Текст книги "Кофейня (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Прах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

_

Скажите мне, чем должно пахнуть в кофейне? – Наверное, чем угодно, но только не кофе…

…Грусть. То место, в котором можно найти себя среди музыки. Искать то, чего нет среди пустых стульев. Или обжигать пальцы от сигареты, пеплом размывая страницы, в которых автор нашел тебя.

– Позвольте…

– Да, присаживайтесь, – не отводя глаз от книги, ответила она.

Шекспир “Сонеты о любви”. Красивая обложка. Громкое имя. И… Разбитое сердце женщины, что так дополняют друг друга. Так могло показаться на первый взгляд…

– “В тоске не гаснет жар мятежный, Горит за сенью гробовой, И к мертвой пламень безнадежный. Святее, чем любовь к живой…”

– Удивительно. Так точно и с чувством… Шекспир.

Такого ответа он больше всего ожидал, но меньше всего хотел услышать.

– Нет. Это Байрон, – с каким-то волнением, но без всякого удивления произнес он.

Она склонила голову и, подкурив новую сигарету, продолжила увлеченно изучать страницы. Будто его и не было вовсе.

– Уходите.

– … Вы кого-то ждете. Кого-то, кто с опозданием на два месяца и шестьдесят две кружки выпитого кофе, так и не соизволил опоздать.

Она подняла голову и посмотрела на него так, будто он прочитал ее мысли. Загадочный взгляд, хоть и весьма предсказуем.

– С чего вы это взяли? – в недоумении спросила она.

Когда вы приходите и открываете книгу, вы кладете левую руку так, чтобы хорошо было видно время. Если присмотреться, то можно заметить, что смотрите вы вовсе не в книгу, а на свои часы. Создаете иллюзию отдыха, в то же время ограждаете себя от таких, как я – книгой.

– Но как… Как вы смогли за мной наблюдать, если сидели все время спиной ко мне?

– Здесь нет ничего странного. С вашего столика, если смотреть в окно, видно улицы. С моего – ваш столик. И получилось так – мы оба смотрели в окно. Вы на прохожих, а я на вас.

– Кого ждете вы? – с явным интересом спросила она.

***

Глаза цвета кофе. Губы оттенка розы. И музыка… Все такая же безвкусная, как и их латте.

– Не смотрите на меня так, – делая глоток кофе, отвела взгляд она.

Куда она смотрела? – На прохожих. Нет, скорее мимо них. На серые тротуары или вошла в тон не менее серой суеты. Этот взгляд ему был знаком. Она во всем видела человека, но никак не могла его найти.

– Как мне на вас не смотреть? – устало спросил он.

– Так будто все обо мне знаете, – ответила она, по-прежнему смотря в окно.

Была ли она замужем? – Была. Он это увидел по ее рукам. Кольца на ней не было, но его след она продолжала неосознанно гладить. Временный след… Это было видно по глазам, в ее походке и даже в том, как она держит сигарету. Это мужчине скрыть свой брак, как окурок выбросить. У женщин с этим сложнее.

– Как я выгляжу? – после длительной паузы, перевела взгляд в его сторону. Затем она посмотрела на часы и, не дожидаясь ответа, добавила, – Мне пора.

Его не смутил ее резкий уход, как и то, что ответа на вопрос не прозвучало. Напротив, он даже и не думал на него отвечать и не стал провожать ее взглядом. Спустя время немой беседы, его внимание привлек еще один постоялец этой кофейни. Вредный, толстый мужчина лет сорока пяти. Скажем так, манеры этой беды были куда дешевле его костюма. Как и всегда, он заказал кофе по-ирландски и попросил дать ему меню. Это уже было его привычкой, пить крепкий кофе с дешевым виски, а глядя в меню – недовольно бурчать. Но проблема его была в другом.

« Когда тебе было холодно, я надевал на тебя свой свитер, и мне становилось теплее. Когда тебе было больно, я сжимал зубы и шептал в гневе о себе. Я знал вкус твоих слез, бесконечно целуя мокрое лицо. А ты даже не знала, во сколько я завтра чужой. Я молился о тебе по средам, когда ты наводила будильник на восемь. А в четверг я тебя ненавидел. Без пятнадцати девять…»

Он закрыл книгу и положил ее возле себя. Встав с кровати, он искал спрятанную пачку сигарет. Два года и четыре месяца он сжимал эту пачку в руках, не открывая ее. Эти два года борьбы с собой. Его манил этот дым. Глубокая тяга. Секундное облегчение. А с выдохом выпускать все то, что наболело. Достав сигарету, он стоял минуты две, все крепче зажимая ее в зубах. После чего взял и сжал ее в кулаке, рассыпая на пол. Этой ночью он уснул победителем, чтобы утром вновь объявить войну себе.

Холодный душ. Крепкий чай без сахара. В семь утра этот город просыпался и ненавидел все вокруг. Люди вставали с единственным желанием, с ним же свой день и заканчивали: как мне выспаться и какая жизнь дерьмо. Он каждый день вставал в это время, выходил на балкон и смотрел на хмурых, полусонных. Людей без яркости. Размытых. Они спешили на работу, которую ненавидели чуть меньше своего босса. Зарабатывали деньги, чтобы тратить их на то, что им не по карману. И все время стремились к роскоши, не имея даже свободы.

Допивая свой чай, он заходил обратно в квартиру, оставляя за стеклом недовольные лица, во всем винившие жизнь. Переводил будильник на двенадцать и, натягивая на себя теплое одеяло, еще больше влюблялся в утро.

_

Когда Роза открыла дверь кофейни, на часах уже было четыре. Он, как обычно, сидел спиной к ней за соседним столиком и думал о чем-то своем. Не узнать ее шаги было сложно. Ему каждый день, на протяжении двух месяцев, приходилось их слышать. В этих шагах не было ничего особенного, но спутать с другими он их не мог. Подойдя к своему столику, она заметила книгу и вкладыш на какой-то из страниц. Он не видел ее, но каждой клеткой спины чувствовал, как она смотрела то на книгу, то на него. И в какой-то момент ему показалось, что она задержала на нем свой взгляд. Нет, не показалось. Он был в этом уверен.

Мысли тонули в чашке ее латте. Она водила ложкой по дну, будто размешивала вкус горьких букв. Шелест страниц. Глубокие тяги дыма. Ее тонкие пальцы обжигала сигарета, что так верно дотлевала в ее руке. Она была увлечена…

Дождь стучал в окно и навевал прохладный порыв грусти. Воспоминаний. Нелепых улыбок длиною в секунды, затем глухих ударов в груди, от которых, порой, можно было задохнуться. В такие минуты, наедине с дождем, ты готов верно ждать солнца. А с его приходом – и дальше тонуть в своих лужах. А может дело не в погоде? Слабость времени – настоящее. Сегодня ты живешь вчера. А завтра снова… Незаметно. Быстротечно. И все проходит. Кроме прошлого. Ему позволено быть вечным…

Он даже не заметил, как Роза подошла и стала у него за спиной. Не удивительно, он был слишком погружен в свою бездну. Так бывает, когда твой корабль разбился, а ты, глядя в сторону берега, решаешь для себя тонуть. И не важно, что к нему рукой подать. Тебе не страшно – идешь на дно с обломками. Но разве считаешь, что топишь себя сам? – Конечно нет. Во всем виноват шторм.

« …Когда она решила уйти, я собирал ее вещи и думал какого цвета рубашку мне одеть на работу. Странно, но за завтраком я не почувствовал ничего, абсолютно. Возможно я плотно поел. А может просто был уверен, что к вечеру она вернется. За обедом я разлил на себя кофе, оставив большое пятно на своей любимой рубашке. Но это меня не огорчило, напротив – я знал, когда вернусь домой, она мне его застирает. Открыв дверь, в квартире было темно, а на холодильнике не было ее ключей. Не было запаха ужина, и кружка недопитого чая так и стояла на своем месте. Еще никогда квартира не была такой пустой. И впервые я задержался на пороге.

Третью ночь я не мог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой и неудобной. Под утро я просыпался от прилива крови и хотел поцелуями ее разбудить, чтобы в очередной раз не выспаться, выдыхая ее вдохи… Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки и теплые пальцы. Пустота. И ее подушка была, как никогда холодной.

Через неделю я вспомнил о существовании Бога, до которого никогда не было дела. Чувствовать дыхание за спиной и каждый день спешить с работы домой. Это было так бедно раньше и не имело цены сейчас. В эту минуту. До невыносимости. Одиночества. Страха…

Пятно на рубашке, да и гордость с размером в квартиру принимала размеры пятна. Звонок в дверь. А за дверью она – от банальных фраз и до кофейных глаз она.

Когда она вернулась, я больше не позволял ей уходить.

Никогда. »

Дочитав последние строки тридцатой страницы, она закрыла книгу и посмотрела в окно. Снаружи шел дождь – небольшой и тихий. Но даже он представить себе не мог, под каким ливнем стояла она…

***

– Слишком много вопросов, когда не о чем спросить, – нарушил молчание он.

Роза его не слышала, а только прикрывала ладонью рот, чтобы не услышал он, как трудно ей стало дышать.

– Присядьте, – попросил он ее, отодвинув для нее свободный стул.

Выложив пачку своих сигарет, она крепко сжала книгу и пустым взглядом проводила собеседника.

– Меня зовут Лау…

– Вас зовут Роза, – оборвал ее он, отводя глаза в сторону окна.

Проигнорировав его слова, она достала из пачки мужских крепких “Lucky Strike” сигарету и начала искать по карманам свою зажигалку. Не найдя ее там, она принялась обыскивать свое пальто. Но и в нем оказалось пусто.

– Вы курите? – спросила она у него в надежде очередной порции дыма.

Он улыбнулся и, достав с кармана пачку своих сигарет, посмотрел на нее и положил обратно в карман.

– Нет, Роза, я не курю, – спокойно ответил он.

Взгляд. Этот взгляд. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего и вскоре, надевая пальто, немедленно встала из-за столика. Но, не успев сделать и шага, как он взял ее крепко за руку и тихо попросил: “Оставь книгу”.

Она смотрела ему в глаза, как июль бы посмотрел на январь. Холодный, стеклянный взгляд. Но и он отводить глаз не думал, всматриваясь в них, он увидел нечто большее, чем просто лед. Он был уверен – еще секунд семь от силы и этот лед начнет таять…

– Я оставлю ее себе, – спокойно и твердо, как показалось ей, сказала она.

Роза присела и, взяв в губы сигарету, открыла страницу, на которой закончила свое путешествие. Он, достав из внутреннего кармана своего пиджака зажигалку, приклонился к ней, чтобы подкурить, но она решила отказаться, отводя голову в сторону. Положив на стол зажигалку, он следил за ее пальцами. Зачем? – Знаете… я бы и сам у него спросил…

« Я не любил шумных кампаний, да и сейчас, в общем-то, не люблю. Пустые разговоры. Смех непонятно от чего: то ли анекдот оказался удачным, то ли неудачник решил спрятать себя за смехом. Ох, какая удача… Фальшь. Люди прячут себя за таким жирным куском лжи, оставляя правду себе на диету. Они давятся сплетнями и прячутся за спинами, а когда дело касается их, только тогда они начинают убавлять громкость.

Ты меня понимаешь и понимала каждую секунду, когда не понимал себя сам. Вспомни тот вечер, когда ты решила познакомить меня со своими друзьями. Вспомнила? Я держал руки за спиной не потому, что хотел произвести впечатление солидного мужчины, с ровной осанкой и гордо поднятой головой. Нет, не потому. Я просто не хотел быть к ним ближе. Пожать руку. Пустяк? О, нет, дорогая – это расстояние. В котором я предпочел быть самым отдаленным.

Я смотрел им в глаза и видел их насквозь. Думаешь, я их слушал? Нет, я вслушивался в их слова. Наблюдал за движениями и самое главное – затем, как относились они к тебе. Как пытались произвести на меня впечатление и некое уважение. Я просто наблюдал. А когда той картины, что срисовал с них, мне хватило – я просто встал и молча ушел. Не попрощавшись, да я, собственно, и не здоровался с ними. А вот тебя тогда я покинул. В тот вечер, седьмого июля, в наглаженных черных брюках и мятой серой рубашке, я… »

– Пьеро, – перебив ее увлеченные глаза и сердце, произнес собеседник.

Она не сумела сразу выйти с мира, в который она так глубоко ныряла сейчас и потому его слова ее встревожили и казались совсем не ясными.

– Что, простите? – совсем не поняв его слов, с удивлением спросила она.

Она находилась на своей волне, в своей душе и ясном сознании. И простите меня, автора, за такое выражение – она была не доведена до оргазма на самом пике страсти. Вот так ее увлекла эта книга, и так все испортил он, сидящий напротив мужчина.

– Автор этого произведения – Пьеро. Я перечитал эту книгу девять раз за два года и, как я вижу, нашел себя в ней не только я. – спокойно и слегка огорченно ответил на ее вопрос он.

– Я никогда не слышала о нем… Пьеро…

Возможно, она задала себе вопрос, а нужно ли было мне о нем слышать? Ведь главное, что строки этого писателя поразили ее до глубины души. По всему ее виду было понятно, что диалог продолжать со своим собеседником было неуместно, но она все-таки спросила.

– А где можно купить эту книгу?

– Нигде. Я обыскал много книжных лавок, когда она попала мне в руки. Нигде ее нету и никто о ней не слышал, – тихо ответил он.

– Не понимаю. А как тогда она оказалась у вас? – спросила она, сопровождая любопытным взглядом.

Тишина.. Он сделал вид, что не расслышал ее вопроса. На самом деле ответить ему было нечего, она бы всё равно не поверила, что он нашел ее в мусорном баке, среди помоев и вонючих презервативов, что выбрасывали в тот бак поутру. Среди разбитого стекла от бутылок и собачьего дерьма, в которое он тогда вступил…

Книги выбрасывают. А взамен покупают кучу фильмов и музыки, что считается популярной в данное время. Смотрят, слушают, а затем забывают, когда наступает новая волна моды. А книги они выбрасывают… Разве у них не хватает времени? Так они живут же, будто жить они будут вечно. То, что пылиться на полках – так и продолжает пылиться. Музыка, секс, фильмы, алкоголь. Разврат. Ах да, я ведь совсем забыл… Любовь! Они выбрасывают книги, а потом сами же бросаются из окон от такой жизни… В которой они живут… И так уверены, что будут жить вечно.

***

« …Боже, как я тебя ревновал, только одному Ему известно насколько сильно. Я никогда не показывал это, тая злобу в себе, а когда накапливалось все до “не могу”, я срывался на любой мелочи. Любой пустяк служил громоотводом. Днями молчал, когда ты сидела рядом и обнимала меня, а ночью я кричал, когда ты засыпала. Так громко, что никто не услышал, как винил себя во всем. Ты же меня лечила, а я себя и губил. Боялся тебя потерять хоть на минуту, на секунду и все время, которого так всегда мне не хватало. Я все время молчал, считая это постыдным. А чего я стыдился? Своих чувств к тебе или боли, которую причинял себе. Все это время я стыдился себя. Ведь ты такая вся нежная. И перед сном и поутру. Даже в моей грубости ты оставляла свою нежность…

Вечерами, когда мы занимались с тобой любовью, это был не секс. Я весь в тебе и до конца, запах волос, шеи, груди… А когда ты сжимала ноги за моими, я еще больше хотел, чтобы тебе было приятно. До конца… Во вздохах и запахах… В поцелуях и в кусании губ. Я был в тебе и чувствовал, что во мне ты еще больше… Это был не секс. Теперь я это понимаю… »

Закрыв книгу, Роза посмотрела на него, который все это время не отводил от нее глаз. Ей стало не по себе, и от этого взгляда она почувствовала себя некомфортно.

– Роза, эту книгу я вам не отдам, – спокойно и настойчиво сказал он, затем добавил: Но у меня есть предложение!

Она уже привыкла к тому, что он называл ее Розой, и даже с этим смирилась, а вот к его присутствию привыкнуть она не могла. Никак.

– Какое предложение? Руки и сердца? – с насмешкой спросила она.

Он добродушно улыбнулся глядя ей в глаза, и, постепенно, его улыбка переходила в серьезный и грубый взгляд. От этого ей стало не по себе. Мурашки под кожей. Учащенное сердцебиение. Явное волнение Розы расцвело перед ним во всей красе.

– В твоей чашке кофе большая доза одиночества. Ты пряталась за своими сонетами, даже не читая их. А теперь ты нашла дозу посильнее даже своей сигареты… В этой книге. Но поверь мне, она тебя спрячет лишь на время. А после – снова. Все сначала.

Он говорил твердо и уверенно и это ее поразило. Впервые переступая границу “вы”, она смогла показать себя настоящую. Какой она была на самом деле, а не в глазах других. Потекшая тушь, расслабленная бровь. Чистые глаза. Настолько чистые, что…

Предложив ей свой платок, она жестом руки показала, что не нужно – у меня свой. Вытирая капли с лица, она смывала свою фальшь и боль, что так давила ее, как ни одни каблуки мира. Роза улыбнулась. Искренне улыбнулась. Так, что на душе у него стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей в ответ.

– Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза, – взяв ее за руку, сказал он.

Она не оттолкнула его, даже наоборот ей стало приятно от касания его руки. Она будто доверилась ему. Слепо, но без всяких сомнений. Он гладил ее руку, а она наклонила к нему голову, чтобы положить на плечо.

Роза улыбалась, ей было легко и спокойно. Она не боялась его ни секунды, а наоборот прижималась все ближе. Ей становилось теплее и уютнее. Кто он? А в прочем… Неважно. Это сейчас не имеет никакого значения…

– Почему ты называешь меня Розой? – тихо на ухо спросила она у него.

– Роза… Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. И все отворачиваются, когда вянет. Подают вид сочувствия. Сожаления этому цветочку… Затем ее выбрасывают, – огорченно сказал он.

Слезы наворачивались на ее глаза, она хотела что-то сказать, но не могла. Будто ком в горле. Ей было больно и он эту боль почувствовал всем своим телом.

– Я не видел, как ты расцветала, Роза. Но каждый день, на протяжении двух месяцев, я смотрел, как ты вянешь…

***

Когда она вернулась домой, каблуки не послужили причиной обыденной, но терпимой боли. Каждый день, снимая их, ей становилось легче. На минуту, семь или даже десять, а затем наступала вечность. В тишине. Пустоте пространства. Комнат. Она теряла себя в спальне. Сколько криков каждую ночь впитывала в себя подушка. А музыка звучала все громче… Ее музыка. Немая музыка глухого слушателя. Вот так она сходила с ума… Каждый вечер, каждую ночь. А утро… Все тише и спокойнее. И только поутру ее диагноз был излечим крепким кофе и сигаретой. Шумом за окном и стуками соседей. Только поутру она прятала себя за другими. За яркой тушью, а тоном помады она скрывала свои губы, которым так не хватало…

И так день за днем. А после вечера за ночью. Музыка играла… А слушатель – немой. Так бы и продолжалось. Но только не сегодня…

Она лежала в теплой ванной и о чем-то мечтала. Ей становилось легче. От кончиков пальцев ноги и до самых глубин себя. Так легко и приятно. Возможно, она чувствовала его присутствие, или не могла отойти от нежности тех грубых рук, что гладили ее днем. Роза улыбалась. Смех? Нет, не в порыве очередного сумасшествия – она улыбалась с чистыми глазами, водя рукой по воде. Ее июль обнимал февраль. Она чувствовала себя нужной…

За три квартала первых звезд и прохладного ветра, он сидел на балконе и смотрел на небо. Что он в нем видел? Наверное, что угодно, но только не звезды. Даже шум улиц и недовольные крики водителей не могли оградить его от той тишины, в которой находился он. Слепой тишины. Неувиденных глаз… Недослушанных слов… И только ветер, своим сильным порывом, приводил его в чувство.

« Когда я впервые тебе изменил, ты запретила к себе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать от меня, но я тебя не пускал. Била меня в грудь и лицо, когда я тебя крепко зажимал, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна и какой я… После этого поступка. Смотря мне в глаза, она сделала резкое движение. Не отводя от меня глаз, кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Не подходи!» Затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало все ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений она была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож, и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела и, выпустив нож из рук, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Представляете? Она была жива. Слезы бежали у меня по лицу. Капля за каплей. Задыхаясь от боли, что обжигала все всю мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива…

Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что вскоре произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эти минуты я осознавал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя – Какая же она влюбленная дура. »

Отложив книгу на тумбочку, он завел будильник, как обычно, ровно на семь утра и так усердно пытался уснуть. Я бы даже сказал отчаянно. Ведь те мысли, что послужили виной неудобной подушки или другим обманом себя, действительно овладели им крепко, как цепи.

Ночь намного сильнее обостряет одиночество. В темной комнате, наедине с собой и своими мыслями, ты еще больше осознаешь свою ненужность. Бросая в жар, ты считаешь, себя брошенным и больше всего тебе не хватает его. Человека, что держал бы тебя за руку в эту темную ночь, в этом мрачном проулке… Тебе не хватает тепла, а одеяло не сможет согреть тебя так, как и музыка не сможет заменить голоса, который хотел бы ты услышать. Слушать. Понимать, что ты не один в этом мире, в этой кровати, в этой пустой квартире… Лишь будильник так верно и вовремя будит, а как бы хотелось проспать.

Не сомкнув за ночь глаз, зазвенел будильник. Ровно семь утра.

Это утро было другим, не таким, как всегда встречал его он. Достав спрятанную пачку сигарет, он вытянул из нее все двадцать сигарет и положил на кровать. Делая себе чай, в этот раз заварки он не пожалел. Я бы даже не назвал это напитком, в кружке было чуть меньше половины заварки и столько же воды. Подкурив сигарету, он делал слишком глубокие тяги и без привычки, с расстоянием в два года, они пьянили его не хуже любого коньяка. Тяга за тягой, запивая чаем. Докурив одну сигарету у него перед глазами начало двоится, сильное головокружение. Сухость во рту. Тошнота. Он тянулся к следующей сигарете, так будто был вдребезги пьян. Закурив другую и запив своим напитком, он уже ничего перед собой не видел. Свет… Кружка выскользнула из рук и разбилась на пол. Затем упал и он.

_

Роза никогда не опаздывала. Никогда. И на этот раз она переступила порог кофейни в четыре. Всё как и обычно – посетителей почти не было, на удивление, кроме постояльцев этого заведения, никто здесь не задерживался больше, чем на два раза. Обычная кофейня, которых в этом городе полно, но вот людей она почему-то к себе не привлекала. Возможно все дело в кофе? Хотя нет, кофе у них было неплохое. Возможно все дело в обстановке. Слишком она была мрачной и, я бы даже сказал, отталкивающей. Безвкусные темные стены, тихая депрессивная музыка. И как бы странно это не звучало, именно внутри, а не снаружи – сплошной дождь.

Сняв пальто, она осмотрелась по сторонам. Его столик был пуст, впервые за эти два месяца он был пуст. Он не пришел. Тот, кто гладил еще вчера ее руки и снял с нее маску, которая день за днем врастала в ее лицо, не пришел. Тот, который не назвал своего имени, но назвал именем розы искалеченную душу, что увидел еще с первых дней – опоздал на целую вечность. Она доверилась ему и так ждала этой встречи, чтобы сказать ему все то, что он тогда не услышал. Огорчение? Нет. Она была подавлена, в эту минуту, в этот час она нуждалась в нем больше, чем в себе. Как? Как он мог оставить ее, когда на его плече она оставила всю себя. От нежности ладоней. Доверия. И до горьких слез… Зачем тогда все это было нужно? – обреченно повторяла она себе…

Когда он пришел в себя, за окном уже было темно. С большим трудом он поднялся и включил свет. Разбитая кружка под ногами, видимо это осколком он зацепил руку. Так небольшая царапина, о которой он сразу же и забыл, посмотрев на время. Без восьми минут три. Ночь. Неужели я так пролежал почти сутки? С удивлением подумал он. Голова раскалывалась и тошнота. Сильная тошнота. Было такое ощущения, что выпил он пол бара, а затем упал у самой кровати. Окурок под ногой, табачный дым. Посмотрев на все это со стороны, он тихо, но с полным отвращением процедил сквозь зубы: «Какой же ты слабак!» Ему было противно от себя, он сломался, как спичка, которой подкуривают все свои беды.

Приняв душ, он набрал из-под крана воды и выпил стакан залпом. Самочувствие, так скажем, у него было неважное. Посмотрев в зеркало, он улыбнулся от всей души, и сказал про себя: «Какой же ты красавец. Все женщины твои, стоит тебе только выйти на улицу!» Достав бритву, он побрился догола и похлопал себя по щекам. Резкий запах одеколона все быстрее приводил его в чувство. «Вот теперь лучше» – мысленно подбодрил он себя.

Выйдя на балкон, приятная прохлада захватывала дух. Так тихо и спокойно, вот в таком мире он хотел бы жить. Без людей и шума. Вечных криков и суеты. Жизнь будто остановилась в четыре утра. Это было неописуемо красиво. Вот бы остановить стрелки часов…

***

Лепестками по ветру…

Расцветай, Роза

Расцветай.

Не потеряй себя в своем цвете, но и цветом себя не погуби других.

Лепестком за лепестком… Не изменяй себе в измене других.

Расцветай, Роза, расцветай.

К шедевру прикоснуться невозможно. В него нужно нырять,

Со всей души и в самые глубины.

К шедевру прикоснуться невозможно. В нем можно только утонуть…

Расцветай, Роза.

Расцветай…

Повторял он себе, глядя в ее глаза, как в книгу, которую перечитывал день за днем… Дословно. Наизусть… Что он видел в ее глазах? Что скрывали те веки… Дождь? Нет. Карие… И усталые, как солнце, что так отчаянно будит мир, который его же за это и ненавидит. Сонные… Темные мысли не оставляли ее в покое. Ни на минуту. Ни на шаг…

Он наблюдал за ней… В ее походке не было курса. Гордости. Решительности… Не глядя под ноги, а впереди… Не увидев ничего. Обернуться? Ведь то, что было за спиной, сопровождало ее день за днем. На каждой улице и за каждым углом. Оно дышало ей в спину, не в силу коснуться волос… Не в силу обернуть. И только на распутье дорог, она задала себе вопрос. – А стоит ли…?

– Ты не пришел, – спокойно, но огорченно сказала она, отводя глаза в сторону.

Он хотел взять ее за руку, но она ему этого не позволила.

– Не смей ко мне больше прикасаться, – ответила она на его жест, глядя в стеклянные глаза, в которых увидела собственное отражение.

Зеркало… Первое, что пришло ей в голову – зеркало. Она испугалась. Ее пальцы заметно задрожали от волнения, и она незаметно, как показалось ей, пыталась спрятать свои руки, сложив на коленях. Что это было? Взгляд… Будто она смотрела не в глаза человеку, а в зеркало и испугалась собственного отражения..

– Кто ты? – спросила она, после длительной паузы.

Он молчал, не отводя от нее глаз. Может, ему не было, что ответить, но скорее – его просто не было… Рядом.

– Ты мне был нужен, как никогда, черт бы тебя побрал. Ты даже не опоздал, хотя раньше и дня не проходило, чтобы ты не появился здесь… Я даже имени твоего не знаю…

– Роза… – оборвал ее он, и впервые за этот день она услышала его голос.

Он хотел что-то сказать, но не найдя подходящих слов, плавно нагнулся к ней, обхватив рукой ее шею, а другой, гладя ее лицо – поцеловал.

Это было так неожиданно, и к этому шагу она была совсем не готова, но и отталкивать его в ее планы явно не входило. Роза еще сильнее прижала его к себе и целовала так, как целуют своих любимых… С закрытыми глазами и открытым сердцем.

– Я хочу еще… – не открывая глаза и прикусив верхнюю губу, прошептала она.

Он закурил и, закрывая лицо руками, повторял про себя – “Дурак… Какой же я дурак! Что я делаю?” Ему было горько смотреть на ее счастливое лицо. Улыбку. Как она цветет, расцветает на его глазах. И дело даже не в шипах, что так резко вонзали его душу, которая обхватила голыми руками цветок. Он понимал, что это неправильно, но ничего с собой поделать не мог. Он уже был сломан. Еще тогда в квартире, на холодном полу, среди окурков и вонючего дыма, среди осколков разбитой кружки… Уже тогда он был сломан.

– Роза, мне нужно… – слегка растерянно хотел сказать он, но она его оборвала, открыв глаза.

– Ты и правда считаешь меня такой наивной? – ему в слезах не приходилось видеть столько боли, сколько в ее улыбке.

Она улыбалась, не отводя от него глаз, но, наклонив слегка голову, ее взгляд был более серьезен, чем секундой раньше. Со стороны могло показаться, что она им увлечена и таким жестом просто заигрывает.

– Ну, скажи это, я хочу это услышать, – так наигранно сказала она, улыбаясь.

– Ты не в моем вкусе.

– А может я слишком хороша для тебя? – рассмеялась она.

– Одно другому не мешает, – с улыбкой, поддержал ее он.

В другом цвете показала себя она, возможно, сама того не желая. От грусти и следа не осталось. Тепло… Ее улыбка согревала его остывшие внутренности. От нее исходило необычайное тепло… Такое чувство, будто таял на ладони лед.

– Знаешь, мой милый незнакомец… Я хочу, чтобы ты это знал. Ты весь такой – в моем вкусе. Но не настолько хорош для меня… Да! И целуешься ты великолепно, уж слишком хорошо, чтобы принять это за комплимент.

После этих слов она молча встала и без лишних церемоний забрала книгу, что так усердно не хотел он ей отдавать. Гордой походкой она направилась к выходу, но у самой двери остановилась и на мгновенья застыла на месте. Затем обернулась и направилась к нему.

– До встре… – не успев договорить он, встав из-за столика, как она обхватила его шею и поцеловала.

Короткий и неожиданный поцелуй длиною в секунду. Такого поворота он даже представить себе не мог.

– Вот теперь, прощай! – кратко и гордо доносилось вслед…

_

Выслушать… Просто слушать, даже не услышав, даже не подав вида сочувствия. Просто выслушать… Этого больше всего не хватает людям. Они не принимают этого, а уж тем более не отдают. Не понимают, что главное – вовремя выпустить наружу все то, что пламенем горит внутри. Они даже не могут сгореть, отпустить и камнем выбросить, как должное, все то, что осталось позади. Оно накапливается капля за каплей каждый день и каждую ночь. И с каждым криком все громче, а с каждым ударом – сильнее.

Когда ближе врага нету друга, ты осознаешь, что никто не подаст тебе руку. Никто не вытащит тебя из ямы, которую осталось только засыпать землей. А вот на эту роль, маэстро, людей всегда найдется… Дело вовсе не в них и не в жизни, которой пытаются заделать все свои дыры. Дело в тебе и только в тебе. Не ищи виновного, в каждой правде ложка лжи. И жизни порой не хватает, чтобы понять, что есть жизнь и для чего она дана. Что есть солнце и зачем оно светит. А вот смерть стала ближе жизни. Ей смотрят в глаза, став на самый край этой грани. Обрыва.. Но то, что они там видят – не забывают никогда.