Текст книги "Кофейня (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Прах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Выслушать… Просто выслушать. За стаканом дешевого коньяка, в компании немого незнакомца. За шумом поезда, сидя на перроне. За книгой или за строками этой книги – просто выслушать. И пусть тебя не услышат, и пусть все пролетит мимо ушей… Возможно тогда многие бы забыли о слове бессонница и взглянули, как порой прекрасен по утру рассвет. Возможно тогда, многие бы вспомнили, что живут, а не просыпаются, чтобы снова уснуть…

«…Меня всегда считали странным. Возможно потому, что я не следил за модой и не тонул в популярных песнях, как это делали миллионы. Моим хитом всегда было – знать, что сказать и кому это сказать, когда промолчать, а для кого остаться немым и, пожалуй, самым главным для меня было – вовремя уйти.

Красивые обертки и гниль в начинке – десерт современного общества. Но это было не по мне. Такие блюда не переваривались во мне и, порой, часто приходилось выворачивать все наружу…

С каких только небес свалилось мне на голову такое счастье, в тот июльский вечер, сидя у аллеи парка? Улыбаюсь. Как без улыбки вспомнить… Возможно, если бы не твой сломанный каблук, вряд ли я писал бы сейчас эти строки…

Когда я нес тебя на руках, дай угадаю, ты подумала – «Он в меня влюбился». И, наверное, представляла себя на кого больше будут похожи наши дети, после того, как я буду стоять с полными пакетами у очередного бутика, а после довольно, под руку, сопровождать домой. Угадал? Смеюсь… Ведь наши с тобой мысли в тот момент оказались почти взаимными. Почти… Где же это чертовое такси? Я думал, как бы побыстрее донести тебя домой, пока мои руки окончательно не отвалились. «Слабак» – подумаешь ты? «Диета еще никому не вредила» – отвечу я. С каких только небес ты мне тогда свалилась, дорогая? Явно не из тех, в которых ты была желанным гостем… »

Оставив закладку на одной из прочитанных страниц, Роза не могла сдержать своей улыбки. Хорошее настроение… Бокал сухого вина и книга, что так запала ей в душу. Что еще нужно для счастья в этот прекрасный вечер? Мужчина – подумала она. Хотя нет, пожалуй, еще бокал вина.

То, что Роза не пришла было предсказуемо, как и то, что она еще вернется. Зачем? Чтобы задать ему один вопрос или остаться, как и он, немым гостем этой кофейни. Других вариантов быть и не могло…

В этот день все его внимание было уделено еще одному постояльцу этого заведения. Скорее даже не внимание, а восхищение. Париж – так прозвал его он для себя, настоящего имени этого парня он не знал, да ему это было и ненужно. А восхищался он не потому, что Париж приходил в кофейню, чтобы заказать стакан воды без газа и оставить десять долларов на чай. Этот парень, лет двадцати пяти, носил одну и ту же одежду на протяжении всего сезона. Внешне он был прост, как цент, лежащий на ладони, который можно рассмотреть и, поняв, что за него ничего не купишь – бросить в карман. Но это было только внешне…

Париж подметал дворы, как самый обычный дворник, зарабатывая себе на жизнь. Это было в средине августа, позапрошлого года, когда начался ни кем нежданный сезон дождей. Он был влюблен в одну девушку, как ему казалось – взаимно. Они целовались на набережной по вечерам, а поутру просыпались в разных постелях. Обычная влюбленная пара, которая не переступила еще порог воздушной романтики – красных роз с красивыми словами внутри, неожиданных сюрпризов и кокетливых капризов своей возлюбленной. Чем он зарабатывал себе на жизнь, она не интересовалась, и это было ему по душе.

Черный кабриолет, что удивительно – не красный, не белый, а строго мужской цвет – черный – был мечтой ее детства. Такого красавца они видели каждый день, возвращаясь с прогулок, и каждый раз ее восторг разделял с ней и он. А днем он подметал дворы, наверное, ни минуты не забывая вечерних порывов любви. Только от резких болей в спине, что так часто тревожили его, он останавливался, стоял и смотрел на кабриолет, на мечту всей ее жизни, улыбаясь. Хотел бы и он иметь такое счастье, как мечта. Возможно тогда он бы жил совсем по-другому.

Когда он готовился сделать ей предложение, они уже просыпались на одной узкой кровати и чистили зубы одной щеткой, настолько сближали они свои чувства, что личная гигиена интересовала их уж куда меньше, чем потерянный поутру носок. Страсть… Вспыльчивая, как огонь и горячая, как чай, которым порой было приятно обжигать свои губы. Эта страсть оставляла свои следы по всему телу и даже вне его.

В этот день, как обычно, Париж мел улицы и думал о ней. Вечером, на той самой набережной, он хотел сделать ей предложение и начать новую жизнь. Завести мечту и, держа за руку любимого человека, шагать ей на встречу. Как это много, он увидел по ее глазам, что восхищенно сопровождали свою. Мечту…

В тот же день судьба свела их прямо на улице, которую не успел домести еще он. Она шла со своими подругами, болтая о чем-то своем, прямо ему навстречу. Сначала она его не заметила, а когда заметила, посмотрела ему в глаза. Он смотрел на нее с улыбкой, а она в тот момент готова была провалиться под землю от стыда. Они прошли мимо него, а он вздохнул с облегчением. На один скелет теперь стало меньше, видно это судьба повторял он себе, заканчивая свою работу.

Вечером он ждал ее с букетом цветов и кольцом в кармане, на том самом месте, где каждый вечер звезды считали их поцелуи. Она пришла вовремя, но с опозданием на целый мир. Грусть в глазах, она была чем-то расстроена…

Став на колени он целовал ее руку и признался в любви, сделав ей предложение. Красивая картина. Напротив стоял тот самый кабриолет, что был ее мечтой, а на коленях он – нищий дворник, который предлагал ей свою бедность. Она смотрела то на него, то на кабриолет.

Что она ему ответила? – Нам не по пути. Прости, если сможешь… И забери, пожалуйста, кольцо.

Она ушла, а он стоял на коленях. Бросив кольцо под ноги, он встал и направился к тому самому красавцу – черному кабриолету ее мечты. Сев за руль, он не спеша ехал за ней, но она его не заметила. Она совсем ничего не замечала, утонув в своих глубоких мыслях.

– Я купил его в первый день нашей встречи, – донеслось справа от нее.

Она остолбенела на месте, когда услышала эти слова.

– Досадно и жаль! Твоя мечта оказалась дешевле… За нее я заплатил деньги, а за тебя – самым ценным, что у меня было.

Ничего не понимая, она стояла, как статуя и смотрела, но не видела. Она его слышала, но совсем не слушала. Тот нищий дворник сидел за рулем ее мечты. Возможно, на мгновенье она подумала, что это сон.

– В одном ты оказалась права, – с растерянной улыбкой начал Париж.

– Нам действительно с тобой не по пути, – закончил он, со всей силы давя педаль газа.

С того вечера прошло три недели, как он встретил Парижа на своем пути. Он по-прежнему мел улицу, в тех самых старых джинсах и затертом до дыр, сером свитере. Его волновал только один вопрос, который он задал ему без лишних и не нужных диалогов.

– Разве с каждым днем мусора становится все меньше?

– Да. Но только не на этой улице…

После его ответа он понял, кто перед ним стоял и как ему удалось в этой жизни стать тем, кем он есть. Больше у него вопросов не возникало. Одно восхищение.

***

С полотенцем на голове, только вышедшая из ванны Роза – без одежды она была еще прекраснее… Растрепанные по плечам мокрые волосы, оголенная грудь и глаза цвета кофе. Кофейные… Вот только сейчас ее интересовало что-то покрепче. Что-то поглубже банальных слов и погрубее неувиденных снов… Что-то с запахом безумия. С тем запахом, что сводит с ума, закатывая глаза… Выгибая талию… До судорог… И уносит далеко, где нет постели. Где только дыхание напоминает о времени, которого нет и быть не может в эти минуты. Громкая тишина… Бешеное биение сердца, не чувствуя укусов. Царапин и крика… Выгибая тело… До конца…

Еще минут десять Роза не могла прийти в себя, отойти от… Возбуждена каждой клеткой. И в квартире пустой – одна, будто заперта в клетке с собой. Роза… Очнись! Роза… Открой глаза! Роза…

Без сознания она пролежала больше трех часов. Игла в левой руке… Она очнулась, пришла в себя и, вытащив иглу, выбросила на пол. Подошла к зеркалу и, осмотрев всю себя, улыбалась так наигранно. Смеялась безумно, в очередном порыве – сходила с ума не отводя от себя глаз. А может ей нравилось так? Играть… В большом зале пустых стульев и неуслышанных аплодисментов. Актриса… Ее главная роль. Вот только нет антракта в этом театре. А после титров не несут на руках, а уносят. И за шторами черными нету белых полос и каштановых волос. Там за шторами…

« День первый. “Суп”

То, что она решила остаться у меня, было не так странно, как опасно. Не скажу, что боялся ее присутствия, но некий дискомфорт постоянно я испытывал. Наблюдая за каждым ее шагом и передвижением, мне казалось, что ничем хорошим это не закончится. И как всегда, я оказался прав… Разбитая рамка. В ее руках все становилось потенциальной бомбой, даже книги на полке становились безвинными жертвами насилия… Женского пола. Но, благо господнее, к ним она еще не добралась…

Мало того, что это беззащитное Божье создание, хрупкое, не умело готовить, так ей еще не понравился мой суп. Представляете? Он был слишком постным. Такая наглость выходила за грани всех рамок разбитых и еще уцелевших. Первая моя мысль, чего уж тут таить – надеть тарелку прямо ей на голову, но эта мысль, так и осталась блуждать в моей вскипевшей голове. В ответ я просто промолчал и пытался насладиться своим творением… Шедевром. Все, что я готовил, всегда было для меня самым вкусным и изысканным. Ни одно блюдо ресторанное не могло превзойти своих стараний и каждый раз, я оценивал это по достоинству. Но в этот раз продлилось мое наслаждение не долго… После слов «Я сейчас закажу нам пиццу!» я чуть не подавился. Конечно, я могу понять, возможно, она привыкла так питаться и скорее всего от этого, я чуть не надорвал себе спину, когда нес на руках ее в тот вечер, но мысль про тарелку на голове все еще оставалась актуальной и возгоралась она во мне со скоростью света. Взяв себя в руки после испорченного аппетита, я уже думал, как бы так все обставить, чтобы появляться больше здесь она не захотела даже в самом кошмарном сне.

Пока она заказывала пиццу, я вызывал такси. Не прошло и вечности, как появилось и первое и второе буквально в пару минут разницы. Это совпадение мне было только на руку, как все прекрасно и вовремя.

Выйдя на улицу, не успев насладиться первой затяжкой дыма, как из рук моих она забрала портмоне. Расплатившись за пиццу, она отправила этого парня в такси со словами: «Видите, какой у меня заботливый и добродушный мужчина. Пожелал, чтобы Вас отвезли на такси обратно, в благодарность за вашу бесподобную пиццу». Закончив диалог, она направилась ко мне и поцеловала в щеку, со словами «Пойдем, мой герой». После этих слов, я понял, что не так она проста, как показалось на первый взгляд. И соринку в глаз не клади. Вот она…

Женщина. »

Роза была поглощена полностью книгой, сидя на кухне в белом халате. Ее не отвлекали вечные стуки соседей, и только подкуривая новую сигарету, на доли секунды возвращалась в эту квартиру, чтобы снова ее покинуть. Удивительно, как строки страниц натягивали ее тонкие струны души. Улыбка, удивление, умиление… Каких только эмоций не скрывало ее лицо. Она была погружена в самую бездну этой маленькой книжечки и с каждой страницей все больше и сильнее пыталась в ней утонуть. Только звук чайника ненадолго отвлек ее… Она аккуратно наливала себе кофе, но ее мысли по-прежнему оставались куда дальше этой маленькой кухни и куда вкуснее ее горячего латте.

« День второй. “Свои порядки”

… Как и то, что ее сумка продолжала лежать на моем рабочем столе, равно как и она на моей кровати – было только вопросом времени. Ни я затеял эту игру, ну что же, посмотрим, сколько ты здесь продержишься. А смотреть можно было вот на что. Явно, уходить она не собиралась – это можно было заметить по ее нижнему белью, а точнее по отсутствию всего кроме него. Только глаза. Такие невинные… Хитрые глаза. Женщин, как она встречать не доводилось, и поэтому я натягивал улыбку как можно добродушнее и молча принимал ее условия.

Готовить для нее, разумеется, я не стал, предложив ей сходить в кафе на соседнем углу, в сопровождении ее невидимого друга. Нет, конечно, так я тогда не сказал, но подумал именно так. На мое тонкое и изысканное предложение, она вежливо отказалась. Боже, какого ангела небесного ты мне спустил на землю босиком. А крылья видимо обгорели, как и ее тосты поутру…

Разбитые тарелки разбудили меня не хуже будильника, но торопиться я не стал, а напротив – решил просто дальше уснуть. Но, как оказалось ненадолго. Резкий грохот… Встав и, набросив на себя белую майку, я направился в кухню. Картина была следующая. Три разбитых тарелки. Перевернутый стол и все, что на нем было. Благо ее, ножи были спрятаны, в тот момент кроме них я думать ни о чем больше не мог.

– К счастью, – невинно сказала она, собирая осколки тарелок.

– И тебе доброе утро, – натянув улыбку насколько только мог, ответил я.

В тот момент, мне уже неважно было, что она существо слабого пола. Я готов был пойти на любые меры, чтобы этого “счастья” в моей квартире никогда больше не появлялось. Но с выдохом, я отпустил дурные мысли и решил помочь ей, пока она полностью не разгромила мне кухню. Каким только образом она перевернула стол, я спрашивать не стал, тем лучше для себя. Держать себя в руках становилось все труднее, а ей, как показалось – легче. Это временно, это всего лишь временно, повторял я себе, собирая осколки тарелок и разбитых чашек. Медленно и глубоко дыша носом, я восстанавливал свою психику, до этого дня я даже слова такого не употреблял, а теперь можно смело садиться на таблетки от нервного срыва. Но она все-таки решилась добить…

– Дорогой, я хотела только накрасить ногти, – безобидно и спокойно начала она.

– Как только я села поудобней и положила на стол свои ножки, как он…

Не успела закончить она, на свое же счастье. Сказать, что я был взбешен – равносильно как Бен Ладен гладил котенка на зеленых лужайках. В таком гневе я себя не помнил никогда, более того – осколок, что был сжат с огромной силой в руке, капля за каплей наполнялся жидкостью… Красной. Но это тогда меня беспокоило меньше всего. Ни боли, ни резкого шока от нее я почти не ощущал.

– Ты красила ногти на ногах… на этом столе? – сквозь зубы процедил я.

– Извини, я так привыкла и не хотела, чтобы так получилось… Извини! – в слезах виновато закончила она.

Актриса из нее еще та. Как ее до сих пор носит на этом свете, ума не приложу. Где же ты, кирпич, когда так нужен голове? Выбежав из кухни, она направилась в спальню, оставив меня наедине с этим…

На кухонный стол, на котором каждый день я принимал пищу, она клала свои ноги. Каких только слов матерных я вспомнил в тот момент, даже тех, что не знал, я придумывал на ходу. Приведя все в порядок, хотя какой там порядок, я обматывал руку бинтом и немного приходил в себя, в спокойное состояние, если это можно было так назвать. Это только второй день, а чувствую, что лечиться мне нужно будет месяца два, как минимум, после такого, мягко говоря, стресса.

Зайдя в спальню – она меня не заметила, но скорее сделала вид, что не заметила. Все-таки не уберег я свои книги, она добралась и до них. Выдохнул… А на вдохе я попытался начать разговор.

– Не забывай, что ты в моей квартире и будь добра соблюдать мои порядки, – спокойно, но твердо начал я.

Она пересматривала книги, даже не повернув голову в мою сторону. Но, тем ни менее, я продолжил.

– Во-первых, никаких “красить ногти на столе” и вне его пределов. За дверью наружной – сколько угодно, но только не в моей квартире. В ванной комнате – пожалуйста, но только не за пределами ее. Да, кстати, моей бритвой не брить ноги, другие места и даже усы, если они вдруг начнут расти. С этим вопросом уяснили, – твердо закончил я.

– Во-вторых, не нравится моя еда – учись готовить сама или иди в заведения общественного питания, но никакой пиццы в моей квартире. Никогда. И к кухне не подходи, даже если нужно будет заварить чай или кофе. И близко к ней не подходи. Я сделаю сам.

– И в третьих… – не успел закончить я, как она перебила.

– Извини, дорогой, ты что-то говорил? Я так увлеклась этой книгой, что все прослушала, – с некой обидой и радостью в глазах сказала она, затем добавила, – Ты что-то говорил про чай и кофе… Сделай мне кофе, только не на свой вкус. Эспрессо с двумя ложками сахара, пожалуйста.

День третий. “Дьявол”

То, что в квартире со мной находилась сатана в женском обличии, никаких сомнений больше не вызывало. Да, не спорю, грешен и я, как и миллионы людей на этой планете, но в самом разгаре своей жизни встретить дьявола… Чем же нужно было так согрешить?

Я не то, что боялся оставлять ее одну в своей спальне, которая уже третий день была в ее владениях, даже чихнуть без моего присмотра я ей позволить не мог. Каждый ее шаг, как по минному полю. Слепой сапер, по-другому и не назовешь это милое создание. Проклиная тот июльский вечер, я уже боялся покидать квартиру даже на пару минут. Чего от нее ожидать? Явно не походы по воде с криками “Аллилуйя”.

В этот раз все произошло внезапно… Страшнее было ожидания беды, чем она сама. Особенно, когда эта “беда” поселилась в твоей спальне. Я, как обычно, принимал утренний теплый душ, закрыв глаза на то, что все в ванной комнате уже было обставлено ее кремами, гелями и прочей женской… Сигаретный дым доходил даже в ванную, плотно закрытую изнутри. Обмотав себя полотенцем, я выбежал и наблюдал следующее – вся квартира была пропитана дымом, а она, как ни в чем не бывало, лежала на кровати и сбрасывала пепел в мою любимую маленькую чашечку, с которой каждое утро я наслаждался кофе.

– Твою мать, – не сдержав эмоций, вскрикнул я.

Мало того, что она убила мне больше нервных клеток за эти три дня, чем я сам за всю свою жизнь, так она еще решила добить инфарктом.

– Ты что творишь? – совладать с собой я уже был не в силах.

Вырвав из рук ее сигарету и потушив ее в чашке, я открыл балкон и в гневе выбросил чашку вниз. Свежий воздух проветривал квартиру, и от этого становилось прохладно. Проигнорировав, как только мог, ее присутствие, я направлялся в гостиную, чтобы одеться и выпереть ее без всяких церемоний. Все, спектакль окончен, такого я больше не потерплю.

На ходу она сорвала с меня полотенце, и стоял я перед ней в чем мать родила. Стыд? Нет, к большому удивлению стыдно мне не было. Она смотрела то на меня, то опускала глаза ниже. В ее глазах не было интереса, в любом случае я этого не заметил, в них было что-то другое…

– Никогда не видела голого мужчину? Так вот я, смотри, – даже не собираясь поднимать полотенце, сказал я.

– Мужчину видела, а мальчика с величием Бога – нет, – спокойно ответила она, затем добавила, – у мужчины эго не должно выходить за рамки языка, в твоем случае оно не помещается не только в этой квартире, но и в любом месте, где бы ты ни находился.

Мало того, что этот, как она назвала “мальчик” был старше ее не только по годам, но и прожитой жизни, так еще в добавок мне были прописаны курсы лечения этим чудо-психологом. То, что я эгоист я знал и без нее, но величать себя богом – это уж слишком.

– Ты закончила? – с насмешкой спросил я.

– Нет! – отрезала она.

– У тебя на среднем пальце перстень, – начала она, взяв мою руку, осматривая с интересом мой перстень.

– Белое золото, – уверенно сказала она.

От ее слов у меня участилось сердцебиение, и дыхание становилось неровным, она повергла меня в шок. Но показывать этого я ей не стал, никак не отреагировав ей в ответ. Как? Как она могла попасть прямо в точку? Белое золото невооружённым взглядом очень похоже на серебро, платину или простое железо, что можно купить за пару долларов в любом переходе.

– Так интересно, ты живешь в дешевой квартире, носишь дешевую одежду и пытаешься за всем этим скрыть дорогое. Нет, я бы даже сказала ценное. Ведь ты не такой на самом деле, просто… – не успела закончить она, как я ее перебил.

– Это кусок железа и не более того и я такой, каков я есть.

Нужно было заканчивать этот диалог, ведь она действительно начала копать в нужном направлении и рано или поздно она бы докопалась. Только мне это было не нужно, как, впрочем, и ей.

– Мои серьги. Как ты думаешь…

– Серебро и парочка мелких стекляшек. Ничего удивительного, – заявил убежденно я.

То, что эти сережки не из перехода за долларов девяносто или сотню-две, я был уверен без всяких сомнений. Весьма прилично одета она была, не менее прилично рассуждала. Все факты на лицо. Но я бы не удивился, что продавец уверял в том, что эти камни в её серьгах – настоящие бриллианты. Да, это бы еще больше стройнило ее самооценку. Пожалуй, все так и было.

– Не угадал. Платина. И “стекляшки” эти, боюсь не смогу тебя удивить… Бриллианты! – улыбаясь, ответила она и по ее улыбке, явно было видно, что верить ей я не стану.

Без продолжения диалога, она бросилась на меня и повалила с собой на кровать. Лежа на спине, а она на мне. Смотря в глаза, а затем на губы. Это можно было назвать игрой, кто сделает первый шаг на встречу вовсе не ветру, а другому, что имело свой запах и вкус. Я отвечал ей взаимностью глядя в глаза, а затем губы. Но резкий прилив, что просто не могла не почувствовать она, заставил этот шаг сделать мне…

Дело вовсе не в сексе, хотя кого я обманываю, в том момент, а затем еще с небольшими перерывами, все дело было в нем и только. Ее тело пахло мной, а это возбуждало еще сильнее и дольше. Обычный секс, что имел необычную страсть и желание. Давно у меня такого не было.

В комнате было прохладно, балкон так и оставался открытым, но нам тогда прохладно не было ни на минуту. Только стемнело за окном, без сил и насыщен до не могу, я встал и, выйдя на балкон, закурил. День сегодня был прекрасный, как и вечер. Надеюсь, ночь будет спокойной и глубокой. Я хотел спать, как никогда раньше, сразу уснуть – эта приятная усталость была лучшим снотворным во все времена.

Наутро меня ожидал сюрприз…

День четвертый. “Сюрприз”

К большому удивлению в этот день меня разбудил не грохот разбитых тарелок, не шум за открытым балконом и даже не будильник. Запах… И, еще к большему удивлению, запах не подгоревших тостов или яичницы с беконом, а приятный запах, пробуждающий аппетит. Зайдя на кухню, я не поверил своим глазам. Сначала я подумал, что это сон и этим бы все объясняло, но ущипнув себя за левую руку, я пришел в сознание. Это не сон и она, в моей синей рубашке, была наяву. На столе стояло только приготовленное мясо по-французски, а его запах вызывал резкий аппетит, и внешне все выглядело достаточно изысканным. Две чистых тарелки, в каждой вилка и нож, два бокала и бутылка сухого вина, а на средине стола стояло ее главное блюдо. Честно говоря, сказать, что я был удивлен – это ничего не сказать, абсолютно.

– Доброе утро, – сказала она, увидев в моих глазах растерянность и отрицание происходящего.

Ответить ей я не мог в этот момент, прокручивая в голове разные версии, начиная от реальности глубокого сна и заканчивая галлюцинациями, что могли вызвать какие-то таблетки, что она подсыпала в воду перед сном. Слишком все настоящее, чтобы оказаться реальностью.

Пощечины от этой хрупкой ручонки я, конечно, не ожидал. Но пришел в себя я моментально, и ее действия не оказались напрасными.

– Ну как ты, проснулся? – смотря мне в глаза, спросила она, а затем добавила, – или еще раз тебя взбодрить?

– Нет, все в порядке. Благодарю, – бодро ответил я, чтобы не получить от нее очередной порции нежности.

Значит вот как, готовить она умеет и, судя по запаху, достаточно хорошо. Какие еще сюрпризы меня ожидают?

– Ты никогда не сталкивался с женщинами? – спросила она, смотря на меня удивленными глазами.

Сталкивался ли я с женщинами? Риторический вопрос. Сталкивался пару раз в метро или общественном транспорте, но там все друг друга толкают, особенно в час-пик.

– Нет, – ответил серьезно я.

– Врать у тебя получается намного хуже, чем готовить, – с улыбкой заявила она.

Если она знала ответ, то зачем тогда спрашивала. Женщина…

– Переступившая порог твоей квартиры, наверное, и дня не продержалась в ней. Бедные девушки, – с насмешкой продолжила она.

Почему же? Два дня – рекорд, хотя признаю, ты его побила и, я бы даже сказал, растоптала, про себя ответил ей. Но этого комплимента от губ моих не дождешься.

– Давай завтракать, пока не остыло. Не терпится оценить твои старания… »

За окном уже было темно, но даже тусклый свет лампочки не мог оторвать Розу от этой книги. Только посмотрев на часы, она заметила, что выкурила почти пачку своих крепких “Lucky Strike “. За день, кроме выпитой кружки кофе, она ничего не съела, но и голода она не ощущала. Это было из-за сигарет, любой курильщик знает, чем больше куришь, тем меньше аппетита.

Закрыв книгу, она направилась в ванную, чтобы расслабиться в теплой воде и, как ребенок, сдувать из себя пену. Но, как оказалось, просто так отойти от книги она не смогла, все ее мысли были погружены в ней и никакой слой воды не в силах был смыть эти мысли.

Уснуть Роза смогла только под утро…

***

Утро… У всех оно такое разное, но одинаково приходит ко всем. Как стрелки часов – точное, для одного – прекрасное, а другой не рассмотрит его цвет. Для одних это утро первое, для других, не успевших его рассмотреть и почувствовать – увы, последнее…

Так устроен механизм. И его запчасти всегда верны и глухи, как старые настенные часы.

Шесть двадцать девять. Взглянув на часы, сказал про себя он, тот, чье имя не было известно Розе. Это утро он ждал долгих и мучительных два года, представляя каждую минуту и секунду этого момента. В каждом дне вел немые монологи и, наконец, время пришло. Он был готов и решителен, без всякого сомнения и страха. Пора…

Искать долго не пришлось, Париж, как обычно мел улицы на углу соседнего дома. В тех самых старых джинсах и сером свитере. Наблюдая за ним, невозможно было не заметить, что работал он чисто и несколько увлеченно, не оставляя после себя следов.

Ледяной ствол револьвера уперся прямо в его затылок, только после этого Париж застыл на месте. Конечно, он слышал его тихие шаги сзади и эту ситуацию мог предотвратить до ее начала, но…

– Намного страшнее ожидание, чем сама смерть, – обреченно, но спокойно сказал Париж.

– Ты боишься смерти?

– Не больше, чем ты меня, – заявил он, тому, в чьих руках находилась его жизнь, затем добавил, – Убить человека не так просто, особенно, глядя ему в глаза.

– Медленно повернись лицом ко мне, я удостою тебя такой чести!

Париж обернулся и теперь ствол касался его лба, сказать, что им овладел страх, было бы ложью. Ни страха, ни паники, только расширенные зрачки выдавали его учащенное сердцебиение. Дыхание оставалось ровным.

– Пустые глаза наполняются жизнью, забавное зрелище, – улыбаясь, сказал он.

Париж и в правду прокручивал моменты своей жизни, осознавая, что вернуть то или иное, он уже не в силах. Не в его положении попрощаться с единственным близким человеком его жизни. В тот момент он бы отдал все свое состояние, чтобы этот день наступил позже. День расплаты, который тяжелым грузом он носил все эти годы, прекрасно понимая, что этого дня не избежать никак. Ни капли сожаления, ни слез отчаянья… Он был готов.

– Чувствуешь вкус этих секунд, ценишь последние вдохи воздуха, но при этом остаешься собой. Вот, что всегда восхищало в тебе, Париж…

– Стреляй! – процедил сквозь зубы он своему убийце, не отводя от него глаз.

Его рука даже не вздрогнула нажимая на курок. Громкий хлопок…

Париж упал на колени, подавившись воздухом. Задыхаясь, он начал кашлять, будто проглотил огромный ком. Только в эти минуты он почувствовал дикий страх и нечеловеческую панику. В то время его собеседник уже отдалялся от него, ускорив свой шаг и зайдя за угол соседнего дома, и вовсе исчез из вида.

– Зачем? – громко прохрипел Париж, вызвав тем самым еще больший кашель.

Слезы наворачивались на его глаза, он остался жив, глядя в лицо смерти. Попрощавшись с жизнью и не цепляясь за надежду, он был готов уйти. Вот только время его еще не пришло. Блеф…

Зайдя в квартиру, он положил револьвер на стол. Только ему было известно, что патронов в нем не было и только он, прекрасно знал, что подарил человеку жизнь, которая не стоила и цента.

Когда тебя коснулась смерть своей холодной ладонью, ты начинаешь видеть то, чего раньше видеть не мог, чувствовать… От капли росы поутру и до холодного дождя, под которым тебе становится тепло. Только смерть может научить человека жить. Как ребенка учат ходить в первые годы, так и взрослый, переосмыслив прожитые годы, начинает идти по другому, неведанному раньше пути. Каждая мелочь приносит радость, каждая неудача, так и остается неудачей, но уже не камнем об который можно споткнуться. А если и споткнулся, то очередным поводом встать. Как не в печали, так в чем познают радость? Кто не умирал, тот и не жил вовсе…

Картины смотрели на него, а он прятал револьвер, которым сегодня показал человеку жизнь. Жестокому человеку, в котором если и оставались клавиши чувств, то его пиано давно было сломано и растоптано им же самим. Он восхищался им, как художник, как человек – он его ненавидел. Картины вокруг… Темные глаза, как и волосы. Глаза женщины, которую он любил больше своей жизни. Сухие губы, недоцелованные и потрескавшиеся от ветра… Он мог к ним прикоснуться и, водя по ним рукой, ощущать, как бьется ее сердце. Немые губы, которые он целовал, аккуратно прикоснувшись к своему шедевру. Капля за каплей скользила по контурам, каждый день высыхая, но горький вкус этих губ постоянно обжигал его… Темные глаза, в которые он смотрел, темной ночью были светлее звезд, тех самых звезд, что однажды предали его.

Карандаш. Одиночество. Мрак…

« … Эти первые дни были особенными. Нет, не потому, что мы загорались в постели и в своих ярких вспышках теряли рассудок. Просто не было причин смотреть на календарь, не было желания следить за временем. Все, как будто остановилось в один момент. Выключить свет, отключить мир и смотреть в глаза. Неизведанные… Мне это нравилось. Я никогда не испытывал подобных чувств к женщине. Более чем увлеченность, но менее чем привлекательность…

То, что люди называли любовью, я всегда называл мусором. Туалетной бумагой, которой потом подтирали то, что от нее оставалось со временем. Обещание, клятвы, все эти нежности – от подарков дорогих и дешевой банальности. А потом детей растить, крики, ссоры, бытовые радости. Слезы, измены, чувство вины… То, что остается в итоге так неизбежно. В лучшем случае – взаимопривязанность на фоне взаимопонимания и чувства опеки – дети. В худшем случае – жалость, неразделенность, обиды. И это все вы называете любовью? Я бы язык отрезал тому, кто придумал это слово и заставил его же проглотить.