Текст книги "Человек и дракон"

Автор книги: Всеволод Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Всеволод Овчинников
ЧЕЛОВЕК И ДРАКОН

ЧЕЛОВЕК И ДРАКОН
Противоборство с водной стихией как стержень истории Китая

Повелитель вод

У него рога оленя, голова верблюда, уши быка, шея удава, брюхо моллюска, чешуя карпа, лапы тигра, когти ястреба…

Таков дракон – незримый вездесущий «повелитель вод».

Его голос слышен в раскатах грома. Его когтистые лапы отпечатываются на небе при вспышках молний. Его чешуя блестит под звездами на безбрежье речных разливов. Его спокойное дыхание – это неторопливый, благодатный дождь, дающий рост злакам.

Дракон…

Зимой он дремлет, погрузившись в пучину океана. Но приходит час, и он поднимается на небеса. В образе грозовых туч проносится он над истомленной ожиданием землей, оплодотворяя ее влагой.

Дракон…

Это весна, сила, заставляющая природу вновь и вновь повторять круг вечного обновления.

Это восток, откуда приходят дождевые облака и куда несут свои струи великие реки.

Это цвет «цин» – голубовато-зеленый оттенок океанской волны.

Дракон – это олицетворение водной стихии, ее животворной, но порой слепой беспощадной силы.

Таким рисует образ «повелителя вод» народное воображение.

Дракон… Это его чешуя серебрится на безбрежье речных разливов…

В русских сказках дракон – просто злобное чудище, для китайца же это мифическое существо олицетворяет собой прежде всего силу, а не зло. Не случайно при всех феодальных династиях изображение дракона было эмблемой императорской власти.

«Повелитель вод» обладает невероятной силой, только, на беду, не умеет разумно пользоваться ею. Из-за этого реки то пересыхают, то выходят из берегов.

Людям приходилось жить в постоянном страхе перед драконом. И они старались поклонениями, жертвами задобрить его, смягчить его крутой нрав.

Около рек высились сотни кумирен в честь грозного «повелителя вод».

В засуху там собирались на моление о дожде. Вырезанную из дерева или отлитую из бронзы фигуру Дракона-царя выносили наружу. Длинная процессия босых, обнаженных до пояса стариков с ивовыми прутьями в руках обходила с ней поля.

Дракон мог принести несчастье, но от него ждали и избавления.

Вода ведь бывает и бедствием, и благом.

После удачной жатвы на берегах рек по нескольку дней подряд устраивались благодарственные песнопения. В воду бросали корзины с зерном. Но благополучные годы выпадали нечасто.

Заглянем в летопись стихийных бедствий – ее из поколения в поколение вели китайские историки. За последние двадцать два века в ней значится 1029 наводнений и 1056 засух. Почти каждый год – или одно, или другое бедствие.

Чем объяснить, что эти исключающие друг друга явления – наводнения и засухи – находятся в столь странном соседстве?

Причина – муссонный климат. Он определяет водный режим большинства китайских рек.

Мы привыкли к тому, что наши русские реки полноводнее всего бывают весной. Тогда тают снега, и природа щедро напитывает влагой землю перед севом. В Китае осадки распределяются иначе: неравномерно и неблагоприятно для сельского хозяйства.

Зимний муссон, дующий с материка в сторону океана, несет с собой дыхание пустынь Центральной Азии. Следом приходит часто такая же сухая, без осадков весна: дракон продолжает дремать.

И только в разгар лета, когда подходит пора снимать первый урожай, ветер с океана пригоняет дождевые облака. Дракон пробуждается и словно спешит наверстать упущенное.

Неделями длятся обложные ливни. В бассейне Хуанхэ, например, за июль и август выпадает иногда почти столько же дождей, сколько их приходится на целый год. Там, где недавно ветер поднимал желтую пыль на отмелях, а рыбаки легко переходили реку вброд, вздувается илистый поток, способный ворочать камни.

Многое пришлось вытерпеть людям из-за крутого нрава «повелителя вод». Единоборством с ним окрашена вся многовековая история китайской нации. Об этом 5000-летнем поединке, о том, как люди наконец обрели силу, чтобы одолеть водную стихию, и рассказывает книга «Человек и дракон».

Как перекрывали Хуанхэ

Журналистская судьба сделала меня свидетелем перекрытия русла реки Хуанхэ, прозванной «горем Китая».

Когда Желтая река поворачивает на восток, чтобы вырваться на простор Северо-Китайской равнины, горы в последний раз резко сжимают ее русло. С гневом врывается Хуанхэ в эту теснину, но натыкается на новое препятствие. Два скалистых острова вспарывают ее острыми краями, разрезают на три клокочущих протока.

Тот, что ближе к правому берегу, самый бурный, зовется Воротами Чертей, средний – Воротами Духов, левобережный – Воротами Людей.

Это Саньмынься – Ущелье Трех Ворот.

Если глядеть с левобережной горы, Саньмынься кажется гигантской, с оскалом черных зубов пастью, в которой исчезает Хуанхэ. Такой, наверное, и рисовало народное воображение пасть дракона, способного разом поглотить реку.

Многие поколения земледельцев страдали от буйств «повелителя вод». Но смел ли кто-нибудь прежде думать о том, чтобы надеть на дракона узду, навсегда укротить его! Эта мысль приходит в голову, когда глядишь на Саньмынься.

Ущелье, с его крутыми стенами и торчащими из воды скалистыми островами, – цельная глыба твердой вулканической породы – прекрасное естественное основание для гидроузла. Здесь народ Китая и решил надеть на пасть дракона крепкую узду: перегородить Хуанхэ бетонной плотиной стометровой высоты.

Впервые увидеть Ущелье Трех Ворот мне довелось ровно полвека назад, осенью 1956 года. Я сошел на станции Хойсинь. В те дни она была всего лишь глухим полустанком – пассажирские поезда равнодушно пробегали мимо нее. О том, что поблизости затевается стройка, можно было догадаться лишь по дощатым контейнерам с оборудованием. Приземистый домик станции был заставлен ими со всех сторон.

Два года спустя я снова приехал в Саньмынься. Теперь уже не нужно было беспокоиться, останавливается ли поезд на полустанке Хойсинь: в кармане лежал билет Пекин – Саньмынься. Ущелье Трех Ворот дало имя новому городу и новой крупной железнодорожной станции.

Меньше часа езды по шоссе, вьющемуся по лёссовым каньонам, и знакомая панорама раскрылась передо мной.

Знакомая ли? Ведь в прошлый раз Ущелье Трех Ворот еще сохраняло девственный облик. Разве легкие пешеходные мостики, подвешенные над протоками, несколько буровых вышек да брезентовые палатки на берегу могли заслонить величие скал, взрезающих ток Хуанхэ?

Теперь эти темные, словно обуглившиеся под солнцем, суровые утесы, воспетые в народных песнях и легендах, будто переместились на второй план.

В глаза прежде всего бросается светло-серая бетонная стена. Эта продольная перемычка, вытянувшаяся более чем на четверть километра, разгородила ущелье надвое.

С правого берега видны были лишь две протоки из трех. На месте Ворот Людей за продольной перемычкой был прорублен широкий коридор. Теперь это действительно стали Ворота Людей – новое русло, которое проложили для Хуанхэ люди. И это стали воистину ворота: в нужное время их можно было наглухо захлопнуть.

Левобережье, где работа поначалу кипела жарче всего, опустело. Прожекторы на продольной перемычке повернулись в сторону правого берега. На очередь подошел решающий этап строительства: перекрытие русла реки – Ворот Духов и Ворот Чертей.

А Хуанхэ? Она словно разгадала замысел людей и решила напоследок выказать свой неуемный нрав. Такого паводка, как в 1958 году, китайцы не видели несколько десятилетий.

Ущелье Трех Ворот представляло собой в ту пору зрелище незабываемое. Уже за два километра, от самой деревни Шицзятань, слышен был рев воды. Работа экскаваторов, самосвалов казалась бесшумной в этом неумолчном грохоте.

Обезумевшая река опрокинула опору, смыла целый пролет моста у Чжэнчжоу, прервала сообщение по важной железнодорожной магистрали Пекин – Гуанчжоу.

Летний паводок держался долго. К тому же и осень, обычно сухая, солнечная в Северном Китае, на этот раз, как назло, зачастила дождями.

Приехав в Ущелье Трех Ворот в ноябре 1958 года, в канун перекрытия, я увидел огромную территорию стройки во власти липкой лёссовой грязи. Эту жижу разбрызгивали самосвалы, надсадно ревя на раскисших дорогах. По ней, с трудом переставляя ноги, двигались рабочие.

Нигде, пожалуй, в те дни не говорили так много о погоде, как на Саньмынься. Работники метеослужбы ходили с виноватым видом, стараясь не попадаться на глаза строителям. Каждое утро, выбегая из бараков, люди первый взгляд с надеждой бросали на небо. А оно все так же дымилось серыми клочьями туч.

Работа под дождем, назойливая липкая грязь – разве это само по себе беспокоило строителей? Они думали о том, что каждая дождевая капля умножала силы Хуанхэ.

В ноябре и декабре Хуанхэ обычно проносит через Саньмынься лишь несколько сот кубометров воды в секунду. Работы по перекрытию русла были рассчитаны «с запасом» – на 1000 кубометров. Но после дождей приборы отмечали небывалый для этого сезона расход воды: 2300–2200 кубометров в секунду.

Ждать дольше было нельзя: пятна первого снега на окрестных горах напоминали, что по реке вот-вот пойдет лед. Тогда перекрытие пришлось бы отложить на целый год.

Строители решились. Они вступили в поединок с рекой, оказавшейся вдвое многоводнее, а значит, и вдвое сильнее, чем можно было ожидать. Скалистый островок, разделяющий Ворота Чертей и Ворота Духов, стал исходным рубежом для штурма.

Самосвалы вереницей двигались по мосту через Ворота Чертей, спускались к нижней оконечности островка и сбрасывали камень в Ворота Духов. Постепенно наращивая банкет и двигаясь по нему вперед, строителям предстояло пройти 87 метров.

Язык каменной насыпи вытягивался все дальше и дальше поперек течения.

Ненастным вечером участники перекрытия собрались на митинг. Большой нетопленый зал клуба быстро согревался дыханием сотен людей. От мокрой одежды валил пар. Казалось, на скамьях не осталось больше ни единого свободного места, а по проходу, где легко было поскользнуться от нанесенной грязи, всё шли и шли делегации. Каждая из них несла обязательства своей бригады.

Клятва участников митинга – во что бы то ни стало перекрыть реку – звучала как приговор злобной Хуанхэ.

– У наших предков, – говорили строители, – была пословица: «Море высохнет, камни сгниют, прежде чем Хуанхэ станет чистой». Мы же клянемся здесь, что заставим Желтую реку изменить цвет, что наденем узду на дракона..

Река меняет цвет

Почему именно Хуанхэ отличается в Китае наиболее катастрофическими наводнениями? Ведь воды в ней течет в двадцать раз меньше, чем в Янцзы. Главная причина буйного нрава Желтой реки как раз и состоит в том, что она желтая. Будто гигантский землесосный снаряд, Хуанхэ ежегодно выносит в море около миллиарда кубометров грунта. Ей принадлежит первое место в мире по мутности воды.

Самая мутная из советских рек, Амударья, несет в кубометре воды в среднем около четырех килограммов взвешенных частиц, Хуанхэ же – тридцать четыре килограмма.

Почти весь этот грунт приносится дождевыми потоками с Лёссового плато, которое огибает река. Лёсс – плодородная, но рыхлая, легко размывающаяся почва.

Едешь по Лёссовому плато – и кажется, что эта плоская, как стол, равнина, с полями и деревеньками вокруг, расколота на куски землетрясением. Словно глубокие трещины, бороздят ее во всех направлениях обрывистые каньоны – следы ливневых потоков.

В низовьях, где течение Хуанхэ замедляется, лёсс оседает. Река загромождает наносами собственное русло, начинает метаться и бесчинствовать. Образуется цепь бедствий: ливни размывают почву, почва загрязняет русло реки, река разливается.

Вот уже двадцать веков на берегах Хуанхэ не прекращается строительство защитных дамб. С грандиозностью этих сооружений может сравниться лишь такое «чудо» древности, как Великая Китайская стена.

Однако, устилая свое дно наносами, река поднималась все выше и выше, заставляя людей вновь и вновь наращивать дамбы. Так Хуанхэ превратилась в своеобразное чудо природы. В низовье она течет на несколько метров выше окружающей равнины.

Поэтому, вырвавшись из оградительных дамб, Желтая река часто вовсе бросала свое ложе и устремлялась к морю новыми путями. За последние три тысячи лет Хуанхэ двадцать шесть раз резко меняла русло, Было время, когда она впадала в море на севере, в районе Тяньцзиня. Было также время, когда она впадала в Янцзы далеко на юге. И каждая такая перемена несла жителям Северо-Китайской равнины неисчислимые бедствия.

Как отгородиться от строптивой реки, как отвести ее воды в море? Над этим издавна и настойчиво работала мысль китайских ирригаторов.

Вспомним о «повелителе вод». Нет ли доли истины в том, что для китайского крестьянина дракон был единым – пусть даже мифическим – виновником двух противоположных бедствий: наводнений и засух?

Ведь, как мы видим, наводнения и засухи – стихии, тесно связанные друг с другом. Стало быть, бороться нужно не с какой-нибудь одной из этих бед, а с обеими сразу.

Под силу ли человеку такая задача?

В 1946 году гоминьдановское правительство пригласило американских советников. Заокеанские специалисты отмечали, что работы по задержанию влаги и почвы в бассейне Хуанхэ важны, но не верили, выполнимы ли они. «Потребуются сотни лет, – писали консультанты, – для того чтобы эти мероприятия были осуществлены по всему району и дали положительные результаты».

В 1950 году на Международной конференции по борьбе с наводнениями некоторые западные ученые утверждали, что проблема Хуанхэ неразрешима, что Северо-Китайской равнине суждено в конце концов превратиться в бесплодную пустыню…

Став хозяином страны, китайский народ решил навсегда положить конец разгулу водной стихии. Жизнь показала, что одними дамбами не спасти положение. Наоборот, сжатая земляными валами река заилялась еще быстрее. Чтобы Желтая река перестала быть «горем Китая», надо заставить ее изменить цвет, сделать ее воды прозрачными. Такова суть комплексного плана обуздания Хуанхэ.

Отстоявшись в искусственных озерах, вода в нижнем течении станет чистой. Русло реки прекратит блуждание, начнет постепенно углубляться. На ступенях гигантского каскада, который образуется на Хуанхэ, будут построены гидроэлектростанции. Осуществление комплексного плана началось со строительства самого крупного и самого важного из его сооружений – гидроузла Саньмынься.

Железный бык

Шофер Чжан Чжижун торопливо курил возле своего МАЗа. Исполинские самосвалы стояли наготове, чтобы в решающий момент ударить по дракону Желтой реки самым грозным оружием – бетонными пирамидами весом по пятнадцати тонн.

Словно противотанковые надолбы, они лежали рядами тут же, на острове. Последнее время Чжижун по целым суткам не появлялся в общежитии. Начальник автоколонны всякий раз повторял водителям старинную пословицу: «Войско учат тысячу дней, чтобы использовать его один час».

Накануне встретившийся по дороге почтальон передал Чжижуну самодельный продолговатый конверт со штемпелем родной деревни. В конце письма, после всех местных новостей, жена кратко сообщала, что родился сын, и спрашивала, как его назвать.

«Так и не успел послать ей ответ! – досадовал Чжижун. – А теперь, пожалуй, еще недели две не удастся засесть за письмо…»

Шофер залюбовался четкой работой товарищей. Машины разгружались по три одновременно. Каждую минуту над рекой опорожнялся полный кузов породы.

Бульдозер, будто дремавший в стороне, временами круто срывался с места, разравнивал край банкета. Машине помогала молодежная ударная бригада. Фигурки землекопов суетились в синей бензиновой мгле, будто ратники в пороховом дыму. Белые спасательные жилеты делали людей похожими на воинов в латах.

Ниже площадки перекрытия на реке трепетала джонка, зачаленная тросами. Два человека бамбуковыми шестами прощупывали дно, проверяли подводные откосы банкета. Это были местные лодочники, смотрители дамб. На своем веку им не раз доводилось «закрывать рот дракону» – заделывать прорывы в земляных валах, ограждающих низовья Хуанхэ. По шуму скрывшейся в воде каменной глыбы, по изгибам мутножелтых струй, похожих на драконов, сцепившихся в смертельной схватке, речники умели вовремя распознать замыслы Хуанхэ, ее попытки подмыть, обрушить мешающую течению насыпь.

Шофер Чжижун старался разглядеть лица людей на лодке. Среди старых мастеров – смотрителей дамб, приглашенных на перекрытие русла, – было несколько его земляков, уроженцев провинции Хэнань.

Накануне они долго сидели вместе на перемычке. Старики рассказывали, как трудно было совладать нынче с рекой. По силе и продолжительности паводок превзошел даже разлив 1933 года. Тогда Хуанхэ прорвала ограждающие ее валы в пятидесяти местах.

Наводнение 1933 года! Чжижун тогда был мальчишкой, ему исполнилось девять лет. Но разве может изгладиться из памяти пережитое в те дни! Частые удары гонгов в ночной тьме, грозный нарастающий шум приближающейся воды… Как страшно было бежать навстречу этому шуму! Но где еще, кроме дамб, было искать спасения на плоской, как стол, равнине?

Прорыв защитной насыпи произошел неподалеку от родного села Чжижуна. Необозримая гладь затопленных земель простиралась до самого горизонта. А когда вода спала и спасавшиеся на деревьях люди пробовали спуститься вниз, глубокая грязь, едва подсохшая сверху тонкой коркой, как трясина засасывала их.

На сей раз реке не позволили повторить трагедию 1933 года. Больше миллиона жителей Хэнани и Шаньдуна под проливным дождем дни и ночи выматывали силы на дамбах, пока не отстояли их. Но какой ценой! Потрачено не счесть сколько труда, пережито много тревожных дней, особенно там, где жителей пришлось заранее вывозить в безопасные места.

Все это Чжижун хорошо знал по письмам из дому.

Вспомнилось шоферу родное село. Всего за несколько месяцев до отъезда в Саньмынься он вернулся из Кореи – воевал там добровольцем. Не успел Чжижун как следует вжиться в привычный крестьянский быт, как пришла повестка из уездного партийного комитета. В уезде Чжижуну рассказали о стройке в Саньмынься. Объяснили, что там нужны шоферы.

Чжижун согласился поехать. Но жена принялась сокрушаться:

– Четыре года пробыл на войне, не знала, увижу ли живым, и вот снова остаюсь одна!..

Из всего, что Чжижун рассказал о гидроузле, жена поняла одно: больше не надо будет бояться прорывов. Но этого было достаточно, чтобы потом она даже в письмах к мужу никогда не сетовала на одиночество.

Летом 1958 года люди на дамбах с ненавистью и страстью сдерживали неистощимый напор паводковых вод. Думали, неужели скоро навсегда исчезнет опасность наводнений? Сколько взоров, исполненных надежды, было устремлено к стройке в Ущелье Трех Ворот!

Глазами восьмидесяти миллионов своих земляков, жителей низовья, смотрел на реку и шофер Чжан Чжижун. С наслаждением чувствовал он, как содрогается огромная машина, когда очередная пирамида с грохотом скатывалась в ревущую воду.

Дни перекрытия русла слились в один. Представление о времени исчезло. Ночная тьма не могла пробиться к ущелью сквозь лучи бесчисленных прожекторов. Вереница машин ни на минуту не прекращала движения. По очереди отдыхали только люди.

Придя на остров задолго до начала своей вахты, Чжан с тревогой следил за вешкой, воткнутой в край банкета.

Вешку эту ставили, чтобы определить количество пройденных за смену метров. Сейчас все так же подъезжали самосвалы, взметали фонтаны брызг падающие в воду камни – огромная, четко слаженная машина работала на полную мощь. А банкет вот уже два, четыре, шесть часов ни на шаг не продвигался вперед.

Глубины на этом участке Ворот Духов достигали двадцати метров. Если усиленная дождями река сносит всю сбрасываемую в нее породу, она может подмыть и готовую часть банкета. Пустить в ход побольше пирамид? Но ведь пройдено лишь 32 метра! Хватит ли тогда пирамид для завершающего удара?..

– Выдохлась Хуанхэ. Еще немного – и сдастся, – спокойно сказал один из народных мастеров, стоявших рядом с Чжаном.

Это казалось невероятным. Хуанхэ больше чем когда-либо внушала трепет своей грозной силой. Но как бы в подтверждение только что сказанных слов с гидрологического пункта сообщили: на пятнадцать метров вперед за краем банкета глубина не превышает трех метров.

У всех отлегло от сердца. Значит, склон насыпи опускается под водой очень полого и можно не опасаться обвала. Значит, оставшаяся часть протоки почти вся уже завалена камнем. Значит, буйство реки – это бешенство бессилия!

Подошел МАЗ – огромный, кургузый со своей рельсовой платформой, установленной вместо кузова. С колотящимся сердцем Чжан занял место сменщика.

Машина рванулась вперед, и все постороннее перестало существовать для шофера. Он видел только регулировщиков. Главное теперь было следить за взмахами их флажков и молниеносно повиноваться им. Иначе банкет превратился бы в беспорядочную сутолоку машин.

Оставалось перекрыть проран шириной метров в шесть. Хуанхэ отбивалась, точно смертельно раненный зверь. Воды ее, не успевая протиснуться сквозь узкую щель, низвергались вниз, будто с высокой ступени. Перепад превысил четыре метра, скорость течения – семь метров в секунду. Вода ворочала камни весом до трех-пяти тонн.

Выглянув из кабины, Чжижун успел заметить, что и одна из его пирамид скользнула куда-то вниз, мимо банкета. Но большинство вставали твердо. Следом летели ивовые фашины, «виноградные кисти» – гирлянды каменных глыб, связанных тросами.

Оставалось меньше двух метров, да и там из кипящей воды уже выглядывали верхушки сброшенных пирамид. Повинуясь флажку регулировщика, Чжижун подал машину к краю банкета. Возглас восторга разом вырвался у сотен людей.

Последняя пирамида упала на редкость удачно – вершиной вниз. Она словно клином замкнула проран, соединив банкет со скалой противоположного острова. Оттуда на перемычку уже прыгали люди, обнимали шоферов, регулировщиков.

На горах весело затрещали праздничные хлопушки. Толпы рабочих всю ночь простояли на берегу, дожидаясь конца поединка.

Подошли земляки Чжижуна, смотрители дамб. Осторожно, с уважением ощупывали МАЗ.

– С такой машиной где угодно закроешь рот дракону! – сказал один.

– Вот таких-то железных быков держать бы нам прежде возле реки, – пошутил другой, указывая на капот машины.

Все засмеялись.

Да, для этих ветеранов борьбы с Хуанхэ эмблема минских самосвалов имела свой, особый смысл. Неведомый зубр далекой Беларуси связывался в их сознании с теми железными быками, которые в Китае издавна ставились на защитных дамбах.

Бык с грозно выгнутой шеей, изображенный на исполинской машине, шел теперь на смену древним жертвенным фигурам. Шел не молить мифического «повелителя вод» о милости, а навсегда заткнуть ему пасть.

Чжижун взглянул на часы. Они показывали 6:45. Небо над ущельем едва начало зеленеть. Несколько звезд сверкали на нем, как капли холодной росы. Прожекторы расплывчатыми пятнами светились в тумане. Занималось утро 25 ноября 1958 года.

От волнения голова шла кругом. Шофер не заметил, как очутился в своем общежитии. Скинул ватник. Присел за стол. Впервые не нужно было никуда торопиться.

Он выдвинул ящик стола и увидел письмо. Имя ребенку! Что же написать домой? А если…

Да, так и назовем: «Фулун» – «Укротитель дракона». Пусть всегда помнит сын, что произошло в ту осень, когда он появился на свет.