Текст книги "Любитель парков и аллей"

Автор книги: Вячеслав Сукачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Вячеслав Сукачев
ЛЮБИТЕЛЬ ПАРКОВ И АЛЛЕЙ

I

– Посторонись, дяденька! – Рослый парень небрежно потеснил Ивана Семеновича Сквознякова, удобнее перехватил ящик с подвесным лодочным мотором и вразвалку пошел в магазин.

«Вихрь», – уважительно отметил Иван Семенович, с любопытством разглядывая несколько оставшихся в кузове грузовика ящиков. – Это машина! На таком и Недоступные озера рядом».

Он постоял возле грузовика, невольно перенеся уважение к моторам на парня, который неторопливо носил их в магазин охотничьих товаров. И уже представлялось ему, как прилаживает он этот самый мотор к своей «Казанке» первого выпуска, как мягко и плавно дергает на себя стартер и внимательно прислушивается к ровному холостому урчанию тридцатисильной машины. Это была мечта, давняя и любимая мечта Ивана Семеновича – мотор в тридцать лошадиных сил.

– Э-э, парень, – робко обратился он к грузчику, – а моторы как, в кредит или только за наличные?

Парень внимательно осмотрел его, задержал взгляд на пустом левом рукаве и небрежно ответил:

– На твою пенсию, дяденька, и в кредит не возьмешь. Не потянет…

Иван Семенович Сквозняков не обиделся и не огорчился, он понимал, что грубоватость парня идет от великого уважения к мотору, который вздумал обратать какой-то инвалид, человек без руки, а мотор-то – тридцать лошадей! Не шутка! Тут и с двумя руками держи ухо востро, понимать надо.

– Да я просто интересуюсь, – попытался оправдаться Иван Семенович. – А деньги у меня есть, на него хватило бы. – Он кивнул в сторону ящиков.

– Ну?! – притворно удивился грузчик. – Не пьющий, что ли?

– Почему?

– Раз деньги водятся, значит, не пьешь.

Наконец-то Иван Семенович проникся иронией парня и опечалился. Он грустно посмотрел ему в глаза, улыбнулся и пошел было дальше, но парень окликнул его:

– Эй, дяденька!

Иван Семенович оглянулся и вопросительно уставился на грузчика.

– Ты что же, рассердился на, меня?

– Да нет, – Иван Семенович пожал плечами.

– Хочешь посмотреть?

– Что?

– Ну мотор. Я там один ящик уже разбил.

– А можно?

– Раз я говорю. – Парень выплюнул папиросу и пошел в магазин.

II

В подсобном помещении магазина пахло оружейным маслом, бензином и кожей. С таким необыкновенным сочетанием запахов Иван Семенович столкнулся впервые и потому, сильно потянув воздух в себя, попытался определить: приятно ему это сочетание или нет.

– Ну, чего встал-то на пороге? Проходи, садись.

– Пахнет, – Иван Семенович потер большой палец об указательный, – непривычно.

– Ты и не куришь, что ли? – поинтересовался парень.

– Нет… А как ты догадался? – наивно спросил Иван Семенович.

– Табак-то, он нюх отбивает.

Иван Семенович легонько изумился сообразительности грузчика, но вида не подал.

– Вот, любуйся. – Парень кивнул на голубенький мотор, стоявший у стенки. – Для себя отобрал.

Иван Семенович полюбовался, вздохнул, тронул румпель и даже зажмурился.

– Что и говорить, машина! А у меня «Ветерок», восемь сил…

– Миша, четвертый номер дроби принеси, ни грамма не осталось. – В дверь подсобки просунулась опрятная белокурая головка продавщицы. – А это что за посторонние? – удивилась головка.

– Ко мне, – коротко ответил Миша и пошел за дробью.

– Вы мотор покупаете? – поинтересовалась продавщица, переступая порог и внимательно разглядывая Ивана Семеновича.

Иван Семенович хотел было ответить отрицательно, но что-то вдруг взыграло в нем, выпятило его грудь, сладко шевельнулось под сердцем, и он с неожиданной важностью сказал:

– Да вот, присматриваю.

– В этом году последняя партия, больше не будет, – предупредила обладательница опрятной хорошенькой головки и скрылась за дверью.

– Та-ак, – протянул Иван Семенович Сквозняков, глядя на пустой дверной проем и почему-то еще раз повторил: – Та-ак.

– Вернулся Миша, закурил и, косясь на мотор, сказал:

– А электростартер! Нажал на кнопочку и – готово. Пусть дураки за шнурок дергают, а у меня – кнопочка.

– На «Казанку» его ставить рискованно, – заметил Иван Семенович, искоса поглядывая на дверь.

– Ерунда! С булями-то? Пойдет за милую душу. Хотя, конечно, ему нужен «Прогресс»…

Так они говорили, хлопали мотор по колпаку, оглаживали «сапог» и уже вскоре можно было подумать, что их знакомству лет двадцать. Постепенно разговор с мотора перешел на рыбные протоки и заводи, а там уже и на охоту. Иван Семенович настаивал на том, что встречную утку бить влет почти бесполезно. Миша утверждал, что только так утку и можно добыть. В общем, разговор затеялся нешуточный и к обеденному перерыву вошел в самый разгар.

– Ми-иша! – крикнули из магазина, – ты суп разогревать думаешь?

– Сейчас.

Миша включил электроплитку, поставил на нее кастрюлю и, заметив движение Ивана Семеновича, категорически заявил:

– Обедать будем.

– А она кто? – кивнул Сквозняков в сторону двери.

– Продавец. – Миша в первый раз засмеялся. – Я у нее на половине ставки вкалываю. А так на пристани грузчиком, мешки с пряниками таскаю.

– С пряниками? – удивился Иван Семенович.

– Ну, это так говорят у нас.

– А-а…

Нет, не хотелось уходить Ивану Семеновичу Сквознякову из подсобки. Вроде бы и надо – люди обедать собрались, а вот не хотелось. Уютно ему здесь было, интересно и тепло. Ну словно в свой родной дом вернулся после долгой разлуки. Вот и присел он на опрокинутый ящик, вздохнул облегченно и аккуратно заправил пустой рукав в карман пиджака. «Бывает же так, – удивленно думал Иван Семенович, – совсем незнакомые люди, а поговорить с ними приятно».

– Может, попросим у Лизухи? – подмигнул Миша. – У нее есть.

– Что есть? – не понял Иван Семенович.

– Ну, это самое. – Миша щелкнул по горлу.

– А можно?

– Чудак-человек, – наконец удивился и Миша, – да почему нельзя-то?

– На работе…

– Да брось ты, – перебил Миша, – нашел работу.

– А у нас вот строго, – вздохнул Иван Семенович, – упаси бог.

– Где это у вас?

– В страховом агентстве, – скромно ответил Иван Семенович.

– Так ты агент? – Михаил недоверчиво покосился на пустой рукав. – Ну и ну.

– Страховой, – на всякий случай уточнил Иван Семенович.

– Ну что у вас тут, с обедом-то? – появилась Лиза.

– Полный порядок.

– Тогда сходи двери закрой.

Михаил ушел, а Иван Семенович почему-то оробел и беспокойно заерзал на ящике.

– Выбрали мотор-то? – спросила Лиза, снимая кастрюлю с плитки.

– Пока нет, – Иван Семенович прокашлялся, – все больше разговаривали.

– Тоже мне – мужики! Хуже баб трепетесь. Подайте мне чайник, вон возле ваших ног стоит.

Иван Семенович бросился подавать чайник, запнулся и неожиданно больно ударился культей о ящик с мотором. Он непроизвольно охнул, поморщился и виновато посмотрел на Лизу. А она, только теперь заметив его пустой рукав, жалостливо удивилась, молча приняла чайник и поставила на плитку. Ничего не случилось, ровным счетом ничего, но у Ивана Семеновича Сквознякова как-то сладко и тревожно заныло в груди, он осторожно кашлянул и тоже в молчании вернулся на свое место. Казалось, он не смотрел на Лизу, в крайнем случае старался не смотреть, но как-то так получилось, что они несколько раз встретились взглядом, причем во второй раз оба смутились, поспешно отвернулись и хранили напряженное, сковывающее молчание до самого прихода Михаила.

III

– Без мотора, Иван Семенович, нынче туго. Это я верно говорю. Раньше мой батя как: две версты от города отошел и бей утку в свое удовольствие. С крыльца удочки забросил – вот и рыба. А нынче – шалишь! Пока тридцать верст не отмотаешь, живой утки не встретишь. Это я тебе верно говорю.

– Ох и надоел же ты мне со своим мотором, – вздохнула Лиза, – скоро помешаешься.

– Это лучше, чем, хулиганить на улице, – резонно заметил Иван Семенович.

– Он ведь и в магазин пошел работать из-за мотора. – Лиза улыбнулась, очень хорошо улыбнулась, как показалось Ивану Семеновичу. – Просто любовь какая-то. Так бы нас кто-нибудь любил. – В последних словах Лизы промелькнула невольная горечь.

– Ва-ас, – поморщился Михаил. – Это – друг, а вы кто? Он выручит, он увезет, он накормит, а с вами дорожка известная: на регистрацию да в суд.

– Ну почему же, – счел нужным возразить Иван Семенович, – бывают и счастливые браки. Я ведь много хожу по квартирам, работа такая, вижу. Знаете, через порог переступишь и сразу понятно – мир здесь или война. Чаще случается видеть хорошие семьи…

– А сам-то ты женат? – перебил Михаил.

Иван Семенович смешался, обронил вилку и конфузливо ответил:

– Нет.

– Вроде бы пора, – усмехнулся Михаил.

– Да нет, подожду еще, – серьезно ответил Иван Семенович.

– Прождешь всех невест. Их нынче быстро к рукам прибирают, – предупредил Михаил.

– Ну вот, пристал к человеку, – вступилась за Сквознякова Лиза. – Вначале бы сам женился, а потом и людям советовал. А то учитель нашелся…

– Так ты берешь мотор-то? – спросил на прощанье Михаил.

– Подумаю. – Иван Семенович украдкой наблюдал за Лизой, убирающей посуду со стола.

Михаил, перехватив его взгляд, удивленно приподнял широкие брови, засмеялся и доверительным шепотом спросил:

– Что, нравится?

Иван Семенович раскашлялся, замахал рукой и поспешно выскочил из подсобки.

– Приходи! – крикнул вслед Михаил. – Всегда рады будем!

IV

Так вот и получилось, что Иван Семенович Сквозняков зачастил в охотничий магазин. Не то чтобы он каждый день туда ходил, нет, а вот мимо пройтись, понаблюдать на расстоянии – в этом он себе не отказывал. Бог знает, какие мысли посещали в это время его, но вдруг он обнаруживал, что идет по улице с широченной улыбкой, легкомысленно распахнув ворот рубашки и высоко вскинув голову. Иван Семенович поспешно одергивал себя, делал серьезное внушение, но уже через минуту его глаза подергивались мечтательной дымкой, губы размыкались и…

А уже был на исходе август. Притомленная за лета земля переходила в более спокойные, нейтральные тона. Правда, еще далековато было до холодов, но уже чувствовалось их приближение и в высоком ясном небе, и в мутно-свинцовой глади воды, и в тихом мерцании желтых искр среди березовых листьев.

Однажды Иван Семенович застал Лизу одну. Сидела она на стуле, облокотившись о прилавок, задумчиво смотрела перед собой, и какая-то беззащитная печаль была во всей ее маленькой фигурке. Словно бы пережила она только что большое горе, оравнодушела, смирилась с ним и теперь отдыхала в бездумии за прилавком. Иван Семенович, видя такое дело, хотел было развернуться и незамеченным уйти из магазина, но Лиза тихо окликнула его:

– А, это вы, Иван Семенович. Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Сквозняков робко подошел к прилавку. – Я собственно, на минутку…

– Торопитесь куда-нибудь? – вяло поинтересовалась Лиза.

– Не то чтобы… Да и куда мне торопиться? Я вообще-то, чтобы вам не мешать, – путанно объяснил Иван Семенович.

– Да вы мне и не мешаете, – удивилась Лиза. – С чего вы взяли? Я всегда рада вам. За день тут столько шарамыг бывает, что хоть убегай, а с вами нормально поговорить можно.

Иван Семенович растерялся. Он не только слышал Лизины слова, он еще и глаза ее видел, а в тех глазах… А вот о том, что он в ее глазах увидел, Иван Семенович даже думать побоялся.

– Знаете что, Иван Семенович, – неожиданно оживилась Лиза, – давайте мы с вами сегодня погуляем. В парк сходим, по набережной… Вы не заняты? – спохватилась Лиза. – А то и не надо…

– Нет-нет, – живо возразил Иван Семенович, – у меня, собственно, все вечера свободны.

V

Вечер удался мягкий, теплый, с обилием света от медленно заходящего солнца и плавным кружением тихо опадающих листьев. В такие-то вот вечера томится душа человека легкой печалью по уходящему времени, проникаясь бренностью жизненного пути. Где-то на марях, приглушенные расстоянием, часто ухали выстрелы – началась вечерняя зорька. Десятки птиц, все лето готовившие себя к полету, тяжело и бескрыло проваливались в воздухе, безжизненно ударяясь о землю. И сколько было среди них тех, что так и не познали далеких просторов, не ощутили настоящей высоты, родившись и сгинув над голубичной марью…

– Стреляют, – вздохнул Иван Семенович, осторожно ступая рядом с Лизой.

– Все папковые патроны раскупили, – откликнулась Лиза. – Я уже два месячных плана сделала. И все идут, все идут…

– А я вот не поехал. – Иван Семенович сощурился на заходящее солнце.

– Почему?

– Собирался, а потом что-то расхотелось… Не знаю.

– А как вы, – Лиза запнулась и неуверенно закончила, – стреляете?

– Приловчился. Цевье кладу вот сюда, на сгиб. – Иван Семенович показал. – Получается удобно… Я ведь еще в детстве, мальчонкой, руку-то потерял, на пилораме городки выпиливал. Так что за это время многому и одной обучился… – Иван Семенович оживился. – Даже картошку чищу. А она, картошка-то, в руке крутится, нож то в нее идет, то мимо скоблит, но ничего.

Лиза с уважением покосилась на здоровую руку Ивана Семеновича, с трудом представляя, как это можно одной рукой картошку чистить.

– Вы что же, совсем один живете?

– Один.

– А родственники?

– Они у меня в деревне.

В это время солнце ударилось о землю, сплющилось и стало медленно оплавляться, густо выкрасив багровым светом легкое облако над горизонтом.

Иван Семенович Сквозняков разговорился и неожиданно рассказал Лизе почти всю свою жизнь, начиная с того момента, когда на красном лоскуте кожи обессиленно повисла половина его левой руки. Конечно, беды своей он вначале не постиг, детским умом не дошел, а вот как в возраст втянулся… Одно хорошо, к учению был прилежен. Сверстники его озоровали, за курево принимались, а он в это время над учебниками сидел, знания постигал. А они, знания, туго ему давались, в великих многотерпеливых трудах. Мать, спасибо ей, наставляла: «Ванюшка, ты за удовольствиями не гонись. Тебе с одной рученькой-то образование надо иметь, тогда и об удовольствиях можно будет помышлять. Кому ты, однорукой-то, ума не наживши, нужен будешь? Никому! А грамоту осилишь и женушка сыщется, и друзья обретутся». И он учился. Десять классов закончил, в сельскохозяйственный техникум поступил. Ничего, и там помаленьку учился. Но на последнем курсе случилась беда – влюбился. И так это крепко втюрился, что все учения забросил, закурил и поливать начал. Тут бы ему и каюк, потому как влюбился он безответно, безнадежно, но к этому времени случилась производственная практика, он уехал в дальнее село и там в одиночку выгоревал свою любовь. С тех пор женщин уважает, но и побаивается. Пять лет работал в управлении Сельхозтехники, а потом подвернулась работа в госстрахе. Ничего, жить можно, хотя годы и уходят…

Здесь Иван Семенович споткнулся и умолк. Жаловаться на судьбу он не хотел. Лиза, внимательно слушавшая его, вопросительно взглянула на Ивана Семеновича и почему-то вздохнула.

А солнце уже скрылось за горизонтом, поутихла оружейная пальба на марях. Легкие сумерки опустились на землю, и река, лежавшая у их ног, стала свинцово отсвечивать, лениво накатывая на песок мелкие волны. И сумерки, и Лиза, кажется, чего-то ожидали от Ивана Семеновича, каких-то новых его слов, а может быть, и поступков, но он ничего не сказал и тем более не сделал. С наступлением сумерек робость Ивана Семеновича перед Лизой значительно прибавилась, и он мучительно переживал ее, эту робость, не находя никаких слов для продолжение разговора.

– Холодно, – поежилась Лиза, – от реки, наверное.

– Разве? – удивился Иван Семенович. – А я что-то не замечаю.

– Пойдемте в парк?

– В парк? Конечно! – Иван Семенович обрадовался. – Знаете, я очень люблю наш парк, люблю аллеи, особенно ночью, когда луна…

И в парке их сразу обступила темнота, плотно сомкнулась над ними, и Иван Семенович, пару раз наткнувшись на теплый Лизин локоток, окончательно сомлел, затаил дыхание, бережно вышагивая рядом с белокурой женщиной из магазина охотничьих товаров.

VI

В эту ночь Ивану Семеновичу Сквознякову не спалось. И не спалось-то ведь как-то радостно, облегченно, словно ночь стала для него продолжением дня, в котором ему предстояла веселая и счастливая жизнь. Мимо отдернутой шторы, сквозь шибку окна он ловил взглядом блуждающие звезды, но не мог остановиться мыслями на них, а все возвращался под сумрачный покров вечернего парка, где так темно и тревожно вспыхивало короткое дыхание Лизы. «Как же все это так получается? – расслабленно мыслил Иван Семенович. – Где-то в совершенно разных местах родились два человека. Они жили, посещали разные школы, разные люди воспитывали их, никогда не думали друг о друге. Они даже влюблялись и тайно намечали себе суженых, желая оставить после себя новых людей. И вот однажды, случайно эти два человека встретились, чтобы быть самыми близкими на земле. Как же это так? – Иван Семенович изумленно поморщился и медленно продолжил свою мысль: – Вот уже пять лет я работаю в хорошем коллективе. Пять лет я знаю Веру Семеновну, Нину Григорьевну, Владимира Сергеевича, но они не стали мне близкими и родными. Они просто товарищи по работе, и я им тоже товарищ по работе. А Лизу я знаю только месяц, но она уже ближе для меня, чем все работники госстраха вместе. Чудно все это как-то. Непонятно».

Иван Семенович повернулся на другой бок, длинно вздохнул и опять задумался. Конечно, жизнь его не баловала, не одарила какой-то там особенной судьбой, но и жаловаться грех. Жив-здоров, квартиру имеет, работа приличная, а что еще надо? «Вихрь» хоть сейчас может взять за наличные. Так бы вот и жить: спокойно, уверенно, не пытаясь обогнать чужое счастье. Но вот иногда, вечерами особенно, вдруг вспоминаются дети, играющие в песочнице на дворе, и рядом их мамы с каким-то особенным выражением на лицах. И в один миг все вокруг начинает казаться пустым и бессмысленным, словно он, Иван Семенович, случайно живет на земле.

Сквозняков сел в постели, потом пошел на кухню и напился из чайника. Сна не было, и даже предчувствие сна не приходило. И тогда он подумал: «Завтра пойду и все скажу. А что? Ведь не убьет меня за это. Все так делают, а я-то чем хуже? Так и скажу: простите меня, Лиза, я пришел сказать вам, что…» Тут Иван Семенович споткнулся, поискал подходящие слова, не нашел и не опечалился: они, слова эти, были в его взволнованности, в глазах его и мыслях. И что самое главное: Иван Семенович каким-то шестым чувством догадывался, что Лиза ждет и желает тех слов, которые он только что не смог найти, что слова эти завтра отыщутся.

И еще долго думал Иван Семенович о завтрашнем дне, и что-то ласковое и светлое брезжило ему впереди, и жизнь казалась бесконечной, как путь до тех звезд, что заглядывали к нему через шибку окна мимо приотдернутых штор.

VII

Утром, пока Иван Семенович гладил костюм, чистил ботинки и вообще с особенным тщанием приводил себя в порядок, набежали невесть откуда тучи, низко покрыли город, медленно и безмолвно просыпались холодным дождем. Асфальт загустел темнотою, зашумела вода в колодцах, унося царством подземных труб первые желтые листья, оброненные осенью. Но Иван Семенович ничего этого не заметил, увлеченный сборами и предстоящим разговором с Лизой, о котором он, правда, думал уже не столь уверенно, как ночью. Теперь он усиленно сожалел о том, что был слишком нерешителен минувшим вечером, что будь он немного посмелее, все бы тут же и выяснилось, и не надо было сейчас мучиться в напрасных сомнениях. И медлил Иван Семенович, бестолково кружил по квартире, все отыскивая какие-то причины для задержки. Наконец никаких причин не осталось, Иван Семенович погрустнел и вышел из дома. И здесь, на улице, он заметил, что тучи в город пришли вместе с неожиданно крепким промозглым ветром, безжалостно секущим листья деревьев, что люди надели плащи, но и в них торопились укрыться в дома от пронизывающего напора воздуха. Иван Семенович поежился, растерянно оглядел свой выходной костюм, но в дом возвращаться не решился (пути не будет), заспешил по опустевшему тротуару…

– Здорово, агент! – Михаил сидел на крыльце магазина под высоким крытым гофрированной жестью, деревянным козырьком. Он сидел и насмешливо смотрел на промокшего Ивана Семеновича, в нерешительности замершего у крыльца. – Ты это куда собрался?

– Здравствуй, Михаил, – глухо ответил Иван Семенович, почувствовав легкий зуд в культе.

– Куда собрался, говорю?

– Никуда. – Иван Семенович почему-то оробел перед Михаилом.

– А чего в костюм выпендрился? Дождь шпарит, а ты в костюме шляешься.

Грубый тон Михаила покоробил Ивана Семеновича, ему было как-то стыдно и неловко перед ним, в то же время хотелось ответить с достоинством, самую чуточку приструнить Михаила. Сквозняков зябко передернул узкими плечами, откашлялся и тихо спросил:

– А что, собственно, в этом плохого?

– В чем?

– Ну, в моем костюме. Суббота. У меня выходной день…

– Так и иди в ресторан, в своем костюме, – грубо перебил Михаил, – чего сюда-то прешься? К Лизке? Она на работе, при исполнении, так сказать, своих обязанностей.

Иван Семенович окончательно растерялся и от растерянности вымучил из себя жалкую улыбку.

– Что-нибудь случилось, Михаил?

– Чего случилось, ничего не случилось. – Михаил поднялся и насмешливо оглядел съежившегося под дождем Ивана Семеновича. – Случилось… Слишком часто ты стал сюда наведываться, вот и случилось. А мне это не по душе, понял? Пошутили и будя! Привет! – Михаил вытянул руку, указывая направление дальнейшего пути Сквознякова.

Иван Семенович послушно посмотрел в этом направлении, потом на Михаила, и на его лице все еще умирала жалкая улыбка. Он ничего не понимал, он только чувствовал все усиливающийся зуд в культе и непреодолимое желание сейчас же у этого вот крыльца умереть. Ему казалось, что вместе со смертью исчезнут Михаил, дождь, болезненный зуд в культе, стыд и собственная беспомощность, и где-то там, бог знает где, останутся только он и Лиза.

– Так что ступай, агент, – усмехнулся Михаил, – любитель парков и аллей.

И по косо секущему дождю, по мокро взбугрившемуся асфальту, сквозь редко падающие листья тихо и грустно ушел человек.