Текст книги "Till Lindemann Messer (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Камедин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Камедин Вячеслав Владимирович
Till Lindemann Messer Вячеслав Камедин и Наталья Мордвичева Нож Перевод на русский

Till Lindemann

Messer

Вячеслав Камедин и

Наталья Мордвичева

Нож

Перевод на русский

Messer

Нож

Мёртвое море в моём теле

родило гавань

в одно и то же время на умирающей галере

причаливает жаворонок

с белым хохолком, чтоб наказать меня

и лучше бы я умер смертью страшной,

но только бы она со мной была,

чей клювик, как у грифа крючковатый,

а когти так остры, как сталь ножа

Она поёт, бросая якорь тяжеленный,

кораблик из бумаги пополам

кромсает лезвиями драгоценными,

кричит в холодных водах декабря

кораблик тонет, и не слышно песни

и потому ножей страшусь я больше бездны

Кораблик кровоточит из грот-мачты,

в груди у бабушки, когда ей светит солнце

в ночи... Есть кто-то там, кто вместе с нею плачет

мы ж, глаз дрожащих холод,

дрейфуем с ликованием голодным

в тяжелых бочках, несчастны и безызвестны...

она же делает, чтоб съесть меня, надрез глубокий,

и потому ножей страшусь я больше бездны

И если даже ночью солнце светит,

нет никого, со мною кто поплачет

ни здесь, ни там... нигде на белом свете...

Ich habe dich im Traum gesehen

Я видел тебя во сне

в светлой ночи на постели жесткой

бежал, кошмар же мчал вдогонку

ступни тяжелы мои, словно свинец

и страх своей сущностью пророчил конец

и кликал в желании и звал я в бреду

всех женщин с твоим именем в этом аду

и – знаю я, боже! – больше я не проснусь

почему поддается земля? Не пойму...

пальцы корёжит от холода в тине

как он ногой тогда и поныне

сильно в лицо бьёт меня -

изнеможение – мои пальцы кричат

наступает ожесточённо страх мне на рёбра,

вырывает трепыхание из губ, и свободно

завязывает узлом остатки жизни,

бросает крохи сострадания на праздник сей тризны

как победитель встал страх надо мной,

смеялся и рассказывал о тебе молодой,

как ты на алтарь покорно взошла

объединилась с теми, чьи ласкали уста

спаривалась пред моим влажным взором

я думал, что ты меня подождешь... И с позором

ото сна пробуждаюсь, и я... не в себе.

все же лучше бы умер во сне...

Drei Wochen liegt sie ohne Redung

Лежит она без движения уже три недели

на моём столе в стиле барокко

колом разрываются в брачном стремлении

раздвинутые нежные бёдра

Бегать глаза мои заставляет она

и я не могу взгляд удержать

пытаюсь поясницу охладить и опять

лекарство снова даю ей я

Мои руки вспотели, сырые уже

закоченевшим кажется всё тело её

Моцарт ушам помогает вполне

ибо она только слышать может ещё

Дёргание из точёного колена:

я фрезеруюсь вверх, я продвигаюсь ввысь

пар устремится в рот мне – вот тогда держись...

бельё не менял я уж третью неделю

И в этом случае позволю ей я не страдать

и будет между ног у неё всё красным,

но не могу я чистое надеть опять

и она засыпает под трели флейты прекрасной

Tod nach Noten

Смерть по нотам

В бедности родился,

к соскам свиньи припав,

впитав судьбы гнилое молоко

обоими ушами,

чем социум гнобит, суёт под нос устав

уж лучше постарел бы в прошлом я:

вновьнерождённым кричать не суждено -

Слава смерти!

Нет, всё же мёртвые блаженны,

раз околели, нотами обведены...

остекленели маленькие мысли

копается на дне у каждого души

вальс идиотов сочинив

давно уж умерший маэстро,

где сердцебиение – такт и метроном

по нотам отбивающий, когда мы все умрём

ImmunschwДche sehr positiv

Положительный иммунодефицит

Ей середина сорока,

на животе имеет шрам

от одного мексиканского мачете

пообещал жениться ей... вообще-то

как двум другим ещё шалавам

Разорван её парус,

Грудь акула-стерва искромсала

одним мексиканским мачете

наш плот – труп не отпетый

её родимого братца

Убегаем от шторма

и не умрём в лодке

благодаря одному мексиканскому мачете

мы плывем с проститутками этими

к погибшим от одиночества полного...

Ich sehe eine Sternenschnuppe

Я вижу падающую звезду...

освобожу чёрный маленький волос

из стада на моём колене,

в свой суп я его положу

что здесь есть теперь и что здесь будет после...

нет, ничего не будет, как было это прежде

Хорошая кислота плеснула, ты

чуть изменилась как-то сразу:

и только жесты дикие, и только грубые черты...

моя любимая, моя ты дорогая,

я пыль с картины этой до конца впиваю

Разорванный старенький парус – твоя плоть

бедная душа в свободном парении

кожа – комья глубоко вспаханной земли бренной

ручки без ногтей на пальцах, засохшая кровь...

Что здесь было и что это дало? Без сомненья,

слишком поздно для жалобы смиренной

Viva Andromeda

Да здравствует Андромеда!

(1)

Моя армия стоит в сверкающих доспехах

ах, десять тысяч розовых, нежных грёз,

украшенных лентами, флажками. Сам на белой

я лошади отважный пилот,

пионер в рассвете славы,

не ведаю ей горизонта я.

Здесь флот мой ждёт сигнала

который дам я, пожалуй, для

того, чтоб осрамить заветного врага!

Всё завоёвываю без всякого разбора -

в сраженьях лишь победы скорые я множу!

все боги мне всегда покорны

и в бранных доблестях, и на любовном ложе.

Их эхо радостью гремит,

в полёте отнимаю у врага

всё нажитое им добро и даже жизнь,

чтоб одарить тебя богатством сим сполна...

Но только мне позволь, благослови на дерзкие дела.

И бился в жуткой схватке я с драконом,

и самые искристые у аспида были глаза

на тучной голове. Кольцом теперь нескромно

с его зрачком унизан палец у меня

как обещание, что будешь жить всегда

возможно под моею кровлей.

И только кровь его однажды тем была,

что запечатало твои уста, подобно крыльям

той стрекозы, для моего они ведь только рта!

Не стал купаться я в кишках его окаянных,

лишь после, словно бледное обернул полотно

искусно вокруг твоих бёдер стеклянных,

которым нужна так защита и ночью и днём,

и с каждым ударом томительным сердца

И я в одиночку в тебя направляю теперь

башню желания, камень за камнем, так нежно

страстных желаний земных до космоса вечных

Ты же позволь мне, любимая, только поверь.

Я могу тебя видеть, моя Андромеда!

Ты никогда не была так близка, как в эти лишь дни

Здесь и сейчас на моих глазах чудо рождалось и зрело,

и торжество праздника стремительно мчит!

Будет моею судьбою белая лошадь,

трубы гремят надо всеми шатрами полка,

провозглашают победу на все времена,

но снова пустуют и ярус и ложе.

Темнеет так быстро, хоть ночь ещё не пришла.

(2)

Остаётся один лишь мне год и только два дня,

чтоб описать, что со мною происходило

ничто не исцеляет боль обмана, и я

коварно зализываю на ранах нарывы

домой вот теперь тащусь, хоть нет мочи.

Небеса цвета коричневой ржавой брони...

Сломанные копья украшают, точно хохочат...

единственный трофей -

улыбка твоя в пыли...

И корона не может осветить уже путь

я так устал, как и моя незрячая вера

и все воины погибли мои. Не осталось ни чуть

сил собрать новую армию

на бранное дело

Zum Sein von schlechten Eltern

О плохих родителях

Я ненавижу твоего отца:

его толстый живот и пухлую рожу,

обвисшие, дряблые окорока,

твоей матери телеса тоже...

Вырвали терпение груди

в ночи, полной красной плоти,

опустились перед женитьбой и под

сухое шампанское зачали сыночка -

бесстыжих глаз и дым неймёт

Яичники мамаши и постель с клопами

залились спермой вмиг:

справляли грязный праздник папа с мамой,

невеста милая

и классный молодой жених...

Он корчился от боли в жирной грязи,

следы теряются его возле пруда,

Я видел, как несли его с лопатой дяди...

Мать заболела на стадии, когда

зверёныш поздно слишком отсосался

и брошен был пылинкой бытия.

И воду мне в глаза, зим эдак двадцать

спустя, я отравляю тобой себя,

гнилой плод чресел пленённый

И день и ночь не ведаю покоя я,

ведь я лишён навеки избавленья...

Nebel

Туман

Когда туман поднимается с полей,

я кожу разрезаю себе,

две нити под ключицей, и вскоре

оставляю внутри белое море

Выкалываю глаза себе, и мой дом

совсем без окон,

и череп прекрасный я свой забиваю;

идёт тогда снег и мой мозг замерзает

И мелко я режу грудь для услады;

и дождик идёт, и сердце печально

становится мокрым, я толстые вены открываю свои,

букет красных слёз тебе подарив

Я режу, как лист бумаги, кусками

каждый день себя, создаю оригами:

кладу тебе часть на лоб, на лицо...

в мозгу твоём топлю её

пока я крошечный и совсем маленький

в теле твоём протягиваюсь

Я поднимусь на твою грудь из глубин

и мне самому покажется вид,

через губы, где должен ползать змеёй

чтобы мог целовать язык нежный твой...

Родимое пятнышко на ножке твоей

должно стать моим маленьким островом,

маленький шрам будет гнездом мне

я крепко держусь за твои, милая, волосы,

когда ты оденешь это бледное платье

и когда ты читаешь сказку эту, плачу я...

Meine Mutter ist blind

Моя мать слепа

Бежали рука об руку розацеа и акне

по коже нежной моей

по никем не тронутой стране,

уничтожая весело её в огне

Отец мой разговаривал со мной:

"ах, милое дитя, я полагаю, что

сейчас и здесь тебя возьмёт в мужья

уродливая женщина или совсем слепая"

И в зеркало я не смотрю,

я факел на лице ношу,

но не один я, хоть и одинок

акне и розацеа со мною весь мой срок...

Auf dem Friedhof

На кладбище

Когда отец мой ещё был жив,

рассказывал охотно он одну военную историю:

осколок гранаты через кафтан в его спине прошёл,

застряв меж дисков в позвоночнике

и не могли его никак оттуда удалить

шрапнель с годами меж плеч перекочевала,

мешком огромным гнойным обросла...

и я устал от поисков до тошноты,

но эту штуку до сих пор я не нашёл

Auf dem Friedhof (2)

На кладбище (2)

Нашёл

большой кусок металла

чёрный весь,

ножом перочинным из себя достать стараюсь,

чтоб снова стать хорошим человеком

Но вот рассказывали, вскрыли роженицы одной могилу

и ужаснулись, пришлось опять зарыть

Andacht

Благоговение

Кто на юг плюёт и свой плевок

созерцает точно Кандинского,

хочет море извергнуть наверняка затем,

тот ничтожен, но... не так, как вот я единственный,

что засовываю в рот кроткий свой язык

мягкий, нежный, словно грудь миленькой кормилицы

и луна бранит свой серп,

тихий свет, чей у жнеца обязан просто быть,

облако за облаком, когда туман спускается,

половина звёздочки в куске филейном ярость всю

держит и становится к ночи страстной пассией,

и густо-густо пахнет кормом вновь для кур

Durch dick und dЭnn

Сквозь огонь и воду

Дует любовный ветер слабый,

целует мужчина даже жирную бабу,

душа же в воде лежит глубоко,

и женщина отвоёвывает и берет всё

Ты молода

а я симпатичен,

у меня мягкая кровать до неприличия.

Нуждается в гавани корабль каждый;

почему со мной спать ты не жаждешь?

Я не молод

ты не мила;

я уродлив, а ты толста,

но все же в бурю любой будет хорош

завтра отлежишься, в норму придёшь...

Ich weiß

Я не знаю

почему я поздно встаю,

почему я так рано спать иду -

по приказу собственной души,

уединённый с усердием большим

так живу я уже много лет,

для носилок ещё ведь юнец,

хоть и сбродившее наполовину вино,

на одной ноге тяжелый я стол

и не рыба я и без водоема

молодую руку держу я охотно,

но юная кровь не заглядывается уж меня -

нет пули, мол, в стволе у ружья

довольствоваться старой плотью лишь должен -

изменять со своею жёнушкой пошлой

старость дремлет каргой на висках,

покупаю я счастье себе в приморских портах

не красив кто, тот должен красиво прожить,

красотою судьба меня не смогла наделить

HДßlich

Уродливый

Ох, не может видеть ни одна душа

за моим `не`ликом,

как шумит прекраснейшее сердце

Ах, ветер шквальный убери и дикий:

бесполым сотвори меня, безбрежной сделай плоть,

как море, в котором не ходил еще ни один корабль.

Коснись меня скорее! О, мой Господь!

своим плевком, божественным каскадом

на заколдованное моё лицо

я помолюсь Тебе, не смея к небу устремиться взглядом:

О, Господи! Красивым сделай Ты меня!

страницы Библии все обслюнявлю и оближу всех мух с креста

и нечистотами всех грязных ангелов я столоваться буду впредь.

Моя душа – Тебе мой скромный дар

за малость прелести на роже, чтоб иметь

возможность пользоваться ею ради наслажденья:

великолепных соблазнять красоток,

милых нимф,

которые касаются только им подобных...

Дай это мне, молю, и, Всеблагой, прости

мне то, что я хочу их всех без исключенья!

Endlich

Наконец-то

Через зной и горячку ливней

блестящий свет мне греет лоб

я вас нашёл, вы – благородные дарители,

протягивающие жезл мне царственных особ

Смеюсь теперь я, если вы изволите,

и ем, когда вы голодны,

и пью за ваше лишь здоровие

и сладко вам пою, как могут петь льстецы

И я такой, каким хотите видеть вы

Уж скоро я, как жаворонок, высоко

взлечу над полем чистым, над лугом поднимусь,

где разнотравье пряное живёт своей тревогой,

где влажными коленями трамбуют мягкий грунт

Большим серпом я пожинаю урожаи

и мёд струится под моей стопой,

чтоб голод утолить мой жадный,

крадущий на ходулях плод

Так поднимаюсь я, как жаворонок высоко

немного краски и бумаги лист,

и из кишки выскальзывает что-то

ты можешь все здесь замыслы постичь

и даже сострадание для честных идиотов

Карманы наполняю и желудок спешно,

освобождаю ваше бытие теперь

еще немножко, с каждым ударом сердца,

чтоб мог, как жаворонок взлететь

И наконец, готов я для того, что важно мне

и даже позабыться в величайшем сне

И я такой, каким хотите видеть вы

Ich will Meer

Я хочу море...

это были лучшие летние зори

мои. С проливными дождями и огромными лунами

с чёрным ковчегом со зверями разумными

и с одной девушкой. Улиток она

в свои бледные руки брала,

боялась падения листьев и шороха трав,

как брошенный щенок средь высоких дубрав,

подслушивала перекличку тревожно ветвей,

с опаской глядя на очаг болезни своей

Я извлекаю рак

из груди девушки этой и махом

сажаю его на спину свою

и мы с ним несёмся потоком в струю

крови, саркома время потеряла тотчас,

море же было дружелюбно для нас

и вещую вдруг узнал он звезду

И он лёг на гнилую пустошь,

чтоб умереть, и лисицу подобрал и бросил тут же

в небо, которая поблагодарила за это цветами

погоды, а волны несли песок на уста и

солнце остановилось, и руки держал он перед лицом.

Это было в ужаснейшем месте. Я полз

по грязной простыне русла реки

и желания цвет был добру вопреки,

потрескавшийся, как бабули ступня.

В благодарность девушка та... нет, не целовала меня,

но я нашел успокоение сна...

С моих глаз опустились бабочки-капустницы

в высоких колосьях сновидений искуснейших

ночное дитя принесло мне огня,

но сон мне прыгнул на плечо и о снах

безудержно мне рассказал,

как тогда я в море бежал.

В жизни моей это было самое долгое лето

я находил рыб в лужах солнцем прогретых

и относил их девушке нежной,

она раздевала их очень неспешно

и к другим аккуратно укладывала,

что не тонут в воде и не плавают...

Я хочу море

Tanzerin (2)

Танцовщица (2)

Весь танцзал её ароматом пропах

моё сердце пред ним смиренный лишь раб

ударило в голову, мутится мой мозг

и над своим лбом взметает даму танцор,

но вдруг – зал весь замер! – танцовщик упал...

и барышня та тотчас умерла

изящество сломано, как и головка её...

жаль, образа счастье было так коротко...

MДdchen tot

Мёртвая девушка

Здесь лежит она теперь

жёсткая, как доска

под кроватью, не оставив даже чемодан

лежит, такая холодная на краю леса

убитая собственноручно и без света

её прекрасные глаза

не будет снова ей семнадцать никогда

Sautod

Свинская смерть

Я в горячке уже несколько дней

охочусь на самку оленя, и мне

плевать, в засаде готов просидеть до утра,

чтоб под лопатку пуля вошла

А самка, запотевшая сильно, видать,

скоро отелится, и ей тяжко бежать...

но должен ли я отступить?

В деревья нет смысла палить

Самка приходит на стройных ногах,

греется на солнце она в камышах,

оставляет хорошие следы в перелеске,

пятна на шкуре блестят... в прицеле

Хвостик вздрагивает, вертится ужом

Выпрыгивает из чехла вертикалка-ружьё,

но лишь мох сбиваю с рогов

Ровняю мушку и целюсь я вновь...

Почувствовала дульную силу тогда,

и красного пота из её колена струя...

я выхожу к месту для приманки,

трублю об окончании травли...

Из вульвы её капает жир

свиной, я трублю об окончании игр

брачных, отпихиваю в сторону с силой

и бью грубо по спине прикладом бокфлинта

3 x Fisch

3 x рыбы

Она была простою продавщицей рыбы,

а он не мог терпеть морепродукты,

но каждый день хотел её увидеть,

и кошку приобрел, чтоб рыбу покупать поштучно...

она смеялась, когда он бормотал о чем-то,

и шла... скорей всего из жалости к нему.

он замолкал. А дождь стучал об зонтик,

уныло предвещая тишину...

она рассказывала о своём больном папаше,

какие-то иглы там в черепе у него,

что скоро тот помрёт...

а он всё думал, как же

хорошо, что дождь идёт...

да, вот бы навестить жены могилку надо -

боялся, что водой зальет....

Она была простою продавщицей рыбы,

а он не мог терпеть морепродукты,

но всё таскался в магазин уныло,

чтоб кошку прокормить... И будто

к нему присматриваться женщина вдруг стала,

а он не верил... делал вид, не замечал...

поужинаем вместе, выпьем чаю? -

всё робко спрашивал... А дождь об зонт стучал.

она рассказывала о "своём великом горе":

что, мол, иметь детей не может...

а он всё думал, в супе не хватает соли...

да, вот как хорошо, что за окном сегодня дождик.

Она была простою продавщицей рыбы,

его уже тошнило от любых морепродуктов -

и кошка сдохла, и больше нет и смысла -

но каждый день он покупал, как-будто

был должен показаться на её глаза...

она о чём-то спрашивала по пути к нему.

а он молчал. А дождь об зонт стучал,

уныло предвещая тишину...

она рассказывала о престарелом муже,

мол, как у рыбы мягкие кости у того,

мол, что измучилась с ним жить – какой же ужас...

мол, развелась бы...

но тот владелец столярной мастерской...

Der alte Mann trДgt ein Brett

Старик несёт доску,

дружелюбно улыбаясь,

запирает комнатку,

свет и вентилятор выключает,

трещит какой-то незримый зверёк,

и так хорошо, хоть и дождик идёт

насекомые попрятались в щелях

и только всё видит один лишь сверчок.

старик думает, закрывает глаза

и нюхает её деревянное тело

он целует её,

свой нос под её подбородок суёт

она пахнет прелой

рыбой, супом, руками его...

её ягодицы обхватывает этот дед

он скрещивает руки...

долго её на руках качает

но уронить он может её,

ведь тяжела она для него,

сил не хватит чтоб удержать,

и ищет опору надёжную,

на что положить, чтоб опять проникать...

и темно, но увидеть возможно

очертание машины, подобной столу

он несет её в ту темноту осторожно

туда, ближе к сверчку, и бросает в углу

на холодный металл

он хочет за волосы её ухватить

сверчок истошно вопит

старик включает пилу и яркие лампы

и вдруг поднимается девицы рука

над столиком верстака...

и пахнет при этом,

рыбой пахнет

Ich hДtte Kerzen angebrannt

Я бы свечи зажёг,

но выронил из руки уголёк

и поднялось чудовищное пламя,

и волосы твои огнём объяло

лишь маленькая лодка в пылком море,

и нет пожарных и нет земли на окоёме...

Unter Vollmond und Girlanden

Под полнолунием и под гирляндами

галлюцинация взошла багряная,

выскочила из моего скальпа,

упала, хрюкающая на мою поясницу,

увязалась за мной...

и хочет со мною схватиться,

но бледнеет в своем же зловонии,

и сбрасываю я это хитросплетение агонии

наземь, пусть разобьётся, к чертям, вдребезги!

Нужно спешить – приложиться и вычистить

ртом эти осколки фантома,

плюну в лицо своё ими потом я,

чтобы умер тот, кто мне грезится...

Abgewiesen

Отвержен

Её зола в моей руке трепещет

по ветру сею на прекрасные луга

так бледно светит солнце нам ночное

и семя падает в траву моё густое

соединяясь с пылью её тлена, и она

моя теперь сейчас и навсегда

Großmutter

Бабушка

Я лежу возле тебя на ноге

в ковчеге смерти – на тахте

никак ты не успокоишься!

я вижу, ты почти уже покойница,

но меня трясет от скуки

я связываю бельевой веревкой тебе ноги-руки

я обязан любить тебя до самой смерти

должен жир твой наверх подвинуть прежде

потом я лягу на кожу твою

передразнивая в такт кричащую громко тахту

и затыкаю чрево скоро

плотно морщин горстью

в кровь стёрты копчик, спина

и что-то выпадает из твоего рта

никак ты не успокоишься!

зашиваю рот и глаза, как заправский закройщик я

нос, от дыхания сухой

закрывается прищепкою бельевой

тебе совсем ничего не осталось

ты вынуждена быстро умереть – такая лишь малость...

твоё сердце ударяет слабо

моё сердце ударяет громко

жизнь выпрыгивает из оболочки, как из обломков

таким образом, я хочу вплоть до могильной плиты

быть внуком послушным, любимым твоим

Guten Morgen

Доброе утро

Он с постели встал пораньше,

в ванную пошёл

долго в зеркало смотрелся

вены вскрыл потом

умирать под стол свалился...

Девушка сказала, слишком

стар он для неё

So hat das Kind in Not gelogen

Ребёнок вынужден был соврать,

но они переломали ему колени на куски

вырвали изо рта

с нёбом его язык

из пищевой дыры

выдрали и вокруг хребта

обмотали, чтобы за семью печатями был,

чтобы не мог мускулом этим болтать

Глянь, маленькая девочка на костылях

носит нарост на спине, на плечах,

цветущий розовым, как миндальное древо,

на нём кожица – слогов бранная пена

уж скоро измучают её юный рот

и голос в связках девичий умрёт

благо, искусство слов так обманно...

а ребёночек будет уж славным,

послушным, и бледными ручками

удавит себя, жутко мучая...

Fernweh

Страсть к путешествиям

Опилок пригоршня

и ворона на крышке

я сам себя выкопал

из глубокой могилки

Лепестков роз пригоршня

дождит в яму глубокую,

поют там: Ах! снова приди же!

совершенен приход мой

Орда обезьянок диких

на чётках неистово молится,

нож из ножен вытаскиваю с криком,

ибо жирная крыса жрёт меня

На плече с вороном чёрнокрылым,

поющим в крысином зобу,

у тебя от страха дрожат поджилки,

а я чавкая жру её требуху...

Nele

Неле

Не делай это!

не трогай то!

обжечься можно потому что

не делай этого!

ах! оставь!

это больно, ты будешь плакать

Пищу может есть,

которая испорчена

и не обращать внимание на плесень

и на вонь

и из треснувших ранок лижет огонь

и знаю ведь, что в конце концов заболеть может

уследи, пожалуй!

Ох! Не делай!

Ах! Оставь это тоже!

Боюсь за тебя до скрипа зубов,

Но родительский мой урок не идёт тебе впрок

и всё же, ржавчина на шкуре моей

для тебя пусть станет золотом и серебром

Моё дитя, чтоб не случилось никакое горе у тебя

я б жрал дерьмо

я пил бы гной

посеребрить позволил зад бы свой

тебе серебряных чтоб кукол покупать

Уследи, пожалуй!

Не делай это!

Ох! побудь на месте!

себя ты береги, не мёзни – знай:

болезнь придёт сама

только Господь лишь смеет коснуться тебя

и даже тогда я буду возле тебя

тогда я буду возле тебя

буду возле тебя

Nele (2)

Неле (2)

Любимое дитя, не плакать позволь мне,

прощаю своему я слабому рассудку,

который смеет сердцу вновь перечить,

что так хотело бы, чтобы сейчас была ты возле,

и целовал бы лоб твой чудный

моя любовь к тебе чиста и вечна

златую рыбу спрашивал в ручье я,

цветы на радужных лугах,

свободных птиц и сказочных жуков -

все обещали, обмануть не смея:

взойдём на небеса и для тебя

ярчайших тысячу свечей зажжём

и если жизнь твоя плоха, и если ты угрюма,

тебе необходимо лишь закрыть прекрасные глаза

я буду день и ночь, не прекращая, о тебя лишь думать,

чтоб уступала свету темнота всегда

Pappel

Тополь

Думал, что так будет всегда

я смогу облизывать твои листья

на коже твоей не замечать года

во множестве складок укрыться

Как в море летнего ветра кровь

твоя улыбка в голубом небе

не догадывался, что в миг тот

я в глаза беде глядел

Пробудила гром она,

и мы тайные знаки узнали

они ездят с распущенными волосами

верхом и метут по земле бородами

Из центра молния взвилась,

которая дважды тебя уж поражала,

язык вонзила в лоно так,

что вдруг оно сломалось

Ах, если б я имел топор

мы бы легко сбежали

ты ради меня пожертвовала собой

я знаю, они бы ведь меня поймали

Горе свирепствует. Как идиот

я слышу, как в лесу кричат они

Ах, что же я без тебя? – скажи

уж лето не наступит вновь

Я думал, что так будет всегда

твои облизывать листья

думал, так будет ныне и присно...

так много складок, чтобы укрыться

Mißfall

Выкидыш

Если покраснеют ореолы сосков,

то женщина станет ходить с мертвецом

половина зверёныша потонет в кишке,

другая, как обугленный комочек, в руке

врача, который сделав аборт,

вырвет этот нежеланный приплод,

отца, которого знают лишь братья -

по всему телу как зверёнок косматый,

лакомый кусочек для своры собачьей

Больная женщина плачет и плачет в ночи

этот мёртворожденный ребёнок третьим уж был,

уже разложившийся... О! Боже, как крик ужасен её!

Безжизненно упала на колени... Нашёл?

Нашёл своё небо под стылой дохлятиной

короткое счастье жратвой для дворняги быть

Больная женщина кричит и кричит в ночи,

сыновей зовёт в мёртвой тиши...

Absicht?

Умысел?

У меня есть ружьё

я его зярядил

один щелчок

и кровь из твоей головки ручьём

я увижу это сквозь дым

И вы постучите вдруг в дверь

меня поймаете, но что

могу поделать я теперь

оно же жахнуло само!

Da saß es

Там сидела

одна скотина на холодном песке

всё умирало, сама смерть была при смерти

мёртвый месяц глядел на воду в тоске

сам себя убивая медленно

свет ночной кричал в темноте

кипятил нептуновых отпрысков

Луна, заткнув отверстия все:

рот и нос, – так отвратительно

смотрится

Там сидела

та самая скотина с белой спиной,

охраняя последнюю воду

заполучила волосы и надежду... Песок

так был стар, как вселенная

она позволила любоваться собой,

подле лежать, стерегла всё, бессонная,

и ждала, не моргая, заалеет восток

с маяка сигнал подавая

возводила сады, отдавая порой

детские пальчики, да утопленных кошек хвосты,

что украсть не посмел ни один наглый вор,

увидев в лесу на стволе договор,

где она расписалась

за сводную сестру

TДnzerin

Танцовщица

Я видел прекрасную танцовщицу

её упругие бёдра продувал мистраль

ноги от ушей... нет, от ресниц и

для моей молитвы на ночь алтарь

Бёдра тяжелы, однако, без шкварок

задница упругая, как у коня,

могла подтолкнуть в высоту её жарко

и целовала серое небо тогда

Она сломала себе шею надвое

и на тысячу крошек сердце моё

последний вздох прощальный, жалобный

благоухал, как лес садовых цветов

Плечом к плечу пташки порхают

из этого леса в кромешной тьме,

последнюю песню спев, словно зная,

моё сердце заржавело на могильной плите

Её конечности скоро будут бледно-синими

но ещё робко дышит солнечный свет

пока тяжёлые бёдра ещё не остыли

любить и останки могу, отвергая запрет

BДume

Деревья

Что манит нас под дикими деревьями?

боль обитает под дубами там

держись подальше от их снов... вот, медленно

крадутся из-под корней всё ближе, ближе к нам

Лежит калека под плакучей ивою

обоих ног поломанные кости

ручей на пену ржавую глядит с обидою,

её подругой ледяною быть он хочет

Лесоруб лежит под белою берёзою

обоих ног поломанные кости

деревьями был слишком очарованный,

чтоб их рубить, поэтому ударил свои ноги

Подкидыш у старенькой ольхи лежит

обоих ног поломанные кости

упало деревце; прошелся жуткий вихрь

не одинок он больше

Под старой и подгнившей липою

моя любимая лежит

остановилось сердце под корою стылою

она уже почти что спит

Что манит нас под дикими деревьями?

подслушать можно говор птиц...

но там, позволено всё это где,

бьют ангелы крылами у границ

Fausthaus

Дом Фауста

В час заветный каждую ночь

касается мальчик сна

лошадку подводит к губам свою

и я за уздечку веду скакуна

Жеребчик ретивый, чистых кровей

как и хозяин его благороден

в лучшей конюшне ел корм из яслей

дрессурой своей бесподобен

Малец отвергает мою похвалу

разгоняет тихонько стыд по углам

срывает с этикетки за звездою звезду

и кидает их в скакуна

Передо мной конь встает на дыбы

мальчонку обуревает конфуз

и уж пена стекает по коже ноги

на конька верхом я сажусь

На боках румянец мартовский спит

его спутанная грива влечёт

показывает, что душа моя таит

там, куда женщинам закрыт вход

Ich legte meine Angst in Ketten und gab ihr den Brief

Я посадил свой страх на цепь и отдал ей письмо

она же усмехнулась томно,

показывая зубки.

Вишнёвое дерево цвело... она ушла... ушла назло...

и дни посыпались, как звёзды с небосклона.

А я смотрел во тьме,

я взглядом целовал,

но предо мной была лишь пустота.

Она с девчонками стояла в стороне...

созрели вишни на том дереве уже...

и жёг скворцов бумажных в ярости тогда.

И прыгнула в ладонь мою она и песнь прекрасную запела,

ужасен только был её припев:

"письмо я не хочу читать,

приятель твой красив лицом,

и так хочу о нём оговориться..."

Я света белого лишился тем же днём,

вдруг приоткрылись у меня глаза, и понял я, лишь только мнится,

что красота как-будто для таких как я...

И вычесал я ржавчину из реденьких волос,

её симпатия швырнула в душу якорь,

и снова потемнело,

и карлик появился и заговорил стихами:

Увы, но горю твоему не в силах я помочь,

я тоже был в ряду влюблённых дураков,

и вот скажу, она должна нести за это наказанье...

...по-настоящему радоваться больше не хочу...

Обязан ты принять мучения в огне,

чтобы ангелы восстали все из пепла

Я подошёл к зеркальному стеклу

и в отражении убил вдруг друга детства.

Затем засунул пальцы ей в глаза – я ждал три года и три дня,

и отдал ей письмо,

она вновь томно усмехнулась,

на ощупь мою руку в пустоте нашла

присела на нее, забился шёпот у моих небритых щёк:

ты прочитай его ещё, пожалуйста, разок...

Tot singt

Смерть поёт

Тихо-тихо буду я ширкать

о твои поры свою диадему

на кусочки разрезать хочу свою шишку

надетую на тонкую ветку

медленно пробуравить твою анальную дырку

тихо-тихо коршун уже отдирает

от своих когтей кожу мошонки

твои жирные яйца будут сейчас

висеть около моих ушей мёртвых

тихо-тихо холодный плод

сосок от груди отрывает

потом я потужусь, чтоб

прямо в глотку тебе нагадить

тихо-тихо рыдает дитя

покинув погребальное лоно мамаши

но если вы уже мертвяк,

быть трупом суждено и дальше...

Mein gutes Schiff

Мой славный корабль

в большом плавании

нашёл погибель свою

по воле случая штиль кораблю

не давал отвернуть от водоворота

к верху брюхом суждено ли мне роком?

и страх уже проникает везде

штуртросы и якорные порваны все

оснастка истерлась; давно

сбежали и крысы и вши. И матрос

один вздёрнулся на рее,

другой выпрыгнул за борт. Слабея,

выбрасываю я остатки надежд

изрезать себя, да жалко лезвия нет!

я бы мог разделить эту боль на куски...

но судьба оставляет себе ещё миг

и вокруг нет ни единого острова

на айсберг я встану до страшной поры

и погибну в страданиях вскоре я

Der Tod

Смерть

это король

могущественный и

единодержавный

с королевой

но без преданной стражи

и качается между ног

алебарда точно челнок

и если он дороги не ведает

вправо, влево

маятник указывает направление

ибо сам не может принять решение

Мое сердце – солдат

оно марширует в такт ударов собственного барабана

и целует разгул урагана

во владениях её Величества

королевы

нижняя земля была некогда государством

теперь же корона пустая монарха

король шепчет клинку об измене

маятник указывает направление

вправо, влево

ибо сам не могу принять я решение

Смерть – это король

могущественный и

единодержавный

резь в животе в нём на сносях

вскоре бросит мальчиков во время как в пашню