Текст книги "Студент 3 (СИ)"

Автор книги: Всеволод Советский

Соавторы: Рафаэль Дамиров,Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ах, мой мавр Отелло! Я теперь буду бояться спать в ваших объятиях!..

– Не бойся, – отшутился я, – не буду называть тебя Дездемоной…

– А как?

– А разве может быть что-то прекраснее имени Елена?..

Ну, этим сразил наповал. Лена только руками развела:

– Василий Сергеевич! Умеешь ты…

– Умею. Что есть, то есть. Слушай-ка, а вот что: получается, этот Жирков-старший работал когда-то с твоим отцом и с Беззубцевым?

Она оторопела, словно с разбегу налетела на незримое препятствие:

– Ну… вообще-то да. Да! Все трое работали в одной лаборатории. В НИИ. Совместные проекты делали.

Я вновь испытал жгучий азарт гончей. Поймал. Ну поймал же! Еще одна нить, можно не сомневаться.

– Та-ак… – проговорил я. – Значит, Беззубцев и Жирков-младший вполне могут быть знакомы…

Лена озорно принагнула голову, прищурилась:

– Васи-илий… – мелодично пропела она. – Успокойся…

– Я такой, что спокойней не бывает.

– А я боюсь, как бы ты не чокнулся на почве пинкертоновщины. Ты что, и Костю в соучастники хочешь записать⁈ Он у тебя тоже ушел в ночь, скрипнув дверью?..

– И шурша манжетами… – я подмигнул. – Ладно, хватит о них. Давай лучше о нас с тобой.

– А что о нас с тобой?

– Ну не говорить же…

Ночь была прекрасна. Спать, вновь чувствовать бескрайний светлый мир, а пробуждаясь, сознавать, что ты обнимаешь с любовью прильнувшую к тебе очаровательную юную женщину… Да, это называется – счастье привалило! Завидуй, мужская половина человечества!..

Утром мы действовали дружно, слаженно и весело, прямо как настоящие супруги. Стараясь, правда, не говорить о том, что осталась у нас впереди всего одни такие сутки счастья: завтра днем приезжают Ленины «предки». Где-то в районе обеда или чуть позже.

Мы позавтракали, болтая о пустяках. Лена храбрилась и фуфырилась, но в глубине души немножко трусила, я это разгадал без большого труда.

– Ты в общагу свою пойдешь?.. – спросила она как бы невзначай.

– Конечно, – ответил я. – Кое-что надо забрать, к занятиям подготовиться… Леночка! Самое главное: загляни в отдел кадров, постарайся узнать, что по диагнозу Ларисы. Акт экспертизы, думаю, должен быть готов. Ты же можешь любую информацию раздобыть, я знаю!

Вновь грубая лесть, от которой Леночка размякла. А я про себя подумал, что с этими нашими романтическими воспарениями учебу-то я еще не подзапустил, но день-другой, и отрыв может обозначиться. Браться за нее надо основательно. Но говорить о том, конечно, не стал, а сожительнице подмигнул:

– Ты, никак, боишься, чтобы нас вместе не увидели?

Она заегозила:

– Ну, бояться не боюсь…

– Но нежелательно.

– Даже не знаю, как сказать…

– Ладно, – я махнул рукой, – не переживай. На самом деле пересуды ни к чему, учебный год еще толком не начался… – и увидел с каким облегчением она восприняла мои слова.

Действительно – позавчера еще была девицей, новый статус прирастает душевно-сложно. Я отнесся с пониманием. Вышли мы вместе, и по рассветному бульвару прошлись рука об руку, а потом взяли, как говорят моряки, разные румбы.

Ребята мои ночные отлучки воспринимали с юмором, но поощрительно, поострили примерно так же как вчера, я отшутился… и день начался.

Доцент Половиков, ведущий у нас «Техническую графику», объяснял, конечно, разумно, толково, но очень уж нудно, прямо в сон вгонял. Кое-как, мысленно матерясь, слушал я его тоскливые повествования… А в большую перемену, пожертвовав обедом, рванул в комскомитет.

Хафиз, на мою удачу, был один, листал какие-то бумаги. Мне обрадовался:

– Ага, автор передовых статей! Входи, входи. С чем пожаловал?

– С сенсацией, – ответил я в тон.

– Ух ты, ах ты!.. – развеселился он. – Ты смотри, не преврати нашего «Политехника» в бульварную прессу!

– Это не для печати, – сказал я вроде бы в шутку, но он уловил в моих словах серьезный тон, отложил бумаги:

– Вот даже как.

– Да. Мне нужно десять минут, чтобы все изложить.

Он посмотрел на меня уже без всяких прибауток. Малая пауза…

– Слушаю тебя внимательно.

Глава 9

Я сделал глубокомысленное лицо и сказал так:

– Ты ведь слыхал о смерти сотрудницы отдела кадров?..

– Лариса? Конечно. Я и знал ее, правда, шапочно. Яркая личность, много пикантных слухов ходило про нее…

– И самый пикантный… – подхватил я…

– Про ее отношения с Беззубцевым, – усмехнулся Хафиз.

Я заметил, как в его глазах зажегся интерес – пока неопределенный, но совершенно явный. Отточенный нюх комсомольского секретаря почуял, что Василий Родионов прибыл с чем-то остросюжетным.

– Вот, – произнес я тоном бывалого контрразведчика. – А Беззубцев уже который день на больничном. У нас лекции по химии пока отменяются.

– Он у вас общую химию ведет? – Хафиз слегка вскинул брови.

– Да. А что?

– С профессиональной точки зрения – повезло, – произнес он со сложной интонацией.

– Согласен. Но речь не о том. Возвращаюсь к теме. Итак, дано: жили-были двое любовников. И вдруг женщина умирает, а мужчина отлеживается дома, прикрывшись больничным листом. Есть над чем задуматься?..

– Бесспорно, – не менее многозначительно произнес Музафин. – Только ничего, кроме задумчивости это нам не даст.

– Тоже верно, – согласился я. – Но это не все. Вот еще ряд событий…

Конечно, я готовил данную речь, даже легкий конспект ее набросал на бумажке – для системности. И сейчас заговорил четко, планомерно. Начал с того, что разговор доверительный, неофициальный – Хафиз на это коротко кивнул, признавая, что дальше него не пойдет. И я сдержанно поведал про Витьку-фарцовщика, без подробностей сказал, что он попал в денежную зависимость от оптовика Жиркова по кличке Кайзер…

– Кстати, фамилия Жирков ничего не говорит?..

Хафиз честно напрягся, вспоминая… Признал:

– Нет, ничего.

– Ладно. А вот отсюда самое интересное.

И я поведал о том, в качестве отработки Кайзер предложил Витьке втихую приторговывать якобы афродизиаком (само слово, конечно, не употребил), но похоже, это особый, уникальный вид наркотика, работающего в сумме с эротическим возбуждением. Нетрудно понять, сколько найдется охотников на него! Принимаешь препарат, занимаешься сексом… и хапаешь такой приход, по сравнению с которым обычный оргазм кажется жалким подскоком по сравнению с взлетом истребителя. Опять же якобы! – якобы препарат этот импортный, но у меня складывается гипотеза…

– … а папаша этого барыги не кто иной как химик. Наш коллега. Более того! Я установил, что когда-то он работал вместе с Беззубцевым…

Тут последовал краткий рассказ о ловком карьеристе Жиркове-старшем – хотя, конечно, дело-то не в нем, а в более чем возможном знакомстве Жиркова-младшего с Беззубцевым. Откуда выстраивается вполне разумная линия. Вот она.

Талантливый ученый и совершенно аморальная личность, профессор Илья Аркадьевич Беззубцев синтезирует реально сильнейший психотроп, резко обостряющий сексуальную активность. Считая, что это изобретение тянет где-то на Нобеля, и уж во всяком случае, на немыслимые деньги и славу, профессор держит его в секрете и приступает к тайным испытаниям на окружающих. А заодно и бабла срубить чутка – почему бы и нет, если рубится?.. Он привлекает темного жулика Жиркова, которому легко найти богатых лохов, сплетя сказку о драгоценном импортном «эликсире любви». А параллельно с этим пробует испытать средство на своей любовнице.

И вот тут что-то пошло не так. Передоз, либо аллергия. Короче говоря, для Ларисы этот препарат оказался роковым. Беззубцев, конечно, в психологическом шоке, а помимо того, человек умный, он сознает, что его связь с погибшей – не секрет. Стало быть, взгляды, сплетни потянутся к нему… Правда, серьезных обвинений из этого не слепишь, но и пересуды ни к чему. И лучше пока отлежаться, поразмышлять, выстроить линию поведения…

– Не исключаю, что и посоветоваться с какими-нибудь знакомыми юристами! – вклеил я неожиданно озарившую меня мудрую мысль. Хафиз поощрительно кивнул, но я видел – слушая, он стремительно соображает нечто свое. А я продолжил.

Итак, Беззубцев уходит в тень, а Жирков приступает к реализации, подставляя под возможный удар наивного лопуха Витьку Ушакова. Чтобы в случае чего отмазаться – я не я, и лошадь не моя… Сегодня он должен передать студенту расфасованные дозы этой «мечты озабоченных», и вот отсюда мысль…

Тут я прервался, многозначительно взглянул на секретаря.

– Продолжай, – спокойно кивнул тот.

– Ты можешь взять сколько-то вещества на анализ? В свою лабораторию. И вынести вердикт профессионала.

Хафиз помолчал. И после паузы спокойно сказал:

– Конечно. Во всяком случае приносите. Когда сможете?

– Да сегодня он должен получить! После занятий. Когда к тебе зайти?

Он глянул на наручные часы:

– В пять часов удобно?

– Давай в семнадцать тридцать на всякий случай? Для гарантии.

– Добро, жду.

И распрощались.

Пообедать я не успевал. С легким чувством голода понесся навстречу «Истории КПСС». Все-таки замечательно читает Бутусов! Песни, а не лекции!..

У самого входа в аудиторию я чуть не столкнулся с Любой.

– О, Василий!.. – улыбнулась она как-то странно – умудренно и слегка печально, что ли. Так, наверное, могла улыбнуться гетера Аспасия, наставница Сократа. – Слушай, загляни ко мне после занятий. Есть одна тема.

– Хорошо, – я кивнул, и тут, как на грех, из лекционного зала вышла Лена – дернуло сунуться именно в этот момент. Закон подлости никто не отменял.

Как писали второстепенные беллетристы в девятнадцатом веке – «ее прекрасные очи грозно сверкнули»… И не придерешься! Полная правда: сверкнули прекрасные очи, прямо-таки хлестнули взором по Любе, благо та не видела, стоя спиной к этим самым очам.

– Только на минутку, – сказал я так, чтобы Лена слышала. – У меня дел много.

– Ты смотри, какой деловой, – усмехнулась Люба. – Да нет, минутный разговор.

– Есть, – сказал я и поспешил в зал, предчувствуя вечерние разборки с Леной.

Мы с ней особо не договаривались, скорее по умолчанию вели себя так, как будто между нами ничего нет. Я, собственно, к этому относился спокойно: знали бы о нашей связи, не знали, судачили, нет… все это ниже плинтуса. Но Лена почему-то страшно смущалась, комплексовала, это я понял и без слов. А может она просто упивалась такой игрой в тайную любовь, не знаю. В любом случае я ее не донимал, сознавая сложность процессов в девичьей душе. Но догадался, что вечером мне будут вилы – допросы с пристрастием о том, почему «наглая особа» смеет лезть с некими загадочными темами в наш мир для двоих… Ну да ладно! Переживем.

В аудитории я взглядом отыскал Витьку, а точнее, он мне сам рукой помахал. И я устремился к нему. Вид постарался сделать приподнято-озабоченный: как бы весь я в непростых, но успешных трудах. Помогло. Витек явно воспрянул:

– Ну что? Есть контакт?

– Есть, – я присел рядом.

– Ну?

– Антилопа гну! Не для посторонних ушей, – произнес я вполголоса. – Ты когда… к этому? В четыре вроде бы?

– Ну да.

– Занукал! Не нукай, не запряг.

Витек проглотил это смиренно. Я продолжил:

– Смотри: ты к нему в четыре. Как вы там будете тереть терки, я не знаю, но ты старайся процесс контролировать. Не затягивай.

Он чуть было не «нукнул» еще раз, но спохватился:

– Нн… Да, разумеется!

– Отлично.

Тут в аудиторию ворвался слегка запыхавшийся Бутусов:

– Здравствуйте! Извините за опоздание, сейчас начнем!..

Я пригнулся к Витьке и шепотом сказал: в семнадцать двадцать я буду ждать его в вестибюле главного корпуса. Дальнейшие инструкции – там.

Он вытаращил глаза:

– Почему там?

– Вить! Ты просил, чтобы я тебе помог?

Он вновь сделал усилие, чтобы не сказать «ну»:

– М-м… Естественно.

– Вот я и помогаю. Я вообще-то твои проблемы на себя погрузил! Поэтому твоя задача: лишних вопросов не задавать, а делать, что я скажу. Логично?

Витек вынужден был признать, что да. Логично.

– Тогда все. Встречаемся там в пять двадцать. А сейчас – учеба прежде всего!

И я стал с удовольствием слушать лектора, пустившегося в увлекательное повествование о фракционной борьбе в рамках РСДРП: большевики, меньшевики, «межрайонцы»… Не знаю, какой толк от таких знаний инженеру-химику, но мне все это было страшно любопытно.

В целом занятия прошли продуктивно, грех жаловаться. Когда все кончилось, я обратил внимания, что Лена с группой девчонок пошли куда-то, оживленно лопоча нечто свое, смеясь, причем к этой группе примкнула та самая безжизненная вялая красотка, которая при всей своей красоте не смогла вызвать у меня нормального мужского отклика. И эта квелая личность зачем-то поплелась с веселой стайкой… кстати, так до сих пор не знаю имени! Кажется, она из второй группы… Да шут с ней! Я отмахнулся от ненужных мыслей.

Витек старался бодриться, но все же заметно нервничал. Пришлось дружески хлопнуть его по плечу:

– Не ссы в трусы, Виктор! Все будет хорошо. Что твое имя значит?

Он слегка приобиделся на рифмованную речь:

– Чего это – ссы, не ссы?.. Это не про меня!

– И я так же думаю! Поэтому скажу: не бзди, Виктор!

Витек совсем хотел обидеться, но смешная сторона пересилила.

– Ладно, Базилевс! Сам смотри… не лопни!

Поржали, и я подумал, что сумел приятеля подхлестнуть. Это солидный плюс. Психологический.

Обед я пропустил, жрать хотелось зверски. Понесся в столовую, рассчитывая уже не на талон, а на свои наличные – ну, пришлось раскошелиться. Вообще время полетело быстро, вот уж можно было и выдвигаться на исходную, при этом памятуя о том, что обещал заскочить к Любе в 312-ю… Так и сделал, зашел, увидев контингент в полном составе: Люба, Таня, Ксюша плюс полузнакомая девчонка то ли из первой, то ли из второй группы – на лекциях я ее видал, но имени не знал. Да и не интересовался.

Войдя, удивился: все четверо штудировали задачник по математике, коллективным разумом грызя примеры, предложенные Межендрой Кондратьевной. По физиям малолеток видно было, что им не сильно охота этим заниматься, но «старший товарищ» неумолима, и приходится подчиняться.

– Приветствую, почтенные девицы! – слегка удивился я. – Науки не только юношей питают?

Маленькая пауза.

– Как видишь… – с затяжкой откликнулась Люба. – А тебя что… привело в нашу обитель?

С чего-то вдруг она вздумала выражаться тоже мудрено.

– Ну, здрасьте-мордасьте, – грубовато сказал я. – А кто меня приглашал?

– Ах, да!..

И тут в лазурных глазах мелькнуло некое смятение, что ли. Я вмиг понял, что вперся не очень кстати.

– Так, может, я потом зайду? Сейчас спешу, извини.

– Да, – с облегчением сказала Люба. – Конечно. Мы тут готовимся… Вечерком зайди. Так где-то после ужина…

– После ужина может и не получиться, – сказал я. – Тогда уж завтра?

– Ладно, ладно! – закивала Люба с еще большим облегчением.

– Есть! – я захлопнул за собой дверь и пошел, слегка недоумевая. Надо же какой вдруг потяг к знаниям…

Времени хватало, я шагал не торопясь, и мысли мои крутились вокруг двух пунктов. С каждым шагом как-то само собой крепло убеждение, что у Любы ко мне возник взрослый разговор, которого она страшится-не страшится… во всяком случае начать его трудновато. Она и понимает, что надо поговорить, и всякой оттяжке рада. Что за этим кроется?..

Тут я чуть было не втянулся в тягостную угадайку, но вовремя спохватился.

И параллельно с этим думал о Беззубцеве.

Не то, чтобы о нем вообще, о его жизни и судьбе – нет, на хрен он для того сдался. Я почему-то подумал, что между его мазохистским извращением и изобретением секс-динамита, безусловно, есть связь. Толковые, хорошо обученные, научно отточенные мозги, отягощенные девиацией, привели именно к такому результату. Это несомненно!

И несомненно другое. Препарат Беззубцева может взорвать мир. Как говорится, к бабке не ходи. Слаб род человеческий, падок на искушения. Стоит один раз попробовать такую штуку, от которой при соитии тебя прет в небеса на сумасшедшей тяге… И все, пропал человек! Отныне он, как лабораторная крыса, только и будет делать, что раздражать свой «центр удовольствия». Пока не крякнет от сердечного припадка. Вот как Лариса Юрьевна.

Естественно – оговорился я – нам еще неизвестно, что конкретно случилось с Ларисой, но…

С этим «но» я и вошел в вестибюль главного корпуса. Было семнадцать пятнадцать. Витьки пока не было.

Народ негусто сновал туда-сюда, я потихоньку присматривался. Ровно ничего интересного, ничего подозрительного. Вот и пять двадцать. Так… Ладно, еще чуть подождем. Пять двадцать две…

В корпус ворвался запыхавшийся Витька. Молодец!

– Здорово!.. – тяжело дыша, подлетел он ко мне. – Ну, думал, опаздываю!..

– Нормально, – улыбнулся я. – В рамках.

– Ага… Ну что теперь?

– Теперь подождем. Отдышись.

Минуты две-три мы ждали. Я, конечно, четко отслеживал события, и тут до Витьки дошло:

– Слушай… а ты что смотришь, нет ли хвоста за мной⁈

– Точно так.

– Да ну… Неужели думаешь?..

– Да вряд ли, конечно. Однако, предосторожность не помешает. Ты все получил от своего сеньора?

– Сеньор! Я ему не вассал… А так да, все он мне дал. Пять порций. И адреса, – он хлопнул рукой по боковому карману пиджака.

– Имена?

– Да вроде тоже есть. Хрен знает, не глянул еще толком.

– Ладно. Ну все, пошли.

– Куда?

– Увидишь.

Когда подошли к двери комскомитета, Витек малость завибрировал:

– Это чего, комитет?.. Базилевс, а чего сюда-то⁈ Я…

– Узнаешь.

И я втолкнул его в комнату.

Хафиз с каким-то незнакомым парнем мараковали над бумагами, листали их, лица были не то, чтобы хмурыми, но озабоченными. Ну, бюрократы, понятное дело.

Секретарь бросил на нас беглый взгляд.

– А, привет, ребята. Подождите чуток, присядьте вон там, – указал карандашом.

Мы присели. Комсомольские чиновники вполголоса поговорили о чем-то, затем Хафиз произнес:

– Ладно. Тут, я вижу, без комиссии не разберешься… Организуем. Все, старина, иди отдыхать, меня вон ребята ждут.

И проводив подчиненного, запер дверь на ключ.

– Так, товарищи комсомольцы! Прошу к столу. Комсомолец ведь, Ушаков?

– Ну…

– А ты без «ну».

– Конечно… да…

– М-да… – осуждающе протянул Хафиз. – И как же ты, комсомолец, докатился до такого? А? До фарцовки! По факту это что? Спекуляция. Уголовно наказуемое деяние. Статья 154. И ты не маленький, чтобы этого не понимать! Как так⁈

Он грозно изогнул левую бровь.

Витек уныло ссутулился.

– Плохо, мой юный друг! Очень плохо. Нет, главное, ты понял, как они тебя втянули в это болото? Сперва тряпками барахолить, потом еще что… Чем еще торговал?

– Э-э… сигареты там, жвачка… мелочь всякая…

– Мелочь… Вот тебе и мелочь! Нет, ты понял, что они тебя сперва заманили, а потом башку твою дурную под топор сунули⁈

Владел секретарь мастерством психологического этюда, нечего сказать. Последние слова он прямо-таки рявкнул.

Но и Витек был парень в чем-то неглупый. Он смекнул, что ругают его для острастки, а худого ничего не сделают. И еще больше смекнул: что надо сделать виновато-преданный вид:

– Да понял я уже… С запозданием, конечно, это верно. Но лучше поздно, чем никогда…

Хафиз обратился ко мне:

– Вот, Василий, видал умного? Понял он! Когда в дерьме по пояс очутился – тогда, конечно, понял. Ладно, не по уши… Родионову скажи спасибо! А если бы он с тобой рядом не оказался? Что тогда было бы?

– Ничего хорошего, – вздохнул Витька.

– Да и сейчас хорошего немного, – отрезал Музафин.

Пауза.

– Ну и что делать будем? – вкрадчиво спросил секретарь.

Витька стрельнул в меня взглядом. Я показал глазами нечто – он и это сообразил:

– Исправлять ошибки.

Хозяин кабинета усмехнулся:

– Так… А вот это уже слова не мальчика, но мужа. Ладно, Ушаков! Еще раз говорю: скажи спасибо Родионову! Без него…

Тут он бросил беглый взгляд на часы.

– … без него пропал бы, как швед под Полтавой. Н-да… Ну да ладно! Присказку закончили, переходим к сказке.

Только он так сказал, как в дверь стукнули. Условно: два стука, пауза, и еще два.

– Ага! – воскликнул Хафиз, проворно вскакивая. – Вот она, сказка!

И ринулся открывать.

Глава 10

Витька просительно взглянул на меня. «Кто там еще?..» – без слов говорил его взгляд.

Я ободряюще подмигнул тоже без слов: не робей! Тут плохого не сделают.

Хафиз распахнул дверь:

– Входите!

И в кабинет шагнул редактор Столбов.

Не сказать, что я этому удивился. Не предвидел, нет. Но не удивился.

Хозяин, вновь повернув замок, с умелым бюрократическим тактом провел гостя к нам.

– Вот, Андрей Степанович, два друга-первокурсника… Родионова вы знаете, а вот это Виктор Ушаков, знакомьтесь!

Столбов сурово взглянул на Витьку.

– Который спекуляцией промышляет?..

Витька неуютно заерзал на стуле.

– Он осознал, Андрей Степаныч, – вежливо, но безапелляционно произнес секретарь. – У нас с ним разговор состоялся.

Но Андрей Степанович в этом смысле был кремень. Слово «спекуляция» для него было примерно как «смертный грех» для монаха. Если и не совсем так, то недалеко от этого. На Витьку он все-таки смотрел как на нераскаянного грешника.

Видимо, понял это и Хафиз, решивший поскорее уйти от моральных вопросов к техническим.

– Так, – сказал он, выдвинув один из многочисленных ящиков рабочего стола, – как я понял, препарат у тебя с собой?

Витек кивнул.

– Доставай.

Сам он успел вынуть чистейший лист плотной ватманской бумаги формата А4 (тогда это называли «формат 11») и пару почти медицинских инструментов: блестящие хромированные пинцет с тонкими губками и шпатель – лопаточку вроде ланцета, но не острую.

Витек чуть суетливее, чем надо, достал из кармана плоскую картонную коробочку из-под лекарства, а из нее вытряхнул на стол пять умело сложенных пакетика из вощеной бумаги – так в аптеках тогда продавались порошкообразные лекарства.

– Отлично! – воскликнул Хафиз.

В его четких, уверенных действия появился азарт. Видно было, что вот человек занимается любимым делом. Он взял один из сверточков, очень аккуратно распаковал с одной стороны, лопаткой выскреб на ватман несколько желтоватых крупинок-кристалликов, в самом деле похожих на соль или сахар, только цвет другой. Красивый, кстати говоря. Словно это полудрагоценные камушки, только совсем уж совсем крохотные.

– Так… – пробормотал химик-секретарь.

И резко сунул руку в приоткрытый ящик. На свет явилась лупа в медной оправе на фигурной рукоятке – прямо из арсенала Шерлока Холмса. Хафиз взялся тщательно разглядывать крупинки, так и сяк поворачивая их и лопаточкой и пинцетом.

– Интересно… очень интересно… – бодро приговаривал он при этом.

– Что интересного? – не выдержал Столбов.

Секретарь отложил лупу.

– Есть кое-что, – заявил он авторитетно. – Опуская специальную терминологию…

Опуская это, Хафиз сказал, что почти уверен: вещество могло быть создано у нас, в лабораториях Политеха.

– Конечно, необходимо подтверждение… Ну, за этим дело не станет!

Он взял один пакетик, покачал его на ладони.

– Граммов пять-семь… – определил он многоопытно. – Эх, жаль, весов нет! Ну да ладно.

И аспирант с необычайной ловкостью вскрыл все мини-конвертики, из каждого отсыпал сколько-то крупинок и так же ловко запаковал обратно. Совершенно незаметно!

– Между прочим, товарищ контрразведчик, – с легкой фамильярностью отметил он, обращаясь к Столбову, – обращаю внимание: бумага абсолютно аптечная. Свертки сделаны опытной рукой фармацевта. Что говорит о связях изготовителя с медицинским миром!

– Ладно, Штирлиц… – насупясь, пробормотал редактор, – ты же вон тоже запечатал, как в аптеке. Не отличишь! И бумажки такие тоже, поди, в ваших лабораториях водятся.

Соображает старикан, ничего не скажешь!..

– Теоретически да, – согласился Музафин. – Но рука хорошего провизора здесь видна.

Тут осенило и меня:

– Кстати! Не удивлюсь, если бюллетень у Беззубцева окажется оформлен задним числом. Смерть Семеновой произошла в выходные?.. Ну вот. А у него больничный окажется открыт в пятницу. Очень может быть. Алиби!

Музафин со Столбовым переглянулись. Хафиз торжественно приподнял шпатель – почти как скипетр:

– Родионов – это голова!.. – провозгласил он с намеком, который Андрей Степанович вряд ли понял. А может, и понял. Во всяком случае, кивнул он одобрительно:

– Проверим.

Как только он сказал это, меня озарило вторично.

Наверное, любая спецслужба имеет россыпь негласных агентов, формально не имеющих к ней, к службе, никакого отношения. Все контакты с ними строго засекречены, в идеале никто из окружающих не должен знать об этой стороне их жизни… Это основа основ оперативной работы. Так действуют и полиция, и милиция, а уж политическим службам, как говорится, сам Бог велел. Им надо знать реальные, неприкрашенные настроения масс. Кухонные и гаражные посиделки за бутылкой, разговоры в очередях, в транспорте, в трудовых и учебных коллективах… все это должно быть достоянием государевых людей. Для того и существует институт секретных сотрудников, сокращенно «сексотов». По-русски название неблагозвучное, и вообще говоря, секретный сотрудник и просто гражданский осведомитель – разные вещи, хотя сходство в функциях есть. В данном же случае – я заподозрил, что Андрей Степанович именно секретный сотрудник. Бывших контрразведчиков не бывает! Бесспорно, что военная контрразведка – другое ведомство, но бесспорно и то, что сосуды сообщающиеся…

Сказав «проверим», редактор сделал для меня тайное явным. Да он, похоже, и не сильно таился, хотя прямо, конечно, ничего не сказал. На Витьку, правда, покосился суровым немигающим взором, видимо, пока не считал его надежным товарищем. Однако, в таких делах откбраковки не бывает, с кем работать, с тем и работать – это Столбов, надо полагать, понимал куда лучше нас. Помолчав, он спросил:

– Это, – кивнул на пакетики, – надо распространять по адресам?

– Ага, – поспешно кивнул Витька.

– Список с собой?

Витька тут же достал листочек, передал редактору.

Тот внимательно, молча поизучал текст, потом спросил:

– Это он сам писал?

– Ну да, – без раздумий брякнул Витек, и тут с запозданием начал думать: – То есть…

Столбов вновь воззрился на него:

– То есть?

– Так он мне передал готовый список, я и подумал, что это он написал. То есть, даже не подумал… а просто что тут еще подумать?

Андрей Степаныч веско покивал головой… и вдруг сказал:

– Родионов, посмотри-ка записку. Есть соображения?

На тетрадном листе в клетку, но просто вырванном, а аккуратно обрезанном по левому краю, по пунктам значилось:

1. Юрий Павлович. Адрес, телефон.

2. Лидия, маникюр. Адрес, телефон.

3. Зинаида Дмитриевна. Адрес.

4. Гриша, авторемонт. Адрес, телефон.

5. Сергей Сергеевич. Адрес, телефон.

– У Зинаиды Дмитриевны, похоже, телефона нет… – проговорил я.

– Несложно догадаться, – бесстрастно произнес Столбов.

– Или она не захотела его называть… – добавил я.

– Так адрес-то назвала! – вставил свое и Витька.

Я мельком подумал, что здесь могло быть всякое. Но закавыка в другом! Столбов, похоже, что-то еще увидал в этом списке… И больше исходя из возможных его мыслей, чем из содержимого письма, я предположил:

– Возможно, писала женщина?

– А ну-ка, ну-ка… – проснулось ретивое у Хафиза.

Он взял у меня бумажку, поизучал с глубокомысленным видом:

– Похоже… Лидия, маникюр – вряд ли мужчина бы так написал. И почерк скорее женский. Ровный, аккуратный. Вообще все аккуратно.

– Это интересно, – сказал я, – но второстепенно. Нам что делать в данной ситуации?

Я намеренно сделал так, чтобы вопрос ушел скорее Столбову, чем Хафизу.

Редактор помолчал – думаю, для солидности. Наверняка он уже все просчитал.

– Отправляйтесь по адресам, – велел он. – Делайте все, как они сказали.

«Они» Андрей Степанович выделил голосом, подчеркивая групповой характер действий противника. И добавил, что исключительно важно сделать пусть первые, но выводы об этих пятерых покупателях. Есть ли между ними что-то общее? Ну и так далее. А он сам, Андрей Степанович…

– Дайте-ка, – сказал он, взял список и переписал данные пятерых жаждущих «секс-динамита» в блокнот. – Займусь.

Он сказал это так внушительно, что я окончательно уверился: да, знает как «заняться». И знает, как нас с Витькой прикрыть. Поэтому деликатно подбросил еще мысль:

– Андрей Степаныч! А вот как бы выяснить обстоятельства гибели Семеновой… Судмедэкспертизу я имею в виду. Есть подозрения, что она может показать нечто интересное…

– Имел в виду, – солидно молвил редактор.

Не знаю, в самом ли деле он имел это в виду или столь ловко сыграл, благо житейский опыт велик… Что, впрочем, неважно.

– Надеюсь, моя экспертиза тоже интересное покажет… – заметил Хафиз, согнув бумажный лист вдоль и таким образом сделав из него желоб. Затем из недр стола он вынул маленькую лабораторную скляночку темного стекла и мигом пересыпал туда взятый препарат.

Ты смотри, чуть ли не весь арсенал химкабинета у него тут с собой!..

Хафиз заткнул склянку, профессионально полюбовался ею.

– Вот где-то так, – с удовольствием произнес он.

Столбов захлопнул блокнот:

– Ну что, цели ясны, задачи определены?..

– За работу, товарищи! – подхватил я.

– Источника цитаты уточнять не будем, – подмигнул Хафиз.

Андрей Степанович сдержанно ухмыльнулся.

Фразу «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!» – или примерно – произнес Никита Сергеевич Хрущев в программной речи на XXII съезде КПСС, предлагая советскому обществу поход в коммунизм. С этим самым коммунизмом что-то пошло не так, к тому же Никита Сергеевич имел неосторожность ляпнуть, что коммунизм у нас наступит в 1980 году. К середине 70-х, думаю, всем стало ясно, что он сильно погорячился, поэтому власть – Брежнев и его окружение – старались Хрущевские прогнозы не вспоминать, да и самого Хрущева сделать фигурой умолчания. Словно бы не было такого персонажа в нашей истории. Сам Брежнев немало натерпелся от вздорного сумасброда Никиты, команда Леонида Ильича это хорошо знала, поэтому всякое упоминание отставника, а впоследствии покойника Хрущева считалось моветоном. Внезапно вспомнил его сам Брежнев в третьей книге своих мемуаров, в «Целине». Естественно, в критическом свете. Но в сентябре 1978 «Целина» еще не вышла…

– Ладно, – подытожил Хафиз. – Студиозусы Вагнер и Кох! Вы, я так понял, по адресам вместе пойдете?

– Да, – поспешил ответить я, видя, что Витек застопорился от такого обращения. – Теперь уж как пара истребителей, ведущий и ведомый.

– Отлично, – Хафиз вновь подмигнул нам, но другим глазом, левым. – Точка встречи – понедельник, здесь. Когда?

– Давайте в семнадцать, – заключил Столбов.

На том и порешили.

Витек, похоже, перегрузился информацией. Когда мы вышли, он имел вид примерно Лобачевского, впервые задумавшегося о возможности неевклидовой геометрии.

– Слушай… – молвил он, – а чего это он сказал? Вагнер какой-то… Что это значит?

– Это, друг мой Виктор, – наставительно сказал я, – русская классика. Цитата. Из Козьмы Пруткова.

– Кого? – Витек обомлел.

– Не слыхал про такого?

– Н-нет…

Я подумал, что объяснять игры авторов XIX века в литературную маску – долго, нудно, да и ни к чему, по сути говоря.