Текст книги "За гранью мира алая заря"
Автор книги: Window Dark
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Птичка тонула в сладкой боли отрешенности от всего мира. Иногда смутная мыслишка прорывалась меж тягучими волнами: встать и следовать за странным котом, которого звезды огибают стороной. Но не хотелось. Истома безнадеги, сковав лапки и крылья, затуманивала глаза. Призрачный кот убегал все дальше по краю обрыва. Может, стоило попросить его, чтобы он передал весть о серебряном птенце, которому...
Которому никогда не взглянет в глаза Маруша. Ни разу за всю бесконечность последнего полета.
Не знала Маруша имен тех неведомых сил, которые приподняли ее и отправили за ускользающим клочком тумана, прячущим две сапфировые звезды. Не могла сказать, что заставило ее переставлять уставшие до тупой боли ноги. Но бледный хвост ускользавшего кота все отчетливее проявлялся среди мрака Ночи Звездопада. Огненным сполохом вспыхивал у горизонта Айтварас, манил за собой, рассыпал богатства под ноги тому, кто впустит его в дом. Куковала кукушка спереди, обещая слезы. Куковала и сзади, обещая верную смерть.
– Неплохой темп, – похвалил кот, когда Маруша подобралась достаточно близко.
– К утру я доберусь до Далекой Страны? – хрипло просвистела птичка.
– Не к этому, – коротко ответил кот.
– У меня мало времени, – мотнула головой Маруша. – Если я не успею к четвертой заре...
– Не думай так далеко, – хмыкнул кот. – Забудь о четвертой заре. Забудь обо всем. Ведь ты доберешься до цели, если пройдешь через эту ночь. Через Ночь Звездопада. Через ночь, которая сейчас.
– А куда мы бежим? – поинтересовалась Маруша.
– Ищем укрытия от звезд, – лапы кота заработали еще проворнее. – Не думай, что я могу сопровождать тебя до Заоблачной Страны. Я просто доведу до мест, куда звезды не падают.
– Разве еще остались такие места?
– Напротив, их становится все больше и больше. Чем дальше продвигаются бескрылые, тем реже встретишь звездопады. Поэтому наш путь к городским кварталам. Я не припомню, чтобы на поселения бескрылых обрушилась хотя бы одна звезда.
– А почему звезды избегают бескрылых?
– Я мог бы тебе объяснить, куда уводит радуга. Показать разные-разные лестницы. Поведать про котов и про птиц. Даже про летающих лошадей. Про то, что каждая ночь становится особенной, если знать ее имя. Но про бескрылых я рассказать не сумею. Спроси у них сама.
– Подожди, – испугалась Маруша. – Мне нельзя в город. Там стражи Того...
И замолкла. Можно ли было доверять коту? А вдруг Тот, Кто Сидит На Качелях, специально подослал его, чтобы заманить ее в ловушку.
– Верррно, – проурчал кот. – Но ведь ты уже сказала самой себе, что ни за что не повернешь назад. Если нельзя достичь Заоблачной Страны по прямой, вместо линии прочерти дугу. Следи только, чтобы она не прошла мимо.
– Когда я летела по прямой, то чувствовала путь. Я знала, куда и когда повернуть, где приземлиться, на какой высоте лучше лететь. А сейчас я потеряла направление.
– Не волнуйся. Достаточно успокоиться, и ты вспомнишь. А не вспомнишь, не суетись. Значит, твою дорогу невозможно одолеть за одну ночь. Просто отоспись днем, а когда стемнеет, маршрут снова проснется и поведет тебя по верному пути.
Больше ничего кот сказать не успел. Здоровенный булыжник чуть не перебил ему правую переднюю лапу.
– Странно, – отпрянул кот. – Я, конечно, надеялся, что когда-нибудь мечта сбудется. Но я никак не рассчитывал, что мне достанется такая уродливая звезда.
– Да не звезда это, – воскликнула Маруша. – Самый обыкновенный камень.
Словно в подтверждение рядом звонко впечатался в утоптанную глину еще один. Этот оказался осколком красного кирпича. Маруша бегло огляделась. По сторонам высились заборы. На заборах восседали конопатые мальчишки с рогатками в руках. Тот, Кто Сидит На Качелях, выслал на поимку непокорной птицы первый отряд.
– Ой, сколько их, – щелкнула клювом птичка и попятилась.
Силы быстрого реагирования посыпались в переулок.
– Я уведу их за собой, – прошептал кот. – А ты взлетай, как только они повернутся к тебе спиной. Только не слишком веселись, иначе Тот, Кто Сидит На Качелях, сделает так, что ты быстро пожалеешь о своей радости.
С этими словами он понесся вниз, словно скоростной экспресс, окутанный дымом. Завеса камней шлепнулась в считанных сантиметрах позади вытянутого струной хвоста. Следующим залпом враги сыграли на опережение. Но кот уже проносился не по центру дороги, а чуть не обдирал боком доски заборов. Третий залп дружно полоснул по забору. Мальчишки, все как один, неотрывно следили за бледным комком. Одна из досок жалобно треснула.
В этот миг Маруша взлетела. Она еще успела заметить, как кот, не желая искушать судьбу, вознесся над острыми кольями и рухнул по ту сторону. Раздосадованные мальчишки в едином порыве перемахнули через ограду, чтобы продолжить погоню. Последний из них замер, оглянул вороватым взглядом переулок и, никого не заметив, последовал за товарищами. Наверх он взглянуть не догадался.
10
Над городом звезды были не властны. Звездопад хоть и не прекращался ни на минуту, но вовсе не казался страшным. Словно над крышами опрокинули фейерверк. Звезды гасли, не добираясь до владений бескрылых, как угли костра под проливным дождем.
"Ночка начинается, фонарики качаются, филин ударил крылом..." – вырвалось, закрутилось и унеслось, словно рассеченное звездами на мельчащие частички, из которых и складывается смысл слов.
Воздух высоты обжигал. Каждый вдох словно вбирал в себя миллионы мельчайших, невидимых, но на диво колючих льдинок. От них першило в горле и чесалось в глубине груди. Как же орлы могут выносить такие муки? Или огромные птицы просто не замечают крошечных неудобств. Словно жук, который ползет по своим делам и не обращает никакого внимания на снующих поблизости муравьев.
Вспомнив о жуке, Маруша встрепенулась. Пара жучков сейчас не помешала бы. Да что жучки! Даже от муравьев, переполненных жгучими кислотами, не отказалась бы маленькая птичка. Заманчивая дымка роилась над одной из крыш. Скользнув вниз, Маруша наткнулась на стайку снулых осенних комаров. Теперь она решила не забираться в заоблачную даль. После поднебесного мороза городской воздух казался тягучим теплым киселем.
– У! – гукнуло позади.
Маруша вспорхнула чуть выше и развернулась. Сбоку к ней пристраивалось странное существо. Черный шар с девятью червеобразными щупальцами. Глаза крестиком, словно в черную массу вдавили два ножа от мясорубки. Маруша никогда не видела такого чуда, и птицей это существо никто бы не назвал.
– Привет, – постаралась улыбнуться птичка. – А тебя куда несет в такой звездопад?
– У! – ответил шар и оказался рядом.
– Ты знаешь, где заканчивается ночь? – весело спросила Маруша. После того, как ей ловко удалось улизнуть от мальчишек с рогатками, вся жизнь казалась волшебной сказкой.
На этот раз шар не ответил.
– Тебе тоже не страшны звезды...
– Крррра-а-а, – зашумело в глубинах шара, а глаза крутанулись и вдруг превратились в неясные круги, а потом неожиданно метнулись к хвосту.
– Чшшшшш, – и в воздухе заметались обрезки перьев.
Маруша рухнула вниз. Ржавые пятна, усеявшие листы железа на крышах, прыгали по сторонам, словно уродливые силуэты неведомых зверей. Друзья закончились. В шаре прятались силы Того, Кто Сидит На Качелях. Полет удалось выровнять, но Маруша едва не задела антенну. В следующую секунду антенна разлетелась раскаленной стружкой. Для черного шара не существовало никаких преград. Но самое страшное заключалось в том, что с черным чудищем нельзя было договориться. Тупая, грубая сила, направленная неведомым крылом с единственной целью – уничтожить!
"Он похож на Мертвую Луну", – так говорили пузыри. Может это уже ОН САМ?..
Куда бы ни металась Маруша, шар неизменно оказывался рядом. Неимоверного напряжения сил хватало только на то, чтобы он чуть-чуть запаздывал, и лопасти ножей взрезали ночной воздух вместо перьев. Даже ястреб проиграл бы битву такому монстру, что уж говорить о маленькой птичке. Шар преследовал Марушу, как опытная борзая гонит задыхающегося зайца, чьи глаза застил ужас неминуемого конца. Гонит заливисто, но, не суетясь, со знанием дела, уже видя перед собой ту последнюю точку, где траектории их путей пересекутся.
"На верной дороге заплачешь", – вспомнила Маруша слова мамы.
Минуту назад она ликовала.
"Не слишком веселись, – сказал призрачный кот, – иначе Тот, Кто Сидит На Качелях, сделает так, что ты быстро пожалеешь о своей радости".
А ликование привлекло одного из мороков Того, Кто Сидит На Качелях.
– Чшшшшш, – чудище легонько коснулось крыла. Еще немного, и путь птички оборвался бы навсегда. Однако вместо страха Маруша почувствовала злость.
"Не сдаваться! – приказала себе она. – Никогда не сдаваться! "
Но долго такой стремительный полет ей не выдержать. Что же делать? Если б только отыскать местечко, где скорость сверхъестественного существа из преимущества превратилась бы в недостаток.
Левым глазом Маруша ухватила небольшой сквер, над которым главенствовал дуб-великан. Ловко вывернувшись от смертельных объятий извивающихся щупальцев, птичка спикировала к гигантскому дереву. Дуб встретил Марушу многообразием запахов. Воедино собрались вместе аромат листвы, уже увядающей, но не сдающейся, и терпкий запах толстой коры. Спрятавшиеся во тьме желуди тоже тревожили птичье обоняние, перемешавшись с отголосками росы, пропитавшейся духом, исходящим от могучего ствола и сотен его ветвей. Волна наплывала за волной. И птичка, не выносившая воду, радостно купалась в море запахов, прежде чем отважилась нырнуть в следующее море. Море колышущейся листвы.
Пропитавшиеся влагой листья встретили ее неласково, но, невзирая на шлепки и удары, Маруша пробиралась все глубже и глубже. За листвой оказались сумрачные коридоры, ведущие в высоченные залы, залитые тьмой, которую изредка пронзали лунные лучи то потоком световой воронки, а то просто тонкой серебряной нитью. К поникшему листу прижалась стрекоза. Ее крылья отливали фосфором, словно стрелки двух будильников. Изумрудными крошками повсюду рассыпались светляки, а у самого потолка зависла ночная бабочка, с чьих крыльев утекала дрожащая голубизна. Словно свет автомобильных фар пробегали по стенам и потолку золотые блики падающих звезд.
Раскидывая перемолотые в зеленое месиво листья, в зал ворвался неумолимый преследователь. Напуганные светлячки мигом вспорхнули и бросились в более спокойные места, а бабочка сложила крылья и тут же затерялась во мраке. Только лунный свет ничего не боялся и медленно продвигался по темному помещению. Даже здесь шар чувствовал себя полновластным хозяином. Сердце тревожно застучало, и Маруша нырнула в переплетение веток, а после острой иглой снова вонзилась в сырую листву. Шар не отставал, шар все так же висел сбоку, но рядом оказывался то ствол, то крепкий сук, отшибающий неумолимого врага в стороны.
– Хррррррррр, – одно из лезвий от удара оторвалось и вонзилось в дубовую кору. Маруша то взмывала к самой верхушке лихо закрученными спиралями, то ниспадала к узловатым корням. Зеленая каша из перемеленных в труху веточек и листьев заметно подпортила враждебный механизм. Шар то и дело издавал натужный рев, отплевываясь от мусора, забивавшего все щели. Но не отставал. Крылья почти не держали Марушу.
Шар предпринял резкий выпад в сторону правого крыла. Вдруг что-то скрежетнуло в его внутренностях, жалобно тренькнуло, и он звонко впечатался в крепкий сук, промахнувшись метра на полтора. А потом отскочил и исчез в зеленых волнах.
– Размечтался, одноглазый! – завопила ему вслед Маруша.
Удар, видимо, выправил заевшие детали конструкции. Двигатели радостно взревели. Белесый круг уставился на птичку, поймал взглядом и больше не отпускал. У Маруши в груди все заледенело от волны внезапного ужаса. Крылья разом обмякли.
"Не сдаваться! ", – мысленно прикрикнула птичка, хоть и поняла, что сил на взлет не осталось.
Началось падение. Теперь Маруша не успевала даже уворачиваться, теряя перья от столкновения с ветками. А когда в горло врезался сук, сознание померкло, и маленькая птаха камнем рухнула вниз. Лишь у самой земли, поймав угасающий порыв ветра, она скользнула над потрескавшимся асфальтом и суматошно пробежалась по холодной дороге, сбрасывая скорость.
– Кррра-ак! – шар не успел выйти из виража и потерял второй глаз. Но даже без вращающихся ножей он оставался очень опасным. Ему не составляло труда катиться по асфальту и тянуться, тянуться, тянуться за птичкой своими противными щупальцами.
Впереди под бетонной плитой Маруша углядела узкую щель. Если бы удалось прорваться к ней и втиснуться в темноту. Такому огромному шару нипочем не пролезть за Марушей. Но не успеть, ни за что не успеть. Вот если только... Внезапно Маруша остановилась, как вкопанная. Черный шар налетел на нее с полного размаха. Мощнейшая сила вдавила птицу и неведомое чудище друг в друга, а потом разметала в противоположные стороны. Не веря своему счастью, Маруша вонзилась в щель и проворно протиснулась меж холодными поверхностями. Внутри оказалось довольно уютно. Сухая земля, усеянная слежавшейся травой, словно только что вытащенной из стога сена. Позади раздавались звонкие шлепки. Шар неотступно штурмовал бетонный бастион.
Так продолжалось довольно долго. Маруша блестящим глазом наблюдала за попытками ужасного существа прорваться к ней, а шар, недовольно урча, врезался в плиту, откатывался назад и вновь спешил ударить, пусть даже без всякой надежды на успех. Нет, Тот, Кто сидит На Качелях, просто не мог оказаться настолько тупым.
Внезапно асфальт из серого стал розовым. Солнечный луч легко коснулся края плиты, расширился и упал на злобное, порядком изуродованное страшилище. То недовольно зашипело и окуталось паром, а потом застыло и сплющилось. У выхода лежал разодранный футбольный мяч.
Но Маруша уже не верила. Ползком она пробиралась в глубину. Потом усталость взяла свое, в ноздри забился невыносимо прекрасный дурман сена, и птичка безвольно опустилась на мягкую подстилку.
Рядом сверкнули два огненных глаза, а из крючковатого клюва вырвалась то ли усмешка, то ли покашливание. Но, наверное, огромная голова Маруше лишь почудилась. И в самом деле, как она могла пролезть туда, где не развернуться и маленькой птичке?
И все же...
– Вы сумели пролезть вслед за мной, – пролепетала Маруша. – Значит, вы...
– Значит, я... – кивнула голова.
– Значит, вы – вездесущий...
– Ну, ну, птичка, смелее...
– Значит, вы – Тот, Кто Сидит на Качелях! – выпалила Маруша и от страха закрыла глаза. В следующую секунду отключившаяся птичка сладко спала.
– Запомни, девочка, – самодовольно улыбнулась голова. – ТЫ меня так назвала. Так могу ли я для ТЕБЯ быть кем-то иным?..
Тут внимание странного создания привлекли заливистые трели спящей Маруши. Недоуменным взглядом оно окинуло умиротворенную птичку и растаяло в сумраке подземелья.
11
Пробуждение Маруша не назвала бы приятным. Дико ломило ноги, крылья сводили судороги, а голова раскалывалась от тягучей боли. Даже запах сена, который так радовал птичку вчера, сейчас едко вонзался в ноздри. Быстрыми, семенящими шажками Маруша выбралась на волю.
Сплющенный мяч исчез. Земля была испещрена полосами, словно тут прошлась старательная метла. По земле тянулся свежий вечерний бриз. Птичка обернулась. За спиной не оказалось ни могучего дуба, ни городских кварталов. Лишь отвесный обрыв, изрытый норами, похожими на ласточкины гнезда. Да только таких громадных ласточек еще поискать. А найдя, улепетывать от них со всей скоростью, которую только позволят измученные прошлой ночью крылья. На фоне закатного неба чернел согбенный силуэт аиста, словно не живая птица украшала вершину обрыва, а бескрылый колодезный журавль.
Пришла ночь. Взглянул с небес тысячеглазый Индра, открывая одно за другим свои мерцающие очи. Впереди, до самого горизонта, расстилалось бескрайнее поле. От него Марушу отделял только подлесок, редкий, да искореженный, словно по нему проехалась дюжина бульдозеров. На бледное, безумно-синее небо наползали серые клочья облаков. Низко висел обгрызенный круг Луны. "Я и в самом деле летала слишком долго, – подумала Маруша. – Иначе Луна не успела бы подрасти столь заметно".
Ухал филин, то отдаляясь, то проявляясь близко-близко, будто прибежищем ему служил соседний куст. Стрекотали сороки в буйных, не по времени года взметнувшихся травах, покрытых искристой изморозью. Из-под земли доносилось несмолкаемое кукование невидимой солистки. Чуть не касаясь земли, летала алая птица без имени, роняла из клюва колоски, в каждую борозду по девять. Лопалась кожура, тянулись к небу жемчужные колосья, жнецов дожидаясь. Кто пробовал их зерна, обретал бессмертие. Да только следовал за алой птицей Черный Ветер, выдирал колосья с корнем и уносил в неведомую даль. Мир перевернулся, скинув птиц с небес. Мир опрокинулся, взметнув ввысь тех, кому положено упокоиться и превратиться в землю давным-давно. В эту ночь небо досталось вихрящимся мертвым стаям, то никнувшим к земле, то возносимым случайными потоками ветров к рваным облакам.
Маруша отважно перелетала с куста на куст, но предлесье готовилось вот-вот оборваться. Далее расстилалось чистое поле, на котором не укрылась бы даже мушка, даже жучок, даже муравей. Кто отважился бы перелететь через эту взъерошенную пустошь, над которой парили призрачные стаи? Кто угодно, только не Маруша.
Воспаряла к звездным искоркам алая жар-птица, на лету теряя перья и превращаясь в лохматую комету. Тихо журчал ручей, скользивший меж уродливых стволов. Скрюченными лапами вверх плыл по холодным волнам мертвый кукушкин муж, волей жены обреченный на вечное странствие. Высвистывал трели нахальный соловей, укрывшийся в овраге. Зимородок тихо щелкал клювом, то ли удивляясь, то ли склевывая очередную добычу. Истребителями парили у горизонта звенья птиц, опустившихся некогда на топкие берега Стимфальского озера. Их медные когти и клювы не ведали жалости. А бронзовые перья поражали страшнее стрел, ужаснее звездных осколков, пронзавших прошлую ночь.
Готовясь к длинному перелету, Маруша приземлилась в тень самого последнего куста. Рядом заманчиво блеснул панцирь крупного вкусного жука. Клюв птички звонко щелкнул и ударил, но чуть промахнулся. Почуяв неминучую смерть, жук заторопился и ловко упал в темную извилистую трещину. Марушин клюв отчаянно шарил в узкой щели, но нащупывал лишь пустоту.
12
– Ну где же он? – ворчала Маруша. – Куда мог деться?
– Приветик, милашка! – рядом грузно опустился старый неопрятный кондор. Ты ищешь вот это?
Его клюв бережно сжимал заветного жука.
– Да, это мой жук! – возрадовалась Маруша.
Клюв чуть сжался и жучинный панцирь жалобно треснул.
– Что вы делаете? – возмутилась Маруша. – Отдайте его мне!
– А что тут делает Птичка Верхнего Уровня?
Кондор вздохнул. Жук стремительно и безвозвратно скрылся во влажной пещере птичьего горла. Маруша расстроено чирикнула. Осмысленных слов пока не находилось.
– Решила махнуть через поле?
– А если и решила? – такому уроду Маруша не желала рассказывать про Заоблачную Страну.
– Зря, зря, – покачал головой кондор. – Знаешь ли ты, что поле бесконечно. Уж на что я силен, да умом не обижен, и то не рискну в своем полете коснуться хотя бы его краешка.
– Ты-то как здесь очутился? – неприветливо поинтересовалась Маруша. Ей хотелось, чтобы кондор ответил и отвалил.
– О-о-о, – протянул кондор, – это длинная история.
Похоже, неприятное соседство грозило затянуться.
– Тогда не надо, – попробовала отвертеться птичка.
– Все спешат, – печально вздохнул кондор, – все суетятся. Ладно. Лети себе. Тут ведь как, даже доброе слово никто не ценит. Тебя-то какими ветрами сюда занесло?
– Да вот, – Маруша ковырнула клювом в опустевшей щели. – Дай, думаю, прогуляюсь, поле бескрайнее перелечу.
– Секретничаем, – скривился кондор. – Понятно. А мне вот уже секретничать не надо. Да пускай всем будет известно, что уж я-то оказался в этом гиблом месте по явной несправедливости!
– И кто ж с тобой так несправедливо обошелся?
– Вот бы знать. Да толку-то, даже если прознаешь. Все равно ничего не изменить. Эх, Заоблачная Страна, ты все так же недостижима!
– И ты туда! – выпалила Маруша, чем выдала себя от хохолка до ног.
– И я, – кивнул кондор. – А чем я плох? Нет, вы скажите, чем я плох? Почему меня туда не пускают? Ведь заслужил же! Всей жизнью своей заслужил!
– Жизнью? – переспросила Маруша. – Но я не собираюсь умирать, чтобы оказаться в Заоблачной Стране!
– А как ты собираешься туда попасть? – поинтересовался кондор.
– Я чувствую, когда лечу верным путем, – поделилась Маруша.
– Она чувствует! – хмыкнул кондор. – Да ты думаешь, что двери Вирии распахнутся, если ты к ним подлетишь?
– А разве не так?!
– Вот! – кивнул кондор. – Спроси себя, почему все птицы до сих пор ведут прозябание, перемешанное с унижением перед зарвавшимися бескрылыми, а не вьют гнезда в Вирии?
– И почему же?
– Да потому что право добраться до Вирии надо заслужить!
– И ты заслужил?
– Знай же, милашка, что жизнь моя соткана из тысяч умных дел. Вот посмотри на меня. Нет, что это за косой брезгливый взглядец? Ты внимательно посмотри.
Посмотрела Маруша внимательно. Ну и что? Так себе кондор.
– Кто я, по-твоему?
"Старая развалина", – хотелось ответить Маруше, но она благоразумно промолчала.
– Я – хищник, – горделиво заметил кондор. – Заметь, рожденный, чтобы убивать и пожирать! Но нет, я знал, еще Великий Гоготун говаривал: "Не убий!" И я не убивал. На травки, знаешь ли, перешел. Тьфу ты, до сих пор в горле скребут, до того противные растения. А? Не пробовала? И не советую! Знаешь, как сдерживаться трудно. Бывало, над лугом летишь, свернешь над оврагом, а там коровенка заблудилась. Славная такая, молоденькая, но упитанная. Слюна аж из клюва капает. Но нет! Нельзя! Я знал, что дорога до Заоблачной Страны в добрых делах. Хватанешь поводок, да и тащишь к деревеньке ближайшей. А дуреха еще упирается, счастья своего не видит.
Или смотришь, падаль в яме. Наши все тут же роятся. А я сразу в сторонку. И вещаю оттуда.
Грех вам мертвечину глотать, грех вам, – кричу. – Уж близок час последний, когда всем по заслугам воздастся. Не минет вас проклятие, не минет. Сядет Великий Гоготун, да клювом вас, клювом. А уж потом будете в яме смердящей сидеть нескончаемо. И не выбраться вам оттуда, ох, не выбраться! А думать надо было! – советую. – Жить по заповедям. Готовить себя для Заоблачной Страны сызмальства. Поздно будет тогда, завопите, загогочете, да не спасет вас ни Вену, ни Гусь Великий.
– И как результаты? – поинтересовалась Маруша.
– Бит бывал неоднократно, – признался кондор. – Но не сдавался. Наставлял ведь не только птиц. Гляжу, зайцы на поля. Не иначе моркву с капусткой воровать приспособились.
Грех вам, – остерегаю, – грех воровать. Что не вами посажено, не вам и собирать.
– А они?
– Тупые животные, – вздохнул кондор. – Я им истину, а они – лети, дядя, на хер отсюда, шевели крыльями, пока не уморщили.
Но я смолчу. Смирению обучен. Думаю, вот и заработал себе плюс за наставление, да еще один, что словом грубым не обмолвился. Да за инициативу прибавлю. Сам ведь, никто меня на дело святое не сподобил.
Или вот пташкам малым помогал. Выпадет кто из гнезда, я на лету подхвачу и обратно, мамаше перепуганной. Она-то вся в благодарностях, а я в сторонку тихо так. Не слова мне нужны приветные. Что в словах... Дела! Дела, вот, что главное! Дела ведут нас прямо в райские места. Ни дня без доброго дела. Тут червячком поделюсь, там за птенцом пригляжу, здесь посоветую, как гнездо лучше обустроить. Их ведь, гнезд, не считано по лесу-то. Думаю, и замечательно. Шажок за шажком, а там, глянь, я уж в Заоблачной Стране. Заслужил!
– Странно, – хмыкнула Маруша. – Это поле вовсе не похоже на Заоблачную Страну, а ты здесь. Почему?
– Происки неведомых сил, – ощерился кондор, а на надклювии обиженно задрожал его дырчатый гребень. – Все задумывалось иначе. Я ничего не ждал так яростно, как день своей смерти. Чего мне страшиться, если я знал, что моя копилка с горкой наполнена добрыми делами. В мечтах я видел, как с небес спускается повозка, которую тянет упряжь из тринадцати лебедей. А когда она остановится, Великий Гоготун подвинется и освободит мне местечко справа от себя. Вновь вознесется повозка на небеса, увозя нас в Заоблачную Страну.
– Я вижу, этого не случилось?
– Догадливая ты у нас, пташка верхнего уровня. Конечно, не случилось. Я просто умер и оказался на этом самом месте. С тех пор здесь и живем.
– А ты хоть знаешь, какая она, Заоблачная Страна? – спросила Маруша, и перед ее глазами снова всплыли яркие воспоминания зазеркальных картин.
– Это кто не знает? – взъерошился кондор. – Хоть воочию видеть не довелось, но кой-какая литература имеется. Вот, журналец один припас, – и левая лапа рывком выволокла из-под куста яркую, немного измятую страницу с оторванным углом.
На лаковой картинке в сумраке переплетенных корней могучего дерева ворочался, вырывался из невидимых цепей плененный Черный Змей, на помощь которому спешили-извивались узорчатые гонцы. А на самой вершине волшебного вяза словно живое пламя сверкало главное гнездо. Важно восседала там Матерь Сва, била крылами по бокам, сияя светом, словно объятая голубым огнем. А рядом с ней гордо выпрямился сорочонок, словно и не было позади ужасного, ломающего душу полета. Старая легенда о птенце, возжелавшем спросить царственную птицу. Вот только самих вопросов предания не сохранили.
Под картинкой непонятными каракулями бескрылых было исполнено несколько строчек. Рядом плавная птичья каллиграфия поясняла смысл написанного.
– Я пришел на третьей заре! Что теперь? – спрашивал отважный птенец.
– Птицы и бескрылые теперь наравне. Боги птиц и боги бескрылых слились в единое целое. Родился новый мир. Странный. Удивительный. Волшебный. Где птичьи города плавно перетекают в многобашенные замки бескрылых. Где бескрылые обретут как крылья, так и клетки. Оглянись, и ты увидишь его сам!
Поддавшись порыву, Маруша оглянулась. Лишь темная ночь, да переломанные, наполовину засохшие кусты. Оставшиеся листики жалобно трепетали и готовились распрощаться с жизнью в самое ближайшее время. На картинку смотреть было куда завлекательнее.
Храбрый птенец и Матерь Сва вели нескончаемый разговор, а в корнях ярился побежденный змеиный владыка. Но лучше всего получился малахитовый куст. Его извилистые ветви будто бы выступали над поверхностью обложки. Магические переливы от светлой зелени до черноты морских глубин казались живыми. И вдруг Маруша, как и перед зеркальцем, поверила, что сможет прорваться сквозь картинку, что это и есть та самая щель, предназначенная лишь для нее. Сложив крылья, птичка кинулась вперед... и воткнулась во влажную, дурно пахнущую землю.
– Э, э, – заорал кондор, боязливо пряча листок и закидывая его комьями земли. – Нешто я не понимаю, но так-то зачем?
Маруша подняла на него взор, наполненный скорбью рыбы, выброшенной на берег.
– Говорят, что Вирия за полем, – прошептала она, еще не в силах поверить, что надо снова куда-то лететь.
– За этим-то? – мотнул головой кондор. – Не, на поле соваться я никому не посоветую, а здесь хоть и тоскливо, но перебиваемся. Кровососущих в этих местах никто не отменял, а, значит, мне всегда дадут, чем поживиться. Если что, присоединяйся. Тут на всех хватит.
– Нет уж, спасибо, – отодвинулась птичка. – Мне пора лететь.
– Как знаешь, – нахохлился кондор. – Лети, лети. Куда еще прилетишь...
– С собой не зову, – фыркнула Маруша, поднимаясь в воздух.
– Да я и не навязываюсь, – отозвался с земли кондор.
Он разобиделся под завязку и грузно шибанул ни в чем не повинный куст, обломав несколько сухих веток. Потом он застрял, и Маруша видела, как во тьме нелепо трепыхаются белые перья крыльев и дергается пушистый воротничок. Наконец, куст треснул особенно тяжко, и кондор исчез.
13
Вновь Маруша осталась одна. Луна уж заметно поднялась, а перед птичкой лежало бесконечное поле. Ни единого кустика, ни единого колоска, ни единой травиночки. Поле навевало тоску, словно каждый его сантиметр был пропитан грустью и болью. Чувство направления снова отказало. Лети хоть во все стороны. Для правильного пути нужен хотя бы один верный ориентир. Не желая дожидаться, пока тупая апатия загонит сознание в туманную дрему, Маруша вознеслась над полем. Призрачные стаи парили совсем неподалеку. Жалобно пел козодой. И незримый его зов неразрывной нитью тянул за собой в последний полет.
Если Маруша сумеет вырваться из последнего полета, то на заре ее ждет Вирия. Теперь было известно, каким станет мир, когда несущий весть прибывает третьей зарей. Усталость постепенно смазывала воспоминания. Маруша не знала, действительно ли видела она сквозь зеркальце зеленые просторы. И не могла сказать, точно ли на картинке изобразили тот самый вяз. Но Вирия существовала, как мечта, как следующая глава, как припев песни, куплет которой уже отзвучал. Песни, которую и захочешь, да не забудешь.
Далекая страна. Там пронзают небо шпили башен белого замка. Там запутываются в крепких ветвях желтые облака, а раскрывающиеся поутру лепестки цветов являют многогранные алмазы. Там чистая озерная вода утоляет и жажду, и голод. Там обладатели тяжелых клювов и цепких когтей не сцепляются в бессмысленных поединках, а сражаются умными разговорами. Там кошки и коты, крадучись, пробираются по лунным лучам через невидимые границы в тщетных надеждах отведать мяса бессмертных, но гибнут, лишь только пересекают запретную черту. Там, по тенистым чащам, ползут змеи, ведомые желанием победы, но достается им лишь горечь поражений. А по вечерам, от черного до багряного края небес, раскручиваются спирали странных облаков – серо-алые дороги, приводящие на поляны вечной весны не птиц, но тех, кто тоже умеет летать. Там голоса Сирина и Алконоста свиваются единой песней, на которой и держится весь мир.
Сказочные видения помогали скрасить монотонность полета, пока Маруша не углядела на темном пространстве поля точку, которая была чернее, чем все вокруг. И ей вдруг безумно захотелось взглянуть на то, что прячется во мраке. Пусть даже там ждет Тот, Кто Сидит На Качелях. Маруша найдет, что ему сказать. Справа наплывала большущая призрачная стая. Еще несколько секунд и маленькая птичка затеряется в ней навсегда.
Приникнув к земле в скользящем полете, Маруша устремилась к неизвестности. Земля то трескалась, то лопалась глиняными пузырями. Вырастали из недр колючий репей, жгучая крапива, красноглазый папоротник, остроклювый шиповник и ярко-зеленые клинки жесткой могильной травы. Но раз за разом уворачивалась от них Маруша и спешила к тому, что теперь казалось холмиком. Потому что когда у тебя есть цель, все преграды и препятствия, все случайности и обстоятельства, все обиды и неудачи наполовину теряют силу. Потому что теперь есть куда лететь. А холмик вздыбился над землей человеческой фигурой в развевающемся балахоне.