Текст книги "«Умрем же под Москвой!» Свастика над Кремлем"
Автор книги: Вячеслав Шпаковский
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Тем временем 24 «Донтлесса» из эскадрилий VB-5 и VS-5, дождавшись, когда торпедоносцы лягут на боевой курс, также устремились в атаку с высоты в 5000 метров. На них тотчас же напали «Зеро», однако перехватить пикирующие самолеты оказалось не так-то легко. Куда больше американским пилотам помешало запотевание стекол в их кабинах и прицелов, и тем не менее двух попаданий в «Сёкаку» они все-таки добились. Причем первая бомба разворотила носовую часть полетной палубы, сделав старт самолетов с него невозможным, тогда как другая, пробив ее, вызвала сильный пожар в мастерской по ремонту авиадвигателей. Сбросив все бомбы, уцелевшие самолеты с «Йорктауна» благополучно вернулись на свой корабль и там доложили о трех торпедных и шести бомбовых попаданиях в японские корабли, а также об 11 японских истребителях, якобы сбитых их стрелками. Воистину поговорку «врет, как очевидец» в тот день вполне можно было применять к обеим сражающимся сторонам!
Лидер авиагруппы «Лексингтона» коммандер Олт сумел довести до цели всего лишь четыре пикировщика, 12 торпедоносцев и шесть истребителей сопровождения. Проблуждав в облаках, они появились над японским соединением только в 10.40. Олт пытался связаться с пропавшей эскадрильей VB-2, однако не смог этого сделать. Тогда он решил атаковать врага оставшимися силами. И целью их атаки вновь стал авианосец «Сёкаку».
Торпедоносцы под прикрытием истребителей снизились до самой воды, но тут их вновь атаковали «Зеро», из-за чего все сброшенные ими торпеды прошли мимо цели. Зато один из пикировщиков сумел «положить» свою бомбу точно в центр полетной палубы японского корабля. И хотя два самолета были сбиты, а коммандер Олт тяжело ранен, это был очевидный успех!
Поскольку все навигационные приборы на его машине были разбиты, Олт вышел на связь и попросил вывести его на «Лексингтон» по радару. Попытка оказалась безрезультатной, так как оператор радара не смог отыскать его самолет среди множества других отметок на своем экране и оказать ему хоть какую-то помощь. В своей последней радиограмме Олт передал: «Помните, что мы добились попадания 1000-фунтовой бомбы в авианосец и еще один корабль тоже». Видимо, после этого он потерял сознание и его «Донтлесс» упал в море. Всего же из четырех пикировщиков, атаковавших «Сёкаку», назад вернулся только лишь один самолет!
На «Лексингтоне» многие «Девастэйторы» уже даже перестали ждать, поскольку бензин на них должен был уже давно закончиться. Поэтому, когда они вдруг начали один за другим возвращаться и безо всякого маневрирования садиться на палубу, с авианосца их неожиданно встретили зенитным огнем, поскольку зенитчики приняли их за японцев и только по счастливой случайности никого не сбили.
По возвращении экипажи доложили о попадании во вражеский авианосец двух бомб и пяти торпед. При этом они утверждали, что это был не тот корабль, который уже повредили самолетами с «Йорктауна», а какой-то другой. При этом некоторые даже «видели своими глазами», как японский корабль после этого начал тонуть…
* * *
К полудню все какие только возможно самолеты вернулись на свои корабли, и обе стороны наконец-то выяснили, что после обмена воздушными ударами ни у японцев, ни у американцев боеспособных авианосцев больше не осталось. Японцы посчитали, что их пилоты потопили сразу оба американских корабля, тогда как американцы были убеждены в потоплении по крайней мере одного из двух японских авианосцев и в том, что другой корабль получил серьезные повреждения.
Свои повреждения и потери американцы хотя и посчитали большими, однако же отнюдь не чрезмерными. Так, крен на «Лексингтоне» удалось выровнять путем перекачки водяного балласта, пожары на нем были локализованы, полетная палуба повреждений не имела. Авианосец начал принимать самолеты для заправки их топливом и пополнения боекомплекта на случай возможной новой атаки японской авиации.
Вскоре капитан Шерман с удовлетворением выслушал доклад о том, что на борту его судна потушен последний очаг возгорания и что корабль практически полностью вернул себе свою боевую мощь…
В это время старший боцман Том Хэнк проверял коридоры под ангарной палубой, опытным взглядом отмечая каждую неисправность. Конечно, он мог послать сделать это и кого-нибудь из матросов, однако привык к тому, чтобы лично отвечать за каждую мелочь на борту судна, и всегда говорил, что «если что-то тебе нужно сделать хорошо, то сделай это сам!». Вот и на этот раз он быстро шел по коридору, в котором то тут, то там на полу валялись сорвавшиеся с креплений на стенах огнетушители, не прибранные, змеившиеся по полу шланги, словом, весь тот кавардак и беспорядок, который никоим образом не должен иметь места на боевом корабле.
Вдруг в нос ему ударил едкий запах бензина. Подняв голову, он увидел, что от идущего под потолком топливопровода по всей стене расплывается большое мокрое пятно. Еще дальше на стенах было еще несколько таких же пятен, а в одном месте бензин с потолка тек уже целой струей. Было очевидно, что от сотрясений и взрывов, которые испытал его корабль, в бензоцистернах и топливопроводах образовались трещины, и теперь из них тек бензин, пары которого могли в любую секунду взорваться от малейшей искры!
Том Хэнк бросился бежать по коридору к ближайшему посту связи, откуда сразу же позвонил на капитанский мостик. «Сэр, сэр, – обратился он к Шерману, забыв обо всякой субординации. – У нас повреждены цистерны и трубопроводы с бензином, и он растекается по коридорам под ангарной палубой. Достаточно малейшей искры, и корабль рванет… Нужно немедленно все обесточить, проветрить все палубы, а весь бензин скорее слить за борт!»
Шерман похолодел. Грозная опасность была, оказывается, совсем рядом, а они о ней даже не подозревали! Он тут же приказал обесточить весь корабль, строжайше запретил курить, а начальнику службы борьбы за живучесть принять все меры к тому, чтобы как можно скорее овладеть ситуацией. Бензин из цистерн тут же начали сливать в море, а вместо него начали накачивать водяной пар из турбинного отделения. Все иллюминаторы были раздраены, после чего корабль развил максимально возможный для него ход, чтобы как следует проветрить все помещения.
Вскоре запах бензина на «Лексингтоне» полностью выветрился, и на нем вновь было включено электричество. По корабельной трансляции кто-то включил популярную песню «А все-таки наша взяла!», и чуть ли не весь экипаж подхватил ее задорный мотивчик, так как имел для этого все основания!
Впрочем, скоро выяснилось, что, хотя на борту обоих авианосцев все еще находится 70 боевых самолетов, реально подняться в воздух могут лишь 50. Еще хуже обстояло дело с горючим и боезапасом: на «Лексингтоне» авиабензина не было вообще, да и на «Йорктауне» его оставалось в цистернах «на донышке», так как запас его не пополнялся с 4 мая. Торпеды все закончились, а 1000-фунтовых авиабомб насчитывалось не больше трех десятков.
В итоге Флетчер решил не рисковать и отвести свои корабли к берегам Австралии, а затем идти на атолл Мидуэй. Получив сообщение о результатах операции, адмирал Нимитц, командующий Тихоокеанским флотом США, также подтвердил его решение, посчитав сражение в Коралловом море закончившимся. Правда, Флетчеру все-таки пришлось порядком поволноваться еще и на следующий день. Дело в том, что высланные им самолеты-разведчики вдруг передали ему сообщение о двух преследующих его японских авианосцах, а это означало, что все усилия и все принесенные его летчиками и моряками жертвы оказались напрасны. Отразить возможный удар уже не было сил, поэтому Флетчер приказал своей эскадре развить предельную скорость и отступать, одновременно предупредив Порт-Морсби о новой возникшей угрозе. Но вскоре разведчики разглядели, что «авианосцами» являются коралловые рифы, о которые разбиваются волны прибоя, и на американской эскадре пронесся дружный вздох облегчения.
Что же касается японцев, то пораженный тремя бомбами «Сёкаку» хотя и не потерял хода, зато горел от носа до кормы. Сесть на него решился только лишь один самолет, а все остальные его машины принял лишившийся хода «Дзуйкаку». В итоге на нем оказался 71 самолет, однако лишь 39 из этого числа еще как-то сохраняли боеспособность. С такими силами нечего было и думать о повторной атаке на американские корабли, тем более что нужды в ней вроде бы уже и не было. Ведь летчики доложили о том, что уничтожили оба вражеских авианосца!
В высших японских штабах мнения разделились. Так, адмирал Иноуэ отдал приказ ударному соединению отходить и отменил десант на Порт-Морсби. Командующий Объединенным флотом адмирал Ямамото посчитал, что силы у соединения все еще есть, и потребовал добить американское корабельное соединение, хотя и не отменил решение Иноуэ относительно десантной операции.
Получив приказ от Ямамото, адмиралы Такаги и Хара все-таки решились на отчаянный шаг и подняли в воздух самолеты с «Дзуйкаку» еще раз, однако они так никого и не нашли и только зря израсходовали топливо и моторесурсы. К тому же «Сёкаку» и «Дзуйкаку» требовался срочный ремонт, поэтому оба корабля под эскортом тяжелых крейсеров адмирала Гото были тут же отправлены на базу в Куре. «Сёкаку» прибыл туда 17 мая, а «Дзуйкаку», который пришлось вести на буксире, только 21-го…
* * *
Интересно, что выводы, которые сделали японцы и американцы из сражения в Коралловом море, оказались прямо противоположными. «Противник ничего не знает о наших планах, его силы появляются в районе операции только через некоторое время после нанесения нами первого удара, он никогда не сможет «взломать» наши шифры», – решили японцы и, как оказалось, были неправы. Зато американский адмирал Честер У. Нимитц понял, что информации подразделения радиоразведки в Перл-Харборе не только можно, но и нужно доверять, и именно на ее данных начал строить планы своих операций на Тихом океане. А вот правильный вывод, сделанный обеими сторонами, был следующий: количество истребителей на авианосцах необходимо увеличить, а перехватывать ударные самолеты противника следует как можно дальше от своих кораблей.
Впрочем, в великом противостоянии Востока и Запада было рано ставить точку, пусть даже японцы и считали, что победили они. Борьба вступала в еще более ожесточенную и напряженную фазу: лучшие пилоты гибли, а вот кто после этого шел на их место? Да, битва в Коралловом море показала, что японские пилоты были прекрасно обучены, но… американские учились прямо в боях, причем едва ли не столь же быстро, если не быстрее! А все потому, что японцы в данном случае, как бы хорошо их ни готовили в летных школах, все еще принадлежали к патриархальной, земледельческой культуре и цивилизации. Они не ездили, подобно американским парням, на собственных автомобилях, у них не было фотокамер фирмы «Кодак» и портативных радиоприемников, а их девушки не знали нейлоновых чулок и химической завивки!
Для американских офицеров – выпускников летных училищ – мир техники был их миром, а самолет столь же хорошо понятен, как и электрическая кофейная мельница. Для японца, пусть даже он и заканчивал японскую летную школу, все эти достижения цивилизации были «не его», они принадлежали чужеродной культуре белых людей, которую он вынужден был заимствовать по необходимости. Ему было приятнее замешивать чай в старой потрескавшейся чашке его предков, а делать это бамбуковой ложкой; слушать сумимас-сен, а не джаз, и обходиться лишь тем необходимым минимумом вещей, который в США вызывал в лучшем случае снисходительную улыбку. Японцы не понимали, что это столкновение уже не отдельных стран, каким оно вроде бы им казалось, а двух цивилизаций, и что представители машинной цивилизации рано или поздно победят их только потому, что ее дети играют в самолеты и авто чуть ли не с пеленок, а повзрослев, ездят на них к своим девушкам на свидания… Вы скажете, что у японцев тоже была вполне современная военная техника, причем в чем-то она была даже лучше американской. Конечно, да, и кто же с этим спорит?! Однако заимствованное – не есть свое, и с этим тоже нельзя не согласиться.
Глава VII
«Волжская дуга»
Друзья-танкисты, Сталин дал приказ,
Друзья-танкисты, зовет Отчизна нас.
Из тысяч танковых стволов
За слезы матерей и вдов,
За нашу Родину – огонь! Огонь!
(Слова В. Шпаковского, музыка Т. Хренникова «Песня танкистов»)
Когда Сталину доложили о том, что и японцы, и американцы одновременно сообщают о потоплении в Коралловом море двух крупных авианосцев противника, он воспринял это весьма скептически и вызвал к себе наркома ВМФ адмирала Н.Г. Кузнецова.
– Что вы думаете по поводу сообщений японцев и американцев о результатах сражения в Коралловом море? – без обиняков начал вождь, едва только молодой нарком появился в его кабинете.
– Я думаю, – спокойно ответил тот, – что какие-то корабли, безусловно, были потоплены и у тех, и у других, но вот масштабы события пресса и в Японии, и в США преувеличивает. Впрочем, с точки зрения военно-морской практики сражение это и в самом деле весьма любопытно. Впервые в истории войны на море противники сражались, фактически не видя друг друга, и так и не обменялись ни одним орудийным залпом. Если дело пойдет так и дальше, то на тяжелых артиллерийских кораблях можно будет ставить крест, а морскую мощь государства будет определять количество имеющихся у него авианосцев.
– Вы подождите хоронить артиллерийские корабли, – прервал его Сталин и наставительно ткнул в него своей трубкой: – Они вон кричат о крупной победе, уничтожении десятков самолетов противника, для нас же это нередко обычная дневная норма потерь. Наверное, вы знаете, что только за апрель, по данным нашего Совинформбюро, мы сбили у немцев 979 самолетов и уничтожили 156 танков. Вот как наша доблестная Красная Армия перемалывает силы врага, а здесь…
Сталин прошелся по кабинету и вновь остановился перед высоким, осанистым Кузнецовым.
– Хочу вас спросить, насколько наши корабли могут оказать поддержку осажденному Севастополю? Сейчас там сложилась весьма непростая ситуация, и Ставка принимает все меры для того, чтобы отстоять этот город. Вторая его сдача, как это было в Крымскую войну, нам никак не нужна. Но наша разведка передала сообщение, что 15 января германский Генштаб отдал приказ отправить под Севастополь сверхмощную пушку «Дора» калибром 800 мм и две 600-мм мортиры «Карл».
– Флот оказывает городу всестороннюю поддержку, – спокойно ответил адмирал Кузнецов, – корабли регулярно доставляют пополнение живой силы, продовольствие, медикаменты и боеприпасы, и все это при непрекращающихся атаках с воздуха. Линкор «Севастополь» несколько раз поддерживал наши войска огнем своих 305-мм орудий и, по сообщениям нашей флотской и армейской разведок, нанес вражеским войскам серьезные потери. Однако использование тяжелых артиллерийских кораблей серьезно затрудняет отсутствие надежного прикрытия с воздуха.
– А как, по-вашему, действуют 305-мм башенные орудия береговых батарей, ну те самые, за строительством которых в свое время наблюдали лично товарищ Ворошилов и некоторые другие товарищи? – опять спросил Сталин, внимательно глядя ему в глаза.
«Видимо, хочет проверить, знаю ли я состояние береговой обороны, без которой городу сейчас крышка, и не махнул ли я на нее рукой», – подумал Кузнецов и четко, по-военному ответил:
– Под Севастополем у нас две батареи с орудиями калибра 305 мм. Это орудия производства Обуховского завода с дальностью стрельбы до 42 км и высокой скорострельностью. Бронебойный снаряд имеет вес 470 кг, а шрапнельный накрывает пространство глубиной в 1 тыс. м и шириной 250. По два таких орудия находится в двух бронированных вращающихся башнях, а весь боезапас и вспомогательные механизмы – в сложных подземных сооружениях из железобетона. Начиная с 1 ноября по 16 января только лишь одна батарея № 30 191 раз открывала огонь по врагу, выпустила 1234 снаряда и нанесла ему большие потери. Столь же эффективно действуют и батареи, на которых установлены орудия меньшего калибра, однако плохо то, что с суши укрепить их не успели, и сейчас там идут непрекращающиеся бои в непосредственной близости от орудийных башен. 8 декабря приказом командующего Черноморским флотом вице-адмирала Октябрьского командир 30-й батареи Александер награжден орденом Красного Знамени…
– Это хорошо, – перебил его Сталин, – что вы в курсе всех дел ваших подчиненных не только на море, но также и на суше. Но я все-таки хотел бы у вас уточнить: сможем ли мы удержать Севастополь, если вы силами вашего флота ударите по немцам со стороны моря?
– Товарищ Сталин, – немного волнуясь, ответил нарком, – флот сделает все, что ему прикажут партия и Ставка, но… корабли – это корабли, а на суше воюют солдаты…
– Я понял вашу точку зрения, – кивнул ему Верховный, – вы можете идти. Мы с вами еще поговорим относительно перспективы использования флота в условиях применения авианосной авиации. Пока же нам следует удерживать Севастополь, имея то, что есть!
* * *
В конце апреля – начале мая 1942 года Ставка ВГК переехала из Горького в Куйбышев, туда, где под зданием обкома ВКП(б) размещался теперь и главный нервный узел страны – подземный бункер Сталина. Когда немцы начали строить знаменитое «Вольфшанце» в одном километре восточнее города Растенбург в Мазурском Поозерье, они объявили, что здесь, в лесу, за колючей проволокой строится химический комбинат «Аскания», и отселили жителей окрестных деревень по-дальше. Что же касается Куйбышева, то там вообще мало кто подозревал, что под зданием обкома партии строится бункер вождя. Ведь даже извлеченный из земли грунт увозили со строительства тайно, на пожарных машинах, тремя разными маршрутами за город. Понадобилось 7500 рейсов, чтобы вывезти из-под дома на улице Фрунзе 25 тыс. кубометров глины и песка. Потом в подземелье стали опускать чугунные тюбинги – точь-в-точь такие, какие были использованы и при строительстве тоннелей Московского метро. Доставляли их ночами в закрытых брезентом грузовиках и сразу же пускали в дело, а высококачественный цемент марки 400 шел с местных заводов. Щебенка также была местной, с Жигулевских гор.
Несмотря на стоявшие сильные морозы, температурный режим застывания бетонного раствора выдерживался неукоснительно, для чего к месту строительства свезли целую кучу утеплительных материалов, которыми и прикрывали от холода все, чему он так или иначе мог повредить. Стыки чугунных тюбингов заделывались свинцовым шнуром, после чего для полной герметичности он расчеканивался.
В документах объект именовался весьма прозаически: «Бомбоубежище 1-й категории», однако на самом деле категория здесь была поистине запредельной. Сверху его перекрывала бетонно-монолитная плита толщиной 3,5 м, поэтому неудивительно, что, по расчетам, оно могло однократно выдержать попадание фугасной авиабомбы весом в две тонны! 115 человек могли жить здесь целых пять суток, ни в чем не испытывая нужды.
На строительстве бункера были задействованы приблизительно 600 человек, причем все они дали строгую подписку о неразглашении. Стойкий слух о том, что все рядовые строители бункера после этого были расстреляны в целях сокрытия тайны, никем впоследствии подтвержден не был, но его также никто не опроверг!
Спуститься вниз этого святая святых можно было как на лифте, так и по ступенькам лестницы, насчитывавшей 192 ступени. Там, в самом низу, располагались личные апартаменты Сталина, а также рабочая комната, стилизованная под его кремлевский кабинет: дубовый паркет и панели по стенам, массивный зеленого сукна стол с настольной лампой под белым матовым абажуром, настенные бра и большой диван, покрытый белым чехлом. На стенах портреты двух наиболее почитаемых Сталиным полководцев – Суворова и Кутузова. В нескольких местах, как здесь, так и большом зале заседаний, целый ряд фальшивых дверей, ведущих в бетонную стену. С одной стороны, они наводили на мысль о том, что там, за ними, есть и еще помещения, а с другой, что вождь Страны Советов находится под надежной охраной даже здесь: чуть что, двери откроются и из них тотчас появятся телохранители. Рабочий стол в центре зала был просто огромный, в форме буквы «Т», а вдоль его «ножки» по семь стульев с каждой стороны. Параллельно ему был еще один стол, длинный и узкий, вдоль стены – для стенографисток, причем они должны были сидеть спиной к выступающим и не видеть их лиц. В углу при входе – столики для охраны и личного секретаря вождя Поскребышева. За спиной сталинского кресла висела огромная, во всю стену, карта театра военных действий. Сводчатый потолок копировал перекрытия московской станции метрополитена «Аэропорт», отделка которого изображала парашютные стропы. Конечно, можно было бы поспорить, насколько именно здесь, под землей на глубине 37 метров, мог быть уместен подобный декор, но делать было нечего. Видимо, строители выбрали первый попавшийся им проект, поскольку сроки строительства их поджимали. Да и то сказать – столь сложное подземное сооружение было завершено всего лишь за девять месяцев, с 8 августа 41-го по 4 мая 1942 года, а сам Сталин перебрался туда уже 7—8-го – по сути дела, в самый разгар битвы в Коралловом море. Впрочем, то, что там произошло, практически тотчас затмили события куда более значимые. На южном участке советско-германского фронта весна уже полностью вступила в свои права, и немцы начали очередное наступление в Крыму.
* * *
Генерал-полковник Франц Гальдер ехал по вызову Гитлера и любовался из окна своего автомобиля красотами начинавшейся в горах весны. Одновременно он продолжал думать о том, что где-то там, далеко на востоке, на Украине и в Крыму, весна уже в самом разгаре. Еще совсем немного, и дороги на Восточном фронте высохнут полностью, и тогда можно будет сразу же наступать. Готовя свой рапорт фюреру, он рассчитывал, что тот одобрит все его выводы и что он не встретит никаких серьезных проблем при обсуждении с ним плана летнего наступления под кодовым названием «Кольцо Нибелунгов». Суть этого плана заключалась в освобождении от большевизма огромной территории от Онежского озера до Сталинграда, а также разгром советских войск в Крыму. Он понимал, что прежние расчеты на 1941 год оказались слишком оптимистическими. Не была учтена также и степень развития промышленного потенциала у русских на Востоке, но, по его мнению, это были вполне преодолимые трудности. То, что враг все-таки успел эвакуировать значительную часть заводов и фабрик за Урал, было, конечно же, неприятно, однако для него было также очевидно и другое, то, что раньше лета 42-го русские вряд ли смогут наладить выпуск вооружения в значительных объемах, а это, в свою очередь, означало, что раньше осени Красной Армии сил не набрать. Большие потери немецких войск зимой, а также усилившаяся активность партизан, а также большевистского подполья в оккупированных городах его беспокоили, однако не так чтобы уж и очень сильно. Подобные издержки, по его мнению, в такой войне были просто неизбежны.
По его плану немецким войскам надлежало одновременно атаковать сразу на севере и на юге. Причем на северном направлении взять Вологду и Коношу, прервав тем самым поставки по ленд-лизу, осуществлявшиеся через Мурманск, тогда как на южном – силами 17-й армии наступать на Сталинград в междуречье Дон – Донецк, а затем повернуть на юг, на Кавказ, для того, чтобы захватить грозненские и бакинские нефтепромыслы!
Данный план был представлен фюреру в Растенбурге 4 апреля, однако Гитлер его забраковал. Все дело было в том, что раньше Гальдера свой план «Кольца Нибелунгов» ему успел представить и Йодль, и именно его Гитлер нашел более отвечающим своим замыслам. Узнав о случившемся, Гальдер не стал спорить, а просто приказал своим сотрудникам переделать все так, как это должно было понравиться фюреру, и тем самым вновь заслужить его похвалу. Ведь генерал-полковник Йодль только лишь наметил план, тогда как он, генерал-полковник Гальдер, детально его разработал, а подобного рода рвение в делах фюрер просто не мог не оценить по достоинству.
В соответствии с этим новым планом группа армий «Центр», усиленная 16-й армией и 4-й танковой армией (теперь все танковые группы были переведены в разряд армий), должна была наступать на всем протяжении вверенного им участка фронта от Тихвина до Рязани, с тем чтобы в итоге выйти к Рыбинскому водохранилищу, Рыбинску, Владимиру и, наконец, взять Муром и Горький. 2-я, 6-я и 1-я танковая армии от Рязани до Лисок наступали в направлении на Тамбов и Саратов, тогда как 17-й армии, как и предусматривалось его первоначальным планом, предстояло наступление на Сталинград. Итогом трех стадий всей этой операции должен был стать захват огромной территории от Онежского озера и до Кавказских гор, после чего можно было начать уничтожение промышленных центров русских в Сибири с воздуха.
Впрочем, основное внимание в начале реализации этого плана было обращено на Крым, где советские войска сковывали 11-ю немецкую армию и где кроме Севастопольского гарнизона было сосредоточено на небольшом пространстве у Керчи 17 стрелковых дивизий, 3 стрелковые бригады и 4 танковые бригады.
План летнего наступления германской армии на 1942 год
Поставив своей задачей ликвидацию этого скопления советских войск, гитлеровское командование кроме высвобождения своей армии (5 дивизий) лишало советскую армию еще и четырех-пяти армейских соединений, т. е. в сумме ликвидировало группировку, эквивалентную целому фронту. Ради такого успеха германское командование начало наступление 8 мая и в течение двух месяцев, до 1 июля 1942 г., вело интенсивные бои на уничтожение Крымской группировки, создав для этого двойное превосходство в воздухе и применяя в боях за населенные пункты тяжелую осадную артиллерию и даже – при штурме Севастополя – такие экстраординарные системы, как САУ «Карл» и железнодорожное орудие «Дора».
Впрочем, 17 мая, находясь у «Вольфшанце» у Гитлера, Гальдер еще не мог знать о том, чем кончится это сражение, хотя и не сомневался в его успехе. Роммель, которого фюрер также счел нужным пригласить на эту встречу, где присутствовали также Гудериан, Йодль и Денниц, бодро отрапортовал, что будет в Каире через несколько дней, а Денниц – что его лодки топят больше кораблей союзников в месяц, чем они успевают построить за шесть. Таким образом, все ближайшие перспективы смотрелись очень хорошо, и Гальдер посчитал, что причин для беспокойства больше нет. Не так думал Гудериан, в первый раз увидевший своего фюрера после аварии. «Он выглядит старше, чем был, и его левая рука дергается просто ужасно, – написал он в письме к жене. – Молю бога, чтобы эта злополучная авария не сказалась на нем как-нибудь еще…»
* * *
Между тем и без того тяжелое положение советских войск в Крыму было еще больше усугублено бездарным и ошибочным руководством командующего, генерала Д.Т. Козлова, который не нашел мужества отвергнуть вмешательство в операцию представителя Ставки, начальника Главпура РККА, заместителя наркома обороны Л.З. Мехлиса, проявившего там полное невежество в военном деле, самонадеянность и недисциплинированность и опоздавшего на два дня с выполнением указаний Ставки ВГК. В конце концов в самый критический момент Л.З. Мехлис бросил армию и бежал на последнем самолете в Москву. Однако он не был расстрелян, а лишь снят с поста замнаркома и понижен в звании с командарма 1 ранга до генерал-лейтенанта в силу своих связей и «заслуг» по линии госбезопасности.
В результате советские войска потерпели колоссальное поражение: всего в Крыму немцами было захвачено в плен 250 тыс. человек, 1755 орудий, 280 танков, 464 самолета, а 1 июля 1942 г. Севастополь был все-таки взят и фактически разрушен.
Еще до катастрофы в Крыму, 12 мая, советские войска под командованием маршала Тимошенко перешли в наступление в направлении Харькова в междуречье Дона и Донца. Одновременно на участке Воронеж – Лиски была также предпринята атака на харьковском направлении, с тем чтобы организовать охват обширной территории в этом районе. Но так как именно здесь 17-я армия готовилась к наступлению на Сталинград, немцам удалось довольно быстро сломить наступательный порыв советских войск и остановить их продвижение. Затем по войскам воронежского направления был нанесен сильный фланговый удар со стороны Курска, что заставило отойти их на ранее занимаемые рубежи. Освобожденный было Ворошиловград был вновь отдан немцам. Войска с южного направления, чтобы не дать попасть им в окружение, пришлось также отводить, однако целых три советские армии – 6, 9 и 57-я – все равно оказались в гигантском котле, выйти из которого им помешали не только германские войска, но и перешедшие здесь в наступление на окруженных итальянские, румынские, венгерские и словацкие части. Немцы уничтожили в развернувшейся бойне почти 20 стрелковых и 7 кавалерийских дивизий, а так-же 14 танковых бригад, техника которых из-за отсутствия подвоза горючего была брошена или уничтожена. В плен попали 240 тыс. человек, а в качестве трофеев было захвачено большое количество техники и боеприпасов. Таким образом, в результате двух быстро осуществленных операций за май – июнь в Крыму и в районе Дона и Донца немецкое командование добилось огромных успехов, практически ликвидировав полумиллионную группировку войск РККА с соответствующим вооружением.
Считая, что для пополнения потерь такого масштаба в живой силе и материально-техническом обеспечении Красная Армия резервов не имеет, Гитлер, уже не колеблясь, окончательно утвердил план «великого летнего наступления», полностью доверяя расчетам своего генералитета и полагаясь на его несомненный успех при столь благоприятно сложившихся для него обстоятельствах.
Приняв решение о начале операции «Кольцо Нибелунгов» 24 мая, Гитлер переместил свою Ставку поближе к войскам, под Винницу, где был устроен практически такой же бетонный бункер, как тот, что был и в Растенбурге, и именно сюда же из Восточной Пруссии переехали и штабы ОКВ и ОКХ, а также главное командование германских ВВС на Восточном фронте. В связи с произошедшими событиями в плане «Великого наступления» были сделаны некоторые изменения, но в целом его суть сохранялась. Так, например, группа армий «Юг» была разделена на две части: южное крыло «А» – во главе с фельдмаршалом Листом и северное крыло «Б» – под командованием фельдмаршала фон Бока. В резерве у них находились 4–5 армий из войск сателлитов: две румынские армии, одна итальянская, одна венгерская, части словацких и хорватских войск, а также добровольческая испанская «Голубая дивизия». Однако 17-я армия пока не должна была наступать, так как в предшествующих боях понесла серьезные потери и еще не до конца восстановила былую боеспособность.