Текст книги "Вторая попытка (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Если Вы не поверите мне сразу, то ещё несколько фактов о ходе грядущей войны:

Наше наступление в Восточной Пруссии начнётся успешно – будет одержана победа под Гумбиненом, но закончится оно катастрофой – вся Вторая армия генерала Самсонова будет окружена и уничтожена.

Англичане в Средиземном море упустят 'Гебен' и 'Бреслау', те придут в Константинополь, затем атакуют Севастополь, Одессу и другие порты Чёрного моря. В результате Турция вступит в войну на стороне Германии и Австрии.

В порту Пенанг наш крейсер 'Жемчуг' будет атакован и уничтожен немецким 'Эмденом'.

У мыса Коронель эскадра адмирала Шпее уничтожит эскадру адмирала Крэддока...

Всего этого, Николай Оттович, может и не произойти, если Вы поверите мне.

Не особо надеясь на понимание (ситуация действительно совершенно фантастическая), всё-таки позволю себе напомнить Вам, что многие из фантастических пророчеств французского писателя Жюля Верна сбылись. А почти два десятка лет назад англичанин Герберт Уэллс опубликовал роман 'Машина Времени'. Попробуйте поверить, что и это невероятное всё-таки возможно...

Александр Викторович Мурзин (Александр Васильевич Колчак)

Ну вот... Думал перед тем как писать про всякие 'яти' и 'еры', а в результате текст безо всяких них... Ладно – во всяком случае текст 'воспринимабелен'. Если русский конца двадцатого-начала двадцать первого века способен прочитать и понять то, что писали или печатали до реформы письменности, то и наоборот получится. Ну и аргумент дополнительный...

– Ваше высокоблагородие, – стук в дверь каюты совпал с голосом фельдшера. – Подходим к Ревелю.

– Спасибо, Фёдор, иду!

Солёные брызги, морской ветер... Казалось бы, что за три года срочной Мурзину должно было хватить данной экзотики до конца жизни. Неа – не хватило.

Когда его в военкомате распределили на флот – это был шок. Три года... ТРИ! Не два как у тех, что будут топтать сапогами землю, а не палубу. Кошмар!

– Не дрейфь, братишка! – ухмыльнулся матрос принимающий под своё начало команду новобранцев. – Три. Зато в ботинках, а не в сапогах!

Утешение слабое, конечно. Распределили Александра отнюдь не на крейсер – на тральщик. И уж походил он на своём 'Т-319' за три года немало. Даже в Суэц забирались. Так что по-настоящему солёных брызг он наелся досыта. А балтийские и солёными назвать смешно – слегка солоноватые, не более. Ведь Балтика по большому счёту – внутреннее 'озеро', в которое впадает неимоверное количество нефиговых рек. А с Атлантикой она соединяется узенькими датскими проливами. Ну никак не может Океан через них насытить Балтийское море своей солью...

Ревель... Ну это для Колчака 'Ревель', а для Мурзина – Таллин. Красивейший город от слова 'всегда'. Когда пару дней назад отсюда уходила Серегина яхта – все, кто был на борту, до последней возможности любовались уплывающей прекрасной 'картинкой'.

Сейчас Александр любовался 'наплывающей'. И тогда Таллин... Тьфу ты – Ревель!.. Да пофигу – он был прекрасен. Наверное сейчас на улицах погрязнее, серьёзно погрязнее, чем в начале двадцать первого века, но, всё равно...

Мурзин вообще любил прибалтийские столицы с детства. С советского детства – обе его бабушки проживали как раз в Риге и Таллине. Обе русские – просто им после войны предоставили место жительства там, откуда приходили сжигать их деревни каратели из 'Ваффен СС'. Иосиф Виссарионович принял немало неправильных решений, но вот в этом плане он поступил логично и, если данное слово применимо: 'остроумно'.

Сашка слишком залюбовался видом города с моря так, что почти забыл, что 'Пограничник' направляется в порт, в военный порт. К борту флагмана командующего Балтийским флотом.

'Рюрик'... Мощнейший из когда-либо построенных русских крейсеров. Один из сильнейших в мире. (Не считая линейных крейсеров, конечно). И очень красивый корабль. А красиво именно совершенное.

Сейчас предстоит подняться на его борт и пообщаться с командующим... Но, сначала нужно закончить все дела здесь, на эсминце...

– Василий Федотович, – окликнул старшего офицера миноносца Колчак.

– Слушаю, Александр Васильевич, – немедленно остановился пробегающий по каким-то своим бесчисленным старшеофицерским делам Дудкин.

– Прежде чем вас покинуть, очень бы хотелось лично поблагодарить моего спасителя. Не возражаете?

– Разумеется, – улыбнулся 'старшой'. – Боцман! Минёра Фомина сюда немедленно!

– Минёр Фомин по вашему приказанию прибыл, ваше высокоблагородие! – курносый и веснушчатый матрос нарисовался перед офицерами меньше чем через минуту.

– Зовут тебя как? – доброжелательно улыбнулся Колчак-Мурзин.

– Николаем крестили.

– Спасибо тебе, братец! Спасибо, Николай! Если бы не ты – меня бы уже рыбы доедали. От Государя награду за спасение офицера получишь само собой, а пока от меня лично... Держи четвертной! Извини, больше с собой нет.

– Премного благодарен, вашвысокобродь! – ошалел матрос – месячное денежное жалование нижних чинов было меньше двух рублей, а тут сразу двадцать пять...

– Жизнь, она подороже стоит. А не хочешь, Николай, дальше со мной служить?

– А вот извините, Александр Васильевич, – встрял Дудкин, – не отдам! Ступай, Фомин!

– Да я и не особо претендую, Василий Федотович, – ухмыльнулся Колчак. – Но предложить чувствовал себя обязанным...

– Простите... – на лице старшего офицера отчётливо читалось недоумение. – Предложить место службы непосредственно матросу? Минуя его начальство?

Тынц!

– Штирлиц, тебя раскололи и повязали. Ты лох, а не Штирлиц!

– А я на эту роль и не навязывался. Блин!!!

– Простите великодушно, – Александр попытался состроить на своей физиономии раскаяние. – Разумеется, я рассчитывал получить этого матроса только после согласования данного вопроса с вами и Владимиром Ивановичем, но раз уж вы так им дорожите – вопрос снимается. Вы не в обиде?

– Какие обиды, – улыбнулся Дудкин. – Но своего лучшего минёра не отдам, даже вам.

– Прекрасно вас понимаю. А откуда он, кстати? При мне его не было.

– С 'Громобоя' перевели. Неделю назад. Но парень – хват.

– Хорошо, хорошо, пусть служит у вас. Но, в случае чего прошу учесть моё к нему благоволение.

– В смысле? – напрягся старший офицер.

– В смысле: если дисциплину нарушит или ещё что-то в этом плане – взгревать вдвойне, ну а если ещё какой подвиг совершит... Тоже вдвойне.

– Не беспокойтесь, Александр Васильевич, – губы Дудкина снова растянулись в улыбке. – Обеспечу ему 'вдвойне' во всех смыслах. Однако, мы подходим уже. Извините!

'Пограничник' аккуратненько подходил к борту флагманского крейсера.

– Здравствуйте, Александр Михайлович! – поприветствовал Колчак командира 'Рюрика', поднявшись на борт.

– Рад приветствовать, Александр Васильевич, – не остался в долгу Пышнов. – Как самочувствие?

– В каком смысле?

– Да уже сообщили о вашем приключении, – во взгляде каперанга чувствовалась явная ирония.

– Ах, вы об этом, – как бы нехотя отмахнулся Мурзин в шкуре Колчака. – Всё в порядке. Где командующий флотом?

– У себя в салоне. Вас проводить?

Вот это было бы крайне кстати – своими силами Александр нашёл бы салон часов через несколько. Понятно, что где-то в корме, но как туда добираться...

– Если вас не затруднит.

Командующий Балтийским флотом выглядел... Ну, в общем, выглядел так же, как и на фотографиях, которые многократно видел Мурзин в своём времени: невысок, , мягко говоря лысоват, но вот глаза... Нечасто встретишь человека у которого из глаз так и 'прёт умом'. Описать это невозможно – можно почувствовать только встретившись взглядом с таким человеком.

– Здравствуйте, Александр Васильевич, мне уже доложили о вашем приключении, – Эссен доброжелательно улыбаясь протянул руку.

В голове Мурзина-Колчака немедленно всплыли из памяти сразу две цитаты: из 'Золотого телёнка': 'Проклятый телеграф повсюду натыкал своих столбов с проволокой', и из 'Гусарской баллады': 'Известно мне о вашем приключеньи...'

– Благодарю, Николай Оттович, – пожал протянутую руку Александр, – прилично в плане самочувствия.

– Ну так и замечательно. Я, признаться , слегка забеспокоился, когда сообщили – старый и опытный миноносник 'сгулял за борт' при резком повороте... А Меркушеву я самолично ижицу пропишу, можете не беспокоиться...

– Не надо 'ижицу' Меркушеву, – беседа начиналась категорически не так, как планировал Мурзин. – Подводники только учатся воевать. И пусть учатся. Учёбы без ошибок не бывает.

– Согласен, – Эссен выжидающе посмотрел на собеседника. – Но, судя по тону, вы не только это хотели мне сообщить. Не так ли?

– Не только, – собравшись с силами выдохнул 'Колчак'. – Ваше превосходительство, очень вас прошу не удивляться, но запечатать данный конверт собственной печатью, поместить в личный сейф, и не вскрывать до первого июля. И прошу вас дать слово, что вы его не вскроете до назначенного срока.

Конверт шлёпнулся на стол, и Эссен, ошалевший от тирады, несколько раз посмотрел как на сам конверт, так и на того, кто его доставил.

– Александр Васильевич, вы хорошо себя чувствуете?

Ну что же, вполне ожидаемая реакция.

– Вполне прилично. Спасибо! Ваше превосходительство, я прекрасно понимаю недоумение, которое вы испытываете от этой просьбы, но умоляю её выполнить. Ведь это никак и никому не может принести вреда, правда?

– Пожалуй, – задумчиво буркнул вице-адмирал.

– А для меня это очень важно. Прошу вас!

– Хорошо, но после этого вы дадите мне объяснения.

– Разумеется.

– Итак... – выжидательно посмотрел на Александра Эссен после того как лязгнула дверца сейфа. – Я жду, Александр Васильевич.

Вдох, выдох, поехали!..

– Я не Колчак, Николай Оттович.

– Вот как? – удивлённо приподнял бровь командующий Балтфлотом. – Тогда один из нас сумасшедший... Знаете, в своём душевном здоровье я уверен. Так что докторам придётся показать вас.

– Выслушайте, ваше превосходительство! Пожалуйста! Дайте мне хотя бы несколько минут для объяснений!

– Две! – взгляд Эссена не предвещал ничего хорошего. – И если ваши объяснения меня не удовлетворят, господин капитан первого ранга, то в дальнейшем вам придётся их давать докторам. Слушаю!

– Ваше превосходительство...

– Теряем время! – достаточно зло оборвал адмирал. – Давайте в дальнейшем без титулования.

– Хорошо... Я родился в тысяча девятьсот семидесятом году. Повторяю: В ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СЕМИДЕСЯТОМ. В будущем!

– Имеет ли мне смысл слушать вас ещё минуту? – скривился Эссен.

– Доказательства заперты в вашем сейфе. И вы дали слово не вскрывать конверт до первого июля, Николай Оттович. Дали слово!

– Продолжайте!

– Спасибо! Надеюсь, что вы не думаете, что я проиграл в какие-нибудь фанты на последнем балу и теперь должен так нахально и глупо мистифицировать самого командующего флотом?

– Нет, Колчак бы скорее застрелился. Дальше!

– Николай Оттович, вы читали 'Машину Времени' Уэллса?

– Приходилось. Хорошая книга... Что??? – Эссен вытаращил глаза. – Хотите сказать, что это на самом деле возможно?

– Я не могу вам ничего доказать пока вы не вскроете конверт. Да и тогда аргументы могут выглядеть неубедительными, но аргументы будут. У вас появится шанс мне поверить. А пока прошу подвергнуть меня аресту до первого июля по новому стилю. Потом – судите сами. Я уложился в отведённые минуты?

– Сядьте! – адмирал указал на кресло и, подойдя к иллюминатору, на несколько минут замолчал. Мурзин терпеливо ждал решения.

– Предположим, что я допускаю возможность вам поверить, – наконец заговорил Эссен. – Чего вы хотите?

– Николай Оттович, грядёт война. Долгая война, страшная война. В моём мире она закончилась для России катастрофой. С вашей помощью я надеюсь изменить её ход, спасти страну и народ от тех ужасов, которые их ожидают. Повторяю: прошу подвергнуть меня аресту и дождаться начала июля.

– Да? – неожиданно весело посмотрел на своего собеседника командующий. – Вы хорошо устроились, Александр Васильевич! Позвольте мне уже по привычке называть вас именно так – вы свалили мне на голову некоторую совершенно невероятную фантасмагорию, связали меня словом, и хотите отсидеться под арестом пока я с этим буду почти две недели жить? Чтобы я оказался в бедламе раньше вас? Нет уж, голубчик, теперь рассказывайте. Не менее часа рассказывайте – если вы сказали правду, то для вас это не составит труда, а если всё-таки лжёте, то даже самой изощрённой фантазии не хватит, чтобы не попасться на противоречиях в самые же первые минуты. Я слушаю!

Вот это да! То бишь, есть шанс? Выслушает??

– Знаете, Николай Оттович, – после десятисекундного раздумья решил Мурзин, – я, пожалуй, освобожу вас от слова, которое вы дали. Вскрывайте конверт и читайте. Орфография будет не совсем привычна – так пишут в моё время, но общий смысл поймёте.

– Да? – удивился Эссен. – Благодарю! Не премину воспользоваться вашей любезностью.

Несмотря на то, что в голосе адмирала сквозила открытая ирония, он подошёл к сейфу, открыл его, извлёк конверт... Было видно, что любопытство так и бушует в старом морском волке – конверт он распечатал даже до того, как снова запер дверцу сейфа.

– Действительно странно написано... А почему карандашом?

– Я плохо умею пользоваться перьевой ручкой – у нас давно уже другие.

– Ладно, подождите... – командующий углубился в чтение.

Для того, чтобы пробежать текст глазами достаточно было и минуты, ладно, учитывая непривычные в начале двадцатого века стиль и грамматику – двух. Но вот осмысление требовало времени... А осмысление явно происходило – не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела.

– Ну, предположим... – командующий смотрел на лжеКолчака отнюдь не по-доброму. – кстати, достаточно убедительно и не противоречит логике. А можно полюбопытствовать: Как и когда умру я? Если этого нельзя изменить, то не отвечайте.

– Это можно изменить, поэтому отвечу...

– Ещё одна оговорка, – забеспокоился адмирал. – Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще – приказываю молчать!

– Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ будущее. В моём мире вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому, очень вас прошу: что бы не произошло со мной – берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти.

– Стоп! – Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас...

– Александр Васильевич, я принял решение.

– Подчиняюсь ему без возражений, – наклонил голову Сашка.

– Вы отправляетесь под арест...

– Слушаюсь!

– Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче?

Да хрен его знает, где она...

– Не знаю, ваше превосходительство.

– Я знаю – там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь – вам сообщат.

Глава 3. Про Любовь...

'Лейтенант Бураков' доставил флаг-капитана на место. Вельбот с четырьмя матросами и мичманом подгрёб к деревянному пирсу.

– Спасибо, братцы! – поблагодарил гребцов 'Колчак', – Спасибо, Николай Евгеньевич! – это уже мичману.

– Хорошо отдохнуть, Александр Васильевич! – крикнул мичман с отходящего от пирса вельбота.

– Рад приветствовать ваше высокоблагородие, – поклонился встречающий на пирсе матрос.– Разрешите вещички принять?

Вещей у Александра было всего-ничего – пара портфелей, но если матросу не дать поднести... Да фиг его знает... Пусть хоть один поднесёт.

– Этот возьми! – Мурзин сам презирал себя в данный момент – ну не привык он требовать от кого-то выполнять работу, которую и самому сделать совсем не сложно.

Хотя на тральщике, в пору службы срочной, имелся у них мичман Чехлов, который даже килограммовую ношу считал перенести ниже своего 'звёздопогонного' достоинства, если в обозримом пространстве наблюдался хоть какой-нибудь матрос.

– Пошли, что-ли? – повелительно-вопросительно обратился 'Колчак' к матросу.

– Так только вашего приказа и ждал, – пожал плечами парень, и потопал по доскам пирса...

– Саня! – из-за подстриженных в лучших традициях Лувра кустов навстречу вышла женщина невероятной красоты. – Тебя Николай Оттович отпустил к нам? Надолго?

Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была 'сногсшибательной и ослепительной', тем более, что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей двадцать первого века не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами – она не ослепляла, она завораживала. Заворожила с первого взгляда...

Да и вообще никогда не понять, чем покоряют нас, мужчин, женщины. Ну, ведь не только своей 'анатомией', это точно – иногда видишь перед собой ну просто идеал, классику красоты, а ничего не шелохнётся в душе. А в другой раз – ну просто никакая вроде бы. Что по фигуре, что по чертам лица – ну ни разу не укладывается в стандартные параметры, но столько в ней женственности, столько грации, такая она гармоничная, что у любого мужика при одном только взгляде полное обожание на лице и непреодолимое желание обнять, прижать к себе и грозно зыркать по сторонам, чтобы больше ни одна особь мужского пола приблизиться не смела...

– Сааш, очнись! – жена подбежала и обняла своего мужа. 'Колчак-самозванец' не мог не ответить тем же. Господи, каким нежным и хрупким чувствовалось её тело при этом недолгом объятит!

– Здравствуй, Сонечка! Извини, что без предупреждения, но всё случилось так неожиданно...

– Что-то случилось? – отпрянула супруга. – Что?

– Ничего особенного, – попытался придать своей физиономии нейтральное выражение лжемуж. – Где Славка?

– Спят после прогулки. И Слава, и Маргарита. Ты проголодался?

– Нет, спасибо. Пару часов вполне себе обойдусь.

– Так что случилось? – на лице жены читалось нешуточное беспокойство. – И не надо меня обманывать, я не первый год за тобой замужем. Если бы 'ничего особенного', то твой Эссен тебя бы к нам не отпустил.

– Да... Стыдно сказать – свалился за борт при коордонате. И головой ещё при этом приложился. Вот на обледенелой палубе в Северных морях или в Артуре ни разу не поскальзывался, а тут... Извини, Сонечка, иногда амнезия теперь случается, так что не удивляйся, если чего-то не вспомню...

– Господи! – всполошилась жена. – Сейчас как себя чувствуешь? Пойдём в дом!

– Да пойдём, конечно, – Колчак поднял с земли портфель, стоявший поодаль матрос поспешил поднести ему второй. Его немедленно подхватила Софья.

– Дорогая, я себя уже очень хорошо чувствую, – возмутился Александр. – Уж два портфеля-то я донести до дома способен. Спасибо, братец! Можешь возвращаться на эсминец.

Дача совсем не напоминала то, что обычно представляют в качестве места отдыха 'Кровопийцев народных тех времён' – капитан первого ранга арендовал для своей семьи на лето одноэтажное строение в четыре комнаты: спальня, детская, столовая и комната прислуги, вернее, комнатёнка. Плюс кухня и санузел.

– Кофе будешь?

– Спасибо, родная, выпью, пожалуй. Ты со мной?

– Что 'с тобой'? – не поняла жена.

– Кофе выпьешь, – улыбнулся Колчак-Мурзин. – Составишь компанию?

– Конечно. Потерпи десять минут. Можешь покурить пока на террасе.

– Я не курю... Уже пять дней, – поспешил поправиться Александр, увидев удивлённое лицо жены. – Надеюсь бросить совсем.

– Саня, – супруга была просто ошарашена, – ты серьёзно? Выдержишь?

– Постараюсь, солнышко – не так это и трудно, оказывается. Я жду свой кофе и свою жену!

Пока Софья кулинарствовала, Сашка попытался попридумывать ещё хоть что-нибудь, чем сможет помочь Флоту и России в грядущей войне. И кое-что надумал: глубинные бомбы – идея-то проста как блин. Бочка с взрывчаткой и взрыватель срабатывающий при определённом нажиме. Технически, конечно, повозиться придётся, но, главное, принцип – и уже в первые годы войны эсминцы будут не просто палить по вражеским субмаринам совершенно неэффективными и дорогими ныряющими снарядами, а проходя над местом предполагаемого нахождения подлодки, сбрасывать на неё десятки, а то и сотни килограммов взрывчатого вещества, которое превратится в стремительно расширяющиеся газы на заданной глубине. И они шибанут гидравлическим молотом по пока ещё очень слабым корпусам немецких лодок...

– С кардамоном, как ты любишь, – вышла на террасу супруга с подносом. – Коньяк к кофе не предлагаю – рановато пока, но булочки Тереза Генриховна испекла сегодня чудесные. Ещё тёплые, попробуй!

Аромат от кофейника распространялся действительно очень приятный, и не совсем привычный. Ну что же – попробуем с кардамоном.

Оказалось на редкость вкусно. А булочки, хоть Мурзин уже давно весьма прохладно относился к всевозможным мучным изделиям за исключением просто хлеба, были чудесны.

– Саня, в самом деле всё в порядке? – обеспокоено посмотрела на мужа Софья Фёдоровна.

– Всё хорошо.

– Не скажешь по тебе – мрачный, задумчивый. Всё-таки в семью вернулся. Две недели не виделись. Мог бы хоть изобразить радость.

– Сонечка, милая, я действительно очень рад тебя видеть. И детей обнять не терпится, но не будить же их? И мы будем все вместе ещё целую неделю как минимум...

– Вот это-то меня как раз и удивляет в первую очередь, – жена пристально посмотрела на Колчака. – Я не первый год за тобой замужем. И если Николай Оттович отпустил тебя летом на целую неделю к семье, то значит, произошло что-то очень серьёзное. Что?

– Ну да, блин! – чуть ли не матернулся про себя Сашка: 'У тебя там не закрытый, а открытый перелом!..'

– Папа! – спас положение звонкий мальчишеский голос.

В дверном проёме стоял мальчишка лет четырёх-пяти, и спросонья щурился на летний день.

– Славик! – вскочил ему навстречу Колчак. – Иди ко мне!

Пацанёнок взвизгнул от восторга и затопал босыми ногами по дощатому полу. Несколько секунд, и он повис на шее у отца.

– Ну, здравствуй, сынок!

– Здравствуй, папочка, а когда мы поедем кататься на лодочке, ты обещал, что когда приедешь, то покатаешь меня! – никаких пауз в этой фразе не было, ребёнок выдохнул её за раз. Вероятно, 'оригинал' дал своему сыну слово по поводу морской прогулки при прощании, и тот ждал исполнения этой маленькой, но такой заветной мечты всё это время.

– Конечно, покатаю! – благо, что Александр прекрасно помнил, что рядом с пирсом, к которому приставала шлюпка с 'Буракова' имелся какой-то прокат лодок.

– Только после обеда, Слава, – вмешалась мать. – Покушаешь и поедем. Рита проснулась?

– Мамааа! – из дома в качестве ответа донёсся ещё один детский голосок.

– Ну вот и наша спящая красавица очи свои открыла, – улыбнулась Софья. – Пойдём к ней?

Маргарите Колчак уже минуло полтора года, то есть как бы говорить она уже начала, но несведущий человек в её языке разбирался с трудом.

– Ись – папа писёй! – радостно прощебетала кроха, вскочила в кроватке и, лучезарно улыбаясь, протянула руки к отцу. Что означало 'ись' Александр не понял, но немедленно подхватил на руки кучерявого ангелочка, который просто светился от счастья.

– Здравствуй, доченька, как поспала?

Просто удивительно, до чего приятно пахнут маленькие дети. Даже когда они едят не только молоко и прочие до невозможности диетические продукты. Колчак просто зажмурился от удовольствия, вдыхая запах детской кожи, когда прижал к себе девочку.

– Хассе пая, – мурлыкнула дочь, крепко обхватывая нежными ручками папину шею. – Пи-пи!

– Ну, тогда иди к маме, – протянула руки Софья. – Давай, давай! Папа никуда не денется, пойдём со мной 'пи-пи'.

– Папа! – просто удивительно как быстро меняются детские эмоции и выражение милых мордашек вместе с этим. Крошка, кажется, уже была готова расплакаться.

– Мне с тобой нельзя, доченька, – улыбнулся Александр. – Но я тебя жду здесь, обещаю!

– Добрый день, Александр Васильевич! Не ждали вас, – в дверях появилась достаточно миловидная женщина лет пятидесяти. Надо полагать, та самая Тереза, которая испекла те самые булочки к кофе. Говорила дама с лёгким акцентом, но настолько лёгким, что совершенно невозможно было понять, какой язык для неё родной – немецкий, польский и ещё какой-то. Явно не французский.

Рядом с нею на полу стояли две небольших корзинки, из которых торчало столько всевозможной зелени, что казалось, будто укроп, петрушка, лук, кинза и всякая прочая флора собирались устроить фейерверк из своих листьев и побегов. Явно на какой-нибудь местный рынок ходила за припасами...

– Здравствуйте, Тереза Генриховна! – рискнул Александр назвать имя. Не ошибся.

– Какими судьбами к нам?

– Неисповедимы пути морского офицера. Буду вашим гостем ещё как минимум неделю.

– Очень рада. Обед через полчаса. Ничего особенного не обещаю, но на ваших кораблях этим вряд ли угощали.

– Интригуете? А чем?

– Интригую, – улыбнулась в ответ экономка. – Поэтому не скажу. А где Софья Фёдоровна?

– Вышла с Марго по женским делам, – улыбнулся каперанг.

– Понимаю. Тогда вам, Ростислав, придётся помочь женщине принести продукты на кухню.

Александр, мазанув взглядом по корзинам, интенсивно захотел возразить, что пятилетнему ребёнку, пусть он даже и представитель мужского пола, ни одну из них не уволочь. Но сын, до этого времени молча державшийся за папину штанину, бодро затопал к Терезе, внимательно рассмотрел содержимое ближайшей корзины, цапнул оттуда пучок редиски, и гордо понёс его на кухню.

– Разрешите, остальное отнесу я?

– Премного обяжете, Александр Васильевич, – слегка удивилась 'домоправительница'.

Сашка понял, что слегка лоханулся в очередной раз – негоже хозяину помогать прислуге. Но, сказано – сделано, подхватил корзинки, и быстренько доставил их куда следовало.

А обед, действительно, не разочаровал: окрошка была восхитительной, и даже сквозь вкус зелени чувствовалось, что квас такой, какого ни за какие деньги не достать ни в двадцать первом веке, ни в конце двадцатого, а осетрину припущенную в белом вине Мурзин вообще пробовал впервые в жизни. Не разочаровался – действительно очень вкусно. Поначалу, правда, напрягся – сыну подали то же блюдо, но вовремя сообразил, что за время приготовления рыбы весь спирт выкипел до молекулы и её совершенно спокойно может употреблять любой ребёнок... Ну и клубника со взбитыми сливками на десерт. Да, на флоте вряд ли так покормят, даже в салоне командующего. Тем более такого командующего как Эссен – этот вообще из командного котла 'Рюрика' питался, что сказывалось и на качестве завтраков-обедов-ужинов всех матросов флагманского крейсера...

– Папа, на лодочке!.. – Ростислав смотрел на отца умоляющими глазами, он уже был готов к осуществлению своей маленькой детской мечты – переодет в матросский костюмчик с синим трёхполосым гюйсом*.

– Разумеется, юнга! – встал из-за стола Колчак. – Сударыня, вы с нами?

– Разумеется, мой капитан, – улыбнулась Софья. – Только сначала Маргариту уложу.

– Не беспокойтесь, Софья Фёдоровна, – вмешалась Тереза. – Ростислав Александрович мне сегодня помог, и ему очень хочется в море. Надеюсь, вы доверите дочь мне?

– Конечно. Спасибо, Тереза Генриховна.

*Гюйс – сленговое название большого матросского темно-синего форменного воротника с тремя белыми полосами.