Текст книги "Марина Мнишек"

Автор книги: Вячеслав Козляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Сжалившись, король все же направил на помощь «рыцарству», сидевшему в Москве, литовского гетмана Яна Карла Ходкевича. Дальнейшая судьба московского гарнизона зависела от того, сумеет ли гетман пройти туда с собранными продовольственными запасами.

У Ивана Заруцкого было достаточно времени убедиться в том, что приход земских людей не сулил ничего хорошего ни ему лично, ни Марине с сыном. По известию «Нового летописца», Заруцкий попытался даже подослать наемных убийц в Ярославль для покушения на князя Дмитрия Пожарского. Эти сведения подтверждает и автор «Пискаревского летописца»: «Ивашка Заруцкой прислал в Ярославль, а велел изпортити князя Дмитрея Пожарского и до нынешняго дни та болезнь в нем» [475]475
  [474]Новый летописец С 121-122, ПСРЛ Т 34 С 217-218.


[Закрыть]. Глава земского ополчения князь Дмитрий Михайлович Пожарский остался жив, и сбор сил для похода на Москву продолжился.

В конце июля 1612 года Заруцкому стало известно о том, что основная земская рать во главе со стольником князем Дмитрием Михайловичем Пожарским двинулась в Москву. Он покинул подмосковные «таборы» и вместе с казаками ушел в Коломну. 28 июля (7 августа) 1612 года Иосиф Будило записал в своем «Дневнике»: «Заруцкий, боясь бояр из войска Пожарского, которые считали его изменником, ушел от Трубецкого в Коломну и, взяв там царицу – жену Дмитрия, ушел с нею в Михайлов» [476]476
  [475]РИБ Т 1 Стб 316-317.


[Закрыть]. Сходное известие о движении Заруцкого в Рязанскую землю содержится в «Новом летописце»: «Заруцкой же, слышав под Москвою с своими советники, что пошол из Ярославля со всею ратью князь Дмитрей и Кузма, и собрався с казаками с ворами мало не половина войска ис под Москвы побегоша. И пришед на Коломну Маринку взяша и с Воренком, с ее сыном, и Коломну град выграбиша. Поидоша в Резанские места и там многу пакость делаша. И пришед, ста на Михайлове городе» [477]477
  [476]Новый летописец С 123.


[Закрыть]. Автор «Пискаревского летописца» писал, что Заруцкий бежал «на Коломну, к жонке, к Маринке» «с невеликими людьми», а оттуда ушел в город Сапожок и Михайлов, «и там стал воровата» [478]478
  [477]ПСРЛ Т 34 С 218.


[Закрыть].

Польские хронисты и русские летописцы знали только общую канву событий. Лишь сравнительно недавно, благодаря разысканиям А. Л. Станиславского, был установлен точный маршрут движения Ивана Заруцкого после ухода от Москвы к Марине Мнишек. А. Л. Станиславский справедливо сомневался в том, что Заруцкий намеревался сам стать царем, впрочем, добавляя при этом: «…хотя кто знает, какие мысли могли появиться у человека, уже сделавшего головокружительное восхождение от казачьего атамана до боярина и фактического руководителя земского правительства» [479]479
  [478]Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в Казачество на переломе истории М, 1990 С 48.


[Закрыть].

Первое, что сделали казаки, придя из-под Москвы в Коломну, а их было, по разным подсчетам, около 2500 человек, так это ограбили «удел» Марины Мнишек и ее сына. План боярина Ивана Мартыновича Заруцкого состоял в том, чтобы захватить центр Рязанской земли – богатый Переяславль-Рязанский. Но хотя в Рязани уже не было Прокофия Ляпунова, там оставался его сын Владимир, сумевший предупредить воеводу второго земского ополчения Мирона Андреевича Вельяминова (в свое время Вельяминов ушел из Первого ополчения, «как вор Ивашко Зарутцкой своим воровским советом почал заводить Вора псковскава»).

А. Л. Станиславскому удалось найти челобитную детей Вельяминова, основанную на послужном списке их отца. Из этого послужного списка выясняется, что события приняли драматичный оборот. Воевода Мирон Андреевич Вельяминов опередил Заруцкого всего на два дня и «сесть в Переславле не дал». Дальше Иван Заруцкий действительно сначала ушел в Сапожок. Но целью его был не этот малоприметный городок, население которого не превышало тогда 200 человек, а более богатые земли Мещерского края. Однако ни Шацк, ни Темников не стали присягать сыну Лжедмитрия II и Марины Мнишек. Дорога на Касимов и Арзамас, на Оку и далее к Волге оказалась заперта для казаков Заруцкого. Потом «Михайлов город и Пронеск, и Ряской, и Донков, и Епифань своровали и призвали Заруцкого на Михайлов». Туда казаки Заруцкого и Марина Мнишек пришли во вторую годовщину гибели «царя Дмитрия», 11 декабря 1612 года. Встав на зимние квартиры в Михайлове – хорошо укрепленной крепости на границе рязанских и тульских земель, казаки Ивана Заруцкого не оставляли попыток завоевать Переяславль-Рязанский, но воевода Мирон Вельяминов нанес решительное поражение отряду Яктора Рындина под Мервиным острогом (ныне в черте Рязани); казаки потеряли одними пленными 727 человек, не считая «наряда» (артиллерии) и «кошей» (обозов).

От времени пребывания Марины Мнишек в Рязанской земле не сохранилось никаких документов. Однако известно, что сами Мнишки пытались найти свою заблудшую дочь. В августе 1612 года в земском ополчении получили сведения о приезде в Архангельск шотландского наемника Якоба Шава, по расспросным речам которого один «немчин», отпущенный ранее в полки, вез письма Марине Мнишек от родных: «что присланы из Литвы от Сандомирского грамоты к дочере его к Маринке с тем немчином, которого мы к вам отпустили наперед сего с Фрянцыскусом» [480]480
  [479]Богоявленский С. К. Рябинин И. С. Акты времени междуцарствия (1610 г 17 июля – 1613) М, 1915 С 51.


[Закрыть]. Неизвестно, добрался ли в итоге этот Франциск до Марины Мнишек и успела ли она получить вести из дома. Наверное, это было последнее послание ее отца, умершего в начале 1613 года.

Марина Мнишек и боярин Иван Мартынович Заруцкий пытались установить какие-то контакты с сановниками Речи Посполитой, посвященными в московские дела. Марину Мнишек обвиняли в сношениях с Александром Госевским, а Заруцкого – в переписке с литовским гетманом Яном Карлом Ходкевичем. Не позднее февраля 1613 года были перехвачены целых два послания гетмана к Заруцкому. Московское правительство в грамоте на Дон так передавало их содержание: будто бы король Сигизмунд III призывал Заруцкого «делать смуту», обещая ему за службу дать на выбор Великий Новгород, Псков с пригородами или даже Смоленск, а также «учинить его великим у себя боярином и владетелем». Пункт о переписке Заруцкого с польским королем был включен даже в наказ посланнику Денису Оладьину, отправленному в Речь Посполитую в марте 1613 года от Земского собора. В 1615 году у брата Заруцкого, Захарьяша, были захвачены письма «от короля к Ивашку Заруцкому» и «Олександра Гасевского к Маринке», но точно датировать эти послания по упоминаниям в описи документов Посольского приказа не представляется возможным [481]481
  [480]Сб РИО Т 142 С 4, 341-342 О «ссылке» Ивана Заруцкого и Марины Мнишек с польским королем Сигизмундом III извещали персидского шаха Аббаса I с гонцом Иваном Бреховым в 1614 году (РГАДА Ф 77 Сношения с Персией Оп 2 Д 10 Л 4).


[Закрыть]. Возможно, они относятся к октябрю 1612 года, когда король Сигизмунд III самонадеянно двинулся на Москву, думая, что ему удастся воцариться в русской столице. Король дошел только до Волока, где и узнал о том, что его поход не имеет перспективы. Тогда Марина Мнишек и боярин Иван Заруцкий вполне могли думать о том, чтобы предложить королю свои услуги. А вот к кому «царица» уже не могла обратиться за помощью, как делала много раз в самые критические моменты, – так это к гетману Яну Сапеге, умершему в Москве еще в сентябре 1611 года.

Пора в очередной раз определяться настала для Марины Мнишек и главы ее «правительства» после избрания Земским собором 21 февраля 1613 года на русский престол царя Михаила Федоровича Романова. Присяга новому царю давала повод немногим русским городам, присягнувшим ранее Марине и ее сыну, отказаться от власти воевод, поставленных Иваном Заруцким.

Самой Марине с «царевичем» походная жизнь не могла быть в радость. В декабре 1612 года в Темников даже пришел слух, «что воренок на Михайлове умер» (наверняка поначалу речь шла о какой-нибудь детской простуде, превратившейся по дороге в смертельный недуг). В поисках выхода Марина Мнишек даже рассорилась со своим боярином. По сообщению бежавшего от них к царю Михаилу Федоровичу бывшего сапожковского воеводы Изота Толстого, «Зарутцкой-де будто хочет итги в Кизылбаши, а Маринка-де с ним итти не хочет, а зовет его с собою в Литву». Может быть, следствием этого спора стало обращение Ивана Заруцкого… в Москву. В наказе послам в Англию в июне 1613 года говорилось: «И Зарутцкой при нас прислал к царскому величеству… просить, чтоб царское величество на милость положил, вину его отдал, а он царскому величеству вину свою принесет и Марину приведет. И, чаем, подлинно добил челом, и не добил челом, и он пойман, а детца ему негде» [482]482
  [481]Цит по Станиславский А. Л. Гражданская война С 65, 67-68.


[Закрыть]. Если известие наказа не тенденциозный вымысел, то Марина Мнишек опять попала в тот заколдованный круг, из которого ей никак не удавалось выбраться в Московском государстве. Теперь уже последний ее сторонник также готов был «торговать» ею с московским царем, как ранее это делал гетман Лжедмитрия II князь Роман Ружинский, собиравшийся отправить Марину Мнишек под Смоленск к королю Сигизмунду III. Но на этот раз Марина должна была оставаться на страже интересов не только своего «царского» чина, но и царственного сына. Хотя в Московском государстве с избранием царя Михаила Федоровича «царевич» Иван Дмитриевич окончательно превращался в непризнанного бастарда, опасного своими притязаниями на «царство».

Марина опять подчинилась Заруцкому, ухватившись за совсем уж фантастический проект, начинавшийся когда-то еще в Калуге перепиской «царя Дмитрия» с присягнувшей ему Астраханью. Теснимые воеводой Мироном Андреевичем Вельяминовым казаки Заруцкого и Марина Мнишек поехали 10 апреля 1613 года из Епифани за Дон «на поле». По дороге особенно досталось несчастной Крапивне, которую «Ивашка Зарутцкой с казаки выжгли и высекли», причем были «побиты» крапивенский воевода и «все кропивенские люди», вместе с дворянами, приехавшими туда с грамотами об избрании царя Михаила Федоровича. Правительство нового царя уже 19 апреля 1613 года отправило против Заруцкого рать под командованием воеводы князя Ивана Никитича Одоевского. Он должен был «итти на Коломну, а с Коломны на Резань и на Зарутцкого и на черкас, где скажут»… Но пришедшие от тульского воеводы сведения о том, что Заруцкий «стоит на Кропивне, а хочет со всеми людьми приходить к Туле», заставили правительство изменить планы и отправить князя Ивана Никитича Одоевского в Тулу. Там он получил наказ царя Михаила Федоровича: «Собрався со всеми людьми, итти на воров на Ивашка Зарутцкого и над ним промышлять».

Так началась погоня правительственных сил за казаками Ивана Мартыновича Заруцкого и находившейся при нем «царицей» Мариной Мнишек с сыном. Одновременно были приняты меры, чтобы у отряда Заруцкого не было возможности перебраться в мятежную Северскую землю, откуда удобнее всего было бы пройти в Речь Посполитую. Воеводам в Путивле было велено действовать вместе с отрядами князя Ивана Никитича Одоевского: «Над Зарутцким промышлять, чтоб Зарутцково с черкасы, которые черкасы в Путивле, сойтися не дать». Указные грамоты «промышлять над литовскими людьми» получили также воеводы Мещовска, которые должны были нейтрализовать еще задержавшиеся «в мещоских местах» и не успевшие вернуться в «Литву» сапежинские отряды. Так получилось, что у Заруцкого остался только один путь отступления – в сторону Дикого поля и Дона. И везде он шел войною, приступая к городам – от Крапивны к Черни и Новосили, оттуда к Ливнам, где «у приступу воров побили многих и языки многие и знамена поимали», а оттуда к Лебедяни. Нашлось время у Заруцкого задуматься и о душе: он дал вклад в лебедянский Троицкий монастырь.

Неутомимый воевода Мирон Андреевич Вельяминов преследовал отряды Ивана Заруцкого буквально по пятам и с небольшим отрядом оказался в Данкове, удержав этот городок от перехода на сторону казаков, как это уже было в конце 1612 года во время михайловского стояния Ивана Заруцкого и Марины Мнишек. Туда же в Данков прибыл из Тулы воевода князь Иван Никитич Одоевский с теми немногими людьми, которых ему удалось собрать на службу. Главный воевода вынужден был даже писать из Данкова царю Михаилу Федоровичу, «что оне по государеву указу пришли в Донков, а Зарутцкой стоит на Лебедяни, а им над ним промышлять не с кем: дворяне и дети боярские на государеву службу к ним не бывали многие». Особые сборщики с наказом высылать на службу в Данков служилые «города» – уездные дворянские корпорации – были посланы в Воронеж, Рязань, Тулу, Серпухов, Тарусу, Алексин, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород, Муром, Лух, Гороховец. Эти чрезвычайные меры сделали свое дело. Узнав о готовящемся походе правительственных сил к Лебедяни, Иван Заруцкий отступил к Воронежу. Воевода князь Иван Никитич Одоевский получил новый указ «над Заруцким промышлять, итти за ним к Воронажу».

Иван Заруцкий принял бой под Русским рогом у Воронежа. Вот где, как оказалось, должна была решаться судьба Марины Мнишек! По разысканиям воронежских историков, в XVII веке здесь располагалась одна из «сторож»; теперь это место входит в состав одного из городских районов. Уход на далекую окраину государства сам по себе еще не означал, что для Марины Мнишек все было потеряно. Это подтверждала присяга «усманских и соколовских» атаманов, влившихся в войско Заруцкого и пришедших с ним под Воронеж. Целых пять дней, с 29 июня по 3 июля 1613 года, продолжалось воронежское сражение, и у нынешних историков нет единства в том, кто же все-таки вышел из него победителем. Если следовать версии официальных разрядных книг-подлинников, основанных на донесениях царю Михаилу Федоровичу, то победа рати воеводы князя Ивана Никитича Одоевского была полной и безоговорочной: «И воров Ивашка Зарутцково и Маринку с казаки сошли у Воронежа, и с Ывашком Зарутцким билися два дни беспрестани, и Божиею милостию и государевым счастьем воров Ивашка Зарутцково и казаков побили наголову, и наряд, и знамена, и языки многие поймал и, и обоз взяли взятьем, и коши все отбили. И с тово бою Ивашко Зарутцкой с невеликими людьми побежал на поле за Дон к Медведицы». Погнавшиеся за Иваном Заруцким дворянские сотни поймать его не могли, а только узнали, «что Ивашко Зарутцкой пошел полем к Астрахани» [483]483
  [482]Разрядная книга 1613-1614 гг // Разрядные книги 1598-1638 гг / Сост В. И. Буганов, Л. Ф. Кузьмина М, 1974 С 243-250.


[Закрыть]. Сходная запись была внесена и в «Книгу сеунчей» (от татарского «сеунч» – победная весть). Причем каждый из воевод, участвовавших в сражении, прислал своего сеунщика, и все они получили свою награду. Именно «Книга сеунчей», в отличие от разрядных книг, сообщает о пятидневном сражении, а не только о двух днях самых ожесточенных боев. Сеунщики также рапортовали о захвате знамен, языков, наряда, шатров и кошей. После чего «Ивашка Зарутцкой с воры побежал через Оскольскую дорогу, а иные многие воры перетонули в реке на Дону» [484]484
  [483]Книга сеунчей 1613-1619 гг / Подг к печати А. Л.Станиславский, С. П. Мордовина // Памятники истории Восточной Европы Источники XV-XVII вв М, Варшава, 1995 С 20.


[Закрыть].

Не так оптимистично, однако, оцениваются результаты воронежского сражения с Заруцким в «Новом летописце»: «Воеводы ничего же ему не зделаша. Он же многих воронежцев побил и перелезе через Дон и с Маринкою и пойде к Астрахани степью». Очевидно, на такую оценку повлияло то, что воевода князь Иван Никитич Одоевский не смог решить главной задачи и захватить самого Ивана Заруцкого и Марину Мнишек с сыном. Вместо этого князь Иван Никитич Одоевский подчинился воле своих воевод, сославшихся на усталость служилых людей («поговоря со всеми ратными людьми, что им на Воронаже стоять не у чево, ратные люди учинилися истомны»), и отошел со своим войском, даже не дождавшись царского указа, назад из Воронежа в Тулу [485]485
  [484]Новый летописец С 130, Разрядная книга 1613-1614 гг С 249-250.


[Закрыть].

И все же, даже если Ивану Заруцкому удалось выжечь и разорить Воронеж, его отход под натиском правительственных войск был настоящей победой нового царя Михаила Федоровича. Не случайно вскоре, 6 декабря 1613 года, воевода князь Иван Никитич Одоевский получил боярство. И позднее, когда 18 марта 1614 года в грамоте от Освященного собора и всех сословий напрямую обратились к Ивану Заруцкому, то ему прямо указывали: «И на Воронеже великого государя нашего люди тебя побили» [486]486
  [485]ААЭ СПб, 1836 Т 3 № 29 С 67.


[Закрыть].

Можно представить себе этот переход по Дикому полю от Воронежа до Астрахани, переход, осененный невероятно ярким в августе Млечным Путем на звездном небе. Иван Заруцкий и Марина остались уже совсем с немногими верными людьми, так как большая часть войска Заруцкого, 2250 казаков, ушла к царю Михаилу Федоровичу («воротилися с поля», по известию «Нового летописца»). Оставшиеся были изранены и «истомлены» не меньше правительственных войск. 19 августа 1613 года один взятый в плен ногайский татарин рассказывал о том, как наехал в степи на следы («сакму»), оставленные отрядом Ивана Заруцкого: «Переехали они шлях невеликий, от Медведицы пошол шлях к Волге, а по сакме угадывают, что люди с ним невеликие… Да они же на том шляху наехали многих мертвых людей от ран, и лошади и седла по шляху пометаны» [487]487
  [486]Цит по Станиславский А. Л. Гражданская война С 76.


[Закрыть].

Надо учесть, что Астрахань тогда еще сохраняла живую память о временах бывшего татарского царства. По замечанию С. Ф. Платонова, она была «военным постом, далеко выдвинутым за черту народной русской оседлости», где основное значение имели рыбный и соляной промыслы, а также торговля с купцами из Кизылбаш (Персии) и Средней Азии. При этом «московские люди еще не чувствовали себя хозяевами нижнего Поволжья» [488]488
  [487]Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты С 86.


[Закрыть]. Известия о бурных политических переменах в Москве доходили до Астрахани с большим опозданием. Астраханцы во главе со своим воеводой окольничим князем Иваном Дмитриевичем Хворостининым, посаженным сюда еще первым «царем Дмитрием», восприняли появление у стен города «царицы» Марины Мнишек не без энтузиазма. Ведь они еще не знали, что в этот момент происходило в Москве, и не успели присягнуть царю Михаилу Федоровичу.

Те немногие документы, которые сохранились от времени астраханского стояния Ивана Заруцкого и Марины Мнишек, были составлены от имени «царя Дмитрия Ивановича», «царицы Марины Юрьевны» и «царевича Ивана Дмитриевича» [489]489
  [488]АИ Т 3 N° 263 С 429-430, Станиславский А. Л. Гражданская война С 78.


[Закрыть]. А это значит, что астраханцы присягнули именно «царю Дмитрию». С. М. Соловьев даже предположил в этой связи, что «Заруцкий выдавал себя в Астрахани за Димитрия». Конечно, это маловероятно: донские и волжские казаки в округе Астрахани слишком хорошо знали самого Заруцкого. Но тем самым в Астрахани как бы возвращались времена Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, о которых хорошо помнили астраханский воевода окольничий Иван Дмитриевич Хворостинин (ему суждено было трагически погибнуть от рук Заруцкого) и ногаи, «шертовавшие» (то есть приносившие присягу) этим самозваным государям. Скорее, Иван Заруцкий убеждал казаков в том, что Дмитрий Иванович жив и находится в Персии. Во всяком случае, слух об этом достиг Дона уже в сентябре 1613 года.

Парадоксальная догадка С. М. Соловьева имеет под собой еще одно документальное основание. Глава Больших Ногаев бий Иштерек рассказывал в 1617 году, как астраханцы убедили его, что Заруцкий и есть новый государь. Поэтому Иштерек со своими мирзами послал в Астрахань своих сыновей, а казачий предводитель («вор, необрезаник, свинья Заруцкой») взял их в заложники («посадил… в оманаты»). Ранее же Иштерек писал царю Михаилу Федоровичу, что Заруцкий убедил его, будто «Московским государством завладела всеми городами Литва… и мы де пойдем очищать Москву». Позиция ногаев и бия Иштерека была вполне определенной: в условиях Смуты в Московском государстве они прежде всего поддерживали того правителя, который владел Астраханью и контролировал яицких казаков, нападавших на их кочевья [490]490
  [489]С 394-398. Трепавлов В. В. История Ногайской Орды М, 2002.


[Закрыть].

Во время астраханского стояния зимой 1613/14 года Иван Заруцкий действительно не останавливался ни перед какими средствами, чтобы собрать силы для похода на Москву. Только так мог родиться фантастический проект союза с ногаями, который предполагалось скрепить не только присутствием аманатов в Астрахани, но еще и браком Марины Мнишек с одним из высших сановников Большой орды – кековатом (главой одного из двух кочевых ногайских улусов) мурзой Яштереком. Делалось это, видимо, для того, чтобы привлечь поссорившихся друг с другом как раз из-за «кековатства» ногайского князя Иштерека и мурзу Яштерека [491]491
  [490]Богоявленский С. К., Рябинин И. С. Акты времени междуцарствия С 8, 30, 36, Трепавлов В. В. История Ногайской Орды С 397.


[Закрыть]. Но брак с кековатом! Известно ли было что-нибудь Марине Мнишек о той участи, которую готовил ей Иван Заруцкий?! И как это могло соотноситься со слухами о женитьбе самого Заруцкого на «царице»?!

В контексте взаимоотношений с ногаями следует рассматривать самостоятельные действия Ивана Заруцкого и Марины Мнишек, отправивших с посланником Иваном Хохловым грамоты к персидскому шаху Аббасу I [492]492
  [491]РГАДА Ф 77 Оп 2 Д 10, Рогожин Н. М. Посольский приказ Колыбель российской дипломатии М, 2003 С 30.


[Закрыть]. Как пишет современный исследователь истории Ногайской Орды В. В. Трепавлов, «шах Аббас представлялся Иштереку одним из монархов, под чью опеку можно было перейти после разрыва с Москвой в 1610-х годах. Стороны обменивались посольствами, шли переговоры о браке дочери бия с Аббасом, славшим в степь щедрые подарки» [493]493
  [492]Трепавлов В. В. История Ногайской Орды М, 2002 С 422.


[Закрыть]. Таким образом, Иван Заруцкий и Марина Мнишек вторгались своими действиями в интересы не одного Московского государства, но и кочевавших там ногаев, враждовавших между собою иранцев и османов. Можно прибавить к этому осознававших себя не зависимыми ни от кого донских и волжских казаков, живших особенным бытом в своих городках. Что из такого столкновения интересов разнообразных и разноязычных сил могло последовать в дальнейшем, не вмешайся в события царские войска, трудно представить.

Если Ивану Заруцкому удалось привлечь на свою сторону казаков и ногаев, то с астраханскими жителями он не мог справиться иначе как посредством террора. Подробности известны из царской грамоты, отправленной в Астрахань 18 марта 1614 года, когда шла решительная подготовка к походу против Заруцкого. Грамота была обращена к «дворяном и детем боярским, головам стрелецким, и сотником, и атаманом, и казаком, и стрелцам, и посадским, и всяким служилым людем, и гостем, и всяким астараханским жилецким людем». Призывая астраханцев «отстать» от «Ивашка Заруцкого и от Маринкина злого заводу», им напоминали, что происходило в самой Астрахани по воле Ивана Заруцкого, убившего воеводу окольничего князя Ивана Дмитриевича Хворостинина «и иных многих, с пять сот человек» [494]494
  [493]ААЭ Т 3 № 27 С 61-64.


[Закрыть]. Стрелецкого голову Ивана Чуркина «посадили в воду» [495]495
  [494]Изборник С 361.


[Закрыть]. Только пытки и казни обеспечивали видимую лояльность жителей Астрахани действиям Ивана Заруцкого, когда в начале декабря, перед Николиным днем, «миру» выслали какую-то грамоту и духовенство вместе с разными людьми должно было прикладывать свои руки к этому документу, даже не зная, о чем идет речь. Астраханцев вынудили согласиться и на запрет раннего благовеста к заутреням, введенный под предлогом того, что этот звон пугает маленького «царевича» Ивана Дмитриевича. На всю жизнь запомнила Марина Мнишек колокольные звоны, которыми начинались московские бунты. По астраханским вестям, полученным 30 марта 1614 года, «Маринка ж деи к завтреням… благовестить и звонить не велела, боится приходу, а говорит деи она от звону деи сын полошается» [496]496
  [495]АИ Т 3 № 248 С 412.


[Закрыть]. Не укрылось от астраханцев и святотатство Ивана Заруцкого, изготовившего себе серебряные стремена из кадила, взятого из Троицкого монастыря.

Среди испуганных террором астраханцев пошли даже слухи, что на Пасху готовится общее побоище всех подозрительных Заруцкому людей от казаков (по другим сведениям, «на Велик день» готовился поход под крепость Терки, чтобы расправиться с тамошним воеводой Петром Головиным). Дело дошло до открытого столкновения, когда в среду на Страстной неделе, то есть 20 апреля, Иван Заруцкий с казаками был осажден астраханцами в Кремле. Не приходится сомневаться, что это стало следствием агитационных грамот, отправленных из Москвы 12 и 18 марта полковыми воеводами царя Михаила Федоровича. Боярин Иван Никитич Одоевский и окольничий Семен Васильевич Головин обращались со своими призывами к волжским и донским казакам, ногайскому «князю» Иштереку и самим астраханцам.

Главная надежда Ивана Заруцкого была все-таки на казаков и ногаев. Это с ними он пировал всю зиму, готовя будущий поход весною 1614 года вверх по Волге к Самаре. «Знаю я московские наряды, – бахвалился Иван Заруцкий, – покамест люди с Москвы пойдут, я до той поры Самару возьму, да и над Казанью промысл учиню». Этим он привлекал и самую отчаянную вольницу из молодых казаков, заявлявших более благоразумным «товарищам», готовым присягнуть царю Михаилу Федоровичу: «Нам все равно, где бы ни добыть себе зипунов, а то почему нам и под Самарский не идти с Заруцким» [497]497
  [496]Цит по Соловьев С. М. Сочинения Т 9 С 24.


[Закрыть]. Набрав до 20 тысяч ногаев и 560 казаков, Иван Заруцкий был готов начать военные действия. Правда, конница, посланная Иштереком к Алатырю, где собирались войска московского правительства, тихо разбежалась по дороге, и до цели добралось не более пяти сотен.

Иван Заруцкий явно не учел того, с какой серьезностью отнеслось правительство царя Михаила Федоровича к поимке своего главного врага. В Москве готовы были даже простить Ивана Заруцкого (но не Марину Мнишек с ее «царевичем»!), если он решится «добить челом». С этой целью к Ивану Заруцкому окольными путями, через донских атаманов, специально посылали грамоты от царя, а также Освященного и, возможно, всего Земского собора (в Москве понимали, что любого другого, не казачьего, гонца к этому мятежнику ждала бы незавидная участь). В царской опасной грамоте перечислялись недавние преступления Ивана Заруцкого после того, как он в Первом ополчении дал клятву «полским и литовским людем их неправды мстити и царьствующий град Москву от них очистити». Бывшего предводителя земского ополчения обвиняли в нарушении крестного целования, что он «из-под Москвы побежал и пришед на Коломну пристал еси к прежних воров к жене к Маринке, воеводы Сендомирского дочери, от который все зло Росийскому государьству учинилося (выделено мной. – В. К.), о чем сам подлинно ведаешь». Иными словами, обвиняя во «всем зле» Марину Мнишек, Заруцкому давали шанс на спасение. «И тое Маринку и сына ее взял с собою, – продолжали внушать Ивану Заруцкому, – и идучи еси Московским государьством, многие наши городы выжег и высек, и невинную крестьянскую многую кровь пролил; а ныне прибежал в нашу отчину в Астрахань, с Маринкою, и будучи в Астрахани потому ж воровским имянем простых людей в смуту приводишь, называешь воровского сына государьским сыном». Еще подробнее о преступлениях Ивана Заруцкого и Марины Мнишек говорилось в соборной грамоте, направленной в Астрахань в подтверждение желания царя Михаила Федоровича «покрыть вины» казачьего вождя «своим царьским милосердием». Духовенство и представители всех сословий обещали Ивану Заруцкому, что эти вины «николи воспомяновенны не будут» или царь прикажет «над вами своим ратем промышляти». «А то тебе и Маринке подлинно ведомо, – писалось в соборной грамоте 18 марта 1614 года, – и сам ты, и Маринка тут были, как прежней вор рострига Гришка Отрепьев, на Москве, за свои злые богомерские дела скончался, и как другаго вора, родом жидовина, который был в Тушине и в Колуге, за злые его дела и за богоотступленье князь Петр Урусов убил, голову отсек, ты и Маринка его в Калуге и хоронили; а ныне сызнова в Московском государьстве смуту всчинаешь, в чем тебя твоя совесть обличит…» В грамоте прибегали к самым последним аргументам, показывая, что от Заруцкого в его делах отвернулся Бог: «А Бог тебе терпети за то не учнет, и сам ты то видишь и ведаешь, что нигде Бог неправде твоей не пособствует, а помогает правде, и злой совет твой и умысл обличает, а ты от прежнего своего злого умышленья отстати не хочешь» [498]498
  [497]См ААЭ Т 3 № 18-29 С 21-68.


[Закрыть].

В этом и была та правота, которую не успели или не смогли почувствовать в своих затянувшихся скитаниях в Московском государстве Иван Заруцкий и Марина Мнишек: их время безвозвратно ушло, а агония астраханских казней была предвестием их собственной гибели. Вопреки надеждам Ивана Заруцкого, рать на него собралась очень быстро, да еще не одна, а целых две: «судовая» во главе с боярином князем Иваном Никитичем Одоевским и окольничим Семеном Васильевичем Головиным и «конная», «на Алатаре», под началом воевод стольника князя Юрия Яншеевича Сулешева и князя Никиты Петровича Барятинского.

В наказе «как им промышлять над Зарутцким», выданном воеводам, говорилось о том, что в Москве прежде всего хотели защититься от походов из Астрахани к Казани, а также «к украинным городам к Темникову или к Шатцкому… чтоб им промыслом своим и раденьем государевых украинных городов вором и воровским людем воевать не дать и над воры поиск учинить». Последние слова – это явное воспоминание об угрозе Ивана Заруцкого, наступавшего на Шацк и Темников в 1612 году. Но со стороны Астрахани такой поход было совершить много сложнее, чем со стороны Коломны.

Воеводы правительственной армии действовали основательно. Помимо сбора сил они организовали посылку в Астрахань лазутчиков, разведывавших там обо всех делах: «про Ивашка Зарутпкого и про Маринку и про сына ее, и про астараханских всяких людей; где ныне вор Ивашко Зарутцкой и Маринка с сыном в Астарахани? И будет в Астарахани, и астараханские люди им прямят ли? И будет прямят, и сколько ныне в Астарахани всяких ратных людей всякого ратного бойца и сколько юртовских татар? И что у Ивашка Зарутцкого и у Маринки и у астараханских людей умышленье?» Помимо всего прочего лазутчики должны были разузнать и доставить в Алатырь точные сведения о количестве волжских, терских и яицких атаманов и казаков и о том, кому они «прямят» – царю Михаилу Федоровичу или «Зарутцкому и Маринке». Царские воеводы интересовались внутренними делами и позицией ногаев во главе с Иштереком – «нет ли у него в Астарахань к вору Ивашку Зарутцкому на государя какой ссылки»? «Прикормленные» царскими воеводами посланцы из числа проверенных местных жителей пытались вызнать и про «ссылку» Ивана Заруцкого с «Кизылбаши», то есть с Персией. Одновременно и из московских приказов и от полковых воевод рассылались грамоты, чтобы любым способом заставить людей «отстать» от «Ивашки черкашенина, безверника» и «Маринки люторки еретицы» и перейти на царскую службу [499]499
  [498]Разрядная книга 1613-1614 гг С 267-277.


[Закрыть].

Конец Ивана Заруцкого и Марины Мнишек был предопределен. Терский воевода Петр Головин откликнулся на обращение из Астрахани и не стал дожидаться, пока казаки Ивана Заруцкого расправятся с ним, как с астраханским воеводой. Он послал в Астрахань, «по прошенью астороханъских людей, чтоб их выручил от Ивашка Заруцкова и от воров, что им стало от них не в мочь», отряд из 500 стрельцов и казаков во главе со стрелецким головой Василием Хохловым. Этого оказалось достаточно. Когда служилые люди из Терки подошли к Астрахани, астраханцы уже самостоятельно начали вести военные действия против Заруцкого и осадили его в кремле. Но одно дело держать мирных жителей в страхе под прицелом орудий на крепостной стене, и другое – видеть себя осажденным умелыми воинами. К тому же Василий Хохлов сразу же привел к присяге царю Михаилу Федоровичу главного союзника Ивана Заруцкого – ногайского бия Иштерека. После этого казакам Заруцкого не было смысла отсиживаться за стенами астраханского кремля и дожидаться подхода туда царских «ратей» из Казани и Алатыря. В ночь на 12 мая 1614 года Иван Заруцкий, опять захватив с собою Марину Мнишек и ее сына, а также прикрываясь «аманатами»-заложниками, бежал из Астрахани, намереваясь уйти «морем на Яик» [500]500
  [499]АИ СПб, 1841 Т 3 № 18 С 17-19, Изборник С 360-361, Новый летописец С 134.


[Закрыть].