Текст книги "Путь к «Энергии»"
Автор книги: Вячеслав Филин
Жанр:
Транспорт и авиация
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
200 секунд откачались двигатели, а это значит, что агрегаты гидропитания обеспечили работу рулевых машин, тягающих взад-вперед двигатели.
Эти машины развивали усилие около 30 т. А где взять их в полете?
Вот для этого и поставили специальную турбину. Приводил ее в движение отобранный от двигателя водород под высоким давлением. Турбина через редуктор крутила балашихинский насос, который и создавал необходимое рабочее давление в гидроконтуре. Оставалось только правильно, быстро и четко перераспределять его в рабочих цилиндрах.
Всплыли сразу все неприятности по отработке и привода, и этих распределительных механизмов.
Приводы разрабатывались старейшей авиационной моторостроительной фирмой, которой руководил A.M. Люлька. Эта фирма – наш старый соисполнитель. Именно там создавали водородный двигатель для головного блока 40 тс тяги) ракеты H1. С этой фирмой нас связывали хорошие товарищеские отношения. И мы были очень рады, когда они взялись за этот привод.
Требования к нему заранее были заданы очень жесткими. Особо не допускалась течь из редуктора. Эти требования никак не удавалось выполнить при вертикальном положении.
А я напомню, что центральный блок вмещал 600 т жидкого кислорода. Совместимость масла и кислорода всем известна – это взрыв. Рассуждали так: было бы масло, а кислород найдется. Свои требования мы не
Огневое испытание двигательной установки второй ступени ракеты-носителя на УКССснимали. Вот тогда главный конструктор привода Ювеналий Марчуков, не говоря нам, направился к Генеральному на прием.
– Валентин Петрович! Мы с вами – двигателисты. Только вы поймете эту проблему стояночного уплотнения. Мы испробовали все способы. Достичь большего не сумеем. Нужно выходить из положения сообща, – так излагал свои трудности Ювеналий.
Валентин Петрович, как всегда, очень внимательно выслушал суть технической проблемы и вызвал нас.
– Какие у вас соображения об изложенной проблеме и что вы предлагаете?
Мы с В.В. Кудрявцевым стали перечислять, что можно еще сделать, но было уже поздно. По отвлеченному взгляду В.П. мы поняли, что решение уже им принято и только для порядка он выслушал нас.
– Нужно пойти навстречу Ювеналию Павловичу, – сказал В.П. – Подумайте, как. Может, изменить место расположения и развернуть привод? Подумайте, как лучше.
Чертыхнувшись про себя, мы вышли из кабинета. Решение, конечно же, нашли, но пришлось нам менять технологию работ с ракетой.
А с распределителями история была не проще. Изготавливались они в Саратове и назывались ЦАПФами – цифро-аналоговыми преобразователями фазы. Занималось ими приборное производство, где высоки требования к чистоте. Но во время испытаний рулевые приводы на Ленинградском «Арсенале» «схватили» замечания. Определили, что причина в ЦАПФах: внутри этого элементика обнаружили грязь. Что тут было! Министр дал такой нагоняй всем по очереди и за то, что плохое производство, и за то, что не смотрели за ним, и за то, что авторского сопровождения не было, и…. Досталось всем. Все изготовленные партии вернули на завод и предложили вымыть.
Агрегат гидравлического питания рулевых приводов, обеспечивающий рабочее давление в контуре рулевых приводов поворота двигателей второй ступени
– Не хватало, чтобы из-за какой-то соринки мы получили неприятность, – наставлял он.
Теперь прошли уже 250 секунд, и равномерный гул двигателей в динамиках постепенно успокаивал всех в командном зале.
Никаких сбоев электропитания на борту. Четко работали четыре турбогенераторных источника тока. Ведь именно они обеспечивают электропитанием центральный блок в полете. Раньше на ракетах устанавливались химические источники тока, называемые аккумуляторами.
Но потребности в электроэнергии на такой большой ракете требовали такого количества батарей, что было проще поставить генератор. Что и было сделано.
Как и привод гидропитания, он работал от двигателя. Водородом вращалась турбина и приводила в движение ротор генератора.
Разработчиками этих уникальных ТГСЭС были наши тезки из Воронежа – НПО «Энергия», правда, принадлежала эта организация другому министерству.
Смелость и простота принятых решений сделали этот агрегат надежным. За что большая благодарность главному конструктору Б.П. Попову, его директору В.Д. Сергееву и особенно испытателю М.В. Комарову, который один отвечал за ТГСЭС на полигоне.
300 секунд. Как быстро крутятся в голове мысли: а как себя ведет эта система или этот агрегат? Но постоянные числа на табло говорят о том, что все идет по плану.
390 секунд. Мертвая тишина, конец работе. И вот взрыв аплодисментов. Все встали. На лицах – удовлетворение происшедшим.
Какой толчок в работе дают хорошие результаты!
– На следующей машине мы полетим, – шепнул мне Главный.
Но мне не верилось. Ведь нужно пройти не 393 с огневых испытаний, а 3700 с, как требовала комплексная программа экспериментальной отработки. Без ее изменения о полете и мечтать не приходилось.
На специальном заседании МВКС 5 мая 1986 г. приняли уточнение. К началу летных испытаний провести три огневых испытания с суммарной наработкой 423 с. При этом предполагалось, что третье огневое испытание будет проведено на ракете 6С.
Появилась уверенность, что центральный блок подготовлен к летным испытанием. Эта уверенность, была внутренней, ничем не обоснованной. До полета было ох как далеко.
Всю нашу работу контролировали представители заказчика, проще говоря, военпреды. В начале я уже писал о назначении системы «Энергия-Буран». Напомню, что тактико-техническое задание на разработку этой системы было выдано нам Главным управлением космических сил при Министерстве обороны. Возглавлял это управление А.А. Максимов.
Особой заботой военпредов был контроль качества и надежности системы. По сценарию система «Энергия-Буран» должна быть принята на вооружение Советской Армией. Любое отклонение от разработанной ранее документации Главного конструктора необходимо было оформлять отдельным техническим решением, согласованным с заказчиком. Вот тут-то и начиналось. Люди есть люди. Одни быстро входили в сущность технической проблемы, другие ставили столько рогаток, требовали столько технических справок, что порой это выводило из себя самых терпеливых разработчиков.
Нам в какой-то степени повезло, что ракетным отделом в ГУКОСе руководили хорошо понимающие и технически грамотные Н.И. Румянцев и В.Е. Нестеров. Последний пробыл на полигоне, наверное, не меньше времени, чем мы. Он был наш, не по служебному положению, ведь он был в то время подполковник, а по техническому образованию. В.Е. Нестеров, как большинство ракетчиков, окончил Московский авиационный институт, попал армию, закончил военную академию, послужил военпредом на одном из предприятий отрасли и затем перешел в центральный аппарат.
Но осталось у него что-то «маевское». Хорошая техническая эрудиция, хороший юмор, достаточный запас оптимизма. Володя как-то негласно стал лидером огромного семейства военпредов на полигоне. Он обладал хорошей памятью, вел технический дневник и всегда был очень хорошим помощником Главному или его заместителям.
Владимир Евгеньевич Нестеров
Военпреды – издельщики и наземщики – оперативно сообщали ему о случившихся событиях, которые он раскладывал по полочкам и в зависимости от важности передавал техническому руководству соответствующего ранга. Безусловно, военнаа система требовала доклады и «наверх», и это выполнялось очень тщательно.
Изучив досконально устройство двигателей, систему управления, пневмогидросхемы и другие системы, Володя стал незаменимым консультантом, в том числе и у наших разработчиков. Это сильно помогало нам и промышленникам при согласовании необходимых технических решений, направленных на улучшение качества систем.
Вот когда я написал, что МВКС принял сокращенную программу огневых испытаний, сами можете представить, сколько «пудов соли» нужно было съесть с такими заказчиками. Они разложили перед нами огневую отработку и американской ракеты «Сатурн-5», и американского челнока «Спейс-Шаттл», у которых до выхода огневые испытания аналогичных блоков длились 3600-3800 с. А тут всего 423…
Попробуй справься с такими корифеями! Только указания вышестоящего командования не могли не выполняться – это было по сути приказом. Именно они и привели к тому, что в конце концов МВКС по настоянию Главного принял это решение.
Но что-то мы забыли о боковых ускорителях. А их в «Энергии» было четыре. И хотя по сложности и испытаниям они значительно уступали центральному блоку, проблем в разработке и изготовлении было немало.
ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ
Так много внимания уделили созданию второй ступени, что незаслуженно могли обидеть тех, кто занимался первой ступенью.
Хочется напомнить читателям, что приход В.П. Глушко в нашу организацию характеризовался тем, что он предложил сделать ряд унифицированных носителей. Самым малым и одновременно базовым был носитель среднего класса, способный выводить на орбиту искусственного спутника Земли массу в 14 т. Первая ступень этого носителя базировалась на самом мощном ЖРД разработки КБ «Энергомаш» тягой 740 тс.
Эта ступень как унифицированный элемент и была использована для первой ступени ракеты «Энергия» в количестве четырех блоков.
Предусматривалась разработка и сверхтяжелой ракеты-носителя «Вулкан», способной выводить на орбиту Земли массу до 200 т, при этом в первой ступени устанавливалось уже восемь блоков.
Мы с большим вниманием следили за нашими коллегами из КБ «Южное». Ведь от их успеха зависела наша судьба.
Дела у них шли не лучшим образом. Особенно напряженно шла отработка двигателя. Первое его испытание в составе блока привело к тому, что произошла авария с большим пожаром на стенде НИИхиммаш. О силе пожара говорит то, что на восстановление стенда ушло два года.
Многие не верили в создание сверхмощного двигателя. Нашлись «умники», которые предложили «четвертовать» этот двигатель и получить двигатель тягой 185 тс – МД-185. И.Н. Садовский просил нас проработать такой вариант.
Проработку этого варианта начали и в КБ «Южном»: ведь на двигателе висела судьба и ракеты-носителя среднего класса, получившей название «Зенит».
Министр С.А. Афанасьев создает в КБ «Энергомаш» специальную группу для детальных проработок двигателя МД-185. Его можно было понять. Ведь уже раскручена на полную мощь вся ракетная индустрия страны. Заводы заканчивали подготовку производства, т. е. оснащение необходимым технологическим оборудованием, строительство на Байконуре шло полным ходом, завершалось строительство крупнейших стендов, а двигателя нет. Тут поневоле занервничаешь.
Экспериментальные работы в подтверждение работоспособности блока первой ступени ракеты-носителя «Энергия» 1Л
Нападки на двигатель шли со всех сторон. Подключились отраслевые институты. Критика, критика, критика…
В этой ситуации нужно отдать должное нашему генеральному – В.П. Глушко. Он не дрогнул, он, методически исправляя ошибки, внедрял множество мероприятий, доказывал всем, что идет нормальная отработка. На заседаниях-разборках внимательно выслушивал всех. Никогда не спорил, если кто-либо говорил о дополнительных проверках. Упрямо проводил свою линию. Успех приходил медленно. Самый лучший по тем временам двигатель рождался в муках.
В ракетной технике, наверное, как и в других отраслях, есть своя элита. Какими-то невидимыми узами связаны столпы этой техники. У каждого уровня свои особые связи. Связи, как правило, очень прочные, и я не помню случая, чтобы эти связи подводили кого-нибудь.
Это особенно характерно для личных контактов В.П. Глушко с другими Генеральными. В КБ «Южном» тоже начали проработку ракеты с разчетверенным двигателем.
Начали компоновать новый двигатель, стали смотреть двигатели, применявшиеся на ракете Н-1. Заметались все в поисках альтернативного выхода. Все это происходило во время отпуска В.Ф. Уткина.
Когда Владимир Федорович вернулся из отпуска, ему доложили о проведенных поисках новых вариантов ракеты. Он внимательно выслушал своих сослуживцев и сказал:
– Как вам не стыдно? Наш товарищ попал в беду, а вы, вместо того чтобы ему помочь, уже от него отказались. Вы, наверное, забыли, что на всех наших ракетах установлены его двигатели. Он хоть раз нас подвел?! Я больше не хочу слышать ни о каких вариантах. Мы подождем. Я уверен, что Глушко справится с этой задачей. Все!
Эта уверенность невольно передалась и двигателистам. Думаю, что В.П. Глушко был очень рад такой поддержке. История сама за себя сказала, насколько прозорливы были наши Генеральные. Сегодня весь мир смотрит на «Зенит» как на лучшую ракету.
Стенд для огневых испытаний двигательной установки блока первой ступени
Много вопросов приходилось решать и нашим проектантам. Особенности, к которым они привыкли, не совсем подходили для южан. Южане, создавая ракету-носитель «Зенит», ориентировались на свой крупносерийный завод. Они хорошо знали его, поэтому свои разработки базировали на оснащении этого завода.
Притирка шла трудно, но объединяла всех одна общая цель – это ракеты «Зенит» и «Энергия». Нужно отметить, что своенравные руководители порой добавляли в отношения и другого рода трудности, но сейчас это кажется несущественным и мелочным. Хотя «стычки» были крупными, как, например, выбор материала корпусов баков. Многим эта история запомнится надолго. Ракета «Зенит» проектировалась под заказ Министерства обороны, и постепенно работы над ракетой переросли в целый комплекс! Оригинальный старт для «Зенита» был разработан в КБ транспортного машиностроения. Там пошли по пути полностью автоматического старта без участия людей после выезда установщика из МИКа. Аналогичный старт в свое время был разработан в ОКБ-1 для боевой ракеты 8К75, что стоит перед музеем Советской Армии. К сожалению, ракета не была принята к серийному производству, не знаю, по каким причинам. Говорят, интриги Н.С. Хрущева. Но подобный полностью автоматический старт был разработан еще в 60-х годах. Думаю, он во многом помог разработчикам старта «Зенита».
План отработки блока первой ступени ракеты-носителя «Энергия»
Прошли огневые испытания ракеты. Работа на стенде закончилась положительно. Завершился весь процесс отработки ракеты.
Вот он, красивый карандаш – так называли ракету, которая, своими очертаниями действительно напоминая карандаш, стоит на старте.
Первый пуск назначен на 12 апреля 1985 г. Но погода словно взбесилась, сильнейший ветер с пылью и снегом буйствовал над полигоном. Как будто кто-то «сверху» не хотел этого. Отложили на сутки. Не сумели отметить День космонавтики.
13 апреля 1985 г. Опять 12 часов. Мы на смотровой площадке. Хмурое небо. Томительные минуты. Особенно запомнилось, как нервничает один из «наземщиков» из КБ «Южное».
– Лишь бы ушла со старта, – повторял он через каждую минуту, нервно шагая по смотровой площадке.
– Одна минута до старта, – звучит голос из динамика.
Все напряженно всматривались в «карандаш» на старте. Очень уж ясно всплывала картина аварии на стенде во время первого огневого испытания.
Вырвалось облако сбоку от ракеты. Это запуск двигателя. Есть отрыв! Стремительно ракета уходит вверх, пронизывает слой облаков и ложится на курс. Все происходит в считанные секунды. Но как они растягиваются в памяти по времени.
– Ушла, ушла, ушла! – сначала шепотом, потом все громче радовался наземщик.
Репортаж о ходе полета транслировался по громкой связи. Есть первая ступень, есть вторая, работают рулевые двигатели, дотягивая космический аппарат на нужную орбиту.
Наработка на доводочный двигатель первой ступени в процессе отработки
– Ура! – все захлопали в ладоши и бросились к машинам. Быстрее на старт.
Мы с Главным прибыли одни из первых. Еще теплый металл, даже краска не обгорела. Ликующие днепропетровцы. Все обнимаются, поздравляют друг друга. Митинг. Выступает председатель Государственной комиссии Г.С. Титов – космонавт № 2. Он поздравляет всех: и В.Ф. Уткина, и В.П. Радовского, и В.Л. Лапыгина (разработчика системы управления), всех. Не услышали только поздравлений в адрес В.П. Глушко. А он стоял, спокойно наблюдая за всеми. Весь его вид говорил, что так это должно было и быть. Он взял слово и поздравил всех с успешным началом летной отработки.
Это, как мне показалось, сразу всех на несколько минут отрезвило. Радость победы брала свое. Все начали расползаться по номерам гостиниц, а руководство ушло в специальную столовую. Радость отмечали в лучших традициях ракетчиков. Оказалось, что многие приберегли на этот случай по бутылочке, а у кого их не оказалось, обошлись проверенным напитком – ракетным горючим – спиртом.
Утром на заседании Государственной комиссии выяснилось, что в последние секунды отказали рулевые двигатели. Это несколько огорчило, но не расстроило днепропетровцев. Для ракетчиков успех был настоящим.
Первый пуск показал, что боковые блоки ракеты «Энергия» готовы для полета. Наступал следующий этап – этап летных испытаний ракеты «Энергия».
ПУСК
Незаметно приблизился 1986 г. Примерно за два дня до Нового года в квартире раздается вечером звонок дежурного по предприятию:
– Вячеслав Михайлович?
– Да.
– Это дежурный по предприятию.
– Слушаю.
– Вам необходимо быть во Внуково-3 в 9 часов утра 2 января. Вылет на полигон. Летит министр.
Вот так раз! Не успел побыть дома и трех дней, как опять на полигон. Задавать вопросы дежурному бесполезно.
Одно утешало, что с министром поездки короткие. Встретили Новый год. А утром 2 января в 9 часов приехал во Внуково-3. Удивило – много народу. Мой Главный, Главные конструкторы систем, военные. Пошел регистрироваться на самолет. На «Крайний», так именовался аэродром на космодроме, летели три ТУ-134.
Подъехал О.Д. Бакланов. Объявили посадку. С интервалом в десять минут все самолеты взлетели.
Три часа полета прошли незаметно. Объявили, что по прибытии всем собраться в Доме офицеров. Приземлились в Ленинске и сразу туда, на четвертый этаж, в малый зал.
– Я должен вам сообщить, что мы отсюда не уедем, пока не пустим ракету! Уехать с полигона можно только с моего личного разрешения. Думаю, что вопросов ни у кого нет. Я назову представителей министерства и отраслевых институтов, которые будут здесь вместе с вами.
Министр назначил представителей в ранге не ниже заместителей начальников главков. Это были двигателисты, технологи, управленцы, снабженцы и т.д.
Выступил А.А. Максимов. Он сказал, что и Главное управление космических сил организует на полигоне свое постоянное представительство.
Срочно на площадке 112 организовали кабинет ГУКОСа рядом с кабинетом министра.
Пускать, так пускать, а что? Многие задавали себе этот вопрос. И тут хочется сказать об этой первой летной машине немного подробнее.
Планом отработки было предусмотрено две стендовые ракеты. Значит, после изделия 5С стендовые огневые испытания должна пройти следующая ракета 6С. Вспомните, какая огневая наработка была у американцев: не 400 с, а примерно на порядок больше.
Изменить комплексную программу экспериментальной отработки, в которой заложено столько же секунд огневых наземных испытаний, что и у американцев, было делом чрезвычайно трудным. Вот и пошел наш Главный на хитрость. В ноябре 1984 г. мы приехали в Куйбышев, в наш филиал. Это было еще при Б.Г. Пензине.
– Ты сможешь сделать стендовую машину в летном варианте? – спросил его Главный.
– Как это?
Анализ возможных нештатных ситуаций при пуске ракеты-носителя «Энергия» 6СЛ
– А так. Надо сделать так, чтобы в последний момент перевести ее в летную машину. Но это должно быть между нами.
– Это трудно. Есть бронезащита и ряд других конструктивных решений, которые обойти очень трудно.
– Это твой вопрос.
– Хорошо. Нужно подумать. Мне нужны исходные данные.
– Это дадим.
С этого разговора все и началось. Судорожно наш Волжский филиал перерабатывал комплект документации на новое изделие.
Б.И. Губанов обратился к В.П. Глушко с предложением переделать стендовую ракету 6С в летную 6СЛ.
– Такое даже спьяну трудно придумать, – ответил Валентин Петрович.
Идею создания ракеты 6СЛ, так стали ее именовать, поддержал министр. Он хорошо себе представлял, что циклы изготовления центрального блока были очень длительными. Поэтому решение о 6СЛ приближало начало летных испытаний практически на целый год.
Олег Дмитриевич вызвал Главного и стал «раскачивать» эту идею.
– Нужно убедить в этом Глушко.
– Это я беру на себя.
Через неделю Главного пригласил В.П. и начал осторожно подводить к тому, что нужно ускорить летные испытания и, может быть, даже пустить 6СЛ.
– Но вы же сами сказали, что это…
– Да. Сказал. Но сегодня обстановка изменилась, и если предусмотреть все меры предосторожности, я думаю, над этим можно поработать.
Так было получено добро на эту идею и Генерального. Перед пуском нужно провести динамические испытания ракеты в сборе, огневые технологические испытания пакета, как требовала комплексная программа отработки, и, безусловно, должен быть готов старт.
Без решения этих основных трех проблем (не говоря о тысяче мелких) не могло быть и речи о пуске.
Закладывая универсальный комплекс стенд-старт, наши наземщики, и в первую очередь В.М. Караштин, и не представляли себе, что стартом этот комплекс станет так быстро.
Пуск летного изделия с УКССа не предусматривался. Поэтому он и не был оснащен площадками обслуживания пакета (так мы называли собранную ракету). Это относилось, в основном, к блокам первой ступени.
Нужно было подвести к носовым частям воздух для термостатирования и электрические цепи.
Поехали к академику В.П. Бармину. Рассказали ему об этой идее. Он и слышать не хотел о таких доработках. Он считал, что первый пуск «Энергии» должен пройти со штатного старта, готовность которого к тому времени была далека от завершения. Любое отвлечение средств и внимания от строительства старта могло привести к задержке ввода его в эксплуатацию. Здесь надо сказать, что В.П. Бармин лично отвечал перед министром за ввод старта в строй. Отсюда, наверное, и было его нежелание заниматься доработкой УКСС.
Пришлось обратиться в наш экспериментальный комплекс к А.А. Ржанову и директору завода экспериментального машиностроения А.А. Борисенко. Они и начали разработку и изготовление дополнительных механизмов для обслуживания блоков А на УКСС.
Эти механизмы нужно было разместить на площадке обслуживания 3 и отстрелить от изделия за несколько минут до пуска. Так что не такие простые были эти механизмы. У нас их называли «рога и копыта», может потому, что после отстрела они как-то странно болтались на площадке. Не простое это было дело довести их до хорошей надежности.
Проблема динамической надежности пакета должна была решаться на специальном полноразмерном изделии. По программе это изделие устанавливалось в стенд динамических испытании, «обезвешивалось» и подвергалось
Оценка возможных исходов пуска ракеты-носителя «Энергия» 6СЛ. вибрации. Чувствительные датчики должны были снять характеристики. Но вот беда – ни изделия, ни стенда не было. Сделать полноразмерный макет – проблема. Но еще большая проблема сделать стенд. Высота его – около 110 м. Ворота тоже должны быть высотой около 100 м, да еще и откатываться. Строительство стенда контролировал лично В.П. Глушко, руководил С.А. Лизгунов. И здесь проявился характер В.П. Наши теоретики из первого комплекса доказали ему, что без таких испытаний не обойтись. Долго их
Ракета-носитель «Энергия» на УКССгонял Валентин Петрович. Но они сумели доказать свое. И тут В.П. Глушко было уже не свернуть. Он стал доказывать необходимость этого стенда на самых «верхах». Полигон был в руках военных, а им экспериментов не нужно. Так и отказались они от заказа на этот стенд. Пришлось НПО «Энергия» взять на себя этот заказ. Со спорами о необходимости динамического стенда прошли годы. И конечно же к первому пуску, а тем более к изделию 6СЛ стенд не успевал. Долго длилось совещание у Генерального. Искали выход. Наши нагрузчики вместе с коллегами из ЦАГИ его нашли. Они разбили комплексные испытания на отдельные, частные. Теоретически доказали, что ряд таких частных испытаний заменят испытания на стенде. В.П. Глушко дал согласие на этот эксперимент, но для одного пуска. Он считал, что стенд все равно потребуется для изучения характеристик во всем диапазоне нагрузок. Строительство стенда он не остановил.
Стали собирать специальный полноразмерный макет ракеты, получивший название 4МКС. Он позволял проводить заправку и динамические испытания ракеты.
Так 13 августа 1986 г. макет оказался на УКСС. Всего за двенадцать дней была отработана заправка пакета. А это и около 100 т водорода в центральный блок, и более 1000 т жидкого кислорода в центральный и боковые блоки, и керосин в боковые блоки. И всего за 12 дней. Хорошо сработали макаровские ребята и наши системщики. Не подкачали и военные 6-го управления. Их технические системы работали без сбоев.
После заправок прямо на УКСС провели динамические испытания, определяя частотные характеристики пакета. Затем изделие вернулось в МИК, где испытания были продолжены.
Но самым трудным оказался вопрос о проведении огневых технологических испытаний (ОТИ). В этом вопросе все понимали. В программе отработки такие испытания были предусмотрены.
Суть их заключалась в следующем. Полностью собранная ракета устанавливалась на УКСС. Закреплялась на пусковом столе. Заправлялась. Затем запускались все двигатели и центрального, и боковых блоков, которые работали порядка 30 с и выключались. Таким образом проверялись комплексно все системы ракеты.
Эти испытания должны были быть заключительными перед пуском. Основная их цель – устранение технологических ошибок при сборке ракеты. Это несмотря на все автономные и комплексные проверки. После огневых испытаний из ракеты сливались остатки топлива, и она дефектировалась. На нее устанавливался полезный груз и снова на старт, но уже в полет.
Какую же бумажную войну пришлось выдержать нам с институтами, заказчиком и «верхами»!
Идея отказа от ОТИ принадлежала Главному. Он даже у нас в КБ не сразу нашел союзников. Но постепенно идея овладевала разработчиками.
Сотни справок, объяснений пришлось писать нашим двигателистам. Они придумали даже замену этих испытаний. В.Г. Хаспеков предложил проводить ХТИ – холодные технологические испытания. Их цель была та же – свести к минимуму возможность появления технологического брака.
На упоре были военные.
– Как вы не можете понять, что это же бомба в 450 т стоит и урчит на старте. Давайте же ее отпустим в полет. Случись что, ведь мы лишимся старта, – доказывал Б.И. Губанов военным и Центральному научно-исследовательскому институту машиностроения министерства.
Умнейший человек, директор этого института, Ю.А. Мозжорин, прошедший все каверзы ракеты H1, осторожно предупреждал Главного, но был настроен его поддержать.
Министр создавал комиссию за комиссией. Подключил Академию наук. Организовал под руководством академика К.В. Фролова как бы независимую нейтральную комиссию. Но как только попадал в комиссию военный, обязательно писалось особое мнение. Вот уж поставлена дисциплина!
Перед пуском выжали из комиссии К.В. Фролова не очень убедительное заключение, что, вроде, можно без ОТИ идти на пуск, а вроде, и нельзя. Каждый мог его прочитать по-своему.
Текущие вопросы закрывали оперативно. А этих вопросов было сотни. И забоины на сильфонах, и сбои в датчиках системы измерений уровня, и вмятины на соплах камер сгорания двигателей, и повышенная негерметичность в агрегате гидропитания, и т.д.
Но особую тревогу вызывала разработка математического обеспечения системы управления полетом.
Вот тут-то досталось нашим харьковским коллегам. Непосредственно за эту тему в НПО «Хартрон» отвечал Я.Е. Айзенберг. Министр его хорошо знал лично, может, поэтому ему меньше доставалось «арбузов» за срыв сроков. Но работали харьковчане самоотверженно.
Я напомню, что на борту стояло их пять вычислительных машин. Последние прошивки постоянно запоминающего устройства (ПЗУ) прибывали самолетом к самому пуску.
Сборка ракеты, а вернее центрального блока, вошла в режим, по которому собирались предыдущие изделия. Сваривали по двадцать стыков за смену, и как ни подгоняли руководители всех мастей, темпы сборки не увеличивались.
Однообразные рабочие дни наводили уныние. Только В.П. Глушко с неослабевающей энергией работал над «Космической энциклопедией». Но скоро и он не выдержал.
– Я завтра, Олег Николаевич, вылетаю в Москву, – сказал он как-то за обедом заместителю министра О.Н. Шишкину.
– Я не против. Но вы ведь знаете указание министра. До пуска! – ответил О.Н. Шишкин.
– Может, вы тогда пришлете мне мою жену?!
За столом все замерли. Олег Николаевич не нашел, что ответить 77-летнему Генеральному конструктору. Утром В.П. улетел в Москву.
Министр страховался по всем статьям. Он вовлек в наши дела и Президента Академии наук А.П. Александрова. Он лично провез его по всем площадкам полигона, демонстрируя грандиозность всех объектов, ракеты и орбитального корабля.
Промелькнул 1986 г. Встретить его дали дома. Но в новом году напряжение не ослабело.
11 февраля 1987 г. первое летное изделие с космическим аппаратом «Полюс» на внешней подвеске выезжает на свой заключительный этап проверок на УКСС. Отсюда планируется его пуск.
Когда принималось решение сделать ракету 6С летной, мы оказались перед фактом, что пускать-то ее не с чем. О.Д. Бакланов едет к генеральному конструктору КБ «Салют» Д.А. Полухину и просит его сделать грузовой макет одного космического аппарата из разрабатываемых в этой организации. Срок – один год.
Много усилий пришлось затратить КБ и заводу в Филях. Шутка ли сказать, а космический аппарат должен был весить почти 100 т, да еще иметь в себе двигательную установку. Назначение ее было – довыведение на опорную орбиту самого космического аппарата. Последняя ступень ракеты «Энергия», чтобы не засорять космическое пространство, после выработки топлива падала в антиподную (по отношению к старту) точку земного шара – в Тихий океан в районе Австралии.
На наших оперативках Д.А. Полухин присутствовал довольно часто. Он внимательно слушал все наши технические проблемы и часто в узком кругу повторял:
– До меня дело не дойдет!
Обидно было слышать такие слова. Но еще обидней их было услышать накануне пуска у нас на предприятии из уст руководителя теоретического комплекса. За обедом он изрек:
– Завтра лечу на полигон. Вызывают. Совершенно безнадежное дело.
– Зачем же ехать? – спрашиваю.
– Я же сказал, что вызывают. Я должен доложить вопросы безопасности по трассам. Думаю, до трасс дело не дойдет, но доклад необходимо сделать. Вот завтра и лечу.








