Текст книги "Одна капля в море жизни"

Автор книги: Вячеслав Антонцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Так чего же ты раньше не говорил? Входи!

И Всадник вошёл.

– Вот только лошадь придётся оставить. Давай-давай, утром проведёшь через главные ворота. Ну не открываемся мы на ночь, ты пойми. Не хватало ещё, чтобы по внутреннему двору по ночам всякие шастали.

Что же, делать было нечего, и спорить он не стал. Привязав своего товарища к небольшому столбику неподалёку, он последовал за сумрачным силуэтом.

Они вошли в очень тёмный, длинный, низкий коридор, который к тому же постоянно петлял. То был один из секретных проходов замка, и открыть его можно было только изнутри. Всадник, хоть ему это удавалось с переменным успехом, старался следовать за стражем. Глаза его, ещё не успевшие привыкнуть к непроглядной тьме скрытого от посторонних глаз коридора, не могли различить бесчисленные повороты и выступы, и потому очень скоро он набил себе синяков. Впрочем, тёмный переход не мог длиться слишком долго, и в конце концов они вышли на залитую тихим лунным светом лужайку внутреннего двора, на котором уже стояли несколько других стражей. С трёх сторон их окружали высокие, отвесные, неприступные стены Отертонского замка, позади осталась суровая оборонительная стена. Где-то гремел фонтан, и звуки его, хоть и приглушённые расстоянием, всё же долетали досюда.

Большой человек в ярко-красном халате, с длинным нелепым колпаком на голове и в тапочках, вышел им навстречу.

– Доброго здравия тебе, гонец! Надеюсь, ты принёс благую весть. Впрочем, всякое известие от Великого Императора мы считаем за благо. Каков был твой путь, что ты видел, что преодолел? Как нынче поживают на юге?

– Благодарю вас, эм… – тут Всадник замялся.

– Павел. Павел. Управляющий этого чудесного замка, к вашим услугам

– Да, спасибо большое, Павел, спасибо. Признаюсь, путь мой был долог и утомителен, но ничего нового я не увидел. Всё так же в Астетоне пашут землю и поливают сады, всё так же в Нэртоне дуют меха и стучат сапожники. Дивизия Кана стережёт южные подступы к Столице, а Император, да продлятся годы его правления, прочно держит власть в своих руках… Но сейчас не об этом, мы успеем ещё обо всём поговорить, быть может, и ты расскажешь мне, что нового произошло в здешних краях… Сейчас мне необходимо передать Императорское послание чрезвычайной важности. Где можно разыскать Антония?

Павел какое-то время подумал, затем произнёс:

– Боюсь, сейчас Антоний находится в своих покоях, и будить его – не самая лучшая идея. Его светлость… В общем, думаю, вы вполне можете передать это послание мне, а утром лично отдам его Антонию. Полагаю, он будет не прочь принять и вас, если…

– Это исключено, – отрезал Всадник, – пергамент, который находится сейчас в моих руках, столь исключительной важности, что я должен передать его напрямую Антонию.

– Знаете, это прозвучало чуть ли не как оскорбление. Неужели вы думаете, что я, лично преданный Отертонскому вла…

– Дело не в том, кто кому предан, и не в том, что я хочу кого-то оскорбить, – вновь перебил Всадник, – а дело в том, что Император лично мне дал очень чёткие и ясные распоряжения, согласно одному из которых я должен буду вручить письмо лично Отертонскому Лорду и никому другому. Более тебе я ничего не скажу. Мне необходимо видеть Антония, и причём как можно скорее. Полагаю, он сам с радостью меня примет, поскольку мы с ним когда-то давно были хорошо знакомы. Нас можно назвать даже старинными приятелями.

Павел опять некоторое время молчал. Они вошли в какое-то строение, поднялись по широкой, тёмной лестнице. Всадник, управляющий, несколько стражников – все они шли теперь по какому-то длинному, высокому коридору, с высокими узкими колоннами и большими арочными витражами, сложенными из бесчисленного количества разноцветных стёклышек. Света они пропускали совсем немного, и казалось, что весь уходящий в бесконечность коридор был залит едва-едва освещавшей стены тёмно-синей субстанцией. Шаги каждого из них эхом отдавались по всему необъятному помещению, порою на них обрушивались порывы ветра. Иногда из темноты выныривали всевозможные проходы, такие же бесконечные, высокие и тёмные коридоры, запертые двери. Всякий раз, когда Всадник оказывался в этом замке, он поражался его масштабом и сложностью устройства. Даже сейчас, хоть он и обладал достаточно хорошей памятью, он никак не мог определить, где, и даже в какой части замка они находятся.

– Что же, раз то, что вы говорите – правда, то тогда, наверно, Антоний сможет вас принять завтра…

Его отвели в одну из бесконечного множества безымянных комнаток, и приказали ждать там. Если сравнивать с резиденцией Императора на далёком юге, то обставлена она была просто, даже несколько бедновато, однако, если сравнивать убранство помещения, скажем, с типичной обстановкой простого жителя Империи, то, безусловно, покои Отертонского замка выглядели несоизмеримо богаче и внушительней. Простая, массивная кровать из тёмного дерева почётно занимала самый центр комнаты, рядом стоял не менее массивный, украшенный временем стол, в углу приютился небольшой новенький шкафчик. Высокое, узкое окно (как, собственно, и подавляющее большинство окон в замке) выходило на ночное небо, и в потёмках было сложно разобраться и понять, в какую же часть замка его занесло. Тусклая свеча освещала комнатку, и тени от Всадника падали на тёмные, шершавые, кирпичные стены. Кажется, в них было два-три углубления, эдаких вырезанных в стене полки. Здесь же, на столе, красовалась тарелка с какой-то не остывшей ещё пищей. Удивительно, когда это они успели?

Почти не притронувшись к еде, Всадник, впервые за много дней оказавшись на кровати, да и ещё воистину королевского качества и в соответствующей обстановке, сразу же уснул.

Проснулся он оглушительного хлопка. За окном по-прежнему было темно, хоть луна теперь и находилась в совершенно другой части неба. Ему казалось, что прошло лишь мгновение, хотя, конечно же, прошло значительно больше. Всадник по старой привычке вскочил с кровати, рефлекторно и судорожно нащупывая свой верный меч, с которым он, в силу известных причин, не расставался даже во время ночлега в лучших домах Империи. Он одним быстрым движением повернулся к источнику шума, находившемуся, судя по всему, где-то рядом с выходом.

Одним рывком распахнутые двери (что, вероятно, и послужило причиной столь перепугавшего его шума) выходили в уже гораздо более освещённый бледным светом коридор, чьи высочайшие окна и роскошные витражи, изображавшие воителей и императоров прошлого, превращали безликий лунный свет в необходимую, важную и красочную составляющую осмысленного произведения искусства. В дверях стоял высокий, худой, седовласый человек в торжественной позе, с безумными, блестящими и выпученными глазами. В левой руке он, словно фонарный столб в богатых городских кварталах, держал раскачивающуюся масляную лампу. На нём висела, словно бесформенный мешок, грязновато-серая, кое-где порванная пижама, а тапочки, чьи остатки, истерзанные многолетним топтанием бесконечных коридоров Отертонского замка, представляли из себя зрелище больше жуткое, чем жалкое, похожи были на нелепо натянутые на стопы тряпки. Длинный нос, испещрённый морщинами лоб, бледные губы и вваленные щёки – всё это придавало ему вид скорее утопленника или мертвеца, чем живого человека.

– Всадник, старый черт! Почему же ты раньше не сказал? – громко, пронзительно, со скрипами, воскликнул нежданный ночной гость. – А ну-ка иди сюда!

То был, без сомнения, Хранитель и Владыка Севера, Лорд Отертонский, Величайший Полководец своего времени, последний из своего рода, его светлость Антоний Огненнострельный.

Серебряный огненный вихрь

Всадник быстро успокоил пошаливающие нервы. Не сказать бы, чтобы он боялся какого-нибудь нападения, покушения, или ещё чего-нибудь в этом роде. Он был в стенах прославленного Отертонского замка, в одном из самых безопасных мест во всей Империи, в котором, к тому же, всякий человек Императора был желанным гостем… Однако столь неожиданное вторжение сильно напугало и встревожило сонное сознание вояки, привыкшего всегда и везде быть начеку. Он немедленно выполз из-под одеяла, неуклюже встал, слегка поклонился старику, столь внезапно ворвавшемуся в его покои, который всё это время таращил на него отсвечивающие в свете покачивающейся на вытянутой руке лампы глаза.

– Приветствую тебя, Отертонский владыка… Не ожидал я предстать перед тобой… эм… в столь тёмный час, промолвил Всадник, после чего старик Антоний издал сдавленный смешок.

– Дай мне подойти поближе, хоть увижу тебя, – с этими словами высокий человек подошёл к Всаднику, пристально вглядываясь. – О, могучие Императоры, что за невыносимая вонь! – воскликнул он, едва приблизившись к Всаднику на пару шагов, – сколько дней ты был в пути?

Всадник замялся, смутился, и даже покраснел. Не дожидаясь ответа, старик Антоний завопил:

– Господа, немедленно окуните моего гостя в бочки с водой, да как следует! А поварам передайте – быстро сварганьте что-нибудь эдакое!

Вдруг, откуда не возьмись, двое появившихся стражника в полном комплекте доспехов взяли Всадника под руки, и, словно узника, бесцеремонно повели его куда-то по бесконечным коридорам Отертонского замка. Всадник не сопротивлялся: было незачем, да и в любом случае бесполезно. Здесь, на Севере, супротив воли Отертонского владыки можно было противопоставить разве что личный приказ Императора.

А пока Всадник смывает с себя многодневную, слежавшуюся грязь и пыль вперемешку с потом, неустанно трудившиеся повара варганили «что-нибудь эдакое», луна потихоньку путешествовала по небу, а весь нормальный народ Отертона спал крепким сном, настало самое время рассказать немного о старике Антоние, ибо вторжение его в покои Всадника было столь неожиданным и отчасти даже нелепым, что у несведущего читателя может сложиться об Отертонском Лорде обманчивое впечатление.

Старый, если не ветхий, высокий человек с глубокими морщинами и бледным лицом был полновластным хозяином не только Отертонского замка и окрестностей, но и практически всех земель, что раскинулись к северу от нагорья Морн. Прославленный полководец в юности, мудрый правитель в старости, Антоний сыскал среди народа Севера хорошую славу и репутацию. Его все уважали, даже любили, крепкие стены Отертона надёжно защищали от врагов, воины и прислуга были ему всецело и искренне преданны, а крепкое тело и цепкий ум не позволяли к старости совсем развалиться и скатиться в маразм. Его огромная власть, отличное оснащение оружием и воинами, лояльность Императору – всё это неминуемо привело к тому, что врагов среди людей у него и быть не могло. В отличие от многих мелких уездных князьков на юге, связанных друг с другом нераспутывающимся комком из дружбы, ненависти, взаимных обид и пролитой крови, обоюдных претензий и оскорблений, авторитет Антония никогда и ни при каких обстоятельствах не подвергался сомнению.

Несмотря на то, что времена лихой юности, удалых походов, боевых столкновений давно прошли, он иногда выезжал из своего могучего замка, и разъезжал по северным просторам Империи как ни в чём не бывало, доезжая порою до самых Проклятых Руин. Впрочем, делал он это нечасто. Зато с гораздо большей охотой он засиживался у старинных пергаментов, перечитывал чудом уцелевшие в беспощадном круговороте истории и вечной борьбы книги, иногда сам что-нибудь писал. Надо сказать, старик был весьма непоследователен в своём режиме дня, и потому мог как сидеть ночами, изучая древние фолианты, корпя над истлевшими картами и путевыми заметками до самого утра, а мог и проспать весь день, пропустив воистину королевский обед и ужин, и горе тому, кто осмелится его побеспокоить!

Вот и сейчас Антоний, проснувшись ни свет ни заря, выпил стакан воды и принялся хлопотать по Имперским делам. Обычно он жил в Главной Башне – умопомрачительной исполинской конструкции, откуда, как на ладони, можно наблюдать не только Отертонский замок или город, но и устремлять свой взор на Дикие Леса, Северные Пустоши, Бурые Равнины, скользить взором по верхушкам Сумеречных холмов. В хорошую погоду даже можно разглядеть Железные горы, что непроходимыми заснеженными пиками торчали где-то на востоке, невозмутимо взирая оттуда на творящийся внизу хаос. Одним словом, это было знатное место. Проснувшись в Главной Башне, Антоний облачился в привычные одежды, спустился по чёрной винтовой лестнице вниз, умылся и легонько позавтракал (здесь надо отметить, что даже несмотря на всё богатство и могущество Отертона, Лорд не мог себе позволить, чтобы воду как-то перекачивали или относили на самый верх башни; это было бы не только слишком уж затратно, но и чрезвычайно неудобно). В одном из многочисленных залов верхних этажей Восточного крыла Северный Лорд, удобно устроившись на крепком, добротном резном деревянном стуле, уже читал новые письма, отчёты и новости, что заботливо приносили его поданные. Как правило, ничего интересного в них не содержалось, но Лорду Антонию надлежало знать всё, что происходит как в подвластных ему краях, так и вообще во всей Империи. Поставив свою любимую старенькую масляную лампу на большой, крепкий, заваленный бумагами стол, Антоний регулярно, раз в несколько дней досконально изучал всё, что накопилось. Он сидел в застиранном и заношенном до дыр халате, и сильно прищуривался, разглядывая при тусклом освещении целый ворох писем.

– Так, ага, пятеро напавших мертвецов у болот… Ещё одно умертвие видели к югу от Рессевиля, граф пишет… Так, это всё понятно, ничего нового тут нет… О боже! У купца Никифора родился сын! Какое приятное известие, надо бы его поздра… Посевная на бурых полях, так-так-так… – как всегда, бубнил под нос Антоний, в свете мерцающего огонька масляной лампы перечитывая все бумаги, накопившееся за сутки.

– Так-так-так, жители Белого Города убили очередного Тролля… агась… хм… Налоговые подати составляют… Ого! Это интересно, главное не забыть… А это что?

На его столе для сообщений, среди всего прочего, лежала самая неприметная, невзрачная и серенькая бумажка, которая только может лежать на столе у такого человека. Ни официальных печатей, ни каких-то знаков и символов знатных родов, ни размашистых подписей на ней не было. Кривоватым почерком на маленьком клочке было выведено следующее:

«Ваше светлейшество, великий Лорд Антоний Огненнострелый! Спешим сообщить вам, что сегодня ночью во дворец прибыл неизвестный Всадник, которого некоторые из нас признали за того самого Всадника, и который утверждал, что имеет для его светлейшества важное послание от самого Императора. Всадник накормлен и остался почивать в тридцать шестой комнате пятого яруса юго-восточного крыла, под бдительным надзором стражи. С уважением, смотритель Павел»

Прочитав всё это, Антоний сначала удивился, затем улыбнулся, а после и вовсе сорвался с места и поспешил в юго-восточное крыло.

Длинный седовласый старик с сияющей улыбкой и распростёртыми объятиями приветствовал очищенного, вымытого, и обновлённого человека.

– Приветствую тебя, мой юный друг! Вот теперь, пожалуй, я с тобой и поздороваюсь!

Заключив гостя в сердечные объятия, Антоний не сразу его отпустил. Они находились в огромном, высоком, длинном зале с протяжённым деревянным столом, на котором обыкновенно закатывали невероятные пиршества. Сейчас же в окутанном предрассветным сумраком пространстве было только двое человек, да свежеприготовленная свинина с картошкой.

– Так-так-так, ну и по какому поводу ты к нам пожаловал, дорогой гость? – с усмешкой, задором и несвойственной его возрасту энергичностью осведомился Антоний.

– Ваша светлость, как я рад наконец-то вас видеть!

– Полно! Обойдёмся без этих формальностей! – живо перебил его Антоний. – Мы друг с другом слишком хорошо знакомы и слишком хорошо друг друга знаем, чтобы засорять наш разговор пустыми словами. Да и ты не так-то прост, А? – Северный лорд подмигнул ему.

Всадник вздохнул. Да, нелегко ему придётся…

– Хорошо. Император хочет передать вам послание…

– Стоп-стоп-стоп, – вновь перебил его несносный Властитель Севера. – О делах – потом. Дела государственные надо обсуждать после рассвета, или как минимум после хорошей трапезы. Ты лучше скажи, как ты? Как добрался, что новенького на юге? А то я-то, – он усмехнулся, – сижу в своих четырёх стенах, знать ничего не знаю…

Всадник, чья юность и боевое крещение прошло в тесной связи с Северным Лордом, был прекрасно осведомлён, что если Отертонский властитель в беседе ли, в битве или в государственных делах о чём-то просит и тем более настаивает, то противиться этому совершенно нет смысла. И, конечно же, он начал своё повествование о том, что творится на юге, да и что вообще происходит в Империи. Он рассказывал всё достаточно подробно, чтобы еда уже оказалась уплетена, но недостаточно долго, чтобы наскучить старику.

Поведал он о бесчинствах троллей на подступах к Белому Городу, о добыче и обработке железа, о невероятных историях, что ходят вокруг старой южной крепости. Поведал он и о процветании Вавера, Великих равнин и земель Астетона, о стройках на берегу Бледного Моря, и о вырубке лесов на юго-западе.

– А дома, говорят, строят там целиком из особого камня. Издалека они сияют, словно осколки Солнца. Я сам там не был, и ничего своими газами не видел, но мне рассказал об этом мой надежный знакомый, на приёме у одного Интлибского князя, – говорил Всадник.

Старина Лорд слушал его, иногда кивая, иногда что-то мыча сквозь набитый рот. Разумеется, ничего интересного Всадник ему не сообщил. Не рассказал Всадник о новом витке вражды южных кланов, не спешил и рассказывать про состояние дел Императора. Оно и понятно: сам Лорд об этом не просил, а Всадник или не хотел делиться столь ценной информацией, или же просто сам об этом не знал.

Антоний как раз неторопливо пережёвывал последний кусок, когда Всадник, уже разгорячённый своим же собственным рассказом, описывал чудеса водопадов Озёрного Города и той трагедии, что произошла там два года назад. С громким звуком Лорд проглотил последний хрящ, и на полуслове перебил гостя:

– Спасибо, спасибо, мой юный друг, но всё твоё, без сомнения, крайне интересное и увлекательное повествование не содержит ничего нового и полезного для меня. Ты лучше скажи, что происходит в Императорской резиденции? Как поживает тот славный мальчуган, Глеб?

– Лорд Антоний, ваш, эм… как вы сказали, мальчуган… В общем, он уже почти год как Император, надеюсь, вам известно, что…

– Право, не смешите меня! – воскликнул, откинувшись на спинку стула, Владыка Севера, – для меня он всё такой же мальчишка, что и был когда-то. Эх, помню я, с его прадедушкой, да ещё с десятком таких же отчаянных, как мы, бойцов, врезались в руины Стрэртона, как нож в масло… Да, как же давно это было…

Лорд Отертонский мечтательно закатил глаза, повисла и укоренилась неловкая пауза. Спустя какое-то время Всадник всё же решился её прервать.

– Про то, что вы спрашивали… Император, после смерти дяди, конечно расстроился, но довольно быстро взошёл на престол, попутно соблюдая все законы, кодексы, писанные и неписанные правила, – словом, всё, как и полагается настоящему Императору. Это вы и так наверняка знаете. Сразу же он начал издавать указы о… да вы и об этом тоже слышали. А вот не так давно… Что же, пришло время наконец-то перейти к тому, за чем я, собственно, к вам пожаловал. Предупреждаю сразу: это дело чрезвычайной важности. Не далее как пят… уже шестнадцать дней назад его Величество Император Глеб, после скрупулёзного изучения отчётов о состоянии дел на Северо-Западном фронте, провёл со своими ближайшими советниками тайное совещание, на котором довелось присутствовал и вашему покорному слуге. Поскольку мне по долгу службы приходится бывать в совершенно разных местах, то… В общем, Императору Глебу требовался всё повидавший, преданный человек, который смог бы подтвердить или опровергнуть все возможные слухи. После окончания, признаться, довольно длительного обсуждения, Император оставил меня и сказал:

– А тебе, Всадник, я поручаю особую миссию. Тебе предстоит доставить написанный мною указ лично лорду Отертонскому, и никому другому. В нём будет изложено всё, к чему мы пришли после столь длительного обсуждения. Я так же рассчитываю на твоё содействие на Северо-Западном фронте, Антоний выделит тебе людей. Да-да, ты останешься там, Я так решил. Как только начнёте – сражу же отошлите гонца, но подробностей в письме не сообщайте, лишние слухи нам не нужны… Ты меня понял?

Затем Император вручил мне этот, простите, немного запачканный в дороге пергамент, украшенный Имперской восковой печатью.

И с этими словами, Всадник достал из-под чудом не намокшего плаща сложенное в несколько раз Императорское письмо.

Старик протянул крепкую, костлявую руку, и быстро схватил снежно-белый листок. Солнце уже вставало, и утренние лучи развеяли таинство ночи. Властитель Севера, избавившись от воска грязным ногтём, развернул письмо и целиком погрузился в чтение. Он щурил глаза, приближал и отдалял письмена, по нескольку раз перечитывал строчки и хмурил и без того испещрённый морщинами лоб.

– Да, кстати, – Отертонский Лорд оторвался от листочка и пронзительно посмотрел на вновь заговорившего Всадника, – Его Величество Император Глеб просил передать искренний привет и пожелания доброго здоровья любимому дедушке Антону.

Сияющая, по-доброму смущённая улыбка озарило его лицо. В смутном свете зарождающегося дня Всадник отчетливо видел улыбку дедушки Антона, но не сумел разглядеть две слезинки в уголках глаз пожилого человека.

По мере того, как Владыка Отертонский, вечный властитель Севера, углублялся в чтение, улыбка его меркла, черты лица заострялись, а морщины, и так изрядно покрывавшее его лоб, ещё более углублялись. Когда Антоний, дочитав наконец-то до конца, отложил Императорское письмо, то выглядел, мягко говоря, неважно. Какое-то время он посидел молча, затем, тяжело вздохнув, обратился к гостю:

– Так ты говоришь, Всадник, тебе ведомо, что написал здесь Император?

– Да, Лорд.

Антоний задумался.

– Ваша светлость, ну, что вы скажете?

Антоний молчал. Молчание затянулось.

– Ваша светлость?

Владыка Севера положил письмо, встал из-за стола, и медленно подошёл к высокому, узкому окну, в которое уже вовсю просачивалось утро. Долго он смотрел вдаль, долго он пытался разглядеть то, что было ведомо только лишь ему одному. Долго, но безуспешно. Туманны и неразборчивы были очертания северных просторов, Рессевиль и Ледяные Пустоши были скрыты за горизонтом, а протяжённый дикий лес был окутан мраком, полон тайн и сокрытых от взора загадок. Дурные сны ли, упавшее зрение, или же вовсе навалившее вдруг тяжёлое настроение и нерадостные думы были тому причиною, но этим утром он почему-то не мог как прежде любоваться столь родной ему землей и восхищаться полюбившемся за многие годы пейзажем свободных, лихих северных земель. Он тяжело вздохнул.

– Из топей, из чёрных ущелий бесформенный страх восстаёт…

Всадник удивлённо уставился на Северного Лорда. Тот развернулся.

– Знаешь, похоже, Юный Глеб не так прост, как кажется… Он молод, он горяч, он амбициозен. Мой юный друг, на своём опыте я могу подтвердить, что характер, какие-то задатки человека, проявляющиеся в самом юном, в самом беспомощном возрасте, остаются с нами на всю жизнь…

Лорд Отертонский подошёл ко столу и медленно сел обратно. Лицо его ничего не выражало.

– Ты знаешь, Всадник, я по-своему согласен с Глебом. Те времена, когда жители Бурых равнин не спали ночами, вилами защищая свой дом, своё хозяйство, свою деревню, давно прошли… И, безусловно, Великая Стена, десятки лет отгораживающая нас от этих тварей, уже давно устарела… И я считаю решение Глеба, конечно, правильным… Но…

Тут Лорд Отертонский заметно замялся.

– Что «но»? Говорите, Лорд Антоний!

– Но… я боюсь, – несколько виновато промолвил тот.

– Боитесь? Вы? – воскликнул поражённый Всадник. – Как вы вообще можете чего-то боятся? Вы же само бесстрашие, вы же Северный Владыка, вы не можете ничего бояться! Я помню, когда только-только учился, видел вас на коне, рассекающим бескрайние просторы, в одиночку вы боролись против нескольких умертвий. Вы же сами – вечный воин, бесстрашный серебряный огонь, неужели есть хоть что-то, то может вас испугать? Как вы вообще можете бояться?

– А вот представь себе, беру и боюсь. Видишь ли, мой юный друг: Император прав, когда говорит, что с каждым годом на нас нападает всё меньше и меньше мертвецов. Так оно и есть. Однако среди Мглистых болот, среди Гиблых, Проклятых Руин, поселилось нечто… опасное. Думаю, и ты знаешь, какие слухи ходят о Стрэртонских огнях, я уж не говорю о страшных тварях с крыльями и большими глазами, которые порой терроризируют наши северные рубежи. Когда я…

– Светлейший, позвольте. То, что вы сейчас упомянули – всего лишь домыслы. Даже если в этом и есть какая-то доля истины, вреда ваши огоньки или несуществующие чудища приносят гораздо меньше, чем оравы голодных до горячей крови мертвецов. Не думаю, что они опасны. К тому же все небылицы, как правило, повествуют о какой-то чертовщине, о странных явлениях, происходящих только в окрестностях Гиблых Руин… Уж не знаю, действительно ли там что-то есть, или местные очень уж любят травить байки, но на Мглистых болотах совершенно точно всё спокойно, это ясно как день. Там нет ничего из этого! Единственное, что там есть – это остатки наших городов и крепостей, охраняемые ожившими трупами, численность которых постоянно падает. Император Глеб полагает, что если дело и дальше так пойдёт, то очень скоро во всех Мглистых болотах не останется ни одного мертвеца. А знаете, что это значит? Это значит, что в скором времени туда придём либо мы, либо туда придут орки. И чем раньше мы займём заброшенные, населенные лишь пустоголовой мертвечиной крепости, повторяю – НАШИ крепости, тем раньше мы сможем укрепиться, тем раньше мы сможем восстановить разрушенное, тем раньше мы сможем отвоевать своё. Великая Война не закончена, мы…

– Да-да-да, Великая Война не закончена. Как часто мне в былые времена приходилось слышать это от… – начал было Отертонский Лорд, но Всадника было не остановить.

– Или вы хотите, чтобы Стену штурмовали уже не безмозглые мертвецы, а хорошо вооружённые, организованные полчища орков? Сами посудите, если дать им проникнуть в Междуболотск, если дать им укрепиться…

Старый Отертонский Лорд вздохнул. Нет, не то, совершенно не понял его Всадник…

– О Всадник, умерь свой пыл, дай мне вставить хоть слово! – воскликнул он. – Я и так прекрасно всё понимаю, не стоит мне рисовать чудовищные картины предстоящих дней. Я, хоть и стар, но о будущем всё-таки думаю, и не меньше твоего. Представь себе, я даже застал те великие дни, когда люди сходились с орками в смертоносных схватках, такими огромными армиями, которые тебе даже и не снились. Это тебе не нынешние орки с юга, которые ни на что не способны! Я не говорю, что против похода. Пойми же: я просто опасаюсь, что наш поход может разбудить ещё большее зло, чем мертвецы, орки, или даже тролли. Уж слишком тревожные вести приходят порой из глубин Проклятых руин…

– И причём здесь Проклятые Руины? То зло, которое, судя по вашим словам, крепко засело среди развалин наших городов, не имеет никакого отношения к разрозненным мертвецам Мглистых болот. Как-никак от Мглистых болот руины отделяет несколько десятков миль густой тайги, в которой стоят наши вооружённые люди. Нет ни капли сомнений в том, что зло проклятых руин не сможет прорваться сквозь отлично слаженную оборону и распространиться на болота, если вы именно этого опасаетесь. Даже если среди развалин старых дворцов что-то и существует, то оно, судя по всему, никуда и выползать-то не хочет, а иначе мы бы не ограничивались несколькими разрозненными россказнями и вымыслом пары-тройки полоумных. Мы можем сколько угодно опасаться неизвестного, но Великий Император Глеб предлагает воевать и защищать наши рубежи исходя из того, что мы знаем, а не из того, чего мы боимся. И если…

– Мудрые слова, – сказал, хитро прищурившись, Старый Лорд,

– И если мы соберем достаточно сил, то нам удастся вернуть Междуболотск и Чистоозёрск, два важных города, которые… – продолжил было Всадник, но Лорд уже его не слушал. Седовласый воин в летах нахмурился, будто сильно задумавшись, а затем уже и вовсе перестал слышать Всадника. Властитель Севера целиком погрузился в воспоминания о давно минувших, совсем ныне забытых днях, когда мир был куда проще и понятней, а сам он – гораздо моложе, сильнее и энергичней.

– О, Великий Император, сможем ли мы это себе позволить? – вопрошал красивый, молодой не то рыцарь, не то знатный вельможа – так хорошо были начищены его доспехи, настолько чистым, новым и ярким выглядел его красный плащ, настолько он сам был красив и статен собою, что затмевал и мрачного, угрюмого Императора, и всю ту угрюмою, безрадостную и тухлую обстановку, что, казалось, навсегда поселилась в этом месте и уже никогда не исчезнет. Они вдвоём находились в достаточно просторном зале, который и так был выполнен в тёмных, тяжёлых тонах тёмно-коричневого, немного посеревшего от времени дерева, так ещё и Солнце сюда совершенно не заглядывало. Единственным источником освещения здесь была тусклая, поставленная прямо на середину стола свеча, чей печальный свет не доходил и до углов небольшой грязной столешницы, а также совсем редкие лучики извне, оказавшиеся тут словно по какому-то недоразумению. Хоть здесь и не было тесно, но чуть левее головы нависала доска, явно поддерживающая крышу, а подступающая со всех сторон тьма и вовсе создавала впечатление, что они не то в маленькой, давящей пещере, не то в не более просторном тёмном чулане. Император восседал на… нет, не на троне. Осунувшийся, грязный Император сидел на обычной потёртой скамейке, и руками ел какую-то еду. Опрятный знатный человек поступал точно так же.

– Ты не понимаешь, я уже заручился поддержкой Северян. А тебе рассказывал уже об этом, да? Я дал им Имперскую благосклонность. И золота, много золота. Они и сами понимают, что если мы не объединимся, не…

– Тогда зачем ты дал им золото? – бесцеремонно прервал его красивый человек, – если они и так бьются с нашим общим врагом, если они и так на нашей стороне, то зачем ты дал им наше золото?

– Молчи, молчи, замолкни! Не лезь не в свои дела. Это тактика. Это политика. Так вот. Поддержка Северян у нас есть. Рессевильская гвардия свернёт горы по одному только моему щелчку пальцев. Можешь в этом не сомневаться, ха. Рогэтус из бурых тоже давно всё подготовил, ха. Остался один ты, да. Что скажешь?