Текст книги "Меч в снегу (СИ)"

Автор книги: Всеволод Блотнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 24
Гость

– А с горлом-то чего? – Участливо спросил Псашин.

– Гланды, – поморщившись, ответил Макута, и сокрушенно махнул рукой.

Бывшие противники теперь сидели на полу и мирно беседовали. Меду ними лежал прибор. Сейчас они были похожи на шахматистов-любителей, каких еще можно видеть на скамейках в парках.

– А это у тебя чего такое? – спросил Макута и, хищно блеснув глазами, потянулся рукой к расстегнутому вороту рубахи Псашина.

– Чистая медь! – Вытащив из-за пазухи медальон, сказал Псашин и со звоном щелкнул по нему пальцем. – К ювелиру ходил. Металл барахло, но вещь ценная.

Псашин положил медальон перед собой.

– «Der Teil von Ganzes» – «Часть целого», – прочитал Макута, вертя в руках медальон. Что это здесь нарисовано. – Макута повертел медальон. – Похоже на силуэт горной гряды.

– Может это гора, а может и не гора, не знаю. Ясно одно. Это здесь не случайно нарисовано. Видишь и надпись «часть целого». Видать есть, что-то такое, частью чего этот рисунок является.

– Может это какой-нибудь ключ. – Предположил Макута.

– Может и ключ. Не знаю. – Псашин почесал голову. – Человек, который мне его подарил, перед смертью, соображал совсем плохо, говорил, путано. Я думал, бредит. Но потом многие события в моей жизни подсказали мне, что в его словах многое, правда.

Сдается мне, что ты чего-то не договариваешь, Виктор Иванович.

Псашин застенчиво улыбнулся и, махнув рукой, сказал:

– А ладно… Чего тут тайны разводить. Без тебя я все равно ни чего не смогу сделать. Я кто? – Раб божий, обшит кожей, а у тебя все-таки административный ресурс. Короче… следи за руками…

Он ловко перевернул Прибор и, повозившись, поднял неприметную раньше крышку. Получалось что, аппарат был абсолютно симметричен, но с обратной его стороны не было ни кнопок, ни экрана. Под крышкой находилась, в общем, совершенно обычная компьютерная плата. И с первого раза в контактной архитектуре нельзя было заметить ни чего особенного, но если приглядеться становилось видно, что все контакты сходятся и обрываются примерно в центре, вокруг неглубокой ниши по форме точно повторяющей рисунок на Псашинском медальоне.

Вот, сюда понимаешь, такую штуку вставлять надо. А вот где ее взять. Вопрос…

– Так давай, я распоряжусь, нам эту железку за пять минут выточат.

– Да если бы это было возможно, – покачал головой Псашин, – этот солдафон из РА давно бы так сделал. Он сам с ног сбился да тоже понять не может.

На мгновение собеседники погрузились в сосредоточенное молчание.

Тишину нарушил Псашин.

– Горит что-то? – спросил он, принюхиваясь. – Как будто матрас подожгли.

Макута провел рукой по лицу, будто сдирая невидимую маску. Он тоже чувствовал запах горелого. Запах проник в него и завяз в носу, будто туда натолкали тлеющей ваты.

– Что ты там бормочешь? – скривился он.

– Со свалки нанесло, – чихнув, ответил Псашин.

– Так зачем этот ключ нужен-то вообще? – тряхнув головой, раздраженно спросил Макута.

– Не знаю. – Развел руками Псашин. – Может, с помощью этой штуки можно повернуть все сделанное с помощью этой машинки вспять… Проклятье…. Дышать невозможно… – Псашин потер глаза – точнее поставить на свои места, вернуться на исходную точку. Без нее вечно будешь метаться по параллельным мирам…

– Да не берите вы в голову, – вдруг раздался чей-то тихий голос.

Псашин и Макута испуганно обернулись.

В центре зала, примерно в двадцати сантиметрах от пола, висел в воздухе городской сумасшедший, дворовый рокер дядя Карим. Поношенный ватный халат, в который он был одет, трепетал, будто от легкого сквозняка. По низу обтрепанной бахромы халата пробегали едва заметные желтоватые искры. Воздух наполнился запахом тлеющей ваты.

– Это что еще за чучело? – оторопело, произнес Макута.

– На себя посмотри, – спокойно ответил дядя Карим, указывая на обломанные перья на голове у Виктора Ивановича.

Сделав плавное движение руками, дядя Карим двинулся по воздуху в сторону сидящих на полу. Псашин сунул за пазуху медальон, и на четвереньках попытался отползти в сторону. Макута, не отводя остекленевшего взгляда от парящего человека, тоже стал медленно отодвигаться.

Добродушное и глуповато-расслабленное лицо дяди Карима, к которому привыкли в городе, казалось теперь зловещей маской какого-то восточного бога.

– Да кто ты такой! – Вскричал Макута.

В голосе его сквозил ужас. Перебирая руками, он отодвигался к стене.

– Имя мое… – смиренно обронил дядя Карим, и голос его отразился эхом от металлических стен, – …ничего не скажет тебе. Если захочешь ко мне обратиться, подумай, что говоришь со мной, и я услышу. Только и этих знаний для тебя слишком много, ведь вы сегодня оба умрете.

Остановив бездонно-черные зрачки на Макуте, дядя Карим шевельнул пальцами. Прибор поднялся в воздух, медленно подплыл к носу Аркадия Викторовича, и опустился перед ним.

– Возьми и дай мне! – Повелительно сказал дядя Карим.

– Это еще зачем? – Снова выкрикнул Псашин. – Слышь, Макута, не давай ему ничего. Пусть сам берет.

– Ты, Псашин, помолчи пока, – обернувшись, ответил Макута. – За себя я сам разберусь.

– Граждане!.. – Зачастил Псашин. – Да что же тут творится-то такое? Чего вы тут материализуетесь, летаете по помещению, запугиваете? А где требования? В чем пафос? Я, может, склонен к компромиссу!

– Будет тебе и компромисс! – бросил в сторону Псашина дядя Карим.

– Голову даю на отсечение, это какое-то шарлатанство! – заверещал Псашин и перекрестился левой рукой. – Где у тебя моторчик, Карлсон?!

– Голову на отсечение? – Кротко улыбнулся дядя Карим.

Он повернулся к Псашину и чиркнул себе ладонью по горлу. Тотчас же шею Псашина пересекла красная черта.

– Кажется, и у меня гланды… – голос Псашина надломился на полуслове.

Удивленно вытаращив глаза, он сделал пугливый жест, схватившись за горло, и сделал шаг назад. Но голова осталась висеть на месте, а тело бестолково заходило по залу.

Сон Сони № 21.

Чувствую беспокойство, потому что мне кажется, что я беременна. Я нахожусь на месте, лежу на кровати и смотрю в потолок. Приходят мысли: беременность, что же делать? Рожать буду однозначно, хотя и плохо, что не замужем. Работу придется оставить. Жалко. Теперь не смогу жить той жизнью, к которой привыкла. Как же так, это как-то неожиданно и не вовремя! Но ничего не поделаешь. В итоге смиряюсь с новым состоянием и успокаиваюсь.

Глава 25
Битва с драконом

Дракон, неуклюже развернувшись, выбросил из пасти очередную порцию напалма и неожиданно резво спикировал на Олега Томовича. Тот, едва увернувшись, попытался нанести ему удар в бок, но пика застряла под крылом дракона и с треском переломилась. Испуганный конь заметался по арене. Ассистенты бросились к нему и, повиснув на поводьях, прекратили беспорядочные прыжки. Олег Томович прочти, плакал. Отчаяние охватило его. Все это было похоже на кошмарный сон из детства, но здесь не было спасительного одеяла, под которым можно укрыться от любых страхов. Здесь он был совершенно один перед этой нелепой, но смертельной опасностью.

Неожиданно он вспомнил Грицайчука.

* * *

Прапорщик Грицайчук, всегда пьяный с красной, какой-то осатанелой от гидролизного спирта физиономией, как-то застав рядового Плотникова в карауле с самоучителем игры на гитаре, сказал:

– Все в эмпиреях витаете, воин? Я тебе вот что скажу. Вот я, уйду на пенсию, уеду, к себе в деревню и буду работать на тракторе. Дом новый построю. Внуков нянчить буду. А ты так в мечтах и подохнешь. И, процитировал, ткнув в небо пальцем и подняв глаза: «Читая книг, императором не станешь».

Эти слова глубоко запали в несмелую душу Олега. Демобилизация надвигалась неотвратимо и его все чаще стала посещать мысль, которая еще год назад показалось бы ему дикой. А что он будет делать там, на гражданке?.. И жизнь в армии, где за тебя всегда отвечает командир, и для спокойствия нужно только точно и не размышляя выполнять приказы, показалась ему совсем в другом, более выгодном свете. Но в армии его не оставили, помешал все тот же недолюбливающий его Грицайчук.

В милицию он идти боялся. Его пугали не опасности службы (и это конечно тоже), но суровые лица милиционеров олицетворяющих закон. Они все напоминали ему все того же злосчастного прапорщика.

Он пошел в огнеборцы. Тем более что пожаров в его городе было мало и оставалось достаточно времени на творческое самообразование. Отслужив положенный срок, он получил пенсионную книжку, пришел домой, лег на диван и мгновенно заснул.

Проспал он два года. За это время его сын поступил в военное училище, и родилась дочь. Когда он проснулся, пенсия, накопившаяся на книжке, позволила ему купить хорошую электрогитару. А тут как раз появился его старый товарищ, который и предложил ему место соло-гитариста в ресторанной группе. Олег Томович был человеком не без таланта. Он писал неплохие стихи, делал неплохие фотографии и неплохо играл на гитаре. Он все делал не плохо. И группа ресторанных лабухов тоже была не плохая. Но перед его глазами всегда стоял прапорщик Грицайчук с красной рожей и задранным к небу пальцем, и слышались его слова: – «В мечтах подохнешь!»

Олег Томович был человеком неглупым. Он чувствовал, что все, что он делает, как бы не то. Ему без конца казалось, что окружающие ждут от него какого-то ДЕЛА. Это не давало ему покоя. На мелководье его души зародился протест. Сейчас, стоя посреди стадиона, он до конца не верил, что все это по-настоящему. Но он отмел от себя сомнения, приняв правила игры, как правила жизни.

Сон Сони № 22.

А сегодня ночью я рожала. Долго и мучительно, с теми же мыслями, что и раньше во время беременности. Наконец, ребенок появляется. Мне говорят, что это дочь. Я тяну к ней руки и уже чувствую любовь, но ребенок на моих руках превращается в котенка, которого я бросаю на пол.

Глава 26
Появляется Юрий Владимирович

В самом центре зала в облаке света парил дядя Карим. Макута, который без посторонней помощи не мог забраться обратно в кресло, так и остался сидеть на полу, и с ужасом следил за бесцельно бродящим по залу телом Псашина.

– Зачем голову отделил? – жалобно канючила голова.

Макута не заметил, как дядя Карим приблизился к нему.

– Возьми прибор и подай его мне. – Голос дяди Карима стал властным.

Макута со страхом посмотрел на него и, стал шарить рукой по полу. Рот его скривила улыбка униженного человека.

– Не отдавай, – хрипела голова. – Пусть сам берет. Да! Я все скажу!.. Мне все равно терять нечего…

Но Макута был вне себя от ужаса. Не отрывая взгляд от парящего в воздухе человека, словно под гипнозом, он нашарил прибор и протянул дяде Кариму. Тот, выставив вперед смуглую руку начал медленно приближаться. Когда от ладони до прибора оставались считанные миллиметры, залу потряс страшный грохот. Все дружно обернулись на шум. На мгновение воцарилась тишина. Грохот повторился. Чудовищной силы удар выгнул створки лифта наружу. Еще удар и двери со скрежетом рухнули на пол. В залу вошел Юрий Владимирович Клименко.

Куда делось обычное для него спокойствие! Лицо выражало решимость человека готового к смертельной схватке. Кевларовый бронежилет сиял как начищенная кираса. С плеча, словно рыцарский плащ, свисала брезентовая плащ-палатка.

Казалось, что Клименко принес с собой холодный ветер.

Голова Псашина замолчала на полуслове. Совершенно подавленный Макута, сидел, разинув рот продолжая держать прибор. И только обезглавленное тулово, продолжало неприкаянно бродить по залу, натыкаясь на колонны.

Дядя Карим медленно повернулся в сторону Клименко. Его лицо дрогнуло лишь на мгновение и снова превратилось в равнодушную маску азиата. Словно ни в чем не бывало, он вернулся к Макуте и, улыбнувшись, прошипел с восточным акцентом – Отдай коробочку, дАрАгой. Отдай, тебе же лучше будет, ну… отдай!..

– Хватит паясничать, Каримов! Нам все известно! Прибор тебе уже не понадобиться… – Юрий Владимирович сделал шаг вперед.

– Почему не понадобится? – Сладко улыбнулся дядя Карим. – Почему? Скажи, а… Что ты мне можешь сделать? Человек! Нет у тебя силы против дяди Карима…. Нет!

– А вот здесь ты ошибаешься, – прогремел Клименко – есть и на тебя управа!

Двинув рукой, он откинул плащ, из-под которого показалась рукоятка меча с золотой рукоятью, украшенной головой орла.

Дядя Карим переменился в лице.

– Откуда он у тебя? – Прошипел он.

– Сам знаешь откуда. Помнишь, нашу первую встречу, там, в степи, когда ты погубил в зыбучих песках моих людей.

Глаза дяди Карима засверкали яростью.

– Так это был ты… тогда… – Подавив гнев, он снова улыбнулся. – А я ведь тебя пожалел…

– Ты не пожалел меня, не лги… Ты не смог меня убить!

– Почему же, дорогой. Я все могу!

– Нет не все. Меня ты убить не смог. Потому, что я пришел в этот мир, чтобы убить тебя.

Дядя Карим расхохотался.

– Почему же ты меня не убил… тогда?

– Тогда было не время и у меня не было меча.

Глава 27
Раскаленная степь. Конец

Этого не могло быть. Сейчас, спустя мгновение Клименко был уверен, что все ему показалось. И старик-азиат с пылающим мечем, и машины конвоя уходящие в песок. Все было совершенно обычно. Он стоял возле уазика и смотрел на степь. Вот дорога, по которой они приехали. Клименко медленно поворачивал голову. Вот груда арбузов. Раскладной стульчик. Казах куда-то делся. Сейчас, он повернется совсем и увидит машины и людей. За спиной послышался сдавленный окрик. – Товарищ капитан, товарищ капитан…

Клименко обернулся. Впереди был только песок и тот солдат из его видения. Только теперь он не бежал. Он, стоя, медленно, но неотвратимо погружался в песок.

– Товарищ капитан, помогите! Помогите, пожалуйста… – Жалобно просил он.

Клименко, не раздумывая, бросился к солдату. Подбежав почти вплотную, к границе зыбучего песка он упал на колени и протянул руку. Солдат, подавшись вперед, тянулся к нему. Оставалось совсем немного. Клименко старался изо всех сил, и расстояние между их пальцами медленно сокращалось. Еще мгновение и он вытащит человека из сыпучей трясины.

И вот, тогда, когда он готов был, прикоснутся к шершавой ладони солдата, тот вдруг вздрогнул как от удара током и начал стремительно меняться в лице. Правильные черты молодого человека исказились, лицо начало темнеть, покрываться мелкой сеточкой морщин, глаза сузились. Перед Клименко, по пояс в песке торчал тот самый казах. Он все еще тянул к нему высохшую, как ветвь саксаула руку. Клименко отшатнулся, упав на спину. Казах расхохотался и, скрестив руки на груди, стремительно погрузился в песок. В эту секунду за спиной у Клименко прогремел взрыв. Он обернулся. Его машина стояла объятая пламенем. Там было все и вода и оружие. Солнце, достигнув высшей точки зенита, палило нещадно.

* * *

Обойдя пылающую машину Клименко, направился в обратный путь. Он шел, ориентируясь на следы автомобильных шин. Солнце замерло на вершине неба, словно зацепившись за что-то там, в небесной тверди. Сильно болела голова. Хотелось пить. Через несколько часов ходьбы Юрий Владимирович почувствовал, что натер ногу. Он снял сапоги и пошел босиком. Так он шел неизвестно сколько.

Наступила ночь. Она принесла прохладу. Клименко лег на песок и немного поспал. Весь следующий день он снова шел. След от протектора шин то исчезал, то появлялся вновь. В какой-то момент Клименко заметил, что, второго, параллельного следа нет, будто машина ехала на двух колесах. Он стоял один, посреди степи и тупо глядел на узкую дорожку уходящую в даль. Это была звериная тропа, ведущая неизвестно откуда, неизвестно куда по диктуемому нечеловеческим инстинктом маршруту. Клименко понял, что заблудился. Он сел на песок и заснул.

Глава 28
Сон Юрия Владимировича

Свежий ветер обдувал лицо Юрия Владимировича. Он стоял на вершине поросшей лесом горы и смотрел вниз. Рядом с ним, тяжело опираясь на посох, стоял согбенный старик с лицом до самых глаз заросшим длинной седой бородой.

В долине, у подножья горы виднелось озеро. Вокруг него поднимались одинокие холмы. За ними, куда хватало глаз, простирался лес. Озеро казалось бездонным, отражая, в синей глади, деревья и небо.

Старик повернулся к Клименко.

– Это Озеро Тоски. – тихо заговорил он. – Здесь живет девушка. Как-то раз, в грозу ее жених катался на мотоцикле и, его убила молния. С тех пор она зимой сверлит во льду лунки и ловит рыбу, а летом сидит под водой и дышит через камышовую трубку, ибо не хочет никого видеть и слышать, а покончить с собой ей не хватило духу. Ее еще называют Хозяйкой Озера. Спустись теперь вниз, и поговори с ней, а я подожду здесь.

Клименко спустился к самому берегу и осмотрелся. Он увидел в середине озера тонкую женскую руку в желтой резиновой перчатке. Эта рука легко держала двуручный меч с золотой рукоятью, украшенной головой орла.

Откуда-то послышался красивый голос:

– Сядь в лодку и возьми меч.

Клименко увидел вдруг лодку, шагнул в нее, и та поплыла сама собой к середине озера. Вскоре Юрий Владимирович оказался возле руки, державшей меч. Он взял меч, и рука тихо исчезла в темной воде.

* * *

Когда Клименко проснулся, был вечер. Он лежал на растрескавшейся земле у подножия древнего кургана. Рядом с ним лежал меч из сна. Ни чуть не удивившись, он взял его и поднялся на вершину холма. За ним он увидел поселок. Обычный степной поселок: несколько домов, трактор, да цистерна с водой. Закопав меч на вершине кургана, Клименко спустился к людям.

Глава 29
Решающая схватка

– Ну, хватит предаваться воспоминаниям. Ты я смотрю, слишком уверен в своих силах. Один на один сразимся или друзей позовешь? – Дядя Карим ехидно хихикнул.

Клименко зловеще улыбнулся.

– От чего же, сам справлюсь. – Просто сказал он, и взялся за рукоятку меча. – Я готов!

Дядя Карим откинул полу халата и выхватил кривой ятаган. Противники яростно бросились на встречу друг другу.

Клименко с трудом отражал удары дяди Карима. Тот носился вокруг него, возникая то сбоку, то за спиной.

Схватка была неравной. Карим торжествовал. Он не зная усталости и боли, летал по залу, беспощадно разя, мечем. По его движениям было видно, что он искусный и страшный противник, Он, ловко подставлял свой кривой ятаган при каждом ударе Клименко и в то самое мгновение, когда меч обрушивался на него, слегка отдергивал его назад, от чего даже самый мощный размах терял силу.

Карим то пятился, то напирал на Юрия Владимировича, делая это спокойно, но с такой молниеносной быстротой, что глазом трудно было уловить его движение.

Казалось, что Клименко выдохся. Его движения стали медленней. Сил хватало только на то, что бы защищаться.

Но это было не так. Мастерски владея японской техникой «пьяного меча» он то падал на колено, изображая усталость, то, вдруг сильно пошатнувшись, притворно опирался на стену, успев как бы случайно, парировать очередной удар за мгновение до смертельного прикосновения.

Но враг был опасен. Широкое лезвие зловеще шелестело, описывая сверкающие круги над головой Юрия Владимировича. Удары сыпались отовсюду, и многие достигали цели. Кевларовый жилет хорошо защищал от пули, но секущие удары ятагана проникали сквозь пуленепробиваемую ткань тяжелыми ушибами.

Отразив очередной удар, Клименко, собравшись, как хищник, перед прыжком, схватил за полу свой тяжелый плащ и, пригнувшись, что есть силы, хлестнул им по ногам висящего над полом злодея. Дядя Карим перевернулся в воздухе и, нелепо раскинув руки, завис, лицом к потолку. Рывком, подскочив к нему, Юрий Владимирович одним движением ноги придавил врага к полу и, широко размахнувшись, рубанул, мечем по коротко стриженой голове. Раздался треск черепной коробки.

Глаза у Карима закатились на лоб, руками и ногами он стал колотить по полу, точно хотел пробить в нем дыру, а через минуту вытянулся и остался недвижимым, только губы, окрашенные кровавой пеной, шевелились словно бормоча что-то.

От чудовищного удара клинок меча надломился, оставив в зияющей ране зазубренный осколок.

В зале повисла вязкая тишина, словно все наглотались пасмурного воздуха. На полу, вокруг неподвижного тела Дяди Карима молниеносно образовалась лужа темно-бордовой, почти черной крови.

Смертельно бледный Юрий Владимирович медленно поднял меч из зияющей раны. Потемневшее лезвие сверкнуло на месте отлома. Прошло несколько секунд. Неожиданно тишину нарушил глухой деревянный стук. Это голова Псашина, бессмысленно хлопая очами, бухнулась на пол.

Как ни странно, это разрядило атмосферу. Послышалась возня, это Макута взбирался на инвалидную коляску. Покрутив джойстик, он подъехал к Юрию Владимировичу и наклонился над трупом Дяди Карима.

– Вот это да! Я то думал он бессмертный. – Разочарованно пробормотал он. – Надо же страху напустил, идолище некрещеное.

Но Клименко не слушал его. Наклонившись, он погрузил пальцы в разрубленную голову врага и вынул оттуда обломок меча.

Макута заерзал в своем кресле.

– Ну вот…. Над трупом глумитесь. – Нервно сказал он. – Нехорошо, глумиться…

Глаза его странно заблестели и забегали. Юрий Владимирович молча отер осколок полой плаща и, подойдя к прибору, открыл заднюю крышку. В этот момент Макута неожиданно быстро подъехал к нему сзади и, выхватив откуда-то остро отточенный кинжал, замахнулся. Но Клименко опередил его. С разворота он наотмашь ударил его рукояткой меча. Коляска отлетела, сильно ударившись о стену. Широкими шагами Юрий Владимирович подошел к Макуте и поднял меч. В глазах его тускло светилась спокойная решимость.

– Стойте! Не надо!

Клименко обернулся. В развороченных дверях лифта стояла Соня. Сейчас, она была в белом до пола платье, на голове ее был венок из маленьких бутонов роз. Юрий Владимирович опустил меч.

– Не надо. Он мой муж. – Спокойно сказала она и, пройдя через зал, подняла оброненный Клименко осколок меча.

Макута оживился.

– Сонечка, отдай это мне… это ключ, отдай, я знаю, что с ним делать!

– Я тоже знаю, – отрешенно сказала Соня.

Она склонилась над прибором и вложила зазубренный кусок металла в нишу, словно специально предназначенную для него. Все замерли в ожидании чего-то. Но ни чего не произошло.