Текст книги "Харальд Прекрасноволосый и Зеркало Грядущего (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Паутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Стоял бы медведь на четырех лапах, Харальд не знал бы, куда целить копье – везде плотная, как броня, шкура. И вот, когда медведь встал во весь свой рост и вывалил вперёд волосатый живот, серебряное кольцо качнуло, как показалось молодому норегу, тяжелый и широкий наконечник копья прямо по направлению к медвежьему лону. А медведь же продолжал надвигаться...Теперь Харальд уже чётко мог разобрать маленькие глазки на его обросшей клочковатой шерстью морде, горящие злой яростью, открытую вонючую пасть и розовую глотку, но наконечник копья теперь переместился выше, перенаправился в открытую, словно зовущую грудь. И тут какая-то подспудная сила заставила Харальда слегка присесть и крепче обхватить древко тяжёлого копья – лапы медведя загребли пустоту...Ещё короткий миг...и медведь сам насадил себя на острие, а Харальду оставалось только крепко держать древко. Рожон не дал пройти копью насквозь. Медведь же как-то басовито хрюкнул, закашлялся, когда широкий железный наконечник полностью вошел ему в грудь, в то место, где билось сердце гиганта, и животное начало медленно опускаться на все четыре лапы, тряся головой как бы от удивления.

Но...не все ещё кончилось. Видимо, копьё прошло мимо сердца хозяина леса, и ошеломленный медведь повернулся, вырвав копье из рук молодого норега, а затем попытался убраться прочь, но саами теперь сходились со всех сторон, окружая смертельно раненного хищника. Сын конунга смотрел на это, дрожа от волнения, а охотники подбежали и с холодной расчетливостью вонзили копья точно в медвежье сердце. Теперь все было кончено – лесной исполин уже не дышал.

Каапо уверенной походкой подошел к туше, лежащей на окровавленном снегу. Охотники благоговейно отступили на несколько шагов, давая ему место. Колдун наклонился и ощупал медведя. Харальд заметил, как его рука протянулась к медвежьей груди и скрылась за передней левой лапой. Мгновение спустя старик поднялся с колен и испустил оглушительный крик торжества. Подняв правую руку, он показал, что добыл. То было серебряное кольцо – Жребий Судьбы, принадлежащее Харальду.

Охотники так кричали, будто все посходили с ума. Те, у кого были еловые веточки на одежде, оторвали их и, бросившись к медведю, начали стегать ими тушу. Другие, взяв лыжи, уложили их поперек мертвого зверя. Все они визжали и вопили от радости, слышались хвалы, благодарения и поздравления. Иные распевали загадочную песнь, которую Каапо пел в стойбище перед началом этой охоты, но Харальд так и не понял ни слова. Когда охотники напрыгались и наплясались до изнеможения, старый колдун стал на колени в снег лицом к медведю и торжественно обратился к мертвому зверю:

– Я и мой род, мы все благодарим тебя за этот дар. Пусть дух твой спокойно обитает в сайво, а ты родись весною снова, обновленный и здоровый. Велик и могуч Ибмел Создатель, а мы все – дети его...

7. Тайна Старого. В ожидании благосклонности дочери Каапо. Колдун или нойда?

И вот очень скоро стемнело. Оставив мертвого зверя на месте, довольные охотники пустились в обратный путь к стойбищу. Но то было уже не торжественное шествие по лесу в полном молчании – саами живо перекликались, смеялись и шутили, а на некотором расстоянии от дома начали издавать длинные ухающие кличи, отдававшиеся впереди в деревьях и оповещавшие о возвращении.

Никогда не забыть Харальду зрелища, ожидавшего вернувшихся с охоты, когда они достигли стойбища. Женщины развели жаркий огонь на плоском валуне, священном камне, и отблески того огня играли на их лицах. И каждое лицо было раскрашено пятнами кроваво-красного цвета. На мгновение сыну конунга показалось, что здесь произошло что-то ужасное. Только потом он заметил, что саами пританцовывают, машут им руками и теперь, наконец, узнал песню, восхваляющую удачную охоту. Сам же сын конунга совершенно обессилел. Единственное, чего ему хотелось, лечь и уснуть, и лучше, чтобы рядом была Тиия. Харальд уже было забрёл в палатку, однако Каапо, схватив норега за руку, повел прочь от входной полсти, вокруг, на противоположную сторону.

Там он велел сыну конунга встать на четвереньки и подползти под край палатки. Так Харальд и сделал и увидел Тиию, стоящую лицом к нему у очага. Лицо у нее тоже было запятнано кровью, и она смотрела на усталого норега сквозь латунное кольцо, поднесенное к глазу. Но когда молодой норег вполз внутрь, она попятилась от него и исчезла. Слишком усталый, чтобы о чем-либо думать, Харальд дополз до спального места и сразу провалился в глубокий сон.

Едва развиднелось, Каапо разбудил его. Ни дочери его, ни жены нигде не было видно. Мужчины остались только вдвоём.

– Харальд, воистину сын великого вождя, теперь мы пойдем за Старым, загадочно произнёс Каапо. – Великое спасибо тебе за то, что ты сделал для моего рода. Теперь пришло время праздновать и воздать тебе должное.

– Кого ты всё время называешь Старым, ответь, наконец, почтенный Каапо? – спросил Харальд, чувствуя некоторое раздражение. – Ведь ты мог и предупредить меня, что идем охотиться на медведя.

– Вот теперь, сын великого вождя, когда зверь отдал за нас свою жизнь, ты можешь называть его медведем, – весело отозвался Каапо, – но если бы мы перед охотой называли его прямо, это его оскорбило бы. Это неуважение – называть его земным именем перед ритуальной охотой, главной охотой всей зимы. Мы так никогда не поступаем.

– Но ведь мой спутник из сайво – медведь? И ты утверждаешь, что он – животное-спутник всего моего рода. И выходит, это совсем неправильно, что я убил его родича? – возмущённо произнёс Харальд.

– Твой новый спутник из сайво защитил тебя от Старого, когда тот встал после долгой зимней спячки. Видишь ли, того Старого, которого ты убил, убивали уже много раз. А он всегда возвращается, потому что хочет отдать себя нашему роду, усилить нас, потому что он – наш предок. Вот почему мы вернули тебе серебряное кольцо – Жребий Судьбы, попавшее зверю под мышку, потому что именно там наши прапрадеды впервые нашли этот древний жребий и поняли, от кого пошел наш род.

После они вернулись на лыжах к мертвому медведю, взяв с собой легкие санки, и перевезли тушу в стойбище. Под зорким присмотром самого Каапо охотники сняли большую шкуру – медведь был взрослым и очень крупным самцом, а потом кривыми ножами отделили мясо от костей, проявляя крайнюю осторожность. Ни одна кость не была сломана или хотя бы поцарапана ножом, и каждая косточка была бережно отложена в сторону.

– Смотри Харальд, сын великого вождя. Мы похороним скелет, весь, как он есть, – сказал Каапо, – каждую косточку, и когда Старый вернется в жизнь, он будет таким же сильным, каким был в этом году.

– Как козлы Тора и Сехримнир...– заметил Харальд.

Тут колдун с любопытством посмотрел на сына конунга.

– Тор – это светлый и великий бог моего народа, – пояснил Харальд. – Каждый вечер он готовит на ужин двух козлов, которые влекут его колесницу по небесам. Гром небесный – это грохот его повозки. После трапезы Тор складывает в сторонке их кости и шкуры. Утром просыпается, а его козлы снова целы и невредимы. Правда, однажды кто-то из гостей Тора во время пиршества сломал одну кость, ножную, чтобы высосать костный мозг, и с тех пор один из козлов охромел. Видишь, почтенный Каапо, боги разные, а суть происходящего одна...

За три дня пиршества медведь был съеден весь до последнего кусочка. А поскольку зверя убил Харальд, весь род Каапо всё это время его чествовал.

– О, вот смотри, Харальд, сын великого вождя. Хвост оленя, лапа медведя, – предлагал Каапо нерегу самые лакомые кусочки, говоря, что не доесть или оставить про запас даже самую малость было бы неблагодарностью по отношению к убитому, который был столь добр к нам.

– Старый не позволил буранам погубить нас и сделал всё, чтобы весна пришла и снег растаял. А сейчас, опережая нас, он бродит по горам, призывая траву на землю и почки на деревья, и птиц, которые еще не вернулись.

Всё было хорошо, но Харальд сожалел лишь о том, что Тиия по-прежнему держалась от него в стороне.

– Не гневись, сын великого вождя, наберись терпения...Если она придет к тебе прежде, чем минет три дня после охоты, – осторожно успокаивал Харальда старый Каапо – она сделается бесплодной. Такова сила нашего отца-предка, которая сейчас в тебе. Его сила вселилась в тебя, когда ты отправился охотиться на Старого.

Теперь стало понятно, отчего Тиия держалась с Харальдом так отчужденно накануне охоты. И точно, после того, как Каапо надел на лицо маску, медвежью морду, снятую со Старого, и каждый охотник протанцевал вокруг камня, подражая Старым Медвежьим Лапам в последнюю ночь празднования ритуальной охоты, Тиия снова угнездилась у плеча Харальда.

А еще она сшила великолепный плащ из медвежьей шкуры, вполне по росту молодому норегу.

– Видишь, это знак, что Старый наделил тебя своей силой, – сказал тогда Каапо. – Любой саами из любого рода поймет это и отнесется к тебе с уважением.

Старому колдуну не терпелось продолжить разговоры с Харальдом о колдовстве и мире духов, и когда дни стали длиннее, они часто уходили в лес, и Каапо показывал молодому норегу камни необычных очертаний, деревья, расщепленные молнией или согнутые ветром в человеческий образ, и древние деревянные статуи, спрятанные глубоко в лесу. Всё это места, где обитают духи, объяснял он.

А однажды он привел Харальда к особому месту – длинному плоскому камню, защищенному от снега выступом скалы. На серой поверхности камня было начертано множество знаков – иные из них молодой норег уже видел на волшебных бубнах саами, иных же еще не видел – очертания китов, лодок и саней. А встречались и такие древние, истертые временем знаки, что разабрать их было невозможно.

– Знаешь ли ты, почтенный Каапо, кто их начертал? – спросил как-то Харальд у колдуна.

– Не знаю, – ответил тот. – Они были здесь всегда, сколько существует наш род. Я уверен, их оставили нам в память о себе те, давно ушедшие, в память и в помощь, когда помощь нам понадобится.

– А где они теперь, эти ушедшие? – продолжал спрашивать Харальд.

– Это не тайна, в сайво, конечно, – ответил Каапо. – И они, поверь мне, там счастливы. Те завесы света, что зимними ночами висят в небе, скручиваются и смешиваются – это духи мертвых пляшут от радости за нас, за живых.

– Скажи же, почтенный Каапо, считаешь ли ты себя колдуном – человеком особенным и избранным, ощущаешь ли ты себя выше своего народа, не возносят ли тебя твои знания на недосягаемую для других высоту, желаешь ли ты почестей и всяческого восхваления, желаешь ли ты богатств и славы? – задал Харальд вопрос, который давно вертелся у него на языке, но не выпадало случая задать его

Тут Каапо надолго задумался, а потом ответил разом, как будто отрезал:

– Если ты помнишь, Харальд, сын великого вождя, то я уже говорил, что у нас нет колдунов, ты же можешь называть меня, как захочешь, но я всегда буду оставаться для себя и своего народа всего лишь нойдой – проводником, живой нитью между небом и землёй, жилой соединяющей мудрость небес и естество природы, берестяным коробом, доверху наполненным сокровенными знаниями предков. Иногда эти знания настолько переполняют меня, что плещут наружу, как река вырвавшаяся из берегов, тогда меня одолевает падучая. Всё на свете можно объяснить и указать причины увиденного или происходящего, имея знания или откровения мудрых.

Но если человек, а иногда много людей – целые народы, не могут сделать этого разумно и понятно, то они называют знающих и ведающих колдунами. Плохо, когда неспособность и отсутствие желания понимать обыденные вещи, не говоря уже о тайных и скрытых, оборачивается бедой для носителей мудрости. Что вы делаете с теми, кого называете колдунами? Не отвечай, я знаю, да и ты тоже, ведь не зря же спас Ансси от неминуемой смерти. А в чём была его вина? В том, что он не такой, как люди окружавшие его. Теперь ты, Харальд, сын великого вождя, понимаешь разницу между колдуном и нойдой? Глаза твои отвечают сами – понимаешь. И я рад этому твоему прозрению. Почестями же и вниманием наши боги меня не обходят, поверь мне, Харальд, сын великого вождя. А люди...Они все живут по божьей воле и другой жизни не ведают...

– Прости меня, почтенный Каапо, за обиду, нанесённую моими словами. Теперь, даже про себя, я буду называть тебя только нойдой.

Со времени этого разговора минуло три зимы, но Харальд крепко держался своего обещания. С тех пор он очень изменился, теперь молодой норег больше слушал и меньше говорил, а всё свободное время проводил рядом с нойдой Каапо. Сын конунга возмужал и раздался в плечах, он уверенно и без устали передвигался на лыжах, а охота с его участием всегда была удачной. Прошлой весной у Ансси и Сохви родился мальчик, и они назвали его Харальдом.

8. Прощание Харальда с саами. Последние напутствия великого нойды Каапо. Путь на торг.

Время шло, изгнание же Харальда продолжалось...И вот день ото дня появлялось все больше признаков очередной весны. Следы на снегу, прежде четкие и ясные, теперь стали оплывать, и уже слышалось журчанье воды в ручейках, скрытых под ледяной коркой, и стук капели, падающей с веток в лесу. Кое-где из-под снега появились первые цветы, и все больше птичьих стай пролетало над головами лесных жителей. И крики птиц возвещали о прибытии весны, а потом стихали в отдалении – они летели дальше, к местам своих гнездовий, на своих крыльях унося весенний восторг. А Каапо тем временем учил Харальда понимать, что это значит – количество пролетающих птиц, направление, откуда они появлялись или в котором исчезают, и даже язык их криков.

– Пойми истину, сын великого вождя. Что птицы в полете, что дым от огня – это одно и то же, – пояснял старый нойда. – Ведь для знающего – это знаки и предзнаменования. – И добавил потом : – Хотя тебе это знание не пригодится. – Он, верно, заметил, что стая уже пролетела, а Харальд все смотрит на юг. – Очень скоро саами пойдут на север, на весенние охотничьи земли, а ты пойдешь в другую сторону и покинешь нас. Так будет...Ибо скоро настанет время свершения предсказаний нашего бога, Ибмела Создателя. Настанет пора твоего возвращения на родину. И ты...ты никогда больше сюда не вернёшься. Но и...ничего из увиденного и прожитого здесь не забудешь, так тебе велит Жребий Судьбы и сам Ибмел Создатель

Харальд хотел было возразить старику, но его кривая улыбка остановила порыв норега.

– Я знал об этом с первого же дня, как ты пришел к нам. И все саами знали, и жена моя, и Тиия. Ты странник, как и мы, но мы ходим по тропам, проложенным нашими предками, а тебя ведет по свету что-то более сильное. Ты говорил мне, что бог, которому ты служишь, искал знаний. Я понял, что он послал тебя к нам, а теперь понимаю: он хочет, чтобы ты пошел дальше. Мой долг – помочь тебе, а времени осталось мало. Ты должен уйти прежде, чем растает снег и нельзя будет идти на лыжах. Скоро начнут приходить люди-оборотни, твои соплеменники, менять наши меха на свои товары. Мы боимся их, слишком часто человеческая сущность этих людей оборачивается звериными замашками, потому и уходим поглубже в лес. Но прежде того трое лучших наших охотников должны отнести зимние меха на место обмена. Ты должен пойти с ними.

Как обычно, саами, приняв решение, исполняют его очень быстро. Уже на следующее утро стало ясно, что они покидают стойбище. Оленьи шкуры снимались с шестов, а трое вышеупомянутых охотников грузили на пару санок туго свернутые связки мехов. Все это произошло так неожиданно скоро, что у Харальда не осталось времени подумать, как он должен проститься с Тией и что сказать ей. Однако об этом сыну конунга совсем не следовало беспокоиться. Дочь нойды помогала матери снимать шкуры с жилища, но, взглянув на Харальда, оставила мать и отвела норега в сторону, недалеко от стойбища. Когда же они скрылись за елями, она взяла Харальда за руку и вложила в нее что-то маленькое и твердое. И тут он понял – она вернула назад золотую заколку для плаща. Металл всё еще хранил тепло ее тела.

– Нет, Тиия, оставь её себе, – запротестовал Харальд, – она твоя навсегда, и это – залог моей любви к тебе.

– Харальд, сын великого вождя, это ты не понимаешь, – настаивала она. – Ведь для меня гораздо важнее, чтобы дух, который мерцает внутри металла, охранял и наставлял тебя самого. Тебя для меня... Тогда я буду знать, что с тобой всё в порядке, где бы ты ни оказался. И потом, ты оставил мне нечто гораздо более ценное. Оно шевелится во мне. И это – большее чудо...

Харальд понял её слова, но всё спросил:

– Как ты можешь быть уверена в этом, дочь нойды?

– Не забывай, сын великого вождя – сейчас такое время, когда все существа чувствуют, шевеление их детенышей. Саами точно такие же. Маддер Акке, дух что живет под очагом, поместила в мою утробу дочку. С того дня, как мы с тобой побывали в сайво, я знала, что так оно и будет.

– Как ты можешь знать, что наше дитя будет девочкой?

– А помнишь медведя, которого ты встретил в сайво? – загадочно спросила Тиия. – Ведь я была, хотя ты меня не видел.

– Нет, но я чувствовал, как твоё дыхание касаются моего лица.

– А сам медведь? Разве ты не помнишь медведя, которого встретил тогда?

– Конечно, помню. Он мне улыбнулся. А отчего, я так и не понял. И мне никто не смог ответить. Ты же и твой отец упорно молчали.

– Это же так просто! Если бы он зарычал, это означало, что мое дитя будет мальчиком. Но если медведь улыбается, значит будет девочка. Все саами это знают. Жаль, что ты все ещё остаёшься норегом, Харальд, сын большого вождя...

– Тиия, дочь нойды Каапо, разве ты не хочешь, чтобы я остался, чтобы помог тебе растить нашего ребенка?

– Нет, Харальд, сын великого вождя. Тогда...Все в нашем роду будут знать, что это ребенок чужеземца, близкого к нашим богам, и внучка нашего великого нойды. Все постараются мне помогать, потому что будут надеяться, что девочка тоже станет великим нойдой и поможет нашему роду. Если ты останешься с нами ради меня, это меня опечалит. Я же говорила тебе, когда ты только явился к нам, что саами считают, что лучше, гораздо лучше двигаться вперед, чем сидеть на одном месте. Наша жизнь – неустанное движение... Если ты, сын великого вождя, останешься, то и дух твой будет сидеть, как в заточении, вроде огня внутри этого волшебного предмета в виде головы вашего Мирового Змея, который ты одолжил мне. Пожалуйста, послушайся меня, поезжай прочь, возвращайся к себе на родину и помни, что ты оставил меня счастливой.

Тут дочь великого саамского нойды подняла лицо для последнего поцелуя Харальда, а он воспользовался этой возможностью и сжал ее пальцы вокруг своего подарка.

– Возьми мой дар и передай его нашей дочери, когда она вырастет, в память о её отце.

Раздумывала Тиия недолго и согласилась – молча и неохотно. Она повернулась и ушла помогать семье. Тут Каапо позвал Харальда. Людям же с санями, гружеными мехами, не терпелось пуститься в путь. Они уже привязали лыжи и прилаживали на плечи кожаные лямки саней. И вот молодой норег подошел к старому нойде, чтобы поблагодарить за все, что он сделал. Однако – а, это было ему не свойственно – выглядел он встревоженным.

– Харальд, сын великого вождя, не доверяй всем людям-оборотням, теперь ты одинок и беззащитен, а они всегда этим пользуются, готовы обмануть и предать ради наживы... – предупредил взволнованный Каапо. – Прошлой ночью я ходил в сайво, чтобы посоветоваться с твоим зверем-спутником о будущем. Мое странствие было смутным и тревожным, я чувствовал смерть и обман. Но я не смог видеть, откуда они грозят, только голос сказал мне, что ты уже знаешь об опасности.

Харальд же понятия не имел, о чем говорит нойда, но слишком уважал его, чтобы усомниться в его искренности.

– Почтенный Каапо, я последую твоим советам. О себе я как-нибудь позабочусь, на тебе же лежит забота куда большая – о твоем роде. Надеюсь, духи охраняют и защищают твой народ, ибо он навсегда останется в моей памяти, – попробовал сын конунга успокоить взволнованного нойду. Каапо же продолжал говорить, крепко сжимая плечо молодого норега своей сухонькой рукой...

– Послушай теперь мой последний сказ и внемли словам моим, Харальд, сын великого вождя...Ты проживёшь долгую жизнь и станешь вождём, ещё большим и знаменитым, чем твой великий отец...Но, когда почувствуешь, что дни твои сочтены, отдай своё кольцо, Жребий Судьбы, сыну, которого твоя жена назовёт Медведем на вашем языке...

– Бьёрном? – переспросил Харальд, внимательно слушавший напутствие старого нойды. – Прости, что перебил тебя, почтенный Каапо.

– Да, ты – прав, сын великого вождя и будущий великий вождь. Этот Медведь – Бьёрн – корень твоего бессмертия. Видел же я его в сайво, на берегу Реки Времени, когда он сажал в маленькую, но крепкую лодку, двух мальчиков: один из них был в белой рубахе до пят, а в руках держал крест; второй, наряженный в красную рубаху, сжимал в руках настоящий меч. Мужчина же крикнул им вслед: – «Олав, не утопи крест, он нам всем ещё понадобится. А ты, Харальд, крепче держи меч, который положит конец многим невзгодам земли нашей, изнывающей под владычеством данов... Плывите, мальчики и ничего не бойтесь!». Вот такое видение посетило меня, Харальд, будущий великий вождь своего народа...Иди и помни. Медведь, зверь-спутник твоего рода всегда будет рядом, и даже если он куда-то уйдёт или исчезнет на какое-то время, то все равно вернётся, ибо, он – МЕДВЕДЬ, КОТОРЫЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВСЕГДА. Как наша зима и весна, как наши заплутавшие олени, как наши сменные стойбища, как наша кочевая жизнь и извечная судьба моего народа, как новый и Старый медведи на священной охоте, как жизнь и смерть, которую дарует Ибмел Созатель, как жребий, скользящий по Зеркалу Грядущего...

– Теперь иди, и не оглядывайся! – бросил последние слова тщедушный низкорослый человек, великий нойда саами, Каапо. – Эти охотники – хорошие люди, они доставят тебя на место. А дальше тебе придется самому себя кормить, согревать и защищать. Будь счастлив и удачлив, Харальд, сын великого вождя...Теперь ты сам – великий вождь, но эта весть ждёт тебя впереди...Прощай, мой несостоявшийся родственник!

Понадобилось четыре дня непрерывного бега на лыжах, все время к югу, чтобы добраться до того места, где народ саами совершал обмен с чужаками. По ночам, все четверо, закутавшись в меха, спали рядом с санями. Кормились путники вяленой рыбой, да еще – на второй вечер – один из охотников сбил куропатку метким броском метательной палки. Чем ближе они подходили к месту, тем большее волнение Харальд замечал в своих спутниках. Они боялись чужеземных торговцев, и весь последний день шли в полном молчании, словно собирались охотиться на опасного дикого зверя. О присутствии чужаков саами узнали загодя, Харальд же уловил их наличие позже. В этом нетронутом, тихом лесу пришельцев было слышно, и дым их костра, на котором готовилась пища, чуялся издалека. И вот саами разом остановились, и один из них, высвободившись из упряжи, тихо заскользил на разведку. Остальные оттащили сани, так, чтобы их не было видно.

Теперь Харальд и саами стали ждать. Разведчик вернулся и сказал, что два человека-оборотня расположились в том самом месте, где обычно совершается мена. С ними еще четверо людей – людей-оленей. На мгновение Харальд, хорошо изучивший быт и язык саами, смутился. Потом же понял, что речь идет о рабах, которые послужат торговцам носильщиками.

Иноземные торговцы уже разложили свои товары на отдаленной поляне, узлы висели на деревьях, как плоды. Ночью саами украдкой подошли и, едва развиднелось, как спутники Харальда осмотрели, что им предлагают – ткани, соль, металлические изделия. Очевидно, они были довольны, потому что торопливо сгрузили меха с саней и нагрузили выменянными товарами, и вот саами уже были готовы пуститься в обратный путь. Они обняли Харальда на прощание. И заскользили на лыжах прочь так же беззвучно, как появились, оставив молодого норега одного среди всех этих мехов.

Там торговцы, к их великому удивлению, и обнаружили Харальда, сидящего на связке превосходных мехов посредине отдаленной лесной поляны, будто он явился по волшебству, одетый в тяжелый медвежий плащ нойды.

9. Встреча с людьми-оборотнями. Конец изгнания. Грядущее совсем рядом.

Пришельцы возбуждённо затараторили по-норвежски, но язык их был груб, что говорило о невысоком происхождении говоривших.

– Молот Тора! Это что же у нас здесь такое? Какие тролли принесли сюда это финское отродье? – крикнул первый своему спутнику.

По обычаю норвежцев на ногах у них было по лыжине, но отталкиваясь крепкими шестами, они с трудом пробирались по снегу. Как же неуклюже они выглядели по сравнению с быстрыми саами! Закутаны в тяжелые плащи, войлочные шапки натянуты до самых ушей, штаны, толстые и просторные, заправлены в крепкие сапоги.

– Да, Торгрим, плащишко на нем добрый, – отозвался второй. – Глянь, за такую шкуру можно получить хорошую цену – две марки серебра, не меньше!

– Угу...Сейчас он ее получит, – ответил первый торговец. – Подойди к нему тихо и осторожно. А я попробую зайти сзади. Говорят, коль эти лопари побегут, их никак не догонишь. Да улыбайся же! Улыбайся шире и молчи, он нас всё равно не понимает...

Они подходили не спеша, вразвалку, вожак же лицемерно улыбался, отчего его недобрый взгляд, становился только заметней, а нож, скрываемый в рукаве – приметней.

Харальд ждал, пока они не окажутся в нескольких шагах, а потом произнес отчетливо:

– Привет вам, торговые люди! Эта медвежья шкура не продается. А вот эти меха – ваши. Забирайте! Сам же поднялся со связки шкур и отошёл на три шага в сторону.

Оба человека-оборотня замерли на месте. От удивления как будто дар речи утратили. Ведь они услышали родную речь из уст какого-то погонщика оленей. Но удивлялись недолго. Нож открыто блеснул в руке Торгрима, а его спутник тотчас же достал свой из ножен. Прав был нойда Каапо, эти люди, подобно оборотням, менялись на глазах: взгляд их стал волчьим, зубы свело звериным оскалом, пенистая слюна, застывала на нечёсаных бородах ниже перекошенных злобой ртов...

Первым на Харальда бросился Торгрим, он был ближе, в то время как его спутник находился по ту сторону кучи мехов, мешавших ему напасть внезапно. И тут обувь, любовно изготовленная Тией, сослужила Харальду свою службу – слегка пригнувшись, он как на лыжах, скользнул под руку Торгрима. Но шапка упала с головы сына конунга, обнажив длинные и густые золотистые волосы, которыми Харальд теперь так гордился. А со спины уже заходил второй нападающий... Купцы-разбойники так увлеклись, что не услышали приблизившейся группы богато одетых людей, их поступь было воинской, а потому быстрой и бесшумной в любое время года, на лыжах же они передвигались не хуже самих саами.

– Хель вас поглоти, разбойные псы! Вы что не видите, что это не лопарь? Бросить ножи и встать на колени! Ну, живее... – властно крикнул высокий воин, приближаясь к нападавшим с обнажённым мечом. Через мгновение последние уже стояли на коленях, а взгляды их теперь молили о пощаде. Знатные люди, сопровождавшие высокого воина, стояли теперь, узким кругом охватив место схватки. По знаку вождя они крепко связали горе-разбойников и увели с поляны в лес. Незавидная судьба ожидала алчных торговцев, ступивших на путь преступления.

Долгие три зимы пришли со времени ухода Харальда из отчего дома, но и через тридцать он не забыл бы этот голос.

– Дядя Гутторм? Что ты делаешь здесь? Ты занялся торговлей с северным народом? – удивленно, но с нотками нескрываемой радости, спросил Харальд. Перед ним стоял брат его матери, ярл Гутторм, сын Сигурда Оленя, херсир конунга Хальвдана Чёрного. И это выглядело как свершение долгожданного чуда.

– Без шапки я узнал тебя сразу, Харальд конунг! – улыбаясь ответил Гутторм. – Мы все рады, что ты, наконец, нашёлся.

– Почему ты называешь меня конунгом, Гутторм херсир? Ведь конунг у нас один – мой отец, Хальвдан Чёрный, сын Гудрёда Охотника... – недоумённо спросил Харальд и взгляд его упёрся в лицо дяди.

– Случилось так, дорогой племянник, что отец твой, наш великий конунг, погиб вскоре после минувшего Йоля, он ушёл под лёд озера Рёнд вместе с санями и слугами, сопровождавшими его. Никто не выплыл...С тем пор мы ищем тебя по всему Финнмарку. И вот торговые люди подсказали, что как-то видели на поляне для обмена товарами с лопарями юношу лицом не похожего на лесных людей. Так мы появились здесь, и как оказалось, вовремя. Теперь ты, будучи единственный наследником своего отца, являешься законным приемником его власти над Северным Путём. И с этого дня звать тебя будут Харальдом конунгом. Привыкай, властительный племянник... Скоро ты увидишь свою мать, ведь она больше всех ждала твоего возвращения, проливая слёзы горести от разлуки со своим единственным сыном. В полуроздыхе пешей ходьбы отсюда в торговом поселении стоит моя дружина и сейчас мы отправляемся к ней, а затем все вместе – в твой Вестфольд. – обстоятельно, но не сдерживая радости от встречи с племянником, пояснил свои предыдущие слова Гутторм херсир.

По знаку руки дяди Харальда на поляну выкатились двое широких саней. Дружинники, бережно взявши нового конунга под руки, усадили того на мягкие шкуры, которыми сани были выстланы изнутри, а сами на лыжах стали сопровождать дорогую находку. Теперь они не спешили. Гутторм херсир же на вторых санях споро покатил вперёд, упредить своих людей о счастливом завершении поисков племянника и необходимости соответствующей подготовки для встречи нового конунга.

В этот день солнце для Харальда светило как-то по-особому торжественно, а он, глядя на него, блаженно щурился. Накатанный санный путь, неизвестно когда появившийся, вёл теперь от поляны, где совершался торговый обмен с саами, до ближайшего торгового поселения норегов, а сами сани, направляемые резвыми лошадьми, летели подобно ветру. Харальд же, лёжа на мягких шкурах, вдруг подумал, а не приснилось ли ему всё то, что случилось накануне: ссора с отцом, бегство из отчего дома и добровольное изгнание, странствия по Финнмарку на пару с Ансси в поисках стойбища его родичей, жизнь среди саами, беседы с нойдой Каапо и чудеса, творимые его бубном, любовь к Тиие, звери-спутники, путешествие в сайво, священная охота, предсказания неведомого Ибмела Создателя...Было ли это всё в его жизни?

И тут Харальд ощутил холод на среднем пальце левой кисти, как будто кисть эту кто-то окунул глубоко в снег. Это металлическая прохлада Жребия Судьбы на, выпростанной из -под звериной шкуры, руке Харальда, усугублённая зимней погодой и быстрой ездой, дала свой ответ : «пока ты жив, а я на твоём пальце, тебе не забыть саами никогда».