Текст книги "Скорпион"
Автор книги: Вячеслав Сукачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Вячеслав Викторович Сукачев
Скорпион
I
Когда метель закончилась и встало над селом мутное далекое солнце, все увидели, что домишко Нинки Безруковой засыпан по самую крышу, а из трубы жиденько вьется синий дымок. Собравшиеся мужики несколько раз обошли Нинкино жилье, осмотрели со всех сторон, но никаких входов-выходов не обнаружили. Тогда Володька Басов полез на крышу и начал кричать в трубу. Но и из этого ничего не вышло. Володька только дыма наглотался. Мужики посовещались и решили откапывать.
Серега Безруков тут же стоял, небрежно сунув руки в карманы полушубка. Он внимательно следил за всеми действиями мужиков, презрительно усмехался и щурил свои продолговатые, по-женски красивые глаза.
Когда лопата первый раз сухо скребнула по двери, Серега переместился поближе и закурил.
– Эй, Нинка! – закричал Володька Басов. – Жива, что ли?
– Жива, – донесся приглушенный Нинкин голос.
– Сейчас откопаем. Не гоношись.
Серега Безруков сплюнул окурок в снег, постоял еще немного и пошел по улице, переметенной высокими сугробами. Уход его все заметили, особенно женщины, и тут же посыпались шепотки, догадки, предположения.
Нинка вывалилась из двери, как из берлоги, патлатая, в одном платье, в тапочках на босу ногу. Чмокнула в щеку Вовку Басова (Басиха нахмурилась и полезла ближе к мужу), засмеялась, еще кого-то поцеловала мимоходом, расплакалась и упала женщинам на руки.
– Ну, будет тебе, – нестрого ворчали бабы, – будет, Нинка.
– Ой, горюшко, – застонала со смехом и слезами Нинка, жадно шаря по толпе глазами, – ведь сдохнешь, и никому дела нет. Жизнь-то проклятая какая, а? Три дня просидела и хоть бы кто схватился. Фашисты, а не люди. Ироды пустоголовые, кикиморы.
Все знали, к кому относятся эти слова, и не обижались на Нинку. А того, к кому она обращалась, давно уже не было здесь, лишь изжеванный окурок темнел на ослепительно белом снегу.
– Ну, Нинка, выдержала ты блокаду, сто лет теперь будешь жить, – засмеялся Володька, спешно уводимый своей Басихой.
– А где твой Скорпион? – засмеялись и бабы, обступив и разглядывая Нинку.
– Спит, где же еще ему быть. Ему все нипочем.
– Твой был здесь. Недавно ушел. Как докопались, так и ушел.
Нинка побледнела, зажмурилась, растолкала баб и пошла в дом. И скоро пусто стало на окраине Сосновки. Пусто, тихо, покойно.
II
Скорпион, шестилетний Нинкин сынишка, которого она бог весть почему сама так прозвала, преспокойно спал в своей кроватке, разметав пухленькие руки поверх одеяла. Был он – вылитый папаша, с такими же продолговатыми глазами, смуглой кожей и выпирающими скулами. Спал он давно и крепко. Нинка соскучилась одна, злилась на него, но будить не решалась. Как и папенька преподобный, Скорпион был решительного нрава и терпеть не мог, когда его зазря беспокоили.
Нинка безмолвно постояла над ним и недовольно пробурчала:
– Ладно, спи. Я тебе после физзарядку устрою.
Но выполнить своей угрозы она не успела, потому как прибежал Мишка Горшков и сообщил, что привезли почту. Она быстро собралась, недоумевая, как умудрилась после такого бурана пробиться машина с центральной усадьбы. Скорпион продолжал спать, она минутку поколебалась и все-таки не удержалась, чмокнула его в острую скулу, чмокнула еще раз и, уловив, как начали сдвигаться реденькие Скорпионовы бровки, выскочила на улицу.
Вообще-то она соскучилась за эти три дня по людям, по разговору, по той жизни, которой жила ее бессосновая Сосновка. И бежала Нинка по улице радостная, приветливая, возбужденная. Односельчане весело приветствовали ее, не забывая беззлобно пошутить:
– Ну что, Нинка, ослобонилась?
– Немного до пятнадцати суток не дотянула, а?
– Ты как в подлодке окопалась, Нинка, одна стереотруба торчит.
Нинка посмеивалась, тоже шутила в ответ и дальше бежала, пока на Костю Девяткина не натолкнулась. Костя из магазина вышел. Увидел Нинку, смутился.
– Здравствуй, Нина.
– Здравствуй, Костя.
– На почту?
– На почту.
– А я вот к Вовке.
– Меня бы пригласили.
– Приходи.
– Вот почту разнесу и прибегу.
– У Вовки день рождения сегодня.
– Приду.
«Пусть хоть лопнет, а я пойду, – думала Нинка, шагая дальше, – пусть хоть разорвется, черт скуластый, пойду да и все».
Приняв почту, расписавшись, Нинка взялась сортировать в первую очередь письма и… Конверт был какой-то-необычный, с красивыми марками, из плотной бумаги, с аккуратно вписанным индексом и, главное, предназначался Безрукову Сергею Феоктистовичу. Почерк явно женский, тут уже Нинку учить не надо было, обратный адрес – Барнаул и роспись.
– Так, – прошептала Нинка, – так, Сергей Феоктистович. Ладно, пусть будет так. Тем более к ребятам пойду. Нарочно пообещала, а теперь вот пойду. А письмо тебе Скорпион вручит. Посмотрим, как ты отвертишься, посмотрим.
Через полчаса Нинка шагала по деревенской улице с тяжелой почтовой сумкой через плечо.
III
Когда она вернулась домой, Скорпион копал снег лопатой и никакого внимания на нее не обратил. Нинка понаблюдала за его работой, спросила:
– Ты ел, Скоря?
Скорпион не ответил. Она вздохнула и пошла в дом. Заглянула в сковородку с жареной картошкой, поняла, что Скорпион поел и поел хорошо. Теперь надо было дождаться, пока он накопается, и передать ему письмо для отца. Пусть снесет, пусть тот повыкручивается. А пока Нинка принялась переодеваться, красить ресницы, в общем, наводить марафет.
Когда Скорпион пришел, она уже была готова в гости и заискивающе посмотрела на сына. Он посопел, разделся, сел за стол и потребовал:
– Молока.
Нинка налила большую кружку.
– Куда пойдешь? – строго спросил Скорпион.
У Нинки сжалось сердце: сейчас вцепится.
– К дяде Володе и дяде… Косте.
– А зачем?
– У дяди Володи день рождения… А ты же знаешь, мы старые друзья, вместе в школе учились… все время вместе.
– С вами и папка вместе был.
– Был, да сплыл, – фыркнула Нинка, – не цепляйся, как скорпион, честное слово.
Маленький, а как министр.
– Папка не любит дядю Костю, – настаивал Скорпион.
– А дядя Костя не любит папку.
– Он чужой и пусть не любит.
– Ну, знаешь… Вот письмо твоему папочке пришло от… От чужой женщины. Вот отнесешь ему и спросишь, что за женщины у него в Барнауле завелись, а потом про дядю Костю будешь говорить.
– Ты почему знаешь? – нахмурился Скорпион.
– А?
– Что от женщины. Читала?
– Представь себе, нет. А по почерку вижу.
– Дай.
Нинка отдала сыну письмо. Он повертел его, посопел, сказал:
– Здесь ничего не видно.
– Вот пусть тебе папенька и скажет. Я пошла. Дверь не забудь закрыть.
Нинка выскочила за двери и облегченно вздохнула.
IV
Когда вошел сын, Серега Безруков лежал на диване и читал газету. Он только что пришел с работы, отогрелся, поел и теперь отдыхал. Мать на кухне мыла посуду.
Скорпион вошел, молча разделся, повесил шубку на специально для него низко вбитый гвоздь и направился на кухню, словно бы не замечая отца.
– Прибыл, профессор, – улыбнулась его бабка. – Есть хочешь?
– Ел уже. – Скорпион сел на табуретку.
– Побывал в плену-то?
– Побывал.
– С голоду не умерли?
– Нет… Тебе письмо, – чуть повысил голос Скорпион.
– Ты мне? – поднялся с дивана Серега. Он подошел к сыну, погладил его по голове. Скорпион дернулся.
– Я не люблю, – твердо сказал он, – ты же знаешь.
– Виноват. – Серега и в самом деле виновато улыбнулся.
– Тебе письмо, – повторил Скорпион.
– От кого?
– Мама говорит, что от женщины.
– Глупости.
– На, – протянул Скорпион письмо, – читай вслух.
– Гм… Из Барнаула… – Сергей заметно смутился. – Странно. От кого бы это?
Скорпион пристально и неотступно следил за ним.
– Тошно одним-то было? – попытался отклониться от немедленной читки Серега, но Скорпион свел бровки и сухо сказал:
– Не хочешь читать, да?
– Пожалуйста.
Скорпионова бабка растерянно улыбнулась и сказала Сереге:
– Воспитали, бес бы вас побрал совсем. Истинный скорпион.
Серега разорвал конверт, нахмурился и был теперь совершенно похож на своего сына.
– Здравствуй, Сергей(написано – Сереженька). Письмо твое получила и даю(написано – тороплюсь дать) ответ, – начал читать Серега. Скорпион внимательно слушал, глядя в рот отцу. – Я рада(очень) была твоему письму. (Уже и не думала, что вспомнишь когда-нибудь обо мне – опущено Сергеем полностью.) Прошло уже шесть лет, как мы разъехались из института…
– Все, – отвернулся Скорпион.
– Что? – не понял отец.
– Ты неправильно читаешь.
– Ну, знаешь, – возмутился Серега, – всему есть предел. Это тебя мать научила?
– Меня никто не учил, – Скорпион поднялся, – а только ты неправильно читал. Я видел.
Скорпион пошел одеваться. Мать и Серега недоумевающе переглянулись. Серега пожал плечами.
– До свидания, – сказал из коридора Скорпион, и дверь за ним хлопнула.
– Сирота, – пожалела Серегина мать. – При живом отце и матери, а сирота. Башковитый такой пацан, а родителям-дуракам достался. Хоть бы поцеловал его когда.
– Его поцелуешь, – усмехнулся Серега. – И чему она его только учит?
V
Нинке особенно весело и хорошо было гулять после вынужденного затворничества. За столом они сидели втроем: Володька Басов, Костя и она. Святая троица, как прозвали их еще в школе и как звали до сих пор. Они этим гордились, считая, что их дружба нерушима, ничто не сможет ее поколебать. Когда у Нинки с Серегой вопрос стал ребром: троица или Серега, Нинка выбрала первое. Правда, это было три года назад, и никто не знает, в том числе и сама Нинка, как бы она ответила сейчас, но тем не менее это было так. Костя – ее старая любовь. Хотя вернее было бы сказать, что она – старая Костина любовь. Он и не женился до сих пор потому, что все еще надеялся жениться на ней.
– Слышь, Нинка, – начал Вовка Басов, – твой-то был сегодня.
– Да знаю я уже, – отмахнулась Нинка.
– Руки в брюки и стоит, наблюдает. Копать не стал. Упрямый, как скотина. Так до сих пор и не здоровается.
– Не ругайся, – попросил Костя, – он же наш товарищ.
– Был, – ввернула Нинка.
– Да и не был никогда, – запротестовал Вовка, – это он к нам подмазывался, чтобы Нинку увести. А увел – и все товарищество на этом закончилось. Товарища нашли. Уж ты бы, Костя, помолчал. У тебя невесту увели, и ты же в товарищи подмазываешься. Не понимаю.
Костя покраснел и украдкой глянул на Нинку. Наступило неловкое молчание. Прервал его тот же Вовка:
– А ну его к шутам, – миролюбиво сказал он.
Дверь открылась, вошел Скорпион. Он вошел, прислонился спиной к косяку и стал пристально рассматривать Нинку. И шубка, и шапка, и валенки – все сидело на нем как-то по-взрослому. Но самыми взрослыми были продолговатые глаза: внимательные, строгие, совершенно лишенные детского любопытства. Трое за столом невольно смутились. Костя пошел на кухню что-то разогревать, Вовка закурил, Нинка заерзала на стуле.
– Пошли, – бесстрастно сказал матери Скорпион.
– Куда это? – насторожилась Нинка.
– Домой. Не знаешь?
– С какой это стати?
– Поздно уже. Надо спать.
– Вот и иди, раз тебе пора спать. Дорогу еще не забыл?
– Нет.
– А то я покажу, – многозначительно пообещала Нинка.
– Пошли, – Скорпион нахмурился.
Нинка психанула. Она выскочила из-за стола, схватила сына за руку и волоком потащила на улицу. Только лишь дверь закрылась за ними, она крепко стукнула Скорпиона по заду и грозно зашептала:
– Ты еще долго будешь шпионить за мной, паразит бессовестный? Мал еще мать-то учить да шпионить за ней. Это кто, отец тебя научил? Пусть он своих шмар из Барнаула учит, а я обойдусь. Марш сейчас же домой, и чтобы я больше твоего духа здесь не слышала, указчик нашелся мне тоже…
В сердцах Нинка больно дернула Скорпиона за ухо еще раз поддала ему. Скорпион молчал.
– И хоть бы заплакал когда, – сама чуть не плача, возмутилась Нинка, – не ребенок, а черт знает что. Чурка деревянная. Скорпион. Иди, я кому сказала?!
Скорпион еще посмотрел на нее и спокойно сказал:
– Ладно. Только я не буду спать, пока ты не придешь.
Он повернулся и покатился по улице, с трудом переваливая огромные сугробы. Нинка, уже успокоившаяся, с жалостью смотрела на его крохотную удаляющуюся фигурку.
– Что ты с ним будешь делать, когда ему десять лет стукнет? – насмешливо спросил вошедшую Нинку Вовка Басов.
– Не знаю, – устало ответила Нинка, – может быть, раньше прибью.
– Сама виновата. Воспитала так.
– Где уж там – сама, – покривилась Нинка. – Я после годика его плачущим не видела. Что же это за ребенок, который плакать не умеет? И как его после этого воспитывать? Это же прокурор, а не ребенок. А прокурора ты сможешь воспитать? Ну и молчи. О чужих легко говорить.
VI
Костя провожал Нинку. Шел двенадцатый час ночи. Было тихо и пустынно на улице. С высоты огромных сугробов далеко окрест виднелись облитые холодным светом луны снега. Они искрились и переливались в этом свете, манили куда-то, и душа от них переполнилась холодком восторга. Нинка говорила:
– Вот же жизнь проклятущая. Ни девка, ни жена и не вдова. И так-то три года уже. Сколько можно терпеть? Он думает, я к нему на поклон побегу, я ему руки протяну и лю… лю, Сереженька, – Нинка зло передразнила, – пожалуй-ка ко мне в постельку. Накося, выкуси, чтобы я за тобой бегала. Много хочет, да мало получит.
– Шла бы за меня, и дело с концом.
– Ага, за тебя, – машинально согласилась Нинка, но тут же и спохватилась: – а Скорпион мой, забыл? Он меня за эту гулянку со света сживет, а ты – за тебя. Я его боюсь, честное слово, Костя, боюсь, как взрослого человека. Он как взглянет на меня, так я и теряюсь. Судья, а не мальчишка. Везет же людям, у них и мужья, и дети как дети, а тут…
– Ты Серегу любишь, вот что, – грустно сказал Костя.
– Может, и люблю, – не стала возражать Нинка. – Бабы упрямых любят, может быть, и я люблю.
Они еще немного постояли у Нинкиного дома и разошлись.
Скорпион сидел на табуретке за столом и рассматривал картинки в какой-то книге. Когда мать вошла, он оторвался от книги, посмотрел на нее и утвердительно спросил:
– Пришла?
– Не видишь? – Нинка делала вид, что все еще сердится на сына, хотя зла на него давным-давно не было.
Скорпион медленно слез с высокой табуретки, положил книгу в шкаф и молча начал раздеваться. Он разделся и лег в свою кроватку, до подбородка натянув одеяло. Нинка выключила свет и тоже легла. От снега и от луны в комнате было светло. На полу темнели черные пятна теней от веток березы под окном.
– Что отец-то говорил? – примирительно спросила Нинка.
Скорпион молчал. Нинка вздохнула и повернулась на бок. Она припомнила весь прожитый день, и ей стало больно за себя. Так вместе с этой болью она и уснула. Через несколько минут из кроватки, где спал Скорпион, послышались странные звуки, были они похожи на плач маленького ребенка и продолжались долго. Наконец все стихло в Нинкином доме, и лишь тени от ветвей березы бесшумно передвигались по полу, да последняя капелька влаги, выкатившаяся из закрытых глаз Скорпиона, медленно скатилась на подушку.
Нинка ошибалась: ее Скорпион плакать умел…