он так непреклонен? Может, он вообще не хочет, чтобы я появлялась у Салли? Неужели из-за того, что Джина моя сестра? Неужели он по-прежнему считает меня чуть ли не врагом? Или он просто хочет держаться от меня на расстоянии?

Всю оставшуюся дорогу они ехали в полном молчании.

– Надеюсь, ты не волновалась? – сказал Хартфилд, встретив Салли.– Прогулка немного затянулась.

– Ничего удивительного,– спокойно откликнулась она.– День был чудесный. И вечер будет под стать ему.

– Я сразу займусь лужайкой.

– Горючее в газонокосилку я уже залила.

– И напрасно,– укорил ее Хартфилд, бросив взгляд на пополневшую фигуру женщины.

– Ерунда! Что же я совсем беспомощная? – фыркнула в ответ Салли.

Иден принялся за работу. Дождавшись, когда он отойдет подальше, Ханна обратилась к хозяйке:

– Давайте и я вам помогу. Иден говорил о прополке...

– И слышать ничего не хочу! Вот только если... Может, вы побудете пока с мальчишками? А то они вертятся под ногами. Так нам и ужина не дождаться.

– Ну конечно!

– Посадите их в песочницу. Или на качели. Только не пускайте их пока на лужайку, а то они бросают там свои игрушки... газонокосилка застрянет.

Салли подозвала детей, которые действительно чуть ли не на голове ходили, и строго сказала:

– Вы идете гулять с доктором...

Она вопросительно взглянула на Ханну.

– Можно просто Ханна.

– Извините,– развела руками Салли,– но если вы не возражаете, давайте придерживаться строгих правил. Я такая старомодная. Я предпочитаю, чтобы дети обращались к взрослым почтительно и вежливо.

– Что же, тогда – Ханна Ломбард. Доктор Ломбард,– торопливо представилась гостья. А что ей оставалось?

– Прекрасно.

Салли вздрогнула и тут же улыбнулась немного натянуто. Она не подозревала, что приятельница Идена может знать, почему эта фамилия так коробит ее. Ханну выручило то, что между нею и Джиной не было ни малейшего сходства.

– Ребята! – вновь обратилась Салли к детям.– Идите и покажите доктору Ломбард качели, горку... Ну и лук! Щиплет глаза невыносимо! – Она стерла с лица слезы, которые вызвал лук, только что порубленный на кухонной доске.

Ханна поспешила с детьми на улицу. Мальчишки тут же облепили ее. Салли с задумчивой улыбкой смотрела им вслед и вдруг со смехом крикнула: – Если Иден вас упустит, ему же хуже! Ханна покраснела и тоже засмеялась. Но смущаться было некогда. Малыши потянули ее во двор.

Сначала они все трое вволю повозились на площадке, потом Ханна посадила ребят в песочницу и следила, чтобы маленький Джеффри не подкапывал чудесные мосты и замки, сделанные ловким шестилетним строителем Беном.

Мальчики были живые, благоразумные и хорошо воспитанные. Но какой это труд – растить детей, осознала неожиданно Ханна. Ей вспомнился маленький страдалец Шон Кэролл, мужественный, милый человечек, его ласковая, внимательная мама... Господи, как же Салли управляется одна с детьми, с домом?

Дети успокоились и мирно играли, и Ханна позволила себе понаблюдать за Иденом. Нелегкая ему досталась работа! Газонокосилка была старой и напоминала скорее строптивую и ленивую конягу, чем средство малой механизации. То и дело мотор глох, то и дело застревали ножи, встретив самое незначительное препятствие – неровность почвы, грубый сорняк или сучок. Тоскливые, скрежещие звуки долго разносились по округе. Несколько раз Идену приходилось заново заводить ее, с силой выдергивая стартер. Несколько раз он прочищал засорившиеся ножи. Его одежда сразу взмокла, хотя за целый день энергичной ходьбы она оставалась сухой.

Наконец «битва за газон» была закончена. Подлая машина теперь мирно отдыхала под навесом. Вытирая со лба пот, Иден подошел к Ханне.

– Нет, надо все-таки заниматься стрижкой лужайки еженедельно, а не два раза в месяц, как это делаю я. Эта древняя машина не берет двухнедельную траву, хоть убей!

– Если что и надо, так обзавестись новой газонокосилкой,– не без ехидства ответила Ханна.– Сейчас прекрасные, новые модификации, которые не требуют от владельца атлетической мускулатуры и регулярных расходов на ремонт!

– Ты, что, думаешь, я сам этого не понимаю? Сколько раз я предлагал Салли новую косилку, но она не соглашается!

– По-моему, тебе дороговато обходится ее упорство. Новая машина сэкономит тебе и время и силы. Скажи Салли, что излишняя щепетильность по меньшей мере неразумна в таких делах.

– Нет.

– Тогда я скажу ей.

– Нет!

– Почему же? Потому что ваши дела меня не касаются?

– Если тебе угодно выразиться именно так – да.

– Именно так угодно было выразиться тебе всего пару часов назад. Что ты хочешь доказать мне, Иден? Что я не имею отношения к твоей жизни? Что все это не более чем случайность? Что же, ради Бога! Принимаю это к сведению, только замечу, что ты мог бы найти более деликатный способ поставить меня на место.

Они стояли и смотрели друг на друга – подтянутая, аккуратная Ханна и растрепанный, взмокший Иден. Рубашка его так и оставалась расстегнутой, на лице темнели пятна машинной смазки, руки были черные от земли. И несмотря на свое раздражение, Ханна жаждала только одного: быть рядом с этим человеком, отвечать на его поцелуи, растворяться в его теле.

Вечер был тихим и свежим. Воздух благоухал свежескошенной травой. Два мальчика играли в песочнице. Мирная картина?

– Сейчас не время говорить об этом,– поглядывая на детей, проворчал Хартфилд и добавил после паузы:– Случайность... Учитывая крайне щекотливую ситуацию, созданную стараниями наших дражайших родственников, стал бы я осложнять себе жизнь случайностями? О каких случайностях ты говоришь? Это не случайность – для меня по крайней мере.

Пронзительный взгляд его голубых глаз не оставлял сомнений в искренности этих слов.

– И для меня тоже,– эхом откликнулась Ханна.

– Тогда о чем мы говорим?

– О том, что я хочу помочь тебе. О том, что хочу подружиться с Салли.

– Это будет не так просто, Ханна,– невесело заметил Хартфилд.

– Ужин готов! Все за стол! – раздался из дома голос Салли.

8

– Вы не ждите, пока я буду детей укладывать,– сказала Салли, после того как овощной суп, спагетти, салат были съедены, а посуда вымыта.– Потому что, когда они заснут, я сумею только доползти до кровати. Собеседница по вечерам из меня плохая. Вы уж извините. Ребята у меня ранние пташки, особенно Джеффри – в шесть утра уже на ногах. А Бен стал плохо спать – с тех пор как Стива нет...

– Да перестань ты извиняться, Салли,– перебил ее Иден.– Это я должен извиняться, что не успел подстричь весь газон.

– Возиться с этим газоном – гиблое дело,– махнув рукой, засмеялась Салли.– Он то ли пересох, то ли промок. Листья так долго лежали плотным ковром, что трава взошла очень плохо. А я собиралась разбить клумбы, посадить розы... Но пусть уж этим займутся следующие хозяева.

– Следующие хозяева?

– Давай будем реалистами, Иден. Если развод, значит, дом надо продавать. Эта особа – Джина, что ли? Извини, я не могу говорить о ней спокойно,– совсем молода. Около двадцати пяти, наверное. Когда-нибудь она захочет иметь своих детей, понадобится дом, хозяйство. А ты представляешь Стива, который содержит одновременно две семьи? Стива, который и себя-то обеспечивает с трудом! А ты представляешь, каково мне придется тащить этакую махину? Да я за всю жизнь не выплачу кредит...

Все это Иден уже говорил Ханне, но из уст Салли те же слова звучали горше. Женщина старалась говорить непринужденно, бодрилась, но без особого успеха. И тем больнее Ханне было слушать ее. А при упоминании Джины Ханну будто ножом резануло. Не будь мы сестрами, я бы безоговорочно поддерживала Салли, осознавала она. Так, как это делает Иден.

Спустя немного времени Хартфилд вез Ханну домой. Ехали они молча, каждый был погружен в свои мысли. Впрочем, нетрудно было догадаться, о чем они думают.

Наконец Иден заговорил.

– Ну, и когда мы все скажем ей?

– Что я сестра «этой особы»? Острота была явно неуместной.

– Да,– хмуро подтвердил он.

– Не знаю,– сказала Ханна и хотела взмолиться: «Давай не будем об этом! Давай оставим все как есть». Но промолчала.

– Симпозиум начинается уже через месяц.

– Какой симпозиум? – удивилась Ханна. Странно, как быстро он выбросил из головы свою Салли!

– Международный симпозиум травматологов в Куинслэнде. А что, ты... Боже мой, неужели за этой свистопляской с самолетом мы забыли обсудить это?

– Скорее всего. Мне во всяком случае ничего не известно, если только я не страдаю амнезией.

Ханна вдруг вспомнила, что два месяца назад секретарь отделения Аннет Кенион вскользь упоминала, что «доктор Хартфилд собирается в Куинслэнд только в декабре». Так вот о чем шла речь!

– Тогда слушай. Брюс хочет послать туда нас обоих. На это время из Сиднея он вызовет замену. Так что за больных не волнуйся. Симпозиум обещает быть крайне важным. Из нашей травматологии едут Харрисон и Джеймс. Программа рассчитана на четыре дня...

– Включая время на игру в гольф?

– Вероятно,– кивнул Хартфилд. Как и Ханна, он знал, что подобные мероприятия не всегда оправдывают ожидания врачей-практиков.– Местом проведения выбран шикарный отель на курорте Голдкост.

– Но ведь это всего в часе езды от городка, где живут...

– ...Стив и Джина. Я знаю. Поэтому я и заговорил об этом. Я собираюсь встретиться с братом. Может, проведу с ним целые сутки. Будет предлог отвертеться от развлекательной программы.

– А чего ты хочешь добиться? – с холодной сдержанностью поинтересовалась Ханна. Уж слишком решителен был его тон, слишком суровы глаза. Но Иден неожиданно вздохнул, вмиг утратив свою суровость.

– Не знаю. Наверное, как и ты, просто хочу посмотреть на него. И понять. Хочу взглянуть на ситуацию с их стороны.

– Для тебя всегда важнее была Салли,– невольно заметила Ханна.

– Да. Но с каждым днем мы все больше превращаемся как бы в третейских судей. А судьи должны быть объективными.

Девушка молча согласилась с ним. До ее дома они так и ехали в тишине, не желая разрушить опасной темой последние минуты уединения. И нежелание это было таким сильным, что, когда машина остановилась, Ханна, торопясь от смущения, спросила:

– Может, зайдешь? Попьем чаю... Еще совсем рано. Всего девять...

– Рад слышать это. Зайду с удовольствием,– произнес Иден.

...Ушел он почти в полночь. Чаепитие превратилось в легкий ужин, который они готовили вместе. Мороженое, орехи, шоколадный крем, рюмочка ликера – вот такой пир они устроили сами себе.

Ханна завела тихую музыку, и ненавязчивый джаз стал таким естественным фоном для их беседы, что они даже не заметили, когда кассета кончилась. В этот вечер Ханна узнала об Идене Хартфилде больше, чем за прошедшие два месяца. Он рассказал ей, что собирает антикварную керамику, что дважды в неделю играет в сквош, что его отец скончался несколько лет назад, что мать недавно вышла замуж и переехала на Тасманию, что у него аллергия на ананасы, что он любит орехи кешью, что все годы работы он намеренно избегал отношений с женщинами и что сейчас он чувствует, что пора заняться личной жизнью...

– ...Но несмотря на это, завтра в шесть тридцать утра я должен быть в клинике,– с сокрушенной улыбкой закончил он.– Увы, чего мне не удалось, так это научиться жить так свободно и беспечно, как мне хотелось бы.

– Ничего! Не забывай, что на свете существуют стажеры и практиканты. Было бы желание, а замена найдется,– поддразнила его Ханна.

– Знаешь, ты думаешь, у нас с тобой еще будет возможность встретиться вне рабочей обстановки?

– Очень надеюсь на это...

Он не целовал ее уже несколько часов... Но весь этот вечер был наполнен чувственностью, вожделением друг к другу отдавало каждое слово и каждый взгляд. Они угадали мгновение, когда страсть, витавшая в воздухе, должна превратиться в физическую близость. Сладкое мороженое, терпкий ликер, мягкие подушки дивана, приглушенный свет ламп – все было на их стороне. И ничто не мешало двум искрам вспыхнуть пламенем.

Ханна уже знала вкус его губ, знала их теплоту и силу. Но это только подстегивало ее желание отдаться им полностью. Мучительно-сладкой болью пронзило сердце, когда жаркий мужской рот оставил ее губы, она застонала как от боли, и этот стон был услышан: Иден легко посадил девушку себе на колени. Дыхание их слилось.

Его руки скользнули под блузку, стремясь добраться до шелковистой кожи, и когда распахнулись «створки» ее бюстгальтера, она не испытала стыда, а только счастье удовлетворения. Лицо его погрузилось в мягкие теплые волны женского тела, а Ханна жадно вкушала иные прелести: она гладила мускулистые плечи, терлась о шершавые щеки, покрытые легкой щетиной, теребила темную поросль волос на широкой груди, любовалась очертаниями мужского стана, увы, пока скрытого от нее.

Сколько они просидели так? Минуты? Часы? Или это было одно лишь мгновение? Но Ханна уловила этот миг, узнала его, потому что за ним должно прийти то сладострастное чувство, которому она отдавалась когда-то... с Патриком Лейси.

Как будто током ударило Ханну это имя. Она поняла, что не посмеет переступить порог, из-за которого ей не будет возврата. Она поняла, что не готова. Поняла, что боится вновь ощутить боль в сердце. Поняла, что стоит на грани... любви. Поняла – и не решилась преступить эту грань. Слишком много было в ней противоречивых чувств.

Перемену в ней Иден почувствовал раньше, чем она сама. Почувствовал и понял: Ханна дрогнула. Движения его стали сдержанней, исступленный восторг сменился простой лаской. Усилием воли он сдержал свою чувственность, наладил дыхание. Ханна сразу ощутила напряженность его рук. Она смутилась, немного отодвинулась, и, опустив голову, стала перебирать бахрому на пледе.

– Мне пора? – глухо произнес Иден.

– Да. Иди,– одними губами сказала Ханна.– Я не хочу этого, но так надо. Иди.

– Еще минутку...

– Конечно. Я не гоню тебя.

– Я хочу, чтобы у нас было все,– вдруг горячо сказал Иден.– Ты поняла? Все. И то, что сегодня, и все остальное... Ты поняла? Чтобы весь день был наш. И утро. И полдень. И ужин вдвоем. И...

– Да.

– Я хочу быть с тобой. У меня дома. У тебя. В музее. В кино. В лесу. На побережье. Мне все равно.

– Да.

– А сейчас...

Ханна молчала. Молчал и он. Они понимали друг друга без слов.

Иден поднялся. Непроизвольно Ханна потянулась за ним. Как трудно расстаться! На прощание он сжал ее обнаженную руку, коснулся губами ее губ. Как перышко...

– Ты завтра на вызовах?

– Всего несколько адресов.

– Значит... до понедельника? – шепнул он.

– До понедельника.

Хартфилд вышел. Двигался он резко и быстро, будто стряхивая чувственное наваждение, еще державшее его в своей власти. Ханна стояла на пороге: вот он завел машину, вот ждет, когда прогреется двигатель. Ночь была холодной, от дневной благодати не осталось и следа. Ханна замерзла, но не могла уйти, не проводив его глазами.

Должно быть, Иден видел ее, потому что в отъезжающей машине мелькнуло светлое пятно – рукой он махнул ей на прощание. Подняла руку в ответ и Ханна. Автомобиль скрылся из виду.

Наконец она зашла в дом, еще хранивший полуденное тепло, захлопнула дверь. Надо согреться. Пора спать. Ее ждет одинокая постель. Так лучше, повторяла она себе, так надо, так разумнее... Но чувства не слушались рассудка, а тело томилось по такой желанной мужской силе.

– Надо же было так попасться!

Но эти слова прозвучали так, будто бы их сказал ей злейший недоброжелатель.

– Не нравится мне этот парень,– вполголоса сказал Хартфилд Ханне. Они стояли у постели нового пациента, который лежал неподвижно и безучастно, равнодушный даже к боли, ибо ожоги были настолько глубоки, что поразили нервные окончания.

– И мне не нравится,– кивнула Ханна, глядя на мониторы, где мигали красные цифры – показатели сердечной деятельности, артериального давления, венозной циркуляции. Трубки настолько густо опутывали больного, что, скорее, возникали мысли о подпольном самогонном цехе, чем о палате интенсивной терапии. Парень был весь в катетерах, дренажах, капельницах, отсосах, в горле – интубационная трубка...– Около восьмидесяти процентов поражения, и все – третьей-четвертой степени... Боюсь, как бы мы его не потеряли. Что с ним случилось?

– Именно это не нравится мне больше всего.

– Что же? Я не видела...

– Дело скверное. Подружка его еще здесь?

– Она была в вестибюле, когда я заходила.

– Надо бы потрясти ее хорошенько.

– Ты думаешь, что она...

– Думаю, она не говорит всей правды. По ее словам, парень собирался залить в машину бензин из канистры, но из сообщения полиции следует, что то была настоящая развалина, на которой никто не ездил по меньшей мере год. Все шины спущены. Интересно, что она скажет тебе?

Ханна содрогнулась.

– Неужели она скрывает что-то? Значит, несчастный случай под сомнением?

– Под большим сомнением.

– Но ведь... неужели попытка самоубийства? Самосожжение?

– То же вряд ли. Взгляни на его левую руку. Вот тут, на предплечье осталась неповрежденная кожа. Видишь?

– Игла!

– Да. Я сразу вспомнил Детройт. Повидал там всякого. Наркобизнес – преступление – смерть. Страшная цепочка. В Канберре это редкость, слава Богу, но беда может прийти куда угодно.

– В Лондоне мне приходилось оперировать наркозависимых пациентов. Это особая категория больных, но таких случаев не было. Но что же случилось?

Хартфилд пожал плечами.

– Мы можем только предполагать. Но обычно это бывает так: иные торговцы наркотиками, вроде нашего парня, становятся и потребителями. Часто потребляют они товара больше, чем сбывают. «Хозяин» наказывает их – в назидание другим. А что может быть проще, чем плеснуть на человека бензином и бросить горящую спичку? Дешево и сердито,– мрачно произнес Хартфилд.

– А девочка настолько боится полиции, что...

– ...Готова оставить безнаказанным преступление. Ее парня, считай, убили, но она молчит. Значит «хозяина» она боится больше полиции,– заключил Иден.– Придется нам подключиться. Мы обязаны в течение суток сообщать властям о всех подозрительных несчастных случаях.

– В течение суток...

– Да. А он, может, и до ночи не доживет.

– Он и раньше не жил! – жестко сказала Ханна.– Посмотри, у него и на ногах следы шприцов! Исколот весь. Разве это жизнь?

– Иди, поговори с этой девочкой. Пока не поздно. А я подумаю, чем можно ему помочь... Хотя боюсь, что времени у нас уже нет.

Ханна быстро вышла в вестибюль. Близился вечер, посетители были в палатах у своих родных, и Ханна думала, что в приемной она застанет эту девушку в одиночестве. Но ее не было. Ханна подождала немного, потом прошлась по коридору, посмотрела на лестнице, в туалетах, спустилась в кафетерий – нигде никого, кто был бы хоть отдаленно похож на таинственную приятельницу несчастного парня.

Ханне оставалось только вернуться в отделение.

– Она смылась.

– Ничего удивительного,– скривился Хартфилд.– Она с самого начала ужасно нервничала. А уж когда я записал в карточку Филдера ее данные...

– Значит, ее имя известно? Наверное, она нуждается в помощи. Может, она хочет избавиться от наркотиков? Может, нуждается в консультации?

– Да, вот ее имя. Вот адрес.– Хартфилд полистал историю болезни.– Баффи Делани.

– Как?

– Баффи Делани. Похоже на...

– Иден, это не ее имя,– вздохнула Ханна.– Видимо, здесь с ней до сих пор говорили только мужчины... или те, кто совершенно не сведущ в моде.

– То есть?

– «Баффи Делани» – название шикарного дамского магазина в центре города.

– Ясно. Я звоню в полицию.

Через несколько минут прибыли полицейские. Подробно расспросив Хартфилда, Ханну, персонал «скорой», они отбыли по адресу, указанному в карточке.

Дэмпен Филдер умер спустя два часа.

– Теперь мы можем ехать домой,– сказал Хартфилд.

Все понимали, что быстрая смерть стала для Дэмпена избавлением. Полиция ничего и никого не обнаружила в его доме. «Баффи Делани» растворилась. Ближайшим родственником погибшего наркомана был дядя, проживавший в глубинке. Это была темная история с печальным концом.

Разумеется, в отделении не обсуждали этот случай, но кое-что просочилось. Общее настроение заметно упало. Ханна спасалась тем, что была сильно загружена: операции, обход, процедуры. В свободные минуты она теперь думала только об Идене. Четыре дня прошло с их прогулки, а ощущение счастья не покидало ее. Встретиться наедине им не удавалось, но они уже договорились провести вместе ближайшие выходные. Ханна предвкушала чудесные минуты: прогулка по городу, выставка, ужин... С таким настроением ей и работалось легче.

Ханна зашла проведать Шона. Накануне Хартфилд сделал мальчику последнюю операцию. Скоро ему домой. Рядом с Шоном сидела Хелен Кэролл и держала сына за руку. На щеке у нее блестели слезы.

– Простите, доктор,– виновато улыбнулась женщина.– Но я так счастлива! Мой мальчик жив, скоро мы будем дома... Иногда я думаю, а если, не дай Бог... Нет. Главное, мы вместе. Он жив. Все хорошо. Спасибо вам, доктор. Если бы не вы...