Текст книги "Студент 3 (СИ)"

Автор книги: Всеволод Советский

Соавторы: Рафаэль Дамиров,Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

У объявления, конечно, толпились люди.

– Такая молодая… такая красивая!.. – услышал я.

И я ощутил слабенький, но острый укол в сердце. На самом деле, такая молодая, такая красивая…

Лекционный зал, когда я туда вошел, был на две трети пуст, и без труда я пристроилсяподальше, разместился, прихватив и еще пару мест в расчете на приятелей. Хотел было вновь задуматься о своем, но здесь уже народ повалил валом, аудитория наполнилась веселым шумом, гомоном, вот ввалилась и наша братва с четвертого этажа… я помахал пацанам рукой, и они присоединились ко мне.

Витек тут же подсел ко мне, шутливо подтолкнул в бок:

– Слышь, Базилевс! А я, кажется, допер, кто эта твоя… кошка Муська!

Это было произнесено победно, но в треть голоса.

Столь же негромко и ехидцей я ответил:

– Молодец. Соображаешь. Надеюсь, ума хватитне публиковать свое открытие?

– Да ты чо! Могила!

Студенческий поток уже бесперебойно тек в аудиторию… и вот среди прочих впорхнула сияющая Лена – как будто дивный свет озарял и ее саму, и пространство вокруг нее.

– Во-во-во! – радостным шепотом запричитал Витька. – Вон она, Муська-то!

Ну, Витек!.. Соображалка работает там, где не обязательно. А где надо – тормоз.

Сквозь легкую улыбку я процедил:

– Без комментариев… И я надеюсь, ты меня услышал?

– И даже запомнил! – Витек бодро поерзал по лавке.

В зал грузным шагом ступил огромный доцент Аркадин, за ним влетели несколько запыхавшихся… Я отметил про себя, что не появилась Люба. Куда же она так спешила, интересно?..

Мысли мои ненужно заработали, примерно как у Витька, и я себя одернул. Думай о главном!

Главным сейчас стала, естественно, лекция. Все остальное временно отставим.

Аркадин заговорил о концепциях близкодействия и дальнодействия в физике. Я с некоторым скрипом, но въезжал в это, вообще говоря, вполне интересно… Но тут вдруг входная дверь предъявила Любу, не столь сияющую, как Лена, но вполне радостную, на подъеме.

Борис Михайлович уставился на нее суровым взором.

– Здрасье! – бойко отрапортовала звезда сцены.

– Здрасьте, здрасьте… наше счастье, – на ходу срифмовал доцент. – Почему опаздываем?

По залу порхнул смешок, Люба начала кокетливо извиняться, ну и в целом обошлось без последствий.

А я все-таки забил себе в голову, что нечто интересное у нее произошло…

Так начался учебный день, прошедший без происшествий. С Леной мы по наитию делали вид, что между нами ничего нет, но улучили момент, когда перешепнуться.

– Вечером?.. – таинственно улыбаясь, произнес я.

– Жду, – ответила она лучистой улыбкой. – Где-то пол-седьмого?..

– Принято!

И вся вторая моя половина дня прошла, озаренная светом ожидания. Разумеется, я не забыл о домашних заданиях, постарался прилежно выполнить все, что советовали преподы, и даже нелюбимым английским заставил себя заниматься… и в восемнадцать ноль-ноль приступил к сборам.

Толик и Витек в это время мотались по своим делам, Роман мирно похрапывал в кровати, ублажая себя дневным сном… Я, стараясь не шуметь, начал собираться – и тут дверь распахнулась, предъявив Витьку, по убитому лицу которого я понял, что случилось нечто скверное.

Успел приложить палец к губам, кивнув на Романа. Витек глянул, тоже кивнул.

– Что? – спросил я шепотом. – Только тихо.

– Это… – пробормотал он. – Короче… Плохо дело. Не знаю, как быть.

Глава 7

– Так, – сказал я, оглянувшись на Романа. – Выйдем, поговорим.

Неподалеку от нашей комнаты было нечто вроде рекреации: расширение коридора длиной в два окна с простенком. Столы, стулья. При желании там можно было и позаниматься, и чайку попить, хотя это редко делалось. Но сейчас – как под заказ.

Мы прошли туда, присели за столик. Длилось это примерно полминуты, чего хватило, чтобы в целом понять, откуда растет Витькина печаль. К бабке не ходи – цепочка тянется тут к Кайзеру. Мягко постелил, поганец. А теперь Витьке жестко спать.

– Ну, излагай, – сказал я.

Излагать, видимо, было не так легко. Морально. Уж слишком вышел сильный перепад от эйфории к упадку. Витек мялся, сводил плечи, втягивал в них голову… словом, вся мимика-жестикуляция свидетельствовала о неохоте говорить при понимании, что говорить надо.

– Ты понимаешь… – мямлил он. – Тут дело такое…

– Пока нет, – я сдержанно улыбнулся. – Не понимаю. Говори точнее.

– Точнее так…

После занятий Витек устремился к Кайзеру, вдохновленный недавним разговором о предстоящем заработке, с покрытием убытка и доходами сверх того. Душу сильно грело то, с каким товарищеским радушием велась беседа; что хозяин воспринял неудачу младшего партнера как мудрый бизнесмен, как наставник, предложив толковый выход из сложной ситуации… Так на душевных крыльях студент прилетел к наставнику, позвонил в дверь квартиры, насыщенной роскошью, предвкушая очередной «пир духа».

– И знаешь, – признавался он, – вот с самого начала, только вошел…

Неизвестно, каким образом сработала Витькина интуиция, но только дверь открылась, хозяин пригласил гостя – как гость уловил что-то не совсем то. Манера хозяина стала посуше, прежней задушевности в помине не было.

– Проходи, присаживайся, – было сказано. – Я сейчас.

И Кайзер вышел в другую комнату, прикрыл за собой дверь. Слышно было, как там он говорит по телефону, но совершенно неразборчиво.

Говорил минут пять, вернулся. Ни виски, никакого вообще угощения предлагать не стал. Заговорил плотно, с напором:

– Значит, так, Виктор. Должен ты мне шестьсот пятьдесят. И надо их вернуть. Правильно?

– Ну… мы так и говорили…

– Да. Вопрос: как возвращать?

Витек малость оторопел, видя, что диалог как-то съезжает в сказку про белого бычка. Вроде бы все это проговорено в прошлый раз, так чего повторять одно и то же?..

Однако, тут же выяснилось, что это не столько диалог, сколько монолог. Кайзер как бы вслух рассуждал сам с собой, и не столь уж важно, присутствовал Витек или нет.

– … как возвращать? Ну, способ тут один: реализация товара. Так? Так! Но вот другой вопрос встает: какого товара?.. Вот что главное!

В этом месте Витя насторожился. К чему клонит шеф?..

А тому как будто понравилось наступательное размышление в стиле «вопрос – ответ».

– Тут нужна не просто прибыль, да? Нужна сверхприбыль! Быстро и много. Большая дорога!

И он коротко хохотнул, довольный словотворчеством. Витек невнятно поддакнул, однако, чем дальше, тем как-то тревожнее делалось на душе, и не мог объяснить, почему так…

– А что нам может дать такой эффект? – вдохновлялся железной логикой хозяин, к этому моменту вставший и вальяжно прохаживавшийся по ковру. – Ты думал об этом?

Наконец-то он вроде бы снизошел к собеседнику.

Витек беспокойно заерзал в кресле:

– Э-э… Джинса? – с ударением на последний слог.

Кайзер упал в свое кресло, расхохотался. Как показалось Витьке – деланно, как артист. Уж больно старательно хохотал. И резко оборвал смех.

– Нет, – сказал он. – Нет, Витя. Всякое там шмотье – это так, разминка. Тренировка. Старо как мир! А мыслить надо новаторски. Творчески. Стратегически! Соображаешь?

Тут Витьку слегка покоробило – чересчур занесло наверх хозяина, очень свысока взглянул. Стратег!..

– А можно ближе к делу? Я так понимаю, есть конкретная идея?

Кайзер вдруг резко подался вперед, как на взлет пошел. Застыл в позе ястреба.

– Идея? Есть. – И краткая пауза. – Только идеи, они здесь для меня! А для тебя – задания.

Несмотря на гардинно-ковровый полумрак, он был в очках с затененными линзами, в моднейшей, разумеется, оправе. Витек вдруг понял, что он никогда не видел глаз хозяина! Тот всегда был в этих светофильтрах, то есть не всегда в этих, а в разных, но обязательно его глаза и взор были замаскированы. И тут…

Витек сокрушенно замотал головой:

– Хочешь верь, Базилевс, хочешь нет, но вот тут я почуял, что сейчас какая-то засада-то и будет…

– Верю, – я кивнул, неосторожно глянул на часы. Витек тут же поймал этот взгляд:

– Ты что, спешишь?

– Умеренно. Успеем поговорить. Давай дальше.

Насчет засады – Витек если и угадал, то не сразу. Хозяин незряче уставился в гостя сумерками окуляров – и вдруг осклабился:

– Слушай, Витя! Сколько тебе лет? Семнадцать?

– Ну… в ноябре восемнадцать будет. Я шестидесятого года рождения.

– Так. Скажи… – усмешка чуть расширилась, – а ты еще мальчик или уже мужчина?

Витек гордо приосанился:

– Я? Хотите сказать, у меня секс был или нет?..

– Хочу сказать.

– Да. Имел место.

Витьке захотелось выразиться поизысканней.

Кайзер помолчал, погасил улыбку.

– Тем лучше. Значит, поймешь.

Вот тут-то и сыграла засада.

Кайзер встал, вышел в комнату, где телефон, вернулся:

– Смотри.

В руке у него был маленький медицинский пузырек, вроде такого, где содержат растворы для уколов… да мало ли что еще. И этот крохотный сосудик был где-то на две трети заполнен кристаллическим сыпучим веществом – ну, вроде сахара, что ли. Только с несколько желтоватым, золотистым оттенком. Чуть заметным, но есть.

– Это что? – удивился Витька.

– А это и есть новаторство.

Как будто ледяная молния сверкнула в Витькиной башке – от нее он похолодел.

Наркотик⁈

Похоже на то… Вот тебе и новаторство. Вот тебе и отработка долга! Коготок увяз…

Конечно, Кайзер все прочел на Витькином лице:

– Эй, юноша! Что с вами? Сдается мне, вы подумали, что это – что? Наркотик? И я заставлю продавать его?

– Да… нет…

– Да, да и да! Подумал так. Вижу. Витя, выбрось из головы! Да неужели ты не понял, что я никогда не полезу… в какую-то опасную зону? Да разве я когда-нибудь свяжусь с уголовщиной⁈ Эх, Витя, Витя! Плохо ты меня знаешь!

У Витьки малость отлегло от сердца, хотя на языке вертелось: а фарцовка барахлом – не уголовщина?.. Но вслух, конечно, не сказал.

Барыга покровительственно продолжил:

– Я разве просто так тебя про секс спросил?.. Нет. Не просто так. А вот теперь слушай.

И рассказал такое, отчего приятель мой малость очумел. Да и не малость, правду говоря.

По словам Кайзера, данный препарат – новейшая импортная штука. Усилитель оргазма. Проще говоря, небольшая доза, добавленная в еду, а лучше растворенная в жидкости, вызывает у человека дикое желание, а потом дикое, ни с чем не сравнимое наслаждение в процессе полового акта. Что у мужчин, что у женщин. И тех, и других как будто бросает в райский сад, в сияющие небеса, в громовой вопль восторга серафимов… Короче, это невозможно описать словами, это надо испытать. И пережить.

Витек сперва сдуру подумал, что босс и ему предлагает попробовать снадобье, но тот рассмеялся:

– Нет уж, извини! Здесь каждая крошка на вес золота. Понимаешь? Вот он, твой заработок. И расплата за долг!

И он пояснил, что Витьке надо будет всего-то распространить продукт по известным адресам. Всего этих адресов пять. Пять порций по цене сто пятьдесят рублей каждая. Итого семьсот пятьдесят. Из них шестьсот пятьдесят долг, его надо отдать. И сотню Кайзер великодушно предложил разделить пополам. Итого Витькин заработок – полтинник.

– Немного, конечно, – признал работодатель, – зато вернешь долги. И свободен! И перспектива!.. Это ведь только первая ласточка. Представь: мы за полгода заработаем столько, сколько твои родители за полжизни не имели. Понял⁈

Тут голос его стал чуть ли не поэтическим:

– Витя! Ты сейчас даже представить не можешь, какие проспекты здесь открываются!.. Даже если думаешь, что представляешь. Это я тебе точно говорю! Иной старый хрыч за это тысячи не пожалеет, чтобы увидеть небо в алмазах и поля в эдельвейсах!..

– И ты согласился?

Витек уныло ссутулился:

– Ну, а что сделаешь?.. Я так прикинул всякое-разное, понял, что что в данной ситуации возражать не стоит. А уж потом думать, что делать…

– То есть, тебе сделано предложение, от которого невозможно отказаться…

– Чего?

– Так, ничего. Это я про себя. Ладно! Дал он тебе этот… эту волшебную эссенцию?

– Нет. Сказал – завтра. Расфасует, сказал, на пять порций, даст адреса. Тебе, говорит, вся-то задача: по этим адресам проехаться. Там, говорит, заказчики ждут уже, на старте, копытом землю роют. Всего и дела-то, говорит: товар – деньги. Никаких трудов, никакого риска… Не знаю, что за такие заказчики, кто полторы сотни готов отвалить за оргазм! Но, выходит, есть такие.

Он вопросительно посмотрел на меня. Я на него – серьезно, как экзаменатор. Он невольно подтянулся.

– Так, – произнес я. – Слушай, Вить! Ты, надеюсь, понимаешь, что он тебя подставляет?

– Подставляет?.. – пугливо пробормотал Витек.

– Конечно. Жертвует, как пешкой в шахматах.

И я разъяснил: отправляя тебя с неизвестно каким веществом по неизвестным адресам, Кайзер преспокойно перекладывает все риски этого путешествия на твои, Витькины плечи. Разумеется, можно сколько угодно петь сладкие песни про чудесное зелье, эликсир счастья… Но ясно же, как дважды два, что это какой-то наркотик или близко к тому. Одурь. И ты Витя – ты идешь по улицам со статьей Уголовного кодекса в кармане. А он, барыга, то бишь, он-то в стороне. Случись что… предположим даже, ты сдал его милиции – так он преспокойно заявляет, что ничего не знает, ничего не ведает, и даже предположить не может, зачем этот студент клевещет на него…

Говоря так, я обострял, конечно. Сгущал краски. Но в принципе был прав. То, что Кайзер отправлял Витьку в зону риска, сам оставаясь чистеньким – а я уже не сомневался, что этот тип умеет быть юридически неуязвимым – это, бесспорно, так.

– Так что делать-то теперь?.. – плачевным голосом пробормотал купец-погорелец.

Я вновь глянул на часы. Уже опаздываю, черт возьми!..

– Не бзди горохом, коллега! Все сделаем пучком. Ты вот что: ответь-ка мне на ряд вопросов…

Это я произнес деловито-уверенным тоном, отчего Витька заметно воспрянул:

– Да?..

– Еще раз опиши препарат, а главное – склянку.

Он вытаращился, думая, что я неудачно шучу, что ли:

– Склянку⁈

– Именно. Пузырек. Я так понял, что это самая обычная аптечная стекляшка, да?

– Ну да. В таких пенициллин бывает обычно… ну, там уколы всякие.

– Так, – с ударением сказал я, чувствуя лихой огонек сыскного азарта. – Ты точно помнишь: он сказал – препарат импортный?

– Да! Точно, это абсолютно точно, хоть присягу давай.

– Откуда, из какой страны?

Витек выпучил глаза:

– Не… не знаю. Он не сказал, я не спросил. А что?

– А то, что импортный препарат в нашем родном советском флакончике, самом рядовом – это как понимать?

– Ну… – он зашевелил мозгами, – да мало ли как это может быть! Пересыпали для маскировки, например.

Здравый смысл в этом рассуждении, безусловно, присутствовал. Но я уже был убежден, что дело здесь совсем другое. Ну, как убежден?.. Опять же, это была гипотеза, в которую так и сходились стрелы многих событий. Дело за проверкой!

– Согласен, – сказал я. – Может быть и так… Ладно! Слушай, я вроде бы расклады здесь вижу. Прорвемся! Только все делать как я скажу!

– Ну-у, Базилевс!.. – Витька воспрянул окончательно.

– Тогда смотри: ты завтра к нему?

– Ага, договорились в шестнадцать ноль-ноль. Говорит: дам порции и адреса.

– Когда велел разносить?

– Да чем быстрее, говорит, тем лучше.

– Ясно. Тогда так: как получишь это хозяйство – сразу ко мне. А я до того времени кое-какие меры предприму.

И я ободряюще подмигнул.

– Какие?

– Пока промолчу, – туманно сказал я. – Завтра сам увидишь. Все, закрыли тему до завтра! У тебя две копейки есть?

Он порылся по карманам, вынул горсть мелочи.

– Ага, вот…

– Дай. Позвонить надо. Слушай!..

И я сказал, что в эту ночь тоже вряд ли буду ночевать, и попросил прикрыть в случае чего.

Витек повеселел:

– Да без вопросов! А ты опять… к этой… к Муське?

– Много спрашиваешь, – я сдержанно улыбнулся. – Суть дела понял? Этому своему махинатору-комбинатору – ни слова против! Да, да, все сделаю, будьте уверены!.. Вот где-то так. А сам ко мне. Сразу же. Пулей! Понял?

– Да понял я, чо ты!

– Ну давай!

И я помчался к Лене. Уже опаздывал, но что ж делать! Добежал до первой телефонной будки, позвонил…

Трубку схватили после первого же гудка:

– Да⁈

– Прекрасная Елена?

– А, это вы?.. Великий князь!

– Лен, извини, – заговорил я серьезно и извинительно. – Задержался! Внезапное и неотложное дело. Лечу к тебе на крыльях херувима! Ждешь?

Она чуть помолчала – подозреваю, что хотела посердиться и поругаться, но оттаяла.

– Да уж почти перестала… Но ладно, на первый раз прощаю.

– Надеюсь, и на двадцать восьмой раз простишь?

– Ой, язык без костей!.. – фыркнула она примирительно. – Лети, херувим, жду.

Ну и через четверть часа я взлетел на четвертый этаж гулко-прохладного «Сталинского» подъезда, такого странно-малолюдного: я вот ни одного здешнего жителя еще не встретил, кроме Лены. Постоял малость, отдышался, нажал на кнопку звонка.

Дверь мне отворила Лена уже сияющая, в роскошном махровом халатике – вишневом с розовыми полосками, в пушистых шлепанцах на босу ногу. На заднем плане маячила Муська, глядевшая на меня с подозрением.

Едва захлопнулась дверь, как Лена бросилась мне на шею, мы с ней заключили долгий самозабвенный поцелуй, в течение которого я успел проникнуть руками под халат и обнаружить, что другой одежды на барышне нет. Если не считать шлепанцев.

Целовались с чувством, с толком, с расстановкой. Языками забирались друг другу в рот, облизывали один другому десны, небо… ну и что уж там говорить, по ходу этого процесса я успел пощупать многое. С особенным вожделением, признаюсь, потискал прелестные грудки, отчего их обладательница чуть не растаяла, как Снегурочка. Халат, конечно, давно распахнулся и держался на честном слове

– Я не могу больше… – простонала она мне в ухо, склонившись головой на плечо. – Так хочу тебя!..

На этих словах халат наконец свалился, оставив старшую по дому в одних тапочках.

– Взаимно, – шепнул я и подхватил на руки свое, скажем правду, вполне весомое сокровище. Тут свалились и тапочки.

– Я у тебя в руках как перышко… – томно проворковала драгоценность.

– Ну… – стараясь не сбить дыхание, ответил я, – скорее… я бы сказал, целый гусенок…

Лена чуть не лопнула от смеха:

– Ой… ой, оболтус какой!..

Так мы очутились в спальне, где со страстью и нежностью обрели друг друга. Лена совершенно позабыла неловкую стыдливость первого опыта, я поразился тому, что сейчас она вела себя как совершенно опытная любовница – и как-то сама собой научилась сладко стонать, и даже орать на самом пике оргазма, и впиваться ноготками мне в спину. Да еще и всплакнула от избытка чувств после того, как я исправно наполнил ее нежные глубины своим генетическим содержимым.

После этого часто бывает так, что время трепещет, рвется, исчезает неизвестно куда… И в этот раз я не могу сказать, сколько минут прошло от извержения до того, как Лена, полизав мне ободок уха, прошептала:

– Слушай…

Я мигом угадал, что она сейчас заведет любимую шарманку: как она будет беременная, с каким замечательным пузом, а потом родит нечто такое, чего белый свет еще не видывал… в хорошем смысле, разумеется. И поспешил воскликнуть поспешно и даже встревоженно:

– Постой! Постой! Пока не забыл!..

Глава 8

– Да? – вмиг переключилась она.

– Слушай, моя смуглая леди… – с расстановкой произнес я, оглядывая еще заметный черноморский загар – на роскошном цветущем теле он казался сплавом золота и шоколада, – я хотел с тобой поговорить…

– А мы не говорим?..

– Ценю юмор, – я почти невесомо поцеловал загорелую принцессу в переносицу. – Но я серьезно.

Я говорил это, с невыразимым удовольствием окидывая взором золотисто-шоколадную красу и чувствуя тончайший чудесный запах молодой здоровой женщины, пребывающей в ауре любви и неги. Мне, однако, надо было перенастроить изнеженную особу на деловое включение мозгов. Она вообще-то умная и очень хорошая девочка, только с женскими закидонами, но это естественно. Что за красивая нормальная женщина без вздорных выходок? Так не бывает.

– Разговор, наверное, не самый приятный, но необходимый… – зашел я с той стороны, что отключала негу и включала разум. Сработало. Лежавшая раскинувшись, обнаженная красотка подобралась, перелегла, опершись на локоть и даже накинула на себя простынку. Правда, задница при этом осталась голой. Передница, впрочем, тоже.

– Да? Слушаю.

– Понимаешь, в чем дело… Хм! А зачем сиськи спрятала?

– Васька! Обормот! – притворно рассердилась Лена, и даже как бы ножкой лягнула, то есть шутливо чиркнула пальчиками по моей коленке.

– Что такое? – прикинулся я шлангом.

– То!.. В словаре воспитанного человека такого слова нет! – с апломбом заявила она.

– Странно… – продолжал придуриваться я. – Сиськи есть, а слова нет?

– Я сказала – в словаре воспитанного человека, – язвительно подчеркнула Лена.

Так мы еще немного пошутили-поострили, и я решил, что пора переходить к сути.

– Ладно, мисс! Разговор, значит…

– Не самый приятный?..

– Вот именно. Слушай! Ты знаешь, мне смерть Ларисы покоя не дает.

Лицо Лены заметно изменилось.

– В каком смысле? – в голосе просквозила прохлада.

– В детективном, – сказал я. – Лен, давай раз и навсегда договоримся: ты у меня одна. Единственная. Ревность – не тот случай. Забудь. Забыла?

– Ну… более или менее.

– Спасибо и на том. Титьки можешь открыть.

– Балда!..

Ну, тут вновь пришла пора тисканий, жарких лобзаний, сладких стонов… что, естественно, переросло в соитие с сопутствующими писками, визгами, счастьем взаимного обладания и невыразимыми обоюдными нежностями после. Ласкались и нежились до звездно-лунных небес, после чего проголодались. Дружно решили поужинать.

Расположились на кухне. Лена замутила и зажарила вкуснейший омлет – реально, пальчики оближешь. Заварила прекрасный «индийский» чай. Муська приперлась, уселась в уголке, смотрела уже как-то чуть более приветливо. Видимо, начала привыкать ко мне.

Вернулись к разговору.

– Леночка, я убежден, что здесь что-то сильно нехорошо! Странно уже то, что молодая женщина внезапно скончалась, согласись…

– Странно. Соглашусь. Но ведь ничего невозможного тут нет, – рассудила Лена. – Как говорится, маловероятно, но не исключено.

– Тоже правда, – признал я. – Но! Есть тут одно «но»… А правду сказать, этих «но» набирается столько, что в случайную смерть мне очень плохо верится. То есть, никак не верится.

– Какие такие «но»? – Лена явно загорелась интересом.

Я сделал крайне замысловатое лицо.

Психологическая хитрость удалась. Всякая нормальная женщина помимо указанных качеств должна быть еще и любопытна. И обязательно сунуть нос в то, что ей покажется интересным. И бессмысленно вылупить глаза.

Лена примерно так и сделала. Воззрилась на меня, держа в руке вилку с ломтиком омлета.

– Пока не могу сказать, – ответствовал я многозначительно. – Нет, секретов никаких нет! Даже не думай. Просто еще мало знаю. А подозрений хоть отбавляй!

– Каких⁈ То есть, я хочу сказать, в чей адрес?

Тут я приобрел такой премудрый вид, что мудрее, наверное, не бывает.

– А ты попробуй догадаться с трех раз?

Лена смотрела на меня распахнутыми глазами… их взгляд менялся, становясь понимающим.

– Ты хочешь сказать, что это Беззубцев⁈

– Молодец, – солидно отметил я. – Соображаешь. Ты знаешь, я… уверен-не уверен, но есть много причин думать, что соседке ничего не почудилось. Скрип двери был. И муж был в целом прав. И если кто убежал в ночь из квартиры с мертвой любовницей, то это был Беззубцев. Говорю, конечно, в порядке гипотезы!

В лице Лены мелькнула растерянность:

– Погоди… Слушай, это как-то в голове не укладывается! Ну ладно, Беззубцев этот дрянь, карьерист… Но тут ведь выходит, что он убийца⁈ Так, что ли?

Я жестко усмехнулся:

– Не знаю. А вот подумай: почему его уже который день нет на работе? Заболел, лечится?.. А что нам мешает предположить, что он в состоянии нервного шока, пережидает эти дни дома, чтобы как-то восстановиться?.. А больничный ему оформить – пара пустяков! Похоже на правду?

– Ну… – неуверенно протянула она.

– Похоже, похоже, – ответил я сам. – Но вообще говоря, я склоняюсь к мысли, что вряд ли он убийца. Сознательный, по крайней мере. Скорее всего, смерть Ларисы – это неосторожность. Но он при этом присутствовал! И слинял по-быстрому.

Лена изумилась пуще прежнего:

– Откуда ты это знаешь⁈ И какая такая неосторожность могла привести к смерти?

– Пока не знаю, – сказал я тоном ученого-исследователя. Пока только догадки… И вот тут-то я пока промолчу, а спросить тебя хочу другое.

Я давно прикинул несложную тему: два дома, где жили Лена и Кайзер, зеркальными не то секторами, не то сегментами обнимали площадь, создавая архитектурный ансамбль. Следовательно, строили их одновременно. По моим прикидкам – перед самым началом массового Хрущевского строительства. Последние «Сталинки», годы так примерно 1955–1957… Это первый факт. А вот второй: стало быть, заселяли их тоже почти одновременно. И поскольку здания были не то, что статусные, а очень статусные по тем временам, стало быть в обоих домах селилась публика примерно одинакового социального ранга…

Но зашел я издалека:

– … спросить тебя хочу другое. Скажи, вы в этой квартире давно живете?

Лена совсем не удивилась этому вопросу, очевидно, начиная привыкать к моим дедуктивным многоходовкам. Напротив, невольно приосанилась:

– Да всю жизнь! И я, и родители… Ну, папа, то есть. Это квартира его папы, моего дедушки…

– Слушай, это ведь очень престижные дома были! И ваш, и другой полукруглый. Кто здесь получал квартиры по тем временам? Ты знаешь?

– Конечно! – Лена воспрянула. Глотнула чаю. – Я вообще тут многих знаю!..

Она вдохновенно и с гордостью распространилась о том, что ее дедушка был крупный ученый, доктор наук, в время войны работавший над очень важными задачами в области химии углеводородов. И после войны продолжал работу в специальной лаборатории в НИИ… и может, стал бы академиком или хотя бы членом-корреспондентом, но умер. Скоропостижно скончался в пятьдесят восьмом.

– Не успел увидеть внучку… – вздохнула она и чуть не прослезилась.

«И как внучка трахается в его доме…» – хулигански полезло у меня на язык, едва сдержался.

– Некролог в газете был! – возгордилась Лена. – Сейчас покажу!..

Она вспорхнула, умчалась в комнаты, довольно долго гремела и шуршала чем-то, вернулась с пожелтевшей газетой:

– Вот! На четвертой полосе.

Я кивнул, но с интересом просмотрел и другие полосы. Газета «Знамя коммунизма» от 28 января 1958 года. А на четвертой, верно, траурная рамка, портрет интеллигентного пожилого дядечки, в котором явно сохранялось что-то от прежнего, канувшего в Лету мира, унесенного Первой мировой войной, революциями, войной Гражданской…

«Руководство и коллектив научно-исследовательского института с прискорбием сообщают… на шестьдесят третьем году жизни… Никонов Владимир Петрович… доктор химических наук… Орден Трудового Красного знамени! Ничего себе… Медали… Память навсегда останется с нами…» Ну, понятно.

Пока я все это читал, Лена увлеченно трепала язычком – увы, ни дедушки, ни бабушки с отцовской стороны ей не суждено было увидеть. Мать отца скончалась еще раньше. И ей, Лене, от этого иногда бывает очень горько, хотя грех жаловаться на папу с мамой – редко кому доставалось больше родительской любви, чем Леночке Никоновой…

– Да, понимаю, – сочувственно сказал я, складывая и возвращая газетный лист. – Но я что хочу спросить: смотри, получается в эти два дома заселяли, думаю, по особым спискам, на уровне Обкома, минимум Горкома, так?..

Лена прожевала ломтик пряника, запила чаем:

– Всех деталей не знаю, а вообще…

Вообще ближайшие кварталы строились для работников молодого тогда Политеха, нескольких НИИ, тесно связанных как с тем же Политехом, так и с рядом крупных предприятий. Здания были разной степени солидности, именно вот эти два полукруглых – одни из самых-самых. Здесь получали жилье ведущие ученые, профессора, руководящий и ведущий инженерный состав заводов… ну и, ясный день, червячками пролезли несколько партийных и советских работников звеньев «Горком-Райком».

– Оно конечно, – Лена вздохнула, – за двадцать-то лет много воды утекло, но большинство так и живут здесь. Дети, внуки…

– И ты многих знаешь?

– Разумеется! Тебя кто-то конкретно интересует?

– Да. Только не в вашем доме, а в другом. Это молодой мужчина лет тридцати. Такой весь из себя, в шикарном прикиде, в модных очках… Я знаю, что он барыжит всяким товаром, а кличка у него Кайзер…

Я не успел договорить, как Лена прыснула от смеха:

– Василек! У тебя прямо талант словесного портрета! Нарисовался как живой. Да это ж Костя Жирков! Он самый. Таких пижонов в округе вряд ли больше и найдешь!..

– Ну-ка, ну-ка, с этого места подробнее…

Костя Жирков всегда был заметным парнем на районе. Его просто невозможно было не заметить – Лена уверяла, что он запомнился бы ей и просто так, несмотря на то, что был на десять лет старше. Но этого мало: Костя был сыном талантливого, подающего большие надежды химика, работавшего вместе с Игорем Владимировичем, то есть отцом Лены. Не сказать, что молодые ученые сильно дружили, но вполне общались, случалось, и захаживали друг к другу…

– Погоди, – перебил я. – Они и дома у вас бывали?

– Ну, старший, Антон Михайлович захаживал от случая к случаю, а Костя бывал раза два-три, может…

И далее я узнал, что Антон Михайлович, будучи перспективным ученым, оказался человеком беспринципным. Будучи однажды в командировке в Ленинграде, он сумел влюбить в себя дочку не то директора, не то замдиректора тамошнего НИИ и, с легкостью бросив семью, мотанул в северную столицу, где и женился вторично.

– Так сказать, нашли друг друга на берегах Невы, – отличилась сарказмом Лена. – Теперь вроде бы он сам там не то директор, не то замдиректора. Шишка, одним словом. Ну, доктор, естественно…

Тут меня взяло подозрение.

– Слушай, – сказал я, – а Костя-то ваш… он здесь такой первый парень на деревне! Неужто он прошел мимо тебя, такой красотки, когда ты выросла? Это не комплимент, я объективно говорю.

Получился, конечно, комплимент. Лена заерзала на стуле от удовольствия. Вот уж точно, женщинам нужна самая примитивная лесть, сколько раз убеждался!

– Было такое, – созналась она. – В прошлом году. Подъезжал на расписных колесах. Как бы случайно столкнулись на улице…

– И? – тут я сам против воли начал чувствовать ревность. Вот гаденыш, а⁈

– Ну и начал песнь песней: давно не виделись, да как дела, да заходи в гости, кое-чем удивлю…

– А ты?

– А я сразу отсекла, без всяких завитушек: ты, Костя, не в моем вкусе, и темы эти лучше даже не начинать. Трать силы на кого-нибудь другого. Если хочешь, давай о погоде поговорим, только недолго, я спешу… Эй, Вася-Василек! Да ты, никак, сам ревнуешь, а⁈

– Много чести ему, – проворчал я.

Слегка соврал, готов признать. Представил: а вдруг он вновь пробует подкатить к моей женщине… Ага, ну попробуй, попробуй. Евнухом сделаю!

Но Лена, зассыха такая, бабьей чуйкой поймала истину. Пустилась дразниться и кривляться: