Текст книги "Тайна двойного удара"

Автор книги: Вячеслав Фелицын

Соавторы: Генрих Альтшуллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Генрих Саулович Альтшуллер, Вячеслав Петрович Фелицын
Тайна двойного удара

Фантастическая повесть

Странные события начали происходить в советском конструкторском бюро по созданию новейшего стратоплана с атомным двигателем. Сначала покончил жизнь самоубийством главный конструктор И. П. Карпенко, а через шесть месяцев умер и вновь назначенный руководитель Ионесян. Но, когда на испытаниях стратоплана погиб испытатель, стало ясно, что в бюро проник враг…

Рисунки А. Берковского

«Тайна двойного удара»: Газета «На страже», февраль-март; Баку; 1957

Глава 1

Стрелка спидометра указывала на цифру «30». У опытного мотоциклиста, – а Георгий Владимирович Строев считался одним из лучших гонщиков столицы, – такая скорость на хорошем шоссе вызывает лишь чувство досады. Постовой милиционер на шестом километре удивленно поглядел вслед проехавшему Строеву: «Не поздоровался… Не нарушает дозволенную скорость… Странно».

Впрочем, все объяснялось просто. Если для постового милиционера скорость машин делилась на дозволенную и недозволенную, то у Строева существовала несколько более сложная и отнюдь не предусмотренная правилами движения взаимосвязь между скоростью езды и настроением. В настроении мечтательном он предпочитал скорость от тридцати до сорока километров. Когда Строев обдумывал нерешенные за неделю конструкторские задачи, стрелка указателя подходила к пятидесяти. Если скорость еще возрастала, это значило, что произошел неприятный разговор с начальством, которое далеко не всегда приходило в восторг от смелых технических идей Строева. Между цифрами «60» и «90» лежала скорость, на которой Строев просто отдыхал.

Обычно чередование скоростей было довольно закономерным. Каждый субботний вечер, выбравшись из сутолоки городских улиц на просторное шоссе Москва – Ярославль, Строев прибавлял ход. Но на этот раз стрелка спидометра долго задержалась на цифре «50».

Под мягкий рокот отлично работающего мотора Строев невольно припомнил события прошедшего дня.

Утром его вызвали к министру. Надо сказать, что этого разговора Строев ожидал и все-таки, входя в кабинет, изрядно волновался. Министр был не один – у окна, на диване, сидела молодая красивая девушка. Еще с фронта, где Строев все четыре года прослужил в армейской контрразведке, у него сохранилась привычка с одного взгляда, как бы фотографируя, надолго удерживать в памяти лица. Но девушка была настолько хороша, что Строев невольно подумал: «На этот раз особых усилий памяти не потребуется». Первое впечатление оказалось таким сильным, что заранее продуманный рассказ о сделанных им изобретениях утратил первоначальную стройность. Министр, однако, слушал с интересом, улыбался, расспрашивал о деталях. Когда Строев умолк, министр придвинул к нему раскрытый портсигар, улыбнулся:

– Итак, товарищ Строев, если я правильно понял, вами недовольны потому, что вы не столько конструируете, сколько изобретаете?

Строев молча развел руками.

– Я могу предложить вам работу, где вас будут ругать в том случае, если вы не будете изобретать. Хотите поехать к Ионесяну?

Строев недоверчиво посмотрел на министра. Глаза его загорелись радостными огоньками.

– Это серьезно?

Министр не ответил, молча встал, прошелся по кабинету, повернулся к окну.

– Познакомьтесь, товарищи. У вас одно назначение – к Ионесяну. Людмила Александровна Бурцева, инженер по радионавигационному оборудованию, – министр перевел взгляд на инженера. – Георгий Владимирович Строев, изобретатель, автор многих новшеств. – Министр достал папиросу, пошутил: – К сожалению, многие из них еще консерваторами из руководимого мною министерства не признаны.

Бурцева улыбнулась и протянула руку.

Строев тряхнул головой, видимо, для того, чтобы избавиться от воспоминаний. У железнодорожного переезда он повернул мотоцикл назад, в город. Министр просил его зайти в девять часов вечера, взять несколько писем. До назначенного времени оставалось около сорока минут, нужно было спешить. Строев прибавил газ, и мотоцикл рванулся вперед, обгоняя попутные машины.

Постовой милиционер на шестом километре увидел привычную картину: словно слившись с машиной, Строев мчался на скорости, которую никак нельзя было назвать дозволенной…

Глава 2

В приемной министра Строева встретил незнакомый молодой человек и, спросив фамилию, пригласил пройти в кабинет. Строев открыл дверь, шагнул и вздрогнул от удивления: за письменным столом министра сидел генерал Славинский, бывший его начальник по армейской контрразведке!

– Аркадий Степанович! Вот уж не ожидал…

– А я ожидал, – вставая из-за стола, ответил генерал. – Садитесь, Георгий Владимирович. Разговор предстоит основательный.

Строев знал эту привычку генерала: сперва – без всяких предисловий – дело, а потом все остальное. За десять лет, что они не виделись, Славинский заметно постарел, хотя держался он по-прежнему прямо, а в глазах, как и раньше, поблескивал теплый, живой огонек.

Строев присел на краешек кресла. Мгновением в его памяти пролетели годы войны. В тысяча девятьсот сорок первом студент авиационного института Георгий Строев добровольцем ушел в армию. Военком подчеркнул в его анкете один пункт – хорошее знание немецкого языка. Это и определило военную судьбу Строева – его направили в контрразведку. Здесь они встретились: подполковник Славинский, начинавший работу еще при Дзержинском, и Строев, знавший о профессии чекиста только из книг. За четыре года Строев многому научился у Славинского. После окончания войны, когда капитан Строев подал рапорт о демобилизации, Славинский был немало огорчен: ему не хотелось отпускать способного сотрудника. И все же Строев настоял на своем…

После окончания войны Строев ничего не слышал о своем бывшем начальнике. Только однажды промелькнуло в газете сообщение о награждении генерала Славинского четвертым орденом Красного Знамени.

Откинувшись на спинку кресла, Строев смотрел, как генерал крупными шагами ходит из угла в угол. Старая привычка – вот так ходил Аркадий Степанович и в сорок первом, в землянке под Волховом.

Неожиданно генерал остановился напротив Строева и спросил:

– Что вы знаете, капитан, о конструкторском бюро Ионесяна?

Забытое уже воинское звание как бы вернуло Строева в прошлое, и он ответил коротко, по-военному:

– Бюро создает стратоплан с атомным двигателем. Находится на Урале, в Красногорске, – Строев на минуту задумался, потом добавил: – До Ионесяна работой руководил член-корреспондент Академии наук Илья Павлович Карпенко. Примерно через месяц после его смерти назначили Ионесяна.

– Что вы знаете о смерти Карпенко?

– Я слышал только, что это самоубийство.

– Все? Тогда посмотрите, капитан, это, – Славинский пододвинул к Строеву лежавшую на столе папку. – Читайте внимательно, не спешите.

Строев открыл папку. Первое, что он увидел, была фотография Карпенко. Строев слушал его лекции еще до войны и именно таким запомнил Карпенко: смелый, решительный взгляд из-под пушистых бровей, лукавая улыбка. Илья Павлович любил пошутить и даже на лекциях часто рассказывал такое, что в аудитории долго не смолкал смех…

Перевернув страницу, Строев углубился в чтение.

Полтора года назад конструкторское бюро Карпенко приступило к проектированию стратоплана с атомным двигателем. Предполагалось, что стратоплан сможет подниматься на высоту до четырехсот километров и развивать скорость свыше семи тысяч километров в час. Конструкция стратоплана многим отличалась от обычных скоростных самолетов. Поэтому все – от двигателя до навигационных приборов – пришлось создавать заново. Бюро Карпенко было пополнено новыми отделами и лабораториями и слито с экспериментальным заводом, на котором должен был монтироваться стратоплан «К-10».

Конструкторское бюро тщательно охранялось. По специальному приказу была введена двойная система охраны. Наружное наблюдение за территорией бюро, испытательными стендами и примыкавшим к бюро заводом вела внешняя охрана. Отдельный караул постоянно дежурил внутри четырехэтажного здания бюро.

Два месяца назад, вечером, в кабинете у Карпенко состоялось совещание. Кроме Карпенко, на нем присутствовало пять человек: заместитель главного конструктора Ионесян, ведущий конструктор Ларионов, заведующий химической лабораторией Корснберг, руководитель радиотехнической группы Самарцев и конструктор Веденеев. Совещание закончилось в семь сорок. Карпенко проводил сотрудников до дверей приемной, попрощался и вернулся в кабинет. Ларионов, Самарцев и Веденеев спустились к ожидавшей их машине и уехали. Ионесян и Коренберг сошли на третий этаж (кабинет Карпенко находился на четвертом этаже), разошлись по своим кабинетам и тоже уехали – почти одновременно – через час.

Прошло еще полчаса. На столе у начальника караула зазвенел телефон. Лейтенант поднял трубку и услышал голос жены Карпенко. Она сказала, что не может дозвониться в кабинет к мужу, и просила, если это возможно, напомнить ему, что дома ждут гости.

Лейтенант позвонил по внутреннему телефону, но Карпенко не отвечал. Через десять минут лейтенант вновь позвонил, но и на этот раз Карпенко не снял трубку телефона. Тогда начальник караула в сопровождении своего помощника поднялся на четвертый этаж. Солдат, дежуривший на лестничной площадке третьего этажа, доложил, что после окончания совещания никто на четвертый этаж не поднимался. Лейтенант и сержант прошли вдоль длинного коридора в приемную Карпенко. Дверь в кабинет была плотно прикрыта, сквозь кожаную обивку глухо доносилась музыка. Лейтенант постучал. Карпенко не ответил. Подумав, что радиопередача мешает Карпенко услышать стук, лейтенант приоткрыл дверь… Карпенко лежал на полу, в крови. Рядом валялся пистолет.

Через несколько минут в бюро приехал начальник областного управления Комитета государственной безопасности. Тщательный осмотр кабинета, бюро и всей прилегающей к нему территории ничего не дал. Тут же было установлено, что пистолет принадлежал Карпенко. Осмотр оружия показал, что выстрел был сделан из него. Никаких хоть сколько-нибудь подозрительных следов в кабинете обнаружить не удалось. Три акта медицинской экспертизы с разными подписями утверждали, что смерть последовала примерно через тридцать – сорок минут после совещания в результате самоубийства.

Вместе с актами медицинской экспертизы в папку были подшиты протоколы допроса свидетелей – сотрудников Карпенко, участвовавших в совещании, и членов его семьи. Сотрудники рассказывали, что во время совещания Карпенко был в очень хорошем настроении и, хотя он сильно устал за последнее время, шутил и смеялся, как обычно. Жена и дочь Карпенко также не могли вспомнить никаких обстоятельств, объясняющих неожиданное самоубийство. Наконец, в деле лежала фотокопия странички из блокнота Карпенко. На следующий день он намечал ряд дел, в том числе – покупку подарка жене ко дню ее рождения…

Закрыв папку, Строев обдумывал прочитанное.

Славинский вполголоса спросил:

– Что скажете, капитан?

– Трудно поверить, Аркадий Степанович, что Карпенко мог из-за какого-нибудь пустяка покончить жизнь самоубийством. Либо были очень серьезные причины, либо… либо это убийство.

– Что-нибудь кажется вам подозрительным?

– Пока только одно: нет никаких объяснений мотивов самоубийства.

Славинский опять прошелся из угла в угол кабинета, в раздумье заметил:

– После смерти Карпенко работа над стратопланом сразу затормозилась. Кое-кто предлагал даже отложить проектирование или передать его другому конструкторскому бюро. Такое неопределенное положение длилось целый месяц, но потом руководителем бюро был назначен профессор Ионесян. Ему удалось быстро наладить работу. Талантливый человек. Вы, капитан, наверное, помните его по институту. Помните?

– Да, помню. Прекрасный конструктор. Я учился по его учебникам. Сейчас ему, наверное, лет уже шестьдесят пять – шестьдесят восемь. Больное сердце, но увлекается городками. Да и рыбной ловлей, кажется, занимался. Помню, он раньше по субботам выезжал со студентами на ночную рыбалку.

– Все это было. Но за последнее время Ионесян строго выдерживал предписанный ему врачами режим.

– Выдерживал? Вы хотите сказать…

– Да, капитан, я не оговорился. Ионесян умер. Вчера днем.

Строев от удивления привстал.

– Умер?! Не может быть…

– Выходит, все может быть, – генерал подошел к окну и, не поворачиваясь, сказал через плечо:

– А ведь ничто не предвещало несчастья…

Генерал передохнул.

– Как всегда, он пришел на работу к десяти утра. Поздоровался с секретарем, пошутил по поводу не вовремя наступившей жары и прошел в кабинет. И тут же из-за двери полилась музыка включенного приемника. Секретарю даже показалось, что Ионесян – это случалось с ним чрезвычайно редко – что-то напевает. Постепенно в приемной стали собираться начальники отделов. Ровно в десять тридцать девушка-секретарь вошла в кабинет доложить о прибывших сотрудниках. Ионесян лежал на диване, рука его безжизненно свисала на пол. На лице застыла гримаса ужаса и боли. Проведенная тут же медицинская экспертиза сделала заключение: смерть от разрыва сердца. Ничего подозрительного в кабинете обнаружить не удалось. Было высказано предположение, что смерть Ионесяна могла быть вызвана воздействием сильного радиоактивного излучения. Дело в том, что в институте велись работы по созданию атомного двигателя для стратоплана. Однако установленные в кабинете контрольные приборы показали совершенно незначительную величину радиации. Не дали никаких результатов и специальные исследования проб воздуха.

Генерал сделал паузу, добавил:

– И, тем не менее, капитан, в этом деле есть обстоятельства, заслуживающие самого серьезного внимания: обе смерти неожиданные, обе – в одном и том же служебном кабинете. Это не случайное совпадение.

– Значит, все-таки убийство?

Славинский придвинул кресло и сел рядом со Строевым.

– Вы, Георгий Владимирович, сами понимаете, какое значение имеет строительство стратоплана. И если из ста процентов хотя бы один за то, что Карпенко и Ионесян убиты, мы должны раскрыть все обстоятельства дела.

– И предупредить третий удар, если он намечен.

– Да, – согласился генерал, – у нас, вообще говоря, четыре направления, в которых мы можем действовать. Первое направление, взятое нами тотчас же после смерти Карпенко, – это исследование обстоятельств, при которых погибли он и Ионесян. К сожалению, здесь пока тупик. Нет ни одной ниточки, за которую можно ухватиться… Несколько странным является только сам факт гибели двух ведущих конструкторов.

Генерал постучал пальцами по столу.

– Второе направление: исследование аналогичных случаев, то есть попытка по «почерку» найти преступника. Но и здесь тупик. Таких случаев у нас еще не было. Карпенко и Ионесян убиты – если это убийство – так, что преступник не оставил абсолютно никаких следов. А ведь люди не летают на крыльях, не могут проходить через стены. А если и проходят, то оставляют следы. Следы!.. В этом вся загвоздка. Почему нет никаких – даже самых незначительных – следов?

Несколько минут Славинский молча перелистывал страницы дела.

Строев понимал: генерал обдумывает что-то и лишь машинально перечитывает отдельные строчки.

Славинский поднял голову.

– Есть, капитан, третье направление: проверка личных дел сотрудников конструкторского бюро и экспериментального завода. Но здесь два «но». Во-первых, всех их уже тщательно проверяли. Поэтому на неожиданности и быстрый успех рассчитывать не приходится. Это процесс длительный. А время для нас – исключительно важный фактор. Где гарантия, что завтра не будет нанесен новый, третий, удар? И второе. Документы могут быть в полном порядке; судя по всему, мы имеем дело с очень сильным и предусмотрительным врагом.

Генерал встал, подошел к сейфу, в раздумье прибавил:

– Придется нам в этом направлении действовать более изобретательно и энергично. Надо иметь в виду, что убийство двух конструкторов – не самоцель. Это только средство задержать или сорвать строительство стратоплана. Сейчас работа над стратопланом подходит к концу. Значит, враг должен предпринять новые решительные шаги.

– Против третьего конструктора?

– Или против самой конструкции, против стратоплана. И вот сейчас и нужно искать следы врага. Пока он не действует, он, пожалуй, неуязвим. Следовательно, обнаружить его можно только в работе, в действии… И это должны сделать вы, Георгий Владимирович.

– Почему именно я, Аркадий Степанович?

– Вы – авиаконструктор, значит, сможете заметить всякую шероховатость в работе бюро. А опыт контрразведчика поможет вам проанализировать причины, сделать правильные выводы.

Славинский посмотрел на Строева и, прочитав в его глазах молчаливое согласие, продолжал:

– Главным конструктором сейчас назначен Веденеев. Вы – на его прежнее место, руководителем первой конструкторской группы. Вылетите в Красногорск завтра. Самолет идет в двенадцать сорок. Работы у вас, Георгий Владимирович, будет достаточно. Монтаж стратоплана начался, но кое-что не ладится. Трудновато без Карпенко и Ионесяна. Думайте, изобретайте, но помните: рядом притаился враг. Ведь наблюдение, которое мы вели до сих пор, безрезультатно. Чтобы обнаружить врага, Георгий Владимирович, анализируйте каждую мелочь, которая хоть в какой-нибудь мере может вызвать подозрение.

Генерал встал, подал руку Строеву.

– Я приеду в Красногорск через два дня. Будем непременно поддерживать контакт. Запишите номера телефонов. И еще одно, – Славинский наклонился к Строеву, – с таким врагом, капитан, нам еще не приходилось сталкиваться. Это что-то новое и сильное. Поэтому будьте осторожны. Очень осторожны. Вот и все, Георгий Владимирович. А теперь рассказывайте, как жили до сих пор и почему еще не женились…

Глава 3

– Итак, друзья, монтаж стратоплана закончен, – поблескивая стеклами пенсне, Веденеев оглядел собравшихся в кабинете сотрудников. – Жаль, что Илья Павлович и Арам Хачатурович не дожили до этого дня… В четверг прилетит министр, в пятницу – первое, пока неофициальное, испытание. Взлет – с Зеленого озера.

Из-за стола приподнялся высокий, стройный мужчина:

– Кто будет, пилотировать, Сергей Григорьевич?

– Я думаю, Трайнин, доверить это дело вам. По-моему, это даже ваше право. Вы испытывали все самолеты Карпенко, испытаете и этот.

Веденеев тепло посмотрел в лицо Трайнину. Трудно было поверить, что ему шел уже пятый десяток. Седые виски нисколько не старили его, морщинки у глаз казались просто лукавым прищуром.

– Ну, а все-таки, честно скажите, страшновато?

– Как вам сказать, Сергей Григорьевич?.. Ведь в первый раз страшнее было, – Трайнин улыбнулся и неожиданно сказал: – Это еще было в тридцать четвертом году. Карпенко тогда еще только начинал интересоваться реактивными двигателями. Помню, сконструировал он пороховой ускоритель для биплана. Смонтировали, решили испытать в полете. По расчетам Ильи Григорьевича, скорость должна была чуть ли не удвоиться. А ведь тогда на такой скорости и истребители не летали… И этот… загрохотал, подпрыгнул и…

Под общий смех Трайнин закончил:

– Говорили потом, что вся энергия в акустическую преобразовалась. Мы этот горе-ускоритель по Шекспиру назвали – МШН-модель: много шума из ничего, модель первая…

– А вы не смейтесь, Георгий Владимирович, – Веденеев повернулся к Строеву. – Сами не лучше. Знаете, как должны называться по шекспировской номенклатуре ваши собственные изобретения? ЧВУ, скажем, 140, то есть: что вам угодно, модель сто сороковая…

Веденеев повернулся к аудитории, пошутил:

– Вы знаете, товарищи, что изобрел Строев за четыре месяца? Ну, о том, что относится к «К-10», я не говорю, это дело особое. Но, кроме того, – новый способ точечной электросварки, копировальное устройство к токарному станку, автоматический затвор для фотоаппарата и еще кое-что… Сейчас уж всего и не припомню. Ей-богу, на днях издам приказ: «Настоящим предписывается инженеру Строеву творить и созидать только по специальности…»

– Но, Сергей Григорьевич, это же несправедливо, – Строев протестующе поднял руку. – Ведь все крупнейшие изобретения сделаны не «специалистами». Моряк Можайский изобрел самолет, горный инженер Стефенсон – паровоз. А Кулибин?..

Строева перебил Коренберг, заведующий химической лабораторией:

– Все они, однако, изобрели в какой-то одной области. А вас, Георгий Владимирович, в этом упрекнуть никак нельзя.

Как всегда, Строева поддержал руководитель радиотехнической группы Самарцев:

– Опять несправедливость, товарищи. Вспомните Эдиссона. Кроме многих изобретений в области электричества, за ним числятся: чернила для слепых, новая конструкция швейной машины, способ длительного хранения фруктов, пилюли от невралгии…

– Сдаюсь, Игорь Александрович, – Веденеев поднял руки, – капитулирую и издаю приказ: «С сего числа конструктор Строев волен изобретать в области парикмахерской техники, атомной энергии, балета, а также и в остальных областях народного хозяйства…»

За пять месяцев, которые Строев проработал в бюро, сотрудники оценили его достоинства: изобретательность, огромную работоспособность, эрудицию. Кое-кто из молодежи начал даже подражать Строеву. Со многими из сотрудников у Строева установились дружеские отношения. Особенно сблизился с ним Самарцев.

Игоря Александровича Самарцева Строев помнил еще по институту, – тот, правда, учился на другом факультете и был на курс старше Строева. В институте Самарцев считался одним из самых способных студентов. До сих пор ходили легенды о защите Самарцевым дипломного проекта. Это был единственный в истории института случай, когда дипломная работа студента была, по представлению ученого совета, принята и утверждена Высшей аттестационной комиссией в качестве кандидатской диссертации. Самарцева сразу же направили в бюро, которым руководил Карпенко. Старик остался доволен молодым инженером: Самарцев в первый же год работы сделал несколько оригинальных изобретений. Спокойный, выдержанный, Самарцев вызывал симпатию у всех людей, знавших его.

Строеву дали квартиру в коттедже, где жил Самарцев. Они подолгу беседовали вечерами, вместе проводили выходные дни. Познакомившись поближе с Самарцевым, Строев обнаружил у него еще два особенно интересовавших его достоинства. Во-первых, Самарцев когда-то увлекался мотоспортом, хорошо разбирался в конструкции мотоциклов, знал наизусть таблицу рекордов и фамилии лучших гонщиков. И вскоре из сарая был извлечен мотоцикл с коляской. Строев, оставивший свою машину в Москве, немедленно принялся вносить улучшения, разбирал и собирал двигатель. Самарцев запротестовал было, но потом махнул рукой и в свободное время сам помогал Строеву.

Второе замечательное качество Самарцева состояло, по мнению Строева, в том, что он совершенно равнодушно относился к Людмиле Бурцевой, работавшей в его группе. Больше того, он даже несколько одобрительно смотрел на более частые, чем это вызывалось деловой необходимостью, визиты Строева в радиотехническую лабораторию.

Первое время после приезда в Красногорск Строев лишь издали присматривался к Бурцевой. Было много работы, да и Людмилу Александровну сразу же окружило такое количество поклонников, что в стенгазете появился дружеский шарж, и в шутливом тоне сообщалось, что для учета разбиваемых Бурцевой сердец спешно устанавливается быстродействующая счетная машина… Но постепенно Строеву стало необходимо слышать голос Бурцевой, видеть, хотя бы издали, как она, склонившись над чертежной доской, что-то подсчитывает на логарифмической линейке.

Однажды Строев оказался в столовой за одним столиком с Бурцевой и Самарцевым. Разговаривал он с Игорем Александровичем, но невольно то и дело посматривал на Бурцеву. Наконец, она не выдержала, хитро спросила:

– Георгий Владимирович, что вы на меня так подозрительно коситесь?

Строев молча развел руками, смутился. Но тут же поборол смятение, пошутил:

– Жалею, Людмила Александровна, что в наши дни нет злых драконов, коварных волшебников и прочих кощеев. Хотелось бы вас от кого-нибудь спасти. Раньше я еще надеялся, что вы как-нибудь упадете в речку, и я вас героически вытащу. Но в прошлое воскресенье я увидел вас в бассейне… Увы, если кто-то из нас и будет в роли спасаемого, то уж никак не вы…

– Рано отчаиваетесь, Георгий Владимирович, – Самарцев погрозил пальцем, – у вас еще есть блестящая возможность спасти Людмилу Александровну от чудища, имя которому – Скука. На днях я видел у нее приключенческую повесть. Захватывающий сюжет: профессор Н. делает открытие, имеющее важное оборонное значение: Каспийское море, оказывается, состоит, в основном, из воды. Полдюжины коварных шпионов пытаются похитить тайну этого открытия. Восьмилетний внук профессора пионер Вася легко разоблачает врага…

Самарцев засмеялся добрым смешком, добавил:

– Если человек читает такую повесть, значит, заела скука. Вот и спасайте, Георгий Владимирович. А вместо меча и прочих доспехов могу вручить вам два билета в театр на новый спектакль. Мне сегодня идти некогда: вечером у меня в радиоклубе лекция.

С этого вечера Строев стал чаще встречаться с Людмилой Александровной.

Но даже находясь вместе с девушкой, Строев ни на минуту не забывал о задании генерала. Последний раз это заметила даже Бурцева.

– Хотелось бы знать, кто этот злой дракон, который так безжалостно терзает ваши мысли, – пошутила девушка. – Вы ведь иногда забываете, что с вами обыкновенный, живой человек…

А подумать Строеву было чем. Все эти месяцы он внимательно приглядывался к сотрудникам, анализировал их поведение, подмечал каждую шероховатость в работе коллектива. И все-таки ему не удалось обнаружить даже отдаленного намека на что-либо подозрительное. Лишь интуиция разведчика говорила: враг где-то вблизи, но притаился, ждет, может быть, готовит новый удар.