Текст книги "«Умрем же под Москвой!» Свастика над Кремлем"

Автор книги: Вячеслав Шпаковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Вячеслав Шпаковский
«Умрем же под Москвой!» Свастика над Кремлем

Введение

Укаждого человека есть фантастически недостижимая мечта – изменить свое прошлое, а может быть, и будущее и благодаря этому обрести желаемое счастье. Но если мы обратимся к истории, то вряд ли мы сможем вообразить ее себе как-то иначе, нежели в виде чудовищной паутины, где каждое событие тянется к другому и где одно переплетается с другим. В ней ничего нельзя изменить, однако историк может выбрать в ней интересующие его события и шаг за шагом проследить их как в прошлом, так и отчасти в будущем.

Например, Великая Октябрьская революция в России. С одной точки зрения – это социалистическая революция, изменившая лицо всего человечества. С другой – контррыночный феодальный переворот обезумевшего от сложности новых отношений крестьянства, который опять-таки изменил лицо человечества. И в том, и в другом случае очевидно, что ее катализатором стала Первая мировая война и вызванные ее ходом трудности, а не случись ее, монархия в России могла бы существовать так же долго, как в Англии.

С другой стороны, история полна всякими мелкими «если», которые, словно последняя соломинка, ломают спину даже огромным «верблюдам» эпохальных исторических событий и зачастую заставляют нас задуматься о потрясающей хрупкости нашего бытия и даже больше того – его божественном предопределении.

Что было бы, если бы Иуда не предал Христа? Что, если бы Блюхер прибыл на поле Ватерлоо всего лишь несколькими часами позднее? Что, если бы аргентинские ВВС в 1982 году имели хотя бы еще с десяток ракет «Экзосет», а тот же Гаврила Принцип не застрелил герцога Франца Фердинанда в Сараеве?

И ведь куда ни посмотри, все эти «если» можно множить и множить! Что, если бы Саддам Хусейн успел создать собственную атомную бомбу, а самое главное – применил ее против США или войск коалиции в Персидском заливе? Что случится с мировой цивилизацией, если завтра по каким-то причинам на земном шаре вдруг кончится нефть, а у США получится их программа «Звездных войн», абсолютно нереальная на современном этапе?

Вторая мировая война закончилась более 60 лет назад. Но кто со стопроцентной долей уверенности может сказать, что о ее событиях все известно, ведь многие архивы с материалами тех лет закрыты аж до 2045 года! Поэтому неудивительно, что очень многие люди предпочитают до сих пор о них гадать, нежели анализировать подлинную информацию. А все потому, что в первом случае у них есть шанс – пусть, может быть, и небольшой – «попасть пальцем в небо». Тогда как во втором нужны факты, разрешения и допуски к работе с документами в архивах, получить которые иной раз просто невозможно.

Поэтому неудивительно, что сегодня альтернативная история находится на пике своей популярности. Во всех странах люди начинают понимать, что именно фантазия есть самое ценное, что отличает одного человека от другого. Плюс – естественное желание многих людей «заглянуть за горизонт» событий, известных нам не полностью и которые тем не менее постоянно интерпретируются то с одной точки зрения, то с другой!

В Англии это обычно книги, посвященные гипотетическим военным ситуациям не слишком большой продолжительности, поскольку их легче всего просчитать и описать. «Вторжение» Кеннета Меккси – отчет о вымышленном вторжении германских войск в Англию в 1940 году, а «Трагедия дня «Д» описывает неудачу вторжения в Нормандию в 1944-м. «Человек в высоком замке» Филиппа К. Дика – одна из немногих, в которой показана победа немцев и японцев, т. е. державы «оси» доминируют над СССР и его англо-американскими союзниками. «Московский вариант» Дэвида Даунинга из той же оперы, причем написанный очень живо и интересно. Размах книги – тринадцать месяцев глобального конфликта – слишком широк для «простой военной игры». К тому же в ней все имеет свои достаточно веские обоснования, связанные с военными, политическими и социально-экономическими возможностями.

Однако о многих вещах он не пишет из-за того, что не знает советских исторических реалий, в то время как о них безусловно следовало бы рассказать! Вот почему, хотя основная фабула этой книги и перекликается с книгой Д. Даунинга, в частности в том, что касается двух главных его отступлений от реальных событий, она отнюдь не является ее «калькой», а представляет собой самостоятельное повествование, лишь в некоторых частях перекликающееся с работой английского автора. Многие факты я взял из биографии своего приемного отца – Петра Иосифовича Шпаковского, прошедшего всю войну от «звонка до звонка» и награжденного высшими военными наградами Польши. В свое время он сам хотел написать две книги о своей жизни и судьбе – «Так закалялась сталь» и «По эту сторону решетки». Но в советское время это оказалось немыслимо: правда о войне в то время была никому не нужна.

Зато теперь целый ряд его рассказов нашел свое воплощение в событиях, описанных на страницах этой книги.

История моего деда – Петра Константиновича Таратынова – другой достоверный момент моего рассказа во всем, что относилось к судьбе его сыновей и его дочери – Маргариты, моей матери. Правда, в реальной жизни немцы до Пензы не дошли, но соседи его уже предупреждали, что как коммуниста они его тут же сдадут немцам, и даже показывали березу, на которой, мол, они его за это повесят. Березу эту я видел мальчишкой, и она произвела на меня самое сильное впечатление. Дед много и интересно рассказывал мне о тех поистине страшных днях, и это все врезалось мне в память на всю оставшуюся жизнь.

 
Кто-то проиграл, а кому-то везет,
Кого-то выносят ногами вперед.
Мы все играем, так или иначе,
Ведь жизнь игра, где деньги вперед!
 

(Слова из песни из кинофильма «Смок Белью и Джек Малыш», снятого по одноименной повести Джека Лондона)

Пролог
4 Августа 1941 года

4августа 1941 года ранним летним утром в разные стороны от британской столицы один за другим отходили переполненные поезда. Многие ехали на побережье и в глубь страны, причем одни ехали, чтобы насладиться морем и солнцем, тогда как другие спешили повидать своих эвакуированных детей. Естественно, что общественность не была информирована о том, что с лондонской станции Мэрилибон отошел спецпоезд, в который на маленькой деревенской станции Чекерс сел сэр Уинстон Черчилль – премьер-министр Великобритании. Кроме него в нем уже ехали начальник Имперского генерального штаба, первый лорд Адмиралтейства и еще пятьдесят человек из различных военных ведомств и Министерства обороны. Все они направлялись в Скапа-Флоу – главную военно-морскую базу страны, расположенную на Оркнейских островах, где их уже ожидал линкор «Принц оф Уэллс», который должен был отвести их к берегам Ньюфаундленда, где их шефу предстояло встретиться с президентом США Франклином Рузвельтом. Война была где-то очень далеко и одновременно очень близко.

Из штаб-квартиры британского главнокомандующего в Каире сообщали, что вблизи Тобрука и ливийской границы все спокойно, а в «Таймс» на последней странице красовалась фотография нового танка «Крусейдер» Мк. II.

Высказывалась надежда, что именно этот «быстроходнейший среди когда-либо создававшихся танков этого класса» наконец-то сумеет дать отпор германо-итальянским войскам и позволит нанести им серьезное поражение. О том, что танк этот обладает низкой механической надежностью, в статье не говорилось ни слова. Сам Черчилль предпочитал этой машине толстобронный пехотный танк «Матильда», единственный в британской армии выдерживавший попадания германских бронебойных снарядов танковых пушек, но их производство разворачивалось все еще слишком медленно. «Ну ничего, – думал Черчилль, дымя сигарой и наслаждаясь своим утренним кофе, – времени на их производство теперь у нас хватит».

Там же сообщалось, что на русско-германском фронте советские войска все еще продолжают удерживать Смоленск, однако Черчилль знал, что на самом деле город уже оставлен. Другим примером того, насколько не следует доверять газетам военного времени, стала для него заметка о возрастании самоубийств среди германских мирных жителей в тех городах, на которые участились налеты Королевских ВВС, – полнейшая чушь, придуманная исключительно с целью доставить удовольствие обывателям. «Впрочем, дурак Геббельс ничуть не лучше наших писак, – опять подумал Черчилль, прихлебывая кофе, – и как только его может кто-то считать чуть ли не гением политической пропаганды…» Он вспомнил, как в самый разгар бомбежек «Битвы за Англию» Геббельсу пришла в голову мысль сбрасывать на головы англичан еще и листовки с фотографиями королевских дочерей, катающихся на пони по дорожкам Гайд-парка. Естественно, что это лишь укрепило боевой дух британской нации, так как никто из англичан не видел в этом ничего предосудительного, напротив – в спокойствии королевской семьи люди видели залог своей будущей победы. В Германии же эти фотографии также не имели успеха, так как стало очевидно, что, несмотря на все сообщения берлинского радио о чуть ли не полном разрушении английской столицы, люди в Лондоне продолжают жить так же беззаботно, как раньше. Зато фотографии высших чинов Третьего рейха, изображающие их вольготную личную жизнь, сами немцы встретили в штыки. Ведь им постоянно твердили, что это их слуги, и вот теперь, увидев воочию, что «слуги» живут куда лучше «господ», они возмутились, да так, что даже гестапо не сразу удалось пресечь разговоры, вызванные этими фотографиями. «И вот такие люди всерьез мечтают править миром!» – усмехнулся Черчилль и взял следующую газету.

На Дальнем Востоке пока еще царил мир, однако военные тучи сгустились и там. Правительство США заморозило финансовые активы Японии, и многие обозреватели рассматривали этот шаг как реальное начало противостояния Вашингтона и Токио, которое вполне могло окончиться вооруженным конфликтом. Однако большинство газет сообщало о побочных эффектах войны – в частности, муссировались так называемые «чулочные бунты». Дело в том, что президент Рузвельт издал указ, запрещающий переработку шелка-сырца в мирных целях, из-за чего в американских универмагах по всей территории страны развернулись самые настоящие «сражения за чулки». Одновременно газеты передавали, что американский президент отбыл на своей яхте «Потомак» к побережью Ньюфаундленда, поскольку «ему требовался отдых».

В действительности мало кто знал, что на яхте президент не задержался, а практически тотчас же пересел на крейсер, чтобы подальше от чужих глаз встретиться с премьер-министром Великобритании и чуть ли не всем его штабом. Причиной подобной спешки было перехваченное и расшифрованное японское сообщение о необходимости «принять все меры, чтобы обезопасить уязвимые границы наших южных морей». С этой целью предполагалось нанести немедленный удар по Соединенным Штатам, действующим словно «хитрый дракон, который притворяется спящим». О том, к каким последствиям мог привести подобный удар, окажись он неожиданным, хорошо понимали и президент США, и его британский партнер. Однако в данной обстановке ни тот ни другой никаких решительных действий предпринять не могли: все силы Британии были направлены на войну против Гитлера, а США не воевали вообще!

Интересно, что практически в это же время на другом конце Европы, на севере Италии, в городе Мантуя, диктатор Бенито Муссолини произносил напутственную речь перед дивизией чернорубашечников, отправлявшихся воевать в далекую Россию. «Расстановка наших сил на сегодня полностью завершена, – утверждал дуче, свирепо выпячивая подбородок. – На одной стороне Рим, Берлин, Токио, на другой – Лондон, Вашингтон и Москва. В любом случае это наши противники, борьба против которых должна вестись не на жизнь, а на смерть! И у нас нет ни малейших сомнений насчет исхода этой войны. Мы победим, поскольку история учит, что люди, идеализирующие прошлое, должны идти впереди людей, идеализирующих будущее!»

Что же касалось самой России, то здесь для подобных ораторских упражнений ни сил, ни времени просто не оставалось. Советские войска ожесточенно сражались под Ельней, и нужно было срочно остановить немецкие танки, которые находились всего лишь на расстоянии одной заправки топливом от Ленинграда.

Вполне реальной становилась и катастрофа в районе Киева. Но хотя Москва и находилась под угрозой захвата, бодрости там никто не терял. Напротив, москвичи только что получили сообщение, что враг остановлен под Ельней, и это известие отчасти компенсировало тревожные новости с других участков фронта.

По сообщению Совинформбюро, переданному по радио и напечатанному во всех газетах, 4 августа 1941 года советскими войсками было сбито 42 немецких самолета и уничтожено 15 танков. Чрезвычайно большими эти цифры никому не казались, поэтому люди им верили… Некоторые люди сообщения Совинформбюро о гитлеровских потерях на советско-германском фронте вырезали и наклеивали в школьные тетрадки и альбомы для рисования. Выходило, что только за июнь месяц немцы потеряли 296 самолетов и 360 танков, а за июль – уже 1577 и 918 соответственно [1]1
  Подсчет автора по сообщениям Совинформбюро, напечатанным в газете «Правда».


[Закрыть].

В Кремле шло очередное заседание Государственного комитета обороны под председательством Сталина. Один за другим к затемненным стенам Кремля подъезжали длинные черные автомобили, и люди, известные в СССР всем и каждому по портретам в газетах и журналах, торопливо шли в конференц-зал.

Реальные новости были неутешительны: говорили о том, что большинство дивизий на фронте обескровлено, целые армии окружены, что многие мосты при отступлении взорваны слишком поспешно, тогда как другие достались врагу в целости и сохранности, что героизм советских бойцов и командиров в боях носит массовый характер, но далеко не всеобщий. Многие подразделения легко поддаются растерянности и панике и не могут осуществлять планомерный отход. Многие бросают оружие и бегут, срывают знаки различия, сдаются в плен и становятся изменниками Родины. Другие встают на путь дезертирства, членовредительства. Попытки старших командиров установить порядок успеха часто не имеют. Другие прибегают к рукоприкладству и самочинным расстрелам, что тоже далеко не всегда идет на пользу дела. Горячий спор вызвала директива начальника политуправления Западного фронта за номером 00205 от 29 июля, в которой отмечались случаи ничем не оправданных расстрелов бойцов и командиров, не говоря уже о рукоприкладстве, не давших никаких положительных результатов! Многие бойцы и командиры до сих пор не умели отличать свою технику от немецкой, и это несмотря на то, что только за первый месяц войны в войска поступили сотни тысяч всевозможных листовок и памяток, в том числе указывающие приемы ее уничтожения. Начальник политуправления Северо-Западного фронта, например, рапортовал, что только за июнь таких листовок было издано и разослано в части 50 тысяч экземпляров, и тем не менее враг стоял у ворот Ленинграда!

Но были и хорошие новости. Посланник президента Рузвельта, Гарри Гопкинс, хотя еще и не прибыл в Москву, но уже был назначен и вскоре должен был приехать. Кроме того, президент отменил «моральное эмбарго» на поставки в СССР оружия и военных материалов, и все ожидали щедрой помощи со стороны США.

С другой стороны, было очевидно, что Америка так-же стоит перед множеством серьезных проблем. Японцам явно не хватало континентальных завоеваний в Китае, и они тянулись к тихоокеанским островам и Юго-Восточной Азии. Замораживание Америкой японских авуаров в банках и объявленное нефтяное эмбарго не стали для Японии сдерживающим фактором, а напротив, только лишь подвигли японское правительство к решительным действиям. Газета «Таймс» в эти дни опубликовала интервью, которое министр финансов Японии дал японской газете «Асахи». Отход из Китая, по его словам, вызвал бы катастрофу японской экономики. Далее министр заявлял, что Японии следует поторопиться с созданием Великой Восточно-Азиатской экономической зоны. «Победа должна быть полной, – утверждал он, – иначе она будет равносильна поражению». Другая статья в той же газете призывала японцев довольствоваться более низким качеством жизни и полностью уничтожить весь либеральный индивидуализм ради интересов желтой расы и японской нации. Заканчивалась статья по-восточному прямолинейным лозунгом: «Убивая врагов императора, вы уменьшаете его горести», но кто эти самые враги, пока еще конкретно не называлось.

Все понимали, что это отнюдь не пустая угроза, хотя прямыми ее доказательствами ни Кремль, ни Белый дом еще не обладали. Не было их даже и у жителей японского острова Кюсю, где в районе города Кагосима тренировались летчики японской авиации, целью атаки которых должна была стать американская военно-морская база Перл-Харбор на Гавайских островах. Торпедоносцы и легкие бомбардировщики с авианосцев летали над горами за городом, приближались к расположенной неподалеку железнодорожной станции и, снижаясь чуть ли не до самых телеграфных столбов, имитировали сброс бомб на расположенные на холмах макеты нефтехранилищ. Местные жители, не знавшие, что их залив используется в качестве полигона для подготовки столь уникальной боевой операции, втихомолку ругались и негодовали на летчиков, начинавших свои тренировки чуть ли не в пять часов утра и продолжавших их вплоть до самых сумерек.

* * *

В 11 часов утра все того же 4 августа 1941 года поезд Черчилля все еще был на расстоянии сотни миль от места своего назначения. Между тем на территории европейской части России было уже два часа дня. Фюрер германской нации Адольф Гитлер после совещания с фельдмаршалом Теодором фон Боком и командирами танковых соединений группы армий «Центр» возвращался в свою ставку «Вольфшанце» в Восточной Пруссии, располагавшуюся в густых лесах вблизи Растенбурга.

Неподалеку от самолета стояли два танковых генерала: Хайнц Вильгельм Гудериан и Герман Гот. Конечно, они были довольны тем хорошим кофе, которым их угостили у фюрера и который их менее привилегированным штабам в отличие от штаба группы армий «Центр» был уже недоступен, но вот что касается самого дела, то их разбирало недоумение. Ну почему фюрер не санкционировал дальнейшее продвижение на Москву? Они бы поняли Гитлера, если бы он приехал предложить им какой-то другой план. Однако вместо этого он ограничился тем, что заслушал их доклады и несколько слов сказал о необходимости решительного наступления на Ленинград. Да, о Москве, конечно же, речь шла и не могла не идти. Но никаких конкретных приказов отдано не было, и оба генерала не могли не задаться вопросом: почему так? Почему фюрер не видит очевидного? Главный удар необходимо наносить по Москве, и чем скорее, тем лучше!

Больше всего Гот и Гудериан опасались того, что по каким-то своим, неведомым им соображениям Гитлер именно сейчас может отдать точь-в-точь такое же распоряжение, как его директива № 13 или знаменитый «стоп-приказ», положивший конец продвижению их танков к Дюнкерку и в конечном счете позволивший этим проклятым англичанам вывезти оттуда свои войска.

Между тем фельдмаршал Теодор фон Бок уже успел попрощаться с Гитлером своим привычно неубедительным «Хайль Гитлер», а генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, сам фюрер и его охрана залезть в самолет «Фокке-Вульф-200» – тяжелый четырехмоторный разведчик и бомбардировщик, которых у Германии было всего лишь несколько штук, в отличие от той же Британии, располагавшей целой армадой тяжелых четырехмоторных ночных бомбардировщиков.

Затем самолет разбежался, набрал высоту и исчез в небесной синеве. Полет проходил как обычно, вот только приблизительно в 50 километрах от Растенбурга один из четырех двигателей у него заглох. В этом не было ничего особо опасного, хотя и несколько затрудняло приземление. Другое дело, что на борту самолета находился сам фюрер, и, следовательно, любые, даже самые малые неполадки были, конечно, нежелательны.

Однако все вышло значительно хуже, чем кто бы то ни было мог себе предполагать. При подлете к Растенбургу выяснилось, что тот во власти летней грозы и, когда самолет уже шел на посадку, видимость упала практически до нуля. Впрочем, о том, что реально происходило на борту самолета, что на самом деле думал его пилот и почему он поступил именно так, а не иначе, никто впоследствии так и не узнал. Скорее всего, плохая видимость не позволила ему правильно определить высоту, из-за чего самолет ударился о взлетно-посадочную полосу, после чего его сразу же занесло и выбросило с мокрого бетона на траву. Одно из огромных крыльев вдавилось в фюзеляж, а шасси подломилось.

Несколько секунд спустя солдаты из аэродромной команды обслуживания вытащили из разбитого самолета несколько тел и под проливным дождем отнесли их под крышу ближайшего ангара. Пилот, генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель и один из офицеров СС из охраны были мертвы. Гитлер остался жив, однако был без сознания.

При первичном осмотре ран у него на теле обнаружено не было. Однако сознание к нему не возвращалось, а дыхание было частым и неглубоким. Временами его тело схватывали судороги. Фюрера быстро доставили в медпункт, расположенный рядом со штабом, где его тут же обследовали дежурные врачи, в том числе и его личный врач доктор Морелл.

Они не смогли поставить точный диагноз, поэтому уже в тот же вечер в «Вольфшанце» из Берлина прибыли лучшие врачи-консультанты Германии. Был среди них и Вернер Соденштерн – ведущий специалист в области заболеваний головного мозга. Он осмотрел фюрера, который по-прежнему был без сознания, и определил у него множественные, хотя и незначительные кровоизлияния в продолговатый мозг, которые, скорее всего, были вызваны ударом головой о подголовник сиденья. Впрочем, заявил он, повреждения не носят фатального характера и главная часть мозга фактически не пострадала. По его мнению, было очень много шансов за то, что фюрер сможет вернуться к своей нормальной жизни и при этом не потеряет своих способностей. Однако сказать точно, когда это произойдет, – невозможно. Вряд ли Гитлер нуждался и в каком-то особом лечении: покой, чистый воздух и внутривенное питание – вот все, что требовалось больному, чтобы поправиться. По мнению доктора Соденштерна, самое лучшее было дать процессу заживления идти своим чередом, любое вмешательство могло привести к опасным и даже непредсказуемым последствиям. Другие врачи, опасаясь ответственности, поспешили с ним согласиться.

Таким образом, на неизвестный отрезок времени гитлеровская Германия оказалась без своего вождя, вернее без своего главного вождя, так как большинство других «вождей» прилетело в «Вольфшанце» тем же самолетом, что и врачи. При этом Геббельс, Гиммлер и Борман прибыли со своими докторами, поскольку их представители в ставке фюрера незамедлительно сообщили им о случившемся. Геринга вызвать не удалось, поскольку он находился в Париже и должен был вернуться оттуда не раньше вечера. Тем же самолетом в ставку прилетели генерал-полковник Альфред Йодль – начальник Штаба по управлению Сухопутными войсками, находившийся под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля и непосредственно самого Гитлера, гросс-адмирал Эрих Редер – Главнокомандующий ВМФ, генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич – Главнокомандующий Сухопутных войск Германии и начальник Штаба Сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер.

Все они обладали большой властью, но в конечном счете были подчинены одному только Гитлеру. Главным арбитром во всех их столкновениях друг с другом был тоже только он – Гитлер, и вот теперь, когда его временно «не стало», им нужно было научиться коллективистским формам руководства страной.

Правда, шестью неделями раньше Гитлер назначил рейхсмаршала Германа Геринга своим личным преемником. Однако каждый, кто его знал, хорошо понимал, что преемник он слабый и что ему реально никогда не заменить фюрера в столь сложной военно-политической ситуации.

Тем не менее именно он, вернувшись из Парижа, председательствовал в зале заседаний «Вольфшанце» на следующее утро, где собралась практически вся верхушка Третьего рейха, за исключением министра иностранных дел Риббентропа, которого никто, кроме Гитлера, здесь не переваривал. Поэтому он не только не был сюда приглашен, но даже не проинформирован по поводу несчастного случая с Гитлером.

Отчеты по этой встрече не пережили тотального разрушения Берлина, ставшего жертвой первой американской атомной бомбы, но мемуары Франца Гальдера и Эриха Редера, переживших войну, позволяют составить достаточно полное представление об этом историческом заседании.

Первым вопросом было, естественно, состояние здоровья фюрера. Должны ли все немцы и, значит, весь мир услышать о том, что вождь нации временно не может осуществлять свои полномочия, став жертвой авиационной катастрофы? Такая новость не могла бы не вызвать воодушевления у противников Германии, поэтому об аварии было решено сообщить, однако сильно преуменьшить ее последствия. Сломанная нога, рука – министерство Геббельса решит, что именно должно быть у фюрера сломано, чтобы это не привело к панике среди своих и не слишком порадовало бы врагов великой Германии. Была надежда, что фюрер будет полностью здоров уже к 5 сентября и сможет выступить со своей традиционной речью в честь кампании зимней помощи ветеранам и солдатам. В противном случае Министерство пропаганды всегда сумеет придумать убедительную причину, почему именно в этот раз фюрер решил не выступать. Ну а те, кто знает всю правду, примут присягу и будут молчать под страхом смертной казни.

Второй пункт повестки дня касался замены мертвого генерала-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля. Было решено, что его заменит генерал-полковник Альфред Йодль, а во главе Штаба по управлению Сухопутными войсками встанет генерал-полковник фон Паулюс.

Никакие другие важные решения не были приняты, поскольку «призрак» живого Гитлера все еще стоял между присутствующими и требовалось время для того, чтобы фашистские бонзы смогли привыкнуть к некоторой «самостоятельности» в принятии важных решений.

И все же пусть и обиняком, но одно очень важное решение было все-таки принято. Они пожелали до выздоровления фюрера оставить все как есть, однако война ждать не могла, и как только Альфред Йодль на следующий день прилетел к своим фронтовым генералам, те тотчас убедили его, что последним, пусть даже и не высказанным желанием их Верховного Главнокомандующего было продолжение похода на Москву. Альфред Йодль был не слишком инициативным полководцем, хотя и хорошим служакой. Он согласился с фон Браухичем, Гальдером, фон Боком, Гудерианом и Готом – со всеми вместе и каждым в отдельности, что только поход на Москву является наиболее важной целью решающего удара в Восточной кампании. Правда, генералы из группы армий «Центр» честно сообщили ему, что Гитлер перед своим отъездом в Ставку так никакого решения и не принял. Но в этом случае получалось, что он и предыдущих своих указаний не отменял, и, следовательно, марш на Москву следовало возобновить уже в течение самого ближайшего времени!