Текст книги "Похищение в Тютюрлистане"

Автор книги: Войцех Жукровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Последнее странствие

Три дня пути сильно утомили друзей. После представления на рынке цыган тоже уехал из города, пустившись в погоню за зверями. Об этом им сказал один знакомый почтовый голубь, который летал к границе на разведку.

Капрал Пыпец время подгонял друзей: «Родина в опасности, – мы не должны щадить своих сил!»

Однажды в полночь, когда звери на минутку вздремнули, – теперь они продолжали свой путь и ночью, – мимо, осветив неподвижные лопухи, промелькнули жёлтые огни фонарей. Скрежеща, скрипя и колыхаясь, вдоль канавы проехал цирковой фургон. Тогда друзья удалились от дороги и пошли тропинками через молчаливые старые боры. Потом они вновь вышли на раскалённую ленту дороги. Тёплая пушистая пыль пудрила их утомлённые лица.

Иногда путники встречали нищих, бедных стариков и старушек, которые охотно вели их в свои лачуги, где на плите варился скромный ужин.

Кот давно уже не брился, а у петуха торчали колени из рваных и поношенных штанов. Мех лисицы был помят, к нему пристала солома и сосновые иглы – следы последнего ночлега. Элегантные башмачки Хитраска несла, перекинув их через плечо.

И только королевна не унывала; она выросла, и ее розовое личико румянилось сквозь золотистый пух кудрявой бородки.

Девочке нравилось бродяжничать. Она любила слушать рассказы товарищей у костра, опустошать кладовые белок и, шагая по обрызганной солнцем тропинке, будить задумавшиеся деревья радостными криками. Она пробовала научить эхо петь разбойничьи песенки, но эхо ничего не понимало; бессмысленно гикая, оно повторяло лишь последние слова.

Иногда кто-нибудь подвозил друзей или давал им провизии на дорогу. Иногда петух зарабатывал несколько грошей игрой на рожке.

Однажды днём они натолкнулись на грозных разбойников. Это были старые знакомые: Юлий Пробка – бывший поэт, который повесил лиру на гвоздь, променяв на более выгодное занятие – потрошение богачей; Гуляйнога, который радостно приветствовал зверей, салютуя из пистолета; и сам атаман Уголёк, который накормил друзей сытным обедом и поклялся обезвредить цыгана.

– Мы подкараулим злодея, – обещал он. – Чтобы не пропустить его, я выставлю свой ус поперёк дороги. Даже задремав, я очнусь, потому что лошадь заденет мой ус дышлом.

И друзья отправились дальше. Гуляйнога лежал под деревом, обмахивая свой пунцовый носище шляпой, и отгонял стаю бабочек. Словно паук в паутине, затаился в кустах Уголёк, выставив ус на дорогу.

Жертва Мышибрата

Когда было далеко за полдень, петух распорядился сделать привал. С утра друзья ничего не ели; они шли сквозь чащу едва заметной тропинкой, ведущей скорее к жилищу кабана или оленя, чем к хатам той деревушки, где они намеревались остановиться на ночлег. Мышибрат, опустив лапу в котомку, нашёл там лишь горсть крошек.

– Этого, пожалуй, только для блох хватит, – сказал он и тотчас раскаялся в своих словах, потому что при каждом напоминании о своих питомицах Хитраска разражалась рыданиями.

– Вы думаете, что я буду питаться одной ежевикой? – крикнула Виолинка, утирая перепачканное соком личико.

– Нам попросту не везёт, – ворчал петух, всматриваясь в гущу леса. Деревни нет как нет…

Друзья двинулись в путь, их тени вытянулись далеко вперёд, предвкушая близкий ночлег и ужин.

– У меня нет уже ни гроша, – шепнула Хитраска, когда они взбирались по песчаной дороге на пригорок.

– Хуже всего то, что нечего продать; мы пропадём, если нам не помогут добрые люди.

 
«Если в лес с зарёй уйду я,
Ноги до колен сотру я», —
 

начала сопя Виолинка; ей ужасно нравились стихи Пробки.

 
«Вот так мука, вот так страх —
возвращаться на руках!» —
 

закончила Хитраска.

Все рассмеялись. Махая узкими крыльями и вереща, над головами друзей кружились ласточки.

– Смотрите, ласточки!

– Что же тут особенного?

– Раз есть ласточки, должны быть и дома.

Прибавив шагу и миновав огромные, сонно вздыхающие поля клевера, друзья остановились на холме. Перед путниками сверкала речушка, над ней шелестели раскидистые вербы. Дорога вела через мост и была перегорожена шлагбаумом, который кто-то украсил затейливыми лиловыми полосками. Чуть дальше виднелись зелёные домики городишка. Разрезая предвечернюю тишину, словно серебряная наковальня, звонил церковный колокол.

Звери перешли мост. Королевна не утерпела и бросила два камня в сонную воду.

Вскоре друзья разыскали трактир. Приоткрыв дверь, они услышали весёлое бульканье супа в кастрюлях. Мышибрат потянул носом.

– Здесь и заночуем. Поужинаем, а утром – ищи ветра в поле, – шепнул коту Пыпец. Но, прежде чем друзья положили котомку на скамью, к ним подбежал хозяин и, подозрительно оглядев их залатанную одежду и запылённые лица, грозно крикнул: «Хотя это харчевня третьего класса, но и она для вас слишком хороша!»

– Дайте нам минутку отдохнуть и чего-нибудь перекусить, – просила Хитраска.

– Денежки на стол или вон со двора! – закричал трактирщик, массивным животом подталкивая друзей к двери. – Коли вам нечем платить, так марш в трактир «Под ста клопами», но я заранее вас предупреждаю, что их там гораздо больше.

– Что теперь делать? – огорчённо спросил капрал Пыпец.

– Я голодна и хочу спать, – грустно и тихо жаловалась Виолинка.

Как раз в это время мимо проходил какой-то старичок. Его синие очки были подняты высоко на лоб, в широко открытых глазах отражалось ясное бледнеющее небо.

– Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? – спросил он.

Это был местный настройщик роялей и приходский органист Тимпан Звенящий. Он начал рыться в карманах и достал по очереди: табакерку, в которой ползала гусеница, два грязных клетчатых носовых платка, кусочек пилёного сахара, который старичок быстро спрятал, потому что это предназначалось для канарейки, как он тотчас же объяснил; три связки ключей, камертон, сломанную стамеску и перышко для смазывания оливковым маслом органных труб. По мере того, как росла эта куча, Тимпан Звенящий худел, и его можно было бы принять за сбежавшую с партитуры ноту, если бы не седые волосы, спадавшие на хрустящий резиновый воротничок.

– Надежды, пожалуй, нет, а я хотел с вами поделиться…

Но тут он нашёл дыру в кармане; исследовав направление и удостоверившись, что дыра соединяется с брюками, Тимпан снял ботинок, потом штопаный носок и с триумфом достал потёртый медяк.

– Это всё, – грустно объявил старичок. Медяк он вручил петуху, а самый чистый из платков – Хитраске. – У меня больше ничего нет, – печально насупился органист и, заложив руки за спину, собрался уйти.

– Дорогой господин Тимпан, – удерживал его Мышибрат.

– Дорогой маэстро Звенящий, – ухватился за полы его сюртука петух, – может быть, за какую-нибудь работу… Дров наколоть, воды принести?..

Тимпан замечтался, подняв глаза к небу. Но вдруг очки соскочили у него со лба и уселись на носу, вернув старичка к земным делам.

– Вероятно, вы могли бы что-нибудь продать… Есть тут один старьёвщик, вон там, – показал он, – где стучат огромные ножницы на ветру. Видите эту портновскую вывеску?

Органист сунул в карман платок и ключи. Он коснулся пальцем гусеницы в табакерке. Та покачала брюшком.

– Грози, мне, грози, – улыбнулся старик, закрывая крышечку. – Дальше действуйте сами, – бросил он друзьям, засмотревшись на драку воробьев, которые собрались в лозах дикого винограда, пышно разросшегося на глухой стене дома.

– Пойдём, попробуем что-нибудь продать.

И друзья побрели к портновской мастерской, где на вечернем ветру щёлкали ножницы, словно клюв хищной птицы.

Двери бесшумно отворились, на улицу высунулся мужчина с чёрной остренькой бородкой. На была старая жилетка; на шее – клеёнчатый сантиметр. Мужчина криво улыбнулся друзьям одной половиной рта, потому что в другую половину у него было засунуто несколько булавок. Потёртый сантиметр соскользнул с тонкой шеи и, обвивая руку, затрепетал в струе ветра.

– Меня зовут Лаокоон Фуляр, я – не обыкновенный портной. Не обыкновенный, – подчеркнул он, а сантиметр тем временем зашевелился, начал ползать по земле, измеряя утомлённые тени друзей.

– Может быть, вы купите куртку? – предложил петух, подталкивая Мышибрата, чтобы тот заслонил заходящее солнце, которое просвечивало сквозь продранные рукава. – Совсем новая вещь… – нахваливал он, бойко размахивая курткой.

– Это не для меня, – покачал головой портной, – но я купил бы кое-что у него, – и тут он указал на Мышибрата.

– Одежду, сапоги? – спросил удивлённый кот, глядя, как сантиметр ползает по тени около его ног и снимает точную мерку.

– Я купил бы тень, – криво улыбнувшись, процедил сквозь зубы портной. – Я хорошо заплачу!

– А зачем вам моя тень?

– Ведь я уже говорил, что я не обыкновенный портной. О, если кто-нибудь разбогатеет и пополнеет… Вы подумайте только! Идёт такой богач с брюхом, а тень у него еще со старых времён, худая да тощая, – просто срам. И тогда у таких, как вы, я покупаю тени, штопаю их, крою, перемётываю. Вы и без теней обойдётесь, а люди зажиточные, известные должны иметь достойные себя тени. И они имеют их благодаря моему волшебному портновскому искусству.

– Не продавай, – пискнула Виолинка, и тень прижалась к самым ногам девочки.

– Возьми мою, – предложил петух, – прямую солдатскую тень.

– У тебя слишком стара, а у лисички изношена по бокам; годится только твоя, славный кот! Ну, соглашаешься? Даю дукат золотом!

Мышибрат задрожал. Он почувствовал на себе вопросительные, тревожные взгляды друзей.

– Нет, Мышибрат, – шепнула Хитраска, – она была с тобой с самого рождения, всюду верно следовала за тобой, не отдавай Пусть лучше голод и ночлег в канаве…

– Сегодня выдержите, а завтра? – засмеялся портной. – Затягивая пояс потуже, не прибавишь сил. Вам предстоит долгий путь. Посмотрите, как вы измучены и слабы.

– Ничего нам не надо, не верь ему! Мы еще и не то выдержим, думай только о себе, Мышибрат, – пробовали улыбнуться Хитраска и Пыпец, но это были жалкие попытки. Мышибрат посмотрел на худую мордочку лисицы, на впалую грудь петуха, и сердце у него защемило.

– Бери! – крикнул он, отворачивая голову.

Лаокоон Фуляр встал на колени, разгладил тень ладонью и пришпилил несколькими булавками, потом свистнул. Сантиметр пополз вверх, оплетая бедро портного, и со вздохом облегчения исчез в кармане. Налетел порыв ветра, ножницы сами соскочили на землю и, алчно скрежеща, начали резать тень у ног Мышибрата. После чего они звонко звякнули и, сверкнув лезвиями, повисли над вывеской.

– Это хорошо, что ты решился сейчас, – в это время дня тень длиннее всего: она растёт перед закатом, выходя навстречу ночным теням. – Портной сунул дукат Мышибрату в лапку и пропал в тёмной внутренности мастерской, держа в руке свёрток более тонкий, чем рулон чёрного шёлка.

– Я самое несчастное из существ, – сетовал бедный кот, – у меня нет даже собственной тени… Впрочем, это чепуха, зато у вас будет хороший ужин и отдых.

– Дорогой друг, верный товарищ, заслужили ли мы такую жертву! – шептали взволнованные звери, обнимая и целуя Мышибрата.

Ярко светило заходящее солнце, когда друзья поднялись на ступеньки трактира. Виолинка внимательно посмотрела на Мышибрата: «Смотрите, – крикнула она, хлопая в ладоши, – смотрите и удивляйтесь!» И действительно, рядом с их длинными вытянутыми тенями на побелённую стену падала куцая и кривая тень Мышибрата, похожая на тень мыши.

Когда друзья ложились в эту ночь на перины и петух, шлёпая ночными туфлями, напевал колыбельную песню сыну, заточённому в яйце, никому из них в голову не пришло, что это была последняя ночь, которую они проведут вместе. Друзья говорили о многом и радовались тому, что Блаблация уже близко.

Чтобы скорее попасть туда, оставалось пройти через Скупицы, через пущи Столесья, а там и граница.

Хитрость цыгана

Рано утром окрылённые надеждой друзья двинулись в путь. На оставшиеся деньги они накупили запасов, которых им должно было хватить до постоялого двора Завтрака. Там они намеревались отдохнуть и подождать, пока появится король Цинамон с войском. Но в Скупицах их обступила толпа сорванцов.

 
«Кто бы видел?
Кто бы слышал?
Кот-котища
С тенью мыши!» —
 

дразнили они Мышибрата и бежали следом визгливой надоедливой стаей.

– Брысь! Камнем его! Сломайте ему ходули!

Засвистели камни.

Виолинка огрела ближайшего мальчишку палкой по уху, да так, что тот присел. Но остальных это не устрашило. Когда петух грозно прикрикнул на них, – поднялась суматоха, из хат сбежались крестьяне.

– Я узнаю их, – вопил Грошик, сняв с губ замок, – это приятсли тех негодяев, которые каждый год обворовывают нас!

– На дерево их! – заревела толпа.

Увидев верёвочную петлю, Мышибрат стал улепётывать, звери поспешили за ним.

Скряги упорно гнались за друзьями, размахивая палками. Только попав в лес, звери могли замедлить бег и отереть пот с мордочек.

– Я бы расправился с этим сбродом, если б не боялся за Виолинку, – сопел Мышибрат.

– За меня не беспокойся, я бы им устроила такую баню, что они помнили бы меня до самой смерти, – грозила королевна.

– Тихо, тихо, – умолял петух, прижимая крыло к тяжело бьющемуся сердцу.

– Боже мой, – крикнула Хитраска, – они оборвали у меня котомку! Пропали наши запасы…

– Хорош сюрприз, – простонал петух.

– А у этого сюрпризы в голове, тёмная птица, – обрушилась на петуха Виолинка.

– Я говорю «хорош сюрприз» в другом значении, – проворчал Пыпец, – в смысле «неприятность» – вот и всё…

– Тогда говори яснее!

– Не злись!

– Тихо! – крикнул капрал, прислушиваясь; ему показалось, что к ним приближается повторяемое деревьями громыхание какой-то повозки. В этих лесах трудно было надеяться на приятную встречу.

– В довершение ко всему, кажется, цыган, – а? – покрутила носом Хитраска.

– Были цветочки, а теперь – ягодки, – мяукнул Мышибрат.

– А у этого ягодки на уме! Я и без того есть хочу, как собака!

– Скажи, – обратился кот к капралу, – что она ко мне прицепилась?

– Постыдитесь, перестаньте ссориться!

– Хитраска! Виолинку за руку и скорей на опушку. Я пойду впереди, а Мышибрат – в арьергарде! Слышите, как забеспокоились птицы, – будьте начеку!

– Боже мой! Такая утрата, что мы будем теперь есть?

– Чего ты ноешь? Какая там утрата! Виолинку мы не потеряли, у меня целы рожок и яйцо. И Мышибрат с нами.

– Действительно, друзья, когда я в вашей компании, мне ничего не нужно больше, чтобы чувствовать себя счастливым. Хоть мы иногда и ссоримся, но я бы душу за вас отдал, – мурлыкнул кот, ступая по мягкому мху.

Сделав несколько шагов, друзья увидели на придорожном камне маленького мальчика в красном беретике; он горько плакал.

– Что с тобой случилось, малыш? – спросила Виолинка, привстав на цыпочки и расправив внушительным жестом бородку.

– Страшное несчастье, – зарыдал мальчуган, – страшное несчастье!

– А кто ты такой?

– Я Красная Шапочка, и час тому назад волк проглотил мою бабушку. Спит этот волк неподалёку отсюда, и, если у вас есть перочинный нож, мы распорем ему брюхо, бабушка выйдет оттуда – и будет в порядке. Пойдёмте скорее!

– Пыпец, Мышибрат, нужно спасти бабушку!

– Я кое-что слышал об этой истории. Хотя никогда не думал, что мы столкнёмся с этим делом вплотную. Но послушайте! Ведь Красная Шапочка была маленькой девочкой!

– Девочкой? – удивился малыш. – А мне папа говорил, что это был мальчик.

– А где твой папа? Ты можешь его позвать? Он, наверное, не побоится этого волка?

– Мой папа ничего не боится!

– Не может быть, – притворно удивилась Хитраска.

– Он расправляется с самыми страшными зверями… Эх, если бы вы видели его блох! – начал горячиться мальчонка.

– А может быть, мы всё-таки его знаем? – расспрашивала Хитраска.

– Откуда же? – прошептал мальчик, опустив глаза и покраснев.

– Слушай-ка, твой папа – такой маленький человечек, с головой, гладкой как яйцо?

– Ну что вы? Косая сажень в плечах, борода и усы по пояс!

– Бежим, братья, это цыган Нагнёток!

– Держи их, Кляпон, каналья, лоботряс, бездельник, – заорал цыган, выбегая из орешника, – он лежал там, укрывшись под зонтиком папоротника.

Но наши друзья уже ринулись в лес и скрылись в зарослях. Тяжело дыша, они бежали едва заметными тропами, по которым лесные звери ходят на водопой к реке Кошмарке, через болото Утопленника.

Издалека к ним донёсся громкий плач Кляпона.

– Ты что же это, родной сын, даже врать не умеешь?! Разве вырастет из тебя порядочный мошенник? – тряс Нагнёток мальчишку, схватив его за горло.

Сняв с пояса ремень, он стал лупцевать сына. И долго потом сороки, летающие над верхушками деревьев, злорадно стрекотали:

 
«Наш Нагнёток бил мальчишку,
бил мальчишку,
чик!
А мальчишка плакал громко,
плакал громко,
хнык!»
 

На берегах Кошмарки

Над лесом нависла душная гнетущая тишина полудня. Нагретая хвоя источала дурманящий запах; рябины на полянах примеряли коралловые бусы, а лесные орехи были полны мягкой и терпкой ваты.

– Мне уже надоело слоняться по этим дебрям, – расплакалась Виолинка. – Если бы вы знали, как мне хочется пить!

– Мне кажется, где-то шумит вода, – шепнула Хитраска, прислушиваясь.

– Это не вода, это лес…

– Пройдём немного и увидим, – подбадривал друзей петух.

Сам он шёл, тяжело волоча ноги. За дни скитаний капрал сильно постарел и похудел, как щепка. Он часто отдыхал и, наклонив голову, круглым глазом всматривался в пустое небо, посыпанное серебряным пеплом.

Мяучура, высунув розовый язык, тяжело дышал.

– У меня отваливаются ноги, – ныла королевна, – понесите меня, хоть немного. Разве у вас не найдётся сил для меня, для Виолинки?

– У этого ребёнка каменное сердце, – шумели деревья, видя, как трое друзей, сплетя лапки и крылья, шатаясь от усталости, несли тяжёлую ношу по извилистым тропинкам.

Так друзья дошли до того места, где среди дикой чаши, поросшей конским щавелём, осокой, аиром и седой мятой, струит свои зелёные воды таинственная река Кошмарка.

Звери положили королевну под деревом. Ослабевший петух прислонил голову к стволу и стоял так, прикрыв глаза. Виолинка легла на спину и принялась срывать травинки; она жадно жевала их и тут же выплёвывала. Вдруг королевна начала бить пятками по земле:

– Я хочу есть! – запищала девчонка. – Из-за вас я умру с голоду…

– Не пожалел бы для тебя собственной крови, – шепнул петух.

– Она и вправду голодна, – мяукнул Мышибрат.

– Успокойся, детка, – гладила спутанные волосы Хитраска. Но Виолинка с силой отстранила зверей и крикнула: «Вместо того, чтобы стонать надо мной, ищите чего-нибудь для меня, бегайте, вынюхивайте… Ну, чего вы ждёте!?»

По щекам Хитраски скатились две слезы и упали на ручку королевны. И – о чудо! – там, куда капнула слеза, кожа побелела и выступило светлое пятнышко.

– Я хорошею, глядите! – крикнула королевна. – Ах, если бы я могла, я бы тебя била, била… А потом выкупалась в твоих слезах и освободилась, наконец, от чар цыгана.

– О ужас! – прошептал Мышибрат, закрыв лапками уши. – Я не в силах тебя слушать.

Из-за деревьев показалась странная фигура. Это был худой и высокий старик в соломенной шляпе. Длинный сюртук табачного цвета и узенькие брючки делали его похожим на старый пень. Изо всех его карманов торчали стебли растений; множество трав высовывалось из высокой зелёной банки, которую он прицепил к поясу.

– Как ваше здоровье, путники? – приветливо спросил пришелец.

– Добрый день, – ответили оторопевшие звери.

– Не бойтесь меня; я изучаю загадки вечной природы, открываю тайны растений. Пойдёмте, здесь неподалёку моя мастерская.

И тут друзья увидели домик из толстых брёвен, прилепившийся к скале, словно ласточкино гнездо. Из расщелины, хихикая, струился ручеёк. Шелестели сребролистые тополя. А вдали журчала и манила в болота подёрнутая мглой таинственная река Кошмарка.

Около домика на узких грядах, подступая к самому порогу, росли хвощи, шалфей, ромашки. Казалось, что они сбежались со всего леса, чтобы как можно скорее открыть свои секреты.

Прежде чем ботаник дотронулся до ручки, дверь сама открылась и изнутри пахнуло ароматом лугов. Это были уже не запахи, а голоса тимьяна, мяты. В благоуханном цветочном разговоре слышались тихие вздохи лесных фиалок, красного корня и аира. Всем казалось, что они вошли в тот мир, который был знаком им с детства, но лишь сегодня он стал им понятен и заговорил с ними ласковым языком.

– Добрые растения сами рассказывают мне, какие лекарства можно из них готовить. Хуже с ядовитыми травами, – хозяин показал на огромные серые листы бумаги; на них в беспамятстве распластались прикованные серебряными ленточками растения. Они выдавали тайну своих ядов лишь с последним одурманивающим вздохом. – Не подходите к ним! Они всегда стремятся навредить человеку; но если уметь с ними обращаться, то и они приносят пользу.

В углу комнаты, на большой плите, стояли бесчисленные реторты и стеклянные бутыли, над плитой висел большой кожаный колпак. В колбах поблёскивали разноцветные жидкости. Пучки сушеных трав висели под потолком. На полке лежали похожие на стиснутые кулаки цветочные луковицы.

– Садитесь, – старичок подвинул гостям табуретки, разломил калач и в чашу с родниковой водой налил несколько капель из зелёной бутылочки. – Пейте смело, это вас подбодрит!

Друзья попробовали. Напиток освежил их, словно берёзовый сок в марте. Видя, как жадно друзья едят и с каким любопытством осматриваются, биолог начал рассказывать: «Не одну ночь я провёл над опытами, прежде чем собрал эту коллекцию, – он показал рукой на бутылки и баночки. – Меня называют Белокнижником, потому что легче поверить в чары, чем в разум, который открывает тайны природы. Смотрите, что я умею!»

Он взял в руки колбу с надписью «Розарий»; в ней, на самом донышке, виднелась горсть чёрного порошка.

Учёный подул из меха на покрытые пеплом угли, подбросил несколько смолистых щепок и поставил банку на огонь.

Изумлённые звери следили за тем, как порошок начал кипеть, расширяться, и вдруг за стеклом густо расцвели розы, их чашечки напирали друг на друга, раскрывая атласные лепестка, и сладкое благоухание просочилось через пробку в комнату.

Но вот учёный снял с огня колбу, лепестки стали вянуть, морщиться, чернеть, пока, наконец, на дне колбы не осталась горсть звенящего порошка.

– Маэстро, – воскликнул петух, – избавь от чар королевну!

Старичок посмотрел из-под нахмуренных бровей на Виолинку.

– Стоит ли ей помогать, – подумайте; у каждого из вас есть свои заботы, вы так несчастны, а в зельях скрыта сила, которая может многое изменить!

«Ох, – подумала Хитраска о своей грустной доле, – мне уже надоело учить чужих детей, этих несносных сорванцов; я так бы хотела стать хозяйкой постоялого двора! Весь день я проводила бы в сверкающей медной посудой кухне и в кладовой, уставленной банками и мешками. Нет, – пробудилась она от мечтаний, – для себя я ничего не хочу, только бы излечить от чар эту малютку».

Учёный-ботаник улыбнулся мыслям.

– А ты чего бы хотел?

Петух провёл крылом по седеющему гребню.

– Я тоже прошу за Виолинку, – сказал он, прижимая девочку к груди.

– И я, – мяукнул Мышибрат, но, когда учёный посмотрел ему в глаза, он начал быстро сметать крошки и изо всех сил сжал губы, боясь, что расплачется и знаменитый ботаник прочтёт в его глазах весь позор проданной тени.

– Ну, а теперь посмотрим, что вам принесёт будущее, какая вас ожидает судьба…

Взяв плоскую серебряную чашу, ботаник налил в родниковой воды. Потом закрыл окна. В комнате стало темно, лишь несколько лучей пробивалось в щели между брёвнами да янтарные от смолы ветви искрились, точно золотистые зрачки волшебницы.

Четыре курительные свечи источали тонкие дымки, образуя в воздухе туманный занавес.

– Подойдите поближе!

Звери наклонились над водой; учёный ореховой веткой разгонял дым. Две мордочки, клюв и личико девочки, тесно прижатые друг к другу, отразились, как в зеркале.

Кругом стояла тишина, порой вздыхали только какие-то травы и верещали ласточки над крышей.

Сначала ничего не было видно, кроме голубоватого тумана и серебристого поблёскивания воды, но, чем шире друзья открывали глаза, тем быстрее росло и увеличивалось пространство, пока, наконец, чаша не стала окном, через которое они выглядывали, полные желания узнать будущее.

С левой стороны виднелись ворота, сплетённые из молодых зелёных побегов.

Из-за этих ворот показались дети.

Это были розовые малютки, совсем крохотные. На ходу они постепенно одевались в платьица и бежали, толкая перед собой разноцветные обручи, гоняясь за мячами; жеребята на длинных негнущихся ногах; ежи, похожие на клубки; лисенята; едва оперившиеся, желтоклювые птенцы неслись, окружённые облаком стрекоз и мотыльков. Внизу колыхалась волна трав, нехоженых, цветущих, зелёных. Вся стайка так быстро мчалась, что с трудом можно было разобраться в этой весенней суматохе. Но продолжалось лишь мгновение. Девочки становились девушками, у мальчиков отрастали усы и бороды, они старели, толстели, горбились и с жестом облегчения пропадали за другими воротами, сплетёнными из мака и жёлтых листьев.

– Вы видите меня? – воскликнул капрал Пыпец. И все различили бойкого петушка, гарцующего на деревянной лошадке. Неожиданно конь преобразился; он был уже настоящим скакуном, а петух – ветераном Блаблацкой войны. Прежде чем он исчез в маковых воротах, друзьям показалось, что он блеснул неподвижным крылом, подобно статуе, которую отливают из бронзы.

– Слава ждёт тебя, капрал, – прошептал учёный.

– Хитраска, – пискнула Виолинка. Лисица с розовым бантом на хвосте бежала, покачивая ранцем с книжками. Ни чего не было слышно, но по весёлой мордочке все догадались, – плутовка что-то весело напевает. Вдруг ноги стали заплетаться в длинной юбке, – она подрастала. Нос вытянулся и заострился. Уверенным шагом дошла Хитраска до противоположных ворот, изящно переступила порог и исчезла.

– Мышибрат, Мышибрат, – шепнул петух. В толпе статных юношей промелькнул кот.

Цветы увядали, и наливались соком плоды. Кот, раскинувшись в богатой бричке и закрутив седой ус, въехал в маковые ворота.

– Обоим вам улыбнётся судьба, жить будете в достатке, без забот, – объяснял учёный.

– А это я, это я! – заверещала Виолинка. В толпе детей появилась золотокудрая девочка. – Смотрите, какая я хорошенькая! – восхищалась собой королевна.

Она хотела показать на себя пальцем и коснулась зеркала воды. Пошли круги – и видение пропало.

Над головами сгустился дым.

– Ну, – крякнул мудрый отшельник, – конец забавам! А знаете ли вы, как называется это зеркало?.. Воображение!

Друзья стояли с широко открытыми глазами. Чаша была обычной серебряной миской, а вода – водой. На столе догорали курительные свечи. У всех кружились головы.

– Что это было? – спросила Виолинка.

– Ворота слева – ворота рождения, ворота справа, где все исчезали, – ворота смерти, или ворота макового сна.

– А в середине мы видели всю нашу жизнь! – воскликнул петух.

– Жизнь, – улыбнулся учёный, – жизнь, которую создаёт наша воля и терпеливый труд… Однако пора вам помочь.

Из нескольких пузырьков он слил в один стакан какие-то настои. Жидкость запенилась. Ботаник подал стакан королевне.

– Выпей это, – сказал он, – не бойся.

– А я от этого похорошею? – начала препираться Виолинка. – И моя кожа побелеет?

– Не разговаривай, пей! Сначала нужно подумать об отравленном сердце, а потом можно позаботиться и о красоте.

Виолинка выпила.

Неожиданно с груди сошла тяжесть, она вспомнила свои прежние капризы, те минуты, когда она была несносной и неблагодарной. Потом девочка подумала о терпении и доброте своих спутников. Пробуждённое сердце заболело. Из-под густых ресниц на смуглые щёки брызнули слёзы. Яд чернокнижника улетучивался. Девочка почувствовала, что в ней наступает перемена. Виолинка вновь стала доброй.

– Спасибо тебе, – прошептала она, прижимаясь влажным от слёз личиком к жилистой руке учёного.

– А теперь мы покончим с этим маскарадом. – Он провёл лезвием аирового меча по бороде, словно сбривая И – о новое чудо! – золотистые завитки опали, но, прежде чем они коснулись земли, влетевшие в открытую дверь ласточки схватили их в клювы. Они уносили этот пух, чтобы выстлать им гнёзда. Королевна стояла, открыв рот от изумления, слёзы, внезапно высохли.

– А когда я похорошею, – спросила она, – папа узнает меня?

– Это уже от тебя зависит. Я пробудил твоё омертвевшее от чар сердце; оно тебе подскажет остальное.

– Ты наш спаситель; я не знаю, как тебя и благодарить, – начал петух, но ботаник только махнул рукой, прервав его речь.

– Не меня благодарите, а эти мудрые растения, поведавшие мне свои тайны.

Несколько ласточек, посвистывая, ворвались через открытые двери и уселись на стропилах под потолком.

– Мышибрат, – вдруг заговорил мудрец, – мы сейчас прогоним твои заботы, – я вижу, они не дают тебе покоя. Смотри, – и он снял висевшую на стене скалку. Потом учёный опустился на пол и схватил лоскуток тени, это смехотворное подобие мыши, начал растягивать и разминать Натёртая косматыми листьями коровяка, тень вытягивалась и росла. Она уже была такой, как прежде, но ботаник не прекращал своей работы.

Петух, наклонив голову, в изумлении следил за ним. Виолинка взвизгивала от восхищения. Отшельник поймал несколько солнечных лучей и вплёл в эту новую огромную тень золотую ленту. Вздыбив шерсть, Мышибрат смотрел, как с каждым движением его тела по стене передвигается полосатая тень тигра.

– Ну, что? Теперь ты доволен? – улыбнулся ему ботаник, выпустив из кулака остаток пойманных лучей.

– Ты самый великий в мире учёный, – мяукнул Мышибрат и подпрыгнул от радости. Его полосатая тень бесшумно изгибалась по стене, пугая щебечущих ласточек.

– Я покажу вам кратчайшую дорогу до границы. Вам пора в путь.

– Мы не проберёмся через чащу, – прошептала Виолинка: – ежевика так царапается!..

– Не бойтесь… Смотрите, вот здесь проходит тропинка, – и ботаник указал на открывшийся вдруг между стенами бора просвет. Под сводами деревьев было темно и сыро, но далеко-далеко друзья увидели белую ленту дороги и плывущие в солнечном небе облака.

– О, да ведь тут легко пройти! – крикнула Хитраска.

– Спасибо тебе за исцеление, спасибо за доброту и ласку, – звери крепко жали ему руки.

– Идите спокойно.

Хотя некоторое время учёный неподвижно стоял, глядя им вслед, его фигура расплывалась и исчезала, тая среди деревьев. В последний раз блеснул берёстой седой волос и сверкнули голубизной глаза, словно смеющийся в зелени родник. Когда друзья прошли еще немного, они увидели, что лес закрывается за ними, точно книга. Просвет смыкался, в гуще ветвей пел птичий хор, травы струили пьянящий запах.

Друзей охватила необыкновенная радость. Вместе с лучами дневного солнца их сердца наполнили покой и вера в быстрый конец тяжёлых странствий. При взгляде на Виолинку, такую же некрасивую, как и прежде, но же изменившуюся и полную какой-то внутренней прелести, глаза взволнованного петуха подёрнулись влагой, он схватил рожок и начал играть старые военные песни. Изумлённые деревья зашумели, а птицы только посвистывали от удивления. Петуху подпевали его друзья, и среди их весёлых голосов особенно выделялся дискант Хитраски: