Текст книги "Жила"

Автор книги: Вячеслав Софронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Д е д. То случай особый. Котов они отменных разводили. Ловчие коты, размеру преогромного. Могли и собаку задрать, овцу завалить. Из самой Москвы за теми котами приезжали.... Вот мы на них и брыськали, чтоб глаза не повыцарапывали.

М а ш а. Ой, ой! Ну, вы и скажете! Чтоб кот... Овцу одолел?!

Д е д. А чего удивительного? Ежели кота, да с месяц не покормить, то он не только овце, но и волку глаза повыцарапывает. Брысинские мужики их специально голодными держали, для пущей злости, да еще и самогонку свою давали вместо воды.

П а ш а. /Насмешливо/. Тогда понятно.

Д е д. /Все больше распаляясь/. А знаешь, какая у них самогонка вонюча была? Не поверишь, но как они ее у себя гнать начнут, то вонь ихняя до нас долетала, как счас помню.

М а ш а. Ой, а мы ведь и представиться вам забыли. Извините. Мы студенты филфака, собираем материал для дипломной работы – фольклор, предания.

П а ш а. Ее Машей зовут, а меня Павлом. Можно просто П а ш а.

Д е д. /Недоверчиво/. Студенты говорите? Н-да! Пущай будет, по-вашему.

А меня дедом Башкуром зовут.

М а ш а. Чего-то имя у вас нерусское.

Д е д. Самое русское и есть. Мать-то меня Мишаней окрестила, а уж потом народ кличку дал – Б а ш к у р. За то, что башка у меня крепости необыкновенной. Бывало пойдем драться стенка на стенку с брысинскими парнями, али с иными кем. Вот меня пре непременно наперед ставили. Как разбегусь! Дам кому в живот головой и порядок! Готов! Уноси! Я башкой забор проломить мог. Раз даже в быка колхозного турнулся.

П а ш а. / С усмешкой/. И как бык? Жив остался?

Д е д. А чего на него придет? Меня вот мать едва отходила стрелами небесными.

М а ш а. Это, какими такими стрелами? Старинными что ли?

Д е д. Да теми самыми, которыми Ильюха-пророк с неба пуляет. У меня и сейчас в сенцах лежат несколько штук, коль ни дел куда.

М а ш а. / Отворачивается, пряча улыбку/. А поглядеть на те волшебные стрелы можно?

Д е д. Отчего ж нельзя, айдате во двор, достану для вас те стрелы.

/ Все трое выходят во двор, дед, согнувшись, скрывается за маленькой дверцей/.

К А Р Т И Н А 4.

П а ш а. Вот тебе и фольклор.

М а ш а. Аркадию Марковичу обо всем этом лучше и не рассказывать, все одно не поверит. Змий... стрелы огненные.

П а ш а. А если честно, то я этому деду почти поверил.

М а ш а. Чего с тебя взять, ты у нас легковерный.

П а ш а. Зато ты ничему на свете не веришь, как я погляжу.

М а ш а. Это ты зря. Кой во что верю. И верится мне, что должно с нами очень скоро что-то произойти. Да. / Вздыхает очень по-женски/. Ой, чует мое сердце.

П а ш а. Все может быть. Нам тут еще пару дней быть.

М а ш а. Точно... Что-то должно случиться...

/ Появляется дед Б а ш к у р. В руках он держит две стеклообразные сосульки серого цвета, подает их ребятам/.

Д е д. Гляньте-ка, они самые и есть, ильюхины стрелы.

П а ш а. /Берет одну из сосулек в руки, вертит, разочарованно/. Я думал настоящие стрелы, а это что? Стекляшки какие-то на гальки похожие.

М а ш а. И как это они могли с неба упасть?

Д е д. А мне почем знать – "как"? Одно могу сказать, в картовнике их находим.

Откуль им там взяться? Мы туда сроду только чистый назем завозили.

М а ш а. Это навоз что ли? Вот с ним и завезли.

Д е д. Не знаю, не знаю.... Вроде как у нас ране коровы только сено жрали.

Зато энтими самыми стрелами можно любою хворь из тела выгнать. Точно.

/ В небе загромыхали громовые раскаты, потемнело/. О! Видать Илья-пророк

волноваться начал, что неверие выказываете. Не страшно? Айдате под навес, поглядим, чего дале будет.

М а ш а. А чего нам бояться? Можно подумать грозы никогда не видели.

Д е д. О, сейчас я вам такое кино покажу, точно не поверите. / Уходит в дом /.

М а ш а. Дурдом и только. Чего он там еще придумал? Может у него Соловей-разбойник где-нибудь в сарае на цепи сидит? А? Паша, а ты и правда во всю эту галиматью веришь?

П а ш а. /Глубокомысленно/. Знаешь, у англичан есть такая поговорка: в каждом доме в шкафу спрятан свой покойник.

М а ш а. Вот про покойников не надо, боюсь я их.

П а ш а. Мертвецы всегда клады охраняют. Или нечистая сила сокровища сторожит.

М а ш а. Думаешь, у него здесь где-нибудь клад зарыт? Ха-ха-ха! В навозе!

П а ш а. А вот ты бы что сделала, если бы, к примеру, клад нашла? Машину бы купила?

М а ш а. И купила бы. " Мерседес" шестисотый. И квартиру в пять комнат с мраморной ванной и спальней с зеркальным потолком. В круиз бы съездила. Да мало ли на что в наше время деньги потратить можно. Только вот в клады я не верю, в отличие от тебя. /Решительно/. Паш, а как ты ко мне относишься?

П а ш а. /С удивлением/. Как? Нормально. Правда, материалистка ты и деньги любишь.

М а ш а. А чего в том плохого? Мы ведь на земле, а не на небе живем. Это раньше с милым рай и в шалаше был, а теперь все к благоустройству привыкли, к нормальной мебели, к хорошей одежде. Счастье оно из многих составных образуется.

П а ш а. Значит, по-твоему, выходит, что если у этого деда с его бабкой тех самых составных не было, то они и жили несчастливо? Так что ли?

М а ш а. Кто их знает... Я за себя говорю, а не за них.

/ Появляется дед Б а ш к у р. В одной руке у него большая бутыль с самогоном, в другой стаканы и пучок лука/.

Д е д. /Словно продолжает начатый разговор/. Значит, не боитесь грозы? И Илью-пророка не испужаетесь? Так говорю? Счас мы это проверим. Держите.

/Протягивает ребятам стаканы/. По-нашинскому мы их стопорями зовем. /Ребята недоуменно принимают стаканы, куда дед быстро наливает им самогон из бутыли и вручает по перышку лука/. Вы ее больно не нюхайте, а сразу во внутрь опрокидывайте и ждите чего будет.

М а ш а. /Настороженно/. Никогда самогонку пробовать не приходилось.

П а ш а. И я вроде как непьющий. Может не надо, а, деда Миша?

Д е д. Надо не надо, шибко много рассуждаете. Я что ли пьющий? С устатку, бывалочи, выпью, да и все. Совсем без энтого дела нельзя. Но вот о чем я вам рассказать-то хотел. Как я старуху свою схоронил, то зашибать по этому делу стал крепко, скрывать не стану. Пошел раз на могилку к ней, само собой бутылек прихватил, помянуть чтоб, по-людски. И что бы вы думали? Боле двух стопок никак не дал он мне выпить.

П а ш а. Кто не дал?

Д е д. Да он, кто еще-то? / Указывает пальцем на небо/. Ильюха-пророк. Да чего лясы точить, поехали, сами все увидите. /Запрокидывает голову, пьет/. Дай Бог не последняя.

/Ребята морщатся и нехотя делают по глотку. Дед стаскивает с головы шапку и достает каравай хлеба, отламывает куски и подает ребятам/.

П а ш а. А вы почему хлеб в шапке носите?

Д е д. Потом объясню. Я вот чего сказать хотел, коль вы всякими историями интересуетесь... Мужика до ручки не коммунисты довели, а он сам себя и довел. Вот хотя бы нашу деревню взять: до войны в ней почти сотня домов была, народу жило... тьма. Погулять все любили, но уж работали в усмерть. И ведь никому в башку не пришло, что надо бы храм у нас построить или хотя бы часовенку для начала. Для благого дела народ на подъем тяжелый оказался, вот нечисть и полезла изо всех углов, житья никакого от нее не стало. Ране-то все с молитвой делали, а потом, тьфу, и забыли, как крестятся. А следом и коммуняки заявились. Так что на всех нас вина лежит, что про веру забыли, в земное счастье поверили.

П а ш а. У меня тетка есть, Антониной Степановной зовут, так она мне рассказывала частенько, как в старину в деревнях хорошо жили. Заслушаешься. .Меня давно тянет из города уехать, когда диплом получу, и податься куда-нибудь в деревню ребят учить. На земле оно всегда приятней жить. Коня бы завел...

М а ш а. Ага, коровку как кот Матроскин, почтальон Печкин к тебе бы в гости ходил Ну, и мечтатель ты, Павлик. Романтик и только.

Д е д. Конь это хорошо. Только с кормами нынче плохо, а так бы я тоже держал лошаденку какую.

П а ш а. Человек ведь как устроен? Ему кроме еды и шмуток разных и для души тепло требуется. Радостно жить хочется, чтоб оставить что-то после себя.

М а ш а. Ну, ты, Павлик, даешь! Вам бы с дедом в батюшки записаться.

Д е д. Что там батюшки, они своим делом заняты, а у меня тут свой приход. Вот вам скажу: когда коммунисты Бога отменили, в церквы ходить народу запретили, то знаете, чего тут началось?! Нечистая сила тогда многих разных делов понатворила. А кто-то с ней и совладать должен, чтоб до всего народа, до детей малых не допустить, в узде держать. Тут-то я и надобен.

М а ш а. Как же вы с ней управляетесь? Заговорами что ли?

Д е д. Не спеши, увидишь. Счас самого главного и ждите. По второй наливаем /Быстро разливает самогон в стаканы, не смотря на протестующие жесты ребят/. Ого! Начинается!

М а ш а. Гроза опять возвращается. Небо начинает постепенно чернеть, набегают тучи, погромыхивает, видны отсветы далеких молний/.

Д е д. Да она никуда и не уходила. Ильюха со своей колесницы за нами следит, точно говорю. Ладно, помоги, Господи./ Подносит стакан ко рту, зажмуривается, пробует выпить, но стакан переворачивается. При этом раздается жуткий раскат грома/. Видели? Не дает мне Ильюха водку пить!

П а ш а. /Улыбается/. Правда что ли?

Д е д. А ты попробуй сам за мой стакан подержаться. На, пробуй. /Паша держится за стакан, в который Башкур снова налил самогонки и подносит его ко рту/.

М а ш а. И я хочу попробовать. /Кладет свою руку на Пашину/. Ой, током бьет!

Д е д. Ага, Фомы неверующие, поняли? Поверили теперича? Я поначалу и сам не поверил, думал, спьяну мне померещилось, когда первый раз на кладбище он меня шандарахнул за вторую стопку. Пришлось початую бутылку обратно нести. Вот так и живем.

П а ш а. /С улыбкой/. Прямо как на фронте – огонь на себя вызываете.

Д е д. Да почти что и так. По моему дому самая передовая и проходит.

/Гроза все усиливается, почти непрерывно гремит гром, сверкает молния/.

М а ш а. Ну, и грозища! И не припомню такую.

П а ш а. А вы, дед Миша, хлеб, зачем в шапке носите?

Д е д. То мой секрет особый, вам ни за что не догадаться.

М а ш а. Расскажите, пожалуйста.

Д е д. А секрета, в общем-то, и нет, просто все. Хлебушек людскими руками посеян, выращен, в него он сроду свою стрелу не швырнет. Когда я энто дело распознал, то и сообразил, как Ильюху-то провести. Глядите..../Снимает шапку,

достает из нее каравай и отламывает кусочки хлеба, опускает в стакан и наливает затем в него самогонку/. Во, а теперича он мне уже не помеха...

/Кладет кусочки в рот, блаженно улыбается/. Как я его? У него ум небесный, а у меня земной. Так-то.

П а ш а. Да, впечатляет. /Подносит руку к стакану, но тут же отдергивает/. Ой, здорово шибануло! Вам бы, дед Миша, громоотвод завести, заземлиться.

Д е д. И так на земле живем. Куда еще заземляться-то? Как помрем, то всех нас и заземлят, навсегда. /Неожиданно прямо в стакане вспыхивает самогонка/. Ого!/Ставит стакан на землю/. Ущучил таки меня Ильюха, чтоб не бахвалился зазря. Принеси-ка, дочка, из баньки ковш воды, а то, как бы пожар в собственном дворе не запалить.

/Маша идет к низенькому строению во дворе, заходит внутрь и выносит ковш с водой, передает деду, который выливает в ковш содержимое стакана/.

М а ш а. Вам бы, дед Миша, в цирке выступать, деньги зарабатывать можно.

Д е д. Ты, девка, говорить говори, да не заговаривайся. Я те не шут, какой гороховый – представления давать. Да и потом в городе Ильюха меня уже и не трогает. Бывалочи, приеду к Федьке своему, выпьем с ним сколь хотим, а за окном ни грозы, ни грома. А как сюда вернусь... начинается. Гвоздит как кузнец по наковальне.

М а ш а. Я подобное на Памире наблюдала, когда мы там, в походе были. Какие только чудеса там не творились! Их аномальными явлениями называют. Но там Памир, а здесь?

Д е д. Кто у вас там помер?

М а ш а. /Снисходительно/. Не помер, а Памир. Горы такие.

Д е д. Вот сигареты, припомню, были такие, точно.... Так и назывались "Помер". Крепкие, зараза, были. Ажно до самой задницы пробирало.

/Постепенно гроза стихает, небо светлеет/.

Д е д. Вы дале куда пойдете? В город возвернетесь?

П а ш а. Поздно уже в город возвращаться, а после вашей деревни других на карте и не обозначено, лес да болота.

Д е д. Так оно, так. Урман дале.

М а ш а. А у вас нельзя остановиться переночевать, а завтра бы и в город пошли.

Д е д. /Неохотно/. У меня никак нельзя, положить вас негде, да и привык я уже один. Дарья меня все к себе сманивает, а я не хочу. Мало ли что человек делать пожелает, а когда кто рядом, простору для мыслей нет. Вот, робяты, может Дарья пустит, потолкуйте с ней.

М а ш а. /Навязчиво/. Я могу и в бане вашей заночевать, а Павлик на сеновале.

Д е д. В баньку как раз никак нельзя, а сеновал у меня разным хламом завален.

М а ш а. А почему в баню вдруг нельзя? Я смотрела, там ничего, нормально, спать можно, оба там поместимся. Ты как, Паш., не испугаешься ночью со мной вместе остаться?

П а ш а. /Смущенно/. Как скажешь.

Д е д./Сердито/. По-русски, что ль не понимаешь? Нельзя вам в баньку и весь сказ.

М а ш а. /Упрямо/. А почему?!

Д е д. По кочану да по кочерыжке. Нечисто у меня там.

М а ш а. Если надо, то я приберу.

Д е д. Как бы тебя самою после того прибирать не пришлось.

М а ш а. Да вы, дедушка, не темните, говорите все как есть, а то я не люблю все эти недомолвки.

Д е д. /Передразнивает/. Молвки-недомолвки! С банницей тебе дело иметь ни разу не приходилось? То-то оно и видно. Не глупи, девка, а то худо кончишь.

М а ш а. Что за банница?

П а ш а. Давай я тебе объясню: это мифологический образ типа лешего или Р у с а л к и. Читал я об этом.

Д е д. Что, уже и об этом в книгах пишут?

М а ш а. Да мало ли чего там понаписано. Не верю я во все эти байки.

Д е д. Ах, не веришь?! Ну, тогда ступай, поглядим, что с тебя станется. Была у нас на деревне одна такая расхрабрячка, Нюркой ее звали, поспорила с подружками, мол на Светлое Христово воскресение в баньке блинов испечет, на каменке. А в награду за тот спор выберет себе парня в женихи, который ей по нраву.

М а ш а. И что? Выспорила?

Д е д. Выспорить-то выспорила, да жизнь у нее с тем парнем не вышло, наперекосяк все пошло, поехало.

М а ш а. /Небрежно/. Тогда у всех жизнь наперекосяк шла. И что с того?

Д е д. Не скажи, девка, не скажи. То, что банница с Нюркой той сотворила и врагу не пожелаешь, – детки у нее все уродами рождались. Вот.

М а ш а. Вас, дед Миша, послушать, то без нечистой силы и шагу не ступишь.

Д е д. А то как? Она тут, рядом живет. Только зазеваешься, отпору ей не дашь, то так шею понамылит, что век страдать будешь.

М а ш а. Ой, слыхали мы и такое. Только и я могу на спор хоть сейчас блинов в вашей бане напечь и никаких чертей не побоюсь.

Д е д. Ой, девка, не шуткуй! Как бы худа не было.

П а ш а. Чего-то ты, Маша, расхрабрилась, остынь.

М а ш а. Да я и раньше не очень пугливая была, а раз такое дело, то запросто поспорить могу.

П а ш а. Ну, хорошо, будь, по-твоему. На что спорим?

М а ш а. На "американку". Знаешь как? Если я выиграю, то исполняешь любое мое желание. Пойдет?

П а ш а. Ага, а ты заставишь меня на крышу залезть или лягушкой на болоте квакать.

М а ш а. Могу, но мое желание другое будет.

П а ш а. А ты скажи.

М а ш а. Потом и узнаешь. Я ведь тебя не спрашиваю, чего ты потребуешь, если я проиграю.

Д е д. Не по нраву мне эта ваша затея...

М а ш а. Все ништяк, дедуль. Короче, Павлик, по рукам?

П а ш а. Хорошо, по рукам. /Протягивает ей руку/.

М а ш а. /Пожимает его руку/. Разбивайте, Д е д М и ш а.

Д е д. /Разбивает неохотно/. Я тебя предупредил, а там дале сама гляди. Я уж понял, чего ты загадать решила. /Выразительно смотрит на Пашу, тот смущается, краснеет, отводит глаза/. Только добра от своей затеи не жди. Точно говорю.

М а ш а. /Решительно/.Ха, напугали пьяного ежика. За меня не переживайте, ничего не случится. Мука, молоко есть? Масла немного, сковородка.

Д е д. Как скажешь. Счас принесу. /Уходит в дом/.

П а ш а. Может, передумаешь?

М а ш а. Плохо ты меня, Павлик, знаешь. Я от своего никогда не отступлюсь. Да и не верю я во всех этих банниц, домовых и прочую нечистую силу.

/Со стороны бани доносится шум, завывание, побрякивание тазов/.

П а ш а. Слышишь?

М а ш а. То дед специально пугает. Тоже мне, шутник. Сказки все это.

П а ш а. Нет, М а ш а. Сказки просто так из ничего не берутся. В них запрет есть, чего можно делать, а чего нельзя. Понимаешь, нельзя переступать черту...

М а ш а. Это какую черту. /Оглядывается, разводит руками/. Не вижу.

П а ш а. У каждого народа есть свои запреты: нельзя в огонь плевать, человека вперед ногами выносить, зеркала занавешивают, когда покойник в доме...

М а ш а. Ага, ты еще про черную кошку вспомни, про пустые ведра.

П а ш а. Не надо суеверия с обрядами путать. То разные вещи...

М а ш а. /Насмешливо/. Философ ты наш! А знаешь, таким рассудительным ты мне даже больше нравишься. Есть в тебе что-то..../ Не находит нужного слова/.

Д е д. /Появляется во дворе с большой сковородой, баночкой с маслом, миской, подает Маше/. Вот, дочка, все что просила. Может, отложишь затею свою?

М а ш а. /Принимает от него все принесенное/. А вот и нет. Чай ставьте, скоро блины будут как раз и поужинаем. /Скрывается в бане/.

П а ш а. Я тут побуду, а вдруг чего...

Д е д. Нет, милок, айда в дом. Ты ей теперича ничем не поможешь.

/ Уходят в дом. Слышен тяжелый раскат грома и по небу скользит черная тень, из бани доносится негромкое завывание, как свистит ветер в печной трубе/.

Картина 5.

Небольшая плохо освещенная деревенская банька с закопченными стенами. Под самым потолком полок, на нем несколько тазов, мочалки, старые веники. У самого входа печка-каменка, у стены лавка, бак с водой Маша возится у растопленной печки, калит сковородку, размешивает муку. Вдруг что-то брякнуло и засопело, заворочалось в дальнем углу.

М а ш а. /Вздрогнув/. Ой! Кто это? /Чуть подождав/. Есть тут кто? Эй, Пашка, хватит шутить, выходи./Молчание/. Показалось? Ладно, поглядим, что дальше будет. /Наливает на сковородку приготовленный раствор, слышно шипение поджаривающегося блина и тут же чей-то голос, невидимый для зрителя громко шамкая, произносит/.

Б а н н и ц а. Вкушно-то как! Ням-ням, тям-ням. Жрать хочу.

М а ш а. Павлик, ты? Хватит дурить, выходи. /Идет к двери, но чья-то большая тень преграждает ей дорогу/. Кто это?!

Б а н н и ц а. Я-а-а... Шопрела вся как жрать хотца.

М а ш а. /Хватает в руку кочергу/. Чего надо?

Б а н н и ц а. Кусать, кусать хотца. Сто лет и крошки во рту не было. Одну воду пью, парком закусываю. Дай покусать, дай, а то худо будет.

М а ш а. Где ты есть, покажись.

Б а н н и ц а. /Показывается огромная голова с выпученными глазами, огромным ртом, из которого свешивается язык/. Вот она я.... А ты кто будешь?

М а ш а. Кто я? Кто я? /Хочет назвать свое имя, но останавливается на полуслове/. Прохожая я. Замерзла и зашла в баньку погреться. Помешала? Сейчас уйду, мешать не стану. /Направляется к двери, но ее останавливает лохматая большущая лапа, не пускает/.

Б а н н и ц а. Постой. А кто мне жрать даст? Голодная я.

М а ш а. /Пытается ударить кочергой по лапе, но кочерга вылетает из ее руки/. Вот навязалась на мою голову. Чего же хозяин столько лет тебя не кормил?

Б а н н и ц а. Извести меня хочет, голодом морит. Вредный он.

М а ш а. Верно, не вредней тебя. А если накормлю, то отпустишь?

Б а н н и ц а. Вот ежели наемся, то может и отпущу. Но коль мало будет, то пеняй на себя – придушу.

М а ш а. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, приплыли, называется. Чего же мне с тобой делать? Так и быть, держи блин. /Кидает в рот баннице/.

Б а н н и ц а. Ешо! Ешо давай. Жрать хочу.

М а ш а. Да ты так все мои блины слопаешь и точно, за меня примешься. Ну-ка, на, спробуй. /Кидает ей в пасть веник/.

Б а н н и ц а. Тьфу, не вкусно. /Выплевывает/. Блин хочу.

М а ш а. Что же мне с тобой сделать? А все одно обдурю./Продолжает печь блины и складывать на тарелку, которую спрятала под лавку/.

Б а н н и ц а. Ой, хорошая девка. Как тебя зовут?

М а ш а. Да забыла.

Б а н н и ц а. Хорошее имя. А меня все матушкой Ротозеихой кличут. Тебе нравится?

М а ш а. Да ничего, тебе, мать, подходит.

Б а н н и ц а. Скоро поспеет? Совсем ждать не могу.

М а ш а. Потерпи немного, сейчас, сейчас. /Выливает остатки раствора на сковородку, прячет блин и продолжает калить сковороду дальше, пока та не раскаляется до красна/. Открой, матушка Ротозеиха, ротик пошире.

Б а н н и ц а. Ага.... /Открывает рот чуть не до ушей/. Давай...

М а ш а. /Сует ей в рот сковородку/. Получай! /Хватает тарелку с блинами и выскакивает через дверь во двор/. Адью, вам от нас с кисточкой.

Б а н н и ц а. /Громко орет от боли/. А-а-а!!! Об-ма-ну-ла!!! Найду!!! Накажу!!! Поймаю!!!

/В бане темнеет, по стенам мелькают тени, хлопают крылья, то слетаются соседние банницы, слышны голоса: "Кто обидел?""Кто посмел?" "Имя, имя как?" "Забыла, забыла, забыла..."

Картина 6.

Дом деда Башкура. За столом дед и Паша пьют чай. Паша время от времени поглядывает на дверь, несколько раз встает, но дед останавливает его.

Д е д. Куды намылился? Сиди. Последнее дело парню за девкой бегать. Сама напросилась, вот сама пущай и расхлебывает.

П а ш а. Да я только гляну как она там: вдруг угорела или еще чего...

Д е д. А ты не "чавокай". Вывернется, знаю я ихнею породу. Шустрая девка.

П а ш а. Да я только спрошу через дверь и обратно.

Д е д. Послушай меня старого. Нравится тебе девка? Вижу, нравится. Никогда перед ними вида не показывай, что по нраву. Сами пригребут на твою сторону. Дай только срок.

П а ш а. Прямо по Пушкину: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей..."

Д е д. Видать, твой Пушкин не дурак был, понимал в бабах толк. Как и я.

П а ш а. Только до вас, дед Миша, ему далеко.

Д е д. Это почему?

П а ш а. Ему вашу самогонку не осилить бы во век.

Д е д. А, это. Ничего, пожил бы тут, на комарах, на мошке, в поле наломался бы с утра до вечера и ему бы самогонка слаще меда показалась. Слушай, парень, а ты точно студент?

П а ш а. Конечно, на четвертый курс уже перешел.

Д е д. На фига тебе эта учеба? Акромя головной боли ни фига не заработаешь. Это я тебе говорю, дед Б а ш к у р. А у меня башка знаешь какая?

П а ш а. /Улыбается/. Знаю, знаю – крепкая башка.

Д е д. Что крепкая, то само собой, но ране в ней какой ни какой умишко водился. И вот чего я тебе присоветую: оставайся при мне в деревне. Нужен ты мне, по важному делу нужен.

П а ш а. Да как я институт брошу? Совсем чуть осталось. Разве потом, когда закончу...

Д е д. /Вздыхает/. Потом поздно может статься, не доживу я до того времени. Жаль, а то бы мы с тобой знаешь как зажили? По-царски! То, чего я тебе предложить хочу, ни один человек на всем белом свете не предложит. Гляди.

П а ш а. Странный вы какой-то, Д е д М и ш а. /Решительно встает, направляется к двери/. Нет, я все же пойду посмотрю как там М а ш а...

М а ш а. /Распахивается дверь и вбегает Маша вся растрепанная, раскрасневшаяся с тарелкой блинов в руках, которые ставит на стол перед дедом/. Вот вам ваши блинчики, получите и распишитесь в доставке. /Чуть заикается от волнения/.

Д е д. /За окном чего-то завывает, грохочет, он косится на дверь и с удивлением рассматривает девушку/. Ты смотри! Спекла! И сама целехонька?! Ой, глазам своим не верю. Как же ты с банницей-то совладала? Может ты и сама той же породы?

М а ш а. Ну и шутник вы, дедушка. Попугать вздумали? Думали убегу?! А вот фигушки вам, не дождетесь.

Д е д. Да... тебя на испуг не возьмешь.

П а ш а. /Подходит к девушке, берет за руку, притягивает к себе/. На, попей..../Подает стакан с чаем/. А то дрожишь вся. Страшно было? Испугалась? Бедненькая моя!

М а ш а. /Кладет ему голову на плечо/. Конечно, испугалась. А ты как думал?! /Неожиданно горько плачет, все крепче прижимаясь к Павлику/. Там знаешь как страшно? Все гремит, стучит, чудится всякое разное, а я как дура эти блины пеку. На фига они мне сдались?! А меня... меня там кто-то лапищей мохнатой как хватит! Ой, жуть!

Д е д. А я тебе говорил...

М а ш а. Вас бы туда, поглядела, бы как вы там себя повели.

Д е д. Как же ты выкрутилась?

М а ш а. /Передразнивает/. Как-как.... А так! Накалила сковородку до красна и в пасть той чудище и сунула.

Д е д. Да ты что?

М а ш а. А то! Целоваться мне что ли с ней? А вдруг бы и правда не выпустила?

Д е д. Зря ты так, ой, девка, зря. Добром с ней надо было. Она там может ни одну сотню лет живет, а ты.... Страх он сегодня есть, а завтра и кончится. А коль ты силой, то и они против тебя пойдут силой. Ты хитростью, и оне хитростью. Добром, говорю, надо.

М а ш а. /Успокоившись/. Добренький вы оказывается. Да. А меня учили, что добро должно быть с кулаками. Так, Павлик?

П а ш а. Да и не знаю....

Д е д. Кто только такую чушь выдумал? Тьфу! Ему бы самому кулаком, да под ложечку. У нас в деревне ране иначе думали, вот хоть Дарью, соседку мою спроси....

Открывается входная дверь и, тяжело ступая, никого перед собой не видя, входит Д а р ь я. На вытянутых руках она несет перед собой большое гусиное яйцо. Кладет его на стол перед дедом, крестится, отходит в сторону.

Д а р ь я. Спаси мя, Господи, от греха и искушения.

Д е д. Кто ж тебя, Дарьюшка, искушает-то, бедную? Поди, ни одного мужика в деревне акромя меня нет, да и я уже не в счет.

Д а р ь я. Как кто? Он, нечистый. Глянь, погляди чего моя Шурка учудила, после того как ты ее обработал.

Д е д. Ой, соседушка, тихая беседушка, беда мне с тобой, да и только. Чего там такого необыкновенного? /Берет в руки яйцо, снимает скорлупу и в руках у него оказывается блестящий камень желтого цвета/. Камень....

Д а р ь я. Не простой камень, а самородок золотой. Как есть, самородок!

М а ш а. /Выхватывает у деда камень/. Неужто и взаправду золото?! Вот это да! Настоящее? Да откуда ему здесь взяться?

П а ш а. Может колчедан или иной минерал? А ты сразу "золото, золото". Прямо россыпи царя Соломона!

Д е д. Правильно говоришь, сынок, откуда здесь проклятущему золоту взяться? То сызнова нечистый с нами шуткует, а вы и варежки пораззявили.

М а ш а. Почему вдруг "проклятущему"? На золоте, да будет вам известно, вся мировая экономика держится. Зря что ли люди его кругом ищут?

Д е д. Знаем мы про то как ищут и чего с ними бывает, когда находят. Отец мой еще до войны на прииски старателем нанимался, а потом едва живой домой вернулся, порассказывал чего там творится. За такой самородок человека запросто и убить могут. Так что ты, дочка, держалась бы от него подале. Бед от него столько, что не приведи Господи.

М а ш а. Так самородок это или как?

П а ш а. /Недружелюбно/. Маша, тебе-то что до чужого?

М а ш а. Почему чужого? Мы тут все вместе сидим, под одной крышей, а потому и делить надо поровну.

П а ш а. /Вспыхивает/. И не стыдно тебе?

М а ш а. Эх, ты! Недотепа! Счастье само в руки идет, а ты.... А знаете ли вы, что по закону каждый из присутствующих имеет право на равную часть от находки? Правда большая часть достается государству, но и это можно решить, если мы сумеем договориться меж собой.

П а ш а. Прекрати!

Д е д. Нет, сынок, пущай говорит. Интересно послушать на какую стежку-дорожку выведет.

Д а р ь я. Чего-то я в толк не возьму куда девка гнет? О чем она?

Д е д. А ты слухай, слухай, интересно гуторит.

М а ш а. А чего тут интересного? Поделить мы должны все поровну меж собой на четыре равные части.

Д а р ь я. А-а-а... Вот ты о чем. Значица моя Шурка яйцо снесла, а я с кем-то его еще и делить должна? Хитро придумано.

Д е д. Я так от своей доли сразу отказываюсь и тебе, Дарья, советую не связываться с золотом энтим.

Д а р ь я. Это почему вдруг? Мне бы денежки очень пригодились. Коровку бы завела, дом поправила. Я эту девку первый раз в жизни вижу! Кто она мне? И задаром ей самородок отдать?! Ни в жизнь!

Д е д. Ох, Дарьюшка, Дарьюшка. В первый раз что ли свое терять? Или не было такого с нами и ране? Откажись, тебе же и воздастся.

Д а р ь я. Да с чего вдруг?!

Д е д. А с того! У них свадьба через неделю, сделай подарок молодым.

Д а р ь я. /Растеряно/.Вон оно чего.... Тогда оно конечно можно подумать.

М а ш а. /Паше/. О, молодцы! Уже и поженили нас! Быстро это у них.

П а ш а. /Смущенно/. Мало ли чего они тут наговорят.

М а ш а. А ты еще про наш спор не забыл? Вот сиди и помалкивай. Я тебе о своем желании пока ничего не говорила.

П а ш а. Ты серьезно что ли?

М а ш а. Вполне.

Д е д. Чего шепчетесь? Так среди добрых людей не положено. Двигайтесь-ка ближе к столу, да и обмоем находку. А камешек пущай полежит пока. Вечером про деньги грешно говорить, до утра и оставим. /Кладет камень на край стола/.

М а ш а. Да мы погуляем лучше. /Встает и незаметно забирает самородок/. Пошли, Павлик, на улицу, воздухом подышим.

П а ш а. /Покорно/. Пойдем.

Д е д. /Заметил как Маша взяла самородок/. Погуляйте, погуляйте. Дело ваше молодое, отчего не погулять-то.

/Паша и Маша уходят/.

Д а р ь я. Откуда они взялись, такие прыткие?

Д е д. Откуда ж еще, с городу. Там нонче все такие. Ты, Дарья, того... про камушек тот не жалей, а лучше совсем позабудь.

Д а р ь я. Как это?

Д е д. А вот так! Забудь и узелок завяжи. Не было его, приснилось тебе это все.

Д а р ь я. Не сплю ведь поди?

Д е д. А откуда тебе известно спишь ты или иным чем занята?

Д а р ь я. Уж знаю.

Д е д. Вот и знай себе и молчи в тряпочку. Тебе налить али как? /Достает из-под стола бутыль с самогоном/.

Д а р ь я. Да пропади он пропадом камень этот! Может и впрямь приснился?

Д е д. Само собой, приснился. /Наливает себе и Дарье/.

Картина 7.

Двор деда Башкура. Поздний вечер. Виден краешек всходящей луны. Паша и Маша стоят возле калитки.

М а ш а. Ну, Павлик, удивляешь ты меня.

П а ш а. Это чем же?

М а ш а. Про таких как ты знаешь чего говорят? Не украсть ни покараулить.

П а ш а. А я и не собираюсь ни красть, ни караулить ворованное.

М а ш а. Не заводись. Никто тебя на преступление и не толкает, но и от своего отказываться не собираюсь.

П а ш а. Значит, ты самородок у стариков забрать хочешь?

М а ш а. А зачем он им нужен? Они свое отжили, отлюбили, а у нас с тобой жизнь только начинается.

П а ш а. И что с того? По-твоему надо ее с обмана начинать, да? Готова и деда и бабку, несчастных этих людей до последнего обобрать?

М а ш а. Да зачем им золото? Зачем, скажи ты мне, правдоискатель несчастный?! Всю жизнь в этой дыре просидели и ничегошеньки им больше не нужно. Разве не так?

П а ш а. Еще не известно что с тобой на старости лет будет и где ты окажешься.

М а ш а. Уж только не в этой... как ее... Почекунихе, не чокнутая вроде бы.

П а ш а. Значит, они по-твоему чокнутые, коль тут живут?

М а ш а. Нет, ты только послушай! Я тебе можно сказать счастье предлагаю, нормальную безбедную жизнь хотя бы на первое время, а ты ерепенишься, будто бы тебя заставляю голым по городу ходить.